Элизабет была неотразима. Гости посла не преминули отметить этот факт, когда Норт вывел жену на танцевальную площадку. Вдовствующая графиня Нортхэм, услышав пронесшийся над толпой восхищенный ропот, воздержалась от комментариев, подумав про себя, что секрет очарования ее невестки можно очень легко объяснить. Жена ее сына счастлива и не скрывает этого.

Норт кружил Элизабет в вальсе, описывая широкую дугу по залу. Ее поднятое к нему лицо купалось в ярком свете хрустальных канделябров. В янтарных глазах плясали золотистые искорки, придавая ей более игривое выражение, чем можно было ожидать, увидев растянутые в любезной улыбке губы.

– Вам не следует так смотреть на меня, миледи. Иначе этот вечер закончится, не успев начаться. Не забывайте, посол – настоящий француз. Он сразу догадается, почему мы так поспешно сбежали с его бала.

Улыбка Элизабет ничуть не изменилась.

– А тебе не следовало предлагать мне второй бокал вина, когда мы выходили из дома. Я не привыкла к спиртному.

Взгляд Норта посерьезнел, хотя губы по-прежнему улыбались. Для гостей, толпившихся по краям бального зала, перемена в его настроении осталась незамеченной, но Элизабет слишком хорошо его знала.

– Ты уверена, что у тебя достаточно ясная голова?

Она кивнула.

– Я пошутила, Норт. Не беспокойся. Я в состоянии сделать все, что вы с полковником задумали.

– Проклятие, Элизабет!

– Перестань сверкать глазами, если не хочешь привлечь к нам внимание.

Рука Норта напряглась на ее талии, но ему удалось расслабить лицевые мышцы.

– Кому надо было выпить второй бокал, так это мне, – пробормотал он, бросив тоскливый взгляд в сторону публики, теснившейся вокруг огромной чаши с пуншем.

Элизабет беспечно рассмеялась, снова завладев его вниманием. Глаза ее сияли, на щеках цвел румянец, и причина была не только в вине. Она была возбуждена в предвкушении спектакля, который ей предстояло сыграть.

Оттого, как она сыграет свою роль, зависит ее свобода, ее жизнь и даже судьба Норта. Главное, чтобы Норт ей подыграл, а уж она-то со своим делом справится.

– О чем ты думаешь? – с интересом спросил он.

Элизабет ни секунды не колебалась с ответом.

– О том, что я буду свободна, – очень серьезно ответила она. – Что, если все пойдет хорошо, я буду наконец свободна.

Норт кивнул. Видимо, этим в основном и объяснялись ее румянец и сияющий взгляд. Тревога, даже страх, которые он наблюдал, когда они собирались на бал, похоже, больше ее не терзали. Норт по опыту знал, что волнение в умеренных дозах необходимо, ибо не позволяет расслабляться и придает остроту уму.

Элизабет, озадаченная молчанием мужа, заглянула ему в лицо.

– Все будет хорошо, – проговорила она, хотя по ее тону трудно было понять, кого она пытается успокоить – себя или его. – Вы с полковником так тщательно все спланировали, что, думаю, ни одна мелочь не осталась неучтенной.

– Что-то всегда остается неучтенным, – возразил Норт. – Нельзя предусмотреть все. Свои ошибки осознаешь, только когда все закончится. – И тут Элизабет споткнулась – впервые за весь вечер. До сих пор она легко двигалась под музыку, почти не хромая. Склонившись к ее уху, Норт прошептал: – Я сказал это не для того, чтобы поколебать твою решимость, а для того, чтобы ты не теряла чувства опасности.

Элизабет, побледнев, кивнула:

– И тебе это удалось.

– Выше голову! – велел он. – Вот так-то лучше. Улыбнись. Очень мило. Я не говорил тебе, что собираюсь заняться с тобой любовью сегодня вечером? Возможно, в карете по пути домой. На досуге поразмышляй об этом.

Она наступила ему на ногу.

– А ты об этом.

Норт ухмыльнулся.

– Ты думаешь, что, если я тоже захромаю, мы будем лучше смотреться?

Элизабет подавила желание ударить его по обтянутой чулком ноге.

– Тебе повезло, что вальс уже кончается.

Его ухмылка стала еще шире. Под заключительные аккорды он увлек ее к краю танцевальной площадки, и они сразу влились в оживленную толпу. Норт, искусно лавируя среди гостей, вел Элизабет к свободному стулу у стены. Впервые ее притворная хромота сыграла ей на руку.

– Принести тебе что-нибудь выпить? – спросил он.

– Миндальный ликер. – Она рассмеялась, когда Норт поморщился, демонстрируя свое отвращение к сладким напиткам. – Мне он тоже не нравится, – призналась она. – А значит, можно не опасаться, что я хвачу лишку.

Отвесив легкий поклон, Норт удалился. Краем глаза он увидел, как леди Баттенберн покинула кружок своих друзей и начала пробираться к Элизабет, но подавил порыв вернуться. Как бы Норт ни сожалел, что его жене отведена главная роль в сегодняшней игре, он понимал, что без ее участия они не смогут разоблачить этих негодяев. Если раньше она была пешкой в играх Баттенбернов, то теперь стала ферзем полковника.

