— С тобой точно все в порядке? — Грант с беспокойством смотрел на Линдсей поверх доски с «Монополией».

— Конечно. Я ведь выиграла, не так ли? — И она подняла руку с горкой разноцветных фишек на ладони.

— Я имел в виду не это, — и он устремил многозначительный взгляд на темный коридор, в котором совсем недавно скрылась Керри-Энн.

В доме было тихо; слышалось лишь потрескивание поленьев в камине да негромкое сопение Честера, лежавшего у их ног.

— А-а… — Плечи у Линдсей поникли, и она тихонько вздохнула. — Ты думаешь, я расстроена из-за того, что моя сестра пошла прогуляться с Олли?

— Это ты сказала, а не я.

Она снова вздохнула и принялась раскладывать по отделениям розовые, голубые и желтые банкноты.

— Ладно, я, пожалуй, и впрямь немного расстроена. Я знаю, что Олли — уже большой мальчик и совсем не нуждается в няньках, но я не могу избавиться от чувства, что я до сих пор отвечаю за него. В некоторой степени, во всяком случае. В конце концов, это ведь я свела их вместе! А то, как моя сестра расхаживает повсюду полуодетая… — Линдсей сунула последние фишки в кармашки с бОльшей силой, чем требовалось. — Разумеется, при виде ее у него текут слюнки — да и какой мужчина вел бы себя иначе на его месте?

— Я могу назвать, по крайней мере, одного.

Линдсей подняла глаза на Гранта. Сейчас им впервые за весь вечер предоставилась возможность поговорить — шутливые реплики за столом или игрой были не в счет. С чувством вины она вдруг осознала, что за весь вечер ни разу не подумала о нем. Это было странно, учитывая, что долгое время она частенько жаловалась на то, что они видятся не так часто, как ей того хотелось бы. Она улыбнулась Гранту и взяла его за руку.

— Я ценю твою верность, — сказала она, — однако же мне известно, что моя сестра не в твоем вкусе.

Грант был истинным джентльменом и не мог позволить себе нелицеприятно отзываться о Керри, хотя о его чувствах нетрудно было догадаться по той изысканной любезности, с какой он с ней обращался, равно как и с мисс Хони и другими, кого он считал недостаточно культурными или интеллигентными людьми.

— А как может быть иначе, когда я замечаю только одну женщину? — сказал он, и его темно-синие глаза озорно засверкали.

Она решила подыграть ему.

— Интересно, кто бы это мог быть?

— Представь себе, она как раз сидит напротив! — Он сплел свои пальцы с ее. — И, раз уж мы об этом заговорили, могу я тебе напомнить, что прошло уже довольно много времени с тех пор, как мы с тобой ночью делили не только глоток вина? — И он вновь многозначительно посмотрел на полутемный коридор.

— И как ты себе это представляешь, когда моя сестра спит в нескольких шагах от меня?

— У меня тоже есть квартира, — напомнил он ей.

Линдсей соблазнительно улыбнулась.

— Назови день.

— Как насчет следующих выходных?

— Годится.

Он нахмурился.

— Подожди — нет. В пятницу я лечу в Сиэтл для дачи показаний под присягой и, скорее всего, мне придется заночевать там.

— А в воскресенье ты свободен?

— Увы, нет. Ко мне приезжает мой кузен Дэрил из деревни.

— Ты не хочешь познакомить меня со своим кузеном?

Грант покачал головой, и на лице его отразилось страдание пополам с недовольством.

— Поверь мне, этим я делаю тебе одолжение. Дэрил — славный парень, но он способен обсуждать исключительно виды на урожай, цены на зерно и шансы «Грин Бэй Пэкерс» выйти в финал Суперкубка Национальной футбольной лиги. Он заговорит тебя до смерти.

Линдсей же подумала: «Почему бы не позволить мне самой судить об этом?» Но вслух она сказала:

— Значит, остаются выходные через неделю.

На лбу Гранта, под мальчишеской челкой, собрались морщинки.

— Ничего не получится. В следующий понедельник у нас начинается судебное разбирательство, так что я буду занят и все выходные.

Оба погрузились в молчание, глядя на языки пламени, пляшущие в камине. Наконец Линдсей встряхнулась, свернула полотнище «Монополии» и уложила игру в коробку:

— Нам с тобой надо сверить свое расписание. Уверена, мы что-нибудь придумаем.

