Спустя несколько часов она пришла в себя. Все тело болело, ее опутывали сотни проводков и датчиков. Рядом с ее кроватью сидела миссис Поп. Когда Клер открыла глаза, женщина осторожно поцеловала ее в лоб.

— У тебя родился прекрасный маленький мальчик, Клер. — В глазах у нее стояли слезы.

Сердце Клер преисполнилось радости.

— Где он? — еле слышно спросила она.

— В реанимации. Но я думаю, ты скоро его увидишь.

Клер потеряла очень много крови и чувствовала себя очень слабой, но счастливой. Некоторое время они молчали. Клер успокаивало само присутствие миссис Поп. Только сейчас она вдруг поняла, что даже не знает ее имени. Но это было не важно. Теперь эта чудесная женщина навсегда останется для нее миссис Поп. В палату вошел доктор, принимавший у нее роды, и направился к кровати.

— Вы уже вернулись к нам? — улыбнулся он. — Как ваше самочувствие, миссис Найтингейл? Знаете, вы заставили нас поволноваться.

У него были добрые глаза, и Клер удалось улыбнуться в ответ.

— Я хотела бы увидеть своего сына, — сказала она.

Доктор подвинул к кровати стул и сел на него.

— Мы скоро отведем вас к нему, — пообещал он. — Но я должен вас предупредить… Он очень маленький и к тому же пережил сильное потрясение во время родов.

Клер тревожно взглянула на него.

— Но с ним все будет в порядке?

Врач похлопал ее по руке.

— Мы делаем все, что в наших силах.

Клер начала плакать, а у миссис Поп был такой вид, словно она вот-вот к ней присоединится.

— Пожалуйста, позвольте мне его увидеть, — взмолилась Клер. Доктор помедлил, но затем принял решение.

— Хорошо, — согласился он. — Но вас повезут в кресле-каталке, и это только на минуту, имейте в виду.

Он не хотел слишком утомлять Клер в ее теперешнем состоянии и предпочел бы, чтобы она осталась в постели. Но в то же время доктор понимал, насколько важно для нее увидеть ребенка. Он торопливо ушел, чтобы поговорить со старшей медсестрой, и вскоре нянечка уже подкатила кресло к кровати Клер. Им с миссис Поп пришлось приложить все усилия, чтобы посадить в него роженицу, так как она совсем ослабла. Но Клер твердо решила увидеть ребенка, и скоро миссис Поп уже везла ее по коридорам, а рядом шла медсестра и катила стойку с капельницей. Наконец они добрались до палаты реанимации, и им позволили войти. Вдоль одной из стен расположился целый ряд стеклянных инкубаторов. Почти все они были пустыми. Нянечка показала на один, находившийся в дальнем углу палаты. Возле него стояла другая медсестра и что-то записывала. Когда они приблизились к ней, женщина ободряюще улыбнулась Клер.

— Миссис Найтингейл?

Клер, бледная как мел, кивнула. Медсестра отошла в сторону, и Клер впервые по-настоящему увидела своего сына. Он был невероятно крошечным и таким совершенным, что ее захлестнула волна любви к нему. Светлыми волосами и синими глазами он был очень похож на нее и ничем не напоминал Грега. Клер отдала бы все на свете за возможность взять ребенка на руки, но знала, что это пока невозможно. Его опутывали трубочки и проводки; она сразу же заметила, что малыш подключен к аппарату искусственного дыхания. От этого зрелища у нее сжалось сердце, но сестра тут же объяснила ей, что это нормально.

— Все в порядке, миссис Найтингейл. Ваш ребенок родился очень рано, поэтому этот аппарат помогает ему дышать, пока его собственные легкие не окрепнут. Вы можете протянуть туда руку и коснуться его, если хотите.

С одной стороны инкубатора было отверстие. Клер нерешительно просунула в него руку и прикоснулась к ребенку. Медсестра и миссис Поп тактично отошли в другой конец палаты, давая Клер возможность побыть с сыном наедине.

Она погладила его ручку, с любовью глядя на малыша. Его кожа была невероятно нежной, а сам ребенок выглядел очень мило и невинно.

— Привет, Уильям. — По щекам у нее покатились слезы. — Я твоя мама, и я так тебя люблю! Ты самое лучшее, что у меня есть. Поскорее становись сильным, слышишь?

Ребенок слегка пошевелился, словно услышав ее слова, и его крошечный кулачок сомкнулся на ее мизинце. Клер никак не могла на него налюбоваться и с радостью просидела бы так всю ночь. Но скоро пришла медсестра и деликатно попросила ее уйти.