Проводив взглядом исчезающего в толпе Норта, Элизабет, рассеянно обмахиваясь веером, стала с интересом наблюдать, как разряженные в разноцветные шелка и атлас гости занимают позиции для следующего танца. Сквозь образовавшийся среди зрителей проход она увидела леди Пауэлл в облаке розового шелка и лорда Хитеринга, изящно склонившегося к своей жене. Его затканный серебром жилет и пряжки на башмаках сверкали в пламени сотен свечей.

Как и предсказывала леди Баттенберн, зимний бал во французском посольстве пользовался шумным успехом. Вдоль подъездной аллеи, которая вела к парадному входу в резиденцию посла, выстроилась длинная вереница карет и экипажей. Несмотря на холодную январскую ночь, кучера, лакеи и грумы, закутавшись в теплые шерстяные накидки, наброшенные поверх нарядных ливрей, терпеливо ждали, когда хозяевам понадобятся их услуги. Сотни факелов и фонарей освещали покрытую снегом землю, создавая иллюзию затянувшихся сумерек, хотя уже давно стемнело.

Внутри посольского дворца толпилась знатная публика, облаченная в шелковые платья всех цветов радуги и атласные фраки, отражавшиеся в отполированных до блеска мраморных полах. Вдоль стен парадного холла высились зеркала в золоченых рамах, отчего это огромное помещение казалось еще просторнее, а число гостей – в два раза больше.

Гости перетекали из бального зала в холл и обратно. Широкая лестница, изящно изгибаясь, вела наверх, где можно было привести себя в порядок. Воздух звенел от смеха и голосов, сливавшихся со звуками музыки. Светская болтовня переплеталась со сплетнями, но хорошее настроение лишало их обычной язвительности. Все сходились на том, что французский посол – щедрый хозяин, особенно его хвалили те, кто налегал на крепкие напитки, которые лились рекой.

Завороженная красочным зрелищем, Элизабет увидела баронессу, только когда та подошла совсем близко. Напряженно выпрямившись, она постаралась скрыть смятение за любезным жестом, кивнув Луизе на свободный стул рядом с собой и предложив составить ей компанию.

Леди Баттенберн, изучив ближайшее окружение, сочла выбранное Элизабет место достаточно уединенным для серьезного разговора и решила приступить к нему сразу же. На ее губах играла добродушная улыбка, предназначенная для случайных наблюдателей. Со стороны не было заметно, что улыбка не касается темных глаз баронессы. Раскрыв веер, она принялась лениво обмахиваться, оглядываясь вокруг.

– Какой приятный вечер, – протянула она. – Ты не находишь? – Она снова огляделась, желая удостовериться, что ни одна голова не повернулась в их сторону. – Я была права, предположив, что это будет грандиозное событие, хотя считаю, что принц поступил скверно, так быстро уехав. Полагаю, это из-за слишком тесного корсета. Он выглядел так, словно того и гляди задохнется.

Элизабет знала, что ранний отъезд принца-регента никак не связан с его корсетом, хотя наблюдение баронессы, что ему было не по себе, достаточно точно отражало суть дела.

– Говорят, принцесса Каролина нездорова, – сказала она.

Луиза покачала головой:

– Попомни мои слова. – Она слегка повысила голос. – Все дело в его корсете. – Удовлетворенная, что и теперь ни кто не обернулся, она продолжила более доверительным то ном: – Наш план изменился.

Элизабет моргнула, стиснув в руках веер. В прошлом случалось, что Луиза вносила изменения в план по ходу дела, но она очень надеялась, что сегодня этого не произойдет. Хотя на всякий случай они с Нортом и полковником рассмотрели и эту возможность.

– В каком смысле? – спросила она.

Рыжеватая бровь баронессы приподнялась.

– Ты заметила, что надела мадемуазель нынче вечером? – Луиза имела в виду дочь посла.

Элизабет кивнула.

– Изумруды, – сказала она. – Это не имеет значения, Луиза. Мне не составит труда их заполучить.

Баронесса покачала головой:

– Нет. Мы с Баттенберном считаем, что это слишком рискованно. Пропажу сразу заметят. Кто бы мог подумать, что она в последний момент передумает? Я надеялась, что это будут жемчуга. Они куда больше подходят к ее платью, чем изумруды. – Она вздохнула. – Какие только причуды не приходят в голову молоденьким девушкам! – Она бросила на Элизабет многозначительный взгляд: – Посол хранит драгоценности дочери в своей библиотеке.

Глаза Элизабет расширились.

– В библиотеке? Но ты говорила, что драгоценности следует искать в ее комнате.

– Так оно и было – до недавних пор. – Она иронически улыбнулась: – Джентльмен вынудил всех принять соответствующие меры предосторожности.

– Библиотека находится на этом этаже?

– Да. Справишься?

– Придется, – отозвалась Элизабет с равнодушным видом. – Мне понадобятся кое-какие уточнения. Я не представляю, куда идти.

Леди Баттенберн быстро объяснила Элизабет, как найти библиотеку посла.

