О Мазарини: портреты и впечатления
Оливье Лефевр д'Ормессон, 1643 год (во время первой встречи):
«Он высок, хорош собой, отлично сложен, шатен, с живым и умным взглядом и очень добрым лицом».
* * *
Христина Шведская, 30 декабря 1656 года (письмо кардиналу Аццолино):
«Мазарини — человек осторожный, ловкий, тонкий, желающий, чтобы его считали придворным и иногда довольно хорошо изображающий царедворца; он умерен во всех своих страстях, вернее, можно сказать, что у него всего одна всеобъемлющая страсть: это его честолюбие. Все другие страсти он подчиняет ей, а любви и ненависти в нем ровно столько, сколько необходимо, чтобы достичь цели, а хочет он одного — править. У него великие проекты, достойные его непомерного честолюбия, изворотливый, ясный, живой ум, обширнейшие знания в области всех дел света, я не знаю никого, кто был бы лучше информирован; он трудолюбив, усидчив и прикладывает невероятные усилия, чтобы сохранить состояние, и сделает все возможное, чтобы увеличить его. И все-таки он сделал немало ошибок в управлении страной и признает это; хваля Вам Мазарини, я не хочу возвеличить его, но думаю, буду права, если скажу, что это великий человек».
* * *
Кардинал де Рец, двадцать лет спустя
«Мы видим на ступенях трона, откуда суровый и грозный Ришелье чаще разил людей, чем управлял ими, его наследника, человека мягкого и доброго, который ничего не хотел и был в отчаянии, что сан не позволяет ему выразить смирение перед всеми, как он бы этого хотел».
Об Анне Австрийской
Анна Австрийская к 1630 году, глазами ее фрейлины госпожи де Моттвиль:
«Она была причесана по последней моде… с буклями. Волосы ее потемнели, они очень густые. Черты ее лица нельзя было назвать изящными, нос был слишком крупным, как у всех испанок, и она злоупотребляла помадой; она была очень белокожа, ни у кого не было такого цвета лица, как у нее. Глаза ее были изумительно хороши… зеленоватый цвет делал взгляд необычайно живым. Маленький пунцовый рот…, унаследованный от австрийских предков, придавал ей дополнительное обаяние. Руки и плечи были удивительно хороши; их снежной белизной восхищалась вся Европа. Она была высокой, гордой, но не высокомерной…»
* * *
Регентша в 1643 году. Ее обычный распорядок дня:
«Она обычно просыпалась между десятью и одиннадцатью часами, а в те дни, когда ходила на мессу, в девять часов утра и всегда долго молилась, прежде чем позвать дежурную статс-даму. До объявления о пробуждении королевы к ней являлись с визитом главные приближенные…. На этих церемониях присутствовали и мужчины. Через полчаса она поднималась, надевала халат и, прочитав вторую молитву, принималась за еду и ела с большим аппетитом. Завтракала она всегда плотно, так как здоровье у нее было отличное. После бульона ей подавали котлеты, колбасы и пудинг. Она все съедала, но потом обедала так же обильно. После завтрака она брала рубашку, которую с нежным поцелуем подавал ей король. Надев кринолин, она брала какой-нибудь пеньюар, набрасывала на себя и благочестиво слушала мессу, после чего приступала к туалету… Ее красивые руки вызывали восхищение… у нее были самые красивые волосы на свете… (Позже), пожелав всем спокойной ночи и после ухода кардинала Мазарини, она заходила в свою молельню и молилась там больше часа… ужинала в одиннадцать часов, (а) мы доедали то, что оставалось, не зная ни порядка, ни меры (потом мы говорили и около полуночи шли спать…)».
N.B. (Не правда ли, увлекательно? Разве госпожа де Моттвиль не большая писательница?)
* * *
Анна Австрийская глазами кардинала де Реца, шарж.
