Несколько минут Люк ошарашенно молчал. Он даже не моргал, настолько был потрясен этим предложением. Мысли проносились в его голове, сменяя одна другую. Вопросы, много вопросов, и главный был такой: кто из них сошел с ума?

— И как вы это себе представляете? — наконец выговорил он.

Взгляд Брай скользнул к крепкой деревянной двери. Не скрывается ли за ней Оррин? Из всех помещений дома ее отчим выбрал это и устроил здесь свой кабинет. Визитеров, включая жену и падчерицу, он рассматривал как правонарушителей и строго их наказывал. Из своего опыта Брай знала, что подслушать разговоры, ведущиеся в кабинете, невозможно. Кроме тех моментов, когда Оррин, круша мебель, бегал по комнате в поисках спрятанной бутылки, Брай никогда ясно не слышала, что там происходит. Даже когда там играли в карты, Брай не могла разобрать ни слова. Она слышала отдельные ругательства, но не могла точно определить, от кого они исходят — от Оррина или от его гостей.

Зная, что ее не могут услышать, Брай тем не менее не считала себя в безопасности.

— Давайте уйдем отсюда, мистер Кинкейд, — предложила она.

Лукас решил, что она намеревается вывести его в холл и указать на дверь. Определенно, она еще раз хорошо взвесила свое опрометчивое предложение и сейчас хотела, чтобы он был как можно дальше от «Конкорда» и от нее. Он вышел вслед за ней в холл и, не дожидаясь ее напутственных слов, сразу свернул налево, к входной двери.

Она остановила его, изящным взмахом руки указав в противоположном направлении:

— Сюда, пожалуйста. Посмотрим на реку.

Брай вывела его на террасу, задержавшись на мгновение, чтобы бросить взгляд на захватывающую дух картину садов, воды и неба. Она никогда не уставала от этого пейзажа и готова была бесконечно любоваться им, но, принимая во внимание плебейский вкус Лукаса Кинкейда, решила не терять зря времени.

Лукас задержался на веранде дольше, чем Брай. Цветы на ухоженных клумбах испускали дивный аромат и радовали глаз обилием красок. Радужные листья бегонии красиво сочетались с цветами абрикосового, персикового, и желтого оттенков. Розовые гвоздики росли в тени под высокими дубами. Розы, камелии, лилии вносили свою лепту в это буйство красок. Гордые георгины, лаванда и дельфиниум, посаженные кругами, походили на изящные маникюрные коробочки.

Оглянувшись, Брай увидела, что Лукас стоит на краю террасы, обхватив одной рукой толстую белую колонну и согнув левое колено, словно волшебный вид сада остановил его, когда он хотел сделать шаг. Его лицо скрывалось в тени. Густые темно-каштановые волосы казались темнее, чем недавно в кабинете, а в серых глазах отражалось буйство красок.

Он смотрел на сад и текущую за ним реку, и выражение его лица сказало Брай, что он, так же как и она, способен наслаждаться красотой. Пристыженная, она отвернулась, немного постояла, поджидая его, а затем двинулась вперед, на этот раз гораздо медленнее, пока не услышала за спиной его шаги.

Лукас повел рукой, как бы охватывая этим жестом всю землю:

— Я понимаю, почему вы хотите вернуть это поместье своей семье, но не знаю, чем я могу помочь вам в этом.

— Я пока не готова давать объяснения, — ответила Брай. — Вы должны понять, что мы с вами только что познакомились. Я еще не решила, можно ли вам доверять.

Люк искоса взглянул на нее;

— Интересно почему?

— Вы могли заключить соглашение с моим отчимом.

— Вы опять за свое! Может, вы мне скажете, какую работу я выполняю для него?

— Ищете указатель.

Люк не торопился с ответом. Ему хотелось все обстоятельно обдумать, а пока он просто вдыхал нежный запах лаванды, исходивший от ее волос. Странности ее характера не особенно его беспокоили. Проведя детство и юность в окружении матери и шести теток, он привык к тому, что женщины часто ведут себя непредсказуемо. Он относился к этому спокойно, и его это не раздражало.

Люк не сразу уразумел, что она что-то ему говорит. Он встряхнул головой, отгоняя от себя образ Наны Дирборн.