– Я слышала, у посла имеется прекрасная коллекция редких книг, – добавила она с беглой улыбкой. – Скажешь мне потом, так ли это. – Она похлопала веером по запястью Элизабет. – Поторопись, дорогая. Баттенберн занял посла разговором и проследит за тем, чтобы тебе не мешали. – Она встала, собираясь уйти.

Элизабет не понравился взятый баронессой темп, но по опыту она знала, что возражать бесполезно. Встав со стула, она увидела за спиной Луизы направлявшегося к ним Норта, но не рискнула предупредить его даже взглядом. Вместо этого она холодно улыбнулась:

– Ты не сказала мне, что я должна взять.

– Жемчуга, конечно. Те самые, которые юное создание должно было сегодня надеть.

Элизабет повернулась и двинулась прочь, скользя между обнаженными плечами и увешанными драгоценностями шеями. Она не видела ни посла, ни Баттенберна, но это никак не повлияло на целеустремленность, с какой она пробиралась сквозь толпу. Оказавшись за спиной баронессы, она позволила себе улыбнуться, довольная, что Луиза, даже не подозревая об этом, действует по плану, который они на днях обсудили.

Стараясь не привлекать к себе внимания, чтобы никто не подумал, будто она нуждается в помощи, Элизабет проследовала в галерею. Она чуть не налетела на мать Норта, но опустила глаза и продолжила путь, сделав вид, что не заметила вдовствующую графиню.

В библиотеку проще было попасть именно через галерею, как советовали Норт и полковник, а не через холл, на чем настаивала баронесса. Впервые противоположные силы, определявшие жизнь Элизабет, вели ее к одной цели, но с разными намерениями.

Она не рассчитывала, что галерея окажется пустой, и не ошиблась. Там был маркиз Истлин с дамой. Сначала из-за спинки дивана показалась его голова, затем появилось личико леди Софии. Элизабет отвела взгляд, но недостаточно быстро, чтобы избежать зрелища дьявольской ухмылки Иста и румянца, залившего щеки его партнерши. Раздался приглушенный возглас – то ли удивления, то ли протеста, – и маркиз снова скрылся за спинкой дивана, утащив за собой Софию.

Элизабет поспешила в противоположный конец галереи к двойным дверям, которые вели непосредственно в библиотеку. Это было просторное помещение, состоявшее из двух уровней. Узкая винтовая лестница вела на балкон, который опоясывал комнату по периметру, позволяя использовать все пространство стен для книжных полок. Собрание книг впечатляло количеством томов, но Элизабет не стала медлить, чтобы полюбоваться ими. Следуя наставлениям баронессы, она устремилась к стеллажу, располагавшемуся справа от письменного стола, и пробежалась пальцами вдоль полок.

В тишине щелчок пружины прозвучал так громко, что Элизабет вздрогнула. Полки повернулись, открыв узкий проход. Следом раздался другой звук, но что это было: эхо щелчка или шум, произведенный ею самой, – Элизабет не знала. Тем не менее она помедлила и оглянулась, ожидая увидеть Истлина, последовавшего за ней. Никого, однако, не было ни у нее за спиной, ни на балконе. Элизабет скользнула в небольшую комнату, находившуюся за книжными полками. Здесь не было окон, и единственным источником света служили лампы, горевшие в библиотеке.

Шкатулки с драгоценностями оказались именно там, где и говорила баронесса. В этом смысле источники леди Баттенберн отличались удивительной точностью, и Элизабет не в первый раз задалась вопросом, сколько человек на нее работают.

Среди бархатных футляров и мешочков Элизабет нашла длинную нить жемчуга, колье и ожерелье. Каждый предмет состоял из идеально подобранных жемчужин. Выбрав колье, она повесила его на ручку единственного кресла, вернула на место пустой футляр и начала расставлять книги в том же порядке, в каком они стояли раньше. Движимая любопытством, она открыла наугад один из томов, обтянутых тисненой кожей, и поднесла его к свету.

Вопреки ожиданиям, что ей придется сражаться с французским или, хуже того, с греческим или латынью, Элизабет обнаружила, что книга раскрылась на иллюстрациях. Еще секунда понадобилась, чтобы понять, на что она смотрит. Ее рот округлился в безмолвном изумлении. Склонив голову набок, она повернула книгу чуть вправо. Затем влево. Две причудливым образом сплетенные фигуры, казалось, раскачивались в едином порыве. Глаза Элизабет удивленно расширились. Неужели подобная поза возможна? Как женщине удалось?.. А мужчина… разве он может…

Захлопнув книгу, она поспешно вернула ее на полку. Ее бросило в жар, и жемчуг приятно охладил кожу, когда она опустила колье в ложбинку между грудями.

– Элизабет?

Она замерла, застыв с поднятой рукой. Сердце бешено колотилось в груди, и некоторое время она ничего не слышала, кроме гула собственной крови, пульсирующей в ушах. «Господи, – взмолилась она, – не допусти, чтобы все усилия оказались напрасными».

– Она там.

Нортхэм резко повернул голову в сторону голоса. Баттенберн, облокотившись о каминную полку, показывал небрежным жестом на секцию книжных шкафов, которая была повернута под углом к остальным.

