Появление в Забайкалье вооруженных отрядов атамана Семенова вызвало в Центральном исполнительном комитете Советов Сибири (Центросибири) серьезное беспокойство. Надо было во что бы то ни стало ликвидировать белогвардейскую банду. И как можно скорее. Но кому доверить руководство этой сложной боевой операцией?

— Предлагаю назначить командующим Забайкальским фронтом члена нашего президиума товарища Лазо, — заявил председатель Центросибири на внеочередном заседании. — Есть ли другие кандидатуры?

Других кандидатов не было.

И в тот же день Сергей Лазо выехал из Иркутска в Читу с ответственным поручением — остановить, разгромить семеновцев, которые слезами, кровью невинных л*рдей, пылающими в огне селами отмечали свое, наступление вглубь Забайкалья.

Николай Михайлович Матвеев, один из организаторов борьбы за советскую власть в Забайкалье, рассказывает о появлении Лазо в Чите так:

«За несколько дней до отправки отрядов Красной гвардии на фронт (в конце февраля) в кабинет председателя исполкома Забайкалья вошел высокий, еще совсем молодой человек, в длинной потертой и как бы задымленной шинели. На нем не было никакого оружия, на перекинутом через плечо ремешке висел один только бинокль. Вытянувшись по-военному перед председателем, он скромно, с оттенком смущения произнес:

— Я командирован на фронт. Моя фамилия — Лазо.

Не торопясь, он вынул из кармана мандат и передал его председателю. В кабинете в это время находилось несколько членов комитета.

Председатель сказал:

— Знакомьтесь, товарищи, с нашим главкомом!

Пожали друг другу руки. Кто-то предложил кресло.

Лазо сразу же, по-деловому, сообщил нам о положении в Сибири и о том, что думает предпринять Центросибирь в отношении фронта. Мы, в свою очередь, рассказали ему о Забайкалье, о силах и замыслах контрреволюции. По его вопросам и репликам видно было, что он хорошо осведомлен о наших забайкальских делах. В конце беседы Лазо сказал, что перед выездом на фронт он считает необходимым ближе познакомиться с рабочими Читы…»

Лазо побывал у железнодорожников, встретился с членами Совета, выступил на многолюдном митинге в Читинских железнодорожных мастерских.

Молодой командующий не скрывал трудностей предстоящей борьбы за победу революции. Он старался просто и понятно разъяснить слушателям всю сложность обстановки того времени. Он рассказывал об экономической блокаде нашей страны, об угрозе открытой вооруженной интервенции.

— Капиталистические державы стремятся по кускам разорвать тело молодой Советской России, отрезать от нее Украину, Кавказ, Заполярье, Сибирь, Дальний Восток, — говорил Лазо. — Вот, товарищи, обстановка, в которой мы живем и боремся. Нам нельзя рассчитывать на то, что империалисты оставят нас в покое. Семенов — это пробный камень, разведка капиталистического мира, испытание силы и воли революционной России. От того, как скоро нам удастся разгромить агента мировой реакции и его сподвижников, во многом зависит самое существование новой власти.

— Вишь ты, какие дела, — покачал головой машинист в замасленной брезентовой куртке. — Стало быть, характер наш проверяют. Так покажем же, товарищи, международному капиталу, что есть для нашего народа советская власть! — воскликнул он под общий гул одобрений всего зала.

И когда Лазо начал собирать вооруженные силы для отпора семеновским бандам, читинские железнодорожники, печатники начали вступать в ряды Красной гвардии, чтобы вместе с регулярными частями отправиться на фронт.

В начале марта 1918 года Семеновцы заняли станции Маньчжурия, Мациевская, Шарасун и продвигались дальше с намерением захватить всю линию Забайкальской железной дороги.

Скромными боевыми силами располагал тогда Лазо: двести необстрелянных еще красногвардейцев, вооруженных винтовками, пришедшие с фронта империалистической войны казаки 1-го Аргунского полка, две батареи, читинская и иркутская, — вот, пожалуй, и все. Но ждать подкреплений не было времени, обстоятельства требовали немедленных действий, и в ночь на 7 марта советские части выступили против белогвардейцев.

