Он шел к Ланди в унылом и размягченном расположении духа, пары виски кружили голову, притупляли зрение. Не было никаких целей и мыслей, за исключением того факта, что он идет к Ланди выпить. Пропустить несколько рюмок. Столько рюмок, сколько захочется. Ничто не помешает ему прийти туда, куда он идет. Он идет хлебнуть спиртного, и пускай они лучше не возникают у него на пути. Он понятия не имел, кого представляют собой эти “они”, но, кем бы “они” ни были, пускай лучше займутся собственными делами, освободив перед Кэссиди путь к “Заведению Ланди”.

У прибрежной стороны Док-стрит на черной воде мягко покачивались большие корабли, как гигантские наседки, разжиревшие и умиротворенные на насесте. Помигивали судовые огни, бросая желтые блики на булыжную мостовую у пирса. На другой стороне Док-стрит стояли закрытые темные ларьки рыбного рынка, лучики света просачивались лишь изнутри, где поставщики делавэрской сельди, барнегатских крабов и моллюсков, мелкой камбалы, добываемой в Оушн-Сити, готовили товар к ранней утренней торговле. Когда Кэссиди проходил мимо рыбного рынка, открылась створка, из окна выплеснулись рыбьи потроха, которые должны были попасть в большой мусорный бак. В бак потроха не попали, а шлепнулись на ногу Кэссиди.

Он двинулся к открытой ставне и сердито уставился на толстую потную физиономию над белым фартуком.

— Ты, — сказал Кэссиди, — смотри, куда что швыряешь.

— Ой, заткнись, — буркнул рыбный торговец и принялся закрывать ставню.

Кэссиди ухватился за створку и удержал:

— Ты кому это говоришь “заткнись”?

В проеме возникло другое лицо. Кэссиди смотрел на два лица как на двухголовое чудовище. Две физиономии переглянулись, и жирная объявила:

— Никому. Просто пьяному лодырю Кэссиди.

Снова высунулась рука закрыть ставню. Кэссиди снова ее удержал.

— Ладно, — сказал он, — значит, я пьяница. Ну и что? Хочешь поспорить на этот счет?

— Проходи, Кэссиди. Иди прогуляйся. Двигай к Ланди вместе с остальным отребьем.

— С отребьем? — Кэссиди сильно рванул створку, петли жалобно заскрипели. — Выходи-ка оттуда и назови меня отребьем. Давай, вылезай!

— В чем дело, Кэссиди? Ты разозлился? Снова с женой подрался?

— Оставь мою жену в покое. — Он еще сильней дернул створку. Петли начали поддаваться.

Жирная физиономия стала встревоженной и сердитой.

— Пусти створку, пьяный ублюдок...

— Ох! — вздохнул Кэссиди и рассмеялся. — Значит, вот я кто? А я и не знал. Спасибо, что сказали. — Он яростно дернул ставню, так что петли вылетели из стены, и под тяжестью створки качнулся назад.

Две физиономии высунулись из окна. Кэссиди швырнул в них створку, и они исчезли за долю секунды до того, как ставня влетела в ларек. Кэссиди услыхал грохот, крики, проклятия. Он знал, что за ним не погонятся. Подобный инцидент уже раньше случался, и тогда он подбил толстяку левый глаз, а его приятеля отправил в нокаут. В каком-то смысле он даже жалел, что они не вышли, страстно желая хорошей жестокой драки.

Он повернул от рыбного ларька, продолжив путь по тротуару. Возня со ставней вполне его протрезвила, так что удалось лучше представить намеченное. Планы больше сосредоточивались на Милдред, чем на дополнительной выпивке. Он намеревался найти ее в “Заведении Ланди”, вытащить, привести домой и заставить приготовить достойный ужин. Черт возьми, мужчина, занятый днем тяжелой работой, имеет право на достойный ужин. А потом лечь в постель. При мысли о постели, о том, что там будет твориться, личность Милдред стерлась. Думая о том, что будет, чем он там займется и с кем, он при этом не думал о Милдред, только о ее теле.