– Там? – Норт бросил озадаченный взгляд в указанном направлении. – Это что – дверь?

– В некотором роде, – кивнул Баттенберн. – Нечто подобное имеется и в моей библиотеке. Вы не обратили на нее внимания, когда гостили у нас летом?

Нортхэм рассеянно покачал головой.

– Элизабет? – снова позвал он. Ответа не последовало. – Вы уверены, что она там?

– Разумеется. Я видел, как она вошла.

Окликнув жену в третий раз, Норт направился к книжным шкафам, но остановился, когда они пришли в движение. В проходе появилась Элизабет. Лицо ее было очень бледным, и прежде чем она скрестила руки на груди, он успел заметить, что они дрожат.

– Что это там? – поинтересовался он, пытаясь заглянуть поверх ее головы.

– Книги, – отозвалась она, небрежно пожав плечами – Наверное, личная библиотека посла. Такая же комната имеется в Баттенберне. Ты не видел…

Норт поднял руку, призывая ее к молчанию.

– Это я уже слышал, – ответил он. – Нет, не видел. Что ты там делала? Луиза сказала, что ты неважно себя чувствуешь и пошла в библиотеку, чтобы отдохнуть от шума.

– Я… у меня… – Элизабет прижала пальцы к вискам и прикрыла глаза, – разболелась голова. В зале так душно. Я не могла больше выносить этой суеты.

Барон насмешливо фыркнул:

– Элизабет, дорогая, похоже, он тебе не верит. На его месте я бы тоже не поверил. Может, лучше сказать ему правду?

Элизабет перевела взгляд на Баттенберна. Он был занят тем, что одергивал рукава своего атласного фрака, так чтобы ткань не морщилась на сгибе локтей. Этот жест, весьма характерный для барона, подчеркивал его полнейшую незаинтересованность в этой щекотливой ситуации. Элизабет очень пожалела в эту минуту, что не умеет владеть собой так же хорошо, как и он.

– Зачем вы здесь?

– Чтобы остановить тебя, – ответствовал барон. – Луиза говорит, что я веду себя глупо и ты не рискнешь предпринять что-либо сегодня вечером, но я позволил себе усомниться.

Нортхэм переводил взгляд с Элизабет на Баттенберна и обратно.

– О чем это он, дорогая?

Элизабет молчала, умоляюще глядя на Баттенберна.

– Не рассказывайте ему, – попросила она. – В этом нет необходимости.

Барон пожал плечами и снова одернул свой фрак.

– Покажи ему, Элизабет, что ты взяла. И признайся наконец своему мужу, кто ты такая. – Когда Элизабет не шелохнулась, Баттенберн двинулся к ней. – Ты ведь не положила это назад, верно?

Она притворилась, что не понимает.

– Что? – спросила она слабым голосом. – Что я должна была положить назад?

– То, что взяла. Оно еще у тебя, да?

Элизабет отшатнулась от его протянутой руки. Нортхэм шагнул вперед, чтобы защитить жену.

– Не прикасайтесь к ней, Баттенберн!

Рука барона дрогнула и медленно опустилась.

– Покажи ему, дорогая. Мы с Луизой не можем вечно тебя защищать. Ты становишься слишком безрассудной.

– Элизабет? – Между темными бровями Норта появилась морщинка. – Признаюсь, я начинаю терять терпение. Что все это значит?

Она молчала. Шагнув вперед, он резко схватил ее за плечо и отвел ладони, которыми она инстинктивно прикрывала грудь.

– Что у тебя там?

Слезы наполнили ее глаза и повисли на ресницах. Ее начала бить дрожь.

– Подождите, – прошептала она. – Я сейчас все объясню.

Терпение Нортаэма лопнуло. Его пальцы нырнули за вырез шелкового платья жены, и он ощутил бешеное биение ее сердца, а затем нащупал ту самую вещь, которую она прятала. Он медленно вытащил руку. На его ладони покоилось жемчужное колье. Он молча смотрел на ровные жемчужины, плотно нанизанные на нить, и замыкавшую их серебряную застежку.

Элизабет оцепенело наблюдала, как он медленно сомкнул пальцы, зажав в кулаке жемчуг. Ее губы беззвучно шевельнулись.

– Поскольку на тебе бриллианты твоей матери, я могу смело предположить, что колье не твое. – Норт помолчал. – Я прав?

Баттенберн прислонился бедром к письменному столу и скрестил на груди руки.

– Все очень просто, Нортхэм. Она украла его. Расскажи ему, Элизабет.

Молчание Элизабет само по себе служило признанием.

– Он говорит правду? Ты действительно украла эту вещь?

Она едва заметно кивнула.

Голубые глаза барона сверлили Элизабет, но обращался он к Нортхэму:

– Она занимается этим не первый год. Отец не смог справиться с ней, да и мы с Луизой не добились особых успехов. Увы, Нортхэм, ваша жена и вор Джентльмен – одно и то же лицо. Она расскажет вам все сама, когда немного придет в себя.

– Джентльмен? – Норт покачал головой. – Вы, должно быть, шутите, Баттенберн. Моя жена с трудом поднимается по лестнице из-за больной ноги, а Джентльмен, как всем известно, способен пролезть в дом даже через чердачное окошко. Ради Бога, что все это значит?

