Послышался звон разбитого стекла.

— Моя теплица! — закричала Брай и метнулась в гардеробную. Люк бросился за ней.

— Я с тобой! — Он быстро натянул панталоны и рубашку. Брай выбежала из комнаты. Он догнал ее в коридоре, где она разговаривала с матерью.

— Мы с Люком сами разберемся, мама. Оставайся в своей спальне.

Элизабет схватила дочь за руку с удивительной для ее хрупкости силой.

— Не оставляй меня!

Люк пробежал мимо Брай и, прыгая через три ступени, сбежал с лестницы и выскочил на улицу. На западе полыхало в трех местах. Ярко-оранжевое, красное и желтое пламя освещало ночное небо. Люк уже сделал несколько шагов в ту сторону, но остановился, услышав знакомые голоса, доносившиеся из дома. Он оглянулся и увидел Брай и Оррина, стоявших в дверях. Он подошел к ним.

— Слава Богу, что ты здесь, — произнес Оррин, следя за приближением Люка из-за плеча Брай. — Может, тебе удастся образумить ее. Скажи ей, чтобы она не смела брать мои ружья. Она может себя убить.

Обойдя Оррина, Люк подошел к камину и снял со стены два дробовика.

— Они заряжены? — обратился он к Брай.

— Всегда. В ящике стола есть еще дробь.

Люк легко нашел ее и, вернувшись к двери, протянул Брай дробовик.

— Надеюсь, ты умеешь с ним обращаться? — спросил он.

— Получше тебя, — фыркнула она.

— Ты что-нибудь знаешь об этих пожарах? — спросил Люк Оррина.

— Ничего я не знаю, будь я проклят! — прорычал тот.

— Он не хочет говорить тебе. Люк. Это Клан. — Брай выбежала на террасу.

— Это правда? — спросил Люк, направляясь к двери.

— Откуда мне знать, черт возьми! — Оррин посмотрел на лестницу. — Возвращайся в свою комнату, Элизабет! Это дело тебя не касается.

— Брай убежала, Оррин. — Лампа, которую Элизабет держала в руке, освещала ее лицо и бросала причудливую тень на стену.

— Я должен ее догнать.

— Ну, вот видишь, Кинкейд, — развел руками Оррин. — Моя жена тоже считает, что место Брай — здесь. Посторонись, дай мне пройти. Советую тебе догнать свою жену и вернуть ее домой.

Люк нагнал Брай около конюшни. Аполлон был уже оседлан, и Люк быстро оседлал второго коня. Спустя несколько секунд они уже мчались во весь опор.

— Забудь про теплицу! — на ходу крикнула Брай. — Нам надо поскорее добраться до ферм.

Они гнали коней в сторону пожара, видневшегося из-за верхушек деревьев. Халат Брай развевался на ветру. Черты ее лица обострились.

— Джон! — закричала Брай. — Это горит дом Джона! Они перешли на шаг, когда достигли леса, за которым находился дом Джона. Сквозь деревья им было видно, что дом целиком охвачен пламенем.

Выехав на открытое место, Брай выхватила дробовик.

— Джон! Где ты, Джон?

Спешившись, она побежала к дому. Люк устремился за ней. Жар не позволял подойти к дому, но Брай казалось, этого не понимала. Она надеялась услышать голос Джона.

— Назад, Брай! — крикнул Люк, отсекая ей дорогу к дому.

— Джон! Мы должны найти Джона!

Люк исследовал пространство перед домом. Вся земля была взрыта копытами лошадей. Кое-где встречались и следы людей, но их было очень мало.

Позади них рухнула часть крыши, и к небу взметнулся столб искр, осветив дорогу, ведущую к лесу. В этом свете Люк заметил странно примятую траву и след, который тянулся в северо-западном направлении. Он сразу все понял. Джона волокли по земле.

— Садись на лошадь, Бри! — приказал он.

— А как же Джон?

— Они забрали его с собой.

Брай приторочила дробовик к седлу и вскочила на Аполлона. Они пришпорили коней и поскакали в ту сторону, куда вел след.

Вдали за деревьями полыхал еще один пожар.

— Это церковь. Они сожгли церковь!

Конь Люка мчался как ветер, Аполлон от него не отставал. Достигнув леса, они придержали лошадей и начали осторожно пробираться между деревьями. У Брай защемило сердце, когда она представила, как ночные всадники волокли Джона сквозь кусты ежевики и по корням деревьев.

Было слишком темно, и вскоре они потеряли след. Тогда они развернули лошадей в ту сторону, где полыхала церковь. Лес стал редеть. Наконец они выехали на открытое пространство и погнали коней галопом.

Люк насчитал пятерых всадников. Одетые в белое, с капюшонами на головах, они казались лесными духами — правда, духами, хорошо вооруженными. Их лошади образовали круг, внутри которого были мужчины, женщины и несколько детей, и все они со страхом смотрели на своих мучителей.

Всадники увидели Люка и Брай, когда те выскочили прямо на них с дробовиками в руках.

Люк и Брай пустили лошадей шагом и стали медленно продвигаться вперед. Детей было гораздо больше, чем им сначала показалось. Родители собрали их в круг, защищая своими спинами. Рядом с пленниками на земле лежал человек, над которым склонилась женщина. Пламя вспыхнуло с новой силой, и Люк узнал Адди и Джона Уитни.

Брай остановила Аполлона в нескольких шагах от всадников и прицелилась в одного из мужчин в капюшоне.

— Немедленно убирайтесь с моей земли! — крикнула она. — Мне бы не хотелось проливать кровь.

Несколько лошадей затоптались на месте, но никто из всадников не покинул группы. Фигура, в которую целилась Брай, медленно подняла правую руку ладонью вперед.

— К вам это не имеет никакого отношения, Брай! — крикнул в ответ незнакомец. — Уезжайте отсюда.

— Вы сожгли мою теплицу. Это моя земля.

— Разрешите с вами не согласиться. Это земля Фостера. С трудом верится, что вы могли забыть об этом. Мы будем иметь дело с ним и с этими неграми. Ни вы, ни ваш муж не должны вмешиваться. Возвращайтесь домой и ведите себя разумно, если, конечно, не хотите присоединиться к нам. Хотя для этого вы едва одеты.

Не обращая внимания на взрыв смеха, Брай снова прицелилась.

— Вы уже достаточно натешились этой ночью. Хватит терроризировать этих людей. Убирайтесь. — В голосе Брай прозвучала угроза.

Люк прицелился в человека, стоящего рядом с вожаком. Лошадь его замерла как вкопанная, и ружье не дрожало в его руке. Всадники отступили на пару шагов, тесня своих пленников. Люк мог успеть выстрелить трижды, прежде чем кто-нибудь из них схватится за оружие. Он был готов убивать их всех, если они окажут сопротивление. Всадники сбились в тесную кучу и начали о чем-то шептаться, а вожак стоял в стороне, прислушиваясь к их разговору. Почувствовав, что его приспешники готовы взбунтоваться, вожак взмахнул рукой и поскакал к реке. Бандиты последовали за ним, и через минуту на поляне остались только негры и Люк с женой.

Они не опускали ружья, пока всадники не исчезли из виду.

— Адди, — позвал Люк, подъезжая к ней, — как Джон?

— Едва жив, мистер Люк. У него от веревок раны на запястьях, вывернуто плечо, раны на животе и ногах. — В черных глазах Адди стояли слезы, — Они волокли его. Волокли его! Потом ему удалось вскочить на ноги, и он бежал за лошадьми. Ему так хотелось жить, мистер Люк! Мой Джон хотел жить.

— Нельзя терять времени, Адди. Я сейчас помогу вам обоим взобраться на лошадь, но сможешь ли ты править ею?

Адди не имела ни малейшего представления, как это делается, но решительно заявила:

— Я смогу, мистер Люк. Я обязательно смогу.

Брай взяла на себя заботу о женщинах и детях и отвела подальше от горящей церкви, туда, где проходила дорога, ведущая к усадьбе. Прежде чем уйти, она проследила за тем, как Люк усадил на свою лошадь Адди и Джона. Джон еле держался в седле и то и дело заваливался на бок, но Адди, прижав его к себе одной рукой, в другую взяла вожжи и храбро пустилась в путь.

Брай направилась со своей группой к Большому дому, а Люк остался с мужчинами. Клан захватил в плен три семьи. У каждой дом был заново отремонтирован, и вот теперь они остались без крыши над головой.

Люк посмотрел на охваченные ужасом лица негров и подумал о людях, так вероломно захвативших их в плен. У него не дрогнула бы рука перестрелять их всех до единого.

— Я бы мог спокойно убить их, — сказал он Брай несколько часов спустя. Они сидели на кухне и пили кофе. — Я до сих пор сожалею, что не сделал ни одного выстрела.

Брай сидела в обычной позе, подтянув колени к подбородку. Ее кофе стоял на столе нетронутым.