Она злилась на него, хотя и не могла понять почему. Ей бы уже давно следовало привыкнуть к его перегруженному деловому графику. В конце концов, он же не бегает к другой женщине! Он делает важное и даже благородное дело. И что же, он должен бросить свое занятие ради нее?

— Я позвоню тебе завтра, как только доберусь до офиса, и тогда мы что-нибудь придумаем, — сказал он, когда подошло время уходить. Он привлек ее к себе, и она уткнулась носом ему в плечо, вдыхая знакомый запах его лосьона после бритья. Как же хорошо было стоять вот так, когда тебя обнимают сильные руки, и знать, что ничего плохого не может случиться — по крайней мере, сейчас! Но вот он пошевелился и с сожалением прошептал: — Мне пора. Поездка предстоит долгая.

У дверей они поцеловались. Она смотрела, как его высокая худощавая фигура тает в ночи, а мысли ее устремились к другому мужчине и к другому вечеру. С тех пор она больше не разговаривала с Рэндаллом Крейгом, но так часто вспоминала их поцелуй, что он обрел собственную жизнь, став олицетворением ключевого элемента, которого недоставало ее существованию. И тут Линдсей поняла, почему сестра сегодня вечером вызывала у нее такое раздражение. Дело было не только в том, что она хотела уберечь Олли от неприятностей; главным было то, как он смотрел на Керри-Энн: в его глазах сверкало такое желание, что оно могло воспламенить и испепелить все на своем пути.

Линдсей хотелось, чтобы и на нее кто-нибудь смотрел так же.

* * *

На следующее утро, встав с постели и собираясь на утреннюю пробежку, Линдсей заметила в окне какое-то шевеление. Подойдя ближе, она разглядела мужчину в ярко-оранжевом жилете из светоотражающего материала, он смотрел в какой-то приборчик, установленный на треноге у зарослей эвкалиптовых деревьев, обозначающих восточные границы ее землевладений. Еще не проснувшись окончательно, она поначалу решила, что он имеет какое-то отношение к исследованию окружающей среды. Тогда целая орава ученых топталась по ее участку и прилегающей территории, и это продолжалось большую часть прошлой недели. Но потом она сообразила, чем он занят, и едва не задохнулась от негодования. Он проводил геодезическую съемку — на ее земле!

— Что там такое? — сонно пробормотала со своей кровати Керри-Энн.

— Неприятности, вот что, — хмуро бросила в ответ Линдсей.

Еще через минуту она выскочила через заднюю дверь и чуть ли не бегом устремилась к мужчине. На ней были спортивные брюки, шлепанцы на босу ногу и синяя куртка из Патагонии, которую Линдсей сорвала с крючка, пробегая через гостиную в кухню. Честер, прикорнувший на своей подстилке у плиты, поднял седую морду, когда она промчалась мимо, и устремился следом, не отставая от нее ни на шаг, пока она бежала через двор и по заросшей травой лужайке. Линдсей двигалась столь быстро, что старенький пес с трудом поспевал за нею.

Добежав наконец до мужчины в оранжевом жилете, она запыхалась, изо рта у нее валил пар.

— Что вы здесь делаете? — требовательно спросила она.

Он медленно выпрямился и посмотрел на нее. Перед ней стоял мужчина средних лет с едва наметившимся животиком, и в его облике не было ничего угрожающего.

— Всего лишь выполняю свою работу, мэм. — Он нагнулся, чтобы почесать Честера за ушами. — Вот так, приятель, нравится? Ты ведь меня не укусишь, а? — В ответ Честер завилял хвостом.

— Вам известно, что вы вторглись в частные владения? — вспылила она.

— В самом деле? — улыбнулся он с таким видом, словно мог легко опровергнуть ее утверждение, но не хотел делать этого. — Мне очень жаль, мэм, если я потревожил вас, но именно для этого я и нахожусь здесь — чтобы в точности установить, где проходит граница вашего участка.

— Для этого такая штука не нужна, — Линдсей ткнула пальцем в прибор. — Я могу прямо сейчас сказать вам, что вы стоите на моей земле. И в качестве ее владелицы я требую, чтобы вы немедленно убрались отсюда. — Когда он даже не пошевелился, она сорвалась на крик: — Ну? Чего вы ждете?