Выражение лица Баттенберна не изменилось, но каблук его атласной туфли начал выбивать дробь по боковой стенке письменного стола.

– Поверьте, мне не до шуток. Подумайте сами, Нортхэм. Она украла табакерку лорда Саутертона. Мы с Луизой, разумеется, настояли на том, чтобы она ее вернула, и даже устроили охоту за сокровищем, чтобы предоставить ей удобную возможность. Мы видели, что многие уже о чем-то догадываются, и Луизе пришлось сочинить целую историю, дабы отвести от нее подозрение.

Элизабет покачала головой, ее взгляд молил о пощаде.

– Он лжет! Луиза сделала вид, будто ее ожерелье украли, чтобы отвести подозрения от себя.

Норт прищурился.

– Значит, ты знала, что это обман? – неуверенно произнес он.

– Да… я знала, но…

Баттенберн прервал ее со страдальческим вздохом:

– Элизабет, естественно, не могла оставить за Луизой последнее слово. Она украла ожерелье моей жены и подбросила его в ваш чемодан.

– Это неправда, Норт! – запротестовала Элизабет. – Клянусь!

Нортхэм качнул колье, свисающее с его пальцев.

– А как ты объяснишь это, Элизабет?

Она бросила умоляющий взгляд на Баттенберна.

– Скажите ему, почему я это сделала, – резко проговорила она. – Скажите ему, что вы приказали мне украсть эту вещь.

Барон посмотрел на нее с жалостью.

– Элизабет, – произнес он с мягким укором, – ты перенервничала. Верни колье, и мы забудем об этом печальном инциденте.

– Вернуть? Но вы же сами…

Норт взял Элизабет за запястье и вложил жемчуга в ее ладонь.

– Положи это на место. Сейчас же. Пока никто не пришел.

Элизабет сделала движение, будто собиралась швырнуть в него колье, но Баттенберн успел перехватить ее руку. Она с трудом скрыла гримасу отвращения, когда его холодные пальцы вцепились в ее запястье.

– Отпустите меня, – процедила она и повернулась к мужу: – Все это ложь, Норт! Я не могу выразиться яснее. Я воровала, но только потому, что он и его жена заставляли меня это делать.

Лорд Баттенберн не стал ждать, пока ему прикажут отпустить Элизабет. Он сделал это сам, когда увидел, с каким трудом Норт сдерживает свой гнев. Барон невольно отступил назад, подальше от волн напряжения, пробегавших между супругами.

– Думаю, Элизабет, твой муж близок к тому, чтобы поверить мне. Не так ли, Нортхэм? Как я понимаю, у вас уже имелись некоторые подозрения насчет вашей жены?

Норт не счел нужным отвечать на этот выпад барона. Вместо этого он молча указал Элизабет на соседнюю комнату, пресекая все возражения.

Зажав в руке колье, Элизабет развернулась на каблуках и скрылась в библиотеке посла. Норт и Баттенберн последовали за ней и остановились на пороге. Сноровка, с какой Элизабет справилась со своей задачей, свидетельствовала о ее немалом опыте. У барона были все основания считать, что Нортхэм избавился от последних иллюзий, наблюдая за ее уверенными движениями.

Норт посторонился, когда Элизабет вернулась в библиотеку, и закрыл потайную дверь. Она бесшумно скользнула на место, слившись со стеной. Окинув взглядом ряды полок, он повернулся к барону.

– Итак, – устало произнес он, – что вы предлагаете?

Баттенберн проигнорировал негромкий вскрик Элизабет, потрясенной предательством мужа. Этими словами Нортхэм показал, кому он больше верит. Барон ответил не менее утомленным тоном, давая понять, как он устал от всей этой истории.

– Ее необходимо защитить от самой себя, – проговорил он. – Но это очень трудно. Стоит на секунду ослабить внимание, как она тут же ускользает. Вы сами могли в этом убедиться, граф. Несмотря на то что теперь Элизабет за мужем и заняла прочное положение в обществе, она, как вы видите, не изменилась. Мы с Луизой потеряли всякую надежду, что это когда-нибудь произойдет. Роузмонт давно махнул на нее рукой и, кажется, собирается лишить ее наследства.

Взгляд темно-голубых глаз Норта оставался непроницаемым.

– Могу я заехать к вам завтра? – спросил он. – Согласитесь, здесь много непонятного, и нам есть о чем поговорить.

Баттенберн был сама любезность.

– Разумеется. Надеюсь, вы понимаете, что если бы существовал менее драматический способ довести до вашего сведения сей прискорбный факт, мы с леди Баттенберн непременно бы им воспользовались. Но поскольку мы не были уверены, что вы станете нас слушать, то решили, что лучше все го представить вам наглядное доказательство. – Он слегка поклонился, состроив сочувственную мину. – Мне очень жаль, Нортхэм. Правда, жаль.

Не удостоив Элизабет взглядом, барон направился к выходу. Отдаленные звуки музыки, голоса и смех ворвались в библиотеку, когда он открыл дверь, и смолкли, когда он затворил ее за собой.