«Из всех людей, которых я когда-либо встречал, у королевы было достаточно ума, чтобы не выглядеть глупой в глазах тех, кто ее не знал. В ней было больше язвительности, чем высокомерия, больше высокомерия, чем величия, она была скорее манерна, чем глубока, скорее неумела с деньгами, чем щедра, скорее щедра, чем алчна, скорее привязчива, чем страстна, скорее несгибаема, чем горда, дольше помнила обиды, чем добрые дела, она в большей степени хотела выглядеть благочестивой, чем была ею, она была скорее упряма, чем тверда, скорее посредственна, чем талантлива».
* * *
Письмо Мазарини королеве (конец февраля 1651 года)
«Мадам,
Как только я получил письмо, которое Ваше Величество соблаговолили мне написать, где господин де Шавиньи уведомляет меня, что интересы короля и Ваши требуют, чтобы за моим удалением от двора последовал и отъезд из королевства, я со всем возможным почтением принимаю эти требования, поскольку желания Вашего Величества всегда будут единственным законом моей жизни. Я уже приказал одному дворянину, чтобы он нашел мне прибежище, и, хотя у меня очень дурной экипаж и нет при себе многого, что необходимо в долгом путешествии, я обязательно сегодня же отправлюсь прямо в Седан, а потом туда, где мне предстоит жить. Я всегда беспрекословно выполнял распоряжения Вашего Величества и ни секунды не колеблюсь, принимая решение. Я скорее потрафил бы моих врагов, чем совершил бы нечто, что могло бы нанести ущерб государству и не понра- -житься Вашему Величеству… моя верность, мое усердие в служении на благо государству и мое полное смирение перед приказами Вашего Величества… Я непоколебим в моих чувствах… Я слишком хорошо сознаю, Мадам, какими великими милостями я обязан Вам, чтобы посметь оказаться неудобным, не понравиться, если нужно будет пожертвовать собой, я сделаю это с радостью… я буду счастлив, если Ваше Величество соблаговолит сохранить добрую память об услугах, которые я оказал государству с тех пор, как светлой памяти покойный Король милостиво оказал мне честь, доверив управлять делами и не единожды просил перед кончиной сохранить за мной прежнее место. Я исполнял эту должность со всей верностью, усердием и беззаветностью, о чем Ваше Величество знает.
Думаю, я имею право это сказать, поскольку все здравомыслящие люди, и даже испанцы, признают, что меньше удивлены победами армии Короля, одержанными за пять лет Вашего регентства, чем спасением, в течение трех месяцев, тонущего корабля, выдерживавшего сокрушительные удары стихии и нападки домашних. Я желал бы, Мадам, скрыть от иностранцев дурное обращение со мной, чтобы избавить от порицания нацию, которую всегда почитал и нежно любил… Когда они увидят меня скитающимся в поисках убежища, то удивятся, что так обращаются с кардиналом, имеющим честь быть крестным отцом Короля, которому двадцать два года верной службы не обеспечили надежного пристанища где-нибудь в Королевстве, чьи границы были расширены его стараниями.
Я молю Бога, Мадам, чтобы то, что со мной приключилось, не погасило неизменного пылкого желания способствовать, до последнего дня жизни, процветанию Ваших Величеств и возвеличиванию государства; я надеюсь, что мой отъезд положит конец беспорядкам в королевстве и покажет, что нападавшие питали неприязнь только ко мне».
* * *
Рец глазами Арно д'Андийи
«Парламент настолько труслив, что за первые четыре года регентства не осмелился сделать ни одного замечания Королю и Королеве об ужасных беспорядках… теперь же он претендует на то, чтобы если не выступать от имени короля, то, во всяком случае, опекать его… он гордится позорным именем фрондеров, которое будет внушать отвращение всем потомкам, а патриархом их является Бруссель.