— Мистер Лукас, у вас такой вид, словно вы съели что-то кислое.

Лукас постарался сосредоточиться на запахе лаванды, и постепенно черты его лица разгладились.

— Со мной все в порядке.

Брай не стала настаивать. Она указала на беседку, расположенную справа от них на берегу реки. Она стояла в окружении сосен, и их иглы ковром лежали по всему ее периметру.

— Здесь было первое строение, воздвигнутое Хенли. Его сожгли тори во время революции и никогда больше не восстанавливали. Мой дедушка построил на этом месте новую беседку.

Они спустились к реке. Воды Купер-Ривер бились о берег, аккомпанируя их шагам. Брай свернула к беседке и, подойдя к ней, поднялась по ступеням. Доски скрипели под ее ногами и прогибались под Люком.

— Эти ступени надо заменить, пока кто-нибудь не провалился, — озабоченно произнес Люк.

Он огляделся. Пол был покрыт плесенью, крыша протекала и во время дождя беседку заливало водой. Брай перехватила его взгляд.

— Да, крыша нуждается в ремонте, — вздохнула она.

— В ремонте? Я бы снес все строение и построил его заново.

— Мы не можем себе этого позволить. Оррин никогда не пойдёт на такие расходы.

Взгляд Люка соскользнул с лица Брай и перенесся в пространство за ее спиной. Раскидистые ветви сосен ограничивали кругозор, но его острый взгляд подметил все детали, говорившие о ветхости дома. Он разглядел заплатки на крыше, которые не совпадали с первоначальным материалом. Стекла, вставленные вместо разбитых, были гораздо толще и плохо пропускали солнечный свет. Внушительные колонны на веранде сверкали свежей краской, но Люк помнил их шероховатость под своей ладонью. Если содрать с них краску, можно обнаружить следы пожара или зарубки от топора. Он мысленно вернулся в дом, прошел по длинному холлу и вспомнил, что стены в некоторых местах были подштукатурены, хотя там требовалось произвести полный ремонт. Он вспомнил двойные двери кабинета, которые с трудом открывались из-за переноса и многочисленных слоев краски. Сам кабинет был недавно заново обставлен — ковер и обивка на мебели еще не выгорели под солнечными лучами, но книжные полки уже начали проседать под тяжестью книг. Когда Брай раздвинула шторы, он увидел небольшую лужицу на одном из подоконников.

Он машинально начал прикидывать фронт работ, необходимый для того, чтобы отремонтировать «Конкорд» и вернуть ему прежнее величие. Разумеется, на это потребуется много денег. Денег Оррина Фостера. Если верить слухам, когда-то «Конкорд» был прекрасен, как Золушка на балу у принца, но наступили тяжелые времена, и принцесса превратилась в замарашку.

— По моему мнению, мистеру Фостеру следовало бы заняться благоустройством поместья, а не разводить цветочки.

Брай проследила за его взглядом и обнаружила, что он рассматривает дом.

— Мой отчим думал, что сможет создать здесь что-то вроде коммуны, жизнь в которой будет основана на милосердии. Это просто утопия, по крайней мере для этих мест. Мой отец и братья пахали, как рабы. Милосердие должно быть у человека в крови.

— Возможно, оно проявится в следующем поколении, — вздохнул Люк.

Брай улыбнулась краешком губ. Он что, считает, что в ней нет ни капли милосердия? Наверное, он обвиняет ее в отсутствии гостеприимства? Может, ей стоило сразу указать ему на дверь, вместо того чтобы слушать его вранье о поисках работы? Конечно, она бы сразу наняла его, не будь он янки. Печальная правда заключается в том, что здесь хронически не хватает рабочих рук, но его нью-йоркское произношение всколыхнуло ее память, выплеснув на поверхность массу воспоминаний, как море выталкивает из своих недр обломки корабля во время шторма.

— Простите, если я вас чем-то обидела, — проговорила она.

— Когда вы называете людей, работающих в «Конкорде», рабами, это действительно меня обижает.

— А как же я должна их называть?

— Слугами. Ведь они и есть слуги, разве не так?