— Помнится, ты говорил, что не относишься к числу метких стрелков, — произнесла она и сразу поняла, что своим замечанием его обидела. — Извини, я плохо соображаю.

— Ты устала, тебе надо поспать.

— Мне совсем не хочется спать, да я и не уверена, смогу ли вообще заснуть.

Перед глазами Брай неотступно стояло изувеченное, покрытое синяками тело Джона, содранная на животе кожа и кровоточащие руки. Они с Адди устроили его по возможности удобно в одном из домов надсмотрщиков. Джеб и Элси принесли кипяченой воды, чистые простыни и бинты и помогли Адди перевязать Джона.

Брай понимала, что Джон пережил сильный стресс, и очень беспокоилась за него. Боль, которую она видела в его глазах, казалось, совсем не имела отношения к ранам. Его черные глаза налились слезами, когда Адди опустилась на колени рядом с его кроватью.

— Я даже и не подозревал, что Джон так сильно любит ее, — проговорила задумчиво Брай. — Он не спускает с нее глаз.

— Она останется с ним?

— Да. Я дам ей свое ружье.

— Ты считаешь это хорошей идеей?

— Не знаю. Я боюсь оставлять ее одну без всякой защиты.

— Бри, ты знаешь, что с ней сделают, если она будет целиться в белого человека. Как ты смотришь на то, чтобы с Джоном остался я?

— А ты этого хочешь?

— Конечно. Мне Джон нравится, и Адди тоже. Я, правда, не думаю, чтобы Клан предпринял сегодня ночью вторую попытку, но все же лучше мне остаться с ними.

Брай взяла в руки чашку и, держа ее в ладонях, о чем-то задумалась. Люк, казалось, читал ее мысли.

— Если ты и вправду считаешь, что я плохой стрелок, то могу тебя заверить, что в этом плане наметились некоторые улучшения.

— Значительные?

— Весьма. Могу я предположить, что ты хоть немного опасаешься за мою жизнь?

— Ты можешь предполагать все, что угодно. Люк внимательно посмотрел на нее.

— Ну хорошо. Я не хочу, чтобы ты умирал, — улыбнулась она.

— Какое своеобразное сострадание. — Люк едва сдерживал смех.

— В конце концов, ты пока еще не выиграл «Конкорд».

— Но мы ведь не договаривались о сроках… Брай улыбнулась и отпила кофе.

— Ты не будешь возражать, если я подежурю с тобой? Люк задумался.

— Я не хочу, чтобы ты шла туда со мной ночью, — ответил он наконец.

— Не надо мне указывать, что я должна или не должна делать. Я сама принимаю решения. Без меня они просто тебя убьют. Ты и сам должен это понимать.

— Оррин предупредит нас. Думаю, в его намерения не входит, чтобы кто-нибудь из нас пострадал.,

— Возможно, но он ведь не смог взять ситуацию под контроль. Ты видел, что они сделали с Джоном. Я бы не хотела думать, что мой отчим отдал соответствующий приказ. Вероятнее всего, он небрежно бросил фразу типа: «Им следует преподать урок». Ты узнал кого-нибудь из них?

— Да. Мне кажется, что я встречался с ними раньше. Возможно, даже обменивался рукопожатиями. Они гостили в «Конкорде». Если я не ошибся, ты целилась в Остина Типпинга.

— Что его выдало?

— Ботинки. Я обратил на них внимание, когда он о чем-то с тобой шептался.

— И ты обратил внимание на его ботинки? — недоверчиво спросила Брай.

Люк пожал плечами. Он мог бы ей сказать, что прежде всего он заметил, с каким восхищением тот смотрел на Брай.

— А как ты его узнала?

— По лошади. Я узнала всех по их лошадям: Сэм Дэниелс, Уильям Адкинс, Франклин Арчер, Джим Полинг. Вечером ты обменивался с ними рукопожатиями. Моя мать и я принимали от них соболезнования по поводу гибели Рэнда. Они были искренними в тот момент. Даже этот ублюдок Остин. То, что они сделали с Джоном и другими, с их церковью и домами, явилось для меня полной неожиданностью. Они, я уверена, не хотели причинить зло мне, просто они считают, что негры должны знать свое место. Они не приняли закон об отмене рабства. И все чернокожие для них не более чем рабочий скот.

Брай смахнула накатившие на глаза слезы.

— Понимаю. — Люк поставил чашку на стол. — Иди сюда. — Он похлопал себя по коленям.

Брай ни минуты не колебалась. Ей давно хотелось оказаться в его объятиях. Она перескочила со своего стула к нему на колени так быстро, словно пролетела по воздуху, обняла его за шею. Вдруг ей показалось, что в коридоре раздались чьи-то шаги. Она посмотрела на дверь.

Люк улыбнулся:

— Там никого нет, Бри. Я знаю это точно. Оррин спал в кабинете, когда я зашел туда, чтобы повесить ружье. Не думаю, что он скоро проснется. Я заглянул в комнату твоей матери. Она спала в кресле, должно быть, дожидалась тебя.

— Я должна пойти к ней, — вздохнула Брай, но не сдвинулась с места. Объятия Люка были такими уютными, что ей не хотелось их покидать. — Чуть позже, — решила она.

Люк кивнул. Он втягивал в себя легкий запах дыма, исходивший от волос Брай, уткнувшейся ему в шею. Это напоминало ему, что они еще не все обсудили.

— А как же твоя теплица, Бри? Ты утверждаешь, что нападение Клана не было направлено против тебя лично. Как же тогда рассматривать их действия в отношении теплицы?

— Я не уверена, что в этом надо обвинять Остина, — ответила она после некоторого раздумья. — Скорее всего это дело рук Оррина. Я сразу пойму это, когда утром осмотрю землю вокруг теплицы. Если ее подожгли всадники, там будет множество следов. Но я не думаю, что это они. Скорее всего тут действовал один Оррин.

— Он мог это сделать?

— Ему только надо было убедиться, что рядом никого нет. У него было время и возможность ее поджечь. Возможно, ты не заметил, но он не всегда был рядом с матерью. — Я видел, что он часто заходил в свой кабинет. Люк тогда подумал, что Оррин ходит туда, чтобы принять очередную порцию спиртного. Сейчас, оглядываясь назад, Люк вспомнил, что Оррин иногда с кем-то уединялся. Наверняка у него была тесная связь с людьми, которые напали на фермеров. Оррин использовал поминки, чтобы наладить связь с Кланом.

— Ты ведь ожидала что-то в этом роде, не так ли?

— Конечно. Я говорила тебе, что отчим весьма кровожаден — Брай вспомнила искалеченное тело Джона и содрогнулась. — Но я даже подумать не могла, что эта его жажда крови приведет к подобной трагедии.

— Ты думаешь, на этом он успокоится?

— На некоторое время. Пока ему снова не покажется, что я подрываю его авторитет.

— Но ты ведь действительно подорвала его авторитет.

— Да, ты прав. К сожалению, в случившемся есть и моя вина.

— Я не это хотел сказать. Ты не несешь ответственности за действия Оррина.

— Ты сам только что подтвердил это, Люк. Я знала, чем рисковала, и знала, на что он способен.

— Но это мог сделать кто-то еще?

— Но ведь не дети же.

— Родители могут на все пойти ради своих детей. Я развозил их сегодня по домам, Брай. Никто из них тебя не винит. Их интересует то же, что и меня: кто их предал? Подумай хорошенько над этим. Кто-то ведь доложил Оррину обо всем, что произошло в его отсутствие. Только так он мог узнать о наших делах.

— Я подумаю над этим.

— Я пойду сейчас к Джону. Почему бы тебе не лечь спать?

— Я иду с тобой. Ты не должен говорить мне об опасности. Ты уже не раз говорил мне об этом. Я только проведаю маму и сменю эту пропахшую дымом одежду. Подожди меня, я быстро. И не вздумай меня отговаривать!

На следующий день, за завтраком, Оррин выслушал отчет Брай о причиненном ущербе. Сегодня Элизабет впервые спустилась в столовую. Люк немного опоздал, но пока никто не принимался за еду. Напряжение между Брай и отчимом было крепче желе заливного цыпленка на их бутербродах.

— Из того, что мне рассказали, — начал Оррин, — я понял, что Клан нанес мне большой ущерб.

— Они чуть не убили Джона, он может умереть, — проговорила Брай. — Сегодня утром он был очень плох.

Оррин хлопнул кулаком по столу. Брай с Люком даже не вздрогнули, но они заметили, как дернулась голова Элизабет.

— Откуда тебе знать, как он себя чувствует? — прорычал Оррин. — Ты видела его?

— Адди дежурит у его постели.

— Это ты распорядилась, чтобы его положили в дом надсмотрщика? — сердито спросил Оррин.