Коадъютор Парижа, чье тщеславие непомерно, не мог заставить себя подождать, пока наступит естественный момент его возвышения и вступления в сан, положенный по рождению и уму. Вместо того чтобы заливать водой пожар, разгоревшийся в столице королевства, которая должна была когда-нибудь стать его резиденцией, он подливал в огонь масла, раздувая его. К счастью, или, вернее сказать, к несчастью, его наконец удостоили пурпурной мантии, но она позорит его, потому что окрашена кровью, которая заливает сегодня Францию из-за жестокой гражданской войны. Один из главных виновников этой войны — новоиспеченный кардинал… Опасный пример того, как высочайший сан может стать наградой за великое преступление».
* * *
Конде глазами Арно д'Андийи в июне 1652 года
«До сих пор господин Принц не сделал ничего недостойного своего великого происхождения, но, напротив, даже возвысил его величием своих подвигов. Имя Франсуа вселяло ужас везде, где он применял оружие именем Короля. Он мог вести счет кампаний по числу выигранных сражений… и по числу осажденных и взятых им самим неприступных крепостей нашего века. На Севере его называли вторым Шведским Королем, а на остальной территории Европы считали самым удачливым, самым доблестным и самым великим Полководцем в мире. Наконец, Принц славился своей непоколебимой верностью Королю и страстной любовью к Отечеству.
Но, увы, в силу странного, достойного сожаления, преступного и губительного поворота судьбы, этот человек, озарявший нас яркими лучами света, как будто пал с небес в бездну слепоты и мрака. Вместо того чтобы подумать о том, как использовать свою славу, чей блеск только усилился после заключения в тюрьму, вместо того чтобы придумать, как еще раз выразить Королю благодарность за губернаторство в Гиени, стоящей трех Бургундии, вместо того чтобы заставить наших врагов согласиться на мир, который принес бы пользу и славу Франции, Конде покинул двор, уехал в Берри, перебрался в Гиень, разжег повсюду пожар войны, украл деньги Короля, захватил крепости и, забыв о своем славном титуле принца крови Франции… поклонился Испании ради получения помощи в войне против своего Короля, благодетеля и Хозяина. Он стал сторонником, пошел на содержание к тем, чьи армии прежде громил, он пустил в Бург и Гиень тех, кого бил в Тьонвиле, Дюнкерке и многих других крепостях… Впав в неистовство и ярость, он позвал на помощь Демона, умоляя Кромвеля помочь ему, он обратился к дьяволу, покинувшему ад, чтобы обагрить кровью своего Короля руки отцеубийцы. Этот Магомет нашего века, ниспровергая все законы Божеские и человеческие, провозглашает себя Пророком, притворяется простым мирянином, а сам есть узурпатор и тиран Англии».
* * *
Конде глазами нидерландского историка Эрнста Коссманна
«Враги Конде всегда хотели видеть в его действиях взаимосвязь, которой в них не было… Не хотел ли он, получив в мае 1651 года, пост губернатора Гиени, создать собственное королевство на Юге? Не будем преувеличивать честолюбие Конде: как бы велико оно ни было, являясь данностью, которую нельзя изменить… Онс было столь же неуемным, сколь и неопределенным, не имело границ, как не имело и цели. Честолюбие распространялось на все, без разбора. А вот чего Конде не хватало, так это политики. Он хотел власти, денег, славы, но не знал, что делать с этим богатством. Он хотел и требовал милостей, но не имел ни малейшего желания создавать прочную основу для власти, за которую сражался. (Отказавшись приехать на празднование совершеннолетия короля, он стал скорее жертвой Фронды, чем ее зачинщиком… Единственным по-настоящему трагическим моментом в цепи бунтов, называемых Фрондой, был, возможно, тот, когда Конде принял решение начать гражданскую войну… Он понимал, что ему, скорее всего, придется продолжать ее з одиночестве, но понимал, что гордость не позволит отречься от принятого решения. И все-таки в этом человеке было что-то великое, он был одновременно однозначен и очень сложен. Есть нечто замечательное в его стойкости и беззаботности, ибо они, проистекая из глубокого эгоизма, делают его способным на героизм. В его суровом, неприветливом характере есть что-то удивительное, контрастирующее с несносным легкомыслием такого слабого человека, как Гастон Орлеанский, или авантюрист де Рец, или дипломат Мазарини. Другие люди производят впечатление играющих ради игры, причем совершенно неизящно, Конде же выглядит человеком, выполняющим предписанную ему судьбой роль и принимающим жизнь таковой, какова она есть. Он, возможно, единственный серьезный человек во всей Фронде, он серьезен во всем: в аморальности, в эгоизме, в самом глубоком детском честолюбии, в высокомерной развязности, с которой безропотно разрешал обводить себя вокруг пальца».
