Асьенда «Райское яблоко», притаившаяся на склоне невысокого, пронизанного покоем живописного холма, с трех сторон была окружена девственными лесами, поражавшими буйством ярко-зеленого цвета и обилием дичи. К западу от нее, насколько хватало глаз, тянулась широкая и плоская равнина, на сочных травах которой паслись тысячи, а может быть, десятки тысяч голов крупного рогатого скота; с севера на юг равнину пересекала извилистая река, получившая от испанцев имя Святой Марты.

Хозяин асьенды, дон Антонио Бенавидес, облюбовал эти глухие, малозаселенные места лет за десять до описываемых здесь событий, решив устроить в устье упомянутой реки тайную стоянку для своих судов, специализировавшихся на перевозках контрабандных грузов. Со временем он построил на левом берегу реки, примерно в двух лигах от побережья, добротный двухэтажный дом с красивым внутренним двориком, конюшню, кузню, сапожную мастерскую, бараки для слуг и рабов и обширный корраль. Когда работы, связанные с обустройством асьенды, были завершены, сюда из Баямо перебралось все семейство дона Антонио: донья Исабель — жена Бенавидеса, и двое детей — Мигель и Глория. Донья Исабель была женщиной скромной, безыскусной и общительной. Добрая католичка, во всем стремившаяся руководствоваться божьими заповедями и здравым смыслом, она, тем не менее, питала необъяснимую слабость к суевериям, фантастическим историям и сверхъестественным ужасам. Дочь ее, шестнадцатилетняя Глория, унаследовавшая от отца прямолинейность и шаловливый темперамент, а от матери — приятные черты лица и тонкую восприимчивость, отличалась от своих сверстниц излишней доверчивостью к людям и романтической мечтательностью. Последнее обстоятельство указывало на то, что она была не слишком хорошо подготовлена к самостоятельной жизни и не могла найти свое место в окружавшем ее нелепом, суетном и жестоком мире.

Дни на асьенде протекали довольно однообразно, пока в первых числах июня 1664 года здесь не произошли события, имевшие для ее обитателей роковые последствия. В одну из пятниц (а может, это был вторник), когда полуденная жара сделалась совершенно нестерпимой, на востоке вдруг появилась огромная гряда кучевых облаков. Горизонт начал быстро чернеть, густой мрак пауком пополз вверх и вскоре заслонил собой солнце. Тени расплылись, над лесом и саванной пронеслись сильные порывы холодного ветра, затем с наветренной стороны послышался страшный рев, вспыхнула ослепительно-яркая молния, и, сопровождаемые раскатами грома, на землю хлынули потоки дождя. В то время как слуги, подгоняемые криками и хлыстом управляющего асьендой Хуана Карраско, бросились закрывать ставни окон и двери, обитатели особняка собрались в большом зале. Кто-то из домашних рабов принес свечи, и их мерцающий свет выхватил из темноты напряженные, взволнованные лица господ — дона Антонио, его жены, дочери и гостившего в имении соседа Бенавидесов дона Энрике де Беррео.

Дон Энрике был молодым человеком девятнадцати лет от роду. Асьенда его отца, дона Хуана де Беррео, находилась в десяти лигах к северо-западу от «Райского яблока», что само по себе способствовало установлению не только соседских, но и дружеских отношений между двумя семействами. У дона Энрике было бледное худощавое лицо с высоким лбом, обрамленным черными кудрями, и добрыми карими глазами. Получив хорошее домашнее воспитание и образование (учителей к нему выписывали из Санто-Доминго и даже из Мехико), молодой идальго обожал изысканные платья и блюда, длинные витиеватые речи, красиво иллюстрированные книги и долгие прогулки на лоне природы. Во время одной из таких прогулок он и познакомился с Глорией Бенавидес. Когда взгляды их встретились, молодые люди почувствовали, что больше не смогут жить друг без друга. Они были счастливы и не стали скрывать своих чувств от родителей, а те, в свою очередь, не стали скрывать, что рады за них и готовы благословить их союз. С тех пор дон Энрике стал частым гостем в доме Бенавидесов; он подружился с доном Мигелем и даже несколько раз предпринимал вместе с ним опасные плавания в Мексиканский залив, заходя по торговым делам в Кампече и Веракрус. Правда, предпринимательская деятельность, которой с таким самозабвением отдавали все свое время его родной отец, а также отец и старший брат его невесты, представлялась ему занятием не слишком интересным. Он, скорее, предпочел бы стать странствующим рыцарем или нищенствующим монахом, но не купцом. И в этом не было ничего странного. Дед дона Энрике, прославленный рыцарь Мальтийского ордена дон Франсиско де Беррео, всю жизнь провел в дальних военных походах. Рассказы о его подвигах в Северной Африке и на просторах Средиземного моря с детских лет пленяли воображение юного Беррео, который чрезвычайно гордился своим героическим дедом и в тайне мечтал пойти по его стопам. Но шли годы, он повзрослел и возмужал, а его романтические мечты так и остались мечтами. Поэтому молодой, полный сил и смутных замыслов дон Энрике вынужден был прозябать вдали от очагов цивилизаций, в тихом захолустном имении, находя отраду лишь в чтении, прогулках и частых визитах к Бенавидесам.

