Глава 14

— Какого черта!

Это были первые слова Алексис после того, как крышка сундука открылась. Она щурилась от яркого света, пытаясь разглядеть лица столпившихся вокруг нее моряков.

— Джордан, неужели это ты? — недоверчиво спросила она, прикрывая глаза рукой.

Ответом ей была до боли знакомая улыбка первого помощника.

— Позвольте, капитан. — Джордан склонился над сундуком, но Алексис решительно тряхнула головой, давая понять, что сможет справиться без посторонней помощи.

Опираясь на края сундука, она попыталась встать. Увы, затекшие ноги не слушались, и Алексис упала бы, если бы Джордан не подхватил ее. Недоуменно переводя взгляд с одного лица на другое, Алексис никак не могла взять в толк, как оказалась в окружении своей команды.

— Что вы все здесь делаете? — удивленно спросила она наконец, так и не найдя разумного объяснения происходящему.

Пич протиснулся вперед.

— Мы приплыли за вами, капитан Денти! — гордо объявил он. — Но вы уже сами сумели убежать. Как обещали!

Алексис перевела глаза с сияющей физиономии юнги на озабоченное лицо Джордана.

— Отпустите меня, сейчас я уже могу стоять, — приказала она, и Джордан тотчас повиновался.

Алексис слегка качнуло, но она удержалась на ногах. Поплотнее запахнув халат и подтянув пояс, она положила руку на плечо юнги и обратилась к команде:

— Вам было приказано не плыть за мной. Верно?

Матросы закивали головами.

— Вы догадываетесь, к чему может привести ваше присутствие здесь?

— Да, капитан, — согласился Нед. — Мы знаем. Но дело того стоило.

— Ну что ж, — Алексис обвела глазами команду, — вы все понимаете сами. Должна сказать, что помощь капитана Клода оказалась очень кстати — иначе вам ни за что не удалось бы вывезти меня из Вашингтона.

Она не сразу заметила недоумение во взглядах моряков.

— Куда мы направляемся, Джордан? — спросила Алексис.

— Вначале на Тортолу. Затем туда, где мы сможем найти Траверса.

— Вижу, у вас все продумано.

Алексис еще раз обвела взглядом своих людей, словно пытаясь отыскать среди них кого-то.

— А где капитан Клод? — нахмурившись, спросила она. — Хочу задать ему пару вопросов по поводу способа, которым он упаковал меня.

Джордан сдвинул густые брови.

— Но его здесь нет.

Пич скривился от боли: не замечая того, Алексис с силой сдавила ему плечо.

— Что значит нет?! — воскликнула она. — А где же он?

— Не знаю, — ответил Джордан. — Он связался с нами утром, как только мы приплыли. Послал мальчишку с запиской. Днем он отправил нам сундук, наняв двоих моряков. Самого его мы так и не видели.

Алексис на миг замерла от удивления, затем с шумом втянула в себя воздух. Джордан шагнул вперед, опасаясь, что она вот-вот упадет в обморок.

— Так, значит, он все спланировал без вас? — только сейчас Алексис начала понимать, что произошло.

— Разумеется. К нему мы бы ни за что не обратились за помощью. — Джордан нервным движением убрал со лба волосы. — Разве он ничего не рассказал вам и вы здесь не по доброй воле?

Алексис стояла, не шевелясь, бессильно опустив руки. Губы ее дрожали. Теперь ей стал окончательно ясен смысл слов, сказанных Клодом. Она на мгновение закрыла глаза, пытаясь справиться с собой.

— Нам надо поговорить, Джордан, — голос ее стал совсем тихим. — Через десять минут у меня в каюте. Мы пойдем прежним курсом, покуда не решим, как быть дальше. Я так удивлена, что сил на злость у меня просто нет.

Улыбнувшись своим матросам, она повернулась и пошла в капитанскую каюту. Моряки, переглянувшись, тоже заулыбались. Они нарушили ее приказ, но, кажется, все обошлось.

В каюте Алексис быстро переоделась, стараясь по возможности навести порядок в мыслях. Она могла ожидать всего, но только не этого. Очутиться вместо тюрьмы на борту собственного корабля — такое собьет с толку кого угодно! В первый момент, увидев вокруг себя знакомые лица, Алексис чуть было не поверила в то, что Клод не только решил освободить ее, но и сам отправился с ней. Почему же все-таки он предпочел остаться? Почему сделал столь странный выбор? Неужели он не понимает, что его обвинят в измене?

От этих нелегких мыслей Алексис отвлек стук в дверь.

— Разрешите, капитан?

— Заходите, мистер Джордан. Присаживайтесь.

Спутавшись на стул, первый помощник молча смотрел на Алексис. Волнение его выражалось лишь в мерном постукивании пальцами по деревянной крышке стола. Алексис присела напротив.

— Что вы собирались сделать, когда вошли в порт? — спросила она.

— Сперва расспросить кое-кого и выяснить, где вас искать. А потом… Потом мы бы помогли вам бежать.

— Вы успели узнать что-нибудь? — чуть хриплым от волнения голосом спросила Алексис.

— Нет. Капитан Клод опередил, нас. Должно быть, он видел, как корабль входил в порт.

— Записки при вас?

Джордан кивнул и вытащил из кармана первую из записок.

— Насколько вы можете судить, он не дал нам повода считать, что вы оказались в сундуке не по доброй воле, — заметил Джордан, пока Алексис читала записку.

«Не стоит разыскивать то, за чем вы приплыли. Никого ни о чем не спрашивайте. Груз будет доставлен вам после полудня. Все приготовления уже проведены. Ваш визит оказался долгожданным сюрпризом».

— Теперь я понимаю. Вы решили, что мы все это спланировали вместе с Клодом, а ваше появление лишь облегчило нам выполнение замысла.

— В общем, да. Вначале я, правда, предположил, что он может нас надуть, но решил дождаться и посмотреть, что именно он нам доставит.

— Дайте мне вторую записку. Я хочу прочесть и ее.

Алексис вложила записку в судовой журнал и стала читать следующую. Затем она присоединила второй листок к первому. Ей пришлось приложить усилие, чтобы унять дрожь в руках и заговорить ровным голосом.

— Я возвращаюсь в Вашингтон, Джордан. Не знаю, осознаете ли вы в полной мере то, что сделал Клод…

— Теперь я начинаю понимать, — медленно проговорил моряк. — Вы ничего об этом не знали и не ждали увидеть нас, не так ли?

— Я ждала, что вы будете следовать приказу! — откликнулась Алексис, и в глазах ее появился металлический блеск.

Поднявшись, она прошла к иллюминатору. Постояв немного со сжатыми кулаками, чтобы унять гнев, она заговорила вновь.

— Курт, все-таки это хорошо, что…

— Я знаю, капитан, — перебил ее Джордан.

Широко улыбаясь, он смотрел на нее, стараясь всем своим видом показать: он тоже рад ее видеть, и ее гнев для него ничего не значит.

— А теперь, — добавил он, — расскажите о том, чего я не знаю.

— Мне предъявили куда более серьезные обвинения, чем можно было предположить, в том числе пиратство, из-за одного моего знакомого. Все это делалось только для того, чтобы я привела к ним Лафитта. Капитан Клод пытался внушить им, что Лафитт сам предложит свою помощь позже, а мне надо дать возможность вначале разыскать Траверса, однако он в этом не преуспел. Мне сообщили, что, поскольку я отказываюсь принять их условия, меня ждет тюрьма, а потом и суд. И они действительно взяли меня под стражу. Вероятно, Клод решил, что это уже слишком.

До того, как перевести в тюрьму, они держали меня в доме Дэвидсона. Там вы бы и нашли своего капитана. Но чтобы вызволить меня оттуда, вам непременно пришлось бы кого-нибудь убить. Однако капитан Клод успел раньше вас. Очевидно, ему полностью доверяли, если даже позволили принести мне одежду. Наверное, они полагали, что с его помощью смогут уговорить меня, — точно я не знаю.

По мере приближения к концу повествования, голос Алексис стал похож на звон хрустального колокольчика — высокий и чистый. Она коснулась пальцами серебряного ожерелья.

— В поведении Клода было что-то странное, но я и предположить не могла, что он собирается меня освободить. Я никогда не позволила бы ему сделать это. Я не могла подвергать его такой серьезной опасности. Он, должно быть, это понимал и не дал мне возможности возразить. Его кулак исключил всякое сопротивление.

Избегая встречаться глазами со своим первым помощником, Алексис, казалось, без всякого выражения посмотрела в иллюминатор, туда, где море сливается с небом.

Джордан молчал несколько минут. Единственным звуком, нарушавшим тишину в капитанской каюте, был тихий стук пальцев по полированному дереву. Внезапно он прекратил барабанить и заговорил со спокойной уверенностью в голосе.

— Капитан Клод хочет понести наказание.

— Полагаю, что так.

— Но почему? Мы бы его приняли как друга.

— Я думаю, он все еще надеется убедить их в том, что они совершили ошибку, пытаясь таким способом удержать меня. Он хочет дать мне время, чтобы найти Траверса.

Джордан медленно покачал головой.

— Он проиграл. Вы были существенной частью их планов. Они обвинят его в предательстве.

— Я знаю.

— Но он все сделал, чтобы мы вышли сухими из воды. Даже записки написаны так, что комар носа не подточит. Мы всегда можем заявить, что понятия не имели, что там, в сундуке. О вас ни слова. Только про сюрприз и опасный груз.

Джордан вдруг рассмеялся каким-то леденящим душу смехом.

— Мы думали, что, упоминая взрывчатку, он намекает на вашу готовность взорваться — ведь мы, приплыв за вами, нарушили ваш приказ. На самом деле он знал, что причиной вашего гнева будет его отсутствие на борту корабля.

— Все верно. — Алексис пристально вглядывалась в лицо товарища. — Вы ведь понимаете, почему мне надо вернуться, Джордан?

Лицо моряка сделалось каменным. Он тихо спросил:

— А вы понимаете, почему мы пойдем с вами?

Алексис не смогла сдержать удивления, и Джордан рассмеялся, на этот раз тепло и сердечно. Глаза у него блестели, словно у мальчишки в предвкушении захватывающего приключения.

— Не думаете же вы, что мы позволим его вздернуть после того, как он вернул нам взрывчатку? И мы, конечно же, не позволим вам пытаться обменять себя на Клода. Кончится тем, что они пригребут себе обоих, и нам придется еще круче. Нет, мы отправимся в Вашингтон и освободим его. Есть возражения?

Алексис засмеялась.

— Думаю, возражать бессмысленно. Единственное, чего я могла бы добиться, так это бунта на своем корабле.

Снова став серьезной, она принялась мерить шагами комнату: движение помогало ей сосредоточиться и выработать план действий. Когда Алексис заговорила, Джордан, к вящей своей радости, увидел в ней не сломленную женщину, а уверенного в себе капитана.

— Как далеко мы находимся от Вашингтона? — спросила она прежним капитанским голосом.

— Если сейчас развернемся, успеем прибыть туда еще до заката.

— Слишком рано. Замедлим ход и вернемся в темноте. Сомневаюсь, чтобы кто-то нас преследовал. Только Клод знает, что я здесь, но он, полагаю, не станет об этом докладывать властям. Если на горизонте покажется какой-нибудь корабль, мы сможем уйти от него. Никакой стрельбы, пока не начнут палить в нас. Понятно?

Джордан кивнул.

— Много британских фрегатов встретилось вам по пути в Вашингтон?

— Было несколько. Но они не проявляли к нам никакой враждебности. Будем поступать как всегда — поднимем старину Джека, объявим Лондон портом назначения — и все в порядке. А потом, когда опасность будет позади, ляжем на прежний курс.

— Хорошо. Честно говоря, я не думаю, что с этой стороны нас ждут неприятности. Самое худшее, чего можно опасаться, это насильственной вербовки. Не забывайте, Англия находится в состоянии войны.

— Вы знаете, где искать Клода? — спросил Джордан.

— Нет. Но его люди ко времени нашего возвращения уже будут осведомлены. Придется положиться на них. И еще, — очень серьезно добавила Алексис, — все, на что можно рассчитывать с их стороны, — это информация и никаких просьб о помощи.

— Я понимаю, капитан. У вас есть план?

— Так, кое-что. Мне надо собраться с мыслями. Алексис остановилась и, улыбнувшись, посмотрела Джордану в глаза.

— Мне неловко об этом говорить, Джордан, но я больше привыкла строить планы своего спасения.

Джордан усмехнулся.

— Вы хотите, чтобы я поговорил с людьми?

— Да. Те, кто не захочет помочь, пусть остаются в Вашингтоне — в противном случае им придется нелегко, как и нам. За нами наверняка будет погоня.

— Пойдут все, — решительно заверил ее Джордан.

Алексис улыбнулась.

— Я тоже так считаю. Теперь идите. Часок-другой я должна подумать, а потом возвращайтесь, обсудим план. Я хочу поговорить начистоту обо всем, что может оказаться невыполнимым или ненужным. Мы должны избежать ошибок.

Джордан повернулся, намереваясь уйти. Ему не терпелось сообщить товарищам о принятых решениях, но Алексис окликнула его. Она здорово нервничала. Такой ему редко доводилось видеть своего капитана. Джордан был польщен ее доверием — далеко не перед всеми Алексис могла позволить себе проявить свои истинные чувства, слабость и сомнения.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — тихо сказала она. — Вы понимаете, почему я должна вернуться?

Джордан улыбнулся и со свойственной ему мудростью ответил:

— Наверное, я понимаю это даже лучше, чем вы сами.

Алексис натянулась, как струна.

— Что это значит?

— Вы собираетесь вернуться к капитану, потому что хотите положить конец затянувшемуся фарсу раз и навсегда. Обвинение в предательстве, его возможная смерть — все это необходимо остановить. Но есть и другая причина, по которой вы возвращаетесь, — та, которую вы не хотите называть.

Впервые за все годы знакомства Джордану показалось, что он заметил, как Алексис покраснела.

— Вы всегда читаете в моей душе как в открытой книге? — спросила Алексис, не отводя глаз.

— Сейчас — да.

Джордан прислонился к двери.

— Вы что, боитесь, что мы не захотим последовать за вами, раз вы делаете это из-за любви к капитану?

— Я не знала, поймете ли вы.

Джордан сдвинул выбеленные солнцем брови. Голос его звучал резко, будто ножом разрезая воздух:

— Капитан Денти, мы вместе с вами вдоль и поперек пересекли Атлантику, потому что вы ненавидели одного человека. У вас были причины для ненависти. Теперь мы последуем за вами в Вашингтон, потому что вы любите другого человека. Для любви к нему у вас тоже есть причины, и мы вместе с вами хотим видеть его свободным.

— Я должна была догадаться и рассказать вам обо всем сама, — с сожалением сказала Алексис.

— Да, не мешало бы, — спокойно согласился Джордан. — Все то время, пока мы были вместе на этом корабле, вы не считали нужным касаться этой темы.

Алексис глянула на Джордана исподлобья и вдруг неожиданно светло, от души рассмеялась.

— Я получила по заслугам. А теперь, мистер Джордан, — сказала она, садясь за стол, — поговорим непосредственно о корабле. Как мы сегодня зовемся?

Перед ней был прежний первый помощник — прекрасно знакомый с делом, дисциплинированный и выдержанный.

— «Принцесса ночи», мы успели сделать полный круг.

— Полагаю, вам пори подняться на палубу и проследить за тем, чтобы команда «Принцессы» узнала о том, что предстоит сделать вечером. А после этого приходите, и мы обсудим, как все будет происходить, в мельчайших деталях.

Джордан уловил нотки радостного возбуждения в ее голосе.

— Есть, капитан, — чеканно ответил он и вышел легкой, пружинящей походкой.

Пока Алексис и Джордан обсуждали план освобождения Клода, сам он терпеливо считал каменные блоки в стенах тюремной камеры. Так было легче отвлечься от терзавших его сомнений и вопросов, не получавших ответа.

Двадцать пять. Но почему за ним явился Хоув? Клод ожидал увидеть офицера флота. По уставу именно он должен был его арестовывать. При чем здесь сенатор? Двадцать шесть. И конвойные, пришедшие вместе с Хоувом, кажется, получили приказ о взятии под стражу от самого сенатора. Но Хоув не имеет таких полномочий. Должно быть, Медисон наделил его правом осуществить арест. Двадцать семь. Если бы на том собрании присутствовал Президент, возможно, он бы понял, что освободить Алексис было просто необходимо. Двадцать восемь.

И почему ему не позволили встретиться с начальством? Почему конвойный сказал, что к нему в камеру имеют допуск только Хоув и Фартингтон? Какое-то время все это казалось малозначительным. Все можно объяснить в суде. Двадцать восемь. Нет. Двадцать девять. Черт. Один. Можно убедить чиновников, что освобождение Алексис не было актом измены. Он заставит их увидеть, что, освободив ее для поимки Траверса, дал им возможность заручиться ее помощью в дальнейшем. Два. Три. Что-то есть такое в Хоуве и прочей компании, отчего им не хочется верить. Что именно? Ведь они, казалось бы, хотят того же, что и он сам. Или делают вид, что хотят. Два. Нет, черт возьми! Один.

В замочной скважине заскрежетал ключ. Клод поднял глаза и увидел, как конвойный пропускает в камеру сенатора Хоува.

Хоув быстро огляделся и только потом посмотрел в лицо пленнику. Во взгляде его читалось торжество. Толстые губы сенатора сложились в брезгливую усмешку.

— Не слишком приятное местечко, верно?

— Не слишком. Присядете?

Клод подвинулся, освобождая место на койке.

— Я постою. Насколько мне известно, вы хотели бы переговорить с вашим начальством.

— Верно. Мне надо объясниться перед Советом.

— Совета не будет.

Сенатор перехватил вопросительный взгляд капитана.

— И суда тоже не будет, — добавил Хоув.

— Не будет суда? — Клод был озадачен. Дело начинало принимать довольно странный оборот. — Не хотите ли вы сказать, что поняли, почему я должен был отпустить капитана Денти?

— Суда не будет, потому что вы уже признаны виновным, капитан.

— Что?

— Почему вы так удивлены? Вы уже признались в том, что освободили капитана Денти, а она — преступница.

Клод заставил себе говорить спокойно.

— Вы знаете, что это неправда, сенатор. Она не преступница. По крайней мере, она ни в чем не преступила законы нашей страны. Именно в этом я и собирался убедить суд.

Хоув рассмеялся.

— Неужели вы полагаете, что я об этом не знаю? Неужели вы не поняли, что именно поэтому не будет суда?

— О чем вы говорите? Что, черт побери, происходит?

— Вы в самом деле ни о чем не догадываетесь?

— У меня нет привычки спрашивать о том, что я уже знаю.

Хоув нахмурился.

— У вас поубавится спеси после того, как я кое-что разъясню вам, Клод. Во-первых, суда не может быть уже потому, что все обвинения против Алексис, как вы знали с самого начала, не более чем оговор. На самом деле у нас против нее ничего нет. Вы были правы, полагая, что сможете это доказать. Следовательно, обвинять вас в измене столь же абсурдно. Хотя помощь Денти нам бы не помешала, если бы мы смогли ее уговорить.

— Но тогда почему…

— Не перебивайте. Я мог бы вам ничего не рассказывать. Так бы и отправились на виселицу, не узнав правды.

Удовлетворенно отметив, что слова его возымели действие, Хоув почувствовал прилив гордости. Приятно было сознавать, что этот надменный капитан находится в полной его власти.

— Как я сказал, никто не может инкриминировать вам измену, поскольку таковой не было. Я знаю, о чем вы думаете, — кто отдал приказ об аресте. Я угадал? Ну что же, приказ Малютки Джемми вышел из-под пера Беннета.

— Фальшивка!

— Вы совершенно правы, капитан, — язвительно заметил Хоув. — Но не такая безупречная, чтобы пройти в суде. Вы знаете, почему для поимки капитана Денти были выбраны именно вы?

Клод покачал головой. Услышанное от сенатора никак не укладывалось в его мозгу.

— Ну конечно, вы не знаете. Выбор пал на вас, потому что вы оказались единственным из ваших собратьев офицеров, кто искренне верил в то, что мы сможем выиграть войну. Вы были единственным, кто искренне считал, что претензии Штатов к Британии обоснованны. Мы знали о том, что вы были силой завербованы, в британский флот, но мы знали и то, что вы не будете воспринимать данное вам поручение как повод для личной мести. Вы действительно полагали, что из вашего задания может получиться что-то путное.

Вы была выбраны именно потому, что искренне считали, будто привлечение капитана Денти ускорит победное завершение войны. И вы не ошибаетесь — помощь капитана Денти могла бы способствовать победе Штатов, если бы мы действительно этого хотели. Но поверьте, я ничего не знал о вашем личном знакомстве с капитаном Денти. Мы были крайне удивлены, узнав о том, что она женщина.

Мы уже готовы были передумать, но поняли, что ее необходимо остановить. И здесь уже не важно, ни какого она пола, ни каковы мотивы ее поступков. Кроме того, оставался открытым вопрос о Лафитте, который являлся нашей второй мишенью. Ваши откровения лишь укрепили нас в мысли, что нам надо заполучить обоих сразу.

Понимаете ли, капитан, победа в войне не отвечает нашим интересам. Я вообще был против войны с самого начала, и я не одинок в своем мнении. Нас с Робертом больше всего беспокоило — вдруг вы каким-то образом выясните, что мы оба голосовали против объявления войны. Вообще говоря, едва ли кто-то из депутатов Новой Англии поддержал Президента в его желании потягаться с Британией. Но поскольку ни Роберт, ни Беннет, ни Ричард, ни я ничего не могли изменить в результатах голосования, мы решили действовать окольным путем.

В противоположность тому, что считаете вы, мы никогда не надеялись на победу. Проблема состоит лишь в том, как побыстрее закончить это бессмысленное кровопролитие. Чем меньше потерь будет у англичан, тем раньше все окажется позади и тем успешнее пройдут переговоры по заключению мира. Выдача капитана Денти британцам могла бы быть расценена как жест дружелюбия с нашей стороны.

— Вы негодяй, — прошипел Клод. — Изменник и негодяй!

Клод едва сдерживал желание задушить сенатора.

Хоув почувствовал себя весьма неуютно под его полным ненависти взглядом и попятился к решетке, отделявшей камеру от коридора, — поближе к конвойным, которые увлеченно играли в карты за дверью камеры.

Клод откинул назад голову и засмеялся. Тряхнув темно-рыжими кудрями, он сказал:

— Я не собираюсь нападать на вас, сенатор. По крайней мере до той поры, пока вы не удовлетворите мое любопытство. Осталось невыясненным еще очень многое из того, что я хотел бы от вас узнать.

— Например? — снисходительно уточнил Хоув.

Имея вблизи охрану, он чувствовал себя гораздо увереннее.

— Вы сказали, что собирались передать капитана Денти британцам. Тогда для чего вы просили ее привести вам Лафитта?

— Денти была права насчет Лафитта, Таннер. В этом-то и весь интерес. Никто из вас не мог взять в толк, отчего мы так настойчивы в желании заполучить Лафитта прямо сейчас, если совершенно очевидно, что он все равно придет к нам на помощь немного погодя. Но на самом-то деле мы этого как раз и боялись.

— И поэтому вы решили ее изолировать, — закончил Клод, больше разговаривая сам с собой, чем с сенатором, — чтобы быть уверенными в том, что он не поможет.

— Совершенно верно.

— Но сейчас у вас нет капитана Денти, и англичанам вы никак не сможете ее передать, а до Лафитта вам не добраться. И чего вы с вашими друзьями добились? — с нескрываемым презрением спросил Клод.

— Мы получили вас, — с любезной улыбочкой ответил Хоув, ничуть не смущаясь тоном собеседника. — Вас повесят за измену, капитан, но вовсе не по тому обвинению, которое вы надеялись снять с себя на суде.

— И что я сделал такого, за что меня можно повесить без суда?

— Вас повесят за передачу информации англичанам. Только и всего.

— Вам это с рук не сойдет, Хоув. Я заставлю себя выслушать.

— Неужели вы думаете, что я стал бы вам все это рассказывать, если бы у вас оставалась хоть малая надежда выслушанным?

Внезапно Клод почувствовал, что слабеет. Отчаяние, охватившее его, было сродни тому, что совсем недавно испытала Алексис. Она даже не хотела на него смотреть, считая, что для нее все кончено. Алексис! Надо думать о ней, о том, что она сейчас за много миль отсюда, в море, и идет к своей цели. Эта мысль должна дать ему силы.

— Конвойные, — сказал он, цепляясь за последнюю надежду. — Я все сообщу конвойным.

— Они не станут вас слушать. Им известно, что вас уже допрашивали в Бостоне и вина ваша доказана. Вас привезли на казнь в Вашингтон из-за особого характера вашего преступления. Они не поверят ни одному вашему слову. Я уже предупредил этих ребят, что вы будете пытаться привлечь их на свою сторону. На рассвете вас казнят.

— Зачем вам столько сложностей? Почему бы вам не убить меня самому или не заставить сделать за вас эту грязную работу кого-нибудь еще?

— Лично я так и хотел поступить. Вы должны благодарить Дэвидсона за подаренные вам несколько лишних часов жизни. Он посчитал, что ваша смерть, представленная как казнь, может добавить воды на нашу мельницу, щедро возместив нам потерю Денти и Лафитта.

Хоув прислонился к стене и довольно улыбнулся. Да, по сравнению с незавидным положением Клода собственное положение казалось сенатору сверхпрочным.

— Вас казнят как предателя. История об этом разлетится во все концы и поднимет много шуму. А как же! Один из самых уважаемых офицеров флота продался англичанам! Те, кто драл глотки за войну, сразу поутихнут. Какая уж тут надежда на победу, если лучшие из них похожи на вас? Ваше имя станет символом бесчестья.

Не хмурьтесь, капитан. В дальнейшем я собираюсь вас оправдать. Я лично прослежу за тем, чтобы ваше имя очистили от позора. Вскоре станет известно, что в вашей смерти повинен не кто иной, как сам Медисон. Тогда же выяснится, что вас казнили без суда. Когда обыватели услышат о вашей невиновности, гнев их будет даже больше, чем когда они считали вас виновным. «Что за администрация у нашего Джемми?» — спросит каждый. Разве командующий флотом не знает, что творится в его ведомстве? Как может столь безалаберная личность надеяться на выигрыш в войне?

— И вы станете стараться вовсю, чтобы укрепить это мнение, — брезгливо поморщившись, промолвил Клод.

— Укрепить? — удивленно воскликнул Хоув. — Вы меня недооцениваете! Я его создам! Я стану режиссером этого спектакля! Я намерен сделать все, чтобы поскорее покончить с разбродом, который вы называете войной! Я собираюсь камня на камне не оставить от пьедестала, который сооружал себе Медисон! Соединенные Штаты переживут это безумие и излечатся. Я не предатель, капитан, что бы вы обо мне ни думали. Я хочу, чтобы нам оставили хоть что-то. Британцы пощадят нас, если все это закончится побыстрее.

— И что вы предполагаете принести в жертву? Какими, по-вашему, будут наши потери?

— Мне просто смешно слышать этот тон! Что могут наши восемнадцать кораблей против восьмисот британских? Я не предполагаю, я знаю исход.

— И вы сделаете все, чтобы оказаться правым, — вздохнул Клод.

— Капитан, вы превзошли все мои ожидания. Выбор и в самом деле оказался удачным.

Хоув крикнул охране, что хочет выйти, затем повернулся к Клоду и, холодно глядя ему в глаза, сказал:

— Даже сейчас вы пытаетесь держаться так, будто расположились отдохнуть в собственном доме. Вы очень самонадеянны, Клод, и эта ваша черта играет на нас. Вы были абсолютно уверены, что вам дадут рассказать правду о том, как мы поступили с капитаном Денти, и, отпустив ее, сами не заметили, как угодили в ловушку. Ну что же, зато вы узнали сегодня правду. Вам не кажется, что вы несколько продешевили? Жизнь дорогого стоит, капитан.

— Не сомневаюсь. Только как было догадаться, что люди вроде вас найдут дорогу в наше правительство.

— Уверяю вас, мы найдем дорогу куда угодно. Теперь, когда вы об этом знаете, вы будете более предусмотрительны в будущем, не так ли? — сказал Хоув и с удовольствием рассмеялся собственной шутке.

Стражник приоткрыл дверь и выпустил сенатора.

— На самом деле вы не можете смириться с таким бесславным концом, — сказал Хоув на прощание. — Готов поспорить на мой следующий пост в правительстве, что вы и сейчас думаете о том, как оставить нас с носом.

Клод пожал плечами и лег на койку, с удовольствием потянувшись, словно большой и сильный кот.

— Может быть, я и не смогу сбежать, но зато и вам избежать виселицы тоже не удастся, — сказал он голосом тихим и вкрадчивым.

Хоув уставился на Клода, пытаясь понять, откуда тот черпает силы, чтобы с таким презрением относиться к смерти; но пленник равнодушно смотрел куда-то вдаль. Сенатор повернулся к капитану спиной и почти бегом направился к выходу, не отдавая себе отчета в том, что убегает от человека, которого, можно сказать, уже нет на свете.

Оставшись в одиночестве, Клод неожиданно засмеялся, и каменные стены камеры ответили глухим эхом. Хоув назвал его самонадеянным. Возможно, так оно и есть, а может, Хоув просто слишком хорошо знал жизнь, чтобы верить в то, что правда пробьет себе дорогу. Но Хоув не знал о существовании Лендиса. Он не знал, что есть на свете люди, которые могут сделать так, что к утру они поменяются местами. Клоду даже не так важно было, сумеет ли Лендис спасти его от казни — скорее всего нет. Важно было, что такие, как Лендис, выведут Хоува на чистую воду и его, Клода, смерть не послужит целям людишек, достойных лишь презрения.

Клод закрыл глаза и стал вспоминать Алексис. «Хоув не сможет всю жизнь носить маску, Алекс. Я видел, какого рода верность хранит он в своем сердце. Я знаю все. И кто-то другой тоже узнает. А когда это случится, ты узнаешь, что я умер не зря. Я не сомневался, что такое может произойти, когда освобождал тебя. Я предупреждал тебя об этом, когда держал в объятиях. Я держал тебя крепко — ведь это могло быть в последний раз. Тогда я уже понял, что здесь какая-то чудовищная ошибка, и ты не должна принимать участия в этом. Где-то в подсознании я чувствовал, что мое предательство освободит меня. Я надеялся на это. Мне трудно смириться с тем, что сказал Хоув, но я смогу достойно принять смерть, если буду знать, что ему тебя не достать».

Вдруг Клоду показалось, что знакомые янтарные глаза глядят на него с насмешкой. Он резко сел на тюремной койке. «Не делай этого, Алекс! Ты ведь не знаешь… Ты даже не догадываешься, в какой капкан лезешь!» — сам не замечая, что говорит вслух, воскликнул Клод. Потом, когда видение пропало, он невольно задался вопросом, почему вдруг ни с того ни с сего решил, что Алексис может вернуться. Прежде такая мысль и в голову ему прийти не могла. Он постарался забыть ее, но закрывал ли он глаза или открывал вновь — он видел перед собой знакомое лицо с решительно вздернутым подбородком, упрямо сжатыми губами и горящими гневом янтарными глазами.

— Какого черта!

Алексис уже не пыталась сдерживаться. Мужчины, тесно набившиеся в маленькую капитанскую каюту, тоже были на пределе.

Франк Спринджер, сидевший за дальним краем стола, сжимал в руке стакан с ромом, и было непонятно, что он собирается с ним делать: поднести огненную жидкость к губам или раздавить стекло в ладони. Гарри Янг откинулся на спинку стула, и, если бы не взгляд прищуренных глаз, напряженный, выжидательный, можно было бы подумать, что он отдыхает. Майк Гаррисон застыл неподвижно, его можно было принять за изваяние; волнение выдавали лишь играющие под скулами желваки. Джон Лендис, сидя в кресле по правую руку от Алексис, озабоченно хмурил брови. Старый моряк, целиком погруженный в свои мысли и оттого почти не замечающий происходящего в каюте, одной рукой поглаживал бороду, другой крепко держался за подлокотник.

Курт Джордан, расположившийся по левую руку от капитана, взглянул на Алексис с нескрываемой печалью. Глаза, всего час назад горевшие воодушевлением, потухли.

— Я думаю, вы захотите услышать все от них сами, капитан, — сказал Джордан, и Алексис без труда догадалась: будь такое возможно, Курт избавил бы ее от этой необходимости.

— Вы правы, мистер Джордан, — ответила Алексис. — Мистер Лендис, повторите, пожалуйста, то, что вы сказали. Обещаю больше на вас не кричать.

— Кричите сколько угодно, — ответил старый моряк. — Мы уже битый час только и делаем, что орем друг на друга.

— Ни вам, ни капитану Клоду от этого крика не становится легче. Повторите то, что вы узнали.

— Сенатор Хоув и его парни всех нас попросту используют. Я сказал, что капитана собираются повесить, и не за то, что он освободил вас, а за что-то совершенно другое.

— Но вы не знаете, за что именно.

Лендис покачал головой.

— Мы не смогли подобраться ближе к тюрьме и выяснить, что там происходит. А сейчас нам назначили другого капитана, и, согласно его приказу, на рассвете мы срочно отбываем из Вашингтона.

— Им приказано найти нас, — добавил Джордан.

Курт услышал эту историю одним из первых, когда вместе с несколькими товарищами разыскал Лендиса и его матросов. Джордан привел их на корабль, рассудив, что едва ли стоит подозревать экипаж «Конкорда» в чем-то недобром, поскольку, отправляясь на борт «Принцессы ночи», они здорово рисковали.

— Все это для того, чтобы мы не стояли у Хоува на пути, пока он расправляется с нашим капитаном, — вмешался Франк.

— Какие у вас есть доказательства того, что за приказом к отплытию стоит Хоув? С чего вы взяли, что он таким образом пытается не дать вам связаться с капитаном Клодом и, быть может, освободить его?

Алексис говорила спокойно и четко. Она сумела овладеть собой. Разумеется, она понимала: освободить Клода не так-то просто, понимала уже тогда, когда решилась пойти на этот шаг. Но по скупым сведениям, полученным на данный момент, она видела, что все оказывается гораздо сложнее, чем можно было ожидать.

— Итак, Лендис, — сказала она, — откуда вам стало известно об этом?

Теперь внимание всех было обращено к Лендису. Историю, которую сейчас предстояло услышать собравшимся, он уже успел рассказать товарищам, но сейчас у него появилась реальная надежда своим рассказом помочь освободить капитана Клода.

— Вчера днем я зашел к капитану. Я предполагал, что ему нужна моя поддержка после того, как вас арестовали. Именно тогда он мне и рассказал о том, что сделал. По-моему, капитан Клод совсем не жалел о своем поступке. Я узнал, что он доставил вас на ваш собственный корабль, и теперь вы, должно быть, на расстоянии доброго десятка миль от Вашингтона. Он еще удивился, как это ни я, ни остальные члены его команды не ведали о том, что ваш корабль зашел в порт. Я ответил, что, коли вас забрали, следить за вашим кораблем не имеет больше смысла.

Капитан Клод рассказал мне о том, что происходило на встрече с Хоувом, и я согласился с тем, что он поступил верно, освободив вас. Оставалось уговорить его покинуть дом: зачем же было ждать, когда его арестуют, — но он отказался. Он хотел доказать вздорность предъявленных вам обвинений в суде, а заодно получить ответы на возникшие у него к Хоуву вопросы. Капитан полагал, что его могут освободить еще до суда, но не хотел говорить вам об этом. Он решил, что будет правильнее, если вы подготовитесь к самому худшему.

За ним пришли, когда я еще был в доме. Капитан велел мне спрятаться, но сперва взял с меня клятву, что я никому ничего не открою даже под присягой. Он заботился о нашей безопасности: если дела пойдут не так, как хотелось бы, подозрение не должно пасть на команду. Поскольку капитан Клод сам вышел навстречу конвою, они решили обойтись без обыска. Я спрятался в кабинете и слышал все, что делалось за дверью, в том числе и разговор Таннера с сенатором. Меня немного удивило присутствие сенатора при аресте. Обычно так не делается. Капитана увели, но Хоув и один из его людей задержались в дверях.

Говоривший с Хоувом задал ему странный вопрос: каким образом они смогут отправить капитана Клода в тюрьму? Хоув ответил, что об этом уже позаботились, и командир конвоя передаст тюремной охране бумаги. Судя по всему, сенатор показал в этот момент какие-то документы. Его собеседник, вероятно, просмотрев их, расхохотался. Он сказал: «Вы и в самом деле обо всем подумали. Капитан в жизни не догадался бы, за что его сажают!» Мне показалось, что в голосе этого человека прозвучала какая-то неуверенность, проявившаяся вполне отчетливо, когда он добавил: «Знаете ли, сенатор, капитан Клод довольно хорошо известен. Его начальству не так-то легко будет поверить в это». Хоув ответил в том духе, что это уже не его ума дело. Мол, тебе заплатили, и начальство Таннера тоже деньги любит. А те, кого не удалось подкупить, если и узнают что, то только когда будет поздно.

Лендис решил, что пора передохнуть, и глотнул вина. Украдкой он посмотрел на Алексис. Она сидела, откинув назад голову и закрыв глаза. Лицо ее покрывала необычная бледность.

— Это все, что мне известно, капитан, — закончил Лендис. — Вроде бы немало, и все же сказать что-то определенное трудно. Мы не знаем, почему против Таннера были выдвинуты ложные обвинения. Мы не знаем, почему арестовывать его явился Хоув. Быть может, сенатор понимал, что капитан Клод не может быть арестован ввиду вздорности предъявленных вам обвинений. Единственный достоверный вывод из всего этого — Хоув не хочет, чтобы Таннер Клод оставался на свободе. Мы ни к кому не можем прийти с этим. Мы не знаем, кто подкуплен, а кто нет. Времени для выяснений у нас, кажется, не остается. Что, если приказ об аресте Клода выпустил сам Президент?

— Я никогда не поверю в это! — решительно возразила Алексис, широко распахнув глаза.

Наклонившись вперед всем телом, она страстно заговорила:

— Не может Президент великой страны быть до такой степени оболванен, чтобы по навету вывести из строя одного из самых способных своих командиров.

— Я согласен с вами, — вмешался в разговор Гарри. — Наверное, Медисон вообще не знает, что происходит. Но нам от этого не легче.