— На плантации и в поместье работали все виды слуг, мистер Кинкейд. Например, домашние слуги, такие как Адди и Джеб, управляющие Эб и Джордж и другие. Они почти члены нашей семьи, и к ним относятся с уважением и даже с любовью. Все они добросовестные работники, а самых сильных из них, самых лучших и красивых мои братья называли индейцами… Вы ничего не знаете о нашей довоенной жизни. Вам надо получше узнать ее, прежде чем делать какие-то выводы.

Брай поставила его на место, даже не повысив голоса. Он хотел было возразить, но какое-то движение слева привлекло его внимание.

— Что это… — Он не успел закончить вопроса, так как из-за дерева вылетел всадник на лошади и поскакал вдоль реки. Комья грязи летели из-под копыт коня и с шумом плюхались в воду. Солнечные лучи, проникая сквозь листву деревьев, поблескивали на шкуре животного, придавая ему голубовато-черный блеск и увеличивая размеры всадника. Лукас повернулся, чтобы лучше рассмотреть несущегося мимо них коня. Земля дрожала от стука копыт, и пол беседки ходил ходуном. Ветви деревьев, низко склоняясь, затрудняли движение и всадник отводил их хлыстом, еще больше путая животное. Лицо человека на коне было красным от злости. С его губ брызгала слюна, когда он понукал коня:

— Лети как ветер, проклятый мешок с овсом! Вперед!

Лошадь пронеслась между стволами двух деревьев, расположенных так близко друг к другу, что Люк, как ему показалось, не просунул бы там даже плечи. Лошадь и всадник просочились в эту щель так же легко, как вода сквозь сито.

Лукас шумно вдохнул воздух, только теперь обнаружив, что все это время не дышал.

— Я никогда не думал… — начал он, но Брай рядом с ним уже не было. Обернувшись, он увидел, как мелькнули тонкие лодыжки и красиво очерченные икры, когда она, задрав юбки, сбегала со ступенек. Она помчалась через лужайку, топча цветы на клумбах, а подол ее кремового, в розовую полоску, платья задрался до самых колен, позволяя видеть кружево нижних юбок.

Обруч, обвитый красной лентой, соскользнул с ее головы, и крутой локон повис у виска, словно ухо бассета. Сейчас она уже не напоминала Люку Нану Дирборн.

Руководимый скорее любопытством, чем каким-то более благородным чувством, Лукас бросился в погоню. Он совсем забыл, что ботинки, которые он носил, были не его — или, во всяком случае, стали таковыми совсем недавно. Они были ему маловаты, натирали пятки и ужасно скользили по сосновым иглам. Догнать Брай было труднее, чем он ожидал, тем более что она бежала легко и быстро.

Он не знал, куда она направляется, пока не увидел кусок стены на старом каменном фундаменте. Трудно было определить, какое строение возвышалось когда-то на этом фундаменте. Это мог быть сарай, мастерская или кухня. Стены были почти полностью разрушены, и руины заросли высокой травой.

Люк догнал Брай и прислонился к стене, чтобы перевести дух. Брай не могла позволить себе такой роскоши. Встав на камень, она смотрела в сторону леса, прикрыв глаза от солнца. Люк взглянул на ее ноги и отметил, что они весьма стройные. Когда он снова перевел взгляд на ее лицо, Брай уже не смотрела на лес, а наблюдала за ним. Расправив юбку, она прикрыла ноги. Сейчас она уже не походила на женщину, которая бежала по лужайке, сверкая голыми коленками. Люк протянул ей руку, и Брай спустилась с камня.

— Почему мы здесь? — спросил Люк.

— Я здесь потому, что отчим собирается убить Аполлона. Я не успела остановить его. А зачем вы здесь, не знаю.

Люк проигнорировал ее грубость. Возможно, она мстила ему за то, что он рассматривал ее ноги.

— Это был мистер Фостер…

Это был не вопрос, а скорее утверждение. Люди узнавали Оррина по его поведению. Даже когда Брай знала, что он грубо себя поведет, он и тогда умудрялся дать ей понять, что она его недооценила.

— Да, — ответила она. — Хозяин «Конкорда».

— И часто он так ездит?

— Вы хотите сказать — пьяным?

Люк не знал, что Фостер пьян, но поверил Брай на слово.

— Я думал, что он контуженый.

