Мне сегодня в школу не надо, сегодня идут только те, кто хочет исправить оценку по математике. У меня семь баллов, больше все равно не поставят. Встала в десять, когда бабушка уже ушла на репетицию хора. Я дома одна! Ура! Можно выйти с чаем на балкон и покурить.

В порядке самонаблюдения решила составить список своих плохих и хороших качеств.

Минусы характера Котрины Г.:

Минус № 1. Я никогда ничего не могу довести до конца. Терпения не хватает.

Минус № 2. Я время от времени делаю что-нибудь такое, о чем потом страшно жалею. И все равно делаю, ну что за черт! Делаю даже, можно сказать, нарочно, хотя иногда толком не понимаю зачем. Вывалявшись как следует в грязи, я ловлю от этого настоящий кайф и оттягиваюсь до тех пор, пока не начнет от самой себя тошнить. Тогда начинается «период очищения»: я стараюсь исправить все, что успела навалять, становлюсь со всеми вежливой и доброй, помогаю любому, кто о чем-нибудь попросит, почти не ругаюсь, бросаю курить и чувствую, что с каждым днем неуклонно приближаюсь к совершенству… Те, кому повезет общаться со мной в это время, только ахают: «До чего же хорошая девочка!» — и они совершенно правы. Но в конце концов настает минута, когда я чувствую себя почти стерильно чистой, мне становится до ужаса скучно, и все начинается по новой. (Почему, ну почему я не могу быть такой, как Лаура? Вот она, например, всегда обувку на место ставит.)

Минус № 3. Иногда, если меня кто-нибудь сильно достает, я от злости начинаю заикаться. И еще грызу ногти. Ногти выглядят ужасно, но мне по фигу.

Минус № 4. Я очень худая и совершенно не сексапильная. Мне явно бы надо увеличить грудь, а то она ни черта не растет.

Минус № 5. Курю (иногда) и пью пиво или сидр (на тусовках), это, наверное, нехорошо, но мне нравится. В том-то и беда, что нравится. И еще я как выпью — никогда не заикаюсь, хотя должно быть наоборот. Ха!

Минус № 6. Не умею вовремя ответить так, чтобы отстали раз и навсегда. Слова приходят в голову потом.

Минус № 7. Не нравлюсь парням, потому что совсем не сексапильная и грудь не растет. Да еще и ноги как спички. Но мне и это по фигу.

Минус № 8. У меня мало друзей и только одна настоящая подруга — Лаура. Со всеми остальными девчонками я все время ссорюсь. Они уже встречаются с парнями и бегают на свидания, а я еще до такого не дозрела. Но из-за этого тоже не переживаю. К тому же мама говорит, что лучше иметь одну настоящую подругу, чем десять ненастоящих.

Минус № 9. Привираю на каждом шагу. Но куда денешься — совсем не врать практически невозможно. Врут все, кому не лень. Проснутся с утра, зубы почистят и начинают врать. Таковы правила игры. Я вот огребаю по полной чаще всего именно тогда, когда говорю правду, ну или когда поступаю так, как на самом деле хочу. По-моему, те, кто никогда и совсем ни капельки не привирают, рано или поздно окажутся в психушке или умрут не своей смертью.

Плюсы характера Котрины Г.:

Плюс № 1. Мама говорит, что я умная, только характер совершенно ужасный. Да, я неплохо учусь, много читаю — перечитала уже все мамины книги про художников и детективы, потому вполне логично, что все умнею и умнею.

Плюс № 2. Я неплохо рисую. По рисованию, литературе и физкультуре у меня десятки.

Плюс № 3. Я более-менее дружелюбно настроена к окружающим.

Больше плюсов не придумала. Пойду сделаю себе бутерброд.

Пожарила яичницу. К сожалению, без сала. Бабушка, чтоб ее, не покупает сало из-за холестерина! Просто помешалась на всяких диетах и идеальных пропорциях, носится на высоченных каблуках и запрещает обращаться к ней «бабушка»: требует называть Виолой, хотя настоящее ее имя — Валерия.