И все-таки, размышляя подобным образом, он вновь остро почувствовал беспокойство и недоумение. В голове все больше прояснялось, и он вспоминал ее необычное поведение, отказ от драки, уход в самый разгар спора. Никогда раньше она так не делала. Что с ней стряслось? Что за новый фокус она хочет выкинуть?

Он остановился, тяжело привалившись к кирпичной стене. Об этом стоит подумать. Стоит попробовать разобраться. От этого просто так не отмахнешься. Вопрос серьезный. Подходит под рубрику “домашние проблемы”. Конечно, в конце концов, эта женщина, Милдред, за ним замужем. Она его жена. Кольцо на ее пальце можно заложить за два бакса, но это обручальное кольцо, надетое в присутствии настоящих добропорядочных мировых судей. На законной церемонии в три утра в Элктоне, штат Мэриленд. Согласно закону и Божьей воле, сказал тот мужчина. Ничего тайного и противозаконного. Абсолютно законный брак, она — его законная жена, у него есть свои права, и об этом ей лучше не забывать.

Да в любом случае, чего она бесится? Он каждую неделю приносит домой деньги, вовремя платит за квартиру, следит, чтобы у нее задница была прикрыта одеждой. Если часть наличных идет на спиртное, то по взаимному согласию. Она пьет не меньше его, иногда даже больше. Если подумать, то в финансовом смысле она гораздо больше выиграла от сделки. Подрабатывает парикмахером, как и раньше — до замужества, — а он с нее заработанных денег никогда не требует. Вполне возможно, она тратит каждый цент на виски, как, должно быть, и делала до их знакомства.

Ради Господа Бога, чего она взбеленилась? Она подбивала ему глаз столько же раз, сколько он ей навешивал синяки. Может, больше, хотя синяков слишком много, не пересчитаешь. Он охотно бы согласился получать новенький пятицентовик за каждую метко брошенную ею тарелку, крышку от кастрюли или пустую бутылку из-под виски. В одном примечательном случае бутылка была не пустой, и ему пришлось наложить три шва на черепе.

Мысли барахтались на поверхности. Были глубокие коридоры памяти, ожидавшие размышлений, но, когда дело касалось Милдред, он никогда не испытывал склонности углубляться. Взял за правило думать об этой женщине и о себе на примитивном уровне, и не больше. Потому что все прочее чересчур сложно, а он вляпался в такие трудности, что нечего осложнять себе жизнь еще больше.

Но все-таки, приближаясь к “Заведению Ланди”, видя грязно-желтый свет, пробивающийся из немытых окон салуна, Кэссиди испытал приступ острого сомнения в самом себе. Его опять обуял страх. Он вдруг понял, в чем дело. Милдред нашла другого мужчину!

С не менее сильной досадой он припомнил и личность мужчины, сообразил, почему ее потянуло именно в эту конкретную сторону. Указав себе, что давно следовало догадаться, он принялся нажимать в мозгу кнопки, вызывая в памяти сцены и эпизоды, которые в свое время оставил без внимания. Хотя почти все мужчины, впервые увидев Милдред, таращили глаза и начинали сопеть, это особенно явно демонстрировал тип по имени Хейни Кенрик. Фактором, превратившим Кенрика в особого кандидата, были наличные у него в кармане. Конечно, не капитал, но его финансовые возможности значительно превосходили всех прочих мужчин — завсегдатаев “Заведения Ланди”.

Так вот, значит, как. Кэссиди вдохновенно кивнул. Очень ясно и просто. Догадаться было до смешного легко. Легко понять, почему она заявила, что сыта им по горло. Конечно, сыта. Сыта дешевой одеждой и туфлями за пять долларов. И косметикой из грошовой лавчонки. Сыта убогой квартирой у самой воды. Теперь ясно, почему она бросила ему в лицо десять долларов. Этого ей было мало. И его воображение превратилось в холст, на котором размашисто, грубо нарисовалась рука Хейни Кенрика, протягивающая банкнот в пятьдесят долларов, и принимающая деньги Милдред.

Кэссиди, расставив руки со сжатыми кулаками, зашагал к салуну.