— Гарри прав, — сказал Майк. — Медисон, вероятно, не в курсе, что нам приказано арестовать вас. Это имел в виду Лендис, когда сказал, что нас всех использовали. Хоув и его подручные хотели заполучить вас ради целей, нам неизвестных, о которых мы даже догадаться не можем. Они использовали нас для того, чтобы привести вас к ним. Если это так, они не могут допустить, чтобы дело дошло до суда и капитан рассказал о том, как все было. Значит, они постараются избежать суда.

— Тогда зачем сажать его в тюрьму? — удивилась Алексис. — Почему бы просто…

Закончить фразу она не смогла.

— Мы не знаем, почему он все еще жив, — продолжил за нее Лендис. — Но мы знаем, что он жив. Пока. Несколько человек из нашей команды время от времени исчезают с корабля, чтобы навести справки. Судя по их сведениям, капитан Клод все еще в тюрьме. Теперешний капитан, Вальтер Франклин, несколько растерян из-за того, что ему досталась такая разболтанная команда, но он еще не пришел в себя после нового назначения и едва ли понимает, что на самом деле происходит.

Попытка Лендиса сделать картину не столь мрачной не прошла для Алексис незамеченной. Она попыталась улыбнуться, но не смогла перебороть себя.

— Вы ведь тоже считаете, что мы очень ограничены во времени? — спросила она.

Матросы с «Конкорда» заерзали на своих стульях. Надо было что-то решать, и слово теперь было за капитаном Денти.

— Мистер Джордан, вы не передумали принимать участие в спасении капитана Клода?

— Вовсе нет. Теперь мне еще больше хочется вызволить его из беды, если только это возможно.

— Итак, решено, — объявила Алексис. — Капитан Клод — единственный человек, который сможет ответить на наши вопросы. Если Хоув, Дэвидсон, Фартингтон и Грэнджерс задумали измену, то остановить их сможет лишь он один. Я не собиралась, господа, привлекать к операции вас, но сейчас без вашей помощи обойтись не смогу. Мне потребуется от вас нечто большее, чем план тюрьмы и другие сведения.

— Нас не надо просить, капитан Денти, — откликнулся Франк. — Мы всегда готовы помочь вам.

Алексис улыбнулась:

— Я знала об этом с той самой минуты, как вы пришли сюда.

Она встала и подошла к письменному столу, затем вернулась к остальным с пером, чернилами и бумагой. Положив листок перед Франком, она тщательно расправила края.

— Нарисуйте план тюрьмы. Обозначьте сторожевые посты и не забудьте отметить количество солдат на каждом из них. Вполне возможно, их окажется больше, чем мы ожидали. Мне надо знать, сколько всего в тюрьме солдат. Отметьте окружающие тюрьму строения и маршрут, которым оттуда можно вернуться на корабль.

Франк принялся за работу, а Алексис тем временем совещалась с Джорданом.

— Как вы считаете, тот план, который мы выработали раньше, может сработать? — спросила она.

— Хоув вряд ли предусмотрел возможность вашего возвращения для спасения капитана Клода, — задумчиво проговорил Джордан. — На нашей стороне будет эффект неожиданности. Нам лишь понадобится больше людей: часть из них должна быть спрятана в укромном месте и появится, если что-то пойдет не так. В главном план остается без изменений. Нам будет проще, если Хоув не передаст Таннера властям.

— Согласна. Как насчет дополнительной диверсии? — спросила Алексис, заглядывая в нарисованный Франком план. — Что это за здание возле тюрьмы?

— Это не здание, капитан, — ответил Франк. — Это склад пиломатериалов. Рядом корабельные доки, и здесь хранят доски, идущие на строительство и ремонт кораблей. Их охраняют почти так же, как тюрьму: доски — вещь в хозяйстве нужная, всякий норовит залезть и украсть.

— Мистер Джордан, как вы думаете, небольшой пожар нам не повредит?

— У нас найдется немного лишнего пороху. Неплохой будет фейерверк, когда склад взлетит на воздух.

— Я не хочу, чтобы что-то взлетало на воздух, — решительно заявила Алексис. — Пусть все выглядит как случайность. Стоит им заподозрить, что склад подожгли намеренно, как они тут же усилят охрану Клода. Так мы можем организовать эту «случайность»?

— Без проблем, — усмехнулся Джордан. — Дэвид Брэндон сделает все, что вы захотите.

— Отлично. Вот и объясните ему, что от него требуется. Могу дать в помощь еще троих, но не больше. Нам надо и на корабле кого-то оставить.

— А о нас вы еще не забыли? — спросил Гарри.

— Конечно, нет, — засмеялась Алексис. — От вас потребуется устроить небольшой спектакль. Покажитесь ярдах в двустах от тюрьмы. Как вы считаете, ваш новый командир достаточно доволен своим капитанством, чтобы дать вам напоследок погулять в Вашингтоне?

— Он знает, что все мы преданы Таннеру. Думаю, у него хватит ума не настраивать против себя команду с самого начала.

— Тогда не стесняйтесь; погуляйте хорошенько, так, чтобы любой встречный-поперечный понял, что имеет дело с настоящими матросами. Мне бы хотелось, чтобы вы попались на пути у каждого, кто может нас заметить. Занимайте как можно больше пространства, не давайте никому пройти. А если кому-то и придет в голову спросить, куда мы пошли, посылайте куда угодно, но только не в нашу сторону.

— Это не так уж трудно, — сказал Майк. — Но с чего вы взяли, что за вами будет погоня? А если и так, почему бы не прикончить всякого, кто встанет на пути?

— Убивать конвойных? Нет, Майк. Я не хочу брать грех на душу, тем более убивать пришлось бы американских военных: у нас и так довольно проблем с правительством Штатов. Наш план состоит в другом. Мы выведем из строя столько конвойных, сколько сможем, но не убьем их. Да и в любом случае мы не можем рассчитывать на то, что все пройдет идеально гладко.

— Надо сделать так, чтобы они не сразу поняли, что капитан Клод сбежал, — прибавил Джордан. — Тогда мы успеем сесть на корабль раньше, чем они заметят пропажу.

— А кто конкретно освободит капитана? — спросил Майк. Он был единственным, кто относился к плану спасения Таннера с известной долей скепсиса, и не собирался этого скрывать.

— Ни за что не догадаетесь! — объявила Алексис. — Таннера освободит юнга.

Алексис и Джордан дружно рассмеялись, у Майка отвисла челюсть, а Франк уронил перо.

Джордан не стал томить гостей ожиданием и посвятил их в свой план. После того как он закончил, в комнате воцарилась тишина — матросы были буквально восхищены своей дерзостью.

— Когда начнем? — спросил Франк.

— Это зависит от вас. Сигналом послужит сообщение от Лендиса — он назовет время вашего отправления. Если ваш новый командир решит выйти из порта, не дожидаясь рассвета, нам придется рассчитывать только на себя.

Похоже, все вопросы были выяснены, и моряки с «Конкорда» собрались уходить.

На прощание Гарри сказал:

— Что бы там сегодня ни случилось, капитан Денти, увидимся мы все равно не скоро. Не позднее завтрашнего дня мы, как приказано, пустимся за вами в погоню. В каком направлении вы поплывете?

— На юг. В Новый Орлеан.

— Понятно. Значит, на север. В Лондон. Подождите, пока я сообщу капитану Франклину хорошие новости!

Все рассмеялись облегченно и благодарно. Когда дверь за Гарри закрылась, Джордан повернулся к Алексис:

— Они на самом деле вас любят. Должно быть, им было нелегко держать вас в плену.

— Верно, — тихо согласилась Алексис, вспоминая, какими виноватыми чувствовали себя тогда моряки с «Конкорда». — Им было очень тяжело. Но они знали, что действуют на благо своей страны. Представляю, каково им сейчас, когда выяснилось, что им вообще не следовало брать меня в плен.

— Но ведь вы изначально не верили в то, что приказ задержать вас принадлежит Медисону?

— Разве в это можно было поверить? Вы читали, что он пишет о Конституции?

— К сожалению, нет.

— У моего приемного отца были брошюры со статьями Медисона, и я прочла некоторые из них. После этого я многое поняла. Как может человек, который так увлеченно пишет о необходимости принятия Конституции и Билля о правах, нарушить права мои, или капитана Клода, или любого другого человека? Я уверена, что в ответе за все наши несчастья не Президент, а те люди, с которыми я встречалась в доме у Дэвидсона. Теперь нам предстоит узнать это наверняка.

Джордан ни на мгновение не усомнился в способности своего капитана разрешить эту загадку. Глядя на нее, он и сам становился увереннее.

— Прежде чем рассказать Брэндону о его задаче, я хотел бы прояснить еще кое-что…

— А именно?

— Когда капитан Клод узнает, что вы вовсе не там, где, по его представлению, должны быть, он может отказаться с нами идти.

Алексис застыла в раздумье.

— Я приму меры. Петерс и Уилкс пойдут со мной. Они позаботятся о том, чтобы капитан Клод вел себя в соответствии с нашим планом; ему не удастся слишком заупрямиться.

— Петерс и Уилкс, — многозначительно протянул Джордан, вспоминая двух громадных увальней. — А я-то думал, что капитан уже прощен.

— Я отплачу ему той же монетой, пусть-ка почувствует себя разок в моей шкуре.

Джордан улыбнулся, заметив, как Алексис непроизвольно бросила взгляд на кровать. Возможно, она видела там что-то открытое только ей. Поняв, что он за ней наблюдает, Алексис вздрогнула.

— Идите-ка отсюда, Джордан, — со смехом сказала она. — Эта глупая улыбка на вашем лице смущает меня. Я перестаю чувствовать себя капитаном, превращаясь в маленькую глупую девчонку.

Первый помощник послушно пошел к выходу.

— С чего бы это? — пробормотал он, закрывая за собой дверь.

Все шло по плану. Команда «Конкорда» была наготове — Алексис поняла это, как только посыльный вручил ей кинжал, тот самый, что они забрали у нее, пока она находилась у них в плену. Засунув кинжал под подвязку чулка, Алексис прикрыла его сверху платьем. Подойдя к тюрьме, каждый из участников штурма занял свои места. Алексис и Пич остались вдвоем, и она, словно мать или старшая сестра, совсем не по-капитански обняла мальчишку, то ли для того, чтобы приободрить его, то ли для того, чтобы успокоиться самой.

— Мы еще немного подождем, — шепнула она, надвигая на глаза капюшон и кутаясь в плащ. — Тебе не страшно?

Пич снизу вверх смотрел на Алексис. Она с трудом могла разглядеть в темноте лицо мальчика, но то, что в глазах его светилась безраздельная вера в своего капитана, нельзя было не заметить. В ответ Пич только улыбнулся — весело блеснула полоска зубов.

— Не очень, капитан. Вы во мне не разочаровались?

— Нет, что ты.

Алексис предпочла не распространяться о том, что чувствовала сама. Сейчас ею владел больший страх, чем тогда, перед предстоящей схваткой с Траверсом. Она погладила Пича по спине.

— Пора. Беги через двор и кричи во всю глотку, чтобы тебя заметили, а то, не дай Бог, пристрелят ненароком. Если Аллисон поймает тебя до того, как подоспеет стража, он тебе немного поддаст — так что ты уж потерпи. Ни пуха, ори громче!

— Надеюсь, я еще не забыл, как это делается! — храбро заявил Пич.

Алексис рассмеялась.

— Ну, вперед!

Пич выбежал из тени и помчался к каменному зданию тюрьмы. Он вопил на бегу и звал на помощь, стремительно приближаясь к освещенному фонарем пятачку перед тюрьмой. По мысли авторов плана, стражники должны были заметить, что перед ними всего лишь мальчуган, до того как начнут стрелять; сам же Пич чувствовал себя в этот момент настоящим мужчиной. К великой его радости, все трое конвойных опустили мушкеты. Пич завизжал во всю мочь, и караульные поспешно бросились ему на помощь.

Едва не сбив одного из них с ног, Пич вдруг повалился на землю и стал кататься в пыли и стонать. Разыграть юродивого оказалось гораздо проще, чем ему представлялось. Пич прежде даже и не подозревал, что обладает подлинным актерским талантом.

— Что с тобой стряслось, сынок? — спросил один из подбежавших солдат, наклоняясь над мальчиком.

До того как Пич успел ответить, невдалеке послышались чьи-то голоса. Приближаясь, они становились все громче.

— Вот он, Нед! — воскликнул один из преследователей. — Я же сказал тебе, что он побежал сюда!

Стражник с недоумением смотрел, как мальчик, покачиваясь, поднимается на ноги. Еще мгновение, и паренек кинулся наутек. Но не тут-то было. Крепкой рукой солдат схватил мальчишку за шиворот, не дав ему скрыться.

— За тобой кто-то гонится? — подозрительно спросил он. Пич только молча закивал в ответ и рванулся снова.

В это время к освещенному кругу подбежали Джордан и Аллисон, но, увидев наставленные на них мушкеты, остановились. Джордан поднял руки вверх и осторожно подошел к конвойным.

— Эй, не стреляйте! — крикнул он. — Ни за что не пошел бы к этому проклятому месту, если бы чертов мальчишка не спер мои часы! Мы только хотим забрать свое.

— У меня нет его часов! — ощетинился Пич.

— Опустите ружья, ребята, — приказал старший из караульных, тот, что держал Пича. — А вы подойдите сюда. Мальчик говорит, что у него нет ваших часов.

Аллисон зарычал:

— А что, по-вашему, он должен сказать? Я видел, как малый вытащил их из кармана вот у него, — указал он на Джордана.

Сержант опустил мушкет и, быстро обыскав мальчика, вытащил часы из его кармана.

— Из-за этого весь шум? — презрительно бросил он, протягивая часы Джордану.

Тот взял их и внимательно осмотрел.

— Точно они и есть.

Эти слова извергли из Пича новый поток слез.

— Он лжет, сэр! Часы принадлежат моей сестре. Это он украл их! На задней крышке есть надпись «Джордж». Это имя моего отца. Он завещал часы моей сестре, Франсин.

— Все, что говорит заморыш, так же верно, как то, что я его сестрица, — с ехидной ухмылкой заметил Джордан.

— А я и не сказал, что поверил ему. Если он грамотный, то мог прочесть надпись.

— Верните нам вора, и мы сдадим его в полицию, — предложил Аллисон.

Джордан и Пич застыли в напряжении. На всякий случай у них были припасены два варианта, но, если бы конвойный сказал «нет», все было бы проще.

— Нет. Забирайте часы и проваливайте, — решил стражник. — Не надо было так напиваться, тогда бы не пришлось гоняться за мальчишкой.

Недолгого общения с пострадавшими было вполне достаточно, чтобы разглядеть, что приятели, лишившиеся часов, были в стельку пьяны. От них разило на целый квартал.

— Убирайтесь отсюда и больше не возвращайтесь. Считайте, вам повезло уже в том, что вас не подстрелили.

— Что вы собираетесь делать с маленьким гаденышем? — спросил Джордан.

— Пусть себе идет своей дорогой, но отпущу я его, только когда увижу, что вы достаточно далеко.

— Как хотите. — Аллисон повернулся, собираясь уходить. — Молитесь, чтобы он не обчистил и ваши карманы.

Когда Джордан и Аллисон были уже в конце квартала, охранник отпустил мальчика.

— Ты сглупил, парнишка, — беззлобно сказал ему сержант.

— Говорю вам, это часы моей сестры, сэр. — Пич размазывал по лицу слезы. — Она чуть не сошла с ума — это было все отцовское наследство. Получается, на улицу сейчас нельзя выйти, чтобы тебя не ограбили.

— И когда же, как ты говоришь, у твоей сестры отняли ее часы?

— Совсем недавно мы шли домой, и она как раз вытащила часы, чтобы проверить время, да тут же их и лишилась. Они выхватили часы прямо у нее из рук! Я сказал, что найду их и принесу назад. Она умоляла меня этого не делать.

— Ты, похоже, не очень-то слушаешься старших.

Стражник решил, что мальчишка, пожалуй, говорит правду.

— Не очень. Хорошо, если она не пойдет меня искать, а то этим ворам глаза повыцарапывает.

— Ты говоришь о сестре, будто она настоящая тигрица.

Пич засмеялся, явно входя во вкус.

— Точно. У нее такие сверкающие желтые глаза и…

Он так и не успел закончить. Стражники разом обернулись на истошный женский крик.

— Это она! Это моя сестра! — закричал Пич. — Она, должно быть, заметила, что я ушел из дома!

Он кинулся было в сторону, откуда доносились вопли, но его остановили.

— И куда ты бежишь?

— За ней. Они могут ее обидеть.

— Пошли, ребята. Дэвис, Джон, не бросать же леди, коли она нарвалась на неприятности.

— Как тебя зовут, парень? — спросил сержант у мальчишки.

— Пич.

— Пич? Больше похоже на прозвище.

— Так меня зовет сестра, сэр.

— Ладно, Пич. Мы выручим твою сестру, а ты подожди-ка вон за той дверью. Там остался Мэтт. Скажи ему, куда мы пошли. Ты и моргнуть не успеешь, как мы вернемся за тобой вместе с твоей сестрой.

— Не забудьте забрать у них часы, — крикнул им вслед Пич.

Все трое стражников ускорили шаг, затем припустились бегом. Крики не стихали. По дороге к ним присоединились еще двое солдат из тюремной охраны, тоже потревоженные криками. В темноте они едва не споткнулись об Алексис, которая уже перестала кричать и только плакала навзрыд, лежа на земле лицом вниз. Пятеро мужчин окружили ее. Она подняла голову и глянула на них.

Трое солдат, слышавших историю Пича, больше не сомневались в том, что мальчик говорил правду. Глаза несчастной девушки горели желтым огнем. Она действительно напоминала тигрицу.

— Мы вас не обидим, мисс. Меня зовут Ричардс. Грег Ричардс. Те мужчины… Где они?

— Они ушли, — тихо сказала Алексис дрожащим от слез голосом.

Она опустила взгляд. Платье на груди оказалось разорванным. Алексис помедлила, прежде чем запахнуть плащ, с интересом наблюдая за реакцией своих спасителей, на которых ее грудь явно произвела сильное впечатление.

— Они хотели… хотели… — с трудом выдавила она.

Ричардс протянул ей руку, но Алексис оттолкнула ее.

— Вас зовут Франсин?

— Откуда вы знаете?

— Ваш брат рассказал нам. Он остался там, в здании тюрьмы. Почему бы вам е пройти с нами? Он беспокоится, и, наверное, ему будет приятно узнать, что вы в безопасности.

— Только не сейчас, — простонала Алексис. — Не могу шевельнуться. Эти люди, они из меня весь дух вышибли!

Ричардс понимающе вздохнул.

— Дэвис, останься со мной. Джон, тебе лучше вернуться и сказать мальчику, что сестра его в порядке. А вы, ребята, — кивнул он двум остальным, — Марш на свои посты.

— О нет! — взмолилась Алексис. — Не уходите! Что, если те парни вернутся?

— Вам не кажется, мисс, что мы вдвоем вполне справимся? Клянусь, нам это труда не составит!

Проклятие! Надо потянуть время, чтобы дать своим подготовиться.

— Что вы! Да я вовсе и не сомневаюсь в ваших силах, — кокетливо воскликнула Алексис. — Просто, если вас со мной будет больше, мне будет спокойнее.

— Не тревожьтесь, — улыбнулся Ричардс. — Поверьте, мы все рады остаться, но нельзя: нам велено присматривать за одним важным заключенным.

Едва Ричардс закончил фразу, как острая боль словно расколола его череп. Он не знал, что остальные его товарищи, завороженные нежным голоском девушки, испытывали в этот миг примерно те же ощущения.

Сержант упал как подкошенный прямо на Алексис, придавив ее к земле; но тут же ей помогли выбраться из-под него, и она встала, отряхивая платье. Улыбнувшись своим друзьям, среди которых были Джордан и Аллисон, она сказала:

— Увы, вас, американцев, так трудно свернуть с пути праведного, если вы при исполнении, — даже моих чар порой на это не хватает.

— Капитан, вы, похоже, себя недооцениваете, — с улыбкой ответил Аллисон, — они так на вас засмотрелись, что совсем потеряли осторожность и даже не слышали, как мы подошли.

Алексис взглянула на лежащих на земле без признаков жизни солдат.

— Думаю, не стоит их связывать — только время потеряем. Давайте поскорее освободимся от патрулей. Что касается погони за Клодом и Пичем, когда они выйдут из тюрьмы… Пусть за нас эту проблему решит пожар!

Пока Алексис вела моряков к следующему посту, Пич разобрался с Мэттом, стукнув его по голове прикладом ружья, которое тот по доброте душевной дал мальчишке потрогать. С невыразимым удивлением в глазах Мэтт свалился со стула. Решив, что и так потратил впустую довольно времени, Пич схватил с гвоздя на стене кольцо с ключами и открыл дверь в коридор, по обеим сторонам которого за решетками располагались камеры.

Клода он обнаружил в самой дальней камере. Сквозь решетку мальчик увидел, что пленник мирно спит. Удивительно, как можно вообще спать в тюрьме, подумал Пич, подбирая ключ к замку и поворачивая его. Клод по-прежнему не шевелился. Пич подошел к койке. Мальчик протянул руку, чтобы дотронуться до спящего, и вдруг неожиданно для себя оказался на полу.

— Господи! Это ты!

Клод удивленно заморгал, увидев знакомое лицо. Мальчик смотрел на него во все глаза. Клод улыбнулся — он хорошо помнил этот взгляд, так поразивший его в тот день, когда он поднялся на корабль, чтобы арестовать Алексис. Тогда юнга смотрел на своего капитана такими влюбленными глазами, что Клод не устоял перед искушением подразнить этим Алексис. Но сейчас любви в этих карих глазах явно не было.

— Странный у вас способ выражать благодарность, — проворчал Пич, поднимаясь с пола.

Клод понял, что мальчик сердится даже не из-за того, что ему не сказали спасибо, а из-за того, что потерял бдительность, позволив капитану воспользоваться этим.

— Я исправлю свою ошибку позже, — заверил его Таннер, ухмыляясь.

— Ладно, пошли. — Пич никак не отреагировал на последнюю реплику. — Нам надо выйти через парадную дверь. Приготовьтесь бежать, если потребуется.

— Где твой капитан? — с тревогой спросил Клод, выходя из камеры следом за мальчиком.

— Ждет снаружи, — коротко ответил Пич.

Когда они вышли в караульное помещение, Клод не удержался от восхищенного восклицания.

— Твоя работа? — он кивнул в сторону валявшегося на полу стражника.

— Моя, — не без гордости ответил Пич.

— А как насчет остальных?

— О них позаботятся.

Пич всматривался в темноту, вспоминая, с какой стороны должен быть штабель из пиломатериалов, когда заметил, как Таннер забирает ружье Мэтта.

— Чего мы ждем? Почему не уходим прямо сейчас? — нетерпеливо спросил Клод.

— Это хорошо, что планом операции занимались не вы, а капитан Денти. Из-за вас нас обоих могли бы убить. Вы действительно думаете, что тюрьму охраняет только один часовой?

Тон Пича не оставлял сомнений в том, что случившееся в камере не произвело на мальчика должного впечатления.

— Когда понимаешь, что смерть неизбежна, перестаешь бояться, — философски заметил Клод.

Пич пожал плечами.

— Нет, все-таки хорошо, что побег организовала капитан Денти, а не кто-то другой.

Клод ухмыльнулся.

— Скорее всего ты прав. И все-таки что ты ищешь? Скажи, и я, может быть, смогу тебе помочь.

Ответа не потребовалось. В небо взметнулись языки пламени, осветив аккуратно сложенные штабеля досок.

— Вот это и ищу, только пока рано. — Пич решительно преградил дорогу Клоду, направившемуся было к двери. — Выйдем отсюда, когда увидим, что часовые побежали на пожар.

Наконец пламя забушевало вовсю, и теперь можно было отчетливо различить фигуры бегущих отовсюду солдат.

— Пора.

Таннер послушно последовал за юнгой, имевшим в этот миг вид адмирала. Пич рванул к дому неподалеку, Клод за ним.

Возле самого дома Пич остановился, чтобы передохнуть. Оба замерли, услышав шаги за спиной.

Быстро оглянувшись, Пич положил руку на дуло ружья, которое нес Клод, давая понять, что беспокоиться не о чем.

— Пич? Капитан Клод? — это был Петерс.

— Они самые, — откликнулся Пич.

Пичу пришлось задрать голову, чтобы увидеть лица подошедших, даже Клод и тот вынужден был смотреть на них снизу вверх.

Мальчик повернулся к Клоду.

— Они отведут вас на корабль. Это приказ капитана Денти.

Клод покачал головой:

— Я должен видеть капитана. Ты сказал, что она нас ждет.

— Она ждет меня. Я обегу склад вокруг и доложу ей, что все прошло успешно.

— Проклятие! Не хочешь же ты сказать, что она где-то там, рядом с пожаром?

— Да. И не спорьте. Вы пойдете с этими людьми.

— Я пойду с тобой, — безапелляционно заявил Клод. Мальчишка чересчур вошел в роль и стал брать на себя слишком много.

— Мне не будет покоя, пока я не уверюсь, что она в безопасности. Нельзя, чтобы ее убили! — повысил голос Клод, стараясь перекричать шум пожара.

Пич посмотрел на Петерса, который уже начинал нервничать, переминаясь с ноги на ногу.

— Капитан Денти и это приняла во внимание. Петерс, вы знаете, что вам следует делать.

Клод слишком поздно понял смысл этих слов. Кулак Петерса опустился Клоду на голову, и его отбросило к стене дома. Пытаясь подняться на ноги, он успел увидеть, как Пич бегом удаляется на рандеву с Алексис. Клод думал лишь о том, что надо поскорее избавиться от чересчур навязчивых провожатых и лететь к ней, к Алексис, чтобы убедиться в том, что она жива… но долго думать на этот счет ему не пришлось — удар Уилкса довершил начатое Петерсом.

Матросы погрузили. Клода в повозку, и лошади помчались вскачь.

Алексис из своего укрытия наблюдала за тем, как Дэвид Брэндон и его помощники убегают от ими же раздутого пламени. На территории склада творилось что-то невообразимое. Часовые, бросившиеся тушить пожар, метались в дыму, натыкаясь друг на друга. Увы, у Алексис не было времени вдоволь насладиться этим захватывающим зрелищем. Ей надо было спешить в условное место на встречу с Пичем.

Языки пламени, разрастаясь все выше и выше, взлетали в небо, прокладывая огненные тропинки. Вне освещенного гигантским костром круга, в тайнике, устроенном среди покосившихся лачуг и мусора, поджидали юнгу Алексис и ее команда. Вскоре стало ясно, что поджог принес им нежданную удачу. Жители близлежащих домов, увидев пламя, повыскакивали на улицу и бегом помчались на пожар. Затеряться в такой толпе не составляло большого труда.

— Весьма кстати, — одобрительно заметил Джордан.

— Только бы они не встали у нас на пути, — откликнулся Брэндон. — Куда подевался этот мальчишка? Я надеюсь, он не упустил свой шанс.

Алексис вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть то место, откуда должен был появиться Пич.

— Он придет, — сказала она, подбадривая больше себя, чем Брэндона, и вдруг заметила, что целая толпа народа мчится прямо на них.

— Господи! — воскликнула она, хватая Джордана за руку.

— Что случилось?

Алексис натянула на голову капюшон и скользнула поглубже в тень. Тем временем в освещенном круге появился всадник на гнедом жеребце; он был от них не далее чем футах в двадцати. Вспышка пламени осветила его лицо, обрамленное копной волос цвета спелой пшеницы.

— Это Фартингтон! — чуть не вскрикнула Алексис. — Он что-то подозревает!

— Ну давай же, Пич! — шептал Аллисон так, как шепчут молитву.

Вскоре подтвердились худшие из опасений. Фартингтон дернул поводья, пришпорил коня и во весь опор поскакал к тюрьме.

— Проклятие! Он догадался! — простонала Алексис.

— Смотрите, Пич! — Аллисон в нетерпении стукнул Брэндона по спине.

Алексис обернулась и увидела юнгу. На взгляд непосвященного, он ничем не отличался от других детей его возраста, мчавшихся по направлению к горящему складу, но пробиться сквозь довольно густую толпу, чтобы свернуть к ним, не привлекая к себе внимания, Пичу вряд ли было по силам. Оценив ситуацию, Алексис приказала Неду выйти навстречу юнге, а остальным велела следовать за собой.

Аллисон подбежал к мальчику и схватил его за руку.

— Сюда, маленький воришка! Ты ведь раздобыл то, за чем шел, не так ли?

— Раздобыл, — с гордостью ответил мальчик.

Пич и Нед встретились с остальной группой в дальнем конце двора. Задав единственный вопрос и убедившись, что операция прошла успешно, Алексис, чтобы не терять время, отложила расспросы на потом. Со стороны тюрьмы послышались выстрелы. Никого не пришлось толкать в спину: все разом кинулись бежать. Замечая по дороге знакомые лица, Алексис улыбнулась им, а они — ей. Увы, она не могла отблагодарить их; они же делали вид, что целиком погружены в свое пьяное веселье.

В порту все было тихо. Едва оказавшись на корабле, Алексис дала сигнал к отплытию. Она постоянно прислушивалась, нет ли за ними погони, но на других кораблях не было заметно какой-либо необычной суеты.

К Алексис подошел Джордан. Он тоже опасался погони и прислушивался к каждому подозрительному звуку.

— Думаю, люди капитана Клода сдержали слово, — сказал он наконец. — Преследователи отправятся в другую сторону.

Сейчас, когда они благополучно выбрались из порта, Алексис чувствовала, как постепенно расслабляются мышцы. Она положила руки на перила и, подавшись всем телом вперед, устремила глаза вдаль. В этот миг она была как никогда похожа на статую Ники, богини победы, деревянный бюст которой красовался на носу корабля. Глядя на своего капитана, матросы обменивались улыбками. Сходство между символической фигурой, победно рассекающей волны, и капитаном «Принцессы ночи» присутствовало всегда, но сегодня оно было заметно особенно отчетливо.

— Мы сделали это! — по-прежнему глядя вдаль, Алексис словно обращалась к удаляющемуся берегу и свежему ночному ветру. Она повернулась к Джордану, который пристально смотрел на нее и улыбался. — Мы сделали это, мистер Джордан! — крикнула она, как будто только сейчас осознала то, что произошло, и то, что за этим последует. — Пич! Ты это сделал! Мы все это сделали!

Волна радости подхватила всех, и, словно на гребень этой волны, сильные руки моряков подбросили вверх своего капитана.

— Пустите меня! — смеялась Алексис, не очень-то переживая из-за того, что они не подчинялись ее приказу.

— Где Пич? — Алексис для устойчивости ухватилась за плечо Джордана.

— Я здесь, капитан! — отозвался Пич, протискиваясь сквозь кольцо матросов.

Алексис положила руку на плечо юнги.

— Вот человек, которому мы в первую очередь обязаны успехом предприятия!

Матросы громко закричали ура, и Алексис почувствовала, как Пич развернул плечи, принимая похвалу.

— Что вы сделали с капитаном Клодом, Пич? Я думала, он захочет выйти на палубу и вместе с нами отпраздновать это событие.

Слова Алексис были встречены сдержанным смешком, а Петерс и Уилкс, переглянувшись, потупились. Нетрудно было Догадаться, что произошло у тюрьмы.

— Этот капитан оказался чертовски упрямым парнем, — ответил юнга. — Я сделал все, чтобы уберечь его от неприятностей, но…

— Но потом вам пришлось применить дополнительные аргументы, — закончила за мальчишку Алексис. — Похоже, что мы с капитаном тратим слишком много сил на убеждение друг друга. Где он сейчас, Уилкс? Вы не слишком жестоко с ним обошлись?

— Он в вашей каюте, отсыпается.

Алексис засмеялась.

— Пора бы капитану Клоду научиться выполнять приказы. Пич, пойди проведай нашего гостя и дай мне знать, когда он проснется.

Пич, вытянувшись, кивнул, а затем отправился в каюту капитана. Ему и самому не терпелось посмотреть, как будет вести себя Таннер, когда очнется.

Убедившись, что всем членам ее команды одинаково сильно хочется заполучить Траверса и экипаж готов потерпеть с возвращением в Род-Таун, Алексис взяла курс на Новый Орлеан, Довольная тем, что все идет гладко, капитан Денти назначила вахтенных, а сама пошла в каюту к Джордану, где они провели вместе час или около того. Джордан ознакомил Алексис со всем, что происходило в ее отсутствие.

Разговор подходил к концу, когда раздался стук в дверь и на пороге появился Пич. Алексис извинилась перед Джорданом и вышла.

— Ты насчет капитана Клода? — спросила она.

— Да, мэм. Он проснулся и очень зол.

— Что он тебе сказал?

— Сперва он ворчал насчет того, что голова очень болит, а потом понял, где находится, и велел привести вас. Обещал, что мне не поздоровится, если, не дай Бог, с вами что-нибудь случилось, и пусть я тогда не показываюсь ему на глаза. Сказал, что то же относится к Петерсу и Уилксу.

— Тогда мне лучше поскорее пойти к нему, — вздохнув, решила Алексис.

— Я вовсе не испугался! — громко воскликнул Пич и уже тише добавил: — Вы уверены, что хотите видеть его прямо сейчас? Он и в самом деле очень зол из-за того, что с ним сделали…

— Тогда мне надо напомнить ему, что они всего лишь следовали моим инструкциям.

— Вы на самом деле считаете, что это необходимо? — участливо спросил Пич.

— Ты сегодня отлично поработал, Пич. Без тебя у нас ничего бы не вышло. Но, должна сказать, ты так и не научился готовить мне горячую ванну.

Точь-в-точь как Джордан, Пич расправил плечи и сложил на груди руки, затем, медленно покачав головой и возведя к небу глаза, сказал:

— На все воля Твоя!

Алексис в отчаянии всплеснула руками.

— Он тебя испортил!

И Пич весело рассмеялся вслед уходящему капитану.

 

Глава 15

Алексис остановилась перед дверью в капитанскую каюту, собираясь с духом для встречи с Таннером, примерно представляя, в какой форме выплеснется его гнев.

Каюта тонула во мраке: в зыбком свете, струившемся из иллюминатора, из-за причудливых теней, отбрасываемых предметами, привычные вещи казались пришедшими из другого, потустороннего мира. Зато единственную очевидную реальность — присутствие в ее каюте Клода — она ощущала сильнее, чем если бы могла видеть его при ярком дневном свете. Алексис тихо прикрыла за собой дверь. Здесь ни к чему было показывать свою власть.

Она прислушалась к мерному звуку его дыхания. Клод был всего в двух шагах от нее. Алексис заметила, что сама дышит неровно, но попытки как-то усмирить отчаянно бьющееся сердце ничего не дали. Она чувствовала, что Таннер приблизился к ней, но когда он протянул руку, чтобы закрыть дверь на ключ, и случайно коснулся ее руки, она вскрикнула. Ключ повернулся в замке с металлическим скрежетом.

— Клод… — неуверенно, почти со страхом произнесла Aлексис.

— Заткнись.

Странно, но грубое слово не резануло слух. Тон, которым оно было произнесено, не содержал ни угрозы, ни даже раздражения. Более того, для Алексис сам звук его голоса казался музыкой: он завораживал ее, окружал знакомым теплом. Клод оперся ладонями о дверь по обе стороны от ее головы.

Рука его потянулась к ее горлу, Алексис стало трудно дышать; мышцы конвульсивно сжались, лишая ее доступа воздуха в тот момент, как пальцы его плотно обхватили ее шею, словно он в самом деле душил ее, а не расстегивал верхнюю пуговицу плаща. Она чуть подалась вперед вперед, и плащ, более ничем не поддерживаемый, соскользнул с плеч и упал на пол. Понимая, что она нуждается в поддержке, Клод чуть-чуть подтолкнул ее назад, к двери, предоставляя ей опору. Пальцы его коснулись дуги из серебра на ее горле, затем опустились вниз, накрыли грудь, и только потом медленно и со знанием дела он принялся расстегивать ее платье. Он оголил ее плечи, и платье упало, с тихим шелестом скользнув вдоль бедер, к ногам, туда, где уже лежал ее плащ. Затем Клод встал перед ней на колени и снял с нее туфли. Он отдернул руку, когда пальцы его, уже коснувшись теплой плоти ее бедра, ощутили холод металла. С тихим смехом он отстегнул кинжал. Затем Алексис почувствовала, как клинок скользнул вдоль ее ноги, оттягивая острием край белья, по мере того как поднимался с колен Клод.

— Подними вверх руки.

Алексис повиновалась не потому, что чувствовала у пояса прикосновение холодной стали, нет, она сделала то, о чем он просил, уступая стали, звучащей в его голосе. Он отшвырнул нож в сторону и все так же медленно, через голову снял с нее шелковую рубашку. На мгновение задержав ее руки в своих, Таннер успел почувствовать трепет в ее пальцах. В тот момент, когда она готова была уронить руки, он задержал их над ее головой и принялся вынимать шпильки из ее волос, погружая пальцы в золотую мягкую копну.

— Я люблю; когда ты носишь их вот так.

Золотистые кудри ее упали на плечи, закрыли грудь. Клод задержал одну из прядей в ладони. Пропуская между пальцами шелк волос, он вспоминал, как любил играть с ее роскошными локонами, и испытал знакомый восторг и знакомую нежность. Глядя Алексис прямо в глаза, не отпуская ее ни на миг, он опустил золотистый завиток, вместе с ним коснувшись ладонью упругой и нежной груди.

Она словно издалека услышала сорвавшийся с ее раскрывшихся губ тихий стон. Нагая плоть под его ладонью словно подернулась рябью, соски отвердели и восстали навстречу его ласкам. Рука его скользнула вниз. Кончиками пальцев повторил он точеный изгиб ее стана, коснулся плоского живота.

Клод видел, как янтарные глаза молили, заклинали его взять ее немедленно. Эти искры золотого огня откровенно говорили о том, о чем она не посмела бы попросить вслух. Он плотнее приник к ней, заставив всем телом опереться на дверь, по-прежнему одной рукой удерживая над головой запястья Алексис, другой лаская ее внизу, у слияния ног. Накрывая ее рот своим, Клод почувствовал сопротивление, но он знал, что она борется не для того, чтобы освободиться от него, а для того, чтобы получить свободу держать его в объятиях. Вскоре она поняла, что он не желает позволить ей это, и, приняв его волю, открылась его поцелую.

Внезапно он отпустил ее руки и отступил на шаг назад. Лишенная поддержки, Алексис едва не упала.