Несколько мазаринад
Жюль Мазарини
За то, что он, прибегая к различным ухищрениям, сорвал заключение Всеобщего мира.
За то, что совершил множество убийств, чему есть достаточно доказательств.
За то, что похитил и вывез за пределы Франции деньги Короля.
За то, что открыто продал Бенефиции, вакантные со времен регентства.
За то, что хотел уморить голодом город Париж и из-за ненависти решил пожертвовать горожанами.
За то, что тайно собрал хлеб Королевства и продал врагам государства.
За то, что чарами и колдовством пагубно влиял на разум Королевы.
За то, что нарушил обычаи Франции и преступил все Божеские и человеческие Законы.
За то, что был признан виновником гражданских войн, длившихся два года.
За то, что обложил налогами подданных Короля и тиранически выбивал из них огромные суммы денег.
Все это было установлено, доказано и проверено всеми парламентами Франции и квалифицировано как преступление против Его и Ее Величеств. Виновник был приговорен к повешению и удушению руками палача, а поскольку пока не был пойман и задержан, его портрет привязали к виселице и выставили на двадцать четыре часа в общественных местах и на площадях, где казнят преступников, а именно на Гревской площади, у Парижских Ворот, у Центрального рынка, на площади Мобер, там, где кончается Новый мост. Настоящий указ был прочитан и развешан в Париже третьего ноября тысяча шестьсот пятидесятого года.
* * *
До Фронды
Знаете ли вы, какая разница
Существует между Его Преосвященством
И покойным господином Кардиналом?
Ответ готов:
Один вел в поводу свое животное,
А другой сидит на нем верхом.
(Бло, окружение Гастона Орлеанского)
* * *
Мазаринада от 11 марта 1651 года (первый названный так памфлет)
Отправляйся отчитываться перед Ватиканом —
О своей мебели, проданной с аукциона,
О разворовывании наших гобеленов
И наших драгоценных камней…
О двух сотнях своих халатов,
О злоупотреблении духами,
О своих старых и новых нарядах,
О роскошном дворце, о своих лошадях;
О том, что из-за тебя сплошные потери,
О своих штанах, загаженных г…ном.
Отпрыск покойного Кончини, Мазарини, и этим все сказано,
Сброд будет рвать тебя на части
И выпотрошит из тебя все нутро,
Обливая твоей кровью мостовую;
Твой высоко поднятый фаллос,
Поднятый в воздух на длинном шесте
В столице Галлии,
Станет игрушкой лакеев.
* * *
Государственной министр, сгоревший в шутовских стихах
…Ха! Ха! Попался Мазарини,
Злой гений нашей Франции,
Завладевший ее судьбой.
С утра до вечера жадной рукой
Вы отбираете у нее хлеб.
Если станете так поступать,
Вам не избежать виселицы.
Посмотрите мне прямо в глаза,
Не прибегая ни к каким уловкам,
Вы извратили веру,
Вы похитили короля,
Вы предали правосудие,
И, если бы не закон,
Набавили бы цену даже на пряники.