Элизабет и Норт посмотрели друг на друга. Он ответил ей взглядом. Они не решались заговорить, опасаясь выдать себя даже шепотом. Шелковое платье Элизабет тихо прошелестело, когда она обессилено опустилась в кресло. Норт начал массировать виски. После такого напряжения голова его разламывалась от боли.

– Мы должны попрощаться с хозяевами, – шепнул он, когда прошло достаточно времени.

– Подожди минутку, мне нужно прийти в себя, – так же тихо ответила она и посмотрела на него с извиняющейся улыбкой. – Меня тошнит от всего этого.

Оказавшись в карете, Элизабет сняла с головы тюрбан и тряхнула волосами. Норт забрался следом и закрыл за собой дверцу. Подобрав полы широкого пальто, он уселся рядом с женой.

Карета покатила, и они расслабленно откинулись на мягкие кожаные подушки. Швырнув шляпу на противоположное сиденье, Норт повернулся к жене. Темные ресницы отбрасывали тени на ее бледное лицо. Она рассеянно теребила драгоценную брошь, украшавшую тюрбан, но Норт не сомневался, что ее мысли заняты разговором с Баттенберном. Норт взял в ладони ее лицо, склонился к ее губам.

– Ты не представляешь, – заговорил он, прервав поцелуй, – как я хотел, чтобы ты оказалась сегодня подальше от этого места. Если бы существовал другой способ…

– Я понимаю. – Ее губы скользнули по его губам. – Я не боялась его. Только того, что ты можешь ему поверить. – Она вглядывалась в его лицо в поисках ответа. – Я и сама почти ему поверила.

– Он был весьма убедителен. – Норт прижал ее к себе. – Как, впрочем, и ты. – Он хмыкнул, заметив ее смущение. – Сомнительный комплимент, да? Можешь гордиться – ты была неподражаема!

Элизабет вспыхнула и отвела взгляд.

– Еще неизвестно, сработало ли это.

Норт опять спросил себя, сможет ли он когда-нибудь совместить образ этой Элизабет, застенчивой и краснеющей, с той женщиной, которая с вызывающим видом называла себя шлюхой. Он решил, что посадит в Хэмптон-Кроссе яблоневый сад и будет размышлять под каждым из деревьев по очереди. И если в конце своей жизни он окажется так же далек от понимания Элизабет, как сейчас, все равно это можно назвать вполне достойной целью.

– Норт? – Она нахмурилась. – Ты слушаешь меня? Мы не знаем, сработало ли это.

Он подавил улыбку.

– Скоро узнаем. Судя по всему, ты не обнаружила никаких документов среди драгоценностей?

– Ни одного. Ты уверен, что они были туда подложены?

– Полковник возложил эту задачу на Уэста. Не было случая, чтобы он не выполнил задания. Драгоценности, во всяком случае, оказались там, где было обещано.

Элизабет кивнула.

– Как Уэсту удалось заручиться содействием посла?

– Думаю, в этом ему помог полковник. У посла есть свои причины считаться с важными персонами, которые стоят за Блэквудом. Уэст должен был проследить, чтобы все шло по плану. Раз ты не нашла ничего, кроме драгоценностей, значит, Баттенберн выкрал документы еще до твоего появления.

– Его не было в библиотеке, когда там появилась я, Норт, однако он оказался внутри, когда вошел ты. Как у него это получилось? Откуда он взялся? Он не мог войти со стороны галереи, потому что там был маркиз Истлин. Он предупредил бы меня. Если же он вошел из коридора, то почему я ничего не заметила?

– Потому что он вошел раньше тебя, – высказал свое мнение Норт. – Он взял документы и ждал в библиотеке посла, пока ты выпустишь его оттуда.

– Выпущу его… – Элизабет осеклась, когда истина открылась ей. – О! Как ловко он это проделал! Когда полки повернулись, я вошла с одной стороны, а он, очевидно, выскользнул с другой. Знаешь, мне показалось, будто я что-то услышала, когда механизм сработал, но мне даже не пришло в голову, что источник звука может находиться в потайной комнате. – Она вздохнула. – Какая досада! Барон стоял перед нами с похищенными документами за пазухой, а мы даже не знали об этом.

Норт пожал плечами. Он тоже думал на эту тему.

– Совсем не обязательно, что они были при нем. Он мог перепрятать их где-нибудь в библиотеке. Посмотрим, как он воспользуется полученной информацией. Не думаю, что нам придется долго ждать.

Элизабет горячо воскликнула:

– Хорошо бы! Я не слишком-то терпелива.

Теперь, когда ловушка была расставлена, Норт знал, что его собственное терпение тоже подвергнется испытанию.

– В армии я усвоил, что ждать легче, если занимаешься каким-нибудь делом.

Во взгляде Элизабет отразилось сомнение, тем не менее она сообщила:

– Я начала новую вышивку.

– Неплохое занятие. А я обычно полировал пуговицы на мундире.

– Теперь это обязанность Брилла.

– Тогда это тоже было его обязанностью. Но бывали случаи, когда я предпочитал делать это сам. – Он потер подбородок. – Мне кажется, мы могли бы найти себе занятие, которое займет нас обоих.