— Контуженый? Вы правильно подметили. А лошадь — моя. Но в данный момент это ничего для него не значит. Раньше он никогда не осмеливался делать это.

— Вы думаете, что он снова прискачет сюда?

— Он уже не может остановиться. Эта стена служит для него вызовом. Пусть бы лучше он сломал шею себе, но скорее он сломает шею Аполлону.

Их внимание привлек стук копыт. Как и предсказывала Брай, ее отчим верхом на Аполлоне вырвался из леса и поскакал к стене. Фостер, припав лицом к гриве коня, безжалостно нахлестывал его по крупу. Животное громко ржало и, разбрызгивая пену, летело вперед.

Размахивая руками и призывая Аполлона, Брай бросилась им навстречу.

— Будь ты проклята, Брай! — закричал Фостер, увидев ее. — Я раздавлю тебя, дьявольское отродье!

Брай остановилась. Капли пота выступили у нее на лбу и верхней губе, тело сотрясала крупная дрожь. Аполлон вихрем налетел на нее и сбил с ног.

Она услышала крик Люка, только когда упала на траву. Брай чувствовала, как дрожит под ней земля. Перевернувшись на бок и выпутавшись из юбок, она вскочила на ноги. Отчим продолжал гнать коня к стене. Она знала, что сейчас произойдет.

Ей уже давно казалось, что в ней притупились все чувства, но однако, следя за тем, как Аполлон несется навстречу своей гибели, она поняла, что с прошлым еще не покончено. Сердце ее пронзили боль и неизбежность потери.

Она наблюдала за происходящим как бы со стороны. Она не могла пошевелить рукой или закричать, а только смотрела, как Аполлон мчится вперед. Крепкие мускулы коня напряглись и лоснились на солнце. На лице сидящего на нем Оррина было написано упрямство, свойственное дуракам и пьяным.

На их пути стоял Кинкейд. Он припал к каменной стене, сбросив с себя сюртук, и его вылинявшая рубашка белым пятном светилась на солнце. Мышцы его были напряжены, он изготовился к прыжку, словно хищник, выслеживающий свою жертву.

Внезапно он прыгнул. Его прыжок был похож на грациозный прыжок снежного барса, дополненный безошибочной точностью сокола. Аполлон заржал и сменил направление, проскакав вдоль стены, вместо того чтобы перепрыгнуть через нее. Люк вцепился в Оррина и стащил его с седла, а лошадь поскакала дальше, постепенно замедляя бег.

Легкие Брай наполнились воздухом, и силы вернулись к ней. Пошатываясь, она подошла к тому месту, где на земле мутузили друг друга отчим и Лукас Кинкейд. Было трудно поверить, что они оба находились в сознании.

— Отпусти его, Оррин! — приказала она. — Он спас тебе жизнь.

— Он пытался меня убить! — прорычал Оррин. Брай склонилась над ними и, ловко уклоняясь от катавшихся по земле тел, попыталась схватить отчима за воротник, но промахнулась. Она сделала еще одну попытку, и на этот раз ей удалось помочь Лукасу пригвоздить отчима к земле. Перекинув ногу через толстый живот Оррина, Лукас уселся на него верхом. Оррин начал вырываться, но Лукас не собирался его отпускать.

— Аааооох! — Воздух, вырвавшийся из желудка Оррина, был пропитан запахом алкоголя и перебродившей пищи. Если бы Лукас чиркнул спичкой, эта смесь могла бы загореться. — Я не могу дышать, — стонал Оррин.

— Я тоже не могу, — пробурчал Лукас, отворачиваясь.

— Ты сдавил мне легкие.

— Дыши другим местом.

— Меня сейчас стошнит!

Эта угроза подействовала, и Люка как ветром сдуло с живота Оррина, которого тут же начало рвать, да так сильно, что ветхая рубашка Люка покрылась зелеными пятнами, и он засомневался, выдержит ли она еще хоть одну стирку. Два доллара пропали.

Лукас отряхивал панталоны, когда у Оррина начался новый приступ рвоты.

Неожиданно Фостер нанес ему сильный удар в челюсть. У Лукаса перехватило дыхание, в глазах потемнело. Брай, не выдержав, в ярости налетела на отчима и принялась пинать его ногами. У Люка двоилось в глазах, и он видел, как две Брай начали колошматить Фостера куском обвалившейся штукатурки. «Ей легче, — подумал он, увидев, как Фостер закрывает голову руками, — она не одна, их две».