Вообще в трех моих «семьях» (мамина, папина и бабушкина) нет ни одного нормального человека, и крыша едет у каждого в свою сторону. Хотелось бы мне когда-нибудь заиметь кучу денег и жить одной. Пока что, если хорошенько вдуматься, на самом деле мне лучше всего жить с бабушкой. Она состоит в дворянском и еще каких-то союзах, поет в церковном хоре, а потому дома почти не бывает и глаза не мозолит. Заглянет утром проверить, проснулась я или нет (если надо в школу), потом вечером, как вернется домой, сунется убедиться в том, что я сплю, — вот и все общение, если не считать записочек, которые она мне оставляет, типа: «Котлетки в духовке, разогрей себе! Целую! Виола», или: «Возьми зонтик, передавали, будет дождь. Люблю. Виола»… Я прекрасно знаю, что ни фига бабушка меня не любит, и нужна я ей, как собаке пятая нога. А соглашается она со мной возиться только ради ненаглядного сыночка, моего папочки.

Родители развелись шесть лет назад и долго не могли договориться, с кем мне жить, — алименты платить никому не хотелось. В конце концов было решено, что они поделят меня между собой: неделю поживу с мамой, неделю с папой, неделю с мамой, неделю с папой… Так оно и шло до тех пор, пока папина секретарша не родила ему моего ненастоящего брата Альфреда. Тогда все перепуталось, и никто уже дней не подсчитывал.

Когда новорожденного Альфреда должны были привезти домой, мы с бабушкой Виолой трудились не покладая рук: испекли огромный торт, идеально убрали квартиру, поменяли занавески и постельное белье, в гостиной поставили вазу с большим букетом цветов. А потом стали ждать, когда же на нас наконец-то обрушится безмерное счастье: свою новую жену Элеонору с ребеночком папа должен был привезти из клиники после обеда. Я страшно волновалась, потому что у меня никогда еще не было почти настоящего брата, и я понятия не имела, как с ним обращаться. Купила ему на свои скромные сбережения маленькую пачечку жевательной резинки (на большую денег не хватило) и маленький «Сникерс». Хотела сделать сюрприз.

И вот настала торжественная минута. Мы увидели в окно, как папина машина остановилась у дома, они вылезли, задрав головы, уставились на нас… и мы побежали их встречать. Таким странным я папу никогда еще не видела. Он все время хихикал, как слегка поддатый, и оттягивал узел галстука, будто тот мешал ему дышать.

Когда все собрались в гостиной, папа положил брага на стол, распеленал его и с величайшей гордостью, будто это несказанная красота какая, стал изучать его богатство — здоровенную фигню между ног. Черт, я же до тех пор ничего подобного не видела и помню, как меня это зрелище пришибло. Я подумала, что брат родился уродом, и придется делать ему операцию, ведь если не сделать — непонятно, как человеку с такой штукой дальше жить: он же ходить нормально не сможет! Почему-то мне вспомнилась овечка Долли, и стало очень страшно, я прижалась к бабушке, она вдруг смутилась и кинулась как попало заворачивать братика, а папа странно засмеялся, крутанулся на пятке, сгреб ребенка со стола, прижал к груди и, глянув на нас, завопил во всю глотку:

— А ну, бабы, марш на кухню ужин готовить! Нечего вам тут делать!

Отца я боялась всегда и теперь боюсь. Не потому, что он меня лупит и разговаривать по-человечески не умеет, только орет, — нет, я боюсь его глаз, его взгляда, как будто насквозь тебя просверливающего и вечно недовольного. Глянет так (а по-другому он на меня никогда и не смотрел) — и сразу хочется исчезнуть. Стою перед ним, дрожу от страха и начинаю понимать смысл слова «вечность»… А в тот незабываемый день я, когда мыла на кухне посуду после ужина, вдруг поняла, что случилось нечто непоправимое: я начинаю таять, растворяться и понемногу делаюсь невидимой.

…Не знаю, с чего это мне вздумалось писать про своего папашу. Он — галимая отрава, вот он кто. Хотя, правду сказать, я его толком и не знаю. Этот человек для меня — начальник. Просто начальник.