На мужчине была темно-синяя бейсболка с логотипом его компании, он приподнял ее, чтобы почесать затылок, и только потом извлек сотовый телефон из карманчика с клапаном на жилетке.

— Позвольте мне позвонить начальству, хорошо? Это займет всего пару минут.

Линдсей едва сдерживалась, пока он звонил. Она ни на мгновение не поверила в то, что ошибка произошла непреднамеренно. Ллойд Хейвуд решил запугать ее и вывести из себя, считая, что для этого все средства хороши. Скорее всего, он полагал, что, забросав ее достаточным количеством дымовых шашек, в конце концов возьмет ее измором. Что ж, если так, это его большая ошибка.

Закончив разговор, мужчина сунул телефон в карман и сказал Линдсей:

— Мои извинения, мэм. Позвольте мне собрать инструменты, и я тут же уйду.

— Благодарю вас, — ледяным тоном отозвалась она, а потом стала ждать, уперев руки в бока, пока он складывал треногу и укладывал прочее оборудование в кожаный кофр.

Повернувшись, он поднял руку в прощальном жесте, перед тем как уйти, но она не ответила. «Сестра показала бы тебе средний палец», — подумала она.

Керри-Энн. Направляясь обратно в дом, Линдсей ощутила, как раздражение оттого, что ее утренний покой был столь грубо нарушен вторжением чужака, перекидывается на сестру. Она все еще злилась на Керри-Энн из-за того, что та заигрывала с Олли прошлым вечером, прекрасно осознавая, что поступает дурно. Она что, решила потешить свое самолюбие? Использует мальчика, чтобы поднять снизившуюся самооценку, а потом даст ему отставку, как только подвернется кто-нибудь более подходящий?

Линдсей приостановилась, делая глубокие вдохи, чтобы успокоиться. В такой день не стоило давать волю отрицательным эмоциям. Вокруг слышалось легкое шуршание — это разбегалась от ее пса мелкая живность, которую он распугал, прыгая по траве, как молоденький щенок, обнюхивая землю и приподнимая заднюю лапу под каждым кустиком. Над головой у нее лениво кружили чайки, и их пронзительные крики вплетались в гулкий рокот прибоя. День обещал быть чудесным; небо, на которое выплывал оранжевый шар солнца, цветом соперничало с нежной синевой океанских валов, накатывающихся на берег. В это время года утренние туманы были редкостью, да и воздух в начале лета прогревался еще не очень сильно.

Войдя в дом, Линдсей переобулась в поношенные кроссовки «Найк» и отправилась на пробежку, которая помогла ей сбросить накопившееся напряжение. Но, вернувшись получасом позже, мокрая от пота и предвкушающая горячий душ, она с разочарованием услышала плеск льющейся воды: Керри-Энн опять опередила ее. Линдсей обреченно вздохнула и негромко выругалась себе под нос.

Сунув руку в карман в поисках салфетки, чтобы вытереть пот со лба, Линдсей вдруг почувствовала, что пальцы ее наткнулись на какой-то бумажный цилиндрик: это был окурок сигареты, несомненно, принадлежащий Керри-Энн. Она поморщилась от отвращения. В этот момент он показался ей символом всего, с чем ей пришлось мириться в последнее время.

Следующие пятнадцать минут или около того она потратила на то, чтобы привести в порядок кухню, где до сих пор царил разгром после вчерашнего ужина. К тому времени, как Керри-Энн закончила наконец принимать душ, Линдсей перемыла и насухо вытерла все тарелки, приготовила кофе и накормила животных. Пока сестра одевалась, Линдсей успела юркнуть в ванную и принять душ, так что вскоре они уже садились в ее машину, чтобы ехать на работу, не обменявшись до этого и десятком слов.