— Я хочу, чтобы ты подошла ко мне.

Сама не зная как, она обрела дар речи.

— Не уверена, смогу ли, — раздался в тишине ее шепот.

— Ты можешь.

И она сделала, как он просил. Шагнув к нему, она упала в его объятия. Ей придавало силы сознание того, что он рядом, а также тепло его тела, его запах, его страсть. Она обвила руками шею Клода, нашла его рот. Клод осторожно опустил ее на пол. Он больше не был с ней нежен. Поцелуи его стали сродни укусам — жаркие и жестокие; руки, ласкающие ее, немилосердно сжимали ее плоть, но она принимала и любила его всяким; она понимала, что это всего лишь способ восстановить свою власть над тем, чего он сегодня едва не лишился.

Клод оторвался от ее рта и высвободился из кольца ее рук. Поднявшись с пола, он стал раздеваться. Алексис смотрела, все более распаляясь, на то, как одежда его, предмет за предметом, падает на пол. Она погладила его голую мускулистую икру. Он опустился перед ней на колени, и рука ее скользнула вверх по бедру. Он осторожно отвел ее руку в сторону, подложил ей руки под лопатки, чуть приподняв. Голова ее немного откинулась назад, и он бережно поцеловал ее в ямку у горла.

Губы его заскользили вниз, от шеи к груди, оставляя жаркую дорожку на коже. Пальцы Алексис погрузились в густую медную гриву, нащупали виски и, словно обессилев, поползли вниз, вдоль могучей шеи к плечам. Она яростно вонзила ногти ему в спину, когда губы его требовательно накрыли ее рот. Он вжимал ее в пол, извиваясь между ее раскинутыми ногами.

— Тебя могли сегодня убить.

Он вонзился в нее.

— Да.

Они оба знали, что ее «да» было ответом не только его словам, но и тому, что он сейчас делал с ней.

— Я мог бы тебя потерять.

И новый сильный толчок.

— Да…

Она сомкнула ноги вокруг его спины, плотно удерживая его, словно желая сказать, что теперь он не сможет потерять ее.

— И ты все еще гонишься за Траверсом!

Он продолжал.

— Да! О Клод! Да!

Алексис выгнула спину дугой навстречу ему и, поймав его ритм, отвечала ему и голосом, и телом.

Алексис чувствовала, что все выше и выше поднимается на гребень волны, рожденной Клодом. Не желая оказаться на вершине без него, она прижалась к нему так, что расцепить их было бы не под силу ни одному шквалу. Они вместе достигнут пика и вместе совершат головокружительный спуск. Она встретила криком его последний толчок, когда уже второй по счету взрыв потряс ее тело.

Тихий стон, приглушенный оттого, что она прижалась лицом к его горячему плечу, сорвался с ее губ, касающихся влажного от выступившего пота тела Клода. Она все еще крепко обнимала его в последней попытке удержать подле себя. Когда силы наконец оставили ее, пальцы сами собой разжались, открывшись, словно лепестки цветка, и соскользнули с его предплечий. Она лежала неподвижно, только слабая дрожь наслаждения изредка пробегала по ее телу.

Клод обнял ее за талию и притянул ближе к себе. Он чувствовал тепло ее неровного жаркого дыхания на своей груди, и прикосновение этого горячего ветерка казалось ему куда загадочнее, чем соприкосновение тел. Когда она успокоилась, он чуть отстранился от нее, чтобы поднять и отнести на постель.

— Не надо. Не шевелись, — прошептала она. — Я хочу остаться здесь, с тобой… как сейчас.

Алексис услышала его низкий грудной смешок. Она чувствовала его улыбку и грелась в ее лучах.

— Я боялась, Клод. За нас обоих, — чуть помедлив, призналась она.

Его рука, лежавшая у нее на груди, напряглась.

— Тебе не надо было делать этого.

— Не смей так говорить! — воскликнула она, решительно тряхнув головой. — Ты освободил меня. Я воспользовалась дарованной мне свободой по собственному выбору.

— Ты даже не знала, что тебе угрожает.

— Ну, кое-что мне было известно, — усмехнулась она. — Я знала, что потеряю тебя, если не вернусь.

Алексис, положив руку ему на грудь, легко провела ею по гладкой коже. Он чувствовал, как дрожит ее голос и как тихонько вздрагивают пять тоненьких пальчиков, ласкающих его.

— Я не хотела с тобой разлучаться.

— Тебе не придется, — сказал он и накрыл ее руку своей. — А теперь расскажи, с чем ты ожидала столкнуться, когда вернулась сюда.

Алексис не спеша описала ему все, что произошло с тех пор, как она оказалась на борту «Принцессы ночи». И то, что узнала от Лендиса, и то, как команда «Конкорда» помогла Клоду бежать. Она запнулась было, подойдя к моменту, когда на пожаре появился Фартингтон и едва все не испортил, но, отбросив сомнения, довела рассказ до конца. Когда она остановилась, Клод прижался губами к ее рту, вначале сердито, потом нежнее. Она не стала протестовать, когда он взял ее на руки и отнес на кровать.

Клод лег не сразу. Вначале он отыскал в потемках лампу и зажег ее. Комната наполнилась мягким светом. Золотистое сияние окутало Алексис. Клод подошел к кровати с лампой в руках и остановился, любуясь загорелым телом возлюбленной, которое, казалось, излучало свечение и чуть дрожало, будто этот теплый свет ласкал и гладил ее и играл с нею. Клод протянул руку, чтобы дотронуться до нежного золотистого отблеска на ее щеке. Он коснулся ее кожи, и золотистый взгляд ласкал его, признаваясь в любви так убедительно, как никогда не смог бы сделать голос.

— Ложись рядом, — тихо попросила она.

Он повиновался. Уютно устроившись рядом с ним, она перебирала медно-рыжие прядки у него на затылке, взъерошила волосы на висках, провела ладонью по чистому лбу и щекам.

— Мои люди… Тебе было не очень больно? — спросила она.

— Мне нет, моей гордости — да.

Он соединил ее запястья, стиснул их, вызвав в памяти мгновения, когда она подвергала себя такой опасности из-за него, затем внезапно отпустил их и засмеялся.

— Думаю, мне досталось поделом. Твой юнга предупреждал меня всю дорогу, что во главе операции стоишь ты.

— Пич считает, что капитан Клод был слишком упрямым.

— Эту особенность моего характера ты наверняка учла, спланировав все заранее, — ворчливо заметил Клод.

Она нежно поцеловала его в губы.

— Я старалась учесть все.

— Даже то, что сейчас произошло в этой каюте?

— Даже это.

Она помолчала, а затем спросила:

— Скажи мне, чего им на самом деле надо от нас? Подозрения твоих людей оправданны?

— Абсолютно.

Теперь замолчал Клод, вновь обдумывая то, что сказал ему Хоув. Алексис терпеливо ждала. Когда Клод заговорил, в голосе его звучала горечь. Было заметно, как под ее ладонью напряглись мускулы у него на груди. Клод не замечал, что делает ей больно, сжимая ее в объятиях, рассказывая о том, как Хоув собирался передать ее британским властям, чтобы взамен получить снисхождение при подписании мирного договора. Когда он рассказал Алексис о намерении сенатора казнить его на рассвете, она беззвучно заплакала, и горячие слезы ее, падающие на его кожу, казались такими же жгучими, как ее страсть.

— О Клод! Как они могли! Что же они за люди, если им наплевать на волю выбравшего их народа, если они готовы бороться против собственной страны, когда она более всего нуждается в поддержке?

Алексис хотела говорить еще, но голос ее дрожал так же сильно, как и ее тело. Тогда она замолчала, понимая, что он и без того знает, что она хочет, но не может сказать.

Таннер поцеловал ее влажные щеки и опущенные веки влажных глаз, ее трясущиеся губы. Он губами снимал с нее жар гнева и отчаяния, как снимает жар влажный компресс.

— Теперь Хоуву до нас не добраться, — шепнул он. — Ты об этом позаботилась.

Алексис попробовала возразить, но он прижал палец к ее губам.

— Мы обсудим наши планы относительно Хоува утром. Не хочу омрачать эту ночь, произнося его имя.

— Ты прав, — пробормотала она и, сонная, повернулась на бок.

— Устала? — усмехнулся Клод.

— Да, вымоталась, — призналась Алексис, только сейчас осознав, насколько это верно.

Она приподняла голову и увидела в его зеленых глазах следы смеха. Но за смехом проступал очевидный мужской голод — голод желания. Она не могла ничего противопоставить этому взгляду, не могла устоять против того, что видела в его глазах. Он лишал ее воли. Ее воля, ее желание состояли теперь в том, чтобы служить ему и желать его.

— Но если ты… — пробормотала она, запинаясь. — Если ты не хочешь, чтобы я спала… Я хочу сказать, что если ты хочешь…

— Если я хочу заниматься с тобой любовью?

— Да, — слабым голосом сказала она.

— Конечно, я хочу тебя. Но еще я хочу, чтобы ты отдохнула. — Он засмеялся, поигрывая ее волосами. — Кто знает? Вдруг позже ты сможешь говорить более внятно?

Алексис вяло ущипнула его и, свернувшись клубочком, улыбнулась счастливой улыбкой. Медленно глаза ее закрылись, и ресницы отбросили на щеки причудливые тени.

— Я люблю тебя, — это было последнее, что услышала она сквозь сон.

Проснувшись, Алексис откинула покрывало, которое набросил на нее Клод. За окошком иллюминатора по-прежнему было темно, но лампа горела, и Алексис не могла удержаться от искушения как следует полюбоваться спящим рядом возлюбленным. Взгляд ее блуждал по его стройному мускулистому телу. С чем можно сравнить его? Он был как сплав, соединение несоединимого, драгоценного металла и драгоценных камней: изумруд глаз и медь волос, бронзовое тело с отливом в золото там, где его коснулось солнце, и сталь мускулов. В этом человеке накрепко соединились материалы, которые люди уважали и ценили с начала времен.

Он лежал на спине, закинув согнутую в локте руку за голову. Другая рука его была свободно вытянута вдоль тела. Алексис кончиком пальца проследила линию жизни на его ладони. Он дышал ровно: грудь мерно вздымалась и опускалась, и у Алексис становилось тепло на душе от спокойной ритмичности его дыхания. Ноги их переплелись, она чувствовала, как бился пульс в его бедренной артерии. На лице Клода не осталось и следа от прежней напряженности. Он был абсолютно уверен в себе и своем будущем. Этот человек знал, что он способен сделать свою жизнь такой, какой захочет.

Таннер тихо вздохнул, и Алексис улыбнулась, подумав о том, что, наверное, такой же вздох, сорвавшийся некогда с ее уст, он хотел навсегда похитить. Она сейчас испытала то же желание: ей захотелось, чтобы тот, кто произвел на свет этот вздох, мог повторить его снова и снова — для нее.

— Клод, — тихонько позвала она, касаясь губами мочки его уха, и осторожно пошевелила ногой. Ей понравилось ощущение, рожденное от этого соприкосновения.

— Ммм… — промычал Таннер, не открывая глаз.

— Когда мы расстались… с тех пор как я тогда убежала от тебя… У тебя были женщины?

— Две. А может, три. Я не помню.

— Я рада, что у тебя были другие.

— Почему?

— Потому что они только напоминали тебе о том, как сильно ты хочешь меня. — Алексис помолчала немного, затем снова зашептала ему на ухо, щекоча его своим дыханием: — Клод… Клод…

— Ммм… — Он по-прежнему не открывал глаз.

— Если я скажу, что больше Траверс для меня ничего не значит, что я устала от этой гонки за призраком… Что мне все равно, найду я его или нет… ты поверишь мне?

— Нет.

— Хорошо.

Оба замолчали, но Алексис не выдержала первой.

— Клод, — снова позвала она.

Она произносила его имя, словно катала его во рту, удивляясь тому, как славно оно звучит, наслаждаясь его движением, в то время как пальцы ее водили медленные круги по его животу.

— Ммм?

— На утесе в тот день, когда я снова стала Алекс Денти, я дала две клятвы, ты помнишь?

— И что?

— Вторую клятву я давно нарушила…

— Знаю.

— Я люблю тебя.

Ответом ей был лишь усилившийся стук его сердца.

— Клод, — нежно выдохнула она и поймала зубами его сосок.

— Ммм?

— Они бы одобрили мой выбор. Франсин, Джордж и Пауль, Они бы захотели, чтобы я выбрала тебя.

— Почему?

— Франсин — потому что ты очень красив. Ты знаешь, Клод, она бы сказала мне: то, что делает тебя красивым, имеет истоки в твоем характере. Джордж выбрал бы тебя потому, что ты умен, честен и в меру самоуверен. Он сказал бы, что твоя гордость — это гордость человека, который верит в себя. Что же касается Пауля… Пауль выбрал бы тебя потому, что ты никогда не склонил бы перед ним головы. Он сказал бы, что ты из тех, кто знает, чего хочет. Это качество он ценил очень высоко. И все бы они были правы.

— А почему ты меня выбрала?

— За все сразу и еще по одной причине.

— По какой?

— Ты любишь меня за те же качества, что и я тебя.

Она молчала столько, сколько смогла выдержать, и наконец сказала:

— Клод!

На этот раз она произнесла его имя с тревогой и волнением. Ладони ее соскользнули с его груди к обнаженному бедру и остались там.

— Ммм? — ответил он, все еще не открывая глаз.

— Что еще я должна сделать, чтобы заставить тебя полю бить меня?

— А ты этого хочешь?

— Да.

— Тогда попроси меня.

— Ты не займешься со мной любовью?

— И тогда ты, может быть, проспишь до утра?

— Очень может быть.

— Тогда я займусь с тобой любовью.

— Ах так! — воскликнула Алексис и уже не в шутку укусила Клода в плечо, заставив его наконец раскрыть глаза.

Смеясь, Клод опрокинул ее на спину, и они еще раз прошли через ту же мучительно-сладкую пытку, которой подвергали друг друга совсем недавно.

Когда Алексис открыла глаза вновь, каюта по-прежнему была освещена, но уже не лампой. Клод сидел на краю постели почти одетый. Он почувствовал, как она шевельнулась, и повернулся к ней как раз в тот момент, когда, натягивая на себя одеяло, Алексис пыталась укрыться с головой.

— Разве капитан судна в это время не встает и не приступает к своим обязанностям? — пробасил Клод, стаскивая с нее одеяло.

Алексис с жалобным стоном уцепилась за край, пытаясь натянуть одеяло на себя.

— По-моему, капитана чем-то опоили, — слабым голосом заявила Алексис, оставив бесполезную борьбу и закрываясь рукой от яркого света.

— Есть подозреваемые?

Алексис отняла руку от лица, взглянула на Клода с укоризной и вновь прикрыла глаза.

— Одно я хотела бы знать: быстро ли наступает привыкание к этому яду?

Клод медленно покачал головой и тоном заботливой няньки сказал:

— Не знаю точно. Надо посмотреть, как ты будешь себя чувствовать в течение ближайших нескольких часов.

Алексис приподнялась на локтях как раз в тот момент, когда лицо Клода расплылось в широкой улыбке.

— Обманщик!

Алексис толкнула его на кровать и, пока он натягивал сапоги, быстро обернув вокруг себя простыню, спрыгнула с кровати. Она успела отскочить от него на пару футов, как вдруг почувствовала, что ее что-то не пускает. Алексис обернулась, пытаясь освободиться от простыни, но не тут-то было, Клод медленно, но неуклонно подтаскивал ее к себе, и когда она оказалась совсем близко, он осторожно освободил Алексис от ее одеяния и посадил к себе на колени.

— Ты не очень-то сопротивлялась, — заметил он.

Алексис закинула руки ему на шею и потерлась щекой о его грудь.

— Должно быть, это и есть наркотик. Я чувствую, что мне необходима новая доза.

— Уже? — словно желая подразнить, спросил он, но руки его между тем упоительно ласкали ее обнаженное тело.

— Уже, — ответила Алексис, подставляя губы для поцелуя.

Они едва успели почувствовать сладость поцелуя, как в дверь постучали. Алексис вздохнула, неохотно высвобождаясь из объятий Клода. Она заглянула в его глаза и едва не рассмеялась, увидев совершенно искреннее сожаление и растерянность. Алексис догадывалась, что видит лишь отражение ее собственного разочарования.

— Я этого не хотела, любовь моя, — тихонько шепнула она. Но не успел он ответить, как Алексис уже торопливо натягивала брюки и рубашку, разговаривая с юнгой через дверь.

— Я принес вам завтрак, капитан, — отрапортовал Пич из-за двери.

— И что за вкусности нас ждут на этот раз?

Алексис послала Клоду убийственный взгляд, видя, как он хихикает, потешаясь над ее неуклюжими попытками потянуть время. Пич посмотрел на поднос, который держал в руках, с некоторым недоумением. Насколько он помнил, завтрак капитана был всегда один и тот же: свежие фрукты, горячая сдоба и чай с сахаром. Вдруг ему показалось, что он понял, в чем дело.

— Может быть, вы хотите, чтобы я пришел позже, капитан?

От этих слов Пича Алексис действительно стало не по себе; Клод от всей души рассмеялся над тем, с каким смущением было воспринято ею идущее от сердца предложение юнги. Алексис с рекордной скоростью застегнула ботинки и открыла дверь до того, как Пич успел ретироваться, восприняв смех Клода как сигнал к отступлению. Нетерпеливым взмахом руки она подала Клоду знак сесть за стол и ждать.

— Неси, Пич.

Заметив некоторую неуверенность юнги, Алексис, решив приободрить его, сказала:

— Не тревожься, капитан Клод успел позабыть о тех неприятных минутах, что ему пришлось пережить из-за нас вчера. Вот чего он нам точно не простит, так это если мы оставим его голодным. Однако я надеюсь, что на него здесь тоже хватит еды.

Пич вошел в каюту и поглядел на Клода исподлобья. Выдержав далекий от дружелюбия взгляд мальчика, Клод усмехнулся и подмигнул Алексис.

— Этот молодой джентльмен не ищет прощения. И, честно говоря, правильно делает — тогда был виноват я. Верно, Пич?

— Верно.

— Ты пытаешься решить, подходящий ли я для капитана Денти человек?

— И это тоже.

— Как мне кажется, я должен буду пройти все виды проверок, прежде чем заслужу твое одобрение.

Пич едва заметно кивнул.

— Тогда оставь-ка нам этот поднос, чтобы я смог как следует подкрепиться, прежде чем браться за свои геркулесовы подвиги.

Пич не был уверен, что знаком с этим странным сочетанием слов, не был он уверен и в том, что сможет, не переврав, повторить его. Зато он твердо знал, что Клод правильно оценивает масштаб стоящих перед ним задач. Поставив поднос на стол и отступив назад, юнга посмотрел на Алексис. Неизвестно, чего больше было в ее глазах — любопытства или удивления. Так же трудно было угадать, кто из них двоих, Пич или Клод, заинтриговал ее больше.

— Ты можешь идти, Пич, — наконец сказала она, тронутая тем, что мальчик так ревниво отнесся к ее выбору.

Пич прошел мимо нее с тем же чувством собственного достоинства, которое продемонстрировал накануне вечером Клоду. Мальчик был уже у двери, когда Клод окликнул его вновь.

— Кстати, юнга, — как бы невзначай заметил он, — я, кажется, забыл отблагодарить тебя за то, что ты сделал для меня вчера.

— Я сделал то, что мне было приказано, — не смущаясь, ответил мальчик.

— За меньшее я не стал бы говорить спасибо, — серьезно произнес Клод.

Пич обернулся, послав Клоду самую искреннюю, самую дружескую улыбку, и Клод понял, что первый свой экзамен он сдал на отлично.

Алексис закрыла за юнгой дверь и задумчиво посмотрела на Клода.

— Я чувствую, что вы все в сговоре против меня. Ты собираешься отнять у меня юнгу?

— Едва ли. Если и есть заговор, то против кого-то другого; — ответил Клод и, улыбнувшись, добавил: — Мне придется из кожи вон лезть, чтобы доказать всем, что я тебя стою.

Алексис села за стол и принялась чистить апельсин.

— Пич — исключение. Остальные доверяют мне без всяких проверок. Но тебе от него достанется за всех. Впрочем, довольно об этом. Пришло время решить, что делать с Хоувом и прочей компанией. Что ты намерен предпринять?

Голос у Алексис звучал ровно, но Клода не обмануло это деланное спокойствие. Быстро подняв глава, он заметил скорбную складку у ее губ.

— Тебя что-то тревожит, Алексис?

— Не собираешься ли ты попросить меня повернуть назад, чтобы подбросить тебя до Вашингтона?

— А если так, то что?

— Ты не ответил на мой вопрос, — вздохнув, сказала Алексис. — Но зато я отвечу сама. Я не могу вернуться в Вашингтон. Это было бы слишком опасно для моей команды. Но я могу высадить тебя в любом другом порту, если ты действительно этого хочешь.

— И ты пошла бы на это?

— Если бы я не сделала этого, я взяла бы на себя тот же грех, что и ты, когда увез меня из дому.

Алексис прямо встретила его взгляд, и поэтому искорка смеха в его глазах не осталась ею незамеченной.

— Значит, ты не собираешься просить меня об этом? — с надеждой и облегчением спросила она.

— Нет, не собираюсь, Но я все равно должен был знать, что ты мне ответишь.

— Для чего?

— Мне небезразлично, каковы будут мои перспективы, если я окажусь твоим пленником.

Теперь настал черед улыбнуться Алексис. Представить только, держать Клода за железной дверью под замком, да еще выставить часовых!

— Тебе бы лучше не дразнить меня, а то я ведь могу забыть, что это шутка, и: приказать запереть тебя в трюме!

Алексис, приподняв чашку до уровня глаз, наблюдала за ним, прищурившись, словно взвешивала возможность такого поступка. Заметив, что улыбка сползла с его лица, она рассмеялась и поставила чашку на стол.

— О чем ты сейчас подумал?

— Ты можешь подбросить меня в Чарльстон?

— Как? — встрепенулась Алексис. — Ведь ты же сказал…

— Мне нужно отправить письма, — поспешил пояснить Клод; он хотел, чтобы она немного расслабилась и восприняла то, что он собирается сказать, без лишних эмоций, — одно Медисону, другое моей сестре. Я думаю, будет правильно, если Президент узнает, чем занимается наш знакомый сенатор. К тому же Хоув из Массачусетса. Ирония судьбы, не так ли? Эмма и Блейк смогут оказать на него кое-какое давление; что до Президента, то он, полагаю, сам отыщет способ с ним посчитаться. А там дойдет очередь и до остальных.

— Ты думаешь, письма попадут по назначению? По-моему, доверяться почте рискованно. Что, если твои послания так никогда и не будут получены?

— Хоув не может…

— Я не имею в виду Хоува. Я только хочу сказать, что письма теряются достаточно часто и по разным причинам.

Клод, нахмурившись, отправил в рот дольку апельсина и стал вдумчиво разжевывать ее

— Полагаю, рискнуть все же стоит.

— Я, кажется, знаю, как поступить. Мой первый помощник, Курт Джордан, родом из Чарльстона. Он может передать письма кому-нибудь из своих друзей, а те доставят их лично, минуя почту. Я попрошу об этом Курта, когда мы поднимемся на палубу.

Клод почувствовал полное согласие с Пичем, который считал, что на капитана Денти всегда можно положиться.

— А сейчас, — сказал он, отодвигая тарелку, — пора браться за дело. Что за работу вы мне поручите?

Он засмеялся удивленному выражению, появившемуся на лице Алексис.

— Капитан без корабля — то же самое, что министр без портфеля. Только бездельничать я не привык и без работы буду чувствовать себя здесь не слишком уютно.

— Ты серьезно?

Алексис с трудом могла представить Клода своим подчиненным.

— Абсолютно.

— Но место первого помощника уже занято.

— Я и не мечтаю о столь высокой должности, — успокоил ее Клод.

— С другой стороны, у меня есть отличный юнга, который справляется со всем, кроме… — Алексис засмеялась. — Вода, которую он приносит для ванны, всегда почти холодная.

— Может быть, я этим и займусь? — глядя на нее, Клод невинно захлопал ресницами.

— О нет! — немедленно возразила Алексис. — Пич меня вполне устраивает.

Не желая дальше развивать опасную тему, Алексис стремительно подошла к двери, открыла ее, картинно приглашая Клода пройти вперед.

— Ты сам вполне можешь отыскать дело по себе, а мои люди с удовольствием помогут тебе в этом. И заходи, не стесняйся, я всегда готова ответить на твои вопросы.

Выходя из каюты первым, Клод успел шепнуть:

— Не забудь дать мне знать, когда действие лекарства прекратится и потребуется новая порция.

Алексис лишь пробурчала что-то и пошла следом за ним в кают-компанию, по пути заплетая косу. На палубе она подозвала к себе Джордана и, как положено, по всей форме представила ему Клода. Алексис было приятно видеть, что мужчины отнеслись друг к другу со взаимной симпатией, крепко пожав друг другу руки. Небо и земля, если сравнивать эту встречу с той, первой.

— Капитан поступает в ваше распоряжение, мистер Джордан, — сказала Алексис. — Он хочет войти в нашу команду.

— Я думаю, что слово капитан можно более не употреблять, — усмехнувшись, напомнил ей Клод. — Достаточно называть меня просто по имени.

— Тогда на этом корабле ты будешь Таннер, — быстро ответила Алексис, подумав о том, что ей вряд ли захочется слышать, как кто-то отдает ему приказания, называя по имени, напоминающему ей о чем-то очень личном. К этому она пока не была готова.

— Что ж, Таннер, — приветливо сказал Джордан. — Добро пожаловать на борт Принцессы ночи.

— Благодарю, мистер Джордан. Вы не могли бы снабдить меня такой же одеждой, как у остальных членов команды? Эта моя форма здесь как-то не к месту.

Клод видел, как поморщилась Алексис, но отказываться от своей просьбы не счел нужным.

— Думаю, это будет нетрудно, — ответил Джордан.

Курт тоже видел, что Алексис испытывает некий дискомфорт, но не мог назвать причину.

— Будут еще приказания, капитан? — осторожно спросил он.

Алексис сосредоточилась.

— Есть одно дело, мистер Джордан. Таннер рассказал мне, что предположения его команды относительно Хоува подтвердились. Он сам вам позже сообщит подробности. Я бы хотела знать, есть ли у вас в Чарльстоне кто-нибудь на примете, кому бы вы могли доверить доставку писем Президенту и сестре Таннера в Бостоне? Я обещаю хорошо заплатить, если письма будут доставлены по назначению.

Джордан задумался на несколько секунд, прежде чем ответить.

— Пожалуй, есть. Дэвид Хастингс тот, кто вам нужен. Он возьмется выполнить поручение, и вы можете быть уверены в том, что он не станет читать письма.

— Вы сможете разыскать Хастингса, когда мы зайдем в Чарльстон?

— Найти его будет вполовину менее трудно, чем пройти британские заслоны на входе в порт.

— Тогда считайте, что договорились, — засмеялась Алексис. — Как-нибудь пробьем блокаду. Таннер передаст вам письма к тому времени, как мы прибудем в Чарльстон, а я дам вам денег. Покажите мистеру Таннеру корабль. И еще, мистер Джордан, я думаю, что вам захочется представить Таннера Петерсу и Уилксу. Они уже встречались, но вряд ли успели познакомиться.

Когда Алексис ушла, Таннер и Курт остались вдвоем.

— Полагаю, Петерс и Уилкс — те самые ребята, которым она вчера навязала мою компанию, — заметил Клод, глядя вслед Алексис.

— Точно, — со смешком ответил Курт. — Пошли. Я устрою для вас гранд-тур, а затем дам работу.

Клод отправился вслед за Джорданом; вскоре он уже знал корабль Алексис почти так же хорошо, как и свой. Теперь ему стало понятно, каким образом ведет дела его подруга. На Клода произвело немалое впечатление то, как обустроила Алексис быт своих моряков. Матросский кубрик оказался гораздо комфортабельнее, чем на большинстве судов. Кладовые были заполнены продуктами высокого качества.

Джордан без труда ответил на невысказанный вопрос Клода.

— Когда капитан Денти принимала этот корабль, она знала, что команде придется находиться вдали от дома дольше, чем их товарищам с торговых судов. Она сделала все, чтобы питание было хорошим, как и условия для отдыха и работы, чтобы им хорошо платили. Этим и многим другим она заслужила преданность своей команды.

— Британцам есть чему у нее поучиться.

— И американцам тоже. Хотя, надо признать, у нас, американцев, условия службы на флоте получше, чем у англичан.

— Согласен. А как насчет груза?

— Да, у нас есть кое-какой товар. Пойдемте, я покажу.

Джордан провел Клода в трюм, где был сложен груз: богатые шелка, лен, хлопок.

— Мы берем товар в Лондоне в обмен на ром. Прибыльное дело — хватает на то, чтобы оплатить все необходимые расходы. Ни один из кораблей компании не дотирует нас. Мы пользуемся их услугами только для получения информации. Вот этот груз мы должны были продать на островах, да из-за непогоды сбились с курса. Потом капитан Денти собиралась разгрузиться в Новом Орлеане, но опять не вышло. В наше время плавание даже на обычных торговых судах связано с риском. Никому не дают жить спокойно.

Клод уловил сарказм в словах Джордана. Засмеявшись, он кивнул в сторону двери, которую успел разглядеть за пустыми ящиками и корзинами.

— Готов поспорить на месячное жалованье: хранящееся за той дверью ничего общего не имеет с тем товаром, который берут в Лондоне в обмен на ром. Стоит нам взглянуть на этот груз, и я поймаю вас на обмане. «Принцесса» никакое не обычное торговое судно. И насчет риска вы душой покривили: бояться вам нечего.

— Что ж, может, вы и правы, — усмехнулся Джордан. Разобрав ящики, они открыли дверь, ведущую во вторую кладовую. Джордан взял висящий на стене фонарь.

— Вот почему мы не очень-то любим пограничные власти, — сказал первый помощник, войдя в помещение.

— Господи! — только и смог произнести Клод, оглядевшись по сторонам.

Тут были бочки с порохом, мушкеты, пистолеты самых разных типов и даже пушки, предусмотрительно установленные на лафетах, чтобы в случае необходимости можно было, не теряя времени, заменить поврежденные во время боя орудия. Размеры арсенала покоряли воображение.

— Все это конфисковано у британцев. Честно говоря, капитан несколько фрегатов отпустила с миром: продажей оружия мы не занимаемся, а складывать больше негде.

— Я удивляюсь, как вы это все умудрились сохранить, не взорвав собственный корабль.

— Капитан Денти армировала борта, чтобы защитить от пожара или шального ядра. Из-за этого судно имеет более глубокую осадку, но беды в том особой нет. Мы же перевозчики: вот пусть все и думают, что у нас всегда полон трюм товаров.

— Для чего столько оружия? Насколько я знаю, Алексис всегда обходилась без лишней стрельбы.

— До сих пор действительно обходилась. Нам везло: удавалось останавливать фрегаты хитростью. Офицеров убеждать было труднее, зато команда редко когда проявляла желание сражаться. Поняв, что их противник — капитан Денти, они сдавались, поскольку знали, что их отпустят восвояси. Фактически мы выдавали им путевки домой. Теперь же, когда с той и другой стороны Атлантики идет война, этот груз наверняка придется пустить в дело.

— Тут вы правы, — угрюмо признал Клод.

Они покинули арсенал, чтобы продолжить экскурсию по кораблю.

— Давно вы у нее служите?

— Уже два года, из них полтора — первым помощником.

Таннер заметил, что Джордан говорил это с гордостью. Безусловно, он уважал Алексис, как уважал себя и свой выбор. Познакомившись с остальными членами экипажа, Клод убедился, что чувство собственного достоинства и уважительного отношения к капитану присутствует у всех, кто служит на этом корабле. Моряки производили впечатление профессионалов, компетентных в своей области, четко знающих, чего они хотят в жизни и чего от них хочет их капитан.

Джордан подобрал для Клода подходящую одежду, и тот переоделся в просторные штаны и робу. Скинув капитанские сапоги и, за отсутствием иной обуви оставшись босиком, он принялся за дело. Работа матроса, по-видимому, доставляла ему настоящее удовольствие, так что Джордан невольно задумался, не наскучило ли Таннеру его капитанство.

На самом деле Клод не тяготился ответственностью, связанной с капитанским званием. Более того, ему не хватало его корабля, его дела, его людей. Но он понимал, что в данной ситуации физический труд будет для него лекарством, врачующим боль от ран, нанесенных Хоувом. Работа не мешала ему обдумывать содержание писем, которые он намеревался написать сестре и Медисону, писем, которые призваны были помочь ему вернуть «Конкорд» и разделаться с Хоувом. Не концентрируясь на том, что делает, он все равно мог быть уверен, что выполнит хорошо любое задание.

Клод пообедал, а вечером и поужинал вместе с остальными матросами. За едой он рассказывал им о себе, обменивался с ними обычными моряцкими байками и шутками и при этом ощущал себя так, будто всегда был одним из них.

Однако Пич все еще настороженно наблюдал за ним. Попытки заговорить с юнгой встречали со стороны мальчика откровенный отпор: он отделывался короткими репликами, всячески давая понять, что не настроен беседовать с новоиспеченным членом экипажа. Тем не менее Таннер не мог не видеть, как постепенно тает стена недоверия. К счастью, юнга был единственным из мужчин, кто ревновал его к Алексис.

В течение дня Алексис не раз оказывалась поблизости, но, увы, им так ни разу и не удалось перекинуться словом. Время от времени Таннер ловил на себе ее взгляд. Когда это случилось в первый раз, она быстро отвернулась, не желая встречаться с ним глазами, но Клод успел заметить в них боль. Легкость, с которой она согласилась на то, чтобы он служил у нее, была, очевидно, лишь внешней. В глубине души Алексис очень страдала, наблюдая его в роли простого матроса. Потом она все же нашла в себе силы не отводить глаз, и Клод пришел ей на помощь: в его взгляде она черпала уверенность. Достоинство, с которым он держался, естественность и независимость — все вместе помогало Алексис примириться с его выбором. Уже под конец рабочего дня, спускаясь с мачты, Клод в последний раз перехватил взгляд капитана. Никакое расстояние не могло скрыть желания, светившегося в нем. Нед Аллисон немедленно дал Таннеру новое задание, так что ему оставалось только гадать, не был ли тот золотой огонь всего лишь игрой его воображения, не выдавал ли он желаемое за действительное.

Клоду выпал счастливый жребий первой вахты.

— Если бы я не знал наверняка, что все было честно, я бы решил, что вы сплутовали, — прищурившись, заметил Джордан.

Сложив на груди руки, он стоял, прислонившись к перилам, и смотрел, как Клод управляется со штурвалом.

— Но вы знаете наверняка, — ответил Клод, смерив скептическим взглядом мощную фигуру белокурого гиганта,

— Конечно, — легко согласился Джордан, попутно проглотив вертевшийся на языке намек на то, что, не позаботься он об этом заранее, новобранцу никогда бы так не повезло.

— Благодарю. — Клод глянул куда-то поверх головы Курта.

— За что? — с неподдельным изумлением спросил Джордан.

Таннер рассмеялся.

— За то, в чем вы все равно никогда не признаетесь.

Джордан промолчал. Ветер трепал его выбеленные солнцем волосы. Он невольно любовался стоявшим у руля моряком: его осанкой, его выверенными точными движениями, выдающими человека, умеющего владеть своим телом и делать любое дело легко, без видимых усилий. Он, казалось, врос в корабль, стал частью того могучего существа, которое сейчас ритмично покачивалось под его ногами. Клод держал штурвал бережно и властно, словно не отполированное многими ладонями дерево сжимал он в руках, а любимую женщину. Джордан от удовольствия даже засмеялся.

— Что-то не так? — спросил Клод. Смех первого помощника слишком неожиданно вывел его из того приятного состояния, которое дает прирожденному моряку единение с кораблем.

— Да так, ничего. Я кое о чем подумал…

— И хотите этим поделиться?

— Вы очень ее любите, не так ли? — спросил Джордан, сам не веря тому, что решился задать этот вопрос.

Клод приподнял брови, даже не пытаясь скрыть своего удивления. Затем чуть усмехнулся.

— Для такого вывода требуется не так уж много проницательности, мистер Джордан. Я никогда не делал из этого секрета. Иногда мне кажется, что слова эти написаны у меня на лбу.

Клод повернул штурвал, устремив взгляд вдаль, туда, где темная синева моря сливалась с синевой неба.

— Мой ответ вас удовлетворил?

— Вполне.

Именно в этот момент, не замеченный ни Джорданом, ни Клодом, но находившийся достаточно близко, чтобы расслышать каждое слово, Пич решил, что проверок больше не будет.

Тихонько постучав в дверь и услышав небрежное: «Входите!» — Клод шагнул в каюту Алексис. Она все не поднимала глаз от журнала, и он, закрыв за собой дверь и остановившись у порога, смотрел на нее: на ее склоненную над кипой листов голову, на тонкие пальцы, быстро водящие пером по бумаге. Так прошло несколько минут. Алексис, казалось, забыла, что разрешила кому-то зайти к себе. Наконец она положила перо и стала читать написанное. По-прежнему не отрывая взгляда от журнала, она рассеянно спросила:

— Что там у вас?

— Сожалею, что пришлось побеспокоить, капитан Денти; тут у нас небольшая оказия: с севера напали британцы, с юга надвигается шторм, команда взбунтовалась…

Услышав знакомый голос, Алексис вскинула голову, уже не слушая то, что говорил Клод. Глаза ее ни на миг не отпускали его глаз ни тогда, когда он прошел к кровати, ни тогда, когда сел на нее и стал расстегивать рубашку…

— …Редлэнд скинул Уилкса за борт, корпус корабля дал течь в двух местах, мы нахлебались воды и…

Клод бросил рубашку в сторону и со стоном растянулся на кровати.

— …и я окончательно потерял рассудок.

Улыбаясь, Алексис встала из-за стола и подошла к нему. Присев рядом, она положила руки Клоду на грудь, слегка поглаживая мышцы.

— Это все? Слава Богу, сегодня не случилось ничего такого, с чем бы я не смогла справиться.

Клод усмехнулся, закрывая глаза.

— Хорошо. Я рад, что обратился к нужному человеку.

Алексис провела ладонью вверх, к плечу, и дотронулась до его затылка. Пальцы ее утонули в густых темно-рыжих кудрях.

— Давай вначале решим более серьезную проблему, — тихо предложила она.

