Господин Инаба не заставил себя долго ждать. Он отнюдь не производил впечатление особенно занятого человека и вдобавок не носил траур по своему отцу. На самом деле он играл в го с оруженосцем, в то время как гейша щипала струны сямисэна. Сёкей оказался в ярко освещенной комнате на самом верхнем этаже замка. Он мельком бросил взгляд на вид из окна. Отсюда можно было обозревать весь город и даже поля за его пределами. «Чтобы добиться такого вида, — подумал юноша, — архитектор должен был быть поэтом». Затем Сёкей осознал, что комната была спроектирована так, чтобы хозяин замка мог сразу заметить приближающихся врагов.

Управитель домена пребывал в молчаливом ожидании, в то время как господин Инаба обдумывал очередной ход в игре. Наконец, подвинув одну из белых фишек на смежный квадрат, молодой господин забрал с доски черную фишку и поднял глаза на вошедших. Он посмотрел с умеренным любопытством на Сёкея и затем обратился к управителю:

— Почему вы отвлекаете мое внимание?

Тот поклонился:

— Господин, этот мальчик утверждает, что является сыном судьи Ооки и прибыл сюда с сообщением для вас.

— О? — Брови князя взвились. — Вы были с Оокой в замке моего отца в Эдо, не так ли? Хорошо, он установил, кто убийца?

— Нет, — ответил Сёкей. — Или, по крайней мере, я не думаю так.

— Тогда почему вы беспокоите меня?

Сёкей сглотнул комок в горле:

— У меня имеется ходатайство от некоторых из крестьян в пределах вашего домена.

Сёкея обеспокоило то, что не только молодой господин, но также самурай за игорной доской и управитель домена подняли глаза и уставились на него.

— Ваша светлость, я не знал, — произнес управитель.

Господин Инаба замахал рукой, чтобы тот замолчал. Он посмотрел на Сёкея и сказал:

— Покажите мне это ходатайство.

Их реакция заставила Сёкея нервничать. Слишком поздно он придал значение предостережениям Татсуно. Юноша плотно сжал губы, решая, как поступить.

— Сначала, — сказал он, — я хотел бы знать, известно ли вам, что их обязали заплатить налоги даже при том, что их посевы погибли.

Инаба обратился к самураю, сидевшему по другую сторону игровой доски.

— Возьмите у него ходатайство, — приказал господин.

Сёкей пытался сопротивляться, но самурай был намного сильнее. К сожалению, Сёкей не держал ходатайство в секции набора для письма. Самурай вынул листы бумаги из кимоно Сёкея, бросив юношу на пол.

Господин Инаба быстро просмотрел бумаги.

— Это, кажется, список имен и жалоб, — тихо произнес он. — И все одним почерком. Эти крестьяне не могут даже собственные имена написать?

— Я записал их, когда они назывались мне, — сказал Сёкей.

— Это было очень любезно с вашей стороны. Почему вы сделали это?

Сёкей подумал, как лучше ответить:

— Потому что я видел, как они страдали. Я хотел помочь им.

— Я предполагаю, что судья Оока послал вас сюда именно с этой целью.

— Нет, это не так, — признался Сёкей, решив, что судья не захотел бы огласки реальной цели визита в Кавадзаву.

— Так он послал вас сюда, чтобы шпионить за мной, не так ли?

— О, нет! — сказал юноша. — Он даже не знает, что я приехал сюда, в ваш замок.

Господин Инаба посмотрел на управителя домена.

— Как этот мальчик попал в замок?

— Самурай привел его, господин.

— Один из моих самураев? Вы знаете его имя?

— Нет, господин. Он не был знаком мне.

— Так узнайте, — скомандовал Инаба. Затем он направил пристальный взгляд на Сёкея. — Я хочу знать, действительно ли никому не известно, что этот мальчик находится в моих владениях. Между тем поместите его в темницу, пока не вредите ему.

Сёкей принялся возражать:

— Вы не можете поступить так! Я здесь по делу, направлен судьей Оокой!

— Молчать! — рыкнул Инаба. — Теперь здесь хозяин я!

Он вручил список имен самураю, с которым играл в го.

— Ваша задача проста. Найдите непокорных предателей, имена которых перечислены в этом списке, и уничтожьте их.

Сёкей совершил ошибку, снова попытавшись сопротивляться. На сей раз его утихомирили крепким ударом по голове. Когда юноша очнулся, то обнаружил что лежит с головной болью на холодном каменном полу. В том месте, куда он попал, было темным-темно. Не удавалось ничего разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки. Единственный лучик света проникал сюда через решетку в потолке. Вот почему юноша был поражен, когда в темноте раздался голос.

— Вам лучше? Они, надеюсь, серьезно вам не навредили.

— Достаточно серьезно, — сказал Сёкей, обнаружив за ухом шишку размером с голубиное яйцо. Затем он ощупал себя и нашел, что его деревянный меч исчез.

Он припомнил как удар, так и последние распоряжения господина Инабы, данные самураю.

— Как долго я здесь пробыл? — спросил Сёкей.