“Заведение Ланди” напоминало кадры из старого фильма на потрескавшемся экране. Просторное, с высокими потолками и мебелью, не имеющей цвета, блеска и определенной формы. Деревянные столы и стойка бара исцарапаны, посерели от времени, пол в слежавшейся пыли словно мхом порос. Сам Ланди был просто добавочным предметом обстановки, старым, тусклым и пустотелым, перемещавшимся от бара к столам, взад-вперед за стойкой бара с каменной физиономией. Почти все регулярные посетители сидели из вечера в вечер за одним и тем же столом на одном и том же стуле. Кэссиди, стоя на улице, всматриваясь в затуманенное окно, точно знал, куда надо смотреть.

Он увидел Милдред, сидевшую за столиком Хейни Кенрика. Так вдвоем они там и сидели, Кенрик оживленно болтал, Милдред кивала и улыбалась. Потом Кенрик положил ладонь на руку Милдред, чуть подался вперед и прошептал что-то Милдред на ухо. Милдред запрокинула голову и рассмеялась.

Кэссиди сгорбился, наклонился, ткнувшись лбом в стекло. Ему еще удавалось сдерживаться, зная, что, если дать сейчас себе волю, он вломится через окно. Он умолял себя успокоиться. Велел себе обождать и подумать.

Но не сводил глаз со стола, за которым сидела она с Хейни Кенриком. Она все смеялась. А потом Кенрик сказал что-то, от чего Милдред захохотала еще сильней. Они смеялись вместе. Кэссиди дрожал, стоя у окна и внимательно глядя на стол, как на вражескую траншею, расположенную в восьми-девяти ярдах от него.

Несколько раз Кэссиди прямо в лицо называл Кенрика жирным гадом. К его внешности это практически не относилось, хотя Кенрик весил больше двухсот фунтов и сильно смахивал на медузу. Он был на пару дюймов выше среднего роста и, вставая, всегда старался казаться еще выше. Всегда старался уменьшить объем живота и за счет этого раздаться в груди, но через пару минут живот опять отвисал.

Кэссиди сосредоточил взгляд, сфокусировал его на Кенрике, увидел жирное, лоснящееся лицо, редкие темно-русые волосы, зализанные вниз и поперек круглого черепа. Увидел дешевый, крикливый наряд Кенрика, сильно накрахмаленный воротничок, остро заглаженные складки на брюках, начищенные башмаки, казавшиеся лакированными.

Хейни Кенрику было сорок три года, а зарабатывал он на жизнь продажей хозяйственных товаров, которые доставлял по домам, предоставляя рассрочку. Жил в нескольких кварталах от “Заведения Ланди”, заявляя, что любит портовый район, “Заведение Ланди” и всех своих здешних добрых и дорогих друзей.

Все добрые и дорогие друзья знали, что это вранье. Почти ни в одном обществе Кенрика не принимали, и посещения Ланди вселяли в него ощущение удовлетворенного самолюбия и превосходства. Он никогда не мог полностью скрыть презрение и надменность, и, когда громко приветствовал всех и похлопывал по спине, они просто сидели и молча терпели, спрашивая про себя, кого это он собирается одурачить?

И вот она сидит там с этим жирным уличным разносчиком. Заигрывает с ним. Хохочет над его шутками. Позволяет приблизить расплывшуюся, точно медуза, физиономию. Разрешает ощупывать свою руку поближе к пышному плечу, доставляя ему дешевое удовольствие. Кэссиди закусил губу и сказал себе, что пора войти.

Что-то словно держало его на поводьях. Что — он понятия не имел, но почему-то считал определенной стратегией. Оторвал взгляд от столика, где сидела она с Кенриком, обратил внимание на другие столы, добравшись наконец до четырех выпивающих за дальним угловым столиком, за которым обычно сидели трое.