Наконец Лукас пришел в себя. Брай сидела рядом, поддерживая его за плечи и похлопывая по щеке. Ему показалось, что на ее лице промелькнуло сочувственное выражение. Впрочем, взгляд ее сапфировых глаз оставался бесстрастным, а нижняя губа была сердито поджата. Он подумал, что она решила не демонстрировать своих эмоций, чтобы ему не взбрело в голову то, чего не было и в помине.

Он приоткрыл глаза, и Брай тут же убрала руку с его щеки.

— Отлично, — заметила она удовлетворенно. — Как ваша челюсть? Не сломана?

Лукас подвигал челюстью из стороны в сторону.

— Не сломана, — ответил он, хотя с ней было не все в порядке. Он никак не мог вспомнить, когда Фостер нанес ему удар. Лукас повернул голову туда, где лежал Фостер, и у него все поплыло перед глазами.

— Вам лучше смотреть на меня, — посоветовала Брай. Лукас усмехнулся:

— Если позволите.

Он заметил, что Брай не покраснела, как это происходит с большинством женщин. Она даже не допускала мысли, что кто-то посмеет с ней заигрывать. Улыбка Лукаса исчезла. Стараясь не двигать головой, он скосил глаза в сторону Фостера, но увидел только его раздвинутые ноги и толстый живот.

Его грудь вздымалась и резко опадала, из горла вылетали громкие звуки, и от этих звуков сотрясалось его огромное тело. Ноги Фостера при этом оставались неподвижными.

— Предсмертные хрипы? — испуганно спросил он.

— Храп.

— Он храпит? — удивился Лукас, осторожно приподнимаясь на локте, чтобы получше рассмотреть Фостера. — Значит, вы не убили его?

— На этот раз нет.

— Жаль.

Брай кинула на него острый взгляд. Он что, говорил об этом серьезно? Не зная, что ответить, она решила промолчать.

— Вы можете сесть?

Оттолкнувшись от земли, Лукас принял сидячее положение. Голова больше не кружилась. Он покрутил плечами, затем проделал то же самое с шеей. Все было в порядке. Случайно его взгляд упал на стену. С земли ее высота показалась ему весьма значительной.

— Вы вели себя как герой, — проговорила Брай, проследив за его взглядом. — Вы спасли моего коня.

Краешком глаза Люк увидел, что Аполлон мирно пасется на поляне, время от времени тихо пофыркивая.

— С вашим конем все в порядке? — спросил Люк.

— Насколько я могу судить, сидя здесь, похоже, в порядке. Но я пока не пыталась подойти к нему близко.

— Ваш отчим загнал коня. Его бы надо хорошенько обтереть.

— Я этим и займусь, как только вы встанете на ноги. Люк понял ее намек и, быстро вскочив, протянул ей руку.

— Я забыл, что вы самостоятельная женщина, — хмыкнул он, когда Брай не сделала ни единого движения, чтобы помочь ему подняться. Слава Богу, что она не схватилась за нож и не расценила его вежливость как угрозу. Правда, у нее не было под рукой ножа для вскрывания писем, но, судя по тому, как она обошлась с Фостером, Брай была женщиной изобретательной.

— Мне пришлось научиться стать такой, — нахмурилась она. Люк услышал горечь в ее словах и понял, что она получила жестокие уроки в прошлом. Он смотрел, как она отряхивает платье. На лифе было пятно от травы, такие же пятна были на рукавах и на уровне колен. Волосы ее растрепались, локон над правым ухом выбился, и ей приходилось время от времени его поправлять. По правде говоря, она выглядела восхитительно. Удивительно, как эти травяные пятна смогли преобразить холодные глаза, сурово сжатый рот и недоверчивый взгляд, превратив ее в милую, очаровательную женщину.

Люк не сразу заметил, что она смотрит на него как-то странно. Он оглядел себя, а затем вопросительно посмотрел на нее.

— Вы свистите.

Неужели? А он и не заметил. Но, судя по сложенным в трубочку губам, это могло быть правдой. Мотив крутился у него в голове, и он понял, что насвистывал «Боевой гимн республиканцев», а это едва ли могло понравиться Брай.