— И в чем же состоит эта проблема? — с невинным видом спросил Клод, начиная расстегивать пуговицы на ее рубашке.

Алексис отстранилась.

— Я думала, что ты действительно устал, — по-начальственному строгим голосом сказала она. — Но вижу, ты меня обманул: ты полон сил и энергии. Посему я, пожалуй, займусь другими делами.

Она стала было подниматься с кровати, но Клод перехватил ее руку у запястья, толкнув ее на спину. Он крепко держал Алексис, чувствуя, как под пальцами бьется пульс. Она не сопротивлялась.

Они раздевали друг друга с лихорадочной поспешностью, не в силах дождаться того, что неизбежно должно было произойти. Отчего-то им обоим казалось, будто нежные слова, поцелуи, прикосновения и ласки уже позади. Обмен быстрыми взглядами — зеленый огонек, золотая вспышка, произвел больше эффекта, чем долгие манипуляции пальцами, губами, языком; словно все, что каждый из них делал сегодня, было сродни прелюдии к акту любви, словно все готовило их к этому счастливому мгновению.

Тела их слились в одно — изгиб локтя к изгибу локтя, живот к животу. Алексис заново узнавала свое тело под его ладонями, то скользящими вдоль спины, то касающимися ключиц, вызывавшими в ней ни с чем не сравнимую дрожь наслаждения. Неужели и он так же остро ощущал ее кожу, тепло, исходящее от ее тела? Неужели эти ощущения дарили ему столь же изысканное удовольствие, как ей его ласки? Что чувствует он, когда рот его касается ее губ, ее плеч, ее груди? Какой она кажется ему на вкус: горько-сладкой или терпкой, а может, солоноватой, такой, каким она знает его? Он потерся носом о ее висок, лаская языком ушную раковину, и Алексис вдруг подумала о том, узнает ли он единственный, только ей присущий запах. Алексис вдохнула всей грудью, впитывая его аромат, аромат, представлявшийся ей смесью запаха моря и особого терпкого запаха, который казался ей очень мужественным и приятным.

Когда он вошел в нее, она выкрикнула его имя, думая о том, так ли ему тепло в ней, как и ей, когда он заполняет ее собой. И он, кажется, понял, о чем она думает, потому что шепнул ей на ухо, что хочет, чтобы их любовь продолжалась вечно, что она нужна ему как воздух, что то, как она открывается ему навстречу, как отдается ему, заставляет его преклоняться перед ней даже в тот момент, когда он ищет забвения в ее теле. Наконец оба они потеряли друг друга один в другом.

Они уснули глубоким сном, не чувствуя ничего вокруг, кроме близости и того чувства, которое объединило их.

Алексис зябко поежилась и потянулась к спящему рядом возлюбленному, тепло которого постепенно становилось привычным. Однако отчего-то ей не стало теплее. Постепенно до ее сознания дошло, что Клода рядом нет. Она открыла глаза и тут же зажмурилась от света лампы. Приподнявшись, она подождала, пока глаза привыкнут к свету. Клод сидел за письменным столом, подперев рукой голову, и что-то быстро писал. Вокруг него валялись скомканные листы бумаги. Раздраженно он смахнул со стола очередной недописанный лист и угрюмо уставился в пол.

— Письма? — участливо спросила Алексис.

— Да. Извини, я не хотел тебя будить.

— Не беда. Я могу помочь?

— Да. Подойди и сядь. — Клод подтащил к столу второй стул. — Просто сиди и молчи, другой помощи от тебя не требуется.

Алексис встала с кровати, накинула рубашку и села рядом. Уютно устроившись на стуле, она выжидательно смотрела на Клода. Он посвятит ее в свои трудности, когда почувствует себя готовым. Она осторожно дотронулась до его плеча, ласково поглаживая, стараясь снять напряжение и успокоить.

— Весь день, Алексис, — голос Клода срывался от волнения, — весь день я думал о том, что буду писать, как буду писать. И что у меня получается? Одни эмоции, никаких фактов. Прочти! Давай! Тебе покажется, что у меня в голове вообще нет ни одной ясной мысли!

Клод наклонился, чтобы поднять один из отброшенных листков, но Алексис остановила его.

— Меня не интересуют черновики. Покажи лучшее, на что ты способен.

Алексис встала и, обняв Клода за шею, коснулась губами его уха.

— Меня интересует только лучшее в тебе. Вот и все, что должно тебя тревожить.

Клод сидел, откинувшись на спинку стула. Постепенно раздражение стало покидать его. Дождавшись, когда будет способен контролировать ситуацию, он взял в руки перо. Удивительно, но на этот раз ему не пришлось мучительно подбирать слова. Они ложились на бумагу сами собой. Он правил текст, вычеркивал целые абзацы, но весь лист выбрасывать не пришлось.

Алексис отошла, почувствовав, что на время должна исчезнуть и, не мешать. Она налила им обоим вина и, сев на кровать, потягивала кроваво-красный напиток; бокал Клода она поставила на стол, Алексис уже успела допить вино, а его бокал так и оставался нетронутым. Вернувшись, она села за стол с ним рядом. Клод работал. Время от времени он протягивал руку, чтобы коснуться ее плеча, бедра, волос. Она не была уверена в том, что он осознает, что делает, но как бы там ни было ее присутствие действовало на него так же, как присутствие Клода на саму Алексис. Она не заметила, как уснула: почувствовала лишь, что сильные мужские руки подхватили ее, отнесли на кровать, да так и не отпускали больше.

Во время завтрака Алексис смогла познакомиться с вариантом писем. Закончив чтение, она положила листы один на другой и посмотрела на Клода.

— Ты доволен?

— Разве я показал бы тебе это, если бы не был доволен?

— Это здорово.

— Я знаю. — Клод коснулся ее руки и осторожно пожал ее. Алексис улыбнулась в ответ на его молчаливое изъявление благодарности.

— Теперь осталось доставить их в Чарльстон, — со вздохом сказала она.

Клод нахмурился.

— По-твоему, это будет трудно сделать?

— Очень трудно. Но не невозможно. Мы уже пробивались сквозь британские заслоны во французских портах и французские в британских. А уж сколько испанских кордонов пришлось пройти, не счесть! Иногда создается впечатление, что весь мир состоит из безумцев, которым нет дела ни до кого, кроме себя. Не думаю, что проскользнуть в американский порт сквозь британский заслон будет так уж тяжело. У нас есть преимущество: война идет всего лишь несколько месяцев, и британцы еще не успели войти во вкус.

— Под каким флагом пойдем?

— Под звездно-полосатым.

Клод рассмеялся.

— Ты говоришь как американка.

Алексис, прищурившись, смерила его взглядом.

— Не знаю, что ты имел в виду, но я вправду могу считать себя настоящей американкой. Я и была ею всю жизнь, да только не всегда это понимала. Даже когда я убежала из Лондона, я не могла знать, что Америка — страна для людей с моим характером. Я знала только, что Лондон не по мне.

— Ты никогда не пыталась принять американское гражданство. Тортола тебя разочаровала?

— Нет, — покачав головой, ответила Алексис. — На Тортоле было чудесно, потому что там жили Джордж и Франсин. Но стоило Траверсу ступить на остров, как остатки патриотизма в моей душе оказались растоптаны. Я думала об этом, Клод. Едва только я поняла, что война между нашими двумя странами только вопрос времени, я постаралась решить для себя, на чью сторону встать. Британцы могут счесть меня предательницей, но передо мной нет иного выбора, кроме как поднять американский флаг. И если нам придется сражаться, чтобы достать Траверса, мы будем сражаться. Есть и еще одна причина, — с усмешкой добавила Алексис, — хотя для меня она не играет решающего значения — я знаю, что выиграют в этой войне американцы.

— Звучит так, будто это уже предрешено.

— А разве ты в это не веришь? — недоверчиво переспросила Алексис.

— Нет, до тех пор, пока такие, как Хоув, делают все, чтобы не дать мне командовать моим кораблем.

Алексис поднялась со своего места и пересела поближе к Клоду. Поцеловав его в лоб, она сказала:

— Тогда нам не о чем беспокоиться. Недолго осталось Хоуву быть наверху. Скоро с ним будет покончено, и ты вернешь себе «Конкорд». Ты, кажется, думаешь, что сможешь одолеть весь Королевский флот, как только получишь назад свой корабль?

— По крайней мере некоторой части флота его величества я могу доставить неприятности, — усмехнувшись, ответил Клод и, пожав плечами, заметил беззаботно: — А ты возьмешь на себя все, что останется.

Алексис внезапно вскочила на ноги и потащила Клода к двери.

— Вы очень галантны, капитан. Если мои люди останутся при мне, я, пожалуй, приму ваше предложение. А сейчас как насчет того, чтобы поднять флаг?

 

Глава 16

Двумя днями позже, дождавшись захода солнца, «Принцесса ночи» вошла в Чарльстонскую гавань. Никому и в голову не пришло радоваться из-за того, что им удалось пройти через британские заслоны незамеченными. Все понимали, что каждый час задержки в порту предоставлял изрядную фору англичанам, давая им возможность сгруппироваться, подтянуть силы и сделать выход из порта почти неразрешимой задачей.

Пока Джордан и Клод занимались поисками Дэвида Хастингса, которому намеревались отдать письма, Алексис распорядилась грузом. Шелк и лен были немедленно раскуплены местными торговцами, остро ощущавшими нехватку товаров, вызванную военными действиями. Однако полученная прибыль не могла покрыть расходов на провиант, лекарства и перевязочный материал — в городе не хватало не только тканей, но и всего остального. Четыре дня ушло на то, чтобы найти поставщика продовольствия и еще один день — чтобы вернуть и заменить на свежее оказавшееся подпорченным мясо.

Тем временем Алексис стало известно, что англичане подтягивают большие силы к крупным торговым центрам, в числе которых был и Чарльстон.

За день до планируемого отплытия ей сообщили, что один из торговых кораблей компании Гарнета был атакован британским военным кораблем. Груз был конфискован, американское судно сожжено, а оставшимся в живых членам экипажа пришлось спасаться вплавь.

Узнав об этом, Клод выругался сквозь зубы.

— Они были обречены, Алексис! — с горечью подытожил он. — Торговый корабль не может тягаться с фрегатом. Я понимаю, что можно конфисковать груз, и даже понимаю, почему они сожгли корабль: девать его все равно было некуда. Но, Алексис, как можно палить по кораблю, не предоставив возможность капитану сдаться? Это им так не сойдет!

Алексис подошла к нему сзади и прикоснулась к затылку Клода, стараясь расслабить напрягшиеся, как канаты, мускулы.

— Мне жаль, — тихо сказала она, надеясь, что эти слова не будут им восприняты неверно. — Уже известно количество погибших?

Клод кивнул и закрыл глаза.

— Я говорил с Хэнком Уильямсом, хозяином груза. Он сказал, что первый залп фрегата оказался столь же неожиданным, сколь и разрушительным. Упала грот-мачта, и под ее обломками погибли двое. Не успели они опомниться, как британцы дали второй залп, а за ним последовала трехминутная канонада. Восемь человек были убиты, еще четверо утонули, пытаясь добраться до берега. Всего, как говорит Уильямс, погибло четырнадцать человек, и еще один, если не умрет, то остаток дней проведет инвалидом. Четырнадцать человек, Алекс! Подумать только, четырнадцать!

— Клод, ты же знаешь, что, если бы у твоего капитана была возможность выбора, он бы сдался, как ему предписывает инструкция. Не твоя вина в том, что англичане лишили его такой возможности.

Клод дал ей понять, что принимает слова утешения, положив ее ладони себе на плечи.

— Ты нужна мне, Алекс, — сказал он, целуя ее в лоб.

Когда Клод отпустил ее пальцы, Алексис подошла к столу и, склонившись над разложенной на нем картой, глубоко задумалась.

— Хотелось бы знать, что у тебя на уме, — спросил, наблюдая за ней, Клод.

Алексис развернулась к Клоду лицом.

— Уилкс и Пич по моей просьбе навели кое-какие справки. Для того чтобы покинуть порт, нам придется встретиться с более грозным противником, чем один фрегат. Тут полно британских каперов, шныряющих в поисках добычи. Это из-за них торговля в городе дышит на ладан.

— И ты предлагаешь…

— Я предлагаю расчистить здешние воды.

— Ты с ума сошла, это невозможно!

— Брось. Ты сам знаешь, что нет ничего невозможного.

— Сделать можно все, — с мрачной решимостью согласился Клод, — но только не в одиночку.

— А я никогда и не утверждала, что пойду на это в одиночку.

Клод удивленно приподнял брови. Такого поворота он не ожидал.

— Не в одиночку, говоришь. А как?

— Здесь в порту, кроме нас, стоят две американские шхуны. Капитаны сами являются их владельцами. Люди не ангелы, жить как-то надо, и команды этих шхун пробавляются мелким разбоем. Уилкс доложил мне, что корабли неплохо оснащены — пушки там стоят порядочные. Они только ждут подходящего момента, чтобы покинуть порт. Можно договориться и с капитанами судов помельче. В бою они могут пригодиться, если их как следует оснастить. Ты, верно, заметил, — добавила она, хитровато улыбаясь, — что у «Принцессы ночи» найдется, чем поделиться с ближним. Я думаю, настало время проявить щедрость.

— Армада… Ты решила собрать армаду.

— Я решила избавить эти воды от британцев и открыть город для нормальной торговли.

— Признайся, ты думала об этом еще до того, как случилось несчастье с моим кораблем?

— Конечно. Вначале я хотела заскочить в порт всего на пару часов: передать письма, избавиться от груза, закупить провиант и быстро смотаться, как это получалось у нас всегда. Потом задержки, сообщение о фрегате… ну, все эти трудности, вставшие перед нами… Уилкс уже предварительно переговорил с владельцами судов, на которые мы положили глаз.

— Они знают, с кем имеют дело?

— Ты хочешь сказать, знают ли они, что я — капитан Денти?

Клод кивнул.

— Нет, я не хочу получить отказ. Все эти байки обо мне могут сыграть против нас. Дело поручено вести Уилксу. Мы дадим им знать, кто я, только перед самым отплытием. Пусть идут в бой, зная, что их ведет за собой непобедимый Денти.

Клод пребывал в задумчивости. Все внимание его было поглощено картой. Алексис в тревожном волнении смотрела на своего более опытного коллегу, ожидая его оценки предложенного плана действий. Между тем Клод отвел глаза от карты, распрямился, глянул в окошко иллюминатора и только потом на стоявшую перед ним женщину. На лице его медленно, как бы нехотя, появилась улыбка.

От этой его улыбки у Алексис запершило в горле и пересохли губы.

— Ну как? — еле слышно спросила она.

— Знаешь, а ты мне нравишься в черном.

Для подготовки к операции потребовалось три дня. Но едва только первая пушка покинула трюм «Принцессы», по городу поползли слухи. То там, то здесь говорили о смельчаках, решившихся отомстить британцам за расстрел безоружного торгового судна. В порт, как на экскурсию, стали приходить местные жители, чтобы поглазеть на отважных.

Больше недели Алексис не выходила на палубу. Она вполне отчетливо понимала, что, решившись на столь отчаянный шаг, моряки неизбежно привлекут внимание обывателей, и самый пристальный интерес будет прикован к капитану. В этой ситуации афишировать тот факт, что на корабле находится женщина, было бы верхом недальновидности.

Впрочем, те из горожан, кто не поленится явиться в порт ночью, будут вознаграждены возможностью воочию увидеть капитана Денти, а точнее, угадать его черный силуэт на фоне черного неба. Алексис не слишком боялась показаться неубедительной. Если при виде ее хрупкой фигуры у кого-то возникнут сомнения в том, что капитан Денти сможет совершить задуманное, что же… Она докажет делом, что не все и не всегда решает физическая сила.

В час пополуночи она отдала приказ отчаливать. Через несколько минут вслед за «Принцессой ночи» в море вышли большие шхуны «Феникс» и «Центурион» и два корабля поменьше — «Диана» и «Герой». Каждый из кораблей флотилии занял положение, которое определила ему Алексис. Капитаны трех судов получили приказ от адмирала Алекса Денти всего за несколько часов до отплытия, тогда же им стало известно, кто будет командовать парадом.

«Принцесса ночи» должна была сыграть роль приманки для пиратов, лакомого кусочка, которым грех не попользоваться. Что же касается британских военных кораблей, то для них «Принцесса ночи» едва ли могла представлять интерес. Вероятнее всего, британцы решат, что перед ними грузовое судно, промышляющее контрабандой, одно из многих, шныряющих в здешних водах, короче, слишком мелкая сошка, чтобы заниматься им всерьез.

Операция была задумана в ночь новолуния — самое удобное время для пиратов и контрабандистов. Под прикрытием темноты легче было остаться незамеченными, и Алексис надеялась использовать на все сто преимущество, подаренное ей самой природой. Исход битвы должны были решить внезапность, быстрота и натиск.

Когда впередсмотрящий дал знак, что один из пиратских кораблей заглотил наживку, Алексис позволила британскому каперу подойти поближе. Умелыми маневрами она подвела его к скрытым тьмой невидимым «Диане» и «Герою».

Как только дело было сделано, «Принцесса ночи» развернулась, захлопнув ловушку. Британцы заметили «Героя» только тогда, когда орудийный залп американской шхуны гулко пронесся над водой. Должно быть, для постороннего наблюдателя зрелище было захватывающим. Словно театральную сцену, море освещали сполохи огня, выхватывая из темноты силуэты кораблей, участвующих в сражении. Вспышка, залп — и снова все погрузилось во мрак. Послышался душераздирающий скрежет металла — пошли в дело крючья для абордажа. Потом раздались крики и стоны, еще более ужасные от того, что свидетели драмы не могли видеть происходящего, лишь слышать и догадываться.

Пока сигнальная ракета не взметнулась с палубы «Героя», вряд ли можно было с уверенностью сказать, кто выйдет из схватки победителем. Под черной маской щеки Алексис были влажными от слез: она плакала по погибшим.

Шум битвы привлек второй корабль, военный бриг, пришедший на помощь тонущей шхуне. Пока «Диана» принимала пленных на борт, «Принцесса ночи» сменила курс, чтобы отвлечь противника от «Феникса», которому едва ли под силу было бы в одиночку противостоять пушкам британского брига; но тут подоспел «Герой», и надобность в помощи отпала.

Тем не менее победа над бригом стоила армаде капитана Денти немалых затрат сил и времени. Не дожидаясь, пока все закончится, Алексис направила свой корабль туда, где в последний раз был замечен британский фрегат, расстрелявший торговое судно, оставив «Феникса» расправляться с побежденными. Глянув за корму, она вынуждена была отвернуться, чтобы не видеть, как горит бриг. Картина опутанного густым дымом изуродованного корабля навек запечатлелась в ее памяти. И еще долго, стоило ей припомнить увиденное в ту ночь, как в горле появлялся комок.

«Центурион» с пиратским кораблем на буксире двинулся в сторону порта. В распоряжении Алексис оставался только один «Герой». Необходимо было принять решение, адекватно оценив обстановку. Каковы шансы одолеть британский фрегат, имея в запасе лишь один из четырех кораблей сопровождения?

Очередной сигнал Рендала заставил Алексис поторопиться. Британцы все решили за нее. Она отдала приказ о полной боевой готовности.

— Они собираются устроить погоню, Джордан, — сказала Алексис, передавая Курту подзорную трубу. — Прикажите Пичу дать сигнальную ракету: пусть «Герой» держится в стороне. В битве с этим фрегатом он нам не помощник. Будем полагаться только на собственные силы.

Джордан пристально всматривался в корабль, ощетинившийся двадцатью пушками. Пожалуй, вид его не внушал оптимизма. Вернув подзорную трубу Алексис, он распорядился насчет «Героя». Вспышка сигнальной ракеты осветила «Принцессу ночи», и Джордан невольно подумал о том, что световой сигнал они подали зря. Обнаружив свое точное местонахождение, они оказали неоценимую услугу врагу.

Словно отвечая своему первому помощнику, Алексис сказала:

— Наш корабль обведет вокруг носа любой фрегат. Кроме того, они не ждут от нас ничего, кроме вялого сопротивления. Будь я на месте командира того фрегата, я бы нацелила дальнобойные пушки на полубак. Прикажите занять положение с подветренной стороны, как только я дам знак.

Джордан был уверен в том, что положение «Принцессы ночи» с подветренной стороны будет очередным подарком противнику. Это позволит фрегату быстро сократить расстояние между ними. Однако он знал своего капитана и рассчитывал, .что Алексис приготовила для англичан какую-нибудь неожиданность.

Когда британцы произвели первый залп, попав в воду всего ярдах в пяти от «Принцессы ночи», Алексис подняла руку, приказывая максимально замедлить ход. Она словно не понимала того, что работает на британцев, позволяя кораблям сблизиться, и все время оставалась на удивление спокойной. Впрочем, умело маневрируя, Алексис вела корабль так, чтобы не показывать британцам левый борт. Между тем расстояние между судами сократилось настолько, что можно было разобрать название каждого. Только тут стало ясно, что им придется сразиться не с тем кораблем, что потопил судно Корабельной компании Гарнета, а с его близнецом, похожим на него, как две капли воды.

— Посмотрим, «Дрейк», стоишь ли ты того, кто дал тебе имя, — сквозь зубы пробормотала Алексис.

— Пушки к бою готовы?

— Готовы, капитан.

Джордану оставалось только гадать, что смогут сделать канониры со своими пушками, если «Дрейку» удастся попасть в борт «Принцессы». Нет уж, тогда пиши пропало. Тем не менее Алексис, насколько мог судить Курт, вполне владела собой, отдавая приказы так, будто это была по крайней мере сотая ее настоящая битва, но никак не первая. В тот момент, когда Джордан, сложив руки рупором, собирался крикнуть своему капитану, что ей лучше отойти с линии огня, раздался оглушительный грохот и куски обшивки взметнулись вверх со скоростью ядра, вылетающего из пушки.

Алексис не была готова к такому удару. Ее подбросило в воздух и швырнуло на палубу так, что дух вышибло. Ее первый помощник, как она успела заметить, отлетел в противоположную сторону и тоже упал на палубу. Задыхаясь, она сорвала с лица маску. Судорожно глотая воздух, Алексис попыталась подняться на ноги. Каждый вдох причинял ей сильнейшую боль. Она схватилась за бок, но боль от этого только усилилась. Откинув плащ, Алексис попробовала ощупать больное место. Каков был ее ужас, когда она наткнулась на торчащий из нее, как огромная заноза, кусок дерева. Видя, что Джордан бросился к ней, она отломила выступающую часть занозы и, запахнув плащ, зажала рану рукой.

— Вы в порядке, капитан? — глухим от волнения голосом спросил Джордан. Он был весь в синяках и ссадинах, но без серьезных повреждений.

— Все обошлось, Джордан, — уверенно ответила Алексис. — Просто потеряла равновесие. И вы, кажется, не особо пострадали.

Корабль выстоял. К счастью, никто из матросов не заметил падения капитана. Редлэнд был ранен в голову, но не отходил от штурвала.

«Дрейк», воспользовавшись преимуществом наветренной стороны, стремительно приближался.

Алексис, изо всех сил прижимая ладонь к ране в надежде сдержать кровотечение и хоть как-то ослабить боль, сказала Джордану:

— Прикажи открыть огонь, как только мы окажемся поперек их спардека. Мы заставим их пожалеть о том, что они подошли так близко.

Только теперь Джордан понял, что задумала Алексис. Ему оставалось лишь гадать, откуда у капитана Денти такие глубокие познания в тактике ведения морского боя. Впрочем, источник ее познаний, учитель и наставник находился тут же, возле одного из орудий. Алексис не знала, что Клод пристально наблюдает за ней, не скрывая гордости за свою ученицу. Будь он на ее месте, он не мог бы действовать лучше.

— Пора!

Голос Алексис прокатился над палубой. «Принцесса ночи» начала разворот под самым носом у фрегата. Более легкая и маневренная «Принцесса» без труда выполнила стоявшую перед ней задачу, несмотря на то что ветер был на стороне «Дрейка». Когда «Принцесса» открыла огонь, фрегат немедленно ответил, но две пушки на носу «Дрейка» ничего не могли сделать против артиллерии левого борта «Принцессы».

— Мы ударим еще разок, мистер Джордан, — сказала Алексис, глядя в подзорную трубу на британский фрегат. — Судя по размерам повреждений, один хороший залп, и мы оставим от него клочки. На абордаж идти нельзя — их втрое больше, чем нас. Велите зарядить половину орудий «горячими снарядами». Цельтесь в паруса, мачты и снасти.

«Принцесса» вновь начала разворачиваться, на этот раз по ветру. «Дрейк» в итоге потерял последнее преимущество. Еще один огневой штурм, и всем стало ясно, что британский фрегат обречен. Огненные заряды подожгли паруса, превратив корабль в факел. Языки пламени лизали фок-мачту. Огонь осветил небо: две стихии — света и огня — боролись друг с другом, пока густой черный дым не скрыл «Дрейка» окончательно.

Между тем «Принцесса ночи», поймав попутный ветер, мчалась по волнам прочь от горящего корабля. Матросы один за другим возвращались с нижней палубы. Алексис обвела взглядом усталые лица моряков. Черные от копоти, блестящие от пота, они светились радостью. Люди возбужденно переговаривались, улыбались, хлопая друг друга по спине. Они чувствовали себя счастливыми оттого, что остались живы, и поздравляли друг друга с удачным исходом. Каждый из них понимал, что не всем так везет: на борту «Принцессы» не было ни одного погибшего. Клод тоже был среди остальных, но на лице его читалась тревога, он смотрел на Алексис так, будто догадывался, что с ней что-то неладно. Алексис попыталась улыбнуться и принять более непринужденную позу, но не могла убрать руку. Клод, очевидно, заметив ее улыбку, испытал явное облегчение и уже с иным выражением обернулся к одному из позвавших его матросов.

— «Герой» спрашивает, все ли у нас в порядке, капитан, — крикнул сверху Рендал.

— Ответь «да» и просигналь им, чтобы возвращались домой. Мы сделали то, что хотели.

На «Герое» увидели флаг, которого ждали, — флаг Квинтонской компании, появившийся на гафеле над звездно-полосатым полотнищем. Пять пушечных залпов «Героя» были салютом в честь одержанной «Принцессой ночи» победы и прощанием с Алексис и ее командой, покидающей их ради цели, составлявшей смысл существования загадочного капитана.

Проводив «Героя» взглядом, Алексис опустила подзорную трубу. Теперь можно немного расслабиться, решила она. К несчастью, боль становилась все сильнее. Передавая Джордану подзорную трубу, Алексис целиком сосредоточилась на том, чтобы не разжать раньше времени побелевшие негнущиеся пальцы.

Джордан поднес подзорную трубу к глазам, чтобы бросить последний взгляд на то, что осталось от «Дрейка». Дым начал рассеиваться — похоже, с пожаром на корабле удалось справиться. Однако фрегат продолжал погружаться. Времени у команды должно было хватить лишь на то, чтобы пересесть в шлюпки и покинуть тонущее судно. Опустив трубу, Джордан хлопнул себя по бедру и повернулся к Алексис. Он заметил, что она продолжает держаться за бок и вид у нее далеко не такой, какой бывает у победителя. Алексис, отступила к борту, прислонившись к уцелевшему участку перил. Джордан сделал то же самое, чтобы освободить проход расходившимся по местам матросам.

— Ваши маневры, капитан, поражают воображение, — тихо шепнул первый помощник.

— Бросьте, — с вымученной улыбкой ответила Алексис. — Вы ведь тогда решили, что я потеряла голову и сама не знаю, что творю.

Джордан не был настроен откровенничать с капитаном, но, поняв, что отпираться бессмысленно, признался:

— Верно. У меня были некоторые сомнения.

Едва Алексис засмеялась, резкая боль в боку тут же заставила ее оборвать смех. Но ей так хотелось еще чуть-чуть насладиться победой.

— Я вас понимаю, хотя… За все то время, что мы с вами прожили вместе на этом корабле, вы могли бы лучше меня узнать.

Алексис проговорила это без тени осуждения. Голос ее звучал звонко и весело, чуть насмешливо.

— Я заслужил, — с тихим смешком признался Джордан.

Ей нравилось, как он смеется. Звук его смеха был для нее как снадобье, заглушавшее боль.

— Вы не посмотрите, что у нас вышло из строя и сколько раненых? — попросила она. — Вот, кстати, Редлэнд. Ранен, а по-прежнему стоит у штурвала. Проклятые англичане!

На виске Редлэнда Джордан заметил кровь. Он кивнул Алексис и направился к раненому.

— Уилкс! Возьмите штурвал!

Редлэнд попробовал протестовать, но Джордан увел матроса, как только Уилкс встал на его место. Проходя мимо капитана, Редлэнд бросил на Алексис тревожный взгляд, но она приложила палец к губам, словно приказывая ему молчать. Еще немного, — сказала она себе, когда боль стала совершенно невыносимой. — Потерпи еще чуть-чуть…

Алексис нашла место, откуда был хороший обзор и где она могла бы присесть. При этом она старалась вести себя так, чтобы не вызывать никаких подозрений. Вскоре вернулся Джордан.

— Я осмотрел корабль и готов доложить о повреждениях.

— Корабль потом. Сколько раненых?

— Редлэнд и еще Брэндон. Его ранило, когда одна из пушек дала осечку. Остальные отделались синяками и ссадинами. Петерс отвел их в кубрик. Считайте, что нам повезло. Ас вами-то точно все в порядке? Может, стоит проверить, не сломано ли ребро?

— Мои ребра целы, не беспокойтесь, — ответила Алексис тоном настолько уверенным, насколько позволяло ее состояние, и уже тише добавила: — Мы сделали хорошее дело, Джордан. Скажи им всем, что они отлично потрудились сегодня.

Джордан улыбнулся.

— Скажите им сами, — предложил он, но, заметив, как побледнела Алексис, нахмурился.

С ней явно что-то было не так.

— Капитан, вам плохо?

— Ничего, сейчас пройдет.

Терпеть более не было мочи. Что-то жидкое сочилось между пальцами, боль отошла на второй план. Алексис смертельно боялась упасть в обморок при виде собственной крови.

— Эй, капитан, что происходит?

В голосе Джордана зазвучала тревога. Не дождавшись ответа, он схватил Алексис за плечи и как следует тряхнул ее.

Голосом, настолько слабым, что едва можно было расслышать сквозь шум волн и крики матросов, Алексис прошептала:

— Обещайте мне, что займетесь Траверсом.

— Капитан!

— Обещайте!

Неизвестно, чего было больше в ее тоне: приказа или мольбы.

— Я сделаю это.

Алексис подняла взгляд на первого помощника. Щеки ее пылали, в глазах появился неестественный блеск. Она смотрела Джордану в лицо, но он был абсолютно уверен в том, что она его не видит. Тем не менее ответ дошел до ее сознания, и она, кивнув, дала понять, что расслышала его.

— Я иду к себе в каюту, — пробормотала она. — Велите матросам продолжать работу.

Алексис встала, повернулась к Джордану спиной и сделала первый шаг. Моряки в недоумении смотрели на своего капитана. В этот момент ветер приподнял полу ее плаща, и Джордан побледнел, увидев красную от крови кисть Алексис.

— Мне нужно помочь, — по-детски пролепетала она.

Случилось самое худшее, у нее закружилась голова от вида крови. Алексис отняла руку, и взглядам матросов предстал торчащий из кровавой раны обломок.

— Господи!

Джордан шагнул к ней как раз в тот момент, когда Алексис стала оседать, но еще до того, как он успел подхватить ее, другой мужчина оказался с ней рядом, и Алексис упала на руки Клода.

Таннер, закусив губу, смотрел в ее мертвенно-бледное лицо.

— Черт побери, есть здесь кто-нибудь, кто мог бы оказать ей помощь?

— Петерс. Он сейчас в кубрике.

— Так бегите за ним, живо! Я отнесу ее в каюту.

Он взял Алексис на руки и понес вниз. К тому времени, как Клод уложил ее на кровать, подоспел Петерс.

— Найдите Пича, капитан, — тихо приказал Петерс. — Велите ему принести из кубрика все, что осталось у меня от медикаментов. Он знает.

Клод стоял неподвижно, слепо уставившись на казавшееся безжизненным тело.

— Ну же, быстрее! — раздраженно прикрикнул Петерс.

С трудом оторвав взгляд от Алексис, Клод поспешно вышел. К тому времени, как он и Пич вернулись, Петерсу удалось остановить кровотечение, но стоило ему лишь сделать попытку удалить обломок, попавший в рану, как кровотечение открылось вновь.

— Пич! Где у капитана хранится выпивка?

Юнга принес бутылку бренди, и Петерс промыл края раны. Алексис вздрагивала от острой боли, но в сознание не приходила. Сделав несколько глотков, Петерс протянул бутылку Клоду.

— Вам это сейчас не повредит, — заметил он. — Пейте.

Клод последовал его совету. Почувствовав, как разливается по телу тепло, он передал бренди Пичу и тут же услышал отчаянный кашель мальчишки. Не теряя времени, Клод выхватил бутылку.

— Ты соображаешь, что делаешь? Она нам обоим головы пооткручивает!

Пич только молча кивнул, наблюдая за манипуляциями Петерса.

— Подержите ей руки, Таннер! — приказал тот. — Я собираюсь вытащить из нее все эти деревяшки, будь они неладны!

Клод нахмурился и, выразительно взглянув на Пича, вернул ему бутылку, а сам сжал запястья Алексис. Петерс, внимательно оглядев рану, мрачно заметил:

— Должно быть, она отломила кусок деревяшки, пока никто не заметил, но при этом вогнала еще глубже внутрь то, что осталось.

— Черт! — Клод побледнел.

— Да уж, — откликнулся Петерс. — Держите ее крепче. Она вряд ли придет в себя, но чувствовать все равно будет.

Клод непроизвольно морщился, глядя, как Петерс копается в теле Алексис. Каждый ее стон словно прорезал насквозь троих мужчин, хлопотавших вокруг нее.

Петерс трудился еще не меньше часа. Ему удалось остановить кровотечение настолько, что стало возможным извлечь еще несколько щепок из тела Алексис. Тем временем на палубе «Принцессы ночи» шли ремонтные работы. Матросы трудились с лихорадочным упорством, стараясь не думать о том, что происходило внизу.

А в Чарльстоне уже вовсю говорили о легендарном капитане Денти. Команда «Героя», принесшая в город радостную весть о прорыве блокады, не могла знать о том, какой ценой далась победа.

Джордан заходил навещать раненую каждые пятнадцать минут, пока Петерс не заявил ему, что это только мешает делу. Впрочем, Джордан и сам был не прочь немного отдохнуть от безрадостных впечатлений. Смотреть на Таннера ему было еще тяжелее, чем на капитана. Он молча вышел, прикрыв за собой дверь. Джордан понимал, что сколь бы жестокие муки ни испытывала Алексис, ее страдание не шло ни в какое сравнение с мукой Таннера, с той страшной казнью, которой он казнил себя.

— Кажется, все, — со вздохом сообщил Петерс. — Сейчас я еще раз промою рану и наложу швы. Пич, подай мне иглу и нитки. А вы, Таннер, пока оставьте ее. Сейчас она все равно ничего не чувствует.

Петерс произнес последнюю фразу очень тихо, но Клода она чуть не оглушила.

— Она будет жить?

Этот вопрос он не хотел задавать, но Петерс был прав: Алексис находилась уже по ту сторону боли, по ту сторону всего, что происходило вокруг.

Петерс покачал головой и взял из трясущихся пальцев Пича иглу со вдетой нитью.

— Я еще не потерял надежду, Таннер, но мне все это не нравится. Она потеряла слишком много крови. Не понимаю как она вообще столько продержалась.

Пич, который до сих пор не был в состоянии произнести ни слова, бросил на Клода взгляд, полный злобы и ненависти. Даже голос мальчика, когда он заговорил, напоминал шипение.

— Это вы виноваты! Она не умирала бы сейчас, если бы оставила вас подыхать в Вашингтоне! Будьте вы прокляты!

— Заткнись! — прикрикнул Петерс. — Убирайся отсюда, если не можешь придержать язык! Она бы рассчитала тебя немедленно, если бы слышала, что ты говоришь!

Но Пича трудно было запугать.

— Он виноват в том, что она умирает!

На лице Клода была такая мука, что юнга невольно поморщился. Однако отступать он не собирался.

— Это все ты! Да! Да!

Внезапно мальчик понял, что плачет.

— Уберите его отсюда, — пробормотал Петерс; плач юнги сейчас так же действовал ему на нервы, как накануне стоны Алексис. — И не слушайте вы его. Вашей вины здесь нет.

— Я в этом не так уж уверен, — тихо ответил Клод. — Даже совсем не уверен.

Клод оставил Алексис и подошел к мальчику, рыдавшему в дальнем углу комнаты. Положив руки ему на плечи, он притянул ребенка себе. Клод рад был тому, что Пич не отстранился, — он остро нуждался в близости того, кто любил Алексис столь же сильно, как и он сам.

— Пойдем на палубу. Нам больше нечего здесь делать. Джордан подежурит у ее постели.

— Не хочу я никуда уходить. — Пич вытер слезы. — Я останусь с ней. Я хочу быть рядом на тот случай, если она… если она…

Пич так и не смог закончить. Худенькое тело его сотрясалось от рыданий.

— Ты ведь знаешь, она не умрет, — проговорил Клод, вжимая пальцы в плечи мальчика. — Не умрет.

Произнеся это, он и сам поверил в то, что сказал.

— Пойдем. Я должен тебе кое-что объяснить. Тогда ты поймешь, почему она не сдастся.

Пич кивнул. Выходя вместе с Клодом из каюты, он украдкой взглянул на Петерса, зашивавшего рану, после чего тихо прикрыл дверь.

Пока Таннер и юнга шли по палубе, моряки без труда читали на их лицах подтверждение худших из своих опасений.

Клод заговорил, надеясь хоть как-то приободрить их.

— Она жива. Петерс накладывает ей швы. Мистер Джордан, могу я поговорить с вами?

Вдвоем они отошли на другой конец палубы.

— Как она? — убедившись, что их никто не слышит, спросил Джордан.

— Дела плохи. Петерс сказал, что она потеряла много крови. Если бы увести ее раньше…

Джордан вздохнул.

— Не надо было ей вообще подниматься на палубу. Редлэнд подозревал, что она ранена, но Алексис велела ему молчать. Я могу только гадать о том, почему она решила ждать столь долго. Капитан Денти взяла с меня обещание, что мы отправимся в погоню за Траверсом. Она хотела быть уверенной, что мы выполним ее волю, перед тем как… перед тем как спуститься вниз.