— Это я ей разрешила, — неожиданно вмешалась Элизабет. Все трое удивленно воззрились на нее. — Я хотела посоветоваться с тобой, Оррин, но ты спал у себя в кабинете, а я знаю, как ты не любишь, когда тебя будят. Я думала, ты не будешь возражать. Ведь Джон — один из лучших рабочих в «Конкорде», и все его уважают.

— Хватит, Элизабет! — рявкнул Оррин.

— Они остались с нами, потому что сами так захотели, — невозмутимо продолжила Элизабет. — Мне кажется, ты должен быть рад этому. Ты ведь знаешь, что у нас не хватает рабочих рук.

— Ты закончила, Элизабет? — с угрозой произнес Оррин. Элизабет потупилась. Ее руки, сложенные на коленях, дрожали, и она сжала их в кулаки.

— Хорошо, — процедил Оррин и, взяв вилку, стал тыкать ею в Брай, чтобы сделать свою речь более убедительной. — Как только он встанет на ноги, пусть убирается отсюда куда хочет. Эта стычка с Кланом послужит тебе хорошим уроком, Брай. Им не нравится, когда нянчатся с неграми. Я не хочу, чтобы они опять свалились на наши головы и наделали новых бед в «Конкорде». В следующий раз все может закончиться гораздо хуже.

— С трудом верится, что это тебя беспокоит, — фыркнула Брай и почувствовала, как Люк толкает ее ногой. — Ты даже не потрудился вмешаться! Люку и мне могла понадобиться твоя помощь, но ты предпочел отсидеться в доме!

— Моя помощь? — Оррин даже не потрудился скрыть своего удивления. — И что бы вы хотели, чтобы я делал?

— То же, что и мы. Обратил бы их в бегство. — Брай отодвинулась от Люка, когда он попытался снова наступить ей ногу. — Мама правильно говорит — нам надо удерживать рабочих в «Конкорде». Твоя обязанность — защищать их, а не…

Черная бровь Оррина поползла вверх.

— Что «не…»? — тихо спросил он.

«Не приказывать Клану терроризировать их», — хотела сказать Брай, но, решив последовать предупреждению Люка, ответила:

— А не игнорировать их.

Оррин ничего не ответил, но по его виду нетрудно было догадаться, что он понимает, какой ответ ей хотелось ему дать. Он повернулся к Люку:

— Что скажешь, Кинкейд? Тебе действительно нужна была вчера моя помощь?

— Это поставило бы вас в затруднительное положение, сэр. Сказать по правде, я не нуждался даже в помощи Брай.

Заметив, что Брай бросила на мужа сердитый взгляд, Оррин широко улыбнулся.

— Правильно говоришь. Уже понял, как трудно ею управлять? Тебе следовало отослать ее к матери. Кстати, ты знаешь, как здесь, на Юге, делаются дела? Клан держит все законы в своих руках. Это тебе не Нью-Йорк.

— Я не знал, что законы можно нарушать, — пожал плечами Люк. Взяв вилку, он приступил к еде. Его примеру последовали Элизабет и Брай.

— Это все их отвратительный кодекс, — проворчал Оррин. — Он нигде не записан, и мне понадобилось некоторое время, чтобы это понять. И тогда я пришел к выводу: если ты сделаешь для негров что-то хорошее, то тем самым навлечешь беду на себя и свою семью. Здесь невозможно что-то держать в секрете. Они всегда узнают. Я прав, Брай? Разве Клан не узнал о твоей школе?

Брай ответила не сразу. Уж она-то отлично понимала, каким образом Клан узнал об этом.

— Да, — ответила она. — Они узнали.

— Многие плантаторы этой части Юга все еще уклоняются от исполнения законов и выделяют вольнонаемным рабочим сорок акров земли и мула, если они решили заняться фермерством. Но у нас такой вариант не пройдет. — Оррин откусил бутерброд, запив его большим глотком вина. — Это не значит, что я разделяю их мнение. Существует много людей, которые не согласны с методами Клана, но считают его существование необходимым. Я никому не навязываю своего мнения, да его и не примут во внимание, потому что я янки.

Люк чувствовал, что сейчас Оррин говорил правду, не упоминая, однако, о своей роли в налете на «Конкорд». Люк не был готов предъявить Оррину обвинение — у него пока не было фактов, при помощи которых можно было бы загнать его в угол.

Они с Брай обследовали теплицу и выяснили, что ее поджигали два человека. Они натаскали в нее опилок и тряпок, облили их маслом для ламп и подожгли. Когда огонь достаточно разгорелся, от жара лопнули стекла. Люку никогда не забыть тоску в глазах Брай, когда она бродила по пожарищу, пытаясь отыскать хоть одно уцелевшее растение. Весь ее многолетний труд сгорел в огне.

— Я даже представить себе не мог, продавая строительные материалы, что это может привести к таким последствиям, — сокрушался Люк. — Возможно, кто-то донес им, что вы получили от этого значительную прибыль, и они захватили тех, кто отремонтировал свои дома. Или они решили, что вы одобрили этот ремонт, тогда как на самом деле вы отобрали кирпичи и строительный материал.

Оррин задумался, затем безнадежно махнул рукой:

— Вы правы, но лучше не вмешиваться в дела Клана, иначе это может для нас плохо кончиться.

— Я разговаривала с Остином, — вмешалась в разговор Элизабет. Она не отрывала глаз от тарелки, но чувствовала, что взгляды всех присутствующих прикованы к ней. — Я уже много лет знаю, что Остин является членом Клана. Полагаю, что он даже помогал создавать эту организацию.

— Мама! — Брай от потрясения чуть не выронила вилку. — Ты никогда об этом не говорила! Как ты могла узнать об этом?

Впервые за долгое время на бледных щеках Элизабет появился слабый румянец. Подняв голову, она посмотрела на дочь:

— Рэнд рассказал мне о Клане. Несколько лет назад Остин предлагал ему присоединиться к ним.

— Рэнд? Но он…

— Я же не сказала, что он присоединился, — просто ему предлагали. Мы с ним мало говорили на эту тему. Рэнда не заинтересовало предложение Остина. Остин, кажется, принял это к сведению. Во всяком случае, ему известно, что Рэнд редко бывает дома и от него не стоит ждать реальной помощи

— Остин Типпинг, — повторил Оррин, сокрушенно покачивая головой. — Будь я проклят! Только вчера он был в моем доме, принося соболезнования.

Брай смотрела на отчима, удивляясь его способности делать вид, что он только сейчас об этом узнал. Она открыла рот, затем закрыла его. Потом ее губы снова зашевелились, но в это время Люк под столом наступил ей на ногу.

— Прошу меня простить, — проговорила она, — но мне надо проведать Джона.

— Я проведаю его сама, — вдруг заявила Элизабет. — Почти всю ночь ты провела на ногах. Едва ли тебе удалось поспать хоть пару часов. Почему бы тебе не пойти к себе в комнату и не отдохнуть? Я схожу туда вместо тебя.

Брай согласилась, но не потому, что слишком устала, а потому, что это было важно для матери. Элизабет почти не выходила из своей спальни, оставаясь вялой и безучастной ко всему на свете. Черты лица ее заострились, кожа была сухой и бледной.

— Спасибо, мама, — улыбнулась она. — Я ценю твое предложение.

Люк встал и помог подняться сначала Элизабет, затем Брай. Когда женщины ушли, он снова сел за стол и принялся за еду.

— Как насчет нескольких партий в покер? — небрежно спросил он.

— Ты читаешь мои мысли! — воскликнул довольный Оррин, поднимая стакан с вином.

Брай потерла щеку. По ее телу пробежали мурашки. Закрыв глаза, она снова потерла щеку.

Улыбаясь, Люк водил указательным пальцем по ее бровям и носу. Затем поцеловал ее в висок.

— Ты не хочешь, чтобы я поспала подольше? — прошептала она.

— Правильно.

— Я нужна маме? — спросила она, потягиваясь.

— Нет. Мне.

Глаза Брай широко открылись. Сейчас она уже окончательно проснулась, но ее голос все еще был сонным и хриплым.

— Тебе?

— Угу. — Он наблюдал, как ее щеки заливает румянец. За несколько прошедших недель он хорошо изучил ее тело и знал, что этот румянец берет свое начало в ложбинке между грудями. Сейчас Брай была закутана в халат цвета выдержанного бургундского вина. Халат облегал ее грудь как панцирь. Волосы цвета меда обрамляли лицо, и Брай выглядела одновременно соблазнительной и недоступной. — Мне нужен твой совет, — сказал Люк.

— Совет? — Брай захлопала ресницами. — Я думала, ты хочешь… ну это…

Люк посмотрел в окно, потом снова на Брай. Ночь уже вступала в свои права, но сумерки продлятся еще долго. Идея разделить с Брай постель, видеть ее обнаженное тело, окутанное сумерками, конечно же, приходила Люку в голову.