— Боже, какая ужасная гроза, — едва шевеля побелевшими губами, прошептала донья Исабель.

Чтобы унять неприятную дрожь в теле, она крепко сцепила тонкие пальцы рук и прижала их к груди.

— Ничего страшного, мама, — попыталась успокоить ее Глория. — Мало ли бурь пронеслось над нашим домом? Просто начался сезон дождей… Правда, папа, эта буря вовсе не опасна?

— Правда, — коротко ответил дон Антонио, задумчиво барабаня пальцами по столу.

— Я опасаюсь не за нас, дочка, — тяжело переведя дыхание, пояснила донья Исабель. — Вспомни о том, кого нет сейчас рядом с нами, — о твоем брате.

— Мигель — опытный моряк, — промолвил дон Антонио.

По тону его голоса — резкому и достаточно твердому — можно было понять, что он не сомневался в способности сына выйти целым и невредимым из любой передряги.

— Да и пилот у него — выдающийся мореход, — добавил дон Энрике. — Вместе они наверняка найдут способ уберечь себя и судно от неистовства шторма. К тому же, наш господь Иисус Христос и пресвятая дева Мария, его родительница, не оставят достойного дона Мигеля и всех прочих честных испанцев, пустившихся с ним в плавание, без своего высочайшего покровительства и своей защиты.

— О, я верю, что так оно и будет! — воскликнула Глория.

— А я буду молиться за то, чтобы так оно и было, — сказала донья Исабель.

Вызвав черную служанку, она попросила ее взять свечу и вскоре покинула зал, поднявшись к себе наверх, в опочивальню. Те, кто остался в зале, продолжали обмениваться короткими, ничего не значащими фразами, прислушиваясь к шуму дождя, раскатам грома и завываниям ветра, доносившимся из-за плотно закрытых ставней.

— Надеюсь, буря скоро уляжется, — заметил дон Энрике, не сводя пристальных карих глаз с Глории.

— Да, — рассеянно отозвалась девушка.

— Если она утихнет до четырех часов, — продолжал молодой Беррео, — я, пожалуй, велю оседать своего гнедого. К восьми вернусь домой.

— Куда вы спешите, Энрике? — удивился дон Антонио. — Переночуете у нас, а утром, позавтракав, вернетесь к родному очагу.

— Конечно, Энрике, — кивнула Глория. — Что за спешка?

Молодой человек пожал плечами.

— Что ж, если мое присутствие вас не стесняет, я с удовольствием останусь в вашем доме до завтра.

Неожиданно в дверь громко постучали.

— Кто там? — отрывисто спросил дон Антонио.

Дверь со скрипом приоткрылась, и в образовавшемся проеме появилось широкое, с мясистым носом, лицо управляющего асьендой.

— Это я, сеньор, — пробормотал Хуан Карраско. — Извините, что побеспокоил. Но тут такое дело…

— Короче, Хуан! — Во всей фигуре хозяина «Райского яблока» чувствовалось нетерпение.