— Боже мой! — простонал Клод.

Быть может, Алексис не стала бы упорствовать, если бы была уверена в том, что ее люди выполнят ее клятву?

Джордан хотел было еще что-то сказать, но его перебил отчаянный крик впередсмотрящего:

— С правого борта «Надежный»! Он идет на нас!

— Проклятие! Что там еще? — выдавил Джордан, бросаясь к правому борту.

В подзорную трубу был виден едва различимый силуэт корабля. Впрочем, если Рендал сказал, что это «Надежный», — так оно и есть. У него было сверхъестественное чутье на врага и потрясающие зрение, он единственный догадался о том, что Алекс Денти женщина, прежде чем она сняла маску.

Джордан передал трубу Таннеру.

— Рендал прав, — подтвердил Клод.

— Придется драться, — хмуро заключил Джордан.

— Нет! — Клод не сразу осознал, что не имеет права возражать старшему по званию, а он ведь был здесь всего лишь матросом. — Простите, мистер Джордан, но мы не можем драться. Корабль выдержит, и, если мы сумеем повторить маневр, который привел к успеху сегодня, то, быть может, даже выйдем победителями. Но капитан вряд ли переживет все, что нам при этом предстоит. Есть только один путь — надо уйти от фрегата.

— Уйти от фрегата? Мы и так идем полным ходом, но…

— Я знаю, как это сделать.

Джордан восхищенно засмеялся.

— Еще никогда никто с такой легкостью не захватывал корабль! Эй! Слушай мою команду! Всем выполнять приказы капитана Клода! Он сказал, что мы сможем уйти от англичанина, и, клянусь Богом, я ему верю!

Никто не возражал, и Клод с благодарностью посмотрел на Джордана.

— Идите к Алексис и оставайтесь с ней до тех пор, пока я не сообщу, что мы вне опасности. Да, и еще, — с улыбкой добавил Клод, — скажите ей, что я ее люблю.

— Сами скажете, когда она сможет это оценить!

Клод кивнул и занял место у штурвала.

— Пич, — крикнул он, — встань на середину палубы. Держись крепче и слушай мои команды. Все, что от тебя требуется, это повторять каждый мой приказ так громко, как только сможешь. Ну как, справишься?

— Да, капитан, — ответил мальчик. Он уже собрался бежать, куда ему велели, но вдруг повернулся к Клоду лицом и произнес: — Я тогда сказал, что это была ваша вина. На самом деле я так не думал.

— Думал. И я тоже. Но теперь это уже не важно.

Пич ничего не ответил. Он пошел на свой пост. В это время корабль сильно накренило, и Пич вынужден был вцепиться в перила, чтобы не свалиться за борт. Клод начал осуществлять свой план.

— Какого черта? — возмущенно набросился Петерс на вошедшего Джордана.

— За нами гонится «Надежный», — хмуро ответил Джордан, покосившись на Алексис; впрочем, опасения были напрасны, она по-прежнему находилась в забытьи.

— Как капитан?

— Не важно. Таннер вам передал, что у нее мало шансов?

— Да. Могу я быть чем-нибудь полезен?

— Скажите, что с ней делать, когда у нас на хвосте вражеский корабль?

— Не на хвосте, а по правому борту, — поправил Джордан. — Я хотел драться…

— Боже правый! Если опять откроется кровотечение, это ее убьет!

— Таннер тоже думает так. Я передал ему командование. Он попытается удрать.

— Уйти от фрегата? Вы видели, в каком состоянии «Принцесса»?

— Проклятые англичане. Вряд ли им есть дело до наших трудностей!

Корабль снова накренился, и Петерс кинулся к Алексис, чтобы не дать ей свалиться на пол.

— Черт! С нее довольно. Швы могут разойтись, если ее будет так мотать.

Джордан посмотрел на Алексис и увидел, как на простыне проступил кровавый след. Петерс склонился над раненой, стараясь остановить кровь, просачивающуюся сквозь тонкие швы.

— Найдите еще несколько простыней и разорвите на лоскуты, — велел он Джордану. — Нам надо привязать ее к кровати, иначе она не выдержит качки.

Подняв глаза кверху и прислушиваясь к звукам, доносящимся с палубы, Петерс прошептал:

— Надеюсь, он знает, что делает.

— Ему есть за что стараться, если нам повезет, никто на этом корабле не потеряет больше, чем он.

Джордан протянул Петерсу несколько полосок ткани, и они накрепко привязали Алексис к кровати. Сочтя, что качка ей больше не грозит, Петерс укрыл ее и, впервые с тех пор, как вошел в каюту, позволил себе отойти от раненой. Оглядев комнату и отыскав взглядом закатившуюся под стол бутылку с бренди, он поднял ее и опрокинул в себя часть того, что в ней осталось.

— Выпейте, — протянул он бутылку Джордану. — Снимает боль.

Затем Петерс взял неиспользованный лоскут, порвал его на лоскуты поменьше, сложил каждый из них и, смочив в воде, стал стирать с лица Алексис пот и пороховую копоть.

— У нее лихорадка?

— Еще нет, но, если ей суждено пережить эту ночь, будет кризис. Рана, безусловно, инфицирована, так что без горячки не обойдется. Смотрите сюда — все это я из нее вытащил. Надо молить Бога, чтобы в ране ничего не осталось.

Джордан подошел к столу и посмотрел на обломки. Самый крупный был примерно в два дюйма длиной и почти в дюйм шириной. Было и еще несколько мелких, но от этого не менее опасных.

— Уж лучше бы ей досталось кинжалом в бок. По крайней мере от клинка меньше заразы.

Петерс поменял компресс на лбу больной.

— Джордан, ради Бога, сядьте. Здесь нет ничего такого, чего вы не могли бы делать сидя.

Тот повиновался.

— Вот так-то лучше, — проворчал Петерс. — А теперь расскажите мне, что делает Таннер.

— Я же сказал. Пытается спасти нас от англичан.

— И он сумеет, говорите? — спрятав в усы улыбку, переспросил Петерс.

— Я в нем уверен.

— Я тоже, мистер Джордан.

Корабль снова качнуло, но на этот раз, как с удовлетворением отметил Петерс, Алексис не шевельнулась.

— Держись, капитан, — произнес он, глядя на пациентку. — Таннер говорит, что сможет.

Прошел час, за ним другой. Алексис все это время находилась между жизнью и смертью. Джордан и Петерс, сменяя друг друга, меняли ей компрессы и проверяли рану, а там, над их головами, Клод старался изо всех сил, не подпуская «Надежного». Уже к исходу первого часа гонки он знал, что уйти от преследования ему вряд ли удастся. Его цель ограничилась тем, чтобы сохранять дистанцию по меньшей мере до темноты, а там попробовать затеряться.

Клод взглянул на небо. Почти полдень. Молитвы срывались с его губ вперемешку с проклятиями. Он держал штурвал то нежно, как женшину, то, рискуя сломать спицы, принуждал «Принцессу ночи» исполнять труднейшие маневры.

Джордан наблюдал эту своеобразную манеру Клода управлять кораблем во время своих коротких визитов наверх. После очередной вылазки Джордана, имеющей целью прояснить ситуацию, Петерс, остававшийся в каюте Алексис неотлучно, спросил:

— Ну как там?

— Таннер сказал: лучшее, что он может сделать, это не дать догнать себя до темноты, а дальше попробовать затеряться.

— Он справляется?

— Пока да.

— Ну так почему у вас такой вид, будто сюда с минуты на минуту должны вломиться?

— Потому что Таннер — единственное, что стоит между нами и англичанами. Как долго он продержится? Господи! Видели бы вы это! Он выглядит так, будто собирается голыми руками раздавить весь Королевский флот; а то вдруг кажется, что он вот-вот разрыдается, как девица, и даже не заметит разницы. Сколько человек может протянуть на таком пределе?

— Клод! — прошептала Алексис в бреду.

— Вот вам и ответ, мистер Джордан. Он продержится столько, сколько сможет продержаться она.

Наклонившись к Алексис, он ласково сказал:

— Его здесь нет, капитан. Потерпите немного.

Алексис сделала движение головой и открыла глаза, уставив в потолок блуждающий и странный взгляд.

— Она нас не узнает, — сокрушенно покачал головой Джордан.

— Вы слишком много хотите, — философски заметил Петерс. Поднеся к ее губам бутылку с бренди, он залил несколько капель ей в рот до того, как она вновь заметалась в бреду.

— Ей нужен отдых, и тут уж остается только полагаться на Таннера.

День тянулся невыносимо медленно. Иногда казалось, что «Надежный» вот-вот прекратит погоню, но проходило совсем немного времени, и надежда гасла. Моряки на все лады проклинали упрямых англичан и прилагали все силы к тому, чтобы сделать надежду явью.

В капитанской каюте часы тянулись так же медленно. Алексис не становилось лучше. Когда она начинала метаться и стонать от боли, Петерс давал ей ланданиум. Тогда она засыпала, а двое мужчин, дежуривших у ее постели, взглядами успокаивали друг друга в надежде, что обострений больше не будет.

Тем временем Клод решил изменить стратегию. На то было несколько причин. День выдался ясный, следовательно, и ночь, освещенная народившимся месяцем, не будет столь беспросветной, как предыдущая. При этих условиях «Надежный» вполне мог держать в поле зрения «Принцессу ночи». Надежды избавиться от неотвязной тени почти не осталось. В то же время ухудшение состояния Алексис побуждало Клода к изменению курса. Как ни странно, именно новый маршрут подсказал ему путь к спасению.

Незадолго до полуночи Таннер сообщил о своем плане Джордану. Он не смыкал глаз уже сорок часов, но напряжением воли сохранял силы и бодрость.

— Мы идем в Род-Таун, — решительно заявил он. — Это наш шанс, да и Алексис там быстрее поправится.

Клод не стал даже заикаться об иной перспективе, когда никакой Род-Таун уже не поможет.

— Но мы не можем притащить на хвосте «Надежного», — продолжил Клод. — Это все равно, что приставить к виску капитана пистолет. Я придумал, как остановить британский фрегат без единого выстрела.

Джордан слушал внимательно, но тут он не удержался от изумленного возгласа:

— Без единого выстрела? Я не ослышался?

— Совершенно верно. Я подумал о Лошадиной Подкове.

Глаза у Джордана стали круглыми, как блюдца.

— Вы имеете в виду риф? Использовать риф! Черт, отличная мысль!

Клод усмехнулся.

— Рад, что вы тоже так думаете. Если погода позволит, мы окажемся на месте через три дня. До Род-Тауна оттуда всего пара часов при попутном ветре. Как только мы разделаемся с «Надежным», мы сможем спокойно вернуть капитана Денти домой.

Глубокой ночью Клод смог оставить свой пост, навестить Алексис и поспать несколько часов на полу возле ее постели.

— Могу я что-нибудь для нее сделать? — спросил он Петерса.

— Ничего. Все, что от нас требуется, — это менять компрессы и давать ей ланданиум, чтобы уменьшить боль. В остальном мы бессильны.

Клод взял Алексис за руку и осторожно пожал ее. Вдруг ему показалось, что он ощутил ответное пожатие. Клод думал, что сердце выпрыгнет у него из груди. Наутро, когда внезапно изменилась погода, ему понадобилась вся его вера в это рукопожатие, чтобы жить и продолжать следовать выбранному курсу.

Вначале паруса опали лишь чуть-чуть, и, казалось, вот-вот ветер вновь надует их, унося вперед «Принцессу ночи». Но шли часы, и ветер превратился в легкий бриз, а затем стих, будто в море сбросили якорь. Корабль, словно дохлая рыба, дрейфовал в неподвижной воде.

Никто не знал, сколько продлится штиль — часы или недели. То, что британцы оказались в тех же условиях, не очень-то обнадеживало. На фрегате было больше людей, а когда ветра нет, ветром становятся человеческие мускулы.

Клод приказал матросам спуститься в большую шлюпку и, взявшись за весла, тащить «Принцессу» на буксире. Уилкс, Нед Аллисон и остальные далеко не обделенные силой моряки на пределе своих возможностей, обливаясь потом и тяжело дыша, пытались решить эту почти непосильную задачу.

Клод наблюдал в подзорную трубу за «Надежным». Его команда была в курсе происходящего на «Принцессе» и приняла ответные меры. Но только вместо одной шлюпки «Надежный» спустил на воду две. Кроме того, гребцы могли меняться чаще и не так уставали.

Экипаж «Принцессы» разделился на три части, и пока одни гребли, а другие отдыхали, третьи зачерпывали морскую воду и обливали паруса, чтобы тяжелая ткань лучше ловила ветер, если только он появится.

Штиль длился два дня. За это время команда вымоталась до последней степени, и матросы в изнеможении засыпали прямо на палубе. «Надежный» приблизился на опасное расстояние, а пожатие Алексис, так обрадовавшее Клода, больше ни разу не повторилось.

Но тут в сотнях миль к северу, в новом городе с грязными улицами и домами, построенными из корабельной обшивки, произошло событие, которому предстояло решительным образом изменить ситуацию.

Все началось с того, что из утренних газет вашингтонцы узнали о битве за освобождение Чарльстонского порта, и одна из таких газет вместе с письмом особой важности лежала сейчас на серебряном подносе, дожидаясь, пока главный руководитель страны позавтракает и возьмется за чтение.

— Сенатора Хоува ко мне! — в ярости воскликнул Президент, прочитав письмо.

Казалось, именно этот гневный рык Медисона надул паруса «Принцессы ночи».

Штиль закончился.

В тот момент, когда уже не оставалось сил ни действовать, ни надеяться, все вдруг пришло в движение и события стали развиваться с непредсказуемой быстротой.

На ночь Клод остался в капитанской каюте, тогда как Джордан делал все возможное, чтобы удержать позиции, с таким трудом отвоеванные у британцев.

И Алексис словно очнулась от штиля. Всю ночь она беспокойно металась, вздрагивала. Ее то бил озноб, то бросало в жар. Клод постоянно брал ее руку в свою и гладил, чтобы успокоить. Когда она вскрикивала от боли, он щедро поил ее успокоительным. Большую часть ночи Клод беседовал с ней, стараясь говорить ласковым, доверительным тоном. Он рассказывал ей о детстве, о своей первой любви, описывал свой дом, в котором жил тогда, родителей, сестру, улицы Бостона; он рассказывал о своем первом плавании, о доках, о Лендисе, о Гарри Янге и других близких людях, Клод говорил вещи, которые, будь она в сознании, заставили бы ее смеяться. Он даже говорил ей такое, от чего она, если бы смогла слышать, прижала бы его голову к своей груди и заплакала. Временами он сам с трудом понимал, о чем рассказывал, но не останавливался, веря, что его голос — это нить, которая не дает прерваться ее связи с миром, с ним, Клодом. Когда первые лучи солнца упали на ее лицо, он уже знал, что эту ночь они пережили.

Тогда Клод уснул. Проснувшись после полудня, он вынужден был довольствоваться объяснением, что его не разбудили лишь потому, что сейчас команде был позарез нужен отоспавшийся капитан. Поразмыслив, он не. мог не согласиться с тем, что Петерс был прав, принимая на себя решение не беспокоить его. Джордан отлично справился с задачей, и теперь до Лошадиной Подковы оставалось всего два часа ходу.

Лошадиная Подкова представляла собой коралловый риф в форме крутой дуги, общая длина которой достигала тринадцати миль. Расположенный в двадцати милях от Тортолы, между островами Ангада и Виргиния-Горда, риф представлял смертельную опасность для кораблей, заходящих в Карибский бассейн со стороны Атлантики. Кроме того, его необычная форма создавала течения, которые порой становились очень быстрыми и непредсказуемыми. Словно тропический айсберг, риф показывался из воды всего в нескольких местах, тогда как большая часть оставалась скрытой под водой. Поверхность его была неровной — цепь холмов перемежалась впадинами, порой довольно глубокими. Даже в ясную погоду риф можно было заметить лишь по измененному цвету воды. Те, кто полагался на старые карты, легко оказывались пленниками рифа, поскольку обозначать его начали совсем недавно.

Не имея возможности орудовать пушками, Клод решил поставить себе на службу природу. Он планировал обогнуть риф, подойти к нему поближе, а затем отступить, удерживая «Надежный» на расстоянии, вполне достаточном, чтобы заманить его в ловушку. Стратегия довольно рискованная, но иного выхода у него не было.

— Он идет за нами, капитан! Точь-в-точь, как вы говорили! — восхищенно воскликнул Пич.

— Право на борт! — приказал Клод, чувствуя, как корабль затягивает течением.

Когда «Принцесса» вышла из опасной зоны, Клод боковым зрением поймал «Надежный».

— Вот теперь мы и посмотрим. Если они не знают точного расположения рифа, их ждет сюрприз…

«Надежный» слишком давно и настойчиво преследовал «Принцессу», чтобы отступать сейчас, когда победа была так близка. Тяжелый фрегат шел напролом, и если «Принцессе» угрожало течение, то «Надежный» стоял как скала.

Игра напоминала партию в шахматы, в которой было задействовано все: выносливость, воля, терпение. Около часа «Принцесса» заигрывала с фрегатом, делая изящные пируэты, выводя дуги, рисуя на воде узоры, водя «Надежный» за собой как рыбу на поводке. «Надежный» повторял ее танец не так изящно, но уверенно и мощно, словно сила хотела посрамить красоту.

Все случилось неожиданно. Мощная волна накрыла «Принцессу ночи». О «Надежном» забыли — Редлэнд и Клод боролись не на жизнь, а на смерть, вращая штурвал, стонавший от напряжения. Паруса тревожно забили крыльями. Матросов разбросало по палубе. В недрах «Принцессы» другая принцесса закричала от боли и страха, призывая на помощь тех троих, что все равно не смогли бы ее услышать. И вот, вздрагивая всем корпусом, борясь с течением, готовым вот-вот подхватить ее и принести в жертву рифу, «Принцесса» ночи сделала отчаянный рывок и высвободилась. Только тогда они вспомнили о «Надежном».

Громкий треск и скрежет был ответом на их немой вопрос. «Надежный» врезался в риф. Должно быть, для обитавших в рифе причудливых животных и рыб забавными показались фонтаны и бульканье вокруг невесть откуда взявшихся обломков дерева и кусков металла.

На поверхности все звуки были приглушены. Но на каждом из кораблей люди знали, что думает о них экипаж противника; для этого не надо было иметь чуткий слух, достаточно было элементарного воображения. На «Принцессе ночи» видели, как спешно покидает тонущий корабль команда, и спустили лодки в помощь терпящим бедствие. Но спастись удалось далеко не всем. То тут, то там в красноватой от крови воде всплывали тела не справившихся с волнами и тех, кого разрезал риф. Одна из шлюпок перевернулась до того, как Клод успел достать ее крюком. Из всех, находившихся в ней, от зубов акул удалось уйти лишь немногим. Оставшиеся лодки «Принцесса» взяла на буксир и оставила лишь тогда, когда на горизонте показалась земля.

Сто двадцать человек с «Надежного» достигли Ангады к тому времени, как «Принцесса ночи» приплыла в Род-Таун. Двести жизней унес риф.

— У тебя в самом деле была девушка по имени Пруденс?

От неожиданности Клод чуть не свалился со стула. Подскочив к большой с кисейным пологом кровати, он склонился над Алексис. Она говорила так спокойно, будто продолжала только что прерванный разговор.

Клод опустился на колени перед кроватью и положил руку на лоб Алексис. Она смотрела на него с удивлением и любопытством, словно не понимала, чем он так озабочен.

— Салли! У нее нет жара! Салли!

Алексис отмахнулась от его руки, как от назойливой мухи, с нетерпением, развеселившим его.

— Ты права, Алекс. Ее звали Пруденс.

Она прикоснулась к его щеке кончикем вальца и провела линию — на щеке остался след.

Только тут он понял, что кончик ее пальца влажный.

— Ты плачешь, — тихо сказала она. Отыскав его руку, Алексис взяла ее в свою и чуть сжала, считая, что слова будут излишними, затем уснула вновь.

Салли Грендон наблюдала за этой сценой с порога собственной спальни. Картина была настолько трогательная, что и она не удержалась от слез. Промокнув свои круглые фиалковые глаза уголком фартука, она осторожно закрыла за собой дверь.

Проснувшись во второй раз, Алексис сразу потребовала, чтобы ей разрешили встать, но Салли даже слышать об этом не желала и тут же позвала на подмогу своего мужа и Клода. Алексис пришлось сдаться и дать слово впредь больше не буянить, оставаясь в постели ровно столько, сколько ей велят.

Клод проводил с ней по нескольку часов в день, развлекая рассказами о том, что происходило, пока она была без сознания. Однако он даже не упомянул о «Надежном», предпочитая не волновать ее попусту, зато в красках живописал самоотверженность, которую проявила Салли, взяв на себя обязанности по уходу за ней.

— Я думаю, она подозревает, — заговорщическим шепотом сообщил Клод, легонько поглаживая голубую жилку на запястье Алексис.

— Что подозревает? — точно таким же шепотом спросила Алексис.

— То, что я хочу забраться к тебе в постель.

Когда Алексис уснула, на щеках ее играл очаровательный румянец.

День за днем Алексис набиралась сил. Теперь уже ни у кого не было сомнений в том, что она выздоровеет. Наступила ночь, первая ночь на острове, принесшая Таннеру крепкий, спокойный сон. Он сладко улыбался во сне: никогда еще кровать не казалась ему такой удобной и теплой. Клод понял, в чем причина столь разительной перемены, только ранним утром, когда, проснувшись, обнаружил, что он в постели не один. В его объятиях, свернувшись клубочком, спала Алексис. Он пришел в ярость из-за того, что она без разрешения покинула свою спальню, но прогнать нарушительницу у него не хватило духу. Он только крепче обнял грозного капитана Денти, с трудом преодолев искушение поцеловать ее в полураскрытые губы.

— Тебе не надо было приходить ко мне, — сказал он нежно. — Зачем ты это сделала?

— Ты действительно хочешь, чтобы я ответила на твой вопрос?

— Нет, — со вздохом признался Клод. — Боюсь, что нет. Я едва удерживаюсь от того, чтобы… сама понимаешь.

— Зачем так мучиться? Мне уже гораздо лучше.

— Если Салли найдет тебя здесь, нам обоим несдобровать.

— О, она слишком со мной нянчится. Не позволяй ей поить меня снотворным. Я и так слишком многое проспала.

— Она нянчится с тобой, потому что любит тебя, и с минуты на минуту будет здесь. Вот тогда полетят обе наши головы.

Алексис приложила палец к его губам.

— Я этого не вынесу. Помоги мне вернуться обратно.

Клод быстро оделся, затем, осторожно обняв Алексис, повел ее в соседнюю спальню.

— Позволь мне взглянуть на твою рану. Если она открылась из-за того, что ты встала с постели, мне ничего не останется, как поить тебя ланданиумом самому.

Алексис неохотно согласилась. Клод приподнял ее ночную рубашку и разбинтовал повязку.

— Все в порядке, — сказал он, внимательно разглядывая рубец. — Салли сможет через несколько дней снять швы. Тебе надо быть бережнее к себе, Алексис. Ты очень, очень больна, и не притворяйся, что это не так.

— Обещай, что останешься на ночь у меня.

— Даже не надейся. Если ты не поклянешься мне во всем слушаться Салли, я вообще перестану ночевать в этом доме.

— Хорошо. Ты победил. Как ты думаешь, Салли позволит мне принять ванну?

— Ни за что. Позже она протрет тебя губкой.

— Ну пожалуйста! Я хочу настоящую ванну! Я не выношу, когда меня облизывают.

— Большинству женщин это нравится, — заметил Клод и, вовремя успев увернуться от полетевшего в его голову пера для письма, быстро вышел.

Через несколько минут он вернулся с Салли.

— В чем дело? — строго спросила почтенная женщина. — Если речь идет о том, чтобы разрешить вам вставать с постели, то тут и обсуждать нечего. Нельзя, и все тут.

— Не понимаю, как это люди с таким круглым мягким подбородком могут быть такими жестокими.

Салли смерила Алексис укоризненным взглядом.

— Вообще-то, — веско заметила она, расправляя простыню на постели больной, — на этом острове Алекс Денти и упрямство воспринимаются как синонимы.

Клод засмеялся, а Алексис притворно вздохнула только для того, чтобы не показать, что ей и самой смешно.

— Когда я смогу принять свой корабль, Салли?

— Всему свое время. Траверс подождет. Здесь уж неделей больше, неделей меньше, разницы нет.

— Неделя и ни дня сверх того. Могу я сегодня посетить корабль, посмотреть, как сделаны ремонтные работы?

— Вы свалитесь, не дойдя до двери. И слышать об этом не желаю.

— Тогда о чем же вы желаете слышать? — возмутилась Алексис.

Ей, привыкшей командовать, было странно чувствовать себя зависимой.

— Могу я по крайней мере ванну принять нормальную?

— Нет. Вам нельзя мочить швы.

Клод не замедлил напомнить, что и он говорил то же самое.

— Могу я поработать вместе с Франком над документами компании?

— Да, но оставаясь в постели.

— Мне что, вообще не разрешается вставать?

— Нет. Я не хочу брать на себя ответственность за то, что может произойти.

Алексис сделала вид, что не услышала, как выразительно хмыкнул Клод.

— Считайте, что все улажено, — быстро произнесла она. — Я беру ответственность на себя.

Салли слишком поздно поняла свою ошибку. Готовая заплакать, она обратилась за поддержкой к Таннеру:

— Ну хоть вы-то можете ее вразумить?

— До сих пор мне это не удалось.

— Ладно, ваша взяла, — глухо проговорила Салли, внимательно осмотрев швы. — Только помните, вы сами заставили меня пойти на это.

— Не волнуйтесь. Я не собираюсь предпринимать ничего такого, что потребует от меня большой затраты сил. Наконец-то вы поняли, что я сама способна о себе позаботиться.

Клод даже поперхнулся.

— Салли! Не могу поверить! Не хотите же вы сказать, что позволите ей встать с постели!

Салли лишь руками развела.

— Вы же все слышали. Она освободила меня от ответственности. Пусть делает что хочет.

По всему было видно, что Салли признала поражение; но стоило Алексис на мгновение потерять бдительность, как Клод и миссис Грендон обменялись быстрыми взглядами. Сияющая улыбка Салли могла быть только улыбкой победителя.

Клод посмотрел на закрытую дверь, словно на ней мог прочитать подсказку, но ключа к разгадке так и не нашел. Тогда он переключил внимание на попытки Алексис встать с постели.

— От меня помощи не дождешься, — непререкаемым тоном заявил он.

— По-моему, я ее и не просила, — ответила Алексис.

Ей удалось доковылять до маленького стола вишневого дерева, сервированного для завтрака, но при этом она заметно побледнела и даже закусила губу от боли, когда садилась в кресло.

— Ну зачем так упрямиться, Алексис? — не удержался Клод, садясь рядом с ней. — Ты зря обидела Салли. Не в твоем состоянии отдавать указания и что-то решать!

— Я не собираюсь оставаться в этой комнате ни минутой дольше! — задиристо заявила Алексис.

Клод отодвинул стул и встал из-за стола.

— Куда ты собрался?

— Не знаю. Куда-нибудь. Не хочу быть свидетелем того, как ты себя убиваешь. Ты обещала не делать ничего, что выше твоих сил. С тех пор ты уже умудрилась встать с постели и едва не свалилась на пол. Теперь, полагаю, очередь за другими подвигами.

— Но… Я думала, ты позавтракаешь со мной.

— У меня пропал аппетит, — безжалостно заметил Клод. Он открыл было дверь, но путь ему заступил супруг Салли, и Клоду пришлось отойти в сторону.

Когда Франк понял, что Клод собирается уйти, он отчаянно замотал головой.

— Моя жена сказала, что вы позавтракаете здесь. Она не хотела бы, чтоб Алексис оставалась одна.

— Все в порядке, Франк, — вмешалась Алексис. — Если он хочет уходить, пусть уходит. А вот вас я попросила бы остаться со мной. Только прихватите все эти книги, что вы хотели мне показать.

— О нет, — поспешил ответить Франк. — Это… Это подождет. Необходимо дождаться вестей от Скотта Хансона. Он, на пути из Балтимора. Когда он приедет, мы получим более ясную картину наших успехов.

Алексис хотела было расспросить поподробнее о том, почему Хансон задержался в Балтиморе, и кое о чем еще, но аромат свежеподжаренного бекона, струившийся с подноса, заставил ее передумать. Клод тоже не выдержал и решил остаться поесть.

— Салли сегодня утром испекла печенье, — сообщил Франк. — И вот еще чай — свежезаваренный и горячий, как кипяток, — вы такой любите, Алексис. Салли сказала: чтобы окончательно встать с постели, вам понадобятся силы; так что постарайтесь съесть побольше.

— Вот видишь, Клод, — Алексис взяла чашку, — Салли вовсе не поставила на мне крест. Пусть ее жалуется и суетится, главное, она помогает мне в том, чего я хочу.

Клод не ответил. Сейчас его больше занимал Франк, который, стоя за спиной Алексис, казалось, едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Только тут Клод догадался, какая связь существует между дымящейся чашкой в руках Алексис и недавней торжествующей улыбкой Салли. Ему тоже стало смешно, но, чтобы не выдать себя, он поспешно поднес к губам обжигающий напиток и опустил глаза.

Забавно подмигнув, Франк ушел, и Таннер, уже более не придавая никакого значения рассуждениям Алексис по поводу присутствия чувства долга у Салли и отсутствия понимания ситуации у него, Клода, спокойно наслаждался вкусной едой и ждал развязки. Когда с завтраком было покончено, Клод отодвинул пустую тарелку и, выжидательно глядя на Алексис, откинулся на спинку стула.

— Почему ты так на меня смотришь, Клод? — удивленно спросила Алексис. — Такое впечатление, что ты думаешь, будто я могу в любую минуту свалиться под стол.

— Кажется, этого не избежать.

— Придется тебя разочаровать. Хорошая еда — вот все, что мне было нужно. Я практически вообще не чувствую боли.

— О да, конечно, я убежден, что все дело именно в еде. Поел — и никакой боли. Какие у нас планы: сытный обед, горячая ванна, путешествие на «Принцессу ночи» и достойные похороны, устроенные людьми, за которых ты поклялась отомстить?

— Прекрати! — воскликнула Алексис. — Не будь таким жестоким! Почему ты хочешь представить меня презренной и низкой? Это подло в конце концов! — Алексис со злостью отшвырнула тарелку.

— Презренной! Ты сама выбрала это слово. Ты предпочитаешь, чтобы тебя называли презренной, лишь бы не показать своей слабости. Неужели ты не видишь, что я не хочу тебе зла? Ты считаешь подлым то, что я показал тебе всю извращенность твоего стремления сделать невозможное? Ты называешь меня жестоким потому, что я напомнил тебе о твоем же обещании? — Клод пожал плечами. — Может, я не достаточно сильно тебя люблю, — спокойно заявил он. — Честно говоря, сейчас я даже не уверен в том, что испытываю к тебе хотя бы симпатию. Наверное, надо было просто привязать тебя к кровати и уйти. Тогда мне по крайней мере не пришлось бы выслушивать весь этот бред. Мне и так довелось много чего наслушаться, пока ты была без сознания.

— И о чем же я говорила? — тихо спросила Алексис, вскинув брови.

— Ничего такого, что ты при удобном случае не сказала бы мне в лицо. Впрочем, я все это заслужил. Так уж устроен человек. Ему неприятно, когда его ругают, особенно если ругать в общем-то не за что. А сейчас ты еще и обвиняешь меня в подлости. Мадам, если хотите знать правду, я бы вколотил в вас немного здравого смысла, будь у меня уверенность, что это поможет!

Алексис ошалело заморгала.

— Ты не посмел бы! — запальчиво воскликнула она.

— Еще как посмел бы, — раздельно, нажимая на каждое слово, произнес Клод. — Только бы сработало.

Однако под пристальным взглядом Алексис лицо его постепенно утрачивало суровость и жесткость, черты становились мягче, а глаза добрее.

Алексис сама не понимала, что происходит с ней. Ей казалось, что она тает под его изумрудным взглядом. Она дотронулась ладонью до лба — он был неестественно горячим. Алексис беспомощно улыбнулась, забыв свой недавний гнев, отчасти понимая, что проявила ослиное упрямство, не желая признавать очевидного. Она медленно встала и подошла к Таннеру. Как ни странно, привычной боли не было. Никакой боли. Клод осторожно посадил ее к себе на колени.

— Не сердись на меня, Клод. Я знаю, ты думаешь, что я заслужила твой гнев, но я не хочу, чтобы ты так волновался из-за меня. Со мной все будет в порядке.

— Да, с тобой все будет хорошо, — подтвердил Клод. Она не заметила его улыбки, потому что он спрятал лицо в ее волосах.

— Кстати, о том, что я наговорила тебе в бреду… Я не сказала, что люблю тебя? — прошептала она, уткнувшись ему в грудь. Она не понимала, чему обязана овладевшим ею состоянием эйфории, приписав испытываемое ею чувство легкости и безудержной радости тому, что находилась в его объятиях. Она слушала, как бьется его сердце, прижимая ухо к шелковой рубашке Клода.

— Нет. Об этом ты не говорила.

— Тогда я скажу тебе сейчас.

Алексис подняла голову, обхватила ладонями его лицо и, глядя Клоду прямо в глаза, заговорила, захлебываясь от счастья:

— Я люблю тебя… Я обожаю тебя… Все в тебе.

Клод улыбался.

— Ну вот, наконец-то мы раскрыли страшную тайну.

Алексис радостно ответила на его улыбку.

— Не думаю, что моя любовь была для тебя такой уж тайной.

— Не разочаровывай меня, Алексис, — попросил он, целуя ее в лоб. — Лучше снова повтори то, что ты сказала.

— Я люблю тебя. Я преклоняюсь перед тобой. Я нуждаюсь в тебе. И я никогда не устану говорить это, Клод.

Алексис чувствовала, как приятное тепло разливается по ее телу. Она знала, что лицо ее горит, отражая желание, которое она испытывала всякий раз, когда он был рядом.

— Я люблю тебя, — повторила она еще раз, не дожидаясь просьбы с его стороны, и эти слова звучали так неожиданно ново, так свежо, словно она произнесла их впервые.

— Салли подсыпала лекарства тебе в чай.

— Что?!

То, что должно было прозвучать как возмущенный протест, оказалось лишь слабым стоном разочарования. Она оттолкнула Клода и попыталась встать. На смену эйфории пришла сонливость. Только теперь она поняла, что ее жар вызван не столько присутствием Клода, сколько действием лекарства. Когда Алексис убедилась, что ноги ее больше не держат, она смирилась с поражением и бессильно повалилась к нему на колени, не желая оказаться на полу.

— Да, ты, кажется, прав. И как ей это удалось?

Клод улыбнулся. Он поднял ее на руки и отнес в постель. Укрыв Алексис одеялом, он спросил:

— Ты не сердишься?

— Я в ярости.

Впрочем, утверждение это прозвучало забавно даже для нее самой, тем более что на последнем слоге она сладко зевнула.

— Передай Салли, — слабым голосом попросила Алексис, — что я на нее сержусь. Не надо было ей так со мной поступать. Ненавижу это снотворное. Терпеть не могу, когда мне не дают делать то, что хочу.

— Я знаю, но она предупредила тебя. Ты сама ее вынудила. Не надо сопротивляться. Просто расслабься и отдыхай.

— Не уходи!

Алексис стиснула в ладони руку Клода и не отпускала его от себя. Но он и не думал бежать. Она боролась с дремотой, стараясь удержать открытыми слипающиеся глаза.

— Я так не люблю этого. Противоестественно засыпать от лекарства.

Клод услышал страх в ее голосе и положил руку поверх ее ладони.

— Я останусь с тобой, Алексис. Я буду с тобой, когда ты проснешься. Обещай, что подождешь с делами, пока Салли не скажет тебе, что ты готова.

— Ты слишком многого просишь, — ответила она, опуская отяжелевшие веки.

— Обещай мне, — с мягкой настойчивостью повторил Клод.

— Я обещаю.

Клоду пришлось наклониться, чтобы уловить последние слова, но, услышав их, он расслабился. Он был уверен, что Алексис выполнит то, что сказала.

Много раз на протяжении последующих дней Алексис вслух жалела о своем обещании, возмущалась и жаловалась на то, что у нее выманили его хитростью. Однако, зная ее верность слову, Клод теперь был уверен, что от случайностей она застрахована. Когда Салли объявила Алексис, что она может совершать небольшие прогулки, ее радости не было предела. Однако Салли не пыталась скрыть своего неудовольствия по поводу того, что Алексис предпочитала вместо прогулок посещать корабль. Обе женщины проявляли завидное упрямство и вспыльчивость — даже Клод Фредерик Таннер, человек, которого трудно было бы назвать трусом, предпочитал держаться от их разборок в стороне.

За день до того, как «Принцесса ночи» должна была покинуть Тортолу, Клод и Алексис устроили пикник на пляже, в полюбившемся обоим месте под «вороньим гнездом». Они отдыхали, глядя на море, когда за спиной неожиданно раздалось шуршание песка. Кто-то торопливо шел к ним.

Оба обернулись одновременно, однако реакция при виде незваного гостя у них оказалась совершенно разная. Клод был не слишком доволен вторжением человека, к которому не питал особой симпатии, тогда как Алексис радостно улыбнулась, счастливая: тот, кого ждали уже давно, вернулся в добром здравии.

Алексис встала и с присущей ей грацией легко побежала навстречу гостю. Обхватив его за шею, она воскликнула:

— Уберите от меня этого ужасного Таннера! Я не могу больше с ним оставаться!

Все трое рассмеялись.

— Вы, полагаю, Скотт Хансон? — спросил Таннер, стоя поодаль.

Хансон тут же перестал смеяться. Чуть отодвинув Алексис, он, набычившись, шагнул к Клоду. Тот не двигался.

— А вы, полагаю, тот самый сукин сын, что арестовал Алексис и привел ее к этим ублюдкам: Хоуву, Фартингтону, и — как там его? — какому-то Ричарду.

— Ричарду Грэнджерсу, — уточнил Клод. — Вы забыли Роберта Дэвидсона — еще одного ублюдка.

— Вам лучше знать.

Алексис не дала Клоду продолжить этот не сулящий ничего доброго диалог, задав Скотту вопрос по существу.