Трое его ближайших друзей. Спан, портовый бездельник, тощий, хитрый, но с любимыми им людьми честный, как логарифмическая линейка. Подружка Спана, Полин, фигурой похожая на зубочистку, а цветом лица на чистый газетный лист. А вот Шили, белоснежно-седой в сорок лет, способный заглотить поразительное количество спиртного, с мозгами, которые некогда создали колледжские учебники по экономике. Теперь Шили стоял за прилавком дешевой лавочки на задворках Док-стрит. Для заведения такого сорта он был хорошим продавцом, ибо никогда не старался продать что-нибудь. Вообще никогда не старался что-нибудь сделать. Только сидел и пил. Все они только этим и занимались, сидя в спертой духоте “Заведения Ланди”. В порту для кораблей без руля и без ветрил.

Четвертого члена компании Кэссиди никогда раньше не видел. Маленькая, хрупкая, бледная женщина. На вид где-то около тридцати. Кэссиди видел в ней простоту, кротость. Что-то милое, чистое. Что-то здоровое и целительное. И все-таки, глядя, как она поднимает стакан, мигом понял, что это алкоголичка.

Это видно. Всегда можно сказать. Они выдают себя сотнями мелких жестов. Кэссиди их никогда не жалел, вечно слишком занятый жалостью к самому себе. А сейчас на него волной нахлынула жалость к бледной женщине с золотистыми волосами, сидевшей там вместе с Шили, Полин и Спаном. Важно выяснить, кто она такая, решил он.

Вошел в “Заведение Ланди”, медленно, почти небрежно прошагал через зал, поприветствовал Шили. Слегка улыбнулся Полин и Спану, а потом перевел взгляд на хрупкую женщину, ожидая ответного взгляда. Она сосредоточилась на стакане, до половины наполненном виски. Он знал, она не хочет его оскорбить. Просто не может оторвать взгляд от виски.

— Дождь перестал? — спросил Шили. Кэссиди кивнул.

— Что новенького? — спросил Шили.

Кэссиди пододвинул стул к столику, сел, призывно махнул Ланди, заказал подошедшему старику пять порций хлебной водки. Хрупкая женщина взглянула на него с улыбкой, и Кэссиди улыбнулся в ответ. Он заметил, что глаза у нее светло-серые. Она была даже хорошенькой.

— Ее зовут Дорис, — сказал Шили.

— А его как зовут? — спросила Дорис.

— Его зовут Кэссиди, — сообщил Шили.

— Мистер Кэссиди пьет? — осведомилась Дорис.

— Иногда, — сказал Кэссиди.

— А я все время пью, — призналась Дорис.

Шили ей улыбнулся отцовской улыбкой:

— Давай, детка, пей дальше. — Он пристально взглянул на Кэссиди и кивнул в сторону столика, где сидела Милдред с Хейни Кенриком. — Что это, Джим? — спросил он. — Что происходит?

Кэссиди положил руки на колено:

— Она выпивает с Хейни Кенриком. Больше я ничего не знаю.

— А я знаю больше, — вставила Полин.

Спан прищурился на Полин и сказал:

— Заткнись. Слышишь? Сиди и помалкивай.

— Не смей говорить мне “заткнись”! — потребовала Полин.

Голос у Спана был просто бархатный.

— А я тебе говорю. Меня раздражает, что ты суешься не в свое дело.

— Это мое дело, — возразила Полин. — Кэссиди мой друг. Не люблю, когда моим друзьям поганят настроение.

Спан принялся разминать пальцы:

— По-моему, лучше заставить ее заткнуться.

— Оставь ее в покое, — посоветовал Шили. — Как бы ты ни старался, она все равно скажет раньше или позже. Пускай говорит.

К столику подошел Ланд и с бутылкой. Кэссиди расплатился за выпивку, откупорил бутылку, наполнил стаканы. В стакан Дорис плеснул чуть-чуть и с улыбкой смотрел, как она продолжает держать стакан, ожидая добавки. Налил до половины, она все ждала, пришлось налить почти до краев, только тогда она кивнула.

— Слушай, Кэссиди, — продолжала Полин. — Слушай как следует. Мы сегодня у тебя были. Милдред устраивала вечеринку.

Кэссиди облокотился о стол, почесал в затылке:

— Это я сам понял.

— И про драку? — спросила Полин.