Перед Аргунским полком Лазо поставил задачу отрезать врагу путь к отступлению. Читинская и иркутская батареи заняли позиции под Шарасуном. Красногвардейцы подготовились к решительной схватке на центральном направлении. Голая степь — ни леса, ни кустарника; невыгодной была позиция красногвардейцев: она простреливалась врагами. Но Лазо был уверен в успехе и сам повел пехоту в бой.

Наступление было столь стремительным, что Семеновцы растерялись и начали в беспорядке отступать. Революционные части преследовали их. Метко посылали снаряд за снарядом артиллеристы. Аргунцы на своих лошадях с криками «ура» настигали бандитов, не давая им опомниться. В этой операции, проведенной молодым командующим с большим искусством,

Семеновцы были разбиты и понесли большие потери. Остатки их отрядов вместе со своим атаманом бежали в Маньчжурию.

Поражение Семенова, не оправдавшего возложенных на него надежд, вызвало большое недовольство империалистов. Но все же они не отказались от его дальнейших услуг и всячески помогали ему организовывать новые отряды для нападения на Забайкалье. Снова дали деньги, вооружение. Японцы направили Семенову солдат и офицеров, послали тяжелую артиллерию, мощный бронепоезд. В течение месяца атаман собрал громадную по тем временам армию — почти десять тысяч человек. Среди них было много бывших царских генералов, офицеров, крупных чиновников, кулаков — казаков и бурят, тысяча двести хунхузов, восемьсот монголов-харачен, немало дезертиров из маньчжурских частей. Чтобы поднять боевой дух своих сподвижников, Семенов предоставил право бандитам «брать трофеи», или, проще говоря, безнаказанно грабить.

Создавалось очень тяжелое положение.

Основные части Забайкальского фронта — аргунские казаки — четыре года не были дома. После разгрома семеновцев они просили разрешить им повидаться с родными, обещая по первому вызову вернуться на фронт. Областной Исполнительный комитет Совета дал такое разрешение, и командующий остался почти без армии.

Чтобы предотвратить грозящую Забайкалью опасность, Лазо обратился по всей линии Забайкальской, Амурской и Уссурийской железных дорог с пламенным призывом: «Всем, всем, всем!» — собрать все силы для решительного отпора новым семеновским бандам. Он предупреждал, что предстоит упорная борьба с хорошо вооруженным врагом.

«Заканчивайте организацию и выезжайте все, кто хочет защищать революцию. Время не ждет».

«Время не ждет!»

Так взывал Лазо.

Он верил, что рабочие, крестьяне горячо откликнутся на его призыв. Он знал, что советские организации, большевики сделают все, чтобы укрепить фронт.

Но времени было очень мало. До 5 апреля Чжан Цзо-лин обязался не пропускать, белогвардейцев к нашим границам. Но это число приближалось, и не было сомнений в том, что чжанцзолиновцы, купленные японской контрразведкой и тесно связанные с японской военщиной, если даже и сдержат свое слово, то после 5 апреля наверняка разрешат семеновским бандам перейти границу.

Положение командующего осложнялось. Подкрепления подходили небольшими отрядами. Формирование революционных частей в Сибири и Забайкалье шло медленно. Для задержки семеновцев, которые могли выступить в любой день и час, силы Лазо были явно недостаточны.

И вот наступило 5 апреля. Во Владивостоке высадились японские интервенционные войска. И в тот же день из Маньчжурии хлынули на советское Забайкалье белогвардейские банды Семенова.

Действия контрреволюции, стремившейся удушить советскую власть в России, несомненно были согласованы и проводились по единому плану.

7 апреля 1918 года В. И. Ленин телеграфировал Владивостокскому совету:

«Мы считаем положение весьма серьезным и самым категорическим образом предупреждаем товарищей.

Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать. Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники. Поэтому надо начинать готовиться без малейшего промедления и готовиться серьезно, готовиться изо всех сил. Больше всего внимания надо уделить правильному отходу, отступлению, увозу запасов и жел. — дор. материалов. Не задавайтесь неосуществимыми целями. Готовьте подрыв и взрыв рельсов, увод вагонов и локомотивов, готовьте минные заграждения около Иркутска или в Забайкалье. Извещайте нас два раза в неделю точно, сколько именно- локомотивов и вагонов вывезено, сколько осталось. Без этого мы не верим и не будем верить ничему… помощь нашу мы обусловим вашими практическими успехами в деле вывоза из Владивостока вагонов и паровозов, в деле подготовки взрыва мостов и прочее.

Ленин».

Таким образом, всем советским и партийным организациям Дальнего Востока и Сибири были даны исчерпывающие указания о тактике и действиях в создавшихся условиях.

Банды Семенова угрожали расправой всему населению Забайкалья и, едва переступив границу, начали свои бесчинства. В телеграмме Центральному комитету Забайкальской железной дороги рабочие станции Маньчжурия рассказывали, каким издевательствам подвергали белогвардейцы ни в чем не повинных людей. «…Все мы чуть с ума не посходили, и мы не знаем, что нам делать». Малейшая задержка с ремонтом локомотива — Семеновцы угрожают расстрелом. Паровозники решили собраться, поговорить — врывается вооруженная банда казаков с криком: «Смирно, руки вверх!» — избивают председателя паровозного комитета, арестовывают машинистов. Семеновцы рыскают по ночам с обысками, ищут оружие, «всех нас: служащих, мастеровых и рабочих — считают большевиками и обещают разделаться с нами».

Небольшие отряды Красной гвардии и подразделения Красной Армии под командованием Лазо пытались сдержать натиск врага, упорно сопротивлялись. Однако во много раз превосходящим силам белогвардейцев удалось оттеснить советские части. Тяжело оставлять станцию за станцией, зная, сколько горя несут людям Семеновцы и японцы. Но иного выхода нет — надо сберечь бойцов от бессмысленной гибели.

Отход из Даурии был особенно трудным и сложным. Лишь благодаря военным способностям Лазо, его искусству маневрирования удалось избежать сколько-нибудь серьезных потерь. Отступая, революционные части не раз прорывали кольцо войск белых, наносили им чувствительные удары, но это не могло облегчить положения.

На железнодорожных станциях Дальнего Востока, в клубах, театрах и других общественных местах было расклеено воззвание партии большевиков и профессиональных союзов с призывом:

«Все под ружье!

…Авангарду российского пролетариата, революционным железнодорожникам, выпало на долю первым выдержать натиск контрреволюционной семеновской банды.

Все железнодорожники должны стать под ружье!

На Востоке заканчивается один из эпизодов классовой борьбы. По одну сторону баррикад рабочие, крестьяне, солдаты и казаки, а по другую — дармоеды, — офицеры и барчуки, — которые при помощи русских и иностранных капиталистов хотят залить кровью трудящихся рабоче-крестьянскую власть. Еще один дружный, решительный натиск, и последний оплот царизма, контрреволюции и капитала, создавшийся на Востоке, будет разбит.

Все под ружье!

Немедленно записывайтесь в Красную Армию; вооружайтесь, защищайте себя, свои семьи, свои интересы. Имена павших будут бессмертны. Необходимые потери спасут от рабства трудящийся класс. Если нужно, отдадим свои жизни ради счастья и свободы наших братьев и сестер. В твердости духа и революционном сознании залог нашей победы.

Все под ружье!»

Этот призыв встретил горячий отклик у рабочих Забайкальской, Амурской и Уссурийской железных дорог.

Читинские железнодорожники объявили мобилизованными всех мужчин от восемнадцати до пятидесяти лет и обязали способных носить оружие ежедневно проходить военное обучение. Такие же решения приняли на своих собраниях яблоновцы, байкальцы и другие железнодорожники, а также горняки и рабочие промышленных центров.