— Мистер Хансон, — спросила она, — откуда вам все это известно?

Хансон залез в карман и, достав оттуда несколько сложенных вчетверо газет, швырнул их к ногам Клода.

— Отсюда, капитан. Вот почему я и опоздал. Из Балтимора, услышав о неприятности, происшедшей с вами, я отправился в Вашингтон и оставался там до тех пор, пока не убедился, что все закончилось относительно благополучно.

— Хансон, перестаньте. — Алексис потянула Скотта за рукав. — Не станете же вы нас сейчас заставлять читать все эти газеты! Лучше расскажите сами, что произошло!

Хансону явно пришлось переступить через себя, чтобы выполнить просьбу Алексис, которая, опустившись на песок, предложила ему сесть рядом. Клод отошел чуть в сторону, явно не желая выказывать особой заинтересованности в разговоре. Покосившись на Клода, Хансон начал рассказ.

— Я несколько раз слышал, как ваше имя упоминалось вместе с именем сенатора. Вот тогда я и подумал, что вы, должно быть, в Вашингтоне. Я понял, что беды не миновать, уже в тот момент, когда его люди, — он ткнул пальцем в сторону Клода, — стали наводить о вас справки. Полагаю, мое сообщение до вас так и не дошло?

— Будьте уверены, она его не получала, — сухо бросил со своего места Клод.

Хансон смерил Таннера уничтожающим взглядом, а затем продолжил:

— Я выяснил, что вы были в Вашингтоне, но уехали несколько недель назад, что в Вашингтон он вас привез для того, чтобы вы просили прощения за какие-то преступления, которых не совершали, у людей, даже не имевших права вас допрашивать.

Беннет Фартингтон пробовал свалить всю вину на Президента, на нашего Малютку Джемми. Военный министр Джемми, Юстис, напрочь отрицал свое участие в этом деле и в нескольких других темных делишках, случившихся ранее. Когда Дэвидсон узнал, что Фартингтон выдал с головой всю компанию, надеясь выгородить себя и Хоува, он покончил с собой — предпочел смерть унижению, через которое должен был бы пройти на суде. Но суд тем не менее состоялся. Он длился несколько дней, и после разбирательства членам суда потребовалось около четырех часов, чтобы вынести вердикт. Заговорщикам придется немало лет провести в тюрьме, но если бы суду были представлены доказательства того, что они имели контакт с британцами, их ждала бы виселица.

Алексис не сразу смогла осознать, что произошло.

— Неужели все кончилось? — удивленно пробормотала она. — Они больше не будут преследовать нас, Клод.

И вдруг ее осенила мысль, от которой Алексис и в самом деле сделалось не по себе. Она схватила газету в руки и начала трясущимися пальцами разворачивать ее.

— Что там сказано о капитане Денти? — хрипло спросила она.

Клод подошел к ней, взял ее за руки, стараясь успокоить.

— Не волнуйся, Алексис, я уже просмотрел газеты. Странная смесь гордости и страха не позволила им признаться в том, что они имели дело с женщиной. Беннет Фартингтон под присягой поклялся, что капитан Денти маленький и жилистый, его лицо настолько изуродовано, что он больше не похож на мужчину.

Скотт Хансон с облегчением обнаружил, что теперь может смеяться вместе с Клодом и при этом не держать на него зла.

 

Глава 17

Клоду пришлось немного постоять на пороге, пока он привык к полумраку, царившему в каюте Алексис. Вместо лампы в ней горели свечи, и, если бы Клода попросили обрисовать атмосферу каюты одним словом, он выбрал бы единственно верное — обольщение

Алексис стояла у стола, чуть склонив голову, поправляя свечу в бронзовом подсвечнике. Пламя бросало нежные отсветы на ее лицо. Клод улыбнулся, уловив на нем знакомое решительное выражение. Взгляд его скользнул ниже, вдоль горла, на котором, словно подмигивая ему, сверкало серебряное колье. Незамеченный, он продолжал любоваться ею и тогда, когда Алексис, поставив подсвечник на стол, отошла на шаг, чтобы оценить сделанную работу. Подняв глаза от свечи и увидев Клода, она не удивилась. Восхищение в теплом свете его взгляда было отмечено лишь опущенными в знак благодарности ресницами. Обогнув стол, Алексис сделала к нему несколько шагов. Небесно-голубой наряд издавал при каждом ее движении шелест, напоминавший шепот, а распущенные по плечам волосы колыхались золотым ореолом. Глаза ее блеснули ярким, тревожным огнем, когда он взглядом спросил о том, о чем не решался спросить словами.

Алексис протянула руку, и Клод, крепко сжав ее, повел Алексис назад, к столу. Там их ждали два бокала, доверху наполненные темно-красным вином.

— Сегодня у нас праздник, — тихо сказала она, поднимая свой бокал.

Хрусталь коснулся хрусталя, и это касание было таким же интимным и нежным, как встреча их рук.

— Повод? — спросил Клод, задерживая бокал у губ.

— Несколько сразу.

Алексис пригубила вино, наслаждаясь волшебными оттенками его вкуса.

— Несколько часов назад я закончила свой первый, после возвращения к жизни, день в качестве капитана.

— А кажется, словно ты никогда и не прерывала это занятие.

— Благодарю. Еще мы пьем за то, что находимся всего в неделе хода от Нового Орлеана, а значит, надеюсь, и от Траверса.

— За окончание поисков.

— Да. И еще мы поминаем «Надежный».

— Кто сказал тебе?

— Пич. Ты мог бы и сам рассказать мне это, Клод.

— Я сделал только то, что был в состоянии сделать, не более.

— И наконец, — Алексис снова подняла бокал, — за то, что мы вдвоем.

— Действительно вдвоем?

— Прошлая ночь была последней, которую мы провели в разных каютах.

— Вот это, — с энтузиазмом воскликнул Клод, — стоит отпраздновать.

— Совершенно с тобой согласна.

Подойдя к нему, Алексис оттянула воротник его полотняной рубашки так, что показалась бронзовая от загара грудь; она прижалась к ней губами, слушая, как под солоноватой теплотой плоти бьется сердце.

Клод засмеялся глубоким, грудным смехом. Она подняла свои золотые, с чуть туманной поволокой глаза. В глубине ее черных зрачков играл огонек — тот бесовский огонек, что побуждал к действию. Клод не шевельнулся, ни жестом, ни взглядом не давая ей понять, что ему приятна ее близость. Она хотела победить его, и Клод поступал так именно потому, что она все еще считала необходимым побеждать. Он спокойно поднес бокал к губам и сделал большой глоток. Поставив вино на стол, он сказал:

— Мне нравится, когда ты так на меня смотришь.

— Как?

— Ты не догадываешься?

Алексис отрицательно помотала головой. Корабль покачивало, и пряди ее золотистых волос тоже покачивались, касаясь ее щек и губ. Клод чуть улыбнулся, убирая ей волосы с лица.

— Не догадываешься, чем ты сразила меня в тот самый момент, когда я вошел к тебе?

— Сразила тебя? — недоверчиво переспросила Алексис.

— Да, именно так.

— Нет.

Взяв ее за подбородок, Клод большим пальцем нежно погладил приоткрывшиеся ему навстречу губы.

— Когда ты смотрела на меня, у тебя было такое знакомое выражение. Оно бывает всегда, когда ты сталкиваешься с чем-нибудь, что воспринимаешь как вызов себе, своим силам. Не так смотрит женщина, которой владеет желание. Нет, твой взгляд куда целеустремленнее, и мне это нравится. Мне нравится, что ты воспринимаешь меня как вызов, как цель своих устремлений.

Тем же неторопливым движением он провел ладонью по ее лицу, коснулся мочек ушей, провел кончиком пальца по бровям.

— И эти глаза — совсем не такие, как у других. Веки твои не наливаются тяжестью, изнемогая от чувственности; они подняты и напряжены, словно ты боишься моргнуть, чтобы пропустить нечто важное. Твоя чувственность выражается в кристальной ясности взгляда. За этой дымкой желания остается твердость, решимость и ясность сознания. Я так люблю этот особенный, только тебе присущий свет, который загорается в твоих глазах, когда ты чего-то очень хочешь.

— — — Свет? О н-евйчаесть? Ты видан его?

— Да.

— Хорошо, — прошептала она, лаская губами его ладонь. — Я хочу тебя.

Она сказала то, что он знал прежде, чем зашел к ней, то, чего Хотела и что собиралась сделать она с тех самых пор, как вернулась к себе в каюту. Руки ее вспорхнули, как крылья бабочки; она начала расстегивать его рубашку до самого конца, пока полы ее не разошлись. Ослабив ремень на его брюках, Алексис приникла губами к его груди, руками лаская живот, и Клод вздрогнул от подаренного ею наслаждения.

— Ты всегда получаешь то, что хочешь? — спросил он, целуя ее лицо.

— Если бы!

Теплое дыхание ее ласкало ему затылок. Она обвила его руками, осторожно касаясь пальцами шрамов на спине.

— Врунья, — сказал он так, словно называл ее ласковым прозвищем.

Алексис осознала, что он успел расстегнуть ее платье, только когда оно упало к ее ногам. Она вздрогнула от прикосновения его рук. Раздев Алексис, он нагую отнес ее на кровать, но она не желала отпускать его и потянула за собой, перекатившись на него сверху, покрывая быстрыми горячими поцелуями его лицо, шею, грудь.

Клод приподнялся под ней, помогая ей снять с себя брюки стащив их, Алексис начала ласкать его бедра, колени, икры. Губы ее были горячими и влажными, ласки уверенными, и Клод, хотя и наслаждался ее агрессивностью, больше не мог ни мгновения оставаться пассивным. На жадные жаркие ласки подруги он ответил долгим нежным поцелуем, потом коснулся языком шрама на ее плече, а пальцем провел по только-только зажившему свежему рубцу.

— Ты красивая, — пробормотал он, уткнувшись лицом в ее плечо.

— Вся в шрамах.

— Я тоже.

Он взял ее руку и заставил коснуться своей спины, словно доказывая правоту этого утверждения.

— Ты тоже красивый, — сказала она.

Губы ее нашли его губы, и они слились в поцелуе, нежном и горячем.

Неторопливыми круговыми движениями он ласкал ее грудь, поддразнивая ее, трогая ее соски, заставляя со стоном выгибаться навстречу его ладоням. Клод улыбался, любуясь тем, как она выражает свое наслаждение, той решимостью, с которой она отдавалась ему. Накрыв губами ее сосок, Клод ласкал его нежную мякоть языком, и она со стоном, не в силах более выносить эту изысканную пытку, попыталась оттолкнуть его от себя.

— Ты нужен мне сейчас, — задыхаясь, произнесла она.

Клод или не слышал или сделал вид, что не слышит. Отпустив левую грудь, он принялся за правую, лаская ртом так же, как до этого левую сестру, рукой поглаживая бедра. Повинуясь настойчивости его ласк, Алексис раскрылась ему навстречу, и он убедился, что она готова к любви. Ее тепло, ее энергия возбуждали его, и он позволил ей ощутить, что она с ним делает.

— Ты нужна мне, Алекс. Ласкай меня.

Алексис не заставила уговаривать себя. Она с жадной готовностью вернула ему его ласки. Руки ее, губы ее, то нежно и легко, словно перышко, то с настойчивой силой ласкали его, и то, как он подбадривал ее, как учил ее, возбуждало Алексис, поощряло на самые интимные ласки, для которых в ход шли и руки, и губы, и язык. Алексис извлекала немалое наслаждение из того, что могла отомстить ему за ту эротическую пытку, которой он уже подверг ее. И она добилась своего, она сломила его волю: с глухим стоном он оттолкнул ее и перевернулся так, что она оказалась под ним.

Их тела встретились, вжались друг в друга с той страстью, с той решимостью, с которой Алексис вступила в их первую после долгих недель ожидания ночь любви.

Когда после всего они, усталые, в изнеможении лежали в объятиях друг друга, Клод неожиданно сказал:

— Давай поженимся.

Эти слова прозвучали как гром, в один миг уничтожив ту атмосферу согласия и мира, которая воцарилась между ними. Их действие было похоже на действие острого ножа, входящего в тело. Вначале ты не чувствуешь боли, и только когда в поле зрения попадают и нож, и кровь, возникает представление о размерах причиненного вреда. Клод лежал, прижавшись щекой к ее груди. Ей больно было смотреть на него в эту минуту, и, когда она заставила себя сделать это, ее начало знобить.

— Алекс?

Клод едва расслышал собственный голос, так сильно билось ее сердце.

— Нет, Клод.

Он медленно стал поднимать голову, но Алексис вцепилась ему в волосы, не желая отпускать от себя. Она все еще не могла заставить себя заглянуть ему в глаза. Она не знала, хватит ли у нее сил повторить то, что она сказала, если придется смотреть ему в лицо.

— Я не понимаю.

Клод старался говорить спокойно, но ему это не очень удавалось.

— Послушай, я все обдумал. Ты можешь передать командование Джордану, и он поженит нас на корабле. Или, если хочешь, мы могли бы через неделю обвенчаться в Новом Орлеане. Почему ты сказала «нет»? Ты ни разу не дала мне повода думать, что твой ответ будет таким.

— Прошу тебя, Клод, не надо. Я сказала так, потому что догадалась о твоем желании пожениться как можно быстрее.

Алексис замолчала, ожидая, пока пройдет спазм. Когда она продолжила, ее голос был чист, но свидетельством испытанной ею боли остались непрошеные слезы, поблескивавшие в уголках глаз.

— Ты хочешь жениться до того, как мы найдем Траверса. Так?

— Да.

— Почему?

Клод не стал отвечать. Рука его бессознательно потянулась к заживающему шраму. Когда он понял, что делает, то резко отдернул руку. Но было поздно. Его руки сказали все, о чем он хотел промолчать.

— Потом, Клод. Я выйду за тебя после.

— Я не могу заставить тебя передумать?

— Нет. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы быть твоей женой лишь на короткий срок.

— Тогда не гонись за Траверсом.

В голосе его звучала горечь.

— Не смей мне больше об этом говорить.

— Я ненавижу его.

Клод поднял голову, жадно вглядываясь в ее лицо. Он видел ее слезы — капли крови ее израненных чувств. Он сел, притянув ее к себе, и Алексис беззвучно плакала у него на груди, промывая раны и облегчая боль. Когда слезы кончились, он долго целовал ее, и его поцелуи были целительнее любой мази, успокаивали лучше любого лекарства. Потом они снова любили друг друга — нежно, не торопясь, и сон, последовавший за этим, был крепок и спокоен: Алексис не видела больше причин бояться чего бы то ни было.

Ливень хлестал Алексис по лицу, впиваясь в кожу тысячами мелких иголок, ветер раздувал плащ. Чтобы удержаться на ногах под его яростными порывами, ей приходилась сгибаться почти пополам. Прошло всего шесть дней с тех пор, как она снова приняла командование кораблем, и вот уже шторм смеялся над ней, над ее мастерством, превращая в ничто ее усилия по обузданию стихии.

— Капитан, вода прибывает. Корабль больше не выдержит этого водопада.

— Все насосы работают?

— Конечно!

Джордану приходилось кричать изо всех сил, чтобы быть услышанным сквозь завывание ветра и грохот волн.

— Они все равно не успевают откачивать всю воду!

И Алексис, и Джордан промокли насквозь. Алексис щурилась, чтобы хоть что-то рассмотреть сквозь густую завесу дождя. Казалось, мачты «Принцессы ночи» пробивают небо, бросая вызов стихии,

— Мы меняем курс, мистер Джордан, — крикнула Алексис. — Единственный наш шанс — Баратария.

— Но это…

— Да, Лафитт. Или он, или его величество Нептун.

Джордан колебался недолго: Лафитт был, разумеется, предпочтительнее, чем дно Мексиканского залива; он тут же сказал об этом Алексис. Она засмеялась и, покачиваясь под напором ветра, направилась к стоящему у руля Уилксу. Ей пришлось несколько раз повторить команду, надрывая голос, чтобы Уилкс понял, что от него требуется.

Алексис поскользнулась, возвращаясь к Джордану, но сильные руки подхватили ее, удержав от падения.

— С вами все в порядке, капитан? — участливо спросил Редлэнд.

— Ну да! А что вы тут делаете?

Редлэнд уступил первое слово грому и лишь потом ответил:

— Я пришел доложить о юнге! Он упал с высоты и сломал ногу. Таннер оказывает ему помощь у вас в каюте!

— Пойду взгляну. Джордан, проследите за новым курсом. Я ненадолго.

Алексис поплотнее запахнула плащ и, склонив голову, пошла навстречу ветру. Редлэнд держался рядом с капитаном, вытягивая руки перед собой на случай, если она поскользнется. Предчувствие не обмануло его, но только поскользнулась не она, а он сам. Покачнувшись, он упал на борт. Алексис не промедлила и секунды.

— Вот моя рука. Держитесь!

Редлэнд ухватился за протянутую руку. Если бы он чуть опрокинулся на палубу, его бы швырнуло в волны. Алексис рывком помогла ему подняться.

— Спасибо, капитан.

Слова благодарности потонули в очередном громовом раскате. Джордан бросился к ним.

— Господи! Я уже думал, что мы вас потеряли!

— Я был чертовски к этому близок! — крикнул в ответ Редлэнд.

Все трое ухватились за канаты и постояли немного, чтобы отдышаться и выбрать наиболее безопасный маршрут среди перекатывающихся по палубе потоков воды, а затем стали пробираться к люку, ведущему вниз, в кают-компанию. Редлэнд сделал шаг к люку, и в этот момент сверкнувшая молния попала в бизань-мачту, ее верхушка обломилась от страшного удара. Алексис, ослепленная на мгновение яркой вспышкой, успела поднять голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как огромная пика летит прямо на них. Инстинктивно все трое отскочили, но в это время очередной вал накрыл корабль. Людей, как щепки, подбросило в воздух; каждый из них ожидал не слишком приятного приземления на жесткие доски палубы, но тут Алексис, Джордан и Редлэнд с ужасом обнаружили, что они уже по ту сторону борта и вот-вот их поглотит море.

Члены команды, оказавшиеся достаточно близко, чтобы заметить случившееся, тут же выбросили им спасательные леера. Драгоценные минуты были невозвратно потеряны, пока те, кто пытался спасти троих несчастных, поняли, что их товарищи за бортом не в состоянии разглядеть протянутую им помощь. Петерс, сообразивший первым, в чем дело, торопливо принялся отсоединять шлюпки от шлюпбалок. Рендала и Брэндона, не без риска, спустили вниз, в шлюпку, но и эти меры оказались напрасными. Сейчас только чудо могло помочь найти капитана и двоих товарищей в штормовом море.

Брэндон, напрягая зрение, смотрел туда, где, по его мнению, должны были находиться попавшие в беду. Когда на помощь ему пришла молния, Брэндон выругался — все, что он успел заметить при ее вспышке, это белую пену волн. Предположения Петерса о том, что он свалял дурака со шлюпкой, превратились в уверенность, когда ее подбросило волной и швырнуло о борт корабля. Шлюпку принялись немедленно поднимать, но ее болтало и с треском било о корпус «Принцессы». Брэндон и Рендал вцепились в бортовые канаты с полным сознанием того, что их жизнь сейчас целиком зависит от того, насколько крепкой будет их хватка. Как раз в тот момент Рендал увидел отчаянно борющегося с волнами человека. Пока Петерс втаскивал шлюпку на борт, моряк успел схватить весло и протянуть его товарищу. Теперь он мог держаться только одной рукой, и канат врезался в его ладонь почти до мяса.

Лодка под ним качнулась, но утопающий уже успел схватить весло. Сверху доносились крики матросов, подбадривавших Рендала, а когда молния вновь осветила море, он увидел, что тащит из воды Джордана. Рендал подтянул его поближе, с корабля бросили еще один леер, и, убедившись, что Курт прочно ухватился за канат, Рендал отпустил весло. Спасенного потащили вверх, на корабль.

Джордан почувствовал, как крепкие руки товарищей перекинули его через борт на палубу. Покачиваясь, он попытался подняться на ноги, но в ту же минуту упал, как подкошенный.

Как раз в этот момент на палубе появился Клод. Люди, окружившие Джордана, расступились, и Клод увидел перед собой лежащего без сознания первого помощника и склонившегося над ним Петерса.

— Что случилось? — крикнул он, пытаясь преодолеть шум волн.

Вначале Пич, затем Джордан. Этот шторм приносил им все новые и новые беды.

Ответом ему была какая-то странная, повисшая посреди всеобщего грохота тишина. Не просто молчание, как успел заметить Клод, а откровенное смятение. Значит, было что-то еще, кроме шторма и Джордана. Кое-кто из моряков поспешил вернуться к работе, старательно избегая поворачиваться в его сторону. Но и те, кому он успел заглянуть в глаза, смотрели как-то сквозь него, словно перед ними был не человек, а пустое место. Клод присел рядом с Петерсом.

— Он жив? — спросил Клод.

— Да, он выживет, — хмуро ответил Петерс, выдавливая из легких и желудка Джордана морскую воду.

— Так что все-таки случилось? — повторил Клод уже более требовательно.

Петерс указал на сломанную верхушку бизань-мачты:

— Молния. Выломало часть ограждения. Они упали за борт.

— Они?

Клод поднял голову и обвел глазами лица находившихся поблизости людей, затем снова обратился к Петерсу. Тот был смертельно бледен. То, что Клод принял за следы дождя, когда впервые взглянул на врача, оказалось следами слез. Клод почувствовал, что почва уходит у него из-под ног, но даже не пытался бороться с подступившей слабостью.

— Они! Кто они?! — кричал он, тряся Петерса за плечо. Петерс не пытался высвободиться.

— Редлэнд, — бесцветным голосом сообщил он, — и капитан Денти.

— Господи! — воскликнул Клод и, отпустив Петерса, в один момент очутился возле борта.

— Таннер! — изо всех сил закричал Петерс, хватая Клода. — Мы пытались! Ты ничего не сможешь сделать!

Клод стряхнул руку Петерса, как пушинку.

— Кто-нибудь! — заорал во всю мочь моряк. — Ради Бога, остановите его!

Брэндон сбил Клода с ног и повалил на палубу, но вскоре стало ясно, что Клод может выйти победителем и из этой схватки. Тогда на Таннера навалилось еще трое.

— Пустите меня! Будьте вы неладны! — кричал он. — Вы не можете оставить ее там!

Клод боролся, стремясь высвободиться, до тех пор, пока окончательно не лишился сил. Словно безжизненная кукла, лежал он на палубе, и дождь хлестал его по лицу, унося с собой надежду, энергию, желание жить. Брэндон помог капитану подняться, и его протянутая рука сказала больше, чем могли бы сказать слова.

Держась за поручень, Клод подошел к Джордану.

— Отнесите его в каюту, — тихо сказал он Петерсу. — Да заодно осмотрите юнгу.

Петерс кивнул, скорее поняв по губам, чем расслышав слова Клода, и подал знак Дэвиду Брэндону, чтобы тот помог ему. С трудом удерживаясь на качающейся палубе, они подняли Джордана и понесли его к люку. Перед тем как спуститься, Петерс оглянулся через плечо на Клода. Тот смотрел на упавший кусок мачты, кулаки его были сжаты. Казалось, каждый мускул в нем напряжен. Клод в отчаянии подставил лицо ветру, словно бросая вызов стихии. Он медленно поднял руку, будто хотел пригрозить тем силам, что забрали у него Алексис, а губы его скривились словно для того, чтобы произнести проклятие. Таннер имел вид человека, готового, убивать. Но, к удивлению Петерса, он лишь сказал, сопроводив слова, решительным взмахом руки:

— Уберите это прочь!

Спускаясь внутрь корабля, Петерс слабо улыбался, чувствуя на губах горько-соленый привкус слез. Клод принял командование на себя. У него оставался корабль. У него оставалась команда, которая готова была следовать за ним, и Траверс не уйдет от расплаты.

— Что там, Пьер? — слабым голосом спросил Лафитт, перешагивая через край ванны. Он взял полотенце, которое протянул ему слуга, и стал вытираться. — У тебя появилась дурная привычка беспокоить меня в самые неподходящие моменты.

— Ах, Жан, скажи, хотя бы раз повод не стоил того?

— Сдаюсь, mon frere.

Отшвырнув полотенце в сторону, где его с поразительным проворством поймал слуга, опасаясь, как бы капли воды не попали на начищенный до блеска паркет, Лафитт начал одеваться.

— Что за повод на этот раз? Губернатор Клэйборн выписал очередной ордер на мой арест?

— Ты все шутишь, — вздохнул Пьер, усаживаясь в дорогое кресло в стиле Людовика Четырнадцатого, и потянулся всем своим некрупным гибким телом так, что сразу напомнил Жану кота.

— А разве есть что-то, из-за чего стоит волноваться? — удивился Лафитт.

Впрочем, можно было бы и не говорить об этом. Жан не припоминал повода, по которому его брат выказал бы слишком большое волнение.

— Как раз сейчас проблему улаживают.

— Тогда зачем ты беспокоишь меня?

— Потому что одна часть… нет, вернее, вся проблема требует твоего участия.

— Довольно, — резко остановил брата Жан. — Не говори загадками. В Баратарию явились непрошеные гости?

Лафитт натянул свежую рубашку и сейчас испытывал раздражение сразу по двум поводам: застежка оказалась слишком тугой, а брат никак не мог научиться сразу переходить к делу.

— Помоги ему, Андре, — сказал Пьер, наслаждаясь замешательством брата.

Слуга кинулся на помощь Лафитту, а Пьер между тем продолжил:

— Вы помните капитана Денти?

— Что за вопрос? Без меня она вообще никогда бы не стала капитаном.

— Ее корабль здесь, — продолжал Пьер так, будто Лафитт вообще ничего не сказал. — По крайней мере именно это говорят ее люди.

— Тогда к чему сомнения?

— Один из них назвался Таннером Клодом. По-моему, именно это имя ты упоминал, когда рассказывал об Алексис. Разве не так звали командира корабля, с которого она сбежала?

— У тебя хорошая память, Пьер.

— Вот я и подумал, не уловка ли это, чтобы найти ее.

Жан, глядя в зеркало, поправил воротник рубашки и бросил слуге:

— Больше ты мне не нужен, Андре. Иди к Жаннин и передай ей, что к ужину у нас будут гости.

Андре слегка поклонился и вышел из комнаты. Жан повернулся к брату лицом.

— Возможно, ты прав, Пьер. Из того, что рассказывала о нем Алексис, я понял, что это человек весьма решительный. Ты говоришь, он хочет меня видеть?

— И не только он один. Вся команда хочет тебя видеть. Их корабль потрепало во вчерашнем шторме. Они дрейфовали в Баратарской бухте, когда мы натолкнулись на них. Надо сказать, что драку затевать они не стали, потому что будто бы направлялись к нам, и шторм только ускорил встречу.

— Где они сейчас?

— В заливе. Я не позволил им покидать корабль, пока не станет ясно, что у них на уме. На мои вопросы они отвечать отказались, но пообещали, что все расскажут тебе лично.

— Это хорошо, что они решили довериться тому, кому можно доверять, — усмехнулся Лафитт. — Впрочем, довольно. Пойдем побеседуем с этими людьми. До сих пор нас трудно было обвинить в излишнем гостеприимстве.

Пьер заткнул за пояс пистолет и следом за Жаном вышел из дома, направляясь к неожиданным гостям.

Поднявшись на вершину холма, с которого открывался вид на бухту, Лафитт остановился и пристально посмотрел на корабль, стоявший рядом с тем, который принадлежал Пьеру. Он заметил и изодранные паруса, и проломы в ограждении борта. Форма корабля и раскраска бортов ясно указывали на то, что перед ним было торговое судно Квинтонов.

— Mon Dieu! — еле слышно проговорил Лафитт, сдвинув темные брови. — Это ее корабль, Пьер. Она кое-что перестроила соответственно своей задаче, но, клянусь, это тот самый корабль, который я собственноручно ей передал.

— Тогда где она сама? — удивился Пьер.

Жан нахмурился, пристально глядя на брата. Оба подозревали худшее.

— Вот это мы сейчас я выясним.

Лафитт быстро пошел к морю, и шаг его, убыстряясь, постепенно перешел в бег. Он вспоминал золотые волосы и сверкающие глаза, которые часто сравнивал с искрящимся шампанским. Как смущалась Алексис, когда он позволял себе делать комплименты ее внешности! А ее облик: гордая посадка головы, решительно вздернутый подбородок, холодный взгляд, которым умела она удерживать на расстоянии мужчин. Но самым запоминающимся в ней было не это; она покорила его своей целеустремленностью, своей решимостью вернуть утраченное. В шлюпке, на пути к кораблю, Лафитт вспоминал о том времени, когда они были вместе и он давал ей уроки пиратского мастерства. Как жадно ловила она каждое его слово, как впитывала знания, понимая, что от того, насколько хорошо она усвоит урок, зависит ее жизнь — ни больше, ни меньше. Пьер нередко подсмеивался над братом за неподдельный интерес, который тот проявлял ко всему, что касалось Алексис, но Жан не сердился на него — ведь Пьер ни разу не видел капитана Денти. Только благодаря самому глубокому, самому искреннему уважению к Алексис всей команды, Лафитт смог пойти на отчаянный шаг и, не опасаясь бунта, вернуть Алексис ее корабль. К чести служивших у него матросов, Лафитту ни разу не пришлось услышать упрек в том, что он проявил слабость и пошел на поводу у женщины, распорядившись совместно завоеванной добычей. Более того, без всякого принуждения с его стороны, баратарцы снабжали Алексис информацией о перемещениях Траверса, и именно они, а не сам Лафитт, приняли решение не трогать суда Квинтонской компании. Все его люди с гордостью узнавали об очередном похождении капитана Денти, чувствуя себя причастными к ее славе.

Лафитт ухватился за канат, брошенный ему с борта, и полез наверх, решив про себя, что поубивает мерзавцев, если окажется, что это трюк и команда хочет как-то навредить Алексис.

Легко спрыгнув на палубу, он бегло оглядел собравшихся вокруг людей. Их лица, утомленные и угрюмые, только усугубили подозрения короля пиратов. Он интуитивно почувствовал, что с Алексис случилось нечто такое, чего предотвратить он не в силах.

— Я Жан Лафитт, — представился он. — Мой брат сказал, что вы хотите меня видеть.

Пьер держался позади, всегда готовый прийти брату на помощь. Отыскав взглядом Клода, он выступил вперед, чтобы представить Лафитту человека, принявшего на себя командование кораблем. Лафитт, однако, уже понял, кого из моряков «Принцессы ночи» величают Таннером Фредериком Клодом.

— Вы капитан Клод, полагаю, — сказал он, протягивая руку для приветствия.

Клод ответил крепким рукопожатием.

— Вы не ошиблись, я действительно капитан Клод. Но откуда вы знаете?

Клод не стал говорить, что тоже сразу узнал пирата по насмешливым серо-зеленым глазам и приподнятой брови, как-то вскользь упомянутым Алексис.

— У нас есть общая знакомая, не так ли? — полуутвердительно заметил Лафитт, резко отпустив руку Клода. — Вы вполне подходите под ее описание. Только вы могли помешать ей исполнить то, что она намеревалась сделать, отшлепав, как непослушную девчонку.

Лафитт заметил, как Клод болезненно поморщился.

— Не могу понять, что должна означать эта ваша мина: вам неприятно или… — Голос Лафитта сорвался. Жан боялся произнести вслух то, о чем подумал. Он заговорил вновь, на этот раз поставив вопрос ребром: — Капитан Клод, что вам понадобилось у меня в Баратарии?

— Мы хотим отремонтировать корабль. Как видите, он получил повреждения во время шторма.

— Насколько я помню, это тот самый корабль, который я лично передал капитану Денти, не так ли? — спросил Лафитт.

— Это ее корабль, — ответил Клод.

— Тогда что здесь делает офицер американского флота? И где капитан Денти?

— Мы могли бы пройти с вами в каюту? Мне кое-что надо вам объяснить.

Лафитт не знал, как поступить. Ситуация могла сложиться не в его пользу. Что, если это ловушка? Однако, переглянувшись с Пьером, Жан все же решил согласиться.

— Все в порядке, Пьер. Я иду с капитаном. — Он кивнул Клоду, чтобы тот шел первым, а сам быстрым шагом отправился следом.

Жан Лафитт не был человеком сентиментальным, но, оказавшись в капитанской каюте, вдруг почувствовал, как сердце защемило от воспоминаний. Вся обстановка носила на себе отпечаток ее присутствия. На столе лежал открытый корабельный журнал с записью, сделанной рукой сильной и крепкой. Это была ее обитель, никаких сомнений. Лафитт сел, и Клод последовал его примеру. Затем Лафитт повторил вопрос.

— Алексис умерла, — сказал Клод бесцветным голосом, концентрируясь только на том, чтобы воспроизводить звуки, но никак не на содержании. — Мы шли в Новый Орлеан. У нас были основания считать, что Траверс сейчас находится где-то здесь.

Клод посмотрел на Лафитта, давая понять, что ему известно, кто являлся источником информации. Тот слегка кивнул. Два капитана прекрасно поняли друг друга.

— Шторм сбил нас с курса, и Алексис решила попытаться направить корабль к Баратарии. К этому времени у нас уже было насколько повреждений, и она посчитала, что мы могли бы подремонтироваться у вас. Молния попала в бизань-мачту, и ее верхняя часть, падая, снесла ограждение. Капитан Денти, первый помощник и еще один матрос упали за борт. Нам удалось вытащить Джордана. Но для Редлэнда и Алексис мы ничего не смогли сделать.

Сидя неподвижно, Лафитт слушал этот глухой, лишенный выражения голос. Глаза говорившего, измученные, уставшие, могли быть только у того, кто испытал огромное горе. Очевидно, Клод не спал этой ночью. Этот человек лишился чего-то очень дорогого и еще долго не сможет смириться с потерей.

— Что вы делаете на борту ее корабля? Вы должны понять: мне необходимо быть уверенным в том, что…

И вновь Лафитт не смог выговорить до конца то, что собирался.

— Что я не придумал все это? Что я не сочинил всю эту жуткую историю лишь для того, чтобы заполучить Алекс?

Клод чувствовал, как в груди у него закипает гнев, но он сумел овладеть собой. Вероятно, Лафитт стремится защитить женщину, которую вопреки очевидному не желает считать погибшей. Вкратце он рассказал пирату всю историю их с Алексис отношений, остановившись поподробнее на событиях, приведших его на борт корабля капитана Денти. Когда рассказ был закончен, Лафитт кивнул и встал.

— Мне очень жаль, — тихо сказал он. — Хотел бы я считать, как Пьер и как вначале я сам, что вы здесь только для того, чтобы разузнать о ее местонахождении. Лучше бы мне вам не верить.

Оба молчали, думая о своем, о личном, но странно, они оба чувствовали, что думают об одном и том же.

Первым тишину нарушил Лафитт.

— Пойдемте. Вы и ваша команда будете моими гостями на несколько ближайших дней. На ремонт корабля потребуется некоторое время, за которое мы, возможно, что-нибудь узнаем о капитане Траверсе. Я полагаю, что эти сведения все еще представляют для вас интерес.

Клод кивнул.

— Bien. Только такого решения она ждала бы от вас — ведь и она мстила не за себя, а за тех, кого любила. Завтра здесь должен появиться представитель Королевского флота. Его визит может оказаться полезным для вас.

Обед прошел в непринужденной атмосфере. Клод внимательно вслушивался в беседу Жана и Пьера, которая главным образом была посвящена скорому прибытию капитана британского флота. Очевидно, британцы задумали ту самую сделку, от которой Хоув, будь он сейчас при деле, пришел бы в восторг. Они хотели заручиться помощью пирата, чтобы организовать постоянно действующую надежную военную базу в Новом Орлеане. Британцы намерены были провозгласить пиратские территории собственностью короны и милостиво предоставить Лафитту и его сподвижникам резиденцию в британских колониях. Братья весело шутили по поводу самонадеянности англичан и абсурдности подобного предложения. Жан собирался встретиться с представителем Британии именно для того, чтобы раз и навсегда поставить точку в этом вопросе.

Клод был благодарен братьям за то, что они подняли тему, никак не связанную с Алексис, и потому не причиняющую ему боль. На обед были приглашены также Джордан и Петерс, и Клод не раз замечал, что их взгляды направлены куда-то в глубь себя, в то время как моряки делали вид, что наслаждаются изысканными яствами, которыми потчевал их Лафитт. Джордан не выдержал первым; он извинился за отсутствие аппетита, объяснив это тем, что еще не вполне оправился после купания в море со всеми вытекающими последствиями. Хозяева тактично приняли эту отговорку. Петерс также решил уйти с обеда пораньше ввиду необходимости проведать Пича, которому требовалась перевязка. Его также никто не стал удерживать. Когда Джордан и Петерс ушли, в комнате повисла неловкая тишина.

— А вам не хочется смотаться отсюда? — напрямик спросил Лафитт, наполняя бокалы.

— Очень хочется, — честно признался Клод. — Но я до сих пор не мог придумать, как это сделать.

Братья рассмеялись, и Жан сказал:

— Всякому чувству свое время и место, чувство такта — не исключение.

Рука Жана легла на запястье Клоду. Словно предлагая поддержку, Лафитт произнес:

— Церемонии не уместны здесь, между теми, кто разделяет вашу скорбь. Я предлагаю вам пройтись и посмотреть Баратарию. Это довольно красивое место, особенно сейчас, на закате. Вам здесь многое должно понравиться.

Жан намеренно не стал говорить Клоду о том, что путешествие по Баратарии ему предлагается совершить в одиночестве.

— И еще я настаиваю на том, чтобы ночь вы провели в доме. Для вас приготовят комнату и все, что необходимо. Когда вы вернетесь, у меня уже будет информация относительно личности парламентера.

В ответ Клод только кивнул, выразив свою благодарность не словами, а взглядом. Покинув просторную столовую, он прошел через широкое фойе в открытую галерею. Воздух был свеж и прохладен, и Клод с наслаждением вдыхал аромат моря, смешанный с ароматом цветущих растений.