— Мне нравится ход твоих мыслей, миссис Кинкейд.

Брай поджала губы. Толкнув Люка в грудь обеими руками, она села в кровати.

— Ты не знаешь, о чем я думаю, — пробурчала Брай, переводя взгляд на часы над камином. — Уже вечер? Как же долго я спала! — Она пробежалась пальцами по взлохмаченным волосам, пытаясь пригладить растрепанные кудри.

Люк удержался от своей обычной ухмылки и постарался погасить блеск в глазах. Пока руки жены заняты, он может успеть сорвать поцелуй с ее губ. Ее рот был теплым и сладким, и ему было дозволено продлить поцелуй дольше, чем он мог надеяться. Затем Брай, просунув пальцы между их губами, слившимися в поцелуе, легонько оттолкнула его.

— Ты что-то говорил о совете, — холодно произнесла она. — Твои поцелуи прекрасны, но они не прочищают мне мозги.

— Расцениваю это как вызов.

— О каком совете идет речь? — уже серьезно заговорила она, прислонясь к спинке кровати.

— В субботу вечером Оррин приглашает меня поиграть в карты с ним и несколькими его друзьями.

— Где?

— Наверное, здесь.

— Они не всегда играют здесь. Иногда играют в доме Остина. Иногда у Сэма. У них нет никакой системы. Обычно место игры — это дело случая.

— Разве имеет значение, где состоится игра?

— Может иметь, особенно если они решили заманить тебя в ловушку. Я думаю, тебе безопаснее оставаться здесь, чем ехать на другую плантацию. Ты знаешь остальных игроков? Оррин называл их имена?

— Конечно же, твой друг Остин.

Брай нахмурилась. Раньше она никогда не спорила с ним, но сейчас решила настоять на своем:

— Он мне не друг. И никогда им не был. Дэвид собирался жениться на его сестре Эмили. Остин никогда серьезно не ухаживал за мной. Он знал, что я была изнасилована. Он почему-то считал, что я буду счастлива стать его любовницей. Он сделал мне предложение совсем недавно. — Брай заметила, как Люк напрягся. Ее голос смягчился. — Это Оррин заморочил тебе голову достоинствами Остина?

— По правде говоря, твоя мать. Я только что вернулся от Джона. Твоя мать все еще там. Она очень много рассказывала мне об Остине. Несмотря на то, что он сделал с Джоном, твоя мать рассматривает его поведение как издержки молодости. Она уверена, что он для тебя лучшая партия, чем я.

— Моя мать не в себе. Люк. Это единственное, что я могу сказать в ее защиту. Она пока еще не может рассуждать здраво. Я не знаю, как долго это продлится. Даже Оррин делает ей скидку. До известия о смерти Рэнда он никогда бы не позволил ей так откровенно высказываться, как она делала это сегодня утром. Он определенно запретил бы ей навещать Джона.

Люк задумался. Раньше ему как-то не приходило в голову, что Элизабет мыслит более ясно и она гораздо умнее, чем думают ее дочь и муж. Но он не стал ничего говорить об этом Бран. Надо получше присмотреться к Элизабет.

— Я мало уделял ей времени, — вздохнул Люк. — Мне хочется узнать ее получше.

Брай даже не старалась скрыть свою радость. Она с благодарностью пожала ему руку;

— Спасибо. Ты очень добр. А сейчас назови мне имена тех, кто будет принимать участие в карточной игре.

— Все они были у нас вчера, — ответил Люк. — Сэм Дэниелс, Уильям Адкинс, Фрэнк Арчер, Джим Полинг.

— Господи!

— О чем ты подумала? Они хотят отнять мои деньги или мою жизнь?

— Для подобных предположений ты слишком весел, — проговорила Брай, и улыбка исчезла с ее лица.

— Что, по-твоему, они планируют?

— Откуда мне знать? Именно поэтому ты пришел ко мне? Ты ожидал получить у меня ответ, касающийся их намерений? Этого я знать не могу. Но мой тебе совет: откажись играть с ними, где бы ни состоялась игра.

— Не вижу в этом смысла,

— Смысл есть. Если они решили тебя убить, они это сделают.

— А что, если в их намерения входит просто отобрать у меня деньги? Мне кажется, они принадлежат к тому сорту людей, которые считают, что это послужит мне хорошим уроком. Но одновременно у меня появится возможность выиграть «Конкорд». Ведь именно на это ты надеялась, не так ли?

— Надеялась, но не таким способом, — задумчиво произнесла Брай. — Я ожидала, что смогу направить игру в нужное русло. Я бы тщательно отобрала гостей, и, уж конечно игра состоялась бы в нашем доме.

— И ты смогла бы это устроить?

— Конечно. Раньше мне приходилось заниматься подобии вещами. Не часто и всегда по просьбе отчима, но я все организовывала для него.

— Значит, ты хочешь, чтобы я отказался от этого предложения?

— Да.

— А если я все-таки его приму?

Брай закрыла глаза, и перед ее мысленным взором всплыли остатки сгоревшей теплицы.

— Я не знаю, — прошептала она, внезапно почувствовав боль в груди. — А ты хочешь?

— Да, — ответил Люк, погладив ее по щеке. — Я хочу сделать это.

Брай поднесла его руку к губам и поцеловала в ладонь.

— Бри… — Люк притянул ее к себе и заключил в объятия. — Все будет хорошо, — пообещал он. — Вот увидишь. Все будет просто замечательно.

Брай не знала, как он это сделал, но он заставил ее поверить ему. Нежный голос и крепкие объятия изгнали ее страхи. Для полной убедительности он зацеловал ее так, что она сдалась.

— Ты не видела Люка? — спросила Брай Марту, когда они встретились на черной лестнице, ведущей в кухню. — После обеда он остался с Оррином, а потом куда-то исчез.

Марта покачала головой. В руках у нее была гора постельного белья, и она придерживала ее подбородком.

— Может, он пошел навестить Джона? — предположила она.

— Я только что от него. Моей матери там тоже нет.

— Если они ушли вместе, то, возможно, сейчас гуляют в саду.

Время для прогулки было позднее, но Брай решила, что Марта права. Возвращаясь от Джона, она не заметила никого на дорожках сада, но она специально и не приглядывалась.

— Спасибо, Марта. — Легко сбежав по лестнице, Брай прошла на террасу.

В серебристом свете луны она увидела две фигуры, медленно прогуливающиеся по выложенным гравием дорожкам. Она помахала им рукой, но они ее не заметили. Решив не мешать им, Брай опустилась в плетеное кресло, развернув его так, чтобы ей был виден весь сад. Даже ночь не могла скрыть красоту симметрии в любовно распланированном саду. Тщательно подстриженная живая изгородь была глубокого серо-зеленого цвета. Последние отцветающие розы казались почти черными. Прихваченные морозцем осенние цветы сверкали омытые призрачным лунным светом.

Сквозь неумолчный шум реки, несущей свои воды в океан, Брай услышала другой звук, менее отчетливый. Она без труда определила его, так как слышала его на протяжении многих лет: этот легкий звенящий звук был смехом ее матери.

Элизабет Гамильтон Фостер смеялась.

На открытом воздухе смех этот звучал еще мелодичнее. Брай откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. Несколько минут спустя раздался хруст гравия: мать с Люком приближались к веранде. Они остановились на верхней ступеньке и сразу заметили ее.

— Я не сплю, — сообщила она. — На сегодня с меня достаточно.

— Я думала, ты ушла в свою комнату сразу после обеда, — удивилась Элизабет. — Мне казалось, ты плохо себя чувствуешь.

— Уже хорошо. — Брай открыла глаза. Она не могла знать, что даже в полумраке веранды ее глаза сверкали. — Я наконец выспалась и пришла в себя. Марта сказала, что вы гуляете в саду. Как давно ты не гуляла, мама!

— Твой муж предложил мне прогуляться и был столь любезен, что вызвался меня сопровождать. Ты знаешь, что он собирается внести некоторые изменения в общий вид сада?

— Нет, — удивилась Брай, хотя хорошо помнила чертежи, которые нашла в его комнате. Он так и не поделился с ней своими планами, а она не сочла нужным начинать этот разговор. — И что же это за изменения?

— Бассейн с подсветкой. Дикие цветы. Лабиринты. Экзотические рыбки в пруду. Все продумано великолепно, Брай! У меня даже появилась мысль, что, когда все будет закончено, мне не захочется проводить лето в Чарлстоне. Будет гораздо приятнее оставаться здесь и каждый день любоваться цветами.

Энтузиазм матери передался и Брай, вызвав на ее губах улыбку. Она избегала смотреть на Люка.

— Звучит восхитительно, мама.

— О да. — Элизабет подошла к дочери и, наклонившись, поцеловала ее в щеку. — Спокойной ночи, дорогая, — улыбнулась она и направилась к двери. Проходя мимо Люка, она остановилась и слегка сжала ему руку.