…
Вы сделали столько гадостей;
Вы каждый день играли,
Вы и автор, и исполнитель…
Кардинал, не утруждающий себя долгой молитвой,
Хозяин буйного фаллоса,
Вы часто действовали обоюдоострым ножом,
Как мясник,
Вы били в живот,
Не оставляя следов сзади.
…Вы были окружены только
Людьми, не заслуживающими похвалы,
Ваши пажи — молодые сумасброды,
Ваши оруженосцы и вооруженные слуги —
настоящие жулики,
Ваши швейцары — странные бестии,
Ваши исповедники — оборотни,
И черт — ваш добрый ангел.
На Сене и на Рейне из-за ваших законов
Так же плохо, как на Темзе…
* * *
«Беспорядок в государстве» (Дюбоск-Монтандре, агент Конде, 1651 год)
Где любознательные читатели увидят, что настоящие причины беспорядков это:
1. Пренебрежение к Религии, выразившееся в разделении иерархов, в проявлении политики предсказателей, в дурном примере Высокородных.
2. Смешение трех Сословий, проявившееся в неуемных амбициях Духовенства, в злоупотреблениях Дворянства и в стремлении Народа к роскоши.
3. Безнаказанность преступлений, совершенных государственными деятелями.
4. Непомерные богатства Духовенства.
5. Дурная Государственная политика, проводимая Итальянцем и противоречащая простоте французов.
* * *
Названия некоторых других мазаринад и памфлетов (всего их более 5000): «Нищета Двора».
«Шампань, разоренная армией Эрлаха».
«Жалоба сельского поэта».
«О том, что нужно деревне».
«Беспорядок в государстве».
«Жалоба граждан на перебои в торговле».
«Манифест жителей Бордо».
«Диалог Жодле и Лорвьетана о современных делах».
«Пусть глас народа станет голосом Господа».
Доходы Мазарини с его духовных бенефиций
1. Известные доходы, развитие
1641 г.: 16 000 ливров (Сен-Медар-де-Суассон)
1642 г.: 96 000 ливров (плюс Урскан, Корби и Сен-Мишель-ан-Лерм)
1643 г.: 138 500 ливров (6 аббатств)
1644 г.: 158 500 ливров (7 аббатств)
1645 г.: 147 500 ливров (7 аббатств)
1646 г.: 193 750 ливров (9 аббатств)
1647 г.: 218 750 ливров (10 аббатств)
1648 г.: 228 250 ливров (11 аббатств)
…
1656 г.: 485 630 ливров (19 аббатств — среди которых Сен-Дени с 140 000 ливров)
1658 г.: 478 000 ливров (20 аббатств)
1661 г.: 572 000 ливров (21 аббатство плюс плата с епископства Ош)
2. Уточнение для 1656 года (по данным Центрального нотариального архива: 1 июня 1656 года — договор с Жирарденом)
Серкан: 4600 ливров
Ла-Шез-Дье: 18 630 ливров
Шестенау: 400 ливров
Клюни: 57 000 ливров
Корби: 10 000 ливров
Грансельв и Муассак: 38 000 ливров
Сент-Арну, Сен-Венсан, Сен-Клеман (Мец): 10 800 ливров
Сен-Дени: 140 000 ливров
Сен-Бенинь-де-Дижон (только в 1658 году: 10 000 ливров)
Сент-Этьенн-де-Кан: 38 000 ливров
Сен-Жермен-Оксер: 15 300 ливров
Сен-Онора-де-Лерен: 12 400 ливров
Сен-Люсьен-де-Бове: 19 000 ливров
Сен-Медар-де-Суассон: 18 500 ливров
Сен-Мишель-ан-Лерм: 36 000 ливров
Сенсен: 8000 ливров
Сен-Виктор-де-Марсель: 35 900 ливров
Сен-Вигор-де-Серези: 14 000 ливров
* * *
Сокровища из Дворца Мазарини
1. Серебро (1645 год)
Это серебро классифицируется по стране-производителю (Париж, Фландрия, Италия, Германия) и по качеству: серебро позолоченное и серебро белое. Оно было взвешено в мерах, унциях и гранах. Французский мар равен приблизительно 244,5 грамма (унция равна приблизительно 20,4 грамма).