— Ему сейчас нужен абсолютный покой, — мягко сказала она. — И вам тоже.

Клер кивнула, приуныв от мысли, что придется оставить его здесь. Тут было так холодно и неприветливо. Но по крайней мере, сейчас ребенок находился в самом лучшем для него месте. Когда Клер вернулась обратно в палату, она чувствовала себя совсем измученной, но немного повеселела.

Когда ей помогали лечь на кровать, Клер сонно улыбнулась миссис Поп.

— Он такой хорошенький.

Миссис Поп кивнула, сглотнув комок в горле.

— Это самый красивый ребенок, которого я только видела, — согласилась она.

Облегченно вздохнув, Клер опустила голову на подушку и почти сразу крепко заснула.

Ночью ее разбудил чей-то тихий голос. Клер с трудом открыла глаза и увидела рядом с кроватью медсестру.

— Миссис Найтингейл, нам только что позвонили из реанимации и спросили, хотите ли вы побыть с ребенком.

Все чувства подсказывали Клер, что случилось что-то нехорошее. В палате царил полумрак и было очень тихо.

— Что-то произошло? — со страхом спросила она. — Он болен?

Медсестра нервно поправила одеяло.

— Я не могу ответить на ваш вопрос, миссис Найтингейл. Дежурный врач объяснит вам все, когда мы туда подойдем. Давайте я вас отвезу. У меня уже готово кресло-каталка.

Клер охватила паника, она с трудом сглотнула. Этого просто не могло быть после всего, что ей пришлось перенести. С Уильямом все было в порядке, она сама его видела. Но почему же тогда они вызывают ее к нему в такую рань? Неужели что-то случилось? Это, наверное, какая-то ошибка. Может, чей-то другой ребенок заболел?

Когда она спустила с кровати ноги, все вокруг нее вдруг закружилось. Клер стиснула зубы и с помощью молодой медсестры смогла продеть руки в рукава халата, а затем неловко пересела в стоящее рядом кресло на колесиках.

Поездка в палату реанимации, казалось, длилась целую вечность, но наконец они оказались на месте и были встречены серьезным врачом, который отвез ее кресло в небольшой кабинет рядом с палатой.

— Миссис Найтингейл, — сказал он. Этот врач не единожды сталкивался с подобными ситуациями и знал, что эффект от сказанного невозможно смягчить, поэтому всегда говорил без обиняков. — Боюсь, что Уильям Найтингейл все-таки очень болен.

— Но… но почему? Я думала, он просто останется здесь под наблюдением, пока не окрепнет.

Мужчина вздохнул, потом снял свои очки и принялся тщательно протирать их краем белого накрахмаленного халата.

— Клер, у вашего ребенка гипоксия. Мы получили результаты анализа его крови, и они неутешительны.

Клер смотрела на него непонимающим взглядом.

— Гипоксия приводит к остановке дыхания. Большинство недоношенных детей страдают от нее, так как их легкие еще недостаточно развиты. Боюсь, что за последние несколько часов состояние Уильяма заметно ухудшилось, а кислотно-основный анализ крови, как я уже сказал, указывает, что ситуация практически безнадежна. То есть он не может и не сможет дышать самостоятельно. Поэтому…

— Что «поэтому»?

— Думаю, лучшим выходом из ситуации станет ваше разрешение отключить аппарат искусственного дыхания и позволить малышу отойти без мучений.

— То есть… вы хотите сказать, что он умрет?

— Да, миссис Найтингейл. Боюсь, что так. Уверяю вас, мы сделали все возможное, но спасти его нельзя. Мне действительно очень, очень жаль.

Клер попыталась осмыслить то, что сказал ей врач. Но этого просто не могло произойти! Он не может умереть.

— И что же? Вы позволите нам вынуть его из инкубатора, чтобы вы смогли еще раз подержать его на руках?

Голос доктора вернул ее к реальности. Ей хотелось плакать и кричать, но звуки, казалось, замерли внутри нее и не могли пробиться наружу.

— Вы совершенно уверены, что больше ничего нельзя сделать? — Ее голос прозвучал на удивление спокойно.

— Боюсь, что так.

Она бездумно кивнула. Доктор вышел из комнаты, а Клер осталась сидеть, невидящим взглядом уставившись в пространство. Ее жизнь, ее мир снова распадались на куски.

Спустя несколько минут доктор вернулся и подкатил ее кресло к инкубатору Уильяма. Сиделка держала малыша на руках, и Клер впервые увидела его без паутины капельниц, датчиков и проводков. Медсестра осторожно вложила мальчика в ее руки, а затем вместе с доктором вышла из комнаты. Клер укачивала младенца, тихонько напевая колыбельную.