— Я подумал, что была драка. — Как только Кэссиди это сказал, он заметил под носом у Шили красноту, небольшую припухлость, и спросил, плотно стиснув губы: — Кто тебя ударил, Шили?

— Я тебе скажу, кто его ударил, — вызвалась Полин. — Эта жирная свинья, что сидит там с твоей женой.

Кэссиди хлопнул о стол ладонями.

— Ну-ка полегче, Джим, — сказал Шили. — Притормози.

Полин сложила на груди руки, наклонила голову к Кэссиди:

— И я скажу тебе, из-за чего это вышло. Кенрик лапал Милдред. Щупал и тискал, будто апельсин выжимал. А Милдред? Просто стояла и позволяла...

— Не совсем так, — перебил Шили. — Милдред была пьяна, не понимала, что происходит.

— Черта с два не понимала, — фыркнула Полин. — Все она понимала, и, если хотите знать мое мнение, ей это нравилось.

Спан вежливо улыбнулся Полин и предупредил:

— Придержи язык. Просто держи это все при себе, а не то до конца вечера я успею выдрать твои волосы вместе с корнями.

— Ничего ты не сделаешь, — отвечала Полин. — Ты ноль без палочки. Будь ты хоть на десятую долю мужчиной, доказал бы сегодня это, когда Кенрик принялся колотить Шили. А ты просто смотрел, как с трибуны у ринга.

Шили улыбнулся Кэссиди:

— Наверно, я пролил немного крови тебе на пол.

— Это была просто жуть, — не умолкала Полин. — Шили не нарывался на неприятности. Просто вежливо попросил. Как настоящий джентльмен. Да, Шили, ты настоящий джентльмен.

Шили пожал плечами:

— Я просто попросил Кенрика прекратить это. Напомнил, что Милдред пьяна...

— Кенрик только смеялся, — перебила Полин. — Потом Шили снова ему сказал. А он без предупреждения заехал Шили в лицо.

Кэссиди отодвинул свой стул от стола на несколько дюймов. Посмотрел через зал на Милдред и Хейни Кенрика. Задержал взгляд, пока Кенрик его не увидел. Увидев Кэссиди, он широко улыбнулся, приветственно махнул рукой и еще раз махнул, приглашая выпить.

— Полегче, — попросил Шили. — Полегче, Джим.

— Меня только одно беспокоит, — пробормотал Кэссиди. — Мне не нравится тот факт, что он тебя ударил.

— Да ничего, — отмахнулся Шили с небольшим смешком. — Всего-навсего удар по носу.

Полин наклонилась к Кэссиди:

— А как насчет Милдред? Ты слышал, что он делал с Милдред?

Кэссиди опустил взгляд на свои руки:

— К черту Милдред.

— Она твоя жена, — напомнила Полин.

Дорис улыбнулась Кэссиди и спросила:

— Можно мне еще выпить?

Он налил Дорис еще. Немного пролилось на стол, и он услышал голос Полин:

— Ты меня слышишь, Кэссиди? Я с тобой разговариваю. Она твоя жена.

— Вопрос не в этом, — сказал Кэссиди. — Это значения не имеет. — Поднял стакан, сделал большой глоток, потом другой, допил до дна, снова налил.

Потом на время воцарилась тишина, все сосредоточились на выпивке. Эти мгновения тишины походили на странное затишье на палубе медленно тонущего корабля, где удивительно спокойные люди карабкаются в спасательные шлюпки. Они забыли друг о друге, спокойно погрузившись в выпивку.

Наконец Полин провозгласила:

— Я заявляю, что Шили настоящий джентльмен.

— Сомневаюсь, — сказал Шили.

— Это правда, — со слезами в голосе твердила Полин. — Правда, ты очень славный.

Спан улыбнулся в пустое пространство.

— А я? — полюбопытствовал он. — Я кто?

— Ты ящерица, — объявила Полин. И взглянула на Дорис: — Ради Христа, скажи что-нибудь.

Дорис подняла стакан, сделала медленный долгий глоток, как будто пила холодную воду.