После контрольной по математике позвонила Лаура. Вечером собираемся у Кипраса: у него будет пустая квартира, потусим по случаю окончания учебного года.

— Он что, всех приглашает? — на всякий случай уточнила я.

— Конечно, всех! Это же Кипрас!

Ну да, Кипрас дружит со всеми, он, как говорится, свой парень. К нему в любой момент можно подойти стрельнуть сигаретку или попросить пару литов, и он всегда без разговоров даст, как будто это само собой разумеется. Еще мне нравится с ним общаться, потому что у него всегда хорошее настроение, и анекдотами он сыплет без передышки — не пойму, как только все это в голове умещается! Правда, с учебой у Кипраса не очень, так что как припрет — просит, чтобы я за него написала сочинение, а математику всегда сдирает у Гинце, причем за все за это нам платит… Не представляю, откуда у него столько денег. Гинце говорит, ему родители отстегивают денежки за отметки: за десятку — сотню, за девятку — девяносто, и так далее. Совсем неплохо!

Но как бы там ни было, именно благодаря Кипрасу я прославилась и теперь пишу сочинения половине класса — всем разные: подстраиваюсь под характер каждого, и, когда дело доходит до расчетов, меня прямо золотом осыпают!

— Эй, ты уснула там, что ли? — взвыла в трубке Лаура. — Идем или нет?

— А папа-мама что скажут?

Пару лет назад, когда мы только начинали тусоваться по-настоящему (без взрослых и торга со свечками), родители прижали Лауру как следует и никуда не пускали. Ее родители вообще как из прошлого века: не пропускают ни одного церковного праздника, по воскресеньям ходят в костел, после мессы у них семейный обед, за столом они крестятся, разговаривают, не повышая голоса, и все такое. Понятно, в классе Лаура чувствовала себя белой вороной, но мы подружились, и я вправила ей мозги. Теперь совсем другое дело.

Врать она научилась просто классически! То говорит: «Занимаюсь допоздна у друзей, потому что у нас одна книга на всех», то: «Ночую у подружки (у меня!), потому что та лежит на смертном одре и некому о ней (обо мне!), бедненькой, позаботиться», и все такое в том же роде.

Я: Так что ты скажешь родителям?

Лаура: Я им уже позвонила.

Я: И что сказала?

Л.: Что бабуля, которой я еду приношу, просила почитать ей вечером Библию.

Я: Сдурела? Сколько времени ты ей можешь читать эту Библию? Час, два?

Л.: Да хоть до ночи! Знаешь, сколько там страниц?

Я: А вдруг они додумаются ей позвонить?

Л.: Не станут они ей звонить, я сказала, что у нее нет телефона, потому что она все равно плохо слышит.

Я: Ага, значит, бабулька глухая? А читать сама не умеет?

Л.: Я сказала, что она плохо видит…

Я: Еще и слепая к тому же!

Л.: Ну чего ты цепляешься? Все нормально сошло. Папа прямо весь расчувствовался, сказал: «Побудь там, сколько понадобится, детка. Благослови тебя Господь». Трогательно до слез.

Я: Ага.

Л.: Ну так что, идем?

Я: Значит, из-за тебя несчастная старушка ослепла и оглохла? Ни стыда ни совести у тебя, Лаура. А продукты ты ей сегодня понесешь?

Л.: Да, попозже, она спит после обеда.

Я: Слушай, а может, мы вместе сходим к твоей бабульке? И прямо оттуда потопаем к Кипрасу?

Л.: Давай. В полтретьего на углу — успеешь?

Вот здорово! Идем тусить!

Так, теперь надо искупаться и намазать лаком огрызки ногтей… Не знаю, что надеть, — пересмотрела весь свой гардероб, ничего подходящего не нашла. А, к черту! Напялю светлые джинсы и черную майку — подойдет к моим бесцветным лохмам. Обуюсь в черные замшевые кроссовки. И еще у меня есть роскошная черная шляпа, как у Майкла Джексона, и широкий галстук с черепами. Ага… Лицо надо будет выбелить, веки и губы сделать красными — получится классно. Все, залезаю в ванну. Пока!