Но пока собирались силы для отпора врагу, банды атамана продолжали свое черное дело. Неслыханные зверства творили они в «непокорных» станицах и волостях Южного Забайкалья. Карательные экспедиции наводили ужас на трудящихся. Они жгли дома, грабили, убивали. Пленных били шомполами, вешали, закапывали живыми в землю. Местные кулаки сводили счеты с крестьянами, казаками, рабочими, передавая семеновцам списки «неблагонадежных», и бандиты после жестоких пыток расстреливали их.

Огромная опасность нависла над Забайкальем. Было объявлено осадное положение. Власть временно перешла в руки Военно-революционного штаба в составе председателя Совнаркома Забайкальской области Н. М. Матвеева, коммуниста, руководившего свержением власти контрреволюционного «Народного совета» в Нерчинске и Сретенске, бывшего офицера царской армии Д. С. Шилова и члена Забайкальского исполнительного комитета Советов, бывшего учителя, высланного за партийную работу из Петербурга в Сибирь, И. А. Бутина.

«К оружию! За советскую власть!» Этот клич быстро распространился по всей Сибири и Дальнему Востоку. В станицах и волостях начались митинги, собрания, сходы. Трудовое население, несмотря на бешеную агитацию кулаков, купцов и агентов Семенова — меньшевиков и правых эсеров, стало объединяться в красногвардейские отряды, красные сотни и полки. Зачастую люди уходили в отряды прямо с митинга, с казачьего или крестьянского схода, с полевых работ.

Взялись за оружие железнодорожники, шахтеры. Освобожденные из лагерей бывшие военнопленные венгры, немцы, чехи и другие интернационалисты также начали создавать красногвардейские отряды для защиты советской власти.

Центральный исполнительный комитет Сибири перебрасывал в Забайкалье из Омска, Красноярска, Иркутска, Читы, Верхнеудинска и других городов новые отряды Красной гвардии. Дальневосточный крайком партии и краевой Совет послали в помощь Забайкальскому фронту части Красной Армии и Красной гвардии из Владивостока, Никольск-Уссурийского, Хабаровска, Благовещенска.

Почти во всех станицах Восточного Забайкалья создавались отряды конницы. Для борьбы с Семеновым оттачивали клинки испытанные в боях кавалеристы— участники русско-японской войны и войны 1914 года.

В середине апреля партизанские отряды сформировались в селениях Копунь, Зоргол, на Газимурском заводе и в Ново-Цурухайтуе. Из этих отрядов позднее была создана бригада под названием «Копзоргаз», объединившая тысячу четыреста бойцов.

Все Забайкалье поднялось на защиту Советов от контрреволюции.

Молодежь поселков Верхне- и Нижне-Горюнино, Курунзулая, Ложниково, Онон-Борзя, Маректы, Кудрино и Олдонды организовала партизанский полк, и около семисот человек двинулось на помощь командованию Забайкальским фронтом. Бывший офицер царской армии Павел Николаевич Журавлев, один из первых партизанских вожаков в Забайкалье, сформировал на Александровском заводе отряд в четыре сотни бойцов. На фронт двигались вооруженные части из Акши, Нерчинска, Сретенска, Уды, Ломов, Ботов. Население восторженно встречало защитников революции, снабжало их всем необходимым, желая успеха и побед.

Тысячи людей вливались в создаваемую большевиками революционную армию, которая под руководством молодого полководца Сергея Георгиевича Лазо собирала силы для разгрома врага.

Был май 1918 года. В Забайкалье оживала природа, чувствовалась настоящая весна: поля и сопки, луга и пади покрылись молодой травой. Свежей листвой зеленел лес и кустарник. На обширных степных просторах и лугах паслись табуны лошадей, стада рогатого скота. Склоны сопок местами были покрыты отарами овец; их охраняли от волков пастухи-буряты, сидевшие в своей национальной одежде на верховых лошадях. Слышен был веселый гомон птиц. Щедро освещало все вокруг и согревало солнце.