— Ты не хочешь ознакомиться с моей планировкой сада? — спросил он.

— Хочу.

— Идем. — Взяв Брай за руку, он повел ее в Музыкальный салон. Подняв полированную крышку рояля, он вынул свернутые в трубочку чертежи. — Этих чертежей Элизабет не видела. Пока мы гуляли, я сделал для нее несколько набросков. — В подтверждение своих слов он вынул из кармана несколько листов бумаги. Закрыв крышку рояля, он снова взял Брай за руку и повел к лестнице, но вдруг остановился. — Подержи-ка их. — Люк сунул ей в руки чертежи, а затем прижал ее к стене и целовал так долго, что у нее перехватило дыхание.

Удивленная и польщенная, Брай чуть не свалилась с лестницы. Но он не дал ей упасть, крепко ухватив за локоть. Затем, подхватив жену на руки, быстро взбежал по лестнице и ногой распахнул дверь в спальню.

Лампа в комнате не горела, и Брай не стала звать слуг, чтобы зажечь ее. Шторы на окне были задернуты. Как только дверь за их спинами захлопнулась, чертежи выскользнули из ее дрожащих рук. Люк оттолкнул их ногой и прижал жену к двери. Она встала на цыпочки, и его губы быстро нашли чувствительную ямку за ее ухом. Чтобы не упасть, она вцепилась в его сюртук.

Ее потрясла сила его страсти, и она рванулась к нему в нетерпеливом ожидании. Ее сердце рвалось из груди и так сильно стучало, что ей казалось, будто стук его разносится по всему дому.

Люк расстегнул маленькие пуговки на лифе, и платье соскользнуло с ее плеч. Он уткнулся лицом в изгиб ее шеи и крепко прижал Брай к себе.

У нее перехватило дыхание.

— Я люблю тебя, — шепнула она и закрыла глаза. Люк поднял голову и, прищурившись, попытался в темноте рассмотреть ее лицо. Оно было искажено страстью.

— Брай, ты этого хочешь?

Она кивнула. Ей не хотелось говорить, но она должна была сделать это признание:

— Я все рассказала матери.

Его брови поползли вверх. Он обхватил ладонями ее лицо.

— Ты рассказала своей матери?

— Да. Да. Я это сделала.

Брай не могла отвести от него взгляда. Радужная оболочка его глаз отливала серебром. Дрожь пробежала по ее телу. В темноте она заметила, как сверкнули в улыбке его белые зубы. Похоже, он понимает причину ее дрожи. Она судорожно вздохнула, и в этот момент он поцеловал ее.

Поцелуй был глубоким, страстным. Его язык проник внутрь ее рта. Он коленом раздвинул ей ноги. Между ног у нее было влажно и горячо. Вот если бы он упал на колени к ее ногам, задрал ее юбки и погрузился в эту влажную глубину…

Эта мысленная картина так потрясла ее, что у нее подкосились ноги и она начала медленно спадать на пол. Люк не дал ей упасть. Он взял ее руки и положил их к себе на плечи. Он дышал тяжело и хрипло.

— Все хорошо. Бри?

Она кивнула и, жадно припав к его рту, услышала, как он застонал. Он приподнял ее и крепко прижал к себе. Ее груди набухли и вылезли из корсета. Ей до боли хотелось, чтобы он дотронулся до них.

Он расстегнул еще несколько пуговиц на ее платье и спустил его до талии.

— Не двигайся, — приказал он, направляясь к прикроватному столику, чтобы зажечь лампу.

Брай стояла там, где он оставил ее. Он зажег лампу и повернулся к ней. Его лицо было в глубокой тени, однако она чувствовала, что его взгляд ощупывает ее тело. Он пошел и начал жадно целовать ее губы, шею, плечи. Брай с трудом сдерживала рвущееся наружу рыдание. Взгляд Люка упал на ее шелковый корсет.

— О Господи! — удивленно произнес он. — Ты носишь «броню»?

— Ты правильно сказал, — улыбнулась Брай.

Корсет, сделанный из китового уса, поддерживал ее спину. Благодаря ему осанка у нее была королевской. Но в то же время он стеснял ее, затруднял дыхание.

— Я буду рада освободиться от него.

Это входило и в планы Люка.

— Повернись.

Брай повернулась лицом к двери и оперлась об нее руками. Прикосновения Люка вызывали у нее дрожь. Она не могла дождаться, когда он, наконец, избавит ее от одежды. Он снял с нее платье и начал развязывать шнуровку корсета. Он ловко справился с этой задачей и, наконец, освободил ее от «брони».

Брай постанывала от удовольствия, когда Люк, задрав ей сорочку, начал массировать кожу, на которой остались следы от корсета. С каждым поглаживанием он все ближе подбирался к ее груди и набухшим соскам.

Когда он наконец взял в руки ее грудь, Брай оторвалась от двери и прижалась к нему. Он ласкал ее, гладил, целовал ее волосы, уши, виски, нежные щеки.

Сжав ее в объятиях, Люк шептал ее имя. Наконец он подхватил ее на руки и отнес на постель. Встав на колени, он снял с нее туфли и чулки. Опершись на локти, Брай с интересом наблюдала, как он задрал отделанный кружевом подол ее сорочки и его руки скользнули к бедрам, чтобы снять с нее панталоны.

Она осталась в одной прозрачной сорочке. Ее тело просвечивало сквозь тонкий батист. Взгляд Люка скользил по ее прекрасной формы грудям.

Бросив быстрый взгляд на ее промежность, он посмотрел на Брай, вопросительно изогнув бровь.

Рот ее приоткрылся. Горячая волна омыла тело. Голова откинулась, и она отдала себя во власть Люка.

Он положил ее ноги себе на плечи и, подложив ладони Ц под ягодицы, сдвинул Брай на край постели. Ее рубашка задралась до самой талии.

Первое прикосновение его рта заставило Брай вцепиться в одеяло. Согнутые в локтях руки распрямились, и она упала на постель. Было что-то утонченное в интимных ласках его губ, языка и зубов. Места, которых он касался, горели жарким пламенем.

Еще не зная, чего она хочет, Брай потянулась к Люку. Но в это время его язык снова вошел в нее, на этот раз еще глубже, и она забыла обо всем. Ее рука повисла в воздухе, затем безвольно упала на живот. Вцепившись пальцами в сорочку, она задирала ее все выше.

Брай прикусила губу, чтобы сдержать рвущийся наружу крик. Его рот был горячим, язык чуть-чуть шершавым. Брай сильнее прикусила губу и почувствовала во рту кровь. Его рука легла ей на грудь и погладила сосок. Ощущение было столь приятным, что она вздрогнула. Она была напряжена, и тело уже не подчинялось рассудку: пальцы ее сжались, голова металась по подушке, плечи вдавились в матрас, а спина выгнулась дугой. И вдруг ее тело содрогнулось, и она закричала, не в силах больше сдерживаться. Она испытала наслаждение, какого никогда еще не испытывала. Люк, не отрывая взгляда от Брай, поднялся с постели и быстро скинул с себя одежду.

Брай немного смутилась, увидев его обнаженным, но, тем не менее, с любопытством разглядывала его мужскую плоть, горячую и набухшую. Она несмело дотронулась до нее пальцем. Люк вздрогнул. Тогда она взяла в ладонь тяжелую мошонку, и из горла Люка вырвался громкий стон. Сомкнув пальцы вокруг тугого ствола, она провела ими вверх, сначала осторожно, затем, поймав его одобрительный взгляд, сделала это более уверенно.

— Он не сломается, — хмыкнул Люк и, обхватив рукой ее руку, показал, как она должна действовать. Под его руководством она быстро поняла, что от нее требуется, и, судя по реакции Люка, смогла доставить ему удовольствие.

Глаза Люка были закрыты, поэтому он не видел улыбку жены на ее лице. Когда он почувствовал, что вот-вот кончит, он схватил Брай за руку.

— Я хочу войти в тебя, — произнес он. — Сейчас покажу, как именно. — Он лег на спину и посадил ее себе на бедра, раздвинув ей ноги. — Садись на него. Пусть он будет внутри тебя.

Сидя верхом на Люке, Брай наклонилась над ним, подставляя его рукам и губам свои груди. Он ласкал ее соски, пока она не начала на нем подпрыгивать, тяжело дыша от возбуждения.

Она до сих пор не могла поверить, что вот так, безбоязненно отдается мужчине. После всего, что она пережила несколько лет назад, Брай была уверена, что не подпустит к себе ни одного мужчину. Но ведь тогда она еще не была знакома с Люком…

Она поцеловала Люка в губы. Медленно. Нежно. Оторвавшись от его губ, она потянулась к нему и прошептала:

— Я всегда буду тебя любить.