— Простите, больше не буду.

— Постарайтесь найти другую мелодию, — проворчала она и направилась к Аполлону.

Лукас поспешно схватил со стены сюртук и бросился за ней.

— А как мистер Фостер? — спросил он.

— Проспится, — бросила она на ходу. — С ним все будет в полном порядке. — В ее голосе слышалась уверенность, которая, как понял Люк, была подкреплена опытом.

— Он не рассердится?

— На меня, вы хотите сказать? Сомневаюсь. Не больше, чем обычно. Если он вообще об этом вспомнит.

— Вспомнит? Он что, настолько пьян?

— Он почти всегда так пьян, мистер Кинкейд. А сейчас оставайтесь здесь и помолчите, чтобы я могла подойти к Аполлону. Он вас боится. Вы же прыгнули на него.

Люк остановился и с удовольствием наблюдал за тем, как она шла, покачивая бедрами. Брай нежно погладила коня, нашептывая бессмысленные ласковые слова, подбадривая и успокаивая. Сначала большой черный жеребец шарахнулся от нее, недовольно фыркнул, но Брай не отступала. За ней стоит понаблюдать и, может быть, взять кое-что на вооружение, решил Люк.

Брай крепко вцепилась в уздечку. Когда конь попытался вырваться, она притянула его к себе. Зная, как жестоко Фостер обошелся с Аполлоном, Брай решила не применять к нему грубую силу, а постараться уговорить. Она гладила нос и челку жеребца, подставив ладонь под его рот. Аполлон лизнул ее руку, надеясь получить угощение.

— Чуть позже, — пообещала она. — Когда мы вернемся в конюшню, я тебя угощу.

Аполлон фыркнул, недовольный пустыми обещаниями.

— Сладкий овес, — проворковала Брай. — Возможно, яблоко. — рука ее в это время продолжала гладить взмыленную шею коня. — Успокойся, — шептала она. — Со мной ты в безопасности. Я не позволю ему снова сесть на тебя.

Ослабив уздечку и продолжая поглаживать Аполлона, Брай осторожно продвигалась к седлу. Если Аполлон сейчас не примет ее, то уже не примет никогда. Он еще не забыл грубого обращения Фостера. Люк предложил ей свою помощь, но она отказалась, продолжая обхаживать жеребца. Когда он, наконец, успокоился, Брай, подобрав юбки, поставила ногу в стремя. Животное заржало и шарахнулось в сторону, но Брай уже сидела в седле.

Она всегда ездила как мужчина, но сейчас ей мешало платье. Даже не глядя на Люка, она знала, что он с интересом наблюдает за ней. Ей была невыносима мысль, что сейчас она похожа на торт с кремом. Собрав юбки, она перекинула их через седло. Аполлон танцевал под ней, пытаясь сбросить. Покончив с юбками, Брай ухватилась за уздечку обеими руками и решительно пришпорила коня. Он немедленно подчинился и поскакал вперед. Конюшни находились в дальнем конце усадьбы, и Брай направилась туда.

Люк наблюдал за ними, и на губах его играла нежная улыбка. Он посмотрел на Фостера — тот погрузился в глубокий сон. Солнце стало садиться, и тело Оррина оказалось в тени. Сейчас его дыхание было ровным, да и вообще во сне он выглядел на удивление мирным человеком.

— Не этого ты заслуживаешь, ублюдок, — процедил Люк сквозь зубы и перешагнул через него.

Брай была уже в конюшне. Люк думал, что она отчитывает конюхов, но она спокойно чистила Аполлона. Она раскраснелась, и по всему было видно, что работа доставляет ей удовольствие.

— Неужели вам некому помочь? — удивился Люк.

— Я послала рабочих присмотреть за Оррином.

Люк вспомнил двух парней, попавшихся ему навстречу.

— Решили таким образом их наказать?

— Я не виню ребят за то, что случилось. Только мне под силу с ним справиться, а я в тот момент была занята с вами.

— Значит, во всем вы обвиняете меня?

— Если вам так хочется принять вину на себя, не возражаю.

Повернувшись, Брай взяла с полки щетку и бросила Люку. Он поймал ее на лету, но не сдвинулся со своего места в дверном проеме.