Адольф Перенсон.

Б. П. Кларк.

Между сопками и горами виднелись краснолиловые пятна цветущего багульника, о котором один из поэтов писал:

Мимо расцветающих полей, зеленеющих склонов гор и сопок один за другим проходили поезда с воинскими частями.

На всех станциях бойцов встречал народ. Люди интересовались, откуда и куда едут красногвардейцы, угощали их махоркой, смешанной с цветами донника.

Вместе с другими отрядами, направлявшимися в распоряжение командующего Забайкальским фронтом, продвигался из Приморья и дальневосточный отряд под командованием Владимира Александровича Бородавкина . Это был боевой командир, до революции работавший в подполье. По заданию партийного комитета он возглавлял охрану Финляндского вокзала в день приезда из-за границы В. И. Ленина в апреле 1917 года. Позже он был командирован в 4-й крепостной полк во Владивостоке, где его избрали председателем полкового комитета и членом военного комиссариата крепости.

Дальневосточный отряд прошел три области: Приморскую, Амурскую и Забайкальскую. На станции Бочкарево (ныне Куйбышево) ему пришлось задержаться на два дня, чтобы переформироваться, подобрать командный состав, обеспечить части вооружением (патронами, снарядами), запасом продовольствия. Надо было еще провести практическую стрельбу из артиллерийских орудий, все проверить, чтобы, прибыв на место назначения, быть готовыми к боям с врагом на фронте.

Командующий проявлял большую распорядительность, всячески помогал быстрому продвижению дальневосточного отряда, как и всех других отрядов, направлявшихся к нему из Сибири и Дальнего Востока. По всей линии железной дороги был разослан приказ Лазо о немедленном, без всякой задержки, пропуске поездов с революционными частями и о том, чтобы на станциях всегда были кипяток и продовольствие. Коменданты станций четко и аккуратно выполняли все его приказы. Лазо зорко следил за продвижением отрядов, не раз запрашивал их телеграммами, в чем они нуждаются, принимал меры, чтобы на ходу устранить все помехи и упущения железнодорожной администрации.

И вот, наконец, дальневосточники у цели.

Эшелон, состоявший из тысячи двухсот пятидесяти человек — пехоты, кавалерии, артиллерии, пулеметных команд, — подошел к станции Адриановка. На платформе — группа военных работников, ожидавших прибытия поезда. От нее отделился человек в военной форме и направился к вышедшему из вагона командному составу. Все знали, слышали, что Лазо молод. Но никому не верилось все же, что встретивший эшелон молодой представитель забайкальских вооруженных сил и есть Сергей Георгиевич Лазо— командующий фронтом. В ту пору ему было двадцать четыре года.

Это был высокий, стройный человек с матоворумяным, свежим и удивительно располагающим к себе красивым лицом. Темнокарие, почти черные, большие умные глаза весело смотрели из-под густых черных ресниц. Над глазами ласточкой раскинулись черные брови. Одет он был в красноармейскую гимнастерку и защитного цвета галифе. На ногах простые солдатские сапоги, на голове летняя красноармейская фуражка. Через правое плечо на ремешке висел планшет, из которого виднелась карта и тетрадь. Ни сабли, ни револьвера, ни шпор.

После рапорта Брродавкина о благополучном прибытии отряда в распоряжение командующего фронтом командный состав поочередно представился Лазо. Лазо четко отдал честь и, приветливо улыбаясь, пригласил всех в свой вагон, познакомил с членами полевого штаба, рассказал о положении на фронте.

— У нас, знаете ли, помимо борьбы с врагами, много работы и внутри отрядов, — говорил он. — Есть еще и анархисты, и дезорганизаторы, и любители половить в мутной воде рыбку — всякое бывает.

И командующий рассказал, как укрепляется дисциплина в частях.

Эта откровенная беседа позволила легко и просто понять и осмыслить обстановку, в которой предстояло жить и воевать.