В течение всей поездки Линдсей хранила молчание, и Керри-Энн, словно уловив ее настроение, не лезла к ней с разговорами. Керри-Энн оживленно болтала с мисс Хони, пока Линдсей мрачно размышляла о том, что они с сестрой делают один шаг вперед и два — назад. Они будто сходятся в странном танце, с подозрением глядя друг на друга. Какое-то время — весьма недолго — все шло хорошо; затем Линдсей говорила или делала что-нибудь такое, отчего Керри-Энн ощетинивалась, или, наоборот, после этого обе отступали каждая в свой угол зализывать раны, нанесенные собственному самолюбию. А вот с мисс Хони и Олли Керри-Энн чувствовала себя легко и свободно, имея возможность оставаться самой собой. Образовался уже целый клубок новых проблем, и одна из них имела отношение к Олли.

Судя по его вчерашнему поведению, он оказался в еще более щекотливом положении, чем она предполагала. А что, если Керри-Энн пожелает не только флиртовать с ним? Линдсей не забыла, что с ним было, когда он в последний раз связался с дурной компанией, — тогда он едва не распрощался с колледжем. А ведь он запросто мог вернуться к своему прежнему, саморазрушительному образу жизни, и до конца своих дней убиваться по Керри-Энн. Его сердце не выдержит и разорвется, когда Керри-Энн уедет отсюда, а что будет, если, упаси Господь, сестра забеременеет? От одной только мысли об этом Линдсей бросало в дрожь.

Пожалуй, нельзя пускать это на самотек, пока еще не поздно.

Линдсей выжидала удобный момент, чтобы перейти в наступление. Мисс Хони как раз предупреждала Керри-Энн о том, что каждый год примерно в это время — с приближением периода летних отпусков — резко увеличивается количество тех, кто ищет работу, когда Линдсей вмешалась в разговор:

— Кстати, пока не забыла — тебе не нужна помощь в составлении резюме? — Она искоса взглянула на Керри-Энн, стараясь, чтобы голос ее звучал легко и непринужденно. — Я дам тебе, разумеется, самые лучшие рекомендации, а вот над остальным придется тщательно поработать. Если хочешь, я с удовольствием помогу тебе.

— Ты хочешь сказать, что мне пора искать себе другую работу? — негромко поинтересовалась сестра, но в тоне, каким был задан вопрос, Линдсей уловила напряжение.

— Речь не о том, чего хочу я, а о том, что лучше для тебя. Кроме того, я уверена, что и лишние деньги тебе не помешают. — Линдсей платила Керри-Энн символическую зарплату, которой той хватало лишь на карманные расходы. Не давая сестре опомниться, она продолжила: — Если хочешь, я могу позвонить кое-кому и навести справки. Я знакома с большинством владельцев магазинов, и кому-нибудь из них могут понадобиться лишние рабочие руки. Например, совсем недавно Джинни Бил из «Спицы и нитки» — магазина вязальных принадлежностей, расположенного через три дома ниже по улице, — говорила мне, что ищет помощницу, которая могла бы подменять ее в выходные дни. Разумеется, сначала это будет временная работа, на неполную неделю, но со временем она может стать и постоянной. Кроме того, я уверена, что тебе понравится Джинни, — без умолку тараторила Линдсей, испытывая угрызения совести и одновременно злясь на себя оттого, что затеяла этот разговор.

— Я же совершенно не разбираюсь в вязании и тому подобном, — с сомнением протянула ошарашенная ее напором Керри-Энн.

«Можно подумать, ты разбираешься в книгах», — подумала Линдсей, но ограничилась тем, что сказала:

— Учиться никогда не поздно.

Керри-Энн пренебрежительно рассмеялась.

— Как-то я не могу представить себя в этой роли. Кроме того, мне нужно зарабатывать настоящие деньги. Я разговорилась с одним из парней, который ходит на наши собрания, и он сказал мне, что в средней школе три раза в неделю проводятся занятия для взрослых, что-то вроде вечерней школы. Я подумала и решила навести справки. Если там действительно все так хорошо, как он рассказывает, я, пожалуй, запишусь на курс. Представляешь, это может стать началом моей новой карьеры!

— Недурная идея. Но, — не унималась Линдсей, — я уверена, что деньги нужны тебе срочно, уже сейчас. Кроме того, твоя нынешняя работа изначально подразумевалась как временная.

Керри-Энн, прищурившись, в упор посмотрела на нее:

— Послушай, если ты намерена уволить меня, так и скажи.

— Я этого не говорила, — пошла на попятный Линдсей, которой не понравилось, что сестра разгадала ее уловку.