— О, не слишком долго, — сказал голос, который звучал так, будто принадлежал старику. — Они приносили только одну корзину с едой, с тех пор как принесли вас, таким образом, это меньше чем один день. Я съел вашу часть. Надеюсь, вы не возражаете. Я думал, что еда может испортиться.

— Я должен выйти отсюда! — воскликнул Сёкей. Ему нужно предупредить лекаря Генко и крестьян, что Инаба собрался уничтожить их.

Сёкей расслышал звук, сходный с криками чайки, а затем понял, что человек в темнице засмеялся.

— Не стоит так спешить, — ответил он Сёкею. — Никто не побеспокоится о вас, пока вы сидите тихо. И еще они дают еду, дают гораздо больше, чем можно найти снаружи. Люди голодают, знаете ли.

— Знаю, — отозвался Сёкей. — Я принес господину Инабе список жалоб от крестьян.

— И вы все еще живы? Бог мой, он, верно, припас кое-что специальное для вас. Наверное, распятие на кресте. Знаете, именно так они казнили киришитан, оставляя их тела на поперечных палках вдоль дороги как предупреждение другим.

— Он не осмелится казнить меня, — произнес Сёкей.

Снова раздался крик чайки, немного громче на сей раз. Сёкей думал о том, что он сказал господину Инабе. Было глупо позволить ему думать, что никто не осведомлен о посещении Сёкеем замка. На самом деле кое-кто знал — Татсуно. Если он скажет судье, где Сёкей, то судья прибудет и освободит его. Но судья приказал им встречать его в доме управляющего в области Ямато. Это далеко. Татсуно потратит несколько дней, чтобы добраться туда, если вообще потрудится пойти за подмогой. Татсуно, как казалось, заслуживал доверия только до тех пор, пока был под надзором. И даже тогда он, вероятно, придумал бы какую-нибудь хитрость. «Но если Татсуно не спасет меня, — подумал Сёкей, — то кто это сделает?» Сёкей должен был искать выход сам.

— Часто они приносят еду? — спросил он у голоса в темноте.

— Два раза в день. Или, по крайней мере, я думаю, что два раза. Свет из решетки наверху тускнеет на некоторое время, и поэтому я определяю, что настала ночь.

— Кто приносит еду?

— Не беспокойте себя всеми этими вопросами, — раздалось из темноты. — Они просто уведут вас отсюда, чтобы совершить казнь. Если бы они собирались пытать вас, давно бы это сделали. Они не нуждаются ни в какой информации от вас.

«Да, — с горечью подумал Сёкей. — Я и так принес им все добровольно, с чего им меня пытать?»

— А что про себя скажете? — спросил Сёкей. — Они намерены казнить вас?

— Я думаю, что обо мне забыли. Последний человек, который был здесь до вас, сказал, что господин Инаба умер. Это так?

— Да. Он был убит в своем замке в Эдо.

— Какой позор! Кто же пошел на это?!

— Как вы можете говорить так, когда ждете здесь, что вас казнят? — спросил юноша. — Что вы совершили, чтобы заслужить такое?

— Я был нанят, чтобы построить стену в одном из имений господина Инабы. Я сделал свою работу скверно, и стена упала.

— Из-за этого вас собираются казнить?

— Но я заслужил это, не так ли?

— А мне кажется, что это очень жестокое наказание за малое преступление, — сказал Сёкей.

— Именно так и говорила моя жена. Она намеревалась обратиться к господину Инабе с просьбой о сострадании. Он был весьма добрым человеком, знаете ли.

Голова Сёкея начала болеть сильнее.

— Это лишено смысла, — сказал он. — Я говорил с некоторыми крестьянами в южной части домена господина Инабы. Они сказали мне, что господин Инаба забрал сохраненный ими рис в качестве налога, даже при том, что они не были в состоянии вырастить что-нибудь вот уже два года. Теперь они и их семьи голодают.

— О, да, — сказал человек из темноты. — Это правда, голодают повсюду в нашей области.

— Тогда как вы можете говорить, что господин Инаба был добрым человеком?

— Да ведь потому что он не знал ничего о страдании людей. Если бы он имел представление, то предпринял бы шаги, чтобы облегчить их участь.

Сёкей сердился. Он едва мог поверить в глупость этого человека.

— Конечно, он знает… или знал. Это же его домен.

— Нет, управитель домена — вот тот, кто отвечает за соблюдение порядка, — возразил человек. — И именно сын господина Инабы дал приказ собрать налоги с крестьян, даже когда те не могли заплатить. — Он вздохнул. — Я предполагаю, что сын — это новый господин. Это означает, как только кто-то вспомнит обо мне…

— Откуда вы знаете это? — требовательным тоном спросил Сёкей.

— Работая на стене, я слышал разные вещи, — сказал человек. — Однажды я услышал разговор сына господина Инабы и управителя домена. Они волновались из-за того, что господину Инабе станет известно о чем-то совершённом ими.

— Почему вы не сказали…

— Тш-ш-ш! — зашептал человек. — Слушай!

Они услышали шаги высоко над головами, около решетки.

— Стража приносит еду, — сказал человек. — Или это, или…

Он не закончил, но Сёкей догадался, что тот подразумевал. Или пришли с едой, или пришли, чтобы казнить кого-то.