Кэссиди встал. Он стоял твердо, сохраняя равновесие, слыша слова Шили:

— Полегче, Джим. Пожалуйста, ну, потише.

— Я в полном порядке, — сказал Кэссиди.

— Нет, — возразил Шили. — Прошу тебя, Джим. Пожалуйста, сядь.

— Все в порядке.

— Нет, Джим.

— Он тебя ударил. Ведь так?

— Пожалуйста. — Шили дернул его за рукав.

— Ты что, не понимаешь? — мягко спросил Кэссиди. — Ты мой друг. Шили. Ты иногда говоришь как по книжке и действуешь мне на нервы, но ты мой друг. Ты дрянная пьяная развалина, но ты мой друг, и он не имел права тебя ударить.

Он оторвал руку Шили от своего рукава и зашагал через зал прямо к столику, за которым они сидели. Кенрик, видя его приближение, широко, очень широко улыбался. Милдред взглянула, чему улыбается Кенрик, увидела Кэссиди, секунду посмотрела и отвернулась.

Кэссиди подошел к столику, Кенрик приподнялся, потянулся за стулом и проговорил:

— Чего ты так долго? Мы тебя ждем. Давай, садись. Выпей.

— Ладно, — сказал Кэссиди.

Кенрик кликнул Ланди, чтобы тот принес бутылку и еще один стакан, потом похлопал Кэссиди по плечу и спросил:

— Ну, Джим, старина, как дела?

— Отлично.

— Как бегает старый автобус?

— Отлично.

Кэссиди смотрел на Милдред, а она на него.

— Как жизнь в Истоне? — продолжал Кенрик, снова хлопая Кэссиди по плечу.

— Хороший городок.

— Так я и слышал. — Кенрик вертел в толстых пальцах зажигалку. — Я слышал, что Истон замечательный старый город. Говорят, там неплохо сбывать товар партиями.

— Не знаю, — сказал Кэссиди.

— Ну, так я тебе расскажу. — Кенрик откинулся на спинку стула. — Все дело, на мой взгляд, в количестве улиц. Население с низким доходом. Фабричные рабочие. Много детей. Вот в чем дело. Сложи вместе все факты, прикинь площадь района, иди и торгуй.

— Я про это ничего не знаю.

— Стоит узнать, — утверждал Кенрик. — Это очень интересно.

— Не для меня, — сказал Кэссиди. — Я просто вожу автобус.

— Тоже доброе, трудное, честное дело. — Кенрик опять стукнул Кэссиди по плечу. — Стыдиться нечего. Добрый, честный и простой тяжкий труд.

Ланди подошел к столику с бутылкой и стаканом, Кенрик налил три стакана. Поднял свой, открыл рот, чтобы что-то сказать, быстро передумал и стал поднимать стакан дальше. Кэссиди остановил его, придержав за руку:

— Скажи, Хейни.

— Что?

— Тост. — Кэссиди улыбнулся Милдред. — Тост, который ты собирался сказать.

— Какой тост?

— За Милдред. За день рождения Милдред.

Губы Кенрика зашевелились, словно он старался затолкнуть под нижнюю жевательную резинку.

— День рождения? — быстро и нервно переспросил он.

— Конечно. Ты разве не знаешь, что у нее день рождения?

— Ах да. Разумеется. — Кенрик с бульканьем засмеялся. Церемонно поднял стакан и провозгласил: — За день рождения Милдред.

— И за руки Милдред, — добавил Кэссиди. Кенрик уставился на него.

— За мягкие белые руки Милдред, — продолжал Кэссиди. — За приятные, мягкие, сладкие руки.

Кенрик снова попробовал засмеяться, но не издал ни звука.

— И за роскошный вид Милдред спереди. Только взгляни на него. Смотри, Хейни.

— Ну, уж ты в самом деле, Джим...

— Взгляни. Посмотри. Потрясающе, правда?

Кенрик с трудом сглотнул.

— Смотри, как у нее выгнуты бедра. Рассмотри их с обеих сторон. Большие, полные, круглые. Смотри на всю эту пышную плоть. Видел когда-нибудь что-то подобное?