Для личного пользования кардинала и его семей
1102 килограмма, то есть больше тонны.
Для часовни
Из Парижского позолоченного серебра: распятия (кресты), потиры, сосуды для мытья рук, колокольчики, разные вазы, канделябры и т.д. плюс предметы из горного хрусталя, в том числе большой крест. Ни один из этих предметов не был ни взвешен, ни оценен.
N.B.: в инвентарном списке мебели Его Преосвященства, составленном 12 сентября 1653 года, находим следующие предметы (на сей раз утварь из часовни была взвешена):
8 ваз, вермель: 15 мар 5 унций
2 церковных сосуда: 3 мара, 2 унции
чаша (потир) и- дискос с рисунком: 5 мар 2 унции
крест с житиями Святого Петра: 9 мар 9 унций
подсвечник: 6 мар 6 унций, и т.д.
И. Опись мебели, 1653 год (копия):
Предметы и произведения искусства, серебро (выборочно)
Позолоченное серебро, вермель
Большой серебряный таз парижской чеканки с изображением осады Ла-Рошели: вес 33 мара 2 унции.
Второй — с изображением битвы в Сузе (Италия): 3 мара 1 унция.
Большой таз, парижское серебро, золоченый, вермель, с изображением Нептуна, наяд и морских чудовищ, весящий 118 мар 3 унции ( = 30 кг).
Две серебряные позолоченные вазы с гербом Его Преосвященства (Ришелье), представляющие въезд Людовика XIII в Ла-Рошель и стоящего Людовика XIII: 44 мара обе.
Два больших ведра, Парижское серебро, на одном — изображение Венеры, которую везут морские коньки, на другом — Нептун в раковине: 48 мар 6 унций.
Два больших кувшина из золоченого серебра, вермель, чеканка Парижская, в кожаном чехле: на одном — Потоп (127 мар), на другом — переход евреев через Красное море (124 мара).
Плюс многочисленные бонбоньерки из позолоченного серебра.
Белое серебро
Большая раковина из белого Итальянского серебра, на съемных ножках, вес: 132 мара (32 кг).
Большая итальянская улитка с 4 раковинами и 4 дельфинами, 11 марок
Кроме того:
Шесть больших венецианских зеркал от 21 до 36 дюймов в ширину.
17 «кабинетов» черного дерева, инкрустированные лазуритом, яшмой, аметист и т.д.
* * *
Цена пшеницы на Парижском Центральном рынке в эпоху Мазарини
Напомним, что речь идет об основном продукте из рациона бедняков; считается, что цена на хлеб (всегда пропорциональная цене на зерно) могла «проглотить» от 30 до 50% «бюджета» бедняков, и даже больше в периоды роста цен.
Цена за 1 сетье (156 литров) в турских ливрах, в среднем за год.