— Я наказан? — спросил он. — Или вы просите помощи?

— Выбирайте любой вариант.

— И все же?

— Хорошо, я ценю любую помощь.

Он вошел в стойло и закрыл за собой дверь. По виду Брай он сразу понял, что это ей совсем не понравилось. Это касалось только его или вообще любого мужчины? Он демонстративно снова открыл дверь.

— Это на тот случай, если ваш зверь захочет вырваться на свободу, — объяснил он.

— Дайте ему кусочек яблока — и вы подружитесь. Люк отломил кусок яблока и протянул Аполлону. Жеребец покосился на него и ткнулся носом в ладонь.

— Как вам удается с ним справляться? — спросил Люк.

— С кем?

— Вы сказали, что вы единственная, кто может справиться с вашим отчимом. Как вы это делаете?

— Теперь я вижу, что вы не оценили мой отвлекающий маневр.

Люк усмехнулся. У нее, оказывается, было чувство юмора.

— Я надеялся на больший успех, когда вы растянулись на земле.

— Вы бы заговорили по-другому, если бы вам часто приходилось прибегать к подобному способу.

«Слава Богу, пролетело, — подумал Люк, — она не обиделась».

Он подошел к коню и принялся его чистить.

— Так как же вы все-таки с ним справляетесь?

— Стараюсь не спускать с него глаз. Если его хулиганство не подавить в зародыше, то придется прибегнуть к оружию.

— Вы серьезно?

— Вполне. Вы же сами видели, как он опасен. Мне приходится играть роль няньки, мистер Кинкейд.

— А ваша мать? Помнится, вы говорили, что он собирался уехать к ней сегодня.

— Похоже, это произойдет только завтра. Моей матери лучше держаться от него подальше.

— И, однако, вы не едете с ним в Чарлстон? Брай ничего не ответила, хотя ее мысли работали в том же направлении.

— Вы пообедаете с нами, мистер Кинкейд? — спросила она. — У нас все по-простому. Вам уже поздно возвращаться в город. Переночуете в одной из старых хижин рабов. Вам будет там удобно. А утром… кто знает? Возможно, Оррин предложит вам покататься с ним верхом.

— Вы говорили, что наймете меня.

— Я передумала.

Джеб показал Люку, где он может помыться. Негр был таким высоким, что ему приходилось наклоняться, входя в дом.

— Я прикажу Марте и девушкам прибраться здесь. Они стелить вам чистое белье, если уж вы останетесь на ночь. — Изогнув широкую бровь, Джеб изучающе смотрел на Лукаса.

— В чем дело? — спросил Люк.

Джеб внезапно вспомнил о своих обязанностях. Он подошел к умывальнику и налил в него воды, затем наполнил кувшин

— Не вижу смысла, — пробурчал он себе под нос.

— В чем?

— Иногда я говорить сам с собой. Не обращайте внимания. Люк огляделся. Домик состоял из двух комнат. В той, где он находился, были камин, стол с тремя стульями, умывальник и дровяная печь. На ней стояло несколько кастрюль. Люк заглянул в другую комнату. Там стояла кровать с голым матрасом. Она не располагала лечь на нее, но выбор у Люка был небольшой: копна соломы в конюшне или твердая земля где-то между «Конкордом» и Чарлстоном.

— Должен я? — продолжал бормотать Джеб. — Совсем не знать. Надо поменьше слушать. Просто меня разбирать любопытство. — Он с интересом посмотрел на Люка. — Почему мисс Бри пригласила вас обедать в Большой дом, а на ночь поселила в хижину?

— Наверное, потому, что я янки?

Джеб фыркнул.

— Было бы гораздо проще, если бы она пустила вас на ночь в дом. — Он изогнул кустистые брови, и в его черных глазах появилось что-то заговорщицкое. — Хотите знать, что я думаю? — неожиданно сказал он.

— Я уже спрашивал об этом.

— Подгнило что-то в Датском королевстве.

Люк захлопал ресницами. Джеб цитировал Шекспира! Но прежде чем он успел спросить, откуда у него такие познания, старик, согнувшись, вышел из хижины.