На лице Кенрика выступил пот.

— Давай, Хейни, смотри. Не спускай глаз. Вот она. Можешь на нее смотреть. Можешь ее потрогать. Дотянись и дотронься. Обхвати ее руками. Я тебя не останавливаю. Обхвати ее всю руками. Давай, Хейни.

Кенрик снова сглотнул, сумел принять серьезное, даже суровое выражение и сказал:

— Ну прекрати, Джим. Эта женщина твоя жена.

— Когда ты об этом узнал? — поинтересовался Кэссиди. — Нынче днем ты уже знал об этом?

Милдред встала:

— Хватит, Кэссиди.

— А ты сядь, — велел он. — И молчи.

— Кэссиди, ты мертвецки пьян и лучше убирайся отсюда, пока не начал буянить.

— Он в полном порядке, — вставил Кенрик.

— Он мертвецки, до одурения пьян, — повторила Милдред. — И наделает дел.

— Конечно, — с шипением сорвалось с губ Кэссиди. — Ни на что не годный пьяный бездельник. Недостаточно для тебя хорош. Зарабатывает маловато. Не может покупать нужные тебе вещи. Знаешь, мне никогда не стать лучше, чем я есть. Думаешь, можешь найти получше? Вот этого, например. — И он указал на Хейни Кенрика.

Кенрик пытался на глаз оценить опьянение Кэссиди. Ему показалось, что он в самом деле совсем пьян и особых хлопот не доставит. Вдобавок он чувствовал, что ему выпала неплохая возможность. Способ повысить свое положение в глазах Милдред.

— Иди домой, Джим, — сказал Кенрик. — Иди домой и ложись спать.

Кэссиди рассмеялся:

— Если я пойду домой, куда ты с ней отправишься?

— Об этом не беспокойся.

— Ты чертовски прав. Конечно, мне не о чем беспокоиться. — Кэссиди встал. — Я это и в голову не возьму. С какой стати? Какое мне дело, чем она занимается? Думаешь, я разозлился, что ты ее сегодня лапал? Меня это нисколько не огорчает. Я на это ничуть не сержусь. Для меня это не имеет значения. Я тебе говорю, никакого значения.

— Ладно, — сказала Милдред. — Ты сказал нам, что это значения не имеет. Что еще?

— Давай это все прекратим, — предложил Кенрик. — С ним все будет в порядке. Он будет вести себя хорошо и пойдет домой. — Кенрик поднялся, крепко взял Кэссиди под руку и потащил от стола.

Кэссиди вырвался, потерял равновесие, налетел на другой столик и упал на пол. Кенрик нагнулся, поднял его, снова потащил к дверям. Он опять вырвался из рук Кенрика.

— Ну, веди себя прилично, Джим.

Кэссиди заморгал, глядя мимо Кенрика и видя, как Милдред направляется к столику, где сидел Шили с остальной компанией.

Он увидел, как Милдред схватила Полин за руку. Он услышал, как Милдред сказала:

— Ну что, скандалистка? Не успокоишься, пока пасть не раскроешь? Сейчас я ее тебе закрою.

Милдред вздернула Полин на ноги и сильно хлестнула ее по лицу. Полин выругалась, вцепилась Милдред в волосы, Милдред ударила еще раз, отбросив Полин к стене, после чего та качнулась вперед и нарвалась на следующий удар по губам. Полин заверещала, как дикая птица, бросилась на Милдред, а Шили пытался вклиниться между ними. Кенрик оглянулся, наблюдая за ними, а когда Шили попробовал разнять женщин, скомандовал:

— Держись от них подальше. Шили.

Шили проигнорировал приказание. Кенрик сделал несколько шагов в его сторону, и тут заговорил Кэссиди:

— Повернись, Хейни. Смотри на меня. Сегодня ты с Шили уже позабавился. Нынче вечером мой черед.

Тон Кэссиди был холодным, четким и беспрекословным, так что вся публика в зале уставилась на него. Битва Милдред с Полин завершилась, Полин всхлипывала, лежа на полу. Спан, не обращая внимания на Полин, дожидался, когда станут ясными планы Кэссиди. Все гадали, что сделает Кэссиди.