Управляющий отер рукавом обе щеки, на которых поблескивали капли дождя, и угрюмо закончил:

— Только что вернулся Себастьян.

Выпуклый лоб дона Антонио покрылся густой сетью морщин.

— Мулат?

— Да, сеньор.

— Один?

Карраско утвердительно кивнул.

— Привести его сюда или…

— Нет, отведи его в мой кабинет, — нахмурился дон Антонио. — Я буду там.

Спустя несколько минут мулат предстал перед хозяином. Его мокрая потрепанная одежда была вся в грязи, руки и осунувшееся лицо исцарапаны до крови, а в спутавшихся волосах застряли полусгнившие листья и прочий лесной мусор. Переминаясь с ноги на ногу, он тупо смотрел куда-то в пол, не имея духа поднять глаза и встретиться взглядом с Бенавидесом-старшим.

— Ну? — Дон Антонио пристально смотрел на мулата.

— Плохие новости, сеньор, — выдохнул Себастьян.

— Я это понял по твоему похоронному виду. Выкладывай, что произошло.

— Сеньор, я принес вам письмо от дона Мигеля, вашего сына. Прочтите его — и вы все поймете.

Себастьян извлек из тыквенного сосуда, прикрепленного к поясу, свернутый в трубочку лист писчей бумаги. Дон Антонио нетерпеливо вырвал письмо из рук мулата, подошел к стоявшей на столе свече и, сгорбившись, углубился в чтение. В глазах его появился лихорадочный блеск. Облизнув пересохшие губы, он горько усмехнулся, потом скомкал письмо и исподлобья взглянул на слугу.

— Где это произошло?

— На Москитовом острове, сеньор. В бухте Игуаны.

— Почему вы пошли туда, а не к устью Рио-Веласкес?

— Не знаю, сеньор. Так решил дон Мигель.

— Какими силами располагают пираты?

— Их там не меньше двух дюжин, сеньор, — Себастьян задумчиво почесал подбородок. — Точнее затрудняюсь ответить.

Бенавидес зло сощурился, пытаясь разгадать подоплеку случившегося, потом стукнул кулаком по столу и с жаром воскликнул:

— В море полно неожиданностей, но, чует мое сердце, ту что-то не так! «Санта Барбара» попала в западню, ее там поджидали.

— Вы правы, сеньор, — подтвердил догадку хозяина мулат. — Люди, которые нас захватили, пришли к Москитовому острову с Ямайки. Они заранее знали, что дон Мигель явится в те места с крупной суммой денег.

— Знали заранее? Хм, по крайней мере, теперь мне все ясно, — медленно процедил дон Антонио.

За окном, перекрывая шум штормового ветра, раздался чудовищной силы раскат грома. Себастьян вздрогнул и поспешно перекрестился. Бенавидес нервным жестом развернул скомканное письмо и еще раз перечитал его.

— Они требуют выкуп, — наконец, промолвил он. — Однако не указывают, каким образом, кто и куда должен будет его доставить.

— Об этом они сообщат дополнительно, сеньор. Сейчас от вас требуется лишь одно — подтвердить, что вы согласны уплатить им требуемую сумму. Ответ я должен передать им завтра не позднее полудня.

— Где находятся эти мерзавцы?

В устье Санта-Марты, сеньор. В качестве лоцмана они использовали Родриго Хименеса.

«Карамба! — подумал дон Антонио. — Их присутствие вблизи асьенды чревато последствиями, предсказать которые невозможно. Надо немедленно вооружить людей и выставить дозоры…»

Вызвав Хуана Карраско, хозяин «Райского яблока» сбивчиво пересказал ему то, что услышал от мулата.

— М-да, — гнусаво протянул управляющий, — эта новость, дон Антонио, похуже нынешней погоды, хотя, бог свидетель, такой скверной погоды, как сегодня, я на своем веку еще не видывал. Какие будут указания?

— Вот тебе ключ от оружейной комнаты. Выдай пики, шпаги, мушкеты, свинец и порох надсмотрщикам, кузнецу, сапожнику и прочим слугам и организуй круглосуточную охрану асьенды. Объясни людям, что за свое усердие они получат хорошее вознаграждение. Распорядись также, чтобы в ближайшие дни никто из них не покидал территорию асьенды без моего ведома — в лесу и в саванне могут находиться непрошенные гости.