— Значит, ты не хочешь краснеть из-за меня перед покупателями? Отлично, — резко бросила Керри-Энн. — Только не вешай мне лапшу на уши насчет того, что поступаешь так ради моего же блага. Договорились?

С опозданием Линдсей сообразила, что, пожалуй, выбрала не лучший момент для того, чтобы заговорить об этом: за завтраком сестра объявила, что со вчерашнего вечера бросила курить, так что настроение у нее наверняка было подавленное. Но хотя какая-то часть Линдсей требовала прекратить разговор на эту тему, в глубине души она понимала, что должна расставить все точки над «i» раз и навсегда — и ради Олли, и ради себя самой.

Она сделала глубокий вдох, а потом медленно выдохнула сквозь стиснутые зубы.

— Ну, хорошо, — начала она. — Я действительно думаю, что тебе пора искать другую работу. Нет, — поспешно добавила она, — совсем не потому, что ты плохо справляешься с нынешней. И не потому, что покупатели жалуются. Если хочешь знать, кое-кто из клиентов просил поблагодарить тебя за помощь. Но я не могу и дальше пользоваться твоим положением.

— Послушай, сладкая моя, тебе не кажется, что ты бежишь впереди паровоза? — вмешалась в разговор мисс Хони. — К чему такая спешка? Господь свидетель, нам нужна любая помощь. А если речь о деньгах, то я не стану возражать, если ты вычтешь их из моего жалованья. Ты все равно платишь мне больше, чем я того заслуживаю.

Линдсей понимала, что старушка лишь пытается помочь, но все равно ощутила, что ее раздражение усиливается.

— Я не собираюсь урезать чью-либо зарплату, — отрезала она. — Кроме того, скоро мы все можем остаться без работы, если мистер Хейвуд добьется своего. Так что было бы неплохо, если бы хоть кто-нибудь из нас крепко стоял на ногах.

— Мне кажется, я понимаю, в чем дело. — Керри-Энн говорила, не повышая голоса, но в ее ровном тоне ощущался назревающий ураган. — Это все из-за Олли, верно? Ты думаешь, что я плохо влияю на него.

— Никто так не думает, — вмешалась мисс Хони, но эти слова прозвучали неубедительно.

Внутри салона стало жарко и душно. Атмосфера накалялась, несмотря на свежий океанский бриз, задувавший в открытые окна.

— Нет, дело не в Олли. — Не только в нем, во всяком случае. — Но, раз уж ты заговорила об этом… нет, я не думаю, что ты дурно влияешь на него или что ты намеренно причиняешь ему боль, — осторожно подбирала слова Линдсей. — Но вы с ним играете в разных лигах. И хотя я уверена, что его внимание льстит тебе, мне бы очень не хотелось, чтобы ты разбила ему сердце.

— А почему это ты считаешь, что я разобью ему сердце? — взвилась Керри-Энн.

— Прошу тебя! — Линдсей театрально закатила глаза.

Олли, конечно, душка и прелесть, но он — не пара сестре. Пожалуй, Линдсей склонна была думать, что новые приятели Керри-Энн по программе «Двенадцать шагов» — Байкер и Татуированный, как она называла их про себя, — подошли бы ей больше.

Керри-Энн одарила сестру гневным взглядом.

— Мы не собираемся убегать, как наивные влюбленные, чтобы обвенчаться тайком и потом жить где-нибудь в шалаше, если ты этого боишься. Нам просто хорошо вместе. Или это преступление?

— Нет, разумеется, нет, — Линдсей изо всех сил старалась сдержаться, не выйти из себя. — Олли нравится всем. Но для него это — не просто развлечение, он принимает все близко к сердцу. Я всегда знала, что, когда он влюбится, то влюбится без памяти. Но я надеялась, что это будет женщина, которая полюбит его по-настоящему.

— Почему ты так уверена, что ею не могу быть я?

Линдсей поняла, что ее снова загнали в угол, и ей ничего не оставалось, как признаться:

— Мне почему-то так не кажется.

Керри-Энн медленно покачала головой. На лице ее было написано отвращение.

— С каких это пор ты стала экспертом в таких вещах, а? Ты ведь совсем меня не знаешь. — Стрела попала в цель, и Линдсей поморщилась. — Но я