Кенрик выглядел обеспокоенным. Казалось, что Кэссиди как-то сам по себе протрезвел. Кенрику не понравилась твердая стойка Кэссиди на прямых ногах. Он лишь слегка поводил руками на манер пловца, так крепко сжав кулаки, что косточки пальцев были точно каменные.

— Ты гад, Кенрик, — сказал Кэссиди. — Ты дешевый гад.

— Ну, Джим, не надо нам неприятностей.

— Мне надо.

— Только не со мной, Джим. Тебе не в чем законно меня обвинить.

Кэссиди чуть улыбнулся:

— Давай просто скажем, что ты мне не нравишься. А сегодня вечером ты особенно мне не нравишься. Меня огорчает известие, что ты избил Шили. Шили мой друг.

Милдред направилась к ним, встала, приблизив лицо к лицу Кэссиди, и объявила:

— Дело вовсе не в Шили, и ты это знаешь. Ты ревнуешь, и все. Просто-напросто ты ревнуешь.

— Тебя? — уточнил Кэссиди. — Это смешно.

— Неужели? — поддразнила она. — Так давай, покажи, как ты смеешься.

Вместо смеха он ткнул ей в лицо открытой ладонью и сильно толкнул. Милдред качнулась назад, рухнула на пол, потеряв равновесие, с громким стуком приземлилась, села, оскалила зубы и прошипела:

— Все в порядке, Хейни. Отделай его за это. Не позволяй ему так со мной обращаться.

На физиономии Кенрика появилось выражение человека, загнанного в ловушку. Но он смертельно хотел Милдред, и это желание выросло до таких пропорций, что полностью заслонило в его сознании все остальное. Он знал, что должен получить Милдред и, возможно, сейчас выпадал шанс ее завоевать. Кенрик втянул живот, расправил грудь, ринулся к Кэссиди, со всей силой нанес удар.

Кэссиди среагировал недостаточно быстро и получил прямо в челюсть удар правой. Опрокинулся на спину, наткнулся на столик, упал на него, Кенрик снова его ударил, потом схватил за ноги, прижал к столешнице, обошел вокруг столика, пнул по ребрам и прицелился для следующего пинка. Кэссиди скатился со стола, вскочил, попробовал защититься и не сумел. Кенрик прямым слева разбил ему рот, потом опять левой заехал по носу, а правой в голову. И Кэссиди снова упал.

Для Кенрика это был прекрасный, упоительный миг. Он убедился, что покончил с Кэссиди, и начал отворачиваться от него. Но краешком глаза заметил, что Кэссиди поднимается.

— Не дури, Джим, — предупредил он. — Окажешься в “скорой”.

Кэссиди собрал во рту слюну с кровью, плюнул в лицо Кенрику, бросился, нанеся левой прямой удар в зубы, потом правой в висок. Кенрик вцепился в него, схватил обеими руками поперек туловища, сдавил, и оба свалились на пол. Катаясь вместе с Кэссиди по полу, Кенрик наращивал преимущество. Он пустил в ход всю силу могучих рук, вытесняя из Кэссиди воздух, пока тот не почувствовал боль и не начал задыхаться.

— Что, хватит? — улыбнулся Кенрик.

Кэссиди собирался кивнуть, но не смог довести кивок до конца — его голову прижимал подбородок Кенрика. Кенрик издал нечто среднее между стоном и вздохом и выпустил Кэссиди. Тот поднялся, увидел, что Кенрик встает, и позволил ему нарваться на прямой удар в глаз. От этого Кенрик очнулся и выпрямился, а Кэссиди нанес оглушительный удар правой, обрушившийся кузнечным молотом Кенрику в челюсть.

Кенрик пошатнулся и плашмя грохнулся на спину. Глаза его закрылись, он потерял сознание. Кэссиди смотрел на него несколько секунд, чтобы наверняка убедиться в победе, ухмыльнулся, потом тихо уплыл в мягкий белый туман и рухнул сверху.