Отпустив Карраско, дон Антонио вместе с мулатом вернулся в большой зал, где его с нетерпением ожидали Глория и дон Энрике де Беррео.

— Что случилось, папа? — Глория устремилась к отцу, едва его фигура замаячила в дверном проеме. — Где Мигель? Что с ним?

— Спокойно, дочка. Твой брат жив.

— Жив? — Девушка в растерянности застыла на месте.

— Да. Но с ним приключилось несчастье.

— Пресвятая дева! Я чувствовала, что с Мигелем что-то произошло. Вчера мне приснилось, будто…

— Погоди, Глория! — перебил девушку дон Энрике. — Пусть говорит твой отец.

— Мигель попал в плен к пиратам, — хрипло сказал дон Антонио. — Его могли убить, как были безжалостно убиты почти все наши люди, находившиеся на борту «Санта Барбары». Однако, хвала Всевышнему, ему была дарована жизнь. Разбойники приняли во внимание то обстоятельство, что их пленник — человек большой отваги и хорошего рода, и поэтому они решили обращаться с ним так, как того требуют его положение и достоинство. Себастьян принес письмо, написанное Мигелем. В нем содержится призыв о помощи. — Бенавидес-отец вздохнул и, заметив возле себя стул, тяжело опустился на него. — Для освобождения моего сына нужно в кратчайший срок внести огромный выкуп — десять тысяч.

— Песо?! — изумленно приподнял брови дон Энрике.

— Да.

— А у нас есть такие деньги? — с сомнением в голосе спросила Глория.

— Здесь, в «Райском яблоке», нет, — ответил дон Антонио. — Да и в Баямо… Разве что обратиться за помощью к моему кузену и компаньону, высокочтимому падре Игнасио.

— У меня имеются кое-какие сбережения, — осмелился вмешаться в семейный разговор дон Энрике. — Правда, сумма эта довольно скромная: что-то около тысячи…

— Спасибо, Энрике, вы благородный человек, — пробормотал дон Антонио. — Но тысяча песо — это, к сожалению, капля в море. Я располагаю пятью тысячами, а недостающую сумму денег мы достанем в Баямо. Глория… Будь добра, поднимись к матери и постарайся сообщить ей о случившемся так, чтобы ее бедное сердце не разорвалось от горя на части. А я пока напишу письмо кузену и ответ пиратам.

Прошло два часа с тех пор, как Себастьян доставил в дом Бенавидесов тревожное известие. Буря утихла, но мелкий густой дождь продолжал падать на погруженные в темноту асьенду, лес и саванну. Время от времени небо озаряли яркие вспышки молний и слышно было, как из стороны в сторону перекатываются глухие раскаты грома.

Запечатав письмо, адресованное кузену, дон Антонио подошел к дону Энрике де Беррео.

— Энрике, мне некого послать в Баямо, кроме вас. Утром Пепе оседлает Эмира — он немного норовистый, но зато самый выносливый и быстрый конь в нашей конюшне. За три дня вы должны добраться до места назначения и передать это письмо падре Игнасио. Он знает, где можно взять пять тысяч песо. О том, что произошло с Мигелем, никому, кроме падре, не рассказывайте. Я не хочу, чтобы посторонние… разумеется, к вам, Энрике, это не относится… совали нос в дела нашей семьи.

— Я все сделаю, как надо, — заверил Бенавидеса дон Энрике.

— Из Баямо сразу же скачите обратно. Через шесть дней вы должны быть здесь с деньгами.

— А вдруг разбойники не согласятся ждать столько времени — что тогда? — тихо спросила Глория.

Дон Антонио сдвинул брови и жестко ответил:

— Десять тысяч стоят того, чтобы немного подождать. Я написал их предводителю записку, в которой даю свое согласие уплатить выкуп за жизнь Мигеля и прошу дать мне шесть дней на сбор требуемой суммы. На рассвете Себастьян отнесет мой ответ пиратам, а к вечеру, я надеюсь, мы узнаем об их решении.