Люк скинул сюртук и аккуратно повесил его на стуле. Сняв рубашку, он взял мыло и начал отстирывать травяные пятна. Повесив рубашку сушиться, тщательно умылся. Его занятие было прервано появлением молодых негритянок. Они сразу принялись наводить в хижине порядок, время от времени лукаво поглядывая на Люка. Самая молоденькая из них захихикала, когда он, схватив мокрую рубашку, попытался натянуть ее на себя.

Одна негритянка была высокой, вторая маленькой и приятно-округлой. Две другие были очень похожи на Джеба. Они работали быстро, и вскоре жилище стало вполне уютным. Девушки отскоблили пол, налили свежей воды, кровать застелили чистыми простынями, а на прикроватную тумбочку положили какой-то сверток.

— Мисс Бри сказала, чтобы вы это наделив — объявила дочь Джеба и убежала.

Люк развернул узел и, присвистнув, почесал в затылке. Несмотря на то, что девушка предупредила его, он был готов обнаружить в свертке змею, а не эту роскошную одежду.

Люк взял лежавший сверху летний сюртук и, приложив его к себе, решил, что он будет ему впору. Панталоны были сшиты из той же ткани, что и сюртук. Нижнее белье было шелковым, а белая рубашка — из тончайшего батиста. Брай — если это она подбирала одежду — прислала ему и коричневые высокие ботинки, и черный атласный жилет.

Закрыв дверь от непрошеных посетителей. Люк быстро переоделся, не переставая удивляться, что одежда сидела на нем как влитая, как будто была сшита на заказ. В хижине не было зеркала, и Люк, посмотрев на свое отражение в окне, остался весьма доволен собой. В таком виде не стыдно идти на обед в Большой дом.

На этот раз он подошел к дому со стороны реки. Брай сидела на веранде и пила лимонад. Она слегка вздрогнула, когда он стал подниматься по широким ступеням.

— О, мистер Кинкейд! — произнесла она быстро придя в себя. — Я не слышала, как вы подошли.

Люк подумал, что она вздрогнула вовсе не оттого, что он ее напугал, а оттого, что надел этот костюм. Возможно, ей и хотелось, чтобы он надел все эти вещи, но она не была готова к тому, чтобы увидеть его в них. Лукас Кинкейд не принадлежал к тому типу мужчин, которые не задумываются о своей внешности. У него были мать и полдюжины теток, которые не упускали случая напомнить ему, что он красив. Он принимал это как должное, хотя и не особенно им верил. Мать его приятеля говорила сыну те же самые слова, хотя у того было лошадиное лицо. Но когда Нана Дирборн подтвердила мнение его матери, он не расценил это как лесть. Она заявила ему, что его можно назвать красивым, но он не должен из-за этого распускать перья, как павлин.

— Я вас правильно понял? — спросил он. — Вы хотели, чтобы я надел этот костюм, не так ли?

— Вы меня поняли правильно. Можете считать его своим.

— Спасибо. Хорошая одежда.

— Сначала я хотела предложить вам одежду Дэвида, но потом вспомнила о сундуке, куда мама сложила вещи Шелби. Хотите выпить? Лично я предпочитаю лимонад.

Люк заметил, что на столе стоял второй стакан. Кивнув, он взял его.

— Не хотите присесть?

Люк сел на плетеный стул. Их разделял только маленький столик, на котором стоял кувшин с лимонадом. Он пил лимонад и надеялся, что она расскажет что-нибудь о Дэвиде и Шелби, но Брай молчала. Он не знал подробностей их смерти, кроме того, что они и их отец не дожили до конца войны. Из всех мужчин в этой семье выжил только Рэнд. Брай и Элизабет смирились с потерями.

Поставив стакан на стол, Брай взяла веер и начала обмахиваться им, задрав голову, чтобы воздух охлаждал ее стройную шею.

— Хотите веер? — спросила она Люка. — Представляю, как удручающе действует на вас такая жара.

— Какое-то время я работал на Юге, мисс Гамильтон, и привык к жаре.

— Мой отчим ее ненавидит.

— Это потому, что он слишком много пьет. Как он себя чувствует? Он составит нам компанию за обедом?

— О да. Правда, у него на голове шишка.

— Он знает, откуда она?

— Он получил ее, когда вы пытались его убить.