Он брел без всякой цели, засунув руки в карманы, подставив ветру лицо. Вдруг, сам не сознавая почему, он остановился на вершине поросшего травой холма, с которого открывался вид на бухту. Солнце, уже почти опустившееся за горизонт и еле видимое из воды, окрасило небо в целую палитру цветов — от красного, оранжевого, местами розовато-лиловатого до густого индиго. Силуэты двух кораблей на фоне бушующего красками неба казались удивительно мирными, чего нельзя было сказать о голосах, доносившихся с одного из судов и из-за близости воды слышимых удивительно отчетливо. Эти голоса были слишком громкими, слишком развязными, чтобы принадлежать баратарцам, матросам с корабля, старшего из братьев Лафитт, Пьера. То команда «Принцессы ночи» за громким смехом и солеными шутками пыталась спрятать растерянность и горе, но, увы, им едва ли удавалось обмануть даже себя.

Клод сел на траву и стал смотреть на воду. Здесь он чувствовал себя удивительно спокойно, издалека наблюдая за вверенным ему кораблем и вверенными ему людьми.

Он вскинул голову, почувствовав чье-то присутствие еще до того, как услышал шуршание травы, предвещавшее появление постороннего. Отчего-то, услышав голос Лафитта, раздавшийся за спиной, Клод испытал облегчение.

Лафитт сел рядом на траву.

— Я не сомневался, что найду вас именно здесь. Вы ведь думали о ней?

— Да.

Клод сам удивился своему ответу. Вплоть до сего момента он совершенно не сознавал, что думает именно об Алексис.

— На Тортоле у нее было любимое место, очень похожее на это. Она называла его «вороньим гнездом». Она могла часами сидеть, смотреть на море, наблюдая за кораблями, и строить планы на будущее. Она всегда думала, что будет в безопасности в своем гнезде… что никто и никогда не сможет причинить ей вред.

Клод замолчал, набирая в легкие воздух.

— Она ошиблась, — мрачно закончил он.

— А вы? — тихо спросил Лафитт. — Вы испытываете здесь нечто похожее? Ощущаете себя под защитой? В безопасности?

— Да, у меня в самом деле возникло подобное чувство, но ненадолго: мгновение — и иллюзия рассеялась. Увы, нет на свете места, где человек мог бы быть защищен от горестей жизни.

— Одно время я думал, что Баратария и есть то самое место, — словно продолжая мысль Клода, задумчиво сказал Лафитт. — Убежище от всего мира. Но это не так. Мир постоянно врывается сюда.

Клод услышал в этих словах сожаление, но не горечь. Это были воспоминания, о которых не имело смысла рассказывать. История о семье Лафитта, убитой испанцами, была хорошо известна. И все же у Клода складывалось впечатление, что дело не только в воспоминаниях: этот человек решил отгородить себя от мира и сделал то, что задумал, но сейчас первый шаг к сближению делал тоже он, Лафитт.

Клод вытянул вперед ноги и прилег, опираясь на локти. Он молчал, и из этой тишины, более не казавшейся никому из них двоих неловкой, рождалось высокое чувство настоящей мужской дружбы.

— Вы говорили, что кое-что разузнаете к тому времени, как я вернусь, — напомнил Клод. — Как я понял, вы не хотели дожидаться моего возвращения и желаете сообщить мне это прямо сейчас.

— Да, — кивнул Лафитт. — Насчет британского представителя. Я говорил вам, что англичане весьма озабочены моей персоной.

— И также дали мне повод думать, что вы от этого не в восторге.

— Это верно. Алекс была права насчет меня, как правы и те люди, которые пытались вас использовать. Я приму решение, когда придет срок. Возможно, британцы этого не понимают, да и американцы, как мне кажется, тоже не испытывают радости оттого, что я считаю себя одним из них. Однако с тех пор как Джефферсон купил у Франции Луизиану, вопрос о моем гражданстве решился автоматически.

— Я рад.

— А теперь слушайте самое главное: имя парламентера — капитан Траверс.

Лафитт засмеялся каким-то пустым смехом.

Клод резко приподнялся. Казалось, он должен был бы радоваться тому, что Траверс сам идет к нему в руки; но что-то в тоне Лафитта его насторожило.

— Вы должны понять, Таннер, почему вам не удастся осуществить свою вендетту на баратарской земле. Не важно, насколько мне противно предложение англичан, не важно, что мне самому хочется проткнуть этого Траверса шпагой. Я не позволю ни вам, ни себе сделать это здесь, так как дал слово их главнокомандующему, что, кого бы они ни послали в качестве парламентера, ни я, ни мои люди не причинят ему вреда.

— Вы шутите! Когда Траверс у нас под носом… Я не могу поверить в то, что вы говорите серьезно.

— Я говорю то, что думаю, и то, что будет, — с металлом в голосе ответил Лафитт. — Вы вынудите меня удерживать вас и вашу команду на корабле силой, если не сможете гарантировать мне, что не станете охотиться за парламентером, пока он находится здесь.

Клод поднял камень я швырнул его в воду, словно желая сорвать злость. Но, будто в отместку, он почувствовал еще большее раздражение, когда камень, просвистев в воздухе, упал в песок, в нескольких ярдах от кромки воды. Таннер молчал, угрюмо глядя вдаль.

— Ваше слово, капитан, — настаивал Лафитт. — Вы мне его даете?

Клод зарычал от ярости:

— Как вы можете допустить, чтобы этот мерзавец опоганил вашу землю? Как вы можете требовать от меня столь многого, зная, чем она была для меня… для ее команды, для…

— И для меня? У меня к ней особые чувства. Я следовал ее маршрутами с того самого дня, как мы расстались. Я не хотел для нее ничего, кроме того, что она желала для себя сама. Я снабжал ее информацией. Мои люди проследили за тем, чтобы ее бизнес процветал. Но я не мог исправить того, что какой-то полоумный негодяй оказался у нее на пути. Мне вовсе не просто будет, принимая его здесь и зная, что он сделал с ней, держать себя в руках. Но я дал слово. А теперь я прошу, чтобы вы дали свое.

— Сколько дней он пробудет здесь? — медленно спросил Клод.

План действий пока вырисовывался только где-то на грани между сознанием и подсознанием. Лафитт отреагировал мгновенно. Та же самая идея задолго до этого уже была им обдумана в деталях.

— Сколько времени вам потребуется на ремонт, корабля?

Клод улыбнулся и посмотрел в уже ставшие знакомыми насмешливые светлые глаза.

— Я даю вам слово, — сказал Клод. — Ничего не случится с капитаном Траверсом, покуда он будет вашим гостем.

— Капитан, там что-то за бортом! — говоривший, безусловно, не был американцем: его речь выдавала в нем уроженца одного из центральных графств Англии.

Капитан отложил в сторону корабельный журнал и, угрюмо глядя на молоденького лейтенанта, сказал:

— Что-то для меня все равно, что ничего. Что, по-вашему, вы видели?

— Похоже на тело, сэр. Но мы не уверены. Хотите посмотреть сами?

— Да уж придется, — со вздохом сказал капитан. — Спустите на воду одну из шлюпок.

Когда лейтенант ушел, капитан со злостью захлопнул журнал. Сначала задержка из-за шторма, а сейчас еще и это — непонятно что. Так можно вообще никогда не добраться до места.

В приступе ярости капитан швырнул на пол один из стульев. Он появился на палубе в том мрачном расположении духа, в котором пребывал практически постоянно и к которому давно успела привыкнуть команда.

Стоя у борта, командир корабля наблюдал в подзорную трубу за тем, как его люди в шлюпке приближаются к качающемуся на воде предмету. Солнце, отражаясь от водной глади, слепило глаза, не давая возможности разглядеть получше таинственный объект. Сейчас трудно было поверить, что ночью бушевал шторм. Капитан поднял подзорную трубу и навел на незнакомый предмет вновь. Разглядеть ясно, к чему приближались его люди, по-прежнему не удавалось. Быть может, это была всего лишь какая-нибудь плавающая рухлядь? Капитан тихо выругался. Если они потратят время зря, лейтенанту не сносить головы.

Между тем матросы перестали грести, и один из них потянулся к воде. Капитан все пытался получше рассмотреть, что именно они собирались поднять в шлюпку.

— Тела, — бесстрастно сообщил он стоящему рядом с ним лейтенанту.

— Тела?

— Да, два тела, и оба были привязаны к обломку мачты. Скорее всего матросы с потопленного штормом корабля.

Помолчав, он опустил трубу.

— Одного они сбросили за борт, а второй, наверное, жив.

— Позвать врача? — спросил лейтенант и тут же пожалел о своей поспешности — капитан не терпел сочувствия к ближним, рассматривая его как проявление слабости. Уже не в первый раз молодой офицер задумался над тем, как случилось, что после всех в высшей степени достойных людей, под командованием которых ему довелось служить, судьба послала ему в начальники столь грубого и жестокого человека. Ответ командира не замедлил оправдать опасения его помощника.

— Подождем, пока тело доставят на корабль. Может, к тому времени лечить будет некого. Для того чтобы констатировать смерть, врач не нужен. У нас здесь полно народу, способного отличить живого от мертвеца.

— Да, сэр, — тихо ответил лейтенант.

Весть о спасенном быстро разнеслась по кораблю. Команда сгрудилась у борта, стараясь получше рассмотреть происходящее. Шлюпку быстро подняли вровень с бортом, и перед глазами матросов предстал человек, прежде столь хорошо знакомый команде «Принцессы ночи».

— Господи, да это женщина! — одновременно раздалось несколько голосов.

Матросы, по двое с каждой стороны, подхватили спасенную, чтобы передать ее стоящим на палубе.

Почувствовав на себе чьи-то руки, Алексис приподняла голову и жестом дала понять, чтобы ее оставили в покое.

— Сама, — с трудом проговорила она. — Я переберусь сама. Голос ее был хриплым, но по-прежнему властным.

Ей дали возможность двигаться самостоятельно, однако увидев, что придется прыгать, чтобы преодолеть пространство между кораблем и шлюпкой, Алексис взглядом попросила поддерживающих ее матросов о помощи.

Оказавшись наконец на твердой поверхности и дав понять, что более не нуждается в поддержке, Алексис огляделась. На палубе стояла мертвая тишина: матросы молча взирали на нее. Алексис стало трудно дышать — то ли от недостатка воздуха, то ли от этой гнетущей тишины. Она изо всех сил старалась превозмочь подкатившую к горлу тошноту. В тот момент, когда ей показалось, что она вот-вот упадет, кто-то протянул ей руку помощи.

— Ведите ее в мою каюту, — сказал молодой лейтенант, именно в этот момент пробившийся сквозь кольцо матросов. — Генри, позови врача.

Алексис слышала эти слова; она уже готова была повиноваться… И тут она увидела его.

Он вошел в центр круга, и моряки расступились, давая ему пространство. Он смотрел на нее так, будто перед ним было привидение.

Алексис подумала, что она, должно быть, смотрит на него с тем же выражением.

Она оттолкнула руку лейтенанта. Собрав в кулак всю свою волю, она шагнула к нему. Ее янтарные глаза превратились в щелки, похожие на иглы, и Алексис впилась ими в его черные холодные зрачки.

— Капитан Траверс, — тихо сказала она и плюнула на его до блеска начищенные ботинки.

Лейтенант Ян Смит сокрушенно смотрел на женщину, лежавшую на его койке. Лицо ее было мертвенно-бледным, тело вялым, почти безжизненным.

— Как вы думаете, доктор Джексон, почему она это сделала? — спросил он.

Хью Джексон как раз заканчивал развешивать мокрую одежду Алексис, используя для этого стулья.

— Откуда же мне знать? Вы сказали, она назвала капитана по имени?

— Да. А потом плюнула и упала в обморок.

Лейтенант невесело рассмеялся.

— Да уж, — продолжил он, — эта сцена не из тех, что легко забывается. Надо было видеть лицо нашего капитана. Я думал, нам придется спасать его, а не ее.

Ян подождал, пока стихнет смех Джексона. Их объединяла общая нелюбовь к капитану; хотя на корабле, пожалуй, нашлось бы от силы три-четыре человека, которые были по-настоящему привязаны к Траверсу, говорить о своих чувствах врач и старший помощник могли только друг с другом.

— Как вы думаете, они могли прежде встречаться?

Хью Джексон вздохнул.

— Ты задаешь мне вопросы, на которые может ответить только капитан или эта женщина.

Лейтенант собирался спросить о шрамах на ее спине, но передумал. На этот вопрос тоже пока нет ответа. Он решил сменить тему.

— Капитан Траверс хочет знать, когда она будет в состоянии двигаться. Она не может оставаться здесь, и мы должны поместить ее в трюм.

— Ему придется потерпеть, как и нам всем. Если принять во внимание, сколько длился шторм, она могла находиться в море часов двенадцать. Я с трудом представляю, как в этой ситуации вообще можно выжить. Впрочем, судя по этим отметинам у нее на спине, ей довелось пройти и через более жестокие испытания.

Последнюю фразу Джексон проговорил шепотом, словно боялся, что девушка может его услышать: она заворочалась на койке, и врач поспешил укрыть ее.

— Не могу понять, почему он хочет запереть ее в трюме. Чего он боится?

— Теперь вы задаете вопросы, ответа на которые я не знаю. Пошлите за мной, когда она очнется. Тогда и решим, достаточно ли она оправилась, чтобы ее можно было забирать отсюда.

— Где сейчас капитан? — спросил Джексон.

— У себя в каюте. Бесится. Злится из-за задержки. Он настроен на то, чтобы явиться к Лафитту без опозданий, непременно завтра после полудня — тютелька в тютельку как было назначено, прямо по расписанию и не важно, какой ценой.

Джексон взъерошил свои темные волосы, кое-где присоленные сединой. Сквозь стиснутые зубы он пробормотал:

— Хорошо. Чем дольше она пробудет здесь, тем лучше.

Лейтенант кивнул и вышел, решив проверить, не найдется ли кто-нибудь из команды, кто мог бы пролить свет на отношения этой девушки и капитана Траверса. Но и шесть часов спустя он знал не больше, чем вначале. Почти все матросы служили на «Шмеле» уже несколько лет, тогда как Траверс принял командование фрегатом всего полтора года назад. Более того, расспрашивать можно было не каждого: если бы о любопытстве старшего помощника стало известно Траверсу, его ждали бы серьезные неприятности. Надо сказать, что на кораблях, где командовал Траверс, не существовало разницы в дисциплинарных взысканиях ни для матросов, ни для младших командиров, а способ укрепления дисциплины был один — порка.

Вернувшись в каюту, лейтенант Смит застал Алексис сидящей на кровати. Она мирно пила бульон из жестяной кружки.

— Честно говоря, не ожидал увидеть вас в добром здравии, — полушутливо заметил он.

Алексис улыбнулась в ответ, и молодой человек неожиданно покраснел от смущения. Алексис вспомнила, что именно этот парень предложил ей руку до того, как подошел капитан. Он был всего на несколько лет старше ее, круглолиц, по-мальчишески симпатичен и не потерял способности смущаться от женской улыбки. В нем не было ничего жестокого и грубого, не было скорбных складок в уголках рта и тоски в глазах — всего того, чего можно было ожидать от внешности человека, служившего под началом ненавистного ей Траверса, Взгляд его был полон достоинства, которое, как она предполагала, Траверс должен был бы растоптать еще несколько лет назад. И еще в глазах у этого светловолосого парня Алексис подметила огонек рвения, который присутствовал у многих моряков, служивших у нее на судне… даже у Клода.

— Вы ведь недавно с ним? — вдруг спросила она.

Брови молодого человека поползли вверх, в голубых глазах появилось любопытство.

— Вы имеете в виду капитана Траверса?

— Да, его.

— Всего шесть месяцев.

— Я так и думала. Вас назначили на этот корабль перед тем, как он отплыл из Ливерпуля.

Доктор и лейтенант обменялись озадаченными взглядами.

— Верно. Но как вы узнали? — спросил Смит.

Алексис протянула доктору кружку и легла, подоткнув под себя одеяло.

— Будем считать, что это написано у вас на лице, — усмехнулась она. — У вас вид человека, который до сих пор наслаждается морем. Скоро он убьет в вас эту способность радоваться жизни. Вы, доктор, насколько я могу судить, с Траверсом уже не один год. Смею думать, что у вас не было бы столько седины, если бы вы служили под началом у кого-то другого. Любой человек поседеет, если ему придется смотреть на такое количество окровавленных спин.

Джексон открыл было рот, чтобы сказать что-то, но быстро спохватился. Он все же оставался британским офицером, и не в его правилах было раскрывать душу перед посторонними.

— Догадаться о том, что один из вас попал к Траверсу именно в Ливерпуле не составляет труда — ведь в это плавание ваш фрегат отправился оттуда.

— Кто вы? — воскликнул лейтенант, уже не думая о возможных последствиях — ему вдруг стало все равно.

Алексис ответила с едва уловимой улыбкой:

— Вы все равно не поверили бы мне, скажи я вам правду.

Джексон готов был настаивать, но Смит остановил его.

— Капитан не велел с ней разговаривать. Это касается и нас.

— Понятное требование, если учесть сопутствующие обстоятельства, — снова усмехнулась Алексис. — Он вам ничего обо мне не рассказывал?

— Ничего.

— И вряд ли расскажет. Это очень на него похоже. Скорее всего он просто забыл об одном досадном эпизоде, а я не собираюсь ничего объяснять.

Смит хотел было спросить, что она имела в виду, но только махнул рукой и сказал:

— Вас придется перевести отсюда. Капитан не хочет, чтобы вы оставались…

Но тут Джексон вступился за свою пациентку.

— Не стоит так спешить — она еще очень слаба. Не смотрите, что держится адмиралом, — это просто бравада. Утром, может быть, но не раньше.

— Куда меня собираются перевести? — спросила Алексис. — Он что, хочет запереть меня где-нибудь?

Она почти смеялась. Наверное, мысль о том, что ее надо посадить под замок, показалась Алексис на редкость забавной, так же как и воспоминание о растерянном, недоуменном и наконец обескураженном выражении, которое появилось на физиономии Траверса, когда она плюнула ему на сапоги. Алексис успела лишь мгновение полюбоваться этим зрелищем, наблюдая, как его лицо с носом наподобие орлиного клюва и маленькими черными глазками позеленело от злости, но и этих впечатлений ей хватило, чтобы насладиться вполне. Потом она потеряла сознание.

Смит покачал головой и засмеялся, обдумывая тот очевидный факт, что Траверс определенно испытывал страх перед этой стройной женщиной с глазами редкого янтарного цвета, казавшимися золотыми при перемене освещения. Странные это были глаза. Лейтенант старался более не думать о том, чем они его поразили, и, продолжая разговор с ней, смотрел на выбранную им самим точку за ее головой.

— Вам придется получить ответы на все ваши вопросы у капитана, — сказала Алексис скорее себе, чем собеседникам, — а я должна буду подготовиться к тому, чтобы поприветствовать его как полагается.

Она говорила так, как говорят люди, целиком ушедшие в собственные мысли и оттого проговаривающие некоторые из них вслух. Доктор встал и принес еще одеяло, чтобы укрыть ее. Только очнувшись от своих раздумий спустя некоторое время, Алексис заметила, что ее новые знакомые ушли.

— Что вы о ней думаете? — спросил доктор, когда они вышли из каюты. — Похоже, она хорошо знает, что за человек наш капитан.

— Даже слишком хорошо. Откуда ей известно, что фрегат называется «Шмель»? Вы ей сказали?

— Нет.

— Тогда кто?

Смит развел руками.

— Я ничего не понимаю, Хью, — заключил он. — Ничего.

Доктор смерил товарища взглядом:

— Вы думаете, я что-нибудь понимаю?

После этого он удалился в свою каюту и вооружился зеркалом, решив найти ответ на вопрос: действительно ли годы, проведенные с Траверсом, наложили на его лицо столь существенный отпечаток.

Смит едва мог думать о чем-либо, кроме молодой женщины, лежавшей на его постели. Вскоре после полуночи он вернулся к себе в каюту, сел на стул и задремал. Ему показалось, что он успел проспать всего несколько минут, когда почувствовал, как кто-то трясет его за плечо. Протерев глаза, Ян удивленно уставился на стоящую рядом женщину.

Алексис, несколько смущенно улыбаясь, объяснила ему, что ей хочется попить еще немного бульона.

Лейтенант потянулся за кружкой и едва не опрокинул ее в темноте. Пробормотав извинения по поводу того, что бульон остыл, он тут же изъявил готовность сходить и подогреть его.

— Не стоит нарываться на неприятности, — усмехнулась Алексис, принимая кружку из его рук.

Сделав несколько глотков, она спросила:

— Который час, мистер…

— Смит. Лейтенант Ян Смит. Сейчас два часа ночи, и, надо сказать, я удивлен, что вы не знаете ни времени, ни моего имени. Я уже было подумал, что вам известно все.

— Вовсе нет, лейтенант.

— Верится с трудом.

— И все же я задам вам один вопрос. Куда направляется фрегат?

Ян засмеялся.

— Этого я не скажу вам…

Он сделал паузу, ожидая, впрочем, почти без всякой надежды, что она подскажет свое имя, и был очень удивлен, услышав его.

— Так вот, Алексис, вы должны меня понять: откуда мне знать, что вы не имеете привычки захватывать суда его величества короля Британии, проникая на них под видом несчастной утопающей?

— Вы действительно так думаете?

— А что мне еще остается? Версия не лучше и не хуже, чем все остальные.

— Да, пожалуй, она вовсе не плоха.

Ян закрыл глаза, а когда открыл их, в комнате было все так же темно, и неведение его оставалось все таким же полным.

— Я так ничего и не понял, Алексис, — сказал он наконец.

— А вам и ни к чему. Кстати, капитан Траверс тоже вовсе не жаждет вашего прозрения. Так что позвольте мне поблагодарить вас за мое спасение, и на этом поставим точку.

Алексис опустила кружку на стол.

— Утро вечера мудренее, — почему-то добавила она, и Яну показалось, что в ее голосе прозвучали угрожающие нотки.

Почувствовав, что уже достаточно времени провел в каюте, он пошел вновь бродить по палубе.

Алексис лежала с открытыми глазами и, хмурясь, смотрела в темноту. Отчего-то мысли ее были заняты сейчас не Траверсом, а Клодом. Прислушиваясь к своим ощущениям, проверяя, достаточно ли отдохнули мышцы, не подведут ли ее в решительный момент, она задавалась одним вопросом: стоит Траверс ее готовности к опасности, к близкой разлуке, всего того, что отравляло ее отношения с Клодом, или нет. Иногда ей приходило в голову, что для нее сейчас важнее знать, как Клод пережил шторм, чем видеть Траверса убитым ее собственной рукой.

Теперь, когда Алексис могла спокойно обдумать разговор, состоявшийся у них той последней ночью, она начала догадываться, о чем он пытался ее предупредить. Нет, он даже вполне ясно говорил ей, что именно так все и будет. Клод будто хотел запомнить ее навек, запечатлеть в памяти рук, тела, и она, не сознавая того, делала то же самое. В ту ночь наслаждение страстью было вторично, первичным было наслаждение от ощущения близости.

Алексис встала с постели и, наталкиваясь в темноте на различные предметы, начала искать одежду. Наконец, обнаружив под одним из стульев сапоги, она пошарила в них и нащупала кинжал. Никто не обыскивал ее вещи, считая, что это ни к чему. Алексис осторожно потрогала лезвие, и ей показалось, что холодная сталь обрела тепло под ее пальцами.

— Последний шанс, — прошептала она, поднося кинжал к губам. — Если я проиграю, но все же останусь жива, любовь моя, я не стану повторять это вновь. Но эту последнюю попытку я должна сделать. Ты понимаешь? Должна.

Алексис надела рубашку и брюки, натянула сапоги и опустила нож за голенище. Движения ее были неторопливыми, скупыми и четкими, словно она выполняла какой-то таинственный ритуал.

Одежда все еще была немного влажной. Алексис вернулась в постель и укрылась одеялом. Может, дело было не в одежде, а в ней самой? Может быть, сердце ее превратилось в лед и замораживало ее изнутри? Перед тем как уснуть, она еще раз произнесла про себя имена людей, во имя которых желала смерти Траверса, добавив к списку имена Джордана и Редлэнда.

 

Глава 18

Проснувшись утром, Клод обнаружил, что брюки его мистическим образом приведены в идеальный порядок, рубашка постирана, накрахмалена и выглажена, а сапоги начищены до блеска. На туалетном столике лежали черепаховый гребень и щетка. Причесавшись, Клод дотронулся до лица, покрытого неопрятной щетиной. Не мешало бы еще и побриться, подумал он, и в тот же момент, словно прочитав его мысли, на пороге комнаты возник Андре с горячим полотенцем, бритвой и помазком.

— Месье Лафитт приказал мне позаботиться о вас, — сообщил слуга, ответив на вопросительный взгляд Клода.

— В этом нет необходимости. Я сам могу о себе позаботиться.

— Я делаю это не для вас, — несколько высокомерно ответил француз.

Неужели эти американцы настолько неотесанны, что не понимают, как следует себя вести? Андре попытался представить, что Лафитт бреется сам, но не смог. Жестом он пригласил Клода сесть.

Едва только щек его коснулось горячее полотенце, у Таннера пропало желание протестовать. Он расслабился, отдавшись прежде неведомому удовольствию. Руки Андре порхали над его лицом, и вскоре от щетины не осталось и следа. Посмотрев в зеркало, услужливо протянутое ему, Клод с удовлетворением отметил, что вновь стал похож на человека, и улыбнулся.

Более не споря с Андре, он безропотно проследовал за ним в столовую, где уже завтракали братья Лафитт. Разговор шел о предстоящем визите и о парламентере.

— Есть ли опасность, что вас узнают? — спросил у гостя Лафитт.

— Не думаю, — ответил Клод. — Траверс видел меня больше двух лет назад, если это вообще можно принимать в расчет: я был без сознания и лежал лицом вниз.

Он замолчал, решительным движением разделяя вилкой лежащее на тарелке яйцо.

— Я дал вам слово, Жан, и помню это, но мне все же не хотелось бы находиться здесь одновременно с Траверсом. Искушение может стать сильнее меня. Лучше я побуду на корабле, помогу команде быстрее управиться с ремонтом.

— Как желаете. Возможно, так будет даже лучше. Вы справедливо заметили: не стоит искушать судьбу. К тому же, — добавил Лафитт, — кто может вас за это винить? С моей стороны было достаточно бестактно просить у вас не убивать его здесь.

— Забудем об этом. Я все понимаю. «Принцесса ночи» будет готова к отплытию через три дня. Сможете вы задержать его здесь на это время?

— Безусловно.

— Где я могу встать на якорь? Траверс не должен видеть мой корабль — он может его узнать.

— Я собираюсь встретить его у входа в Баратарскую бухту на собственном корабле, — ответил Пьер. — Затем по одному из обводных каналов, которым мы редко пользуемся, я проведу его к пристани. Наши корабли швартуются с противоположной стороны Баратарского мыса, так что он ничего не увидит.

— Вот и отлично.

Пьер в ответ только пожал плечами.

— Я всего лишь выполняю его приказы, — сказал он, поглядывая на брата. — Пусть приятные, но все же приказы.

Лафитт похлопал брата по плечу.

— Ах, как некоторые любят притворяться бессловесными исполнителями… Зато когда мы остаемся один на один, тон всегда задает мой скромница старший брат. Мне остается только подчиняться его желаниям.

Пьер засмеялся.

— Лафитт хочет сказать, что у меня есть привычка мешать ему в самые пикантные моменты, заставляя заниматься делом, вместо того чтобы получать удовольствие. Ты помнишь тот эпизод с мадам Дюпон, Жан?

— Довольно, Пьер. Капитан не хочет слушать твои гнусности.

Пьер притворился обиженным, но насмешливая, такая же как у брата, улыбка, все не гасла в его серых глазах.

— Мои гнусности? И это говорит мой брат Жан? О мой Бог!

Пьер готов был развить тему, но Клод, извинившись, перебил его — ему пора было возвращаться на корабль.

— Приходите вечером, — крикнул вслед ему Лафитт, — я расскажу вам о встрече. Мои люди позаботятся, чтобы вы не встретились с Траверсом.

Поблагодарив братьев, Клод вышел. Когда он закрыл за собой дверь, Жан обратился к Пьеру:

— Тебе придется побыть со мной во время переговоров.

— Если ты этого хочешь. Думаешь, с этим Траверсом могут быть неприятности?

Жан был явно удивлен таким предположением.

— Неприятности? Нет. Ты будешь здесь для того, чтобы не дать мне прежде времени разделаться с ним.

С этими словами Жан резко встал и вышел из столовой, оставив Пьера на досуге размышлять о том, каким образом эта женщина, капитан Денти, управляет мужчинами даже из могилы.

В то время как Клод торопливо шел к «Принцессе ночи», Алексис с холодной ненавистью рассматривала моряка, стоящего всего в нескольких футах от нее. Он смотрел на Алексис столь же холодно и оценивающе. Впрочем, судя по некоторым признакам, оценка оказалась достаточно высокой. Ни один из них не проронил ни слова. Алексис не спускала прищуренных глаз с узкого надменного лица. Сейчас, когда Траверс, судя по всему, оправился от шока, ее присутствие на борту больше не казалось ему особой проблемой. Как полагала Алексис, он воспринимал ее появление как мелкую, но досадную неприятность, с которой, впрочем, можно легко и без особых сложностей покончить, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Алексис давно, с той самой минуты, как он вошел в каюту своего помощника, хотелось сказать ему, что это будет не так просто сделать. Но вместо этого она произнесла:

— Странно, что вы помните меня, капитан Траверс. Все-таки прошло больше двух лет с тех пор, как мы расстались, а вы, я полагаю, не сентиментальны.

— Вы льстите себе. Я вообще о вас не вспоминал. Зато у меня хорошая память на лица, только поэтому я вас узнал, когда увидел посреди Мексиканского залива в весьма непрезентабельном виде.

Алексис непроизвольно поежилась. Звук его голоса напоминал звук скребущего по стеклу железа. Перед ее глазами непроизвольно всплыли картины того ужасного дня на Тортоле.

— Почему вы запретили своим людям разговаривать со мной?

Неужели это она сказала? Такой холодный, такой отчужденный тон… И тем не менее Алексис не хотела обманывать себя: это ледяное презрение — всего лишь способ, чтобы скрыть страх, страх, который она ощущала каждой клеточкой своего тела. Но откуда он, этот страх? Клод. Вот кто был причиной. Не Траверса боялась она — она боялась больше никогда не увидеть Клода. Алексис расправила плечи и напрягла ногу в голенище сапога, чтобы почувствовать металл клинка. Состояние ее изменилось. Теперь она знала, что не проиграет.

— Полагаю, я ничего не потеряла бы, если бы рассказала, как вы убили мою мать, моего отца, моего единственного друга. Может быть, вы не хотите, чтобы ваша команда узнала о том, как вы подняли плетку на женщину? Вдруг кто-нибудь решит, что в вас недостаточно мужества, чтобы называться мужчиной…

— Заткнитесь! — рявкнул Траверс.

Небрежно облокотившись о столешницу, он продолжал разглядывать Алексис. Он не обманул ее, сказав, что не вспоминал о ней ни разу. Траверс с трудом мог бы воспроизвести последовательность событий того дня — все подернулось туманной дымкой, все, кроме ее глаз. В тот момент, когда она, казалось, должна была признать поражение, в этих янтарных глазах светился вызов, и сейчас они смотрели на него с тем же выражением. В нем созрело решение раз и навсегда покончить с этим, сделать что-нибудь, чтобы она больше никогда не смела смотреть на него так. Он приучит эту девку к покорности.

— Вы попросили меня замолчать? — холодно поинтересовалась Алексис. — И как долго, по-вашему, я буду хранить молчание?

«Чего я жду? — спрашивала себя Алексис. — Надо только достать нож». Но отчего-то она не могла решиться.

— Честно говоря, я удивлен тем, что вы все еще никому ничего не рассказали. У вас было достаточно времени, чтобы обсудить ваши проблемы с доктором или с моим первым помощником. Мне даже отчасти жаль вас. Вы упустили свой последний шанс. В том, что иных возможностей у вас не будет, можете не сомневаться. Я уже решил, как поступлю с вами. Боюсь, что в адмиралтействе будут обо мне не слишком высокого мнения, если до них дойдет слух о том, что произошло на Тортоле.

— Я не собираюсь жаловаться на вас в адмиралтейство.

Алексис не стала говорить ему о том, что он опасается зря: едва ли за такую провинность его ждало разжалование: самое большее — это выговор или почетная отставка.

— Разумеется. В противном случае вы давно бы сделали это. Скажите мне, как это так случилось, что вы оказались в открытом море вдвоем с этим матросом?

— Это не ваше дело.

— Вы ошибаетесь. Я хочу знать, на каком корабле вы находились? Корабль затонул?

— Откуда мне знать?

— Кто остался на борту? Братья? Семья? Муж?

— У меня нет братьев. Семью мою убили вы. Я не замужем.

— Значит, вы все еще мисс Квинтон. Полагаю, судно, на котором вы плыли, — одно из судов вашей компании. Должен заметить, что если даже вашему кораблю удалось уцелеть во время шторма, ваши друзья на борту наверняка считают вас погибшей.

— Ах вот как — бравый капитан боится!

— Звучит так, будто мне есть чего бояться. Сомневаюсь, мисс Квинтон. Едва ли ваше нынешнее положение на борту моего судна позволит вам воплотить в жизнь ваши угрозы.

Траверс окинул Алексис пристальным взглядом.

— Ваша кожа довольно смуглая. Полагаю, вы много времени проводите вне дома.

Алексис была настолько удивлена неожиданным поворотом разговора, что даже не нашлась, что ответить. Траверс между тем продолжал:

— А как насчет тех следов на спине, оставленных моей плетью? Они зажили?

Зачем он спрашивает о таких вещах?

— Они зажили, но работа ваша все еще видна, если вы это хотите знать.

— Именно так. Все складывается очень удачно — в полном соответствии с моим планом.

— О чем вы говорите?

— Через несколько часов мы достигнем места назначения. Я собираюсь вас там оставить.

— Где именно?

— Это не важно. У вас все равно не будет выбора, — сказал Траверс и с загадочной улыбкой добавил: — Рабам не дано выбирать.

Траверс уже повернулся, чтобы уйти, когда до сознания. Алексис дошел смысл его слов Рабыня! Он собирался избавиться от нее, продав ее в рабство! Сомнений не осталось. Теперь она готова была сделать то, что следовало сделать с самого начала. Алексис достала кинжал и легко подбросила его на ладони. Приготовившись к броску, она окликнула Траверса.

Увидев клинок, тот инстинктивно пригнулся, но Алексис заранее подготовилась к этому движению и метнула оружие чуть ниже той точки, где должно было находиться сердце Траверса. Чего она никак не могла учесть — так это того, что в момент броска в свою каюту вернется Ян Смит. Ничего не подозревая, Смит не стал стучать — в результате он, спасая жизнь своего капитана, едва не лишился собственной.

Алексис уже ничего не могла изменить. Клинок находился в воздухе в тот момент, когда Смит возник на пороге. Она с ужасом смотрела на то, как Траверс, сбитый с ног своим помощником, летит на пол невредимый, а клинок вонзается в живот несчастного лейтенанта.

Не спуская глаз с Алексис, Смит попятился к двери. Еще до того, как лейтенант упал, Алексис, оказавшись рядом, подхватила его и осторожно опустила на пол. Траверс тем временем успел вскочить на ноги и стоял над ними с перекошенным лицом и сжатыми кулаками. Взгляд его как магнит притягивала торчащая из тела лейтенанта рукоять кинжала, предназначавшегося для него, Траверса.

— Паскуда! — прошипел Траверс и замахнулся на Алексис. Алексис подняла голову, прямо глядя Траверсу в глаза и не пытаясь уклониться от удара.

— Ну, решайтесь скорее, бить или не бить. И пошлите срочно за доктором!

Несколько мучительных мгновений, показавшихся Алексис вечностью, Траверс стоял неподвижно. Затем рука его медленно опустилась. Но когда он покидал каюту, Алексис знала, что Траверс всего лишь отложил время своего торжества. Она промокнула испарину на лбу Смита и, покачав головой, с глубокой грустью в голосе сказала:

— На вашем месте должен был быть он. Я не хотела вам зла.

Слезы ее упали лейтенанту на грудь. Превозмогая острую боль, он спросил:

— Почему? Почему вы его так ненавидите?

— Не сейчас. Вам нельзя говорить. Пожалуйста, не умирайте. Тогда и я не смогу жить. Я никого никогда не убивала, а если и желала смерти, то только ему одному!

Смит слабо улыбнулся, сжав ладонью рукоять ножа.

— Я буду жить, если вы расскажете мне правду.

— Что вы хотите знать? — С тоской она глядела сквозь влажную завесу слез на это бледное лицо, вовсе не казавшееся больше мальчишеским, на эти черты, искаженные болью… — Что конкретно?

— Ваше имя.

Алексис наклонилась над ним, касаясь губами мочки его уха. Хриплым от волнения голосом она назвала себя. Когда она подняла голову, чтобы увидеть в его глазах удивление, может быть, страх от столь ошеломляющей новости, она не увидела ничего: глаза лейтенанта были закрыты. Он потерял сознание.

Алексис не протестовала, когда ее увели от раненого. Она не возмущалась и тогда, когда ее отвели в небольшую каморку рядом с кладовой и заперли там. Сидя в уголке и прислушиваясь к звукам шагов уходящих матросов, Алексис гадала, сколько еще ей суждено промучиться до того, как Траверс сумеет от нее избавиться. Но о чем бы она ни думала, перед ней стояло одно лицо — лицо несчастного лейтенанта. На время она забыла о существовании Траверса, всего остального мира и даже Клода.

— С ней проблем не было? — спросил Траверс своих людей, когда они вернулись. — Отлично. Держитесь от нее подальше. И передайте каждому, чтобы никто не смел даже приближаться к этой дряни. Она ненормальная! Она хотела убить меня!

Смита успели уложить в постель, и врач хлопотал над ним.

— Будет жить? — спросил Траверс.

— Я думаю, да, капитан. Рана не так опасна, как можно было ожидать.

— Держите меня в курсе относительно него.

— Я хотел узнать насчет девушки, — решился спросить Джексон. — Надо ей что-нибудь принести? Пищу? Воду?

— Нет! Ничего! Ей ничего не нужно! Я же сказал: она сумасшедшая!

После ухода капитана Джексон, промывая рану больного, с недоумением спрашивал себя, кого хотел Траверс убедить своим криком о невменяемости девушки: себя или его, врача?

Клод встретился с Лафиттом в комнате, смежной со спальней пирата. Он до изнеможения устал от работы, впрочем, не больше, чем остальные члены команды: Даже Пич не захотел оставаться в постели. Джордан смастерил ему костыль, и мальчик смог оказывать посильную помощь, зашивая паруса и подавая гвозди. В результате столь дружной работы основные поломки на корабле были устранены достаточно быстро.