Ее тело поднималось и опускалось, позволяя Люку проникнуть глубже. Мышцы внутри ее сокращались, подчиняясь заданному им ритму. Память, унаследованная от миллионов поколений женщин, позволяла ее телу проделывать это без всякого напряжения.

Люку хотелось содрать с себя кожу. Она стала ему тесна, он задыхался в ней, как в панцире, судорожно глотая воздух. Он вцепился в ягодицы Брай. Голова его была откинута назад, жилы на шее напряглись. В висках стучала кровь.

Люк еще глубже вошел в нее. Худенькое тело Брай трепетало над ним, но, охваченный страстью, он даже не замечал этого.

Люк не отличался красноречием. У него не было потребности объясняться ей в любви или шептать ласковые слова. Он отдавал ей всего себя, и это было высшим проявлением его чувств. Наконец он, освободившись от семени, без сил вытянулся на постели.

Брай издала звук, похожий на стон. Люк повернул голову и посмотрел на нее.

— Ты что-то сказала? — спросил он.

— Нет.

Лицо Брай было безмятежным. Глаза сияли, губы опухли от поцелуев. У основания ее шеи был небольшой засос. К его паху прилила кровь, и он снова почувствовал желание.

Перевернувшись на бок. Люк оперся на локоть.

Брай почувствовала его движение и посмотрела на него. Поняв значение его взгляда, она выскользнула из его объятий и встала с постели. Люк напоминал сытого кота, который не отходит от еды, размышляя, сможет ли он осилить еще одну порцию. Схватив скомканную сорочку, Брай прикрыла грудь и живот. Выгнув бровь. Люк с интересом рассматривал то, что она оставила неприкрытым: красивые бедра и округлые ягодицы.

Брай подняла руку в предупреждающем жесте, на случай если он вновь захочет наброситься на нее. Она обогнула кровать и быстро пробежала в гардеробную, чувствуя спиной, что Люк не отводит от нее глаз. «Если он сломает себе шею, это послужит ему хорошим уроком», — думала она, склонясь над раковиной, чтобы остудить холодной водой разгоряченные щеки. Встретившись взглядом со своим отражением в зеркале, Брай должна была признать, что она довольна… удовлетворена… ну и конечно, счастлива.

Люк поудобнее устроился в постели, накрылся одеялом и положил руки под голову. Он прислушивался к плеску воды в соседней комнате, и вскоре ему стало казаться, что Брай что-то слишком уж долго занимается своим туалетом. Он стал подумывать о том, что, наверное, стоит предложить ей помощь, чтобы она поскорее вернулась к нему в постель. Он уже было открыл рот, чтобы высказать свое предложение, когда она появилась на пороге в свежей льняной рубашке.

— Ты зеваешь? — удивилась она.

Люк не стал говорить, что хотел предложить ей свои услуги в качестве горничной. Дело в том, что, когда она появилась в дверном проеме, похожая на портрет женщины эпохи Возрождения, излучающая мягкий золотистый свет, его челюсть отвисла. Он не зевал — он от изумления открыл рот.

Когда она подошла к нему, он с шумом выдохнул воздух приподнял одеяло, приглашая ее к себе. Брай охотно нырнула в постель и уютно устроилась рядом с ним. И тут вдруг обнаружила, что он успел надеть нижнее белье. Это ее разочаровало.

— Моя броня, — сухо проговорил он. — На всякий случай.

Брай улыбнулась.

— Не погасить ли нам лампу? — спросила она.

Люк прикрутил фитиль, и они снова прижались друг к другу. Брай пристроила голову на плечо Люка и погладила его обнаженную грудь.

— Ты помнишь наше свидание в беседке? Шел дождь, и мы сидели на скамейке, пережидая его,

Люк отлично помнил этот день.

— Гм… Это был день после… день, следующий за тем, когда мы впервые…

— Разделили постель?

— Совершенно верно.

— Ты должен знать, что тогда я наврала тебе. Ты предположил, что все изменилось для меня, после того как мы провели вместе ночь. А я ответила, что ничего не изменилось.

— Так это была ложь?

— Да. Ты выглядел несколько самонадеянным. Это и породило мою ложь, по крайней мере частично. Мне не хотелось думать, что ты был особенно внимателен ко мне, потому что где-то рядом был Оррин, наблюдавший за нами. Эти «моменты украдкой» задевали мое самолюбие. В тот день утром я сказала маме, что люблю тебя, и не для того, чтобы ее успокоить, а потому, что это было правдой. Я просто не могла сказать об этом тебе, не зная, как ты ко мне относишься.

— И что же изменилось?

— Изменилась я. Я как-то сказала Рэнду, что только разыгрываю эмоции. Я в совершенстве владела искусством пантомимы. Но все это я переняла у других, и это не отражало моих настоящих чувств. В этом деле у меня не было никакого опыта. Но мне очень хотелось узнать, что в подобных ситуациях испытывает человек. — Брай помолчала. — Единственным чувством, которое я испытывала все эти годы, была боль, а удовольствия были не для меня. Мне казалось, что мою жизнь проживал кто-то другой, а я наблюдала за ним с балкона, никогда не появляясь на сцене. — Брай приподнялась, чтобы лучше видеть в темноте лицо Люка. — ~ Все так и было, пока не появился ты. Ты вернул меня к жизни. И причиной тому была не постель. Это не главное, хотя и великолепно. Я помню, как ты спрыгнул со стены, спасая Аполлона, и это было в первый день нашей встречи. Потом ты спас меня. Ты терпеливо слушал мою болтовню о теплице и опытах над рассадой. — Ее голос понизился до шепота: — Ты выслушал… ты выслушал мой рассказ об изнасиловании и принял его спокойно, сумев успокоить и меня. Ты умный, талантливый, благородный и терпеливый. К тому же мне ужасно нравится твоя кривая усмешка.

— Кривая?

— Совершенно верно.

— Могу себе представить.

— Не думай, что взамен я ожидаю признания в любви от тебя. В тот день, когда я врала тебе, ты тоже сказал, что в тебе ничего не изменилось. Не думаю, что ты мне лгал тогда. Ведь так?

— Да, Брай, я не лгал.

Брай с минуту молчала, собираясь с силами.

— Я немного разочарована, но не собираюсь расстраиваться. Я сама определила условия нашего брака. Сама захотела, чтобы он был фиктивным. Я не вправе обижаться, если твое отношение ко мне не изменилось. — Слезы набежали на ее глаза, но она не дала им пролиться. — Мы говорили уже о твоем желании уехать из «Конкорда», и ты должен знать, что я не собираюсь удерживать тебя здесь насильно. И не буду делать ничего, чтобы добиваться твоей любви.

— Ты и не сможешь ничего сделать, — спокойно ответил Люк.

Брай промолчала, обескураженная.

Люк вытащил руку из-под головы жены, лег на бок и, опершись на локоть, сказал:

— Посмотри; на меня. — Она не повернулась к нему, и тогда он взял ее за подбородок и развернул к себе. — Посмотри на меня.

Брай подняла на него глаза. Темнота скрывала его черты, но она великолепно помнила их, особенно серые глаза.

— Слушай меня внимательно. Бри. Я хочу быть уверен, что ты поймешь все, что я скажу.

Серьезность, с какой Люк произнес эти слова, отозвались в ней холодной дрожью, пробежавшей по ее телу. Она не знала что он ей скажет, и со страхом ждала его признания.

— Ты ничего не сможешь изменить в моем сознании, потому что я давно люблю тебя. Я не лгал, когда ты задала мне вопрос в беседке. Занятие с тобой любовью — а именно так это называется — ничего не изменило во мне. Что бы ты ни придумала, чтобы заставить меня на тебе жениться, это не имело бы значения, если бы я тебя не любил. Я не знал, что вышло бы из нашего брака, ведь ты была так решительно настроена против него, но я решил рискнуть.

Брай почувствовала, что сейчас расплачется от облегчения.

— Бри? Ты слушаешь меня?

Она кивнула.

— Ты плачешь?

Она покачала головой.

— Дыши глубже. — Он дотронулся пальцами до ее глаз. Они были мокрыми. — Просто дыши.

Брай несколько раз глубоко вздохнула.

— Я так люблю тебя, — призналась она, покрывая нежными поцелуями его брови, виски, уголки рта, подбородок. — Почему ты не говорил мне об этом раньше? — спросила она, успокоившись.

— Ты бы мне не поверила, — вздохнул он. — Ты была очень подозрительно настроена ко мне. Ты ведь знаешь, что это так, Бри. Ты бы решила, что я хочу впутать тебя в какие-нибудь темные делишки.

— Это не так…

— Ты тогда ничего не знала о любви. Ты ведь сама призналась, что только разыгрывала чувства, а мне этого не надо. Я решил быть терпеливым и подождать, пока ты выбросишь из головы все глупости и сердце твое не откроется для меня.