В 3.05 утра Уильям Найтингейл покинул наш мир, лежа на руках у матери. Вместе с ним умерла частичка ее души.

— Итак, вы проснулись, миссис Найтингейл. — Медсестра, казалось, нервничала. Рано утром Клер вернули в палату с задернутыми занавесками, и с тех пор она ни разу не пошевелилась и не издала ни звука. — Я принесу вам чашечку чаю, не возражаете?

И медсестра исчезла прежде, чем Клер смогла ей ответить.

Из-за занавесок до нее доносились голоса других женщин, которые ворковали со своими малышами, и боль нахлынула на Клер с новой силой. Она никогда не сможет даже обнять Уильяма. И все же она была не в силах заплакать. Казалось, слезы застряли в горле удушливым комом, от которого было невозможно избавиться.

Клер лежала и ждала возвращения сиделки, но вместо нее через распахнувшиеся занавески к ней шагнул врач. Он подошел и опустился на край больничной койки. Клер наградила его ничего не выражающим взглядом. Это был тот самый доктор, который заботился об Уильяме.

— Я только что сменился и пришел взглянуть, как у вас дела, — сказал он.

Она не ответила, и врач тоже помрачнел. Безучастное выражение ее лица сказало ему, что Клер ушла глубоко в себя и он бессилен ей помочь.

По-прежнему ни единой слезинки. Жуткая боль в груди была слишком сильной, чтобы заплакать. Эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что ей пришлось испытать при родах, и теперь Клер хотела лишь одного — чтобы доктор ушел, оставив ее наедине с ее утратой.

— Есть кто-нибудь, кому я могу позвонить и сообщить о вас? — мягко осведомился доктор.

Клер покачала головой. Она была бледнее простыней, на которых лежала, и сердце доктора буквально рвалось к ней. Всего несколько дней назад весть о смерти ее мужа лесным пожаром пронеслась по больнице, и теперь он не знал, как эта молодая женщина сможет пережить еще одну утрату. Он встал, ссутулившись, неловко погладил ее по руке, а затем исчез за занавесками.

Клер лежала, как и прежде уставившись пустым взглядом в потолок. Странно, но она ничего не чувствовала. Словно выплакала все чувства вместе со слезами. Она так долго и сильно хотела этого ребенка… Все ее надежды и мечты были связаны с ним, а теперь он тоже покинул ее, исчез, как и все хорошее, что она когда-либо видела в своей жизни. Но на этот раз у нее не осталось сил на борьбу, она слишком устала бороться. Вся ее жизнь была непрерывной борьбой за выживание, и теперь она больше не хотела жить. Клер просто хотела закрыть глаза и быть со своим ребенком. Заснуть навечно.

Миссис Поп, приехавшая в больницу, совершенно не могла держать себя в руках. Она часами сидела у кровати Клер, болтая, убеждая, плача и пытаясь сделать хоть что-нибудь, что помогло бы вернуть Клер в реальный мир из того кокона молчания, в который она погрузилась. Но эти попытки ни к чему не привели. Когда ее спросили, желает ли она еще раз взглянуть на малыша перед похоронами, Клер лишь молча покачала головой. На следующий день после смерти Уильяма похоронили Грега, а Клер так и лежала в больничной палате, совершенно безразличная к тому, что происходит вокруг.

У миссис Поп опускались руки. Ники и Кэссиди оставались с Мэри, Ники умоляла миссис Поп позволить ей увидеться с Клер. Миссис Поп не разрешала. Она не хотела, чтобы девочка видела свою мачеху в таком состоянии, и не думала, что этого хотела бы Клер.

— Я не знаю, что делать, — со страхом признавалась она Мэри. — Похоже на то, что она совсем потеряла волю к жизни.

Мэри грустно кивнула.

— Что ж, мы должны помочь ей справиться с этим. Именно сейчас она очень нужна Ники.

Миссис Поп задумчиво наклонила голову. Мэри только что подала ей хорошую идею, которой миссис Поп собиралась воспользоваться этим же вечером, как только вернется в больницу.

Клер все еще лежала неподвижно. Похоже, с тех пор как миссис Поп была здесь в последний раз, она так и не пошевелилась. Пожилая женщина опустилась рядом с ней на кровать.

— Я знаю, что тебе трудно, милая, — прошептала она. — Мы все так ждали этого малыша, но вспомни, ведь есть еще и те, кому ты очень нужна.

Клер даже не моргнула в ответ, и по щеке миссис Поп скатилась слезинка.

— Я говорю о Ники, — в отчаянии продолжала она. — Ники так по тебе скучает, ведь у нее кроме тебя никого не осталось, и ей очень одиноко.