Утро следующего дня выдалось, как по заказу, ясным и безветренным. Буря унеслась на запад. Туман, опустившийся ночью на землю, под лучами восходящего солнца начал клубиться и лениво растекаться, теряя свою плотность и снежную белизну. Примерно в половине шестого из ворот асьенды выехал всадник. Придержав горячего скакуна, он осмотрелся по сторонам и прислушался. Кругом было тихо, лишь в ближайшей пальмовой рощице время от времени вскрикивала какая-то птица.

«С богом!» — сказал сам себе дон Энрике и слегка вонзил шпоры в округлые бока Эмира. Этого оказалось достаточно, чтобы конь с места взял в галоп.

Быстро спустившись с возвышенности в заболоченную низину, дон Энрике на полном скаку переправился через небольшой ручей, русло которого было устлано черными водорослями, и, обогнув полосу колючего кустарника, скрылся в чаще тропического леса.

Спустя полчаса асьенду «Райское яблоко» покинул еще один человек. Это был мулат Себастьян. В отличие от сеньора Беррео, ускакавшего в восточном направлении, он двинулся на юг, в сторону карибского побережья.

Прохладные утренние часы постепенно сменились удушливой жарой, земля нагрелась, и воздух, насыщенный испарениями, стал влажным и липким. Приблизившись к сплошной темно-зеленой стене джунглей, мулат отыскал еле приметную тропку, петлявшую между корнями деревьев, и вооружился увесистой палкой — вполне надежным средством защиты от ядовитых змей, скорпионов и «виуда негрa» — черного паука с шелковистым туловищем, укус которого мог привести к летальному исходу. Затем, ступая то по мягкому ковру из гниющих листьев, то по чавкающей коричневой глине, он с мрачным видом углубился в заросли хукаро.

Чем дальше Себастьян удалялся от асьенды и чем ближе было побережье Карибского моря, тем чаще ноги его проваливались в ямы, наполненные зловонной болотной жижей. На смену хукаро вскоре пришли густые заросли яны и мангров, в просветах между деревьями появились тучи москитов, где-то впереди заквакали лягушки. Все указывало на близость береговых болот.

Свернув на юго-запад, мулат через сорок минут выбрался из лесу на левый берег реки Санта-Марта и, вытерев пот, градом катившийся по его разгоряченному эбеново-черному лицу, ощутил на щеке едва уловимое дыхание морского бриза. Последний отрезок пути он проделал с тяжелым сердцем и дрожью в коленях.

«Санта Барбара» стояла на якоре в устье реки, повернутая бортом к берегу. Людей на ней не было видно, но когда Себастьян приблизился к узкой полоске пляжа, из-за кормы баркалоны вдруг выскочило пиратское каноэ и легко заскользило по зеркальной водной глади в сторону берега. Спустя четверть часа мулат ступил на палубу судна.

— Ты сделал все, как надо, приятель?

— Да, сеньор капитан, — низко кланяясь, ответил Бразильцу мулат.

— Каков же ответ дона Антонио?

Черный слуга молча передал вожаку флибустьеров письмо.

— Так, так, — оживился тот, — посмотрим, чем порадует нас старый осел Бенавидес… «Капитану пиратов с острова Ямайка Року по прозвищу Бразилец… Сударь, спешу уведомить вас… в настоящий момент я не располагаю столь крупной суммой денег… но если вы согласитесь подождать шесть дней, я смогу достать требуемые десять тысяч и передать их вам в качестве выкупа за моего сына Мигеля и трех моих слуг… Подписано: дон Антонио Бенавидес».

Разбойники, столпившиеся вокруг капитана, радостно загалдели.

— Черт возьми, неужели так и написано — смогу, мол, раздобыть десять тысяч и заплатить?! — воскликнул Фрэнсис Тью.

— Если не веришь мне, убедись в этом сам, — рассмеялся главарь, протягивая письмо боцману.

Рыжая Борода схватил послание Бенавидеса и попытался прочесть то, что в нем было написано, но, не сумев перевести с испанского ни одного слова, вернул письмо Року со словами:

— Будь проклят этот тарабарский язык! Я никогда не понимал его, как, впрочем, и тех собак, что изъясняются на нем.