Брай улыбнулась: теперь ее сердце открыто и переполнено любовью к нему.

Вскоре они заснули, устроившись на одной подушке и соприкасаясь щеками.

Люк брился, когда в гардеробную вошла Брай. Он искоса наблюдал за ней. Она зевнула так широко, что ее глаза превратились в щелки, затем потянулась, подняв вверх руки. Ее короткая сорочка поднялась, обнажив треугольник рыжих волос.

Рука Люка дернулась, бритва прочертила тонкую кровоточащую полоску на его щеке.

— О, ты порезался, — посочувствовала ему Брай и засыпала ранку кровоостанавливающим порошком.

Во взгляде Люка, который она поймала в зеркале, плескался смех.

— Жена залечивает боевые шрамы своего мужа, — хмыкнул он.

Встав на цыпочки, она поцеловала его в щеку.

— Позвольте дать вам совет на будущее, мистер Кинкейд. Складывайте оружие, когда я вхожу в эту комнату. Иначе когда-нибудь вы отрежете себе нос, и от вашей красоты ничего не останется. — Смеясь и пританцовывая, она выпорхнула из гардеробной.

Завтрак подали в комнату Элизабет. Оррин еще не проснулся, и они могли насладиться обществом друг друга в спокойной обстановке, не завися от его непредсказуемого настроения.

— Скажи мне, Брай, что ты думаешь о садах Люка? — начала разговор Элизабет.

Вопрос матери застал Брай врасплох, и ее рука, в которой она держала вилку, застыла в воздухе.

— Я их еще не видела, — смущенно призналась она. — Я хотела… но мы…

Она замолчала, покраснев, когда увидела, что мать и Люк с улыбкой смотрят на нее. Мать выглядела довольной, впрочем, и Люк тоже. Брай под столом толкнула его ногой.

— Мама, Оррин приглашает Люка поиграть в карты в субботу вечером. — Брай быстро сменила тему разговора. — Что ты думаешь по этому поводу?

Положив вилку на стол, Элизабет откинулась в кресле и аккуратно вытерла рот салфеткой. Это не было демонстрацией хороших манер — ей нужно было время, чтобы обдумать ситуацию.

— Возможно, твой отчим хочет доставить Люку удовольствие. Он очень переживает с тех пор, как обвинил Люка в воровстве.

— Это он тебе сказал? — спросила Брай.

— Другими словами, но смысл был такой.

— Вспомни, какие слова он говорил на самом деле.

— Боюсь, я не смогу точно их воспроизвести. Если тебе угодно знать, он во всем обвиняет тебя. Оррин уверен, что Люк действовал по твоей указке, если он вообще замешан в этом деле.

Люк чуть не подавился. Брай похлопала его по руке.

— Похоже, тебя так же поразила благожелательность Оррина, как и меня, — произнесла она с улыбкой. Брай повернулась к матери:

— Как ты думаешь, Оррин не собирается подстроить Люку какую-нибудь ловушку?

— Ловушку? Едва ли. Скорее всего он хочет опустошить его карманы. — Элизабет посмотрела на Люка: — У вас есть деньги?

— Немного. Возможно, мне придется отказаться от игры.

— Я дам вам в долг.

Брай и Люк изумленно уставились на Элизабет.

— Я сэкономила немного денег. Оррин выделяет мне определенную сумму на карманные расходы. Я готова потратить их на стоящее дело.

— Что вы называете «стоящим делом»? — спросил Люк.

— Мои сады. Если вы выиграете, используя мои деньги, разве Оррин сможет возразить против перепланировки садов за мой счет? Это будет данью памяти Рэнда. Как ты считаешь, Брай?

— Это было бы чудесно, мама! — Она посмотрела на Люка и встретила его одобрительный взгляд. — Но тут есть один настораживающий момент. Люк не уверен, что игра состоится здесь. Мне бы не хотелось, чтобы он отправился к Остину или Уиллу, особенно после того, что Клан здесь натворил.

— Одно никак не связано с другим. Не все друзья Оррина . являются членами Клана. Тебе не кажется, что они должны успокоиться на какое-то время? Они заключили с тобой перемирие?

— Никакого перемирия не существует. Оррин считает, что у него есть причина сердиться на меня, и это он подсказал Клану, как надо меня проучить. У него нет доказательств, что я действую ему во вред, мама, но он знает, как нанести мне болезненный удар. Издеваясь над неграми, он тем самым издевается и надо мной. Он так же легко может расправиться и с тобой, как расправился с Джоном Уитни. — Глаза матери наполнились слезами. Брай жалела свою мать, но должна была сказать ей все. — Он ведь бьет тебя, мама?

Элизабет вытерла слезы и покачала головой:

— Нет. А если бы и бил, то тебя это не касается. Во всем виновата я сама. Мне нужно вести себя с большей ответственностью.

Люк кивнул, привлекая к себе внимание Элизабет и тем самым лишая Брай возможности продолжить свою мысль. Его серые глаза хмуро оглядели Элизабет, и, когда он заговорил, было видно, что эта мысль давно не дает ему покоя.

— Оррин злится на Брай, потому что она вышла за меня замуж. Это никак не связано с продажей строительных материалов испольщикам и ремонтом их жилищ. Он не смог сдержать свою ярость и решил отыграться на мне и Брай.

Элизабет подняла голову, в ее карих глазах по-прежнему блестели слезы, но, когда она посмотрела на Люка, в ее взгляде сквозила неуверенность.

— Вы ведь знали об этом, не так ли? — спросил Люк.

Элизабет смущенно кивнула, пряча глаза.

— Мама… — начала Брай, но Люк жестом остановил, не спуская глаз с ее матери.

— Вы всегда знали, Элизабет, о чувствах Оррина к вашей дочери?

— Я не хочу, чтобы вы говорили об этом, — заволновалась сдан. — Пожалуйста, Люк, не огорчай ее.

— Я огорчаю тебя, — спокойно ответил Люк. — Твоя мать с этим знанием много лет — возможно, с самого начала ее брака с Оррином.

— Не с самого начала, — поправила его Элизабет, — а через год или около того. Вскоре он уже не мог скрывать это. Я видела, как он смотрел на нее, как его глаза следили за ней, когда она проходила мимо. Его раздражало, что она его ненавидит, но, мне кажется, это было для него и облегчением. Ее ненависть удерживала его на расстоянии. Он боролся со своей страстью.

Брай качала головой и тихо стонала; Элизабет продолжала:

— Он завел привычку оскорблять ее, называя гулящей девкой и прочими подобными словами. Он стал больше пить, поздно вставать. Утратил интерес к делам. Стал играть в карты. Брай не помнит то время, когда он не был грубым и злым, но такое время было, пусть даже недолго. Возможно, галантность и внимание, которые он проявлял ко мне, были притворством, но все это было. Когда я встретила Оррина Фостера, я горевала по мужу, сыновьям, дому и… — она печально посмотрела на Брай, — по моей дочери. Во время своего недолгого жениховства он был необыкновенно добр ко мне. Даже в своей печали я не могла этого не заметить, и, возможно, этим он и привлек меня к себе.

— Вы хотели спасти дом, — понимающе кивнул Люк.

— И свою жизнь, — проговорила она, хотя это признание далось ей с большим трудом. — Это было во время войны. Горожане взбунтовались, начали грабить дома плантаторов и убивать живущих там хозяев. Люди были напуганы, а я просто пришла в ужас. Засуха спалила урожай, и у меня не было денег, чтобы заплатить налоги и выдать зарплату рабочим. Мой единственный оставшийся в живых сын был одержим идеей, что наше будущее зависит от сокровищ, которые он должен найти, а свою дочь я вообще перестала узнавать.

Когда Оррин вошел в мою жизнь, я увидела путь к спасению всех нас, но Рэнд был категорически против нашего брака, а Брай металась, не находя себе места. Другого выхода из той ужасной ситуации я не видела. Эта плантация была наследством моих детей. Я думаю, мотивы, которыми я руководствовалась, были не такими уж глупыми.

Брай встала, подошла к матери, опустилась перед ней на колени и обняла за тонкую талию.

— Мама, мы никогда не думали о тебе плохо. Рэнд признал, что ты сделала это ради нас. Клер убедила его в этом, и он все понял.

Элизабет погладила дочь по голове. Ее последний ребенок. Слезы набежали на ее глаза, и они засверкали, как алмазы.

— Разве не моя вина в том, что Оррин тебя обижает? ~ спросила Брай. — Ты рассказывала, что он пьет, играет в карты, делает другие ужасные вещи, но ни словом не обмолвилась о том, что он тебя бьет. И ты все это прощаешь, чтобы защитить меня. Вы оба боролись за меня. Может, я неправильно выразилась, но причиной всех ваших конфликтов была я.