Еще несколько мгновений ей казалось, что Клер просто не слышит, что ей говорят. Но потом, к радости миссис Поп, Клер медленно повернула голову, и в ее глазах засветилось узнавание.

Миссис Поп обхватила руками худенькое тело Клер, пытаясь согреть ее теплом материнских объятий. Если она не ошиблась, Клер только что сделала первый шаг в направлении реального мира. И она оказалась права: имя Ники смогло пробиться сквозь ледяную корку, которой покрылось сердце Клер. На некоторое время боль утраты отступила в сторону, отхлынули те чувства, с которыми Клер пока что не могла справиться. Теперь она знала, что должна бороться, должна жить дальше, — хотя бы ради Ники. Весь персонал больницы не меньше миссис Поп радовался, когда Клер начала отвечать им. Все жалели молодую женщину, на которую в одночасье обрушилось столько трагедий.

В первый раз за последние несколько дней Клер немного поела и попила, а во время полдника к ней зашел врач. Он был явно обрадован тем, что она вышла из состояния полной апатии. Теперь Клер лежала в отдельной палате, куда не могли доноситься крики других младенцев, от которых у Клер разрывалось сердце. Клер все еще была бледной и слабой, но врач отметил, что она явно начала медленно выздоравливать.

— Я хочу домой, — сказала она ему. Доктор кивнул. Он тоже считал, что это будет мудрое решение, поскольку в больнице ей больше ничем не могли помочь. Все, что можно было сделать для ее тела, было сделано, и только время способно было исцелить ее разум и душу.

— Не вижу никаких препятствий, — сказал он. — Как насчет следующего утра? Кто-нибудь сможет забрать вас?

Клер кивнула. Она очень хотела вновь увидеть Ники, но прежде чем отправиться домой, ей предстояло сделать еще одно дело.

— Я хочу еще раз взглянуть на своего ребенка, — сказала она.

Доктор понимающе кивнул. Клер все еще не оплакала свою потерю, и весь предыдущий опыт врача говорил о том, что в этом нет ничего хорошего. Слезы — великий врачеватель души, и он ни в чем не хотел препятствовать выздоровлению Клер.

— Я все организую. — Врач развернулся и тихо вышел из палаты, направившись в сторону морга.

Почти через час в палату вошла медсестра с детской корзинкой в руках. Не сказав ни слова, она осторожно поставила ее на край кровати и молча выскользнула из комнаты.

Клер несколько минут смотрела на корзинку, затем нерешительно протянула руку и взяла ее. Они одели Уильяма в синий комбинезончик; он казался таким умиротворенным, что Клер почти поверила, будто ребенок спит. Длинные, завивающиеся на концах ресницы мальчика лежали на щеках. Он казался еще более крошечным, чем тогда, когда она впервые его увидела, совсем как небольшая кукла. Клер осторожно взяла его на руки и размотала шаль, в которую он был закутан. У нее перед глазами мелькнула прекрасная шаль, подаренная ей миссис Поп, и Клер с болью поняла, что его уже никогда не окрестят в ней. В горле у нее образовался колючий комок, и она нежно прижала к себе маленькое тельце. Он словно был создан для того, чтобы держать его на руках. Но сейчас она держала своего сына единственный и последний раз в жизни. Неожиданно комок в горле прорвался тяжелыми, сотрясающими душу рыданиями. Слезы матери упали на его прекрасное маленькое личико. Клер смахнула их поцелуями, стараясь удержать в памяти каждую черточку своего ребенка. Ей казалось, что ее сердце вот-вот разорвется, Клер еще никогда не испытывала такой боли. Он был с ней так недолго, но любовь к нему была так сильна, что останется в ее памяти на всю жизнь. Когда ребенка у нее наконец забрали, взамен Клер получила его фотографию. Она спрячет ее рядом с фотографией Жасмин, его сестры, и будет хранить как сокровище. А теперь ей следует позаботиться о Ники.

На следующий день миссис Поп забрала ее домой.

Через три дня Уильям Кристофер Найтингейл обрел вечный покой на церковном кладбище в Бисфеме. Служба была скромной, и на похороны пришли только Клер, Ники, миссис Поп, а также Бетти и Мэри со своими мужьями.

Солнце роняло тусклые лучи на небольшую группу людей, собравшихся на кладбище, пока маленький белый гробик опускали в могилу. Уильяма запеленали в прекрасную шаль, которую миссис Поп связала для него с такой любовью, а рядом с ним лежал плюшевый мишка, купленный Ники для своего маленького братика. Клер же опустила в могилу частицу своего сердца.