Его прикосновение заставило Клер вздрогнуть, ноги ее поджались. Рэнд терпеливо ждал, лаская ее бедра.

– Откройся для меня, Клер, – наконец не выдержал он. От этих слов сладостная дрожь пробежала у нее по спине.

Это было как предвкушение чего-то чудесного. Бедра ее раздвинулись, ладонь Рэнда осторожно скользнула между ними и коснулась ее сокровенного местечка. Волна наслаждения захлестнула Клер. Его пальцы заставили ее расслабиться, испытать тот упоительный восторг, которого она жаждала всем своим существом. Под его нетерпеливыми пальцами ее кожа напоминала влажный ароматный шелк. Тело Клер выгнулось дугой, а пальцы Рэнда продолжали терзать ее, заставляя кровь кипеть от не изведанного доныне наслаждения.

И теперь уже Клер кричала, когда мир вдруг взорвался перед ее глазами. Кровь шумела у нее в ушах, и она не сразу расслышала голос Рэнда – почувствовала только, как его горячие губы прижались к ее уху и его дыхание обожгло ей щеку. Страх куда-то ушел. Теперь она была не одна.

– Клер, – позвал он, – Клер, повернись ко мне, – и прижал ее ладонь к своему лицу.

Она осторожно дотронулась до него кончиками пальцев. Рэнд немного расслабился, на щеке больше не пульсировала жилка. Она коснулась его губ и почувствовала, что он улыбается. Клер робко улыбнулась в ответ.

– Похоже, что тебе понравилось, – хмыкнул он.

Клер не потеряла способности краснеть. Она почувствовала, как щеки ее заполыхали огнем. Рука ее упала, и она почти машинально потянулась за одеялом, стараясь прикрыться. Почувствовав ее смущение, Рэнд натянул корсаж ей на плечи, осторожно прикрыв обнаженную грудь.

– Так лучше? – спросил он.

– Хм-м, – промурлыкала она, уткнувшись ему в плечо, затем провела рукой по его бедру. – А ты по-прежнему голый… Это тебе не мешает?

– Нет… если ты не собираешься этим воспользоваться. Это прозвучало как приглашение. Клер ущипнула его за бедро.

– Бесстыжая, – ласково пожурил он. Пальцы Клер скользнули к нижней части его живота. Заметив это, он быстро перехватил ее руку и снова положил ее поверх бедра. – Не подглядывай!

Клер зарылась головой в подушку, чтобы заглушить смех.

– У тебя извращенное чувство юмора, – прерывающимся голосом сказала она.

– Неужели? Она кивнула.

– Не многие на твоем месте смогли бы найти что-то забавное в том, что я слепа. Собственно, вы с мистером Катчем первые. Чаще всего люди, заметив мою слепоту, чувствуют себя неловко… – Клер пожала плечами. – А тебя, похоже, это совершенно не беспокоит. Ты обращаешься со мной как с любой другой женщиной.

– Ты – не любая.

Уголки губ Клер дрогнули в улыбке.

– Ты как-то сказал, что любил гоняться за девушками.

– Помню, – кивнул он, – тогда мне было шесть лет.

– Ну… кое-что ведь не меняется, верно? Рэнд погладил ее щеку.

– Тут ты ошибаешься, – тихо проговорил он. – Ты забываешь, что последние десять лет моей жизни прошли на борту «Цербера» или в поисках денег для следующего плавания. На то, чтобы гоняться за женщинами, у меня просто не оставалось времени.

– До нынешнего дня. Он нахмурился.

– Клер, я не…

– Я принадлежу к типу удобных женщин. Брови Рэнда сошлись на переносице.

– Я бы в жизни так не подумал.

Кончик пальца Клер осторожно коснулся его губ – они вытянулись в одну прямую линию, между бровей залегла глубокая складка.

– Ты сердишься, – прошептала она. – Перестань, я не серьезно… вернее, не совсем серьезно. Видишь ли, просто у меня нет опыта… что следует говорить… потом. Когда ты целовал меня, я чувствовала себя увереннее.

Он погладил ее по щеке.

– Знаешь, для этого есть одно средство. – Его губы были рядом. Рэнд поцеловал ее медленным, глубоким поцелуем, упиваясь ее вкусом. Губы Клер слабо шевельнулись в ответ. И сразу же стало не важно, кто кого целует и почему еще недавно это имело какое-то значение. Рэнд эдвинулся. – Ну как, теперь ты чувствуешь себя увереннее? – прошептал он. В голосе слышалась легкая хрипотца.

– Хм-м. – Закрыв глаза, Клер откинулась на спину. Губы ее сами собой раздвинулись в улыбке, хотя она сильно сомневалась, стоит ли Рэнду знать, как она счастлива и удовлетворена. – Похоже, я тебя удивила? – спросила она, помолчав немного.

– Да, – кивнул он, – и не в первый раз. Клер немного подумала.

– Я и себя удивила, – призналась она. Глаза ее вдруг широко открылись, улыбка увяла. – Когда я впервые поняла, что, возможно, обречена остаться слепой до конца моих дней, то первой мыслью моей было, что вот этого в моей жизни уже не случится никогда. Странно, правда? Ведь раньше я не думала о таких вещах. А потом я мечтала, что, может быть, через много-много лет встречу человека, которому будет не так уж важно, что свою молодость я провела за микроскопом где-то в южных морях, составляя каталоги для своего отца. Ни о свадьбе, ни о брачной постели я как-то не думала. Не пыталась представить себе мужчину, который будет лежать в постели рядом со мной. И хотя из курса биологии я знала, как это бывает, но почему-то мне никогда не приходило в голову, что и со мной такое случится. Только когда я ослепла, я вдруг поняла, что возможность видеть – это не единственное, чего лишила меня злая судьба.

Рэнд внимательно вглядывался в ее лицо. В нем не было ни горечи, ни разочарования, только ирония.

– Неужели у тебя никогда никого не было, Клер? Брови девушки слегка сдвинулись, пока она раздумывала над тем, что он сказал.

– Нет. Никого.

– А как же насчет тех поцелуев, о которых ты мне говорила?