— В этом нет твоей вины. Какая вина в том, что свалилось на твои плечи? Ты его не соблазняла. К чести Оррина надо сказать, что он сам страдает от своей привязанности к тебе. — Увидев недоверие в глазах дочери, Элизабет добавила: — Я знаю, в это трудно поверить, но у Оррина есть моральный кодекс. Он посчитал для себя позором домогаться своей падчерицы. Ему не хотелось так страстно желать тебя, Брай, но он ничего не мог с собой поделать. Он никогда не играл на своих чувствах, разве не так?

— Нет, — быстро ответила Брай. Люк удивленно поднял брови.

— Пока вы обе не договорились до того, что Оррин святой, позвольте мне заметить, что Оррин всегда играл на чувствах к Брай, и от этого всем было только хуже. Оррин годами оскорблял вас обеих, и вы с этим мирились, думая, что каждая из вас защищала другую. Он нанес вред вашему здоровью и вашей психике.

Брай отошла от матери и, нахмурившись, посмотрела на мужа.

— Это Оррин, — заявила она. — Вот почему ты здесь. Ты всегда говорил, что твой приезд сюда никак не связан с сокровищами. Ты приехал в «Конкорд» из-за Оррина Фостера. Ты ведь был знаком с ним раньше, не так ли? Или слышал что-то о нем. Вот почему ты спрашивал о семейных фотографиях и время от времени задавал о нем вопросы. Разве я не права? Вот почему ты собираешься уехать от меня. Когда ты утрясешь все свои дела с Оррином, ты меня покинешь.

— Ты закончила? — спокойно спросил Люк.

Карие глаза Элизабет внимательно следили за ними.

— Это выше моего понимания, — пожала она плечами.

— Совершенно верно. — Люк улыбнулся ей. — Простите нас. Нам лучше поговорить наедине, — предложил он Брай. — Хочешь прогуляться или перейти в другую комнату?

Брай посмотрела на мать, прося совета.

— Прими предложение прогуляться, дорогая. Прогулка всегда освежает мозги.

Покончив с завтраком, Люк поднялся, и они, выйдя на веранду, спустились в сад. Брай шла за Люком, пока не поняла, что он направляется к конюшне.

— Мы поедем верхом? — удивилась она. — Почему ты не сказал об этом сразу? Я бы переоделась.

— Потому и не сказал. Ты можешь ехать в женском седле.

— Я не люблю…

— Тогда делай, как хочешь.

— А что, если мы кого-то встретим?

— Разве ты не та женщина, которая всего несколько дней назад скакала через поле в одной ночной рубашке и халате?

Брай нечего было возразить на это.

Как только они оказались далеко от дома. Люк пустил свою лошадь легкой рысью. Аполлон занервничал, но Брай быстро его успокоила. Она оглянулась на дом, но увидела сквозь деревья только крышу, сверкающую в лучах утреннего солнца. Воздух был напоен свежестью, небо сверкало голубизной. Но ничто не могло улучшить ее настроения. Ей казалось, что над ее головой повисла черная туча. В любой момент она могла обрушить на нее дождь, град или…

— Скажи, ради небес, что сейчас творится в твоей голове? — спросил Люк.

Как странно, что он упомянул небеса, мрачно подумала она, и именно в то время, когда ей стало казаться, что молния пронзит ее сердце.

— Ты специально завез меня так далеко от дома, чтобы никто не мог слышать моих криков? Я же сказала, что не буду удерживать тебя. Если любовь ко мне — недостаточная причина, чтобы остаться, то другой я просто не могу придумать.

Люк понял, что она на грани истерики, и спокойно ответил:

— Я привез тебя сюда не для того, чтобы выслушивать твои крики или скрыться от посторонних глаз. Просто я хочу поговорить с тобой наедине. То, что ты сейчас услышишь, должно остаться между нами. Это не предназначено для чужих ушей.

— Моя мама…

— Ничьих ушей, — настойчиво повторил Люк. — Ты меня понимаешь?

Брай неохотно кивнула.

— У тебя есть сомнения в том, что я люблю тебя?

— Нет.

— Хорошо. Тебе приходило в голову, что если я уеду на какое-то время, то рано или поздно вернусь обратно?

Такое не приходило ей в голову. Никогда. Наоборот, она убедила себя, что если он уедет, то это навсегда. Она смотрела на него, потрясенная тем, что сама не смогла додуматься до столь очевидной истины.

— Я не твой отец, не Шелби и не Рэнд. Если я уезжаю, то возвращаюсь назад. Помни об этом, Бри.

— Они говорили то же самое. Совершенно теми же словами.

У Люка перехватило дыхание и защемило сердце.

— Прости. Я понимаю, что они были в этом уверены, как уверен и я. Но они говорили эти слова вам в пение потому что не знали, как обернется дело. Я же еду не на войну и не пускаюсь в далекое плавание. Я всего лишь еду в Нью-Йорк вместе с твоим отчимом.

— Значит, я права и твое появление здесь как-то связано с Оррином?

— Да.

— Ты можешь сказать мне, что это за дело?

— Что именно ты хочешь знать?

Брай задумалась. По правде говоря, ей вообще ничего не хотелось знать, но она все же спросила:

— Для начала я хочу знать, почему ты должен уехать в Нью-Йорк вместе с Оррином?

— Я дал обещание.

— Кому? — Задав вопрос, она уже знала ответ: — Твоей матери и теткам?

— Совершенно верно.

— Значит, я была права, когда говорила, что ты давно знаешь Оррина?

— Нет. Именно это и затруднило мою задачу. Даже сейчас я не совсем уверен, что Оррин — тот самый человек, который мне нужен.

— Вот почему ты хотел найти его фотографию… Чтобы отослать ее в Нью-Йорк?

— Да. Я сделал несколько набросков его портрета, но прошло уже одиннадцать лет с тех пор, как моя мать и тетки видели его. Он мог сильно измениться за это время, а его волосы могли поредеть или поседеть.

— Но Оррин Фостер не такое уж распространенное имя.

— Возможно.

— Не мог бы ты рассказать мне обо всем поподробнее?

— А ты уверена, что хочешь знать?

— Нет, не уверена. Но это не значит, что я не должна знать. Разве ты привез меня сюда не с этой целью? Мне бы хотелось, чтобы ты меня не щадил. Во всяком случае, не в том, что для тебя важно.

Прошло несколько минут, пока Люк, наконец, заговорил. Он говорил под горячее дыхание их лошадей и отдаленный шум реки.

— Хорошо. Но прежде ты должна узнать и кое-что другое

Интуитивно Брай поняла, что Люк сначала расскажет о себе и, лишь поведав ей тайну своей жизни, поделится с ней своими проблемами.

— Я тебе однажды говорил о пансионере моей матери.

— Человеке, который нанял тебя, чтобы помочь со счетами?

— Да. Это был лишь повод, чтобы снабжать меня карманными деньгами. Я действительно работал на него, но он не нуждался в моих услугах. У него было для этого достаточно служащих. А для меня это было своего рода учебой, отвлекающей от улицы и влияния разных бандитских группировок. Мать настаивала на том, чтобы я поступил в колледж. Но эта перспектива меня не воодушевляла. Мою жизнь с матерью и тетками нельзя назвать обычной. Они были, как бы это получше выразиться, свободомыслящими. Я даже представить себе не мог, как бы я жил с этим в университете или с Наной Дирборн, человеком строгих правил. О своих чувствах я не мог рассказать матери и теткам. Это бы их обидело. Я винил их в том, что они поставили меня в такие обстоятельства и в то же время старались держать меня подальше от них.

Люк украдкой бросил взгляд на Брай. Она сидела, склонив голову набок. Ее брови сошлись на переносице, и она, затаив дыхание, ловила каждое его слово.

— Тогда я был к ним несправедлив, но не понимал этого. Улица предоставляла мне другие возможности. Я знал, что смог бы заработать себе на жизнь и добиться влияния в определенных кругах. Я научился хорошо играть в карты и добывать деньги другими способами. Моя мать знала это, знали и тетки. Посовещавшись, они решили, что пора обратиться к мистеру Моррисону.

— Пансионеру, — уточнила Брай. Люк не подтвердил ее предположение, и она решила, что он не расслышал. — Ты ведь говоришь о пансионере своей матери, не так ли? — спросила она.

— Да, — ответил Люк, не глядя на нее. — О том человеке, который был нашим пансионером. — Глубоко вздохнув. Люк продолжил: — Брай, мистер Конрад Моррисон был больше чем просто пансионер. Дело в том, когда у него было настроение, он приходил к нам и заказывал комнату.

— Никак не могу понять, что ты пытаешься мне втолковать — пожала плечами Брай. — К чему все эти загадки? Неужели ты не можешь выражаться яснее?

— Конрад Моррисон не арендовал комнаты у моей матери Он арендовал женщин. Моя мать была «мадам», а мои тетушки — проститутками. Теперь ты понимаешь, что я хотел сказать?