– Карты?

Норт удивленно поднял бровь.

– У тебя есть с собой карты?

– Сейчас? Нет, конечно. Но когда мы приедем домой, можно будет сыграть в вист. Я уверена, что не смогу сомкнуть глаз.

Норт попытался обнаружить признаки того, что Элизабет шутит, и не нашел.

– Возможно, я выразился не совсем ясно. Эта деятельность должна доставлять удовольствие нам обоим.

– Мне казалось, тебе нравится вист.

– Элизабет!..

Она заморгала, изобразив на редкость невинную улыбку. Норт покачал головой:

– Нет, ты не можешь быть такой непонятливой.

– Представь себе, могу, как ни больно мне в этом признаваться.

Он склонился к ее уху, шевеля теплым дыханием шелковистые завитки, и изложил свои намерения, выразив их весьма недвусмысленно.

Глаза Элизабет округлились.

– Как ты это сделаешь?

– Я рассчитываю на твою помощь.

Элизабет изобразила глубокую задумчивость.

– Так ты уверен, что не хочешь сыграть в карты?

Вместо ответа Норт сгреб ее в охапку.

– Тебя хлебом не корми, дай только поиздеваться надо мной! Все, хватит препираться. Лучше поцелуй меня.

Элизабет не заставила себя уговаривать. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она прильнула к его губам, понуждая его открыть рот игривыми прикосновениями языка. Норт не смог сдержать тихого стона. Зарывшись пальцами в его солнечные волосы, Элизабет легонько потянула их и почувствовала, как по его телу пробежала волна желания.

– Я хочу видеть твою грудь, – заявил он.

Зрачки Элизабет потемнели и расширились.

– Если вы рассчитываете найти там жемчуг, милорд, то будете разочарованы.

Ее кокетливый тон возбудил Норта еще сильнее. Он крепче прижал ее к себе и потянулся к лифу ее платья. Элизабет охотно помогла ему.

– Жемчуг, – произнес он, коснувшись кончиками пальцев розовато-белых округлостей. – Вы воровка, миледи.

– Ты сошел с ума.

– Из-за тебя.

Он приподнял Элизабет, так что ее грудь оказалась на уровне его лица. Когда он втянул в рот одну из розовых маковок, она ахнула и впилась ногтями в его плечи.

– О, Норт… Брендан.

Ее дыхание участилось, ноги плотнее обхватили его бедра. Норт начал лихорадочно расстегивать брюки. Элизабет приподнялась, принимая его в себя. Норт жадно приник к ее губам, пока она ерзала, устраиваясь у него на коленях.

Поддерживая Элизабет снизу, он помог ей найти нужный ритм. Горячая и влажная, она туго охватывала его, сжимаясь при каждом подъеме, словно не хотела отпускать. Это была сладкая пытка. Вот сейчас, если бы она спросила, он выложил бы ей все: как полковник добился содействия французского посла, как ему удалось обеспечить ранний уход принца-регента и почему дочь посла надела изумруды вместо жемчуга. Но она не спросила, и эти маленькие секреты так и остались секретами.

– Чему ты улыбаешься? – спросила она, целуя ямочку в уголке его рта.

– Сударыня, – сухо отозвался Норт, – вы заглотали меня почти по рукоятку и еще спрашиваете.

Карету тряхнуло, и глаза Элизабет округлились.

– Вот теперь точно по самую рукоятку, – выдохнула она.

– Ну что, продолжим? – осведомился он с надеждой в голосе.

– О, прошу тебя, Норт, скорее, мы почти приехали. Имей совесть.

Нортхэм не заставил просить себя дважды. Он уперся пятками в противоположное сиденье, и они забыли обо всем. Элизабет вскрикнула, и спустя секунду Норт ответил ей хриплым криком.

С колотящимся сердцем Элизабет обессилено приникла к мужу. Она глубоко вздохнула, упиваясь его запахом, в котором смешались ароматы мускуса, бренди и одеколона.

Норту потребовалось время, чтобы прийти в себя, но он первый заметил, что карета замедляет ход. Раздвинув шторки, он выглянул в окно.

– К сожалению, это уже Меррифилд-сквер. – Он опустил ноги на пол, бросив на нее взгляд из-под отяжелевших век. – Придется тебе прикрыться.

Элизабет взглянула на свою обнаженную грудь, затем на него.

– Это ты привел меня в такое состояние.

– Норт издал хриплый смешок.

– Ради Бога, Элизабет, ты вгоняешь меня в краску.

– Элизабет нежно поцеловала его.

– Что-то не похоже.

Она поднялась с его колен и принялась оправлять свою одежду, улыбнувшись, когда он отстранил ее руки и подтянул вверх лиф ее платья, прикрыв грудь. Едва они успели мало-мальски привести себя в порядок, как лакей распахнул дверцу. Нортхэм спустился на землю и подал руку Элизабет. Она охотно приняла его помощь – ноги у нее подкашивались. Краем глаза она заметила сына кучера, который чуть ли не пританцовывал на месте, пытаясь заглянуть внутрь кареты. На его лице застыло выражение тревоги, к которой примешивалась изрядная доля любопытства.