— Бенавидес просит подождать шесть дней, — задумчиво посасывая трубку, промолвил Железнобокий. — Нет ли тут подвоха?

— Боишься, что он умышленно тянет время? — склонил голову на бок Бразилец.

— Почему бы нет? За шесть дней испанцы могут подтянуть сюда крупные силы как по суше, так и по морю.

— Не думаю, чтобы дон Антонио стал рисковать жизнью сына.

— А если он не в состоянии уплатить выкуп? — предположил квартирмейстер. — Что тогда?

— Что? — сощурился Рок.

— Доведенный до отчаяния безвыходностью своего положения, в которое мы его поставили, он может пойти на любые, самые дерзкие и непредсказуемые шаги. И, если испанцам удастся запереть нас в устье этой реки, наша единственная козырная карта будет бита.

— Возможно, ты прав, — медленно проговорил вожак. — А может, и нет… Давай-ка спросим у мулата, что он думает по поводу всего этого.

— Не возражаю.

Бразилец поманил мулата пальцем, затем стальной хваткой сдавил ему горло и, вытащив из-за пояса кинжал, требовательно спросил:

— Тебе известно, где дон Антонио собирается достать деньги для выкупа?

— Да, сеньор, конечно, — испуганно заныл Себастьян. — В Баямо! Нынче на рассвете туда был послан дон Энрике — жених Глории, дочки хозяина. Я своими ушами слышал, как дон Антонио напутствовал его. Дон Энрике должен увидеться с падре Игнасио, кузеном дона Антонио, и, взяв у него деньги, тут же ехать обратно. Хозяин просил его никому не рассказывать о том, что случилось с доном Мигелем.

Бразилец ослабил хватку и, спрятав кинжал, будничным тоном заметил:

— Если ты солгал, я сдеру с тебя кожу и натяну ее на барабан.

— Клянусь, я сказал правду, сеньор капитан! — убитым голосом промолвил мулат.

— Посмотрим.

Около полудня пираты высадили Себастьяна на берег, велев ему отнести дону Антонио очередное послание. Они согласились ждать выкуп ровно шесть дней, добавив, что, если по истечению указанного срока деньги не будут доставлены на борт баркалоны, жизнь заложников сразу же обесценится.

— Что значит — обесценится? — с тревогой спросила донья Исабель, когда муж передал ей ответ флибустьеров.

— Это значит, что бандиты, не получив выкуп, могут пойти на крайние меры.

— Они убьют Мигеля?

— Они способны на все. — Дон Антонио в бессильной ярости сжал рукоятку шпаги, болтавшейся у него на боку, и несколько раз прошелся по комнате взад-вперед. — Но я надеюсь, дорогая, что дон Энрике успеет доставить деньги в срок.

Всю вторую половину дня вновь шел докучливый дождь. Черные растрепанные тучи одна за другой тащились с востока на запад, ветер психовал, перескакивая от умеренного к штормовому, однако к вечеру погода снова улучшилась, небо прояснилось, и воздух в окрестностях аеьенды наполнился жужжанием насекомых и пением луговых птиц.

Дон Антонио Бенавидес, держа под мышкой заряженный мушкет, неторопливо вышел за ворота «Райского яблока» и, пройдя вперед шагов двадцать, остановился.

«Что будет, если дон Энрике не сможет в срок доставить сюда требуемую сумму? — размышлял он. — Сможем ли мы отбиться от пиратов, если они вздумают взять „Райское яблоко“ штурмом? Хотя местность вокруг асьенды простреливается, а мои слуги — отличные стрелки, но в ночном мраке возможны всякие неожиданности. Нет, нужно немедленно увезти отсюда Исабель и Глорию! Они могли бы переехать на асьенду Беррео и оставаться там до тех пор, пока разбойники не уйдут из этих мест».

Дон Антонио закусил верхнюю губу.

— Сделаем так, — промолвил он вслух. — Я поговорю с Исабель и, не сгущая красок, попытаюсь объяснить ей, почему желательно, чтобы она и Глория на время покинули асьенду. Если мои слова возымеют действие, завтра утром Пепе оседлает для них мулов.