— Трудный день? — спросил Лафитт, глядя, как Клод тяжело опускается в кресло.

— Очень. Но мы не стоим на месте. Быть может, управимся даже раньше, чем рассчитывали.

— Отлично. Траверс, похоже, не в восторге от моего приема. Думаю, что он мечтает покинуть меня как можно быстрее.

— Не дайте ему этого.

— Я сделал все, что в моих силах, — с улыбкой ответил Лафитт, — хотя это и пытка, мой друг, находиться с ним под одной крышей.

— Я мог бы избавить вас от этой необходимости.

— Нет. У вас будет такая возможность позже — подальше от Баратарии. А сейчас отдыхайте. На завтрак я вас не приглашаю: Траверс вернулся на корабль, сославшись на дела, но утром он будет у меня. Поверьте, более неприятного типа я еще не встречал. Даже всегда такой выдержанный Пьер едва сдерживается, чтобы не сорваться. Сегодня он сказал, что его уже заранее тошнит от предстоящей встречи с Траверсом.

— Думаю, со мной было бы то же самое.

— Когда ваш корабль сможет выйти в море? Этот британец очень жестокий человек. Он говорит о своих методах поддержания дисциплины, сводящихся к порке, так, словно этим хочет завоевать мою симпатию. Удивительно, — со вздохом добавил Лафитт, — какое неверное представление имеют некоторые люди о пиратах. Их почитают за кровожадных чудовищ.

Клод громко расхохотался, и Жан остался доволен тем, что к его гостю вернулось бодрое расположение духа. Наступала ночь, и пора было ложиться спать.

Вечером следующего дня, когда Клод вернулся с корабля, Лафитт сообщил ему, что парламентер теряет терпение.

— Завтра к вечеру мы закончим, — заверил его Клод. — Вы не могли бы подержать англичанина еще день?

— Команда управится без вас? — вопросом ответил Лафитт.

— Конечно. Джордан останется за старшего.

— Хорошо. Я хочу, чтобы вы встретились с Траверсом.

— Какого черта, Жан? Почему вы меня об этом просите?

— Я уже уговорил его остаться еще на день, сообщив, что получил весьма заманчивое предложение от американцев и ожидаю завтра прибытия их представителя. Вы должны помочь мне разыграть этот спектакль.

— Идет, — неохотно согласился Клод. — Когда я должен появиться?

— К обеду, я думаю. Жаннин приготовит совершенно потрясающую ветчину. Вам понравится.

— Если кусок полезет мне в горло.

Траверс проводил уже третий день в гостях у Лафитта, и Хью Джексон решил, что настало время проверить, в каком состоянии находится Алексис. Он шел, оглядываясь, не видит ли кто-нибудь, куда он направляется. У Траверса было несколько полностью преданных ему людей, и врач опасался капитанского гнева.

Прислушавшись к тому, что происходит за дверью, и не услышав ничего, кроме глухих всхлипываний, Джексон решил отпереть засов. Подняв фонарь высоко над головой, доктор ступил внутрь. Но буквально на пороге на него набросился кто-то из темноты и свалил с ног. Упав, фонарь покатился по грязному полу, но, к счастью, не погас, и Алексис смогла разглядеть, что за ней явился не Траверс, а всего лишь доктор.

— Простите, док, — слабым голосом пробормотала она. — Я думала, что это капитан.

Джексон поднялся с пола и отряхнулся.

— У вас, кажется, вошло в привычку совершать такие ошибки. Я был бы не прочь оказаться на месте капитана, если бы в ваши намерения не входило убить его.

Он наклонился, взял фонарь и огляделся.

— Господи! Что с вами?

Правый глаз у Алексис заплыл и почернел, скулы опухли. Когда-то белая рубашка и бежевые брюки все были в пятнах крови, одежда кое-где порвана — очевидно, тут поработали плетью.

Алексис только рукой махнула в ответ на удрученный взгляд Джексона. Впрочем, он успел заметить, что она едва держится на ногах.

— Прошу вас, доктор, скажите, как там Смит, — Траверс не говорит мне о его состоянии.

— Ему гораздо лучше. Упрямый он человек, доложу я вам. Хотел прийти сюда, но я ему сказал, что сделаю это сам. Вам повезло, что Смит выжил, иначе вас бы повесили на рее без суда.

— Я знаю, — сказала Алексис и вздохнула. Теперь, когда ей стало известно о том, что Смит не погиб и идет на поправку, она почувствовала глубокое облегчение, но приятная весть имела и совершенно неожиданный эффект: в полную меру дала знать о себе боль от многочисленных синяков и ушибов, и Алексис больше не могла сдерживаться. Застонав, она начала медленно оседать на пол.

Джексон подхватил ее в последний момент и бережно усадил, поставив рядом фонарь. От застоявшейся вони в тесной кладовке его тошнило, но, человек бывалый, он справился с брезгливостью, привлек Алексис к себе, обнял и стал успокаивать, поглаживая по голове. Он не прихватил с собой лекарств и сейчас раздумывал над тем, стоит ли ему рисковать, возвращаясь за ними.

— Я хочу помочь вам, — сказал он тихо, — но не знаю, что смогу для вас сделать.

— Я понимаю. Вам не следовало сюда приходить. Если капитан узнает, вы не избежите наказания.

— Вам пришлось на себе испытать, что это такое, не так ли?

Алексис кивнула.

— Тогда, в ту первую ночь… после того, как я ранила Смита… он спустился сюда. Он сказал, что не хотел наказывать меня перед всеми.

— Тихо. Не надо разговаривать. Вы что-нибудь ели? Нет, не говорите, только кивните. Так, понятно. А пить вам давали? Тоже нет? Господи! Чего он от вас добивается?!

— Он хочет, чтобы я вы-мо-ли-ла у него прощение.

Алексис била дрожь, и Джексон, сняв китель, укрыл ее.

— Я вернусь, — сказал он, помогая ей лечь. — Возьму лекарства и…

— Вы не должны. Капитан…

— Насчет этого не волнуйтесь. Вы не выживете без медицинской помощи.

— Нет!

— Тихо! Я врач, и мне решать, нужна вам помощь или нет.

Алексис протянула к нему руку и схватила за край одежды.

— Не возвращайтесь! Я не хочу, чтобы вы пострадали из-за меня.

— С чего вы взяли, что капитан накажет меня? Я врач, и я ему нужен.

— Такой человек, как он, не станет об этом думать. Он ведь и меня порол, да еще как.

Джексон осмотрел следы от плети, видимые в прорехах одежды. Едва ли Траверс старался в этот раз в полную силу — кожа была оцарапана, но не изранена.

— Это не в счет, — сказал Джексон. — Я видел рубцы и пострашнее. Но только ваши ссадины надо обработать, чтобы они не воспалились.

— Нет, вы не поняли. Я не имела в виду то, что он сделал со мной сейчас. Моя спина. Вы видели шрамы? Как вы думаете, кто их мне оставил?

Джексон не успел ответить. Его внимание привлек звук шагов в коридоре. Торопливо накинув китель и взяв фонарь, он пошел к двери, пообещав Алексис на прощание, что непременно вернется и принесет ей что-нибудь. На счастье, ему удалось выскользнуть и даже запереть за собой дверь, оставшись незамеченным. Буквально через минуту после его ухода дверь снова отворилась. На пороге стоял великан матрос. Ни слова не говоря, он без всяких церемоний поднял Алексис с пола и вынес из помещения.

— Ну от вас и несет, — брезгливо поморщившись, сообщил он ей по дороге в капитанскую каюту.

Алексис хотела было возразить, что от него несло бы не лучше, если бы он пробыл взаперти три дня, но она была слишком слаба даже для такой короткой речи.

— Мойтесь, — сказал матрос, кивнув в сторону медной ванны, стоявшей в дальнем углу комнаты. — Капитан велел передать, что вы скоро с ним встретитесь. Он сказал, чтобы вы привели себя в порядок. Все, что вам нужно, найдете на кровати.

Алексис взглянула на приготовленную для нее одежду — простое хлопчатобумажное платье с короткими присборенными рукавами и круглым, отороченным кружевами воротом. Платье имело неприятный желтоватый оттенок — словно у неочищенного сахара. Алексис невольно подумала о той, в чей наряд ей предстоит облачиться.

— Капитан купил его для сестры, я думаю, но уж никак не для любовницы, — сказал моряк ободряющим тоном, точно этот факт мог порадовать Алексис. — Я вернусь через два часа, — он смерил пленницу выразительным взглядом: ее спутанные волосы, изорванную одежду, через которую просвечивало грязное в ссадинах тело. — Вам придется что-то с собой сделать за это время.

Алексис наконец обрела голос.

— А поесть он мне ничего не оставил?

— Насчет этого капитан не давал мне никаких указаний.

Алексис решила проявить стойкость и не опускаться до унизительных просьб. Оставалось надеяться, что вода в ванне будет не морской.

— Куда вы собираетесь меня отвести?

— К капитану.

— Я знаю. Но где он? Где мы находимся?

— Капитан сказал, что это будет сюрпризом для вас.

Как и предполагалось, окорок оказался изумительно вкусным, и Клод целиком сосредоточился на процессе еды — так было проще отключиться от происходившей за столом беседы.

Впрочем, тема была вполне обычная для застольных бесед: мужчины говорили о женщинах. Судя по всему, Пьер и капитан «Шмеля» не сошлись во взглядах. Дискуссия настолько захватила обоих, что они даже забыли о том, ради чего собрались вместе, — а именно о переговорах между королем Баратарии с одной стороны и Британским правительством с другой.

— Когда вы заходили в Новый Орлеан, — спрашивал Пьер, — неужели вам не довелось посетить бал креолок?

— Нет. Но я наслышан довольно о красивых женщинах, которых можно купить в здешних местах. Это у вас обычная практика?

— В Новом Орлеане — да.

— А как насчет самих женщин? Они не против того, что их продают?

— Что вы! — Вопрос, похоже, рассмешил Пьера. — Эти женщины считают, что им несказанно повезло. Ведь их продают мужчинам, которые берут их к себе в качестве любовниц, а к любовницам, как известно, зачастую относятся лучше, чем к женам. Матери сами ведут своих дочерей на бал, и, уверяю вас, за это их трудно осуждать.

— Как я понял, женщины эти смешанной крови?

— Да. Они негритянки только на четверть или даже на одну восьмую. Кожа у них цвета кофе с молоком или запыленного золота, — с мечтательной улыбкой поведал Пьер. — Они в самом деле очень хороши собой.

— И вы были бы не прочь заполучить такую женщину? — спросил Траверс, сдерживая волнение.

К этому времени выловленная им в море красотка уже должна была соответствующим образом подготовиться. Ее вот-вот приведут, и Траверс решил на всякий случай проверить, правильными ли были его предположения относительно наклонностей братьев Лафитт. Было бы совсем некстати, если бы они отказались принять его дар. Траверс уже почти пожалел о том, что избил ее. Впрочем, синякам и шишкам легко подыскать правдоподобное объяснение.

— У Пьера уже есть любовница, — вмешался Жан. — О чем речь, капитан? С трудом верится, но, кажется, вы хотите предложить нам креолку.

Траверс засмеялся.

— Едва ли я стал бы покупать ее для себя, но так уж случилось… на борту моего корабля имеется весьма привлекательная безбилетная пассажирка.

— Пассажирка? У вас? — удивленно воскликнул Лафитт.

— Совершенно верно. Она спряталась на борту фрегата в Новом Орлеане. Мы обнаружили ее в трюме после шторма. Она была вся в синяках — наверное, ее изрядно помотало во время шторма. Я не могу возить ее с собой — вот и подумал, не оставить ли ее у вас? Здесь ей, верно, будет лучше, чем у прежнего владельца.

Клод едва не подавился, настолько неожиданно прозвучали эти слова искренней заботы из уст Траверса.

— Девушка негритянка? — не удержался он от вопроса.

— Да, но очень светлокожая. Я думаю, негритянской крови у нее не больше, чем на одну восьмую.

— Она сама вам об этом сказала? — спросил Пьер.

— Нет. Она вообще очень мало говорит, бормочет, бедняжка, что-то невразумительное. Похоже, она не совсем здорова. Как я уже говорил, ее изрядно потрепало в трюме, и нашему корабельному врачу пришлось над ней потрудиться. У нее на спине шрамы от плетки, оставленные, как я понимаю, прежним владельцем.

— И вы хотите сплавить ее мне? — спросил Лафитт.

— Буду вам очень признателен, если вы согласитесь принять ее, — ответил Траверс. — Мне бы не хотелось отправлять бедняжку назад в Новый Орлеан, но и оставлять на корабле тоже не могу. Сами понимаете, в команде одни мужчины, и женщина на борту…

— Хорошо, — согласился Жан. — Я беру ее. Она будет помогать Жаннин на кухне.

— Как только вы ее увидите, месье, сомневаюсь, что вы захотите использовать ее только в качестве прислуги.

— Это уж мне решать, — холодно заметил Жан. — Пьер, идите с капитаном и приведите девушку. Мы с месье Клодом подождем вас здесь.

— Она, должно быть, уже здесь. Я велел одному из своих матросов привести ее.

— Вы были настолько уверены в том, что я ее возьму?

— Не в этом дело. Я просто хотел, чтобы вы на нее посмотрели, а там вам решать.

Лафитт вздохнул. Общество британца с каждой минутой становилось все труднее выдерживать.

— Ею займутся, а вы пока можете пройти в гостиную вместе с нами. Пьер, приведи ее и попроси Андре приготовить для нее комнату. Если она чувствует недомогание после морского путешествия, пусть отдохнет. Я поговорю с ней утром.

Трое мужчин перебрались в гостиную для того, чтобы там наконец перейти к делу, в то время как Пьер вышел в холл. В галерее, за вестибюлем он сразу заметил женщину. На ней был широкий плащ, скрывавший фигуру. Она стояла, прислонившись к колонне. Создавалось впечатление, что она с трудом держится на ногах и нуждается в опоре. Матрос, находившийся рядом с женщиной, заметив Пьера, предложил женщине руку. Помощь, судя по всему, оказалась кстати.

Пьер торопливым шагом приблизился к ней и, отпустив матроса, осторожно поддерживая женщину, спросил:

— Скажите, вы в состоянии двигаться?

Алексис откинула капюшон плаща и прямо взглянула в глаза человеку, который, казалось, отнесся к ней с живым участием. Пьер затаил дыхание. Что бы там он ни думал о Траверсе, одно было бесспорно: у капитана действительно оказался хороший вкус. То, как крепко она держалась за его локоть, не совсем соответствовало измученному виду незнакомки. Пьер осторожно убрал с ее лица золотые завитки, стараясь не касаться ссадины на щеке и возле глаза. Он решил, что непременно разузнает о ней побольше, когда девушка выздоровеет — сейчас она, вне сомнений, была слишком слаба. Едва ли в ее жилах текла негритянская кровь: Пьер еще не видел креолок с золотистыми волосами и глазами медового цвета.

— Пойдем, дружок. Тебе не придется возвращаться в Новый Орлеан. Теперь ты в безопасности.

Алексис хотелось завизжать от отчаяния, но силы оставили ее, страх сковал уста. Где она? Что будет с ней? Какой смысл что-то объяснять сейчас людям, которых Траверс, вероятно, убедил в том, что она всего лишь беглая рабыня. Теперь ей уже никто не поверит.

Опираясь на руку Пьера, она вошла в холл.

— Подождите здесь. Я велю слуге приготовить комнату и вернусь за вами через пару минут.

— Благодарю, — пробормотала Алексис.

Оставшись одна, она обвела взглядом помещение. Кем бы ни были эти люди, которым собирался продать ее капитан Траверс, одно было очевидно — они очень богаты. Увы, в вестибюле негде было сесть, и Алексис, чувствуя, что вот-вот упадет, подошла к закрытой двери слева от нее.

Алексис слышала голоса за дверью, но ей было уже не до формальностей, и она вошла, не спрашивая разрешения. То, что она увидела, заставило ее подумать, что она действительно сошла с ума. Мужчины были настолько увлечены разговором, что появление закутанной в плащ фигуры заметили не сразу. Первым спохватился Траверс.

— Джентльмены, — сказал он, поднимаясь с кресла, — вот та самая девушка, о которой я говорил.

Несмотря на то что в тоне его проскальзывала некоторая неуверенность, это был голос хозяина. Траверс опасался, что Алексис попытается защитить себя, доказать, что она вовсе не та, за кого ее выдают, но этого не произошло. Его пленница только беспомощно переводила взгляд с Жана на Клода и обратно. Но и тот, и другой, по-видимому, понимали, что происходит, не лучше, чем сама Алексис.

Внезапно она почувствовала, как кто-то подошел к ней сзади и взял за талию.

— Прости, Жан. Она, должно быть, забрела сюда сама. Ты видишь, она и вправду нездорова. Эй, что с вами? У вас такой вид, будто вы увидели призрак!

Слов Пьера оказалось достаточно для того, чтобы вывести Лафитта и Таннера из оцепенения. Клод бросился к Алексис, прижал ее к себе.

— Алекс! — воскликнул он, не выпуская ее из объятий.

— Алекс? — переспросил Пьер, в недоумении глядя на брата. — Капитан Клод знает эту девушку?

— Пьер, капитан Траверс, — убийственно спокойно произнес Лафитт, — позвольте представить вам капитана Алекса Денти.

Траверс облизнул пересохшие губы и свистящим шепотом повторил грозное имя. Тут уже и Пьер понял, во что хотел втравить их британский парламентер. Поэтому он нисколько не удивился, когда его брат снял со стены две шпаги и протянул одну из них Траверсу. Пьер знал, что теперь, что бы он ни сказал, остановить брата и предотвратить убийство парламентера будет невозможно. Рассудив здраво, он направил свои усилия на то, чтобы освободить пространство от лишней мебели. Мельком бросив взгляд на женщину, ставшую известной ему под именем капитана Денти, Пьер внезапно понял, как может она командовать мужчинами даже в свое отсутствие.

Таннер отстранился от Алексис в тот самый момент, когда услышал звон оружия.

— Нет, Жан, — сказал он, не спуская глаз с Траверса. — Сперва этот мерзавец даст отчет мне.

Лафитт перевел взгляд с Траверса на Клода, затем обратно. Британский капитан приготовился к дуэли, и ему, похоже, было совершенно безразлично, с кем сражаться.

— Как угодно, — ответил Лафитт, протягивая Клоду свою шпагу. — Можете убить его здесь: при данных обстоятельствах ваше обещание теряет силу.

— Клод, нет! — Алексис попыталась схватить его за одежду, но тщетно: Клод в один миг оказался на середине комнаты.

Лафитт нежно, но решительно заставил Алексис прилечь на кушетку.

— Вы не должны его останавливать, как он не стал бы останавливать вас, капитан Денти.

Траверс и Клод посмотрели друг другу в глаза.

— Почему вы зовете ее капитаном и откуда это странное имя?

— Так ее зовут, Траверс, с тех самых пор, как вы навестили ее остров, — угрожающе тихо ответил Клод и дал знак Пьеру, чтобы тот отошел; теперь ничто не мешало ему начать атаку на Траверса.

— Но ее фамилия Квинтон.

— У вас хорошая память, и этого довольно. У меня есть дело поважнее. Я слишком долго ждал этого момента!

Шпага Траверса с тихим свистом прорезала воздух. Клод ответил молниеносным уколом, который, впрочем, оказался не смертельным. Он и не был задуман Клодом как таковой. Траверс тоже всего лишь разминался, примерял оружие к руке. Каждый из них прощупывал соперника, проверяя, насколько тот опасен. Ответные выпады Клода убедили Траверса в том, что силы их примерно равны: на стороне Клода была молодость, на его стороне — опыт.

— Вы наглый лжец! — бросил Клод своему врагу. Легко уклонившись от атаки британца, он начал наступать, оттесняя его к камину. — Она не пряталась у вас на борту! Во время шторма Алексис сбило волной с палубы ее собственного корабля! Лучше скажите, откуда у нее синяки на лице?

Траверс не отвечал. Возмущение противника работало на него. Умело воспользовавшись мгновенной заминкой Таннера, Траверс вышел из неудобной позиции и теперь располагал столь нужной ему свободой движений. Выпад — и его шпага достала предплечье Клода.

И вновь Лафитт был вынужден придержать Алексис, не позволяя ей подняться. Жан не мог не восхищаться этой женщиной. Она всей душой переживала за возлюбленного, но не произносила ни звука, понимая, что стоит ей окликнуть Клода, и это может стоить ему жизни. И все же в ней было нечто, не поддающееся объяснению. Со стороны казалось, что она способна лишь одной своей силой воли поставить Траверса на колени и даже убить.

— Вы могли бы нанести удар и получше, капитан, — с небрежным смешком заметил Клод. — Вам ведь все еще хочется покинуть Баратарию живым, не так ли? А знаете ли вы, что флот его величества потерял немало кораблей только потому, что капитану Денти нужны были вы?

Кончиком шпаги Таннер задел противнику плечо. Следуя правилам джентльменского боя, он дал возможность Траверсу прийти в себя.

— Вижу, вы ничего не знали, — как ни в чем не бывало продолжил Клод. — Иначе вы не спали бы так спокойно все эти годы после того, как убили ее родителей.

Траверс заставил себя забыть о боли в плече и решительно наступал на Клода.

— Что еще за глупости она вам наболтала?

— Траверс, вы сами глупец! Я был там лично и все видел.

Траверс на миг замер. Это промедление стоило ему еще одной раны.

И снова Клод дал Траверсу возможность оправиться.

— Это вам за ее родителей, Траверс, — назидательно проговорил Клод. — Хотя такие отметины ничто по сравнению с теми, что вы оставили на ней.

Клод сделал выпад, но промахнулся и, потеряв равновесие, упал. Траверс не стал терять времени даром и нанес удар, но Клод, успев откатиться в сторону, легко вскочил на ноги.

— Вы упустили верный шанс, а ведь за вами еще один должок — смерть ее друга.

Алексис смотрела во все глаза на продолжающийся поединок. Больше уже никто не тратил сил на слова — оба противника понимали, что один из них сегодня умрет. Единственное, что можно было сейчас услышать, — это тяжелое дыхание сражающихся, свист прорезаемого шпагами воздуха да звон скрещивающихся клинков.

До сих пор Клод щадил Траверса. Раны, которые он нанес ему, можно было бы назвать царапинами, по крайней мере боль не была настолько сильна, чтобы помешать англичанину сопротивляться.

Алексис успела позабыть о присутствии Лафитта, когда он, не замечая того, с силой сжал ей плечо — Траверс глубоко вонзил клинок в бедро Таннера. Алексис была даже благодарна Лафитту за причиненную ей боль, потому что она на мгновение отвлекла ее от созерцания того, как намокает от крови одежда Клода.

К счастью, Клод сумел сохранить равновесие. Опираясь на здоровую ногу, он предпринял еще одну атаку и оттеснил Траверса к двери. Битва перешла в вестибюль, куда за дерущимися пришлось последовать и зрителям. При этом, заметив, что Алексис не в силах идти сама, Лафитт быстро подхватил ее на руки и вынес из гостиной.

Тем временем, оказавшись прижатым к перилам широкой лестницы, Траверс решал, подниматься ли ему вверх или спускаться вниз. И тут Клод, воспользовавшись секундным замешательством, использовал наконец предоставившуюся ему возможность. Сделав быстрый, как молния, взмах шпагой, он вонзил лезвие глубоко в грудь Траверса.

Траверс повис на перилах, шпага выпала у него из рук и с громким звоном покатилась по до блеска натертому полу. Однако капитан был еще жив. Схватив обеими руками клинок, торчащий у него из груди, он вытащил его, прожигая Клода горящим ненавистью взглядом, и сделал последнюю отчаянную попытку достать противника его же оружием. Однако Клод успел вовремя отступить, и окровавленная шпага упала к ногам победителя.

— Вот теперь и за Пауля, — тихо сказал Клод, глядя, как Траверс, пытаясь выпрямиться, не удержался и покатился вниз по ступеням.

Лафитт отпустил Алексис, и она побежала к Клоду, встретившему ее распростертыми объятиями. Казалось, для нее все перестало существовать: она не видела ни трупа Траверса, ни стоявших у подножия лестницы братьев Лафитт… Поцелуй Клода вдохнул в нее жизнь, и Алексис позабыла о том, что пережила в течение последних трех дней, запертая в трюме британского фрегата. Она забыла обо всем, кроме своей любви.

— Твоя нога, — проговорила она, уткнувшись Клоду в грудь.

— А твой глаз? — шепнул он, целуя ее волосы.

— Это ерунда, вот твоя рука…

— Пустяки, зато твои синяки…

Со смехом Алексис оттолкнула его. Тогда Клод взял ее за руку и повел вниз мимо удивленно глядящих на них Жана и Пьера. В гостиной, повалившись на диван, Клод и Алексис смотрели друг на друга, радуясь тому, что могут так весело смеяться, и тому, что время их наконец пришло.

Клод вытер слезы, появившиеся в уголках глаз подруги, и, повернувшись к Лафитту, сказал:

— Жан! Вы так и будете пялиться на нас, будто мы парочка ненормальных, или все-таки распорядитесь, чтобы о наших ранах позаботились?

— По-моему, вы оба так замечательно себя чувствуете, что даже не смущаетесь присутствия посторонних, — заметил Жан, но тем не менее отправил Пьера за Андре.

— Что решим насчет Траверса, Жан? — спросила Алексис, когда тот, придвинув стул, сел напротив.

— Я возьму на себя ответственность за его смерть. Собственно, от меня давно ждали чего-то подобного.

— Нет! — разом воскликнули Клод и Алексис.

— Другого пути я не вижу. Мне не трудно будет защитить себя — я в своем государстве, а вас могут достать британцы. Кстати, Алексис ведь все еще считается преступницей.

— Полагаю, есть иной выход. — Алексис на мгновение задумалась. — Не могли бы вы привести сюда со «Шмеля» корабельного врача и первого помощника капитана? Лейтенанта зовут Ян Смит. Я думаю, мне удастся убедить их принять версию, которая удовлетворит и адмиралтейство, и команду корабля.

— И что вы хотите им предложить? — скептически заметил Лафитт.

— Пока не знаю. Знаю лишь, что они оба ко мне расположены. Доктор Хью Джексон готов был многим рискнуть, чтобы обо мне позаботиться.

В комнату вошел Андре и принялся промывать и бинтовать ногу Клода. Пока он работал, Алексис вкратце рассказала, что произошло на борту «Шмеля» и каким образом Смит узнал о том, кто она такая.

Внимательно слушая, Лафитт пришел к выводу, что в предложении Алексис есть резон.

— Пьер, — сказал он, — пошли кого-нибудь за этими двумя. Ничего им не говори. Мы все объясним, когда они появятся здесь.

Закончив с перевязкой, Андре принес оттоманку, чтобы Клод мог положить на нее больную ногу. Затем он обратился к Алексис.

— Чем я могу помочь вам, мадемуазель?

— О, со мной все в порядке.

— Я думаю, вам будет удобнее, если вы снимете плащ.

Но Алексис вовсе не хотелось демонстрировать им царапины на руках и груди.

— Что-то не так? — спросил Клод, видя, как она медлит.

— Да нет, я сейчас.

Алексис расстегнула пуговицу у ворота и, поднявшись, бросила плащ на стоявший рядом стул.

— Господи! Это все Траверс? — воскликнул Лафитт.

Алексис, кивнув, села.

— Пусть благодарит Бога за то, что он мертв, — сквозь зубы пробормотал Клод.

Андре сделал Алексис примочку на глаз, обработал царапины на руках и наложил мазь, но когда дело дошло до груди, он покраснел и смутился.

— Не беспокойтесь, об остальном я позабочусь позже, — благодарно взглянув на него, сказала Алексис.

Отпустив слугу, Лафитт спросил:

— За что он вас так?

— Чтобы наказать — ведь я пыталась его убить. Но теперь это уже не имеет значения. — Сладко улыбнувшись, Алексис забралась с ногами на диван и прижалась к Клоду.

— Жан, спасибо вам за то, что вы позаботились о моей команде.

— Мне было приятно это сделать для вас.

— Могу я еще немного злоупотребить вашим гостеприимством и попросить чего-нибудь поесть? Я ела последний раз… не помню сколько дней назад.

Жан вскочил на ноги.

— Почему вы раньше не сказали?

Он быстро вышел, чтобы отдать необходимые распоряжения. Клод и Алексис остались вдвоем. Клод тихо рассмеялся.

— Твой друг как-то сказал мне, что мы можем обходиться без церемоний, Алексис. Если ты хотела побыть со мной наедине, так бы и сказала.

— Я и сказала бы, если бы хотела именно этого. Но я на самом деле страшно голодна. Мне пришлось пить воду, предназначенную для купания.

Алексис пожалела о том, что проговорилась. Глаза Клода почернели от боли за нее. На мгновение он закрыл их, поглаживая ее руку, а когда открыл, боль снова ушла.

— Ты нанесла существенный удар по моему самолюбию, — с улыбкой сказал Клод.

— Ничего, ты выдержишь.

Алексис погладила его по бедру, сопровождая многозначительный жест столь же многозначительным взглядом.

— Я об этом позабочусь.

Когда Лафитт вернулся с подносом, полным еды, Алексис соскользнула на пол, устроившись у ног Клода, а поднос поставила на диван. Мужчины с заметным удовольствием наблюдали за тем, как она жадно набросилась на холодное мясо, хлеб и сыр. Она не могла и подумать, каким наслаждением было для них видеть ее после того, как оба они уже успели поверить, что потеряли ее навсегда.

Покончив с едой, Алексис отодвинула поднос, а сама села рядом с Клодом. Все трое беседовали за бокалом вина. Таннер и Лафитт рассказывали друг другу о том, что каждому из них довелось пережить за эти годы. Разговор был прерван появлением Пьера в сопровождении доктора и лейтенанта.

— Что случилось? — спросил Смит, когда Алексис, вскочив, потащила его за руку к креслу.

— Сейчас все узнаете. Но сначала: как вы себя чувствуете? Я бы не хотела, чтобы приход сюда вам повредил.

— Я же сказал вам, что со мной все будет хорошо.

— Да, верно. А вы помните, что я вам сказала?

Смит замялся и оглянулся на Клода и Лафитта.

— Это наши друзья, они знают, кто я такая, а вот доктор Джексон…

Джексон засмеялся и сразу помолодел на добрый десяток лет.

— Я тоже знаю, капитан Денти. Не вините Яна. Я был очень настойчив. Да и визит к вам в трюм на многое открыл мне глаза. Теперь передо мной довольно ясная картина происшедшего.

— Я готова рассказать вам все в обмен на одно одолжение. Наверное, с моей стороны бессовестно делать подобные предложения, но у меня нет выбора… Итак, я хочу воспользоваться нашим коротким знакомством и, надеюсь, взаимной симпатией, в равной мере как и нашей общей антипатией к вашему капитану. Вы не присядете, док?

Алексис без лишних формальностей представила присутствующих. Затем коротко объяснила ситуацию доктору и Смиту, предварив рассказ подробным описанием того, что побудило ее превратиться в капитана Денти. Чувствуя поддержку Клода, она не упустила ни единой подробности. Джексон и Смит внимательно слушали, не перебивая.

В какой-то момент Алексис почувствовала, что ей стало трудно говорить, и Клод закончил рассказ за нее.

— Ваш капитан сказал нам, что Алексис — беглая рабыня, прятавшаяся в трюме корабля. Он собирался избавиться от нее, а вместе с ней и от опасности быть привлеченным к ответственности за все происшедшее по его вине на Тортоле. Я лишь довершил то, что Алексис пыталась сделать на борту вашего корабля.

— А я не возражал против этого, — добавил Лафитт, не желая перекладывать на Клода всю ответственность. — Дуэль была справедливой. Ваш капитан сражался как настоящий моряк. Капитану Клоду тоже кое-что осталось на память.

Смит кивнул и посмотрел на Джексона.

— Ты видишь проблемы, Хью?

— Справедливый поединок. Никаких вопросов.

— Согласен. Месье Лафитт… Капитан Клод… Капитан Денти… На борту «Шмеля» найдется очень немного людей, которые захотят оплакивать смерть капитана Траверса. В какой-то мере вы освободили нас от цепей. Мы с доктором позаботимся об усопшем. Его с почестями похоронят в море, а причину смерти мы придумаем. Командование будет удовлетворено. И вот еще что, джентльмены: в обмен на наше молчание мы хотели бы взять слово с капитана Денти, что она выйдет в отставку. Это возможно?

— Карьера капитана Денти закончена, мистер Смит, — сказала Алексис чуть дрожащим от волнения голосом. — Я не стану мстить людям, которые были вместе с ним в тот день. Думаю, совершенное преступление и без того тяжелым грузом легло на их совесть — пусть боятся высшего суда, а меня им бояться нечего.

— Что ж, большего нам и не требуется. Месье Лафитт, что я должен передать командованию относительно дела, ради которого нас командировали к вам?

— Мой ответ — нет. Я не стану оказывать помощь Британии. Можете передать начальству, что я тверд в своем решении.

Смит кивнул, затем повернулся к Клоду.

— А вы, капитан? Могу ли я просить вас дать нам возможность покинуть здешние воды без боя?

— Вы вправе сделать это. Даю вам слово, что не буду вас преследовать.

Смит встал и, пробежавшись рукой по светлым волосам, тряхнул головой. От Алексис не ускользнул задорный огонек, блеснувший в его глазах. Он был готов принять на себя командование, и она желала ему удачи.

— Больше у меня нет вопросов, — сказал Смит. — Если нам с доктором помогут донести тело, мы могли бы прямо сейчас вернуться на корабль.

После короткого прощания Алексис вышла проводить гостей в галерею, и там каждый из них перед уходом шепнул ей что-то на ухо.

— Что они тебе сказали? — почти одновременно спросили Лафитт и Клод, едва только английские моряки скрылись из виду.

— Доктор Джексон сказал, чтобы я не забыла про компресс.

— А Смит? Что сказал он?

Алексис улыбнулась.

— Лейтенант сказал, что будет лелеять шрам, оставленный ему на память, — ведь он встретился с самим капитаном Денти и остался жить.

Выслушав рассказ Клода об окончании ремонтных работ на корабле и о том, что Джордан в порядке, а Пич быстро идет на поправку, Алексис наконец почувствовала, что доведена до полного изнеможения.

Позже в спальне, в которой Лафитт разместил Клода, она позволила Таннеру раздеть себя и наложить лекарство. Приятно расслабившись, Алексис едва не мурлыкала от удовольствия.

— На этот раз он обошелся с тобой далеко не так сурово, — заметил Клод, втирая мазь. — Просто не верится, если учесть то, что ты пыталась с ним сделать.

— Он хотел лишь, чтобы я попросила у него прощения.

— И что же?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, он хотел невозможного.

— Ты прав.

Клод поставил бутылку с притираниями на туалетный столик и, раздевшись, лег рядом с Алексис, накрыв их обоих простыней. Алексис задула свечи и свернулась клубочком рядом с ним.

— Я думал, ты умерла, — после долгого молчания сказал Клод.

— Я знаю, — тихо ответила Алексис. — Я думала о тебе все время, пока была на корабле Траверса. И я поняла, что месть не стоит того, чтобы лишиться возможности увидеть тебя вновь. У меня не дрогнула бы рука убить Траверса с самого начала, если бы не эти мысли. Я никак не могла решиться на это, пока он не сказал, что хочет продать меня как беглую рабыню. Тогда только все вернулось: ненависть, отвращение — все.

— Теперь с этим покончено, и мы свободны.

— От всего, кроме самих себя.

— Это верно. Ты моя теперь. Не возражаешь?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, нам надо пожениться.

— На этот раз ты прав.

Усталость, изнеможение, боль — все было забыто под натиском неудержимой жажды высказаться наконец, объяснить, что каждый из них значит друг для друга. Легкие прикосновения Клода вызывали ее нежные стоны. Губы его заглушали ласковый шепот, срывавшийся с ее уст, дарили горячие поцелуи шее, груди, а она все никак не могла наговориться. Она обнимала его, прижимала к себе, ерошила его медного цвета волосы.

— Когда мы вместе… как сейчас, я чувствую, что живу, — сказала Алексис почти неслышно, чтобы не испортить значительности момента. — Ты знаешь, что я имею в виду?

Клод приподнял голову и, заглянув в ее глаза, ответил так же тихо:

— С самого начала я знал, Алекс. Я всегда знал, что ты нужна мне, нужна как воздух, как море. Я боялся лишь твоего отказа признать, что ты чувствуешь то же.

— И я боялась.

— Знаю.

Клод поцеловал ее легко, едва касаясь.

— Ты всегда была такой — смелой до отчаяния в одном и столь же отчаянной трусихой в другом.

Возвращая ему поцелуй, Алексис словно просила прощения за то, что у нее не хватало храбрости быть честной перед самой собой. Она чувствовала, Как дрожат его пальцы, и заметила, что ее пальцы тоже дрожат.

Тело ее изогнулось навстречу ему, нежное, ранимое, трепещущее от потребности как можно полнее удовлетворить его желание, столь же сильное, сколь и ее собственное. И когда тела их встретились, у них не было более ощущения битвы, борьбы. Теперь бал правило одно лишь наслаждение. Алексис, первой почувствовав приближение пика, была уже не в силах противостоять силе, подхватившей ее, заставлявшей конвульсивно сжиматься мышцы, и в этот миг он присоединился к ней.

Потом, когда их дыхание успокоилось и сердца забились в обычном ритме, Клод коснулся серебряного колье на шее Алексис.

— Я люблю тебя.

Вздох ее был так же легок и свободен, как только что произнесенные слова. Она обняла крепче своего возлюбленного, и волосы ее упали ему на грудь.

— Этот вздох, он мой навсегда.

— Тебе всегда придется работать так же усердно, как сегодня, чтобы вызвать его к жизни. Тебя это не смущает?

Клод тихо засмеялся в темноте и поцеловал ее в висок.

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что я нашла то, что хотела.

— Ты права.

Все горькие воспоминания ушли прочь, и в душе Алексис воцарились покой и безмятежность. Тот мир, тот покой, что знала Алексис лишь в своем «вороньем гнезде», она обрела теперь в объятиях Клода. И, почувствовав ее мысли, Клод крепче обнял возлюбленную, словно желая заверить в том, что она наконец нашла свое место в жизни — теперь уже навсегда.