Взяв Норта под руку, Элизабет обратилась к мальчику:

– В чем дело, Уилл? Что-нибудь случилось?

– Я ищу кошку, миледи. – Он нырнул под руку лакея, придерживавшего дверцу, и заглянул внутрь кареты. – Наверное, она проскользнула сюда, когда я отвернулся.

Взгляд Элизабет метнулся к Норту. Его глаза были полны нечестивого веселья, которое моментально исчезло, когда он услышал следующую реплику мальчика:

– Но откуда здесь взялась собака, миледи, я не представляю.

Элизабет прочистила горло, приготовившись сказать юному Уиллу, что животные, должно быть, уже сбежали, но Норт быстро зашагал к дому, увлекая ее за собой.

Стараясь не встречаться взглядами, они с достоинством вошли в холл, где слуги избавили их от верхней одежды. Норт распорядился подать ему бренди и чай для Элизабет. Оказавшись в спальне, он отпустил Брилла и личную горничную жены, а когда они остались одни, опустился в массивное кресло с подголовником. Элизабет присела на краешек постели. Секунду-другую они созерцали собственные руки, прежде чем решились взглянуть друг на друга.

Смущение боролось на их лицах с весельем. Наконец они не выдержали. Они хохотали, пока на глазах не выступили слезы. Элизабет промокнула их уголком покрывала, а Норт воспользовался платком. Пару раз они пытались заговорить, но каждая попытка прерывалась взрывами смеха.

Появление дворецкого с подносом немного отрезвило их. Когда тот вышел, Норт расслабил галстук, снял фрак и остановился у камина, согревая в ладонях стакан с бренди.

– На какую собаку я, по-твоему, похож? – с интересом спросил он. – Надеюсь, не на одного из тех скулящих щенков, которых так любит моя матушка? Не хотелось бы думать, что у меня такой же визгливый голос. – Он на секунду задумался. – И такой же противный.

Элизабет чуть не подавилась чаем.

– Пожалуйста, Норт, не смеши меня. Но если тебе непременно нужно знать, ты рычишь, как гигантский мастифф. Доволен?

Он выгнул бровь.

– Правда?

– Как свора мастиффов.

– Норт хмыкнул.

– Вы мне льстите, миледи.

– Элизабет лукаво улыбнулась:

– Разумеется.

Теперь настала его очередь.

– А тебя не интересует, кого из семейства кошачьих на поминаешь ты?

– Нисколько. – Она подняла руку, давая понять, что говорит серьезно. – Я никогда больше не стану заниматься любовью в карете.

Норт вздохнул.

– Вот что получается, когда проводишь слишком много времени в обществе моего деда. Ты становишься ханжой, дорогая. Это тебе не идет.

– Ха! В каком возрасте, по-твоему, юный Уильям сообразит, чем мы там занимались?

– Если я что-нибудь понимаю, его отец и лакей заняты сейчас тем, что втолковывают ему что к чему.

– Не может быть!

– В его возрасте я уже видел зад мадам Фортуны.

– Ты видел персик.

– Это ничего не меняет. Суть в том, что я был готов увидеть и познать намного больше.

Элизабет поднесла к губам чашку, пряча за ней улыбку.

– Ты же понимаешь, что теперь я не посмею даже взглянуть на мальчика.

– Придется, иначе он решит, что впал в немилость.

– Это ты во всем виноват. – Элизабет поставила чашку и поднялась. Вытащив из прически заколки, она распустила волосы. Затем подошла к Норту и подставила ему спину, чтобы он расстегнул ей платье. – Я надеялась на твою сдержанность. Мы оба знаем, что у меня она сразу пропадает, когда дело касается тебя.

Норт обхватил ее за талию и притянул к себе на колени.

– Это правда?

Что-то в его интонации удержало Элизабет от легкомысленного ответа. Слегка повернувшись в его руках, она устремила на него серьезный взгляд.

– Правда. Никогда не сомневайся в этом. – Она коснулась его щеки кончиками пальцев. – Иногда я размышляю о тебе и женщинах, которых ты знал. – Слабая улыбка тронула ее губы при виде его удивления. – Тебе это не приходило в голову, да?

Он покачал головой почти с сожалением:

– Нет.

– Наверное, так и должно быть. Для женщин существуют одни правила, для мужчин – другие. – Она взяла руку Норта, державшую бокал, и поднесла его к губам. Бренди обожгло ей гортань и растеклось теплом по желудку. – Когда я занимаюсь с тобой любовью, все по-другому. Я не могу объяснить, в чем разница. Это позволяет мне надеяться, что и для тебя все иначе. Я никогда не позволяла себе думать, что не любила отца Адама, ибо тогда все становится просто грязью, а я выгляжу глупее, чем готова признаться даже самой себе. – Она вглядывалась в его лицо, надеясь на понимание. – Но теперь я думаю по-другому. Та любовь кажется такой бледной по сравнению с тем, что я испытываю к тебе. Когда ты касаешься меня, Брендан, все остальное становится не важным.

Он уложил ее в постель и любил с нежной страстью, пока она, насытившаяся и утомленная, не заснула в его объятиях.