1. В урожайный год (август—июль)
1641-42: 13,55
1642-43: 18,19
1643-44: 19,57
1644-45: 14,62
1645-46: 11,12
1646-47: 13,35
1647-48: 15,90
1648-49: 21,35
1649-50: 28,96
1650-51: 24,38
1651-52: 29,88
1652-53: 26,46
1653-54: 15,52
1654-55: 13,08
1655-56: 12,96
1656-57: 12,79
1657-58: 13,60
1658-59: 17,62
1659-60: 15,08
1660-61: 25,38
1661-62: 33,90
1662-63: 24,38
…
1668-69: 9,90
2. Цена ржи (входит в состав пеклеванного хлеба) в день святого Мартена (самые близкие к 11 ноября торги)
1642: 9,75
1643: 13,50
1644: 9,00
1645: 5,25
1646: 6,50
1647: 8,25
1648: 7,00
1649: 22,00
1650: 11,00
1651: 21,00
1652: 17,00
1653: 9,50
1654: 6,50
1655: 7,25
1656: 7,00
1657: 6,50
1658: 11,00
1659: 9,00
1660: 13,25
1661: 19,00
1662: 16,00
…
1668: 5,00
3. «Голод» в период Фронды
Цена на первых торгах каждого триместра (рожь)
1648: июль 6,25; октябрь 6,50;
1649 (по месяцам): январь: 6,50; февраль: 36,00; март: 60,00; апрель: 18,00; май: 9,00; июнь: 9,00; июль: 9,75; август: 1,00; сентябрь: 16,80; октябрь, ноябрь и декабрь: 20,00
1650 (по триместрам): январь: 19,00; апрель: 18,50; июль: 20,00; октябрь: 11,00
1651: январь: 15,50; апрель: 13,00; июль: 15,00; октябрь: 23,00
1652 (по месяцам): январь: 24,00; февраль: 21,00; март: 18,75; апрель: 18,50; май: 22,00; июнь: 22,00; июль: 24,00; август: 21,00; сентябрь: 17,50; октябрь: 18,50; ноябрь: 18,50; декабрь: 16,00
1653 (по триместрам): январь: 14,00; апрель: 9,50; июль: 6,25; октябрь: 9,00
Документы взяты из труда Мишлин Болан и Жана Мёврэ «Цены на зерновые из прейскуранта Парижских рыночных цен»,, 1662., т. 11.
N.B.: сопоставим этот прейскурант (цены на рынке) с событиями Фронды, в частности в первую и вторую осаду Парижа.
* * *
Ливр и франк
Если мы хотим получить представление (хотя, с научной точки зрения, невозможно сравнивать середину XVII и конец XX века) о том, что сегодня мог бы представлять собой турский ливр (подразделенный на 20 солей и 240 денье), приведем несколько примеров.
Б городах неквалифицированный рабочий мог зарабатывать от 6 до 10 солей в день, когда была работа (менее 20 дней в месяц из-за нерабочих дней, выпадавших на религиозные праздники); квалифицированный (краснодеревщик, слесарь, каменотес) — 20 солей. Поденные рабочие в сельской местности, когда находили работу (150 дней в году?), получали 5 или 6 солей в день плюс еду в полдень. Приходской кюре (но не викарий), живший без хлопот, мог получать от 300 до 400 ливров в год, то есть 20 солей за полный трудовой день.
Хороший кусок телятины в мясной лавке стоил от 5 до 6 ливров; хороший кусок баранины (это мясо ценилось больше) — почти столько же; у мясника говядина могла стоить 10 солей за килограмм (то есть была доступна только зажиточным людям). Хлеб, обычно пеклеванный, продавался по цене 1 соль за килограмм в урожайные годы; в голодные годы стоимость хлеба увеличивалась в два-три раза; взрослый съедал от 2 до 4 фунтов хлеба в день плюс овощи и фрукты, почти никогда не ел мяса, за исключением богатых людей и крестьян, выращивавших свиней.
Приданое дочерей из семей средней провинциальной буржуазии составляло около 5000 ливров; приданое дочерей крупных негоциантов и девушек кругов «сливок» общества — в десять-двадцать раз больше. Приданое дочерей высокородных дворян составляло порой 100 000 ливров (Мазарини давал своим племянницам приданое в 600 000 ливров).
Хорошая тягловая или рабочая крестьянская лошадь могла стоить 60 ливров; дворянские лошади стоили в десять раз дороже.
Ливр приравнен к 8,33 граммов чистого (на 9/10) серебра и к золоту в весе, меньшем в 14 раз.
Можно предположить, что в середине XVII века скромная семья жила на 25 ливров в месяц. СМИК 1990 года был равен примерно 5000 франков, таким образом, «коэффициент» составляет 200, что гораздо более правдоподобно, чем приводимые обычно данные.