– Ну… на самом деле их было не так уж много, – смущенно призналась она. – И потом, все это было так давно! В последний раз, когда я вместе с отцом отправилась б Полинезию, он нанял помощника. Довольно приятный, насколько я помню. Трентон проводил со мной много времени, но скорее ради того, чтобы научиться всему, что я знаю. Ему очень хотелось стать незаменимым помощником знаменитого сэра Гриффина. К тому же он вбил себе в голову, что, ухаживая за мной, доставит удовольствие моему отцу.

– А твой отец поощрял его?

– По-моему, отец ничего не заметил. Впрочем, он и меня почти не замечал… пока я не оказалась полезной.

Что-то дрогнуло в ее голосе, и Рэнд догадался, что она давно подозревала это, хотя и не могла до конца смириться.

– И что же случилось с этим… как его… с Трентоном?

– Последовал примеру моего отца и взял себе наложницу из местных, точнее – сразу нескольких. – Невеселая улыбка скользнула по ее губам. – Не уверена, что сэр Гриффин с одобрением относился к его распутству. Что же до меня, то Трентон не сомневался, что мне ничего не известно. В любом случае это ничего бы не изменило. Женщины в Полинезии красивы и соблазнительны, как и их родные острова, и невероятно привлекательны – даже на взгляд англичан, которые обычно не признают никакой другой нации, кроме собственной. К тому же они весьма доступны. И Трентон не смог устоять.

Рэнд кивнул. Он много раз видел, как такое случалось с матросами его команды. Не было еще плавания, во время которого один или даже двое из команды «Цербера» не остались бы на островах. Еще до того, как юные, с раскосыми глазами и кожей цвета свежего меда красавицы выходили на берег приветствовать корабль, его люди уже подпадали под власть магического очарования южных островов, утопающих в пышной зелени и сверкающих, точно россыпь изумрудов, посреди океана.

– Так что у твоего Трентона штук шесть жен и целый выводок детишек, – заметил он.

– Нет, он так и не женился ни на одной из своих наложниц. О детях мне тоже ничего не известно. Похоже, у него началось какое-то заболевание крови.

– Сифилис? – сурово спросил Рэнд, неприятно пораженный ее ироническим тоном. Ему было отлично известно, что именно европейцы завезли на острова и сифилис, и оспу, и даже тиф. «Так что было бы только справедливо, – подумал он злорадно, – если бы этот Трентон, в свою очередь, подцепил бы от одной из своих любовниц какую-нибудь пакость».

– Да, – кивнула Клер. – Диагноз ему поставили за полгода до того, как я покинула острова. Мой отец пытался его лечить, но при этом и сам не верил в то, что эта зараза в один прекрасный день не сведет Трентона в могилу. Что с ним сталось дальше, не знаю. Может, как и я, уплыл в каноэ, а может, остался с моим отцом, на Пулоту. Никогда не задумывалась, увижу ли я его снова. Да мне это и не важно. Рэнд гадал, так ли это на самом деле.

– Ты по-прежнему не помнишь, что там произошло? Почему ты оказалась в каноэ посреди океана?

Закусив губу, Клер покачала головой.

Наблюдая за ней, Рэнд догадался, что неожиданный поворот, который принял их разговор, не оставил ее равнодушной. Склонив голову, он легко поцеловал ее в лоб.

– Почему ты это сделал?

– Не знал, что для этого нужна какая-то причина, – пошутил он. Но тут же заметил, что она не намерена оставлять его в покое. Пальцы Рэнда снова запутались в ее волосах. – Ты выглядишь так, словно тебе снова надо придать уверенности в себе, – объяснил он.

Он был прав, и отрицать это было просто глупо. Клер задумалась – ей и вправду кое-что было нужно от него. Может быть, уверенность не то слово, но сойдет и оно, решила она.

– А как ты догадался? – прошептала она.

Рэнд пожал плечами, рассеянно приглаживая ладонью ее волосы.

– У тебя очень выразительное лицо, – признался он наконец.

– Правда? Даже без глаз?

– Даже с закрытыми глазами, – поправил Рэнд. – Похоже, ты всегда говоришь первое, что приходит в голову, – добавил он.

– Похоже, тебе хотелось бы, чтобы я более осмотрительно выбирала слова.

– Чего я хотел бы, так это чтобы ты побольше устала.

– О-о. – На лице ее отразилось любопытство. – А ты хочешь спать?

– Обычно все хотят… после этого.

– Я не знала.

– Этому не обучают… как ты сказала… во время курса биологии.

– Похоже, ты помнишь все, что я говорю, – удивилась она.

– Да, – улыбнулся Рэнд, – думаю, что так.

Она не успела ответить – губы Рэнда снова прижались к ее губам. И, уже засыпая, Клер успела удивиться, как это Рэнду всегда удается найти правильный ответ.

Проснувшись, Клер поначалу никак не могла сообразить, где находится. Она даже не имела понятия, день сейчас или ночь. Усевшись на постели, Клер пыталась сориентироваться. Протянув руку, она нащупала шерстяное одеяло, которым была укрыта. Но это было ее собственное, а не то на которое она раньше наткнулась в каюте Рэнда. И тут в ее памяти всплыло смутное воспоминание, как Рэнд несет ее на руках.

– Обними меня за шею, – вспомнила она его слова. Сонно улыбаясь, она послушалась. Голова ее упала ему на плечо, она с удовлетворенным вздохом закрыла глаза, чувствуя себя спокойно и надежно в его объятиях.

Клер подняла руки, и ее пальцы коснулись ворота теплой ночной рубашки. Тут она припомнила, как Рэнд переодевал ее.

– Перестань вертеться, – сердито ворчал он, – не то я никогда не управлюсь с этими проклятыми пуговицами.

Так и вышло – по меньшей мере половина из них со стуком посыпалась на пол, когда Клер нетерпеливо сдернула с себя платье. Запутавшись в завязках нижней юбки, она просто стянула ее к ногам, и сейчас та комком валялась на полу. Рэнд попытался было помочь ей управиться с шемизеткой, но Клер нетерпеливо оттолкнула его руки и справилась сама.

Потом она упала на постель – свою постель, – и Рэнд вместе с ней. Стащив с нее чулки, он моментально пристроился меж ее раздвинутых бедер.

Прижавшись губами к ее уху, он окликнул ее.

– Клер? По-моему, ты все еще спишь, – добавил он минутой позже.

Он был прав – она так и не проснулась. Во всяком случае, не до конца. Однако Клер осознавала, что происходит. И глупо было бы отрицать, что она хотела его ничуть не меньше, чем он ее.

Опустив голову, Клер потерла виски. Где-то там проснулась боль. «Интересно, – подумала она, – найдется ли в маленьком черном саквояже, что доктор Стюарт прихватил с собой, что-нибудь, чтобы снять ее?»

Клер медленно встала с постели. Рэнд приказал поставить у нее в каюте маленькую печурку, и сейчас тут было довольно тепло. Отыскав в шкафу пеньюар, она накинула его на себя и тщательно застегнула. Потом на цыпочках прокралась к письменному столу и опустилась на стул, стоявший возле него. Подперев руками голову, Клер уставилась невидящими глазами в темноту, стараясь думать о чем-то другом, но это было невозможно.

Да и как могло быть иначе, когда кожа ее еще хранила запах Рэнда? Распущенные волосы упали ей на плечи, и Клер вспомнила, как он нежно гладил их. Ей до сих пор вспоминались его губы, прижимавшиеся к ее плоскому животу, оставлявшие цепь влажных поцелуев на груди. И Клер не нужно было дотрагиваться до губ, чтобы знать, что и они помнят о том, как Рэнд целовал их.

В шутку он спросил ее, есть ли у нее стыд. Сейчас Клер задумалась, что он имел в виду. Похоже, Рэнд не очень возражал, когда Клер потянула его к себе в постель, а потом самозабвенно и без стыда отдавала ему себя… но ведь она не могла видеть его лица. Многочисленные путешествия приучили ее к тому, что люди в разных странах придерживаются разных принципов. К примеру, Трентон Синклер, обожая наивное бесстыдство туземок, упал бы в обморок, случись Клер намекнуть, что она испытывает к нему какие-то чувства. То, что казалось очаровательным в поступках местных красавиц, стало бы бесстыдным, будь на их месте Клер. И случись ей завлечь его в постель, он презирал бы ее, как дешевую шлюху.

Рэнд был совсем другой. Он… восхищался ею. Вспыхнув, Клер закрыла глаза, гадая, не обманывает ли она себя. Нет, возразила она, вспомнив, с какой нежностью его руки ласкали ее тело. Были минуты, когда ей казалось, что он боготворит ее.

Неужели он ее любит?

Клер покачала головой, отгоняя эту мысль. Она не станет вспоминать, как он двигался внутри ее, заполняя ее всю, сначала осторожно и нежно, потом все яростнее, так что сотрясалось все ее тело.

Но оказалось, что отогнать это воспоминание не так-то просто.

– О Боже, – тихо простонала она. И испуганно вздрогнула, не сразу сообразив, что это ее собственный голос. Слабая улыбка тронула ее губы. Она рассмеялась – сначала едва слышно, потом захохотала во весь голос. – О Боже!

Кто-то постучал в дверь, и смех ее оборвался. Застигнутая врасплох, Клер не разобрала, кто пришел.

– Да? – откликнулась она.

– Это Додд, мисс. Капитан приказал мне принести вам воды для ванны.

Подбежав к двери, Клер распахнула ее.

– Свежей воды?!

– Сберегли немного с последнего дождя. Утром капитан вспомнил про нее и велел отнести вам. Сказал, вы обрадуетесь.

– Ох… да. Конечно!

При виде радости, вспыхнувшей на лице Клер, пухлая, как у херувима, физиономия Додда побагровела от удовольствия. Он махнул рукой двоим матросам, державшим большой медный чан и бочку с нагретой водой.

– Давайте сюда, – велел он, – да поосторожнее.

Клер рассмеялась от радости, когда те чуть ли не на цыпочках просеменили мимо. Дождавшись, пока они опустят все на пол, она поблагодарила каждого в отдельности и проводила их до дверей.

– Хотел бы я, чтобы наш кэп видел вас сейчас, – хмыкнул Додд. – А то он как поднялся на палубу, так рычит на всех, точно у него живот схватило. Кажись, ваша улыбка, мисс, была б ему как бальзам на душу.

До Клер из-за двери донеслись смешки и перешептывания остальных, но, подумав, она сочла, что комплимент очень милый. Она благодарно дотронулась до руки матроса.

– Спасибо, мистер Додд.

Тот смущенно потоптался на месте.

– Мне велели позже поставить засов к вам на дверь, – сообщил он. – Кэп Гамильтон приказал, чтоб я сделал это сегодня.

– Дайте мне час, – попросила Клер. – И если не трудно, принесите завтрак.

– Да, мисс Банкрофт. – Повернувшись, он направился к двери, бормоча себе под нос, чтобы не забыть: – Через час. Завтрак. Засов.

Клер вылила в чан воду, добавив полную пригоршню лавандовой соли. Потом опустилась возле него на колени и размешала воду, чтобы соль растворилась: И тут кто-то снова постучал в дверь.

– В чем дело, Маколей? – с досадой спросила Клер, когда доктор Стюарт ворвался в каюту. – Да?

– Пора… – Он замер на пороге, растерянно глядя на нее. – Вы что, только сейчас проснулись?

– Да, совсем недавно. – Клер не стала спрашивать, который час. Если он явился, чтобы дать ей обычный урок, то сейчас половина одиннадцатого. – Боюсь, сегодня я ни на что не способна.

– Вы хорошо себя чувствуете?

Учитывая, во сколько она встала с постели, в этом вопросе не было ничего необычного. И все же Клер почувствовала, как в ней шевельнулось раздражение. Ей почему-то не захотелось упоминать о начавшейся головной боли. Меньше всего она желала бы, чтобы ее сейчас расспрашивали о самочувствии.

– Все чудесно. А теперь я собираюсь принять ванну. Мистер Додд был так любезен, что принес мне воды.

Маколей Стюарт точно прирос к месту. Помотав головой, он задумчиво почесал подбородок.

– Додд… это тот самый, что вечно следит за вами собачьим взглядом.

– Неужели? А я и не знала.

– Вам следует быть осторожней, Клер, когда имеете дело с матросами. В том числе и с мистером Катчем. Матросы – грубый народ, вечно распускают языки и не особенно стесняются в выражениях. Капитан Гамильтон рассказал мне о том, что случилось ночью.

Руки у Клер задрожали.

– Рассказал?!

– Конечно. Ведь в мои обязанности входит не только забота о вашем здоровье. Герцог рассчитывал, что я стану и вашим защитником. Но боюсь, прошлой ночью я плохо заботился о вас.

В горле у Клер пересохло. Медленно вытащив руку из воды, она судорожно вцепилась в край чана. Ей показалось, что пол уходит у нее из-под ног.

– Я не понимаю, о чем… Стюарт не дал ей договорить.

– Я должен был сам догадаться, что на вашей двери нужен засов. Держу пари, вам показалось, что кто-то прячется у вас в каюте.

Все разом встало на свои места.

– Да, конечно. Как вы правильно предположили, мне это просто показалось. Ничего больше. Кстати, я вас потом искала, но не смогла найти.

– Гамильтон упоминал об этом. Я был донельзя удивлен. Ведь я все время был в своей каюте.

Темные брови Клер сошлись на переносице.

– Но я стучала! Точнее, колотила в дверь. Как вы могли не услышать?

– Понятия не имею. Должно быть, уснул.

У нее не было другого выхода, кроме как принять это объяснение на веру.

– Что ж, ладно.

– Вы мне не верите, – пробормотал доктор. Это был даже не вопрос, а утверждение. На лице Клер ясно читалось сомнение. Стюарт подозрительно вглядывался в нее, его веснушчатая физиономия слегка порозовела.

– Я окликнула вас по имени, – сказала она, – даже просунула голову в дверь и позвала вас. И настолько была убеждена, что вас там нет, что даже отправилась на палубу посмотреть, не там ли вы.

– Но вы же не видели, не так ли, Клер? – с нажимом спросил он. – Просто не могли.

Его слова, несмотря на то что в них была жестокая правда, почему-то задели Клер. Обычно ей импонировала его прямота, но сейчас ей стало неприятно.

– Вы правы, – кивнула она. – Видеть вас я, конечно же, не могла.

– К моему величайшему сожалению, – уже мягче добавил он, словно почувствовав ее раздражение – Что ж, даю вам слово, что с сегодняшнего дня постараюсь быть постоянно у вас под рукой.

– Думаю, что засова будет вполне достаточно, – возразила Клер. – Вам нет нужды беспокоиться.

– Никакого беспокойства. Быть рядом с вами – для меня одно удовольствие.

Немного расслабившись, Клер снова опустила руку в воду.

– Не могли бы вы сейчас оставить меня, доктор Стюарт? Я предпочитаю купаться в горячей воде, а не в ледяной.

От внимания Стюарта не укрылась внезапная холодность Клер и ее официальное обращение «доктор».

– Прошу извинить, если моя прямота задела вас, – проговорил он. – Мужчина многое может вытерпеть, но только не когда его в лицо называют лжецом!

– Но я не…

Он не дал ей закончить.

– Вы собирались купаться. Я уже ухожу. Прислушиваясь к его шагам, удалявшимся от двери, Клер вдруг почувствовала себя крайне усталой. Ей и в голову не пришло бы намекать на то, что он лжет. Да и с чего бы ему лгать? Вполне возможно, он крепко спал, измотанный очередным приступом морской болезни, и теперь смутен или просто до смерти испугался, что Клер сообщит обо всем герцогу.

Встав с колен, Клер сбросила на кресло пеньюар, за ним ночную рубашку и забралась в воду. Увы, она была не настолько горячей, чтобы расслабиться. «Что ж, все равно лучше, чем ничего», – подумала Клер, со счастливым вздохом опустившись поглубже. Он получился таким громким, что она испугалась, не услышат ли ее на палубе.

Но там, наверху, было не до нее. Широко расставив ноги, Рэнд вглядывался в горизонт, забыв о подзорной трубе, которая торчала у него под мышкой. Ко всем одолевавшим его сейчас заботам прибавился неумолимо надвигающийся шторм. Вряд ли кто из матросов, включая и Катча, сомневался в этом. Все они считали, что его дурное настроение было вызвано предчувствием приближающейся опасности. Никому и в голову не пришло, что все его мысли были заняты Клер.

Рэнду было достаточно только взглянуть в лицо Додду, когда тот поднялся на палубу, чтобы догадаться, как Клер обрадовалась дождевой воде. А судя по блаженной улыбке Додда, поток благодарности излился на него в полной мере.

И вот сейчас она наслаждается в ванне, пока он изо всех сил пытается отогнать от себя волнующие видения: Клер сидит в ванне, закинув назад голову, влажные волосы разметались по плечам, кожа покрыта капельками воды; Клер свернула волосы небрежным узлом и заколола их на шее; Клер, перекинув одну стройную ножку через борт чана, выбирается из воды. Потом вытирается, промокая жемчужные капли полотенцем: сначала одну ногу, потом другую, затем грудь.

Стиснув зубы, чтобы стряхнуть наваждение, Рэнд выругался и привычным жестом взъерошил волосы. В голове немного прояснилось. Он ни о чем не жалел – только о том, что так быстро наступило утро.

– Ну и гримаса, – отметил Катч, неслышно подойдя к нему сзади. – Вы заставляете людей нервничать, капитан. Неужели мы окажемся на дне морском, даже не обогнув мыс Горн?

Рэнд протянул своему помощнику подзорную трубу.

– Суди сам.

Подняв к глазам трубу, Катч взглянул в ту же сторону, что и капитан, и протяжно свистнул.

– Он настигает нас, скоро будет здесь.

– Вот об этом я и думаю.

– Надо послать кого-то предупредить доктора Стюарта и мисс Банкрофт.

Рэнд угрюмо кивнул.

– Доктору можете сказать прямо сейчас, а мисс Банкрофт позже, пусть насладится купанием. Еще будет время.

– Как пожелаете.

Глядя вслед Катчу, Рэнд вздохнул. Если бы речь шла о его желании, он бы помчался к Клер и сам рассказал ей о том, что им предстоит. Шторм, вполне вероятно, будет трепать их до конца дня. Не говоря уж о том, что «Цербер», не справившись с бурей, вообще может пойти ко дну.

И тут ему пришло в голову, что он ничего не знает о Клер. Попадала ли она когда-нибудь в шторм? Огромные валы, перекатывающиеся через палубу, и треск ломающихся мачт могли напугать и крепких мужчин, не то что Клер. Каково же будет ей сидеть в полном одиночестве в своей каюте, да еще не имея возможности увидеть, что творится вокруг?

Но времени думать об этом уже не оставалось. Ветер переменился. Теперь он дул с востока, и «Цербер», окутанный плотным облаком тумана, резво бежал по волнам. К тому времени, как Катч снова встал за штурвал, дождь уже вовсю заливал палубу. Он кинул Рэнду кожаную зюйдвестку и плащ – такие же, как были на нем. Впрочем, оба знали, что через пару часов от них уже не будет никакого проку. Когда над ними разверзнутся небеса, все, кто останется на палубе, промокнут до костей и будут щелкать от холода зубами, как бродячие псы.

По приказу Рэнда большинство команды спустилось вниз. Паруса были убраны, а каждого, кто еще оставался на палубе, могло в любую минуту смыть в море. Катч посторонился, давая Рэнду место у штурвала. Оставалось только пытаться обогнать бурю, моля Бога о том, чтобы «Цербер» продолжал держаться на плаву и его не отнесло слишком далеко в сторону от намеченного курса.

Катчу пришлось повысить голос, чтобы Рэнд его услышал. Ледяной ветер, обычный для этих широт, едва не срывал с него зюйдвестку.

– Все будет нормально! – прокричал Катч. – И раньше доводилось попадать в такие переделки!

Ветер уносил в сторону слова, и Рэнд так и не понял, кого имел в виду Катч: «Цербер» или Клер.

– Ступай на нижнюю палубу, Катч! И ты, и все остальные, кроме дозорных!

Кивнув, Катч повелительно махнул рукой тем из матросов, кто еще не успел привязать себя к мачтам длинной бечевой, сильно смахивавшей на собачий поводок. Цепляясь за все что можно, они один за другим исчезли в люке, который вел вниз, на нижнюю палубу и в трюм. Потом люк задраили чтобы соленая морская вода не попадала вниз.

Ледяные капли одна за другой скатывались по шее Рэнда и стекали за воротник. Волны с шипением заливали палубу, оставляя после себя клочья пены, и через несколько минут лужицы кое-где покрывались тонкой корочкой льда. Не прошло и часа, как снасти превратились в огромную ледяную паутину. Пальцы Рэнда заледенели, и ему приходилось все время разминать их, чтобы они сохраняли подвижность. Ему показалось, что некоторые посинели, но было так темно, что он не мог сказать наверняка. Брызги воды, висевшие в воздухе, словно пыль, почти совсем ослепили его.

Дозорные, стоявшие первую вахту, через положенные интервалы времени криком докладывали ему о состоянии судна. То и дело с замерзших снастей приходилось скалывать лед. И хотя работа была изнурительно-тяжелой, большинство матросов, остававшихся на верхней палубе, были даже рады ей. Оставаясь с наветренной стороны, они поспешно обкалывали лед и проверяли снасти, а ветер, с бешеной силой прижимавший их к такелажу, в то же время поддерживал их, тогда как, оставаясь с подветренной стороны, они рисковали в любую минуту быть смытыми за борт.

Внизу, в своей каюте, Клер с ногами забралась на койку и крепко прижалась спиной к стене, обхватив себя под коленками. Огонь в печурке давно погас, и в каюте стоял пронизывающий холод. Вытащив теплый плащ, Клер завернулась в него, как в одеяло, но холодный воздух быстро пробрался внутрь.

Катч с несколькими матросами зашел забрать из каюты медный чан, позаботившись заодно проверить, чтобы все предметы были надежно закреплены. Доктор Стюарт, как ей сказали, снова слег с приступом морской болезни и вряд ли мог быть ей сейчас полезен. Клер предложила свою помощь, но Катч был неумолим.

– Вы будете в большей безопасности, если останетесь здесь, – возразил он. – Тут вам все знакомо. А я распоряжусь, чтобы кто-нибудь из ребят время от времени заходил к вам узнать, не нужно ли чего.

Но несмотря на его обещание, никто не приходил. Не то чтобы Клер нуждалась в этом, просто ей хотелось бы лишний раз убедиться, что все в порядке. Она знала, что Рэнд на палубе. Катч уже объяснил ей, что в таких случаях капитан сам встает к штурвалу. Когда судно попадает в шторм, его место там.

Корабль швыряло из стороны в сторону, и Клер казалось, что ее желудок вот-вот вывернется наизнанку. Особенно сильный толчок заставил тяжелый сундук проехаться по полу и с грохотом врезаться в шкаф. Последовавший за ним стул ударился о стену. Перепуганная Клер успела ухватиться за изголовье койки и не свалилась на пол, даже когда «Цербер» лег на другой борт. Чтобы отвлечься, она принялась гадать, что подумал бы Катч, если бы, спустившись к ней, обнаружил ее под койкой.

Шторм, постоянно менявший направление, продолжался несколько дней. Так уж случилось, что «Цербер» был вынужден обогнуть мыс Горн с зарифленными парусами. Мачты, реи, весь такелаж, пропитавшись водой, покрылись тонкой корочкой льда. Словно этого было мало, разбушевавшийся океан обрушил на несчастное судно тонны воды, и, несмотря на непрерывно работающие помпы, в трюме стояла вода. Вскоре дождь сменился снегом. Он покрыл белым покрывалом палубу, запорошил глаза дозорным, масло в лебедках замерзло, и паруса приходилось ставить вручную. Замерзшие пальцы болели невыносимо, но, поскольку все внимание матросов было приковано к работе, ни у кого, к счастью, не было времени думать, переживут ли они этот шторм.

Но Клер почти ничего не знала о том, что происходит у нее над головой. Время от времени кто-то из команды приносил ей тарелку с холодной закуской – ни одна печка на корабле не топилась – и торопливо рассказывал, как обстоят дела. Она уже знала, что одного из матросов смыло за борт, когда он сменялся с вахты. Если бы не минутная передышка, которую неожиданно дала им буря, судно попросту отнесло бы прочь с этого места. Клер догадалась, каким тяжелым испытанием стала для Рэнда необходимость решить, отправиться ли на поиски несчастного: ведь это означало рискнуть жизнью сразу шестерых человек ради того, чтобы попытаться спасти одного. Шлюпка могла и не вернуться, и ему это было известно. А решение, от которого зависели не только жизни людей, но и то, что будет на его совести до конца жизни, нужно было принять мгновенно. Клер гадала, как бы поступила она, случись ей оказаться на его месте, и решила, что была бы счастлива, если бы эта доля ее миновала.

Справиться со штормом, обогнуть мыс Горн и оказаться вместо Атлантического в Тихом океане заняло у них больше недели. На пятый день Клер поняла, что заболела. К тому времени она уже догадалась, что ее недомогание никак не связано ни с морской болезнью, ни с непрерывной качкой, ни даже с необходимостью день за днем питаться холодной пищей. Даже стоявший в каюте пронизывающий холод имел лишь косвенное отношение к той боли, что, казалось, ломает и скручивает ей кости. На шестой день она убедилась, что никакое количество одеял уже не может уберечь ее от холода. Она жестоко простудилась и знала, что вскоре к ознобу прибавится горячка, а вслед за ней и бред – это лишь вопрос времени.

Стоя у постели Клер, Рэнд смотрел на нее неестественно раскрасневшееся лицо. Под его взглядом доктор Стюарт менял ей на лбу холодный компресс.

– Это самое лучшее, что вы можете придумать? – язвительно поинтересовался он и тут же с тревогой добавил: – Катч сказал мне, что она в таком состоянии уже много часов.

– И пробудет еще столько же, – успокаивающе пробормотал доктор. – К тому же я в точности следую лечению, предписанному мисс Банкрофт еще ее лондонским лечащим врачом.

– Из чего можно сделать вывод, что сами вы ни с чем подобным никогда не сталкивались.

Маколей отвел глаза от своей пациентки и покосился на капитана.

– Нет. Вряд ли можно ожидать, что врачу в городе представится возможность часто сталкиваться со случаями тропической лихорадки, верно? – сухо огрызнулся он. – Поэтому я позаботился ознакомиться с ее анамнезом, составленным лечившими Клер докторами. Как я понимаю, капитан Гамильтон, лихорадка, свалившая с ног мисс Банкрофт, обладает достаточно характерными особенностями. Врач, лечивший ее, составил подробное описание этой болезни, а потом передал свои заметки ее крестному, который, в свою очередь, ознакомил с ними всех врачей, впоследствии наблюдавших за здоровьем Клер. Я считал, что вам это известно. Болезнь очень редкая, единственный известный мне случай – это мисс Банкрофт.

Рэнду чрезвычайно не понравилось все, что он услышал. Все то время, что наверху бушевал шторм, его хотя бы поддерживала мысль, что он что-то может сделать. Даже перед лицом вздымавшихся до неба волн и ураганного ветра он не терял надежды, зная, что судьба корабля и жизнь команды находятся в его руках. Но на этот раз все было иначе. У него не было ни знаний, ни опыта, чтобы победить болезнь, свалившую Клер; ему приходилось надеяться на другого. А этот человек не внушал ему доверия.

Ответной реакцией на собственную беспомощность стал гнев. И он не считал нужным его скрывать, тем более в присутствии Маколея Стюарта.

– Будь я проклят, если поверю, что вы способны хотя бы следовать этим инструкциям! – прорычал Рэнд.

Стюарт и ухом не повел. Только его веснушчатая физиономия побагровела от возмущения.

– Остается поверить мне на слово.

Рэнд обернулся к стоявшему в дверях Катчу.

– Поставьте за дверью кого-нибудь – каждое приказание доктора должно быть выполнено немедленно! И пусть в печке постоянно поддерживается огонь! Да, и скажите всем, что если я обнаружу, что он потух, как это уже случалось, то собственноручно вышвырну негодяя за борт!

Катч, посторонившись, пропустил Рэнда и закрыл за ним дверь.

– Я поставлю тут Адамса, – сказал он Стюарту. – Ну как, справитесь, док?

Стюарт пожал плечами.

– Если море и дальше останется спокойным, думаю, да. Жаль, что я не смог помочь мисс Банкрофт сразу же.

Катч промолчал. Не один доктор Стюарт чувствовал себя виноватым в том, что болезнь зашла так далеко. Сам он тоже был не без греха – заметив, что с Клер творится что-то неладное, Катч сообщил об этом Стюарту, однако не сразу, позволив Клер убедить себя, что в ее недомогании нет ничего страшного. Впрочем, Катч зря винил себя: при том, что три четверти команды свалились от приступа жесточайшей морской болезни – а ведь все они были старыми морскими волками, насквозь просоленными морем, – кто бы мог винить его, что он поверил, будто и болезнь Клер вызвана той же причиной? И хотя он понимал, что она ему не лгала, однако догадывался, что и всей правды Клер тоже ему не сказала.

Он открыл правду, только когда кто-то из матросов доложил ему, что обнаружил Клер лежащей без сознания на полу каюты. «Цербер» к тому времени еще не успел войти в спокойные воды, и доктор Стюарт после трех дней изнурительной морской болезни был слаб, как котенок. Катч не столько привел, сколько принес его на себе в каюту Клер, чтобы доктор осмотрел девушку, но ему было до боли ясно, что в том состоянии, в котором находился доктор, он вряд ли сможет ей помочь. Так что поначалу за ней ухаживал сам Катч. Ему помогал и бедняга Пол Додд, которому приходилось то и дело подниматься на захлестываемую волнами палубу, чтобы докладывать капитану о состоянии Клер.

Запершись в каюте, Рэнд уселся за стол и вытащил судовой журнал. За прошедшие восемь дней он почти не отходил от штурвала, спал урывками, прямо на палубе, пользуясь краткими минутами, когда стихал ветер. Ему с трудом удалось дважды выкроить время забежать к Клер, взглянуть, как она. И каждый раз при этом она удивлялась, как будто вовсе не считала его обязанным заботиться о ней. Он никак не мог понять почему: то ли она питала к нему безграничное доверие, не сомневаясь, что лишь его опыт и умение могут спасти корабль и команду, то ли потому, что считала, что в такое время его место на палубе.

Он ни разу не признался Клер, что его попросту влечет к ней, что он может сохранять спокойствие, только когда уверен, что с ней все в порядке. Рэнд почему-то сомневался, что ей польстит, скажи он ей об этом. Скорее всего Клер ему просто не поверит.

Ни разу он не сделал даже попытки прикоснуться к ней. То, что произошло между ними меньше тридцати шести часов назад, теперь казалось нереальным. Он сам едва верил в это.

Теперь Рэнд отчаянно жалел, что не вел себя по-другому – если бы не его проклятая сдержанность, может быть, ему бы удалось сразу заметить, что Клер больна. В конце концов, кто лучше его знал, какая у нее кожа, какими теплыми могут быть ее губы. Но возможность была упущена, причем дважды. Он побоялся дотронуться до нее потому, что хотел, чтобы она оставалась такой же далекой, по крайней мере тогда. Он боялся, что, поддавшись очарованию Клер, окажется беззащитным перед штормом.

Закрыв судовой журнал, Рэнд встал и принялся сбрасывать с себя просоленную одежду. Насквозь пропитанная водой, она с хлюпаньем упала на пол. Потом, как был обнаженный, улегся поверх одеяла и через мгновение, убаюканный мерным покачиванием «Цербера», уже заснул.

А сон Клер был беспокойным. Все последующие дни, пока ее трепала лихорадка, она то проваливалась в беспамятство, то всплывала на поверхность, но никто из дежуривших у ее постели не мог понять, в сознании она или бредит. Невнятное бормотание девушки почти невозможно было разобрать. То она звала отца, то брата, и этому никто не удивлялся. Пару раз с ее губ слетело имя крестного. Как-то раз, в бреду, она крикнула:

– Трентон!

Но чаще она повторяла слова и даже целые фразы на одном из тех наречий, на которых говорят в Полинезии. Чаще всего она вспоминала о тапу, снова и снова, как заклинание повторяя:

– Тиаре!

– Что все это значит? – спросил Стюарт, когда в каюту проведать Клер спустился Рэнд. – Или я неправильно понял? Может, она опять говорит о своем брате?

– Ее брата зовут Типу, – объяснил Рэнд. – А тапу… тапу – это что-то вроде заговора или заклинания.

Поднявшись на ноги, доктор принялся массировать затекшую шею.

– А Тиаре?

– Понятия не имею. Есть один цветок с таким названием. Может, она говорит о нем.

– Бессмыслица какая-то…

Рэнд пожал плечами. Ему безумно хотелось, чтобы Стюарт ушел.

– Вам удалось заставить ее съесть хоть что-нибудь?

– Немного жидкого бульона.

– А лекарство?

– Она его выплюнула.

Рэнд почувствовал, что теряет терпение.

– А ну, давайте мне его, доктор! Я хочу увидеть собственными глазами, как она его примет.

– Надеюсь, вам повезет больше, чем мне, – проворочал тот. – Лекарство в моем саквояже.

Как только за Стюартом закрылась дверь, Рэнд отшвырнул в сторону стул, на котором сидел, и пристроился на краешке койки. Три одеяла укутывали Клер почти до самых плеч. Кто-то – вероятно, Катч – позаботился причесать ее и аккуратно заплести волосы в косу. Мокрые от пота кудряшки облепили лоб и виски. Сейчас Клер была очень бледна, но не бледнее, чем он увидел ее в первый раз в гостиной герцога. Лиловатые тени залегли у нее под глазами, запекшиеся от жара губы были покрыты коркой. Она дрожала так, словно лежала на снегу, хотя в каюте было тепло, почти жарко.

Покопавшись в саквояже доктора, Рэнд отыскал бутылочку с микстурой и решил, что обойдется без ложки. Откупорив бутылку, он поднес ее к губам Клер, потом свободной рукой разжал ей челюсти, заставив Клер открыть рот, и влил туда несколько капель лекарства. Скривившись, Клер попыталась было выплюнуть его, но Рэнд держал ее крепко, так что ей пришлось проглотить большую часть уже в первый раз и все – во второй.

Рэнд отставил в сторону микстуру, потом отнес обратно бутылку с холодным бульоном и вернулся с горячим. Воспользовавшись тем же методом, он ухитрился влить в Клер большую часть бульона и, удовлетворенный этим, отослал дежурившего возле каюты матроса обратно с пустой бутылкой. Поплотнее прикрыв дверь и задвинув засов, Рэнд снова уселся на край койки, приподнял одеяла, отодвинул девушку к стене и вытянулся рядом. Подложив одну руку ей под голову, он обнял ее и прижал к себе, согревая своим телом.

Рэнд почти сразу же провалился в сон. Только услышав возле уха слабый шепот Клер, он наконец сообразил, что его разбудило.

– Не тапу, Тиаре. Не тапу. Я не… я не верю этому. Там нет никакого тапу.

Рэнд молча смотрел на то, как слабо шевелились ее губы, выталкивая слова, и гадал, что все это значит. Потом осторожно потрогал ее щеку. Она явно стала намного теплее, и это не был жар, просто обычное тепло. Вдруг глаза Клер широко распахнулись, и он испуганно отдернул руку. Ее взгляд был таким застывшим, что Рэнду на мгновение стало страшно – ему показалось, что она смотрит прямо ему в глаза.

– Тиаре!

В голосе были и ужас, и мольба. Клер задыхалась, словно пробежала не меньше мили, потом вдруг затихла. Внезапно глаза ее закрылись, и она почти мгновенно провалилась в сон.

И пока «Цербер», уже без приключений, плыл мимо многочисленных островов Тихого океана, Рэнд, не переставая, ломал себе голову, пытаясь понять, что все это значит. Прошло, однако, еще целых три дня, прежде чем ему представилась возможность спросить об этом саму Клер.

Окруженная подушками и закутанная в одеяло, она сидела, прислонившись спиной к стене, когда в каюту ворвался Рэнд.

– Думаю, мне все-таки придется пользоваться новым засовом, – заявила она. – Никто больше и не думает стучать в дверь, прежде чем войти.

Рэнд чуть заметно улыбнулся. Застыв в нескольких шагах от постели, он пожирал взглядом Клер, ее рассыпавшиеся волосы, ворот ночной рубашки. Легкий румянец вернулся на ее щеки, но лицо исхудало так, что казалось маленьким, как у ребенка. Рэнд с трудом проглотил комок в горле.

– Это я, Рэнд, – севшим голосом пробормотал он.

– Знаю, я слышала, как ты шел по коридору.

– Додд сообщил мне, что ты намерена присоединиться к нам.

Клер постаралась выдавить из себя легкомысленную улыбку.

– Если ты имеешь в виду живых, то да. Похоже, «Церберу» удалось обогнуть мыс Горн без особых неприятностей – в отличие от меня.

Рэнд вдруг понял, что не в силах оторвать от нее взгляд. Его ноги, казалось, сами поднесли его к постели.

– Клер…

Нетерпеливо отбросив одеяла, Клер встала на колени и протянула вперед руку с растопыренными пальцами. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он накрыл ее руку своей.

Через мгновение он прижал ее к груди. В его объятиях она казалась хрупкой, как цветок. Рэнд осыпал поцелуями ее волосы, ее брови, зажмуренные глаза. И когда он наконец оторвался от нее, слова, казалось, были уже не нужны – она и так поняла, что ему пришлось пережить, пока она была на грани смерти. Крепко ухватившись за него, Клер ласково взъерошила его взлохмаченные волосы и чуть слышно шепнула, уткнувшись носом ему в шею:

– Я знаю, знаю.

Он наконец выпустил ее, и Клер легонько оттолкнула его. Рэнд снова поцеловал ее.

– Осторожно, – предупредила она, – дверь не заперта.

– Хм-м, – сжав в ладонях ее лицо, Рэнд жадно вглядывался в него, – я помню.

– Держу пари, пока я была больна, все привыкли входить сюда без стука.

– Не все. Только Стюарт, Катч и Додд – на них пришлась львиная доля работы.

– И ты. Я знаю, что ты тоже приходил.

Рэнд изумился. Неужели она чувствовала его присутствие? Ему такое и в голову не приходило.

– Ты знала? – сппосил он. Клер кивнула.

– Ты даже никогда не называла меня по имени. Она быстро поцеловала его ладонь.

– Рэнд, – тихо прошептала она.

Дрожь пробежала у него по спине. Быстро подхватив Клер на руки, он усадил ее на прежнее место, подсунул под спину подушки и осторожно укутал в одеяло. Ее разочарованное лицо заставило его захохотать; впрочем, похоже, именно этого она и ожидала.

– Ты только что пришла в себя, – объяснил он, словно Клер могла об этом забыть. – Оставайся в постели. Хочешь чаю?

– Да, пожалуйста.

Принесенный заранее поднос уже стоял на столике возле койки. Вода была еще горячей. Рэнд налил Клер чашку, добавил сахар и протянул ей. Она с блаженным видом сделала глоток.

– Ты называла меня Тиаре, – сказал он.

Пальцы Клер, державшие чашку, чуть заметно дрогнули. Движение было настолько мимолетным, что Рэнд ничего бы не заметил, если бы не ожидал чего-то подобного.

– Ты, должно быть, ошибся, – обманчиво безразличным тоном произнесла Клер.

– Нет, не думаю. Стюарт тоже это слышал. А может, ты называла так его. Не знаю. – Рэнд продолжал вглядываться в ее лицо. – Кто это? – спросил он. – Кто это – Тиаре?

– Это цветок, – объяснила она, – Tiare apetahi.

– Я знаю этот цветок, – кивнул Рэнд. – Он растет на Таити… священный белый цветок, который встречается только в тех местах. О нем еще есть красивая легенда… и о девушке, умершей, потому что ее сердце было разбито.

На губах Клер появилась натянутая улыбка.

– Для человека, вся жизнь которого связана с легендой, ты рассуждаешь довольно странно, – мягко возразила она. – Ты не веришь в легенды? Пять лепестков цветка – это ее пять пальцев. Он распускается утром, а вечером уже увядает. А по легенде одна юная красавица влюбилась в сына вождя, но поскольку она не могла стать его женой, то ее сердце было разбито и она умерла.

– Легенда Гамильтонов – Уотерстоунов мне больше по душе. Пираты… головорезы… сокровища.

– И предательство. Не забывай о предательстве.

– Ага, это лучшая часть легенды.

– Ни минуты не сомневалась, что ты это скажешь, – хмыкнула Клер.

«Интересно, – подумал Рэнд, – она что же, решила, что ей удалось увести разговор в сторону?»

– Так что такое Тиаре? – повторил он.

Вместо того чтобы ответить, Клер поднесла чашку к губам и снова сделала глоток.

– Я часто бредила, когда была больна?

– Часто? Не знаю. Нет, ты в основном вспоминала отца, реже – брата. Пару раз звала Стикля.

– О Боже! Итак, доктору Стюарту теперь тоже известно, как я называю своего крестного!

– Да, конечно, только вряд ли он осмелится звать его так. Ах да, как-то раз ты вспомнила Трентона.

– Неужели?

Рэнд не прочел в ее лице ничего, кроме искреннего удивления.

– Один только раз, насколько мне известно.

– Должно быть, мне привиделся кошмар, – сообразила она. – Только в кошмаре мне мог бы привидеться Трентон!

– Так что насчет Тиаре? Клер нахмурилась.

– Почему это так важно для тебя? К тому же я вообще не помню, чтобы когда-нибудь говорила нечто подобное.

– Ты упоминала о Тиаре много раз. И всегда одновременно с тапу.

Клер закусила губу и долго молчала. Ее пальцы, сжимавшие чашку, побелели. Рэнд, бросив в ее сторону взгляд, решил, что еще немного и чашка просто треснет. «А может, полетит мне в голову», – подумал он. И однако, не сделал попытки забрать ее у Клер.

– Знаешь, твои уклончивые ответы и молчание разбудили мое любопытство. Было бы лучше, если бы ты рассказала мне сразу.

Теперь она тоже это поняла. А после его слов признаться стало куда тяжелее.

– Это мужчина? – допытывался Рэнд. – Он что-то значит для тебя? Поклонник, наверное? Кто он? Сын местного вождя?

Клер покраснела. – Нет. Господи, какой вздор!

– Неужели? Неужели ты хочешь, чтобы я поверил, что ни один мужчина на островах никогда не пытался поухаживать за тобой?

– Да… нет… просто с чего ты взял, что его зовут Тиаре? Если хочешь знать, это женское имя.

Брови Рэнда поползли вверх.

– Женское?! Клер кивнула.

– Тиаре… так звали мать Типу. Она была любовницей моего отца.

Молчание Клер подсказало ему остальное.

– А что насчет ее тапу?

– Ее тапу?

– Ее проклятия, – объяснил Рэнд. – Это ведь она наложила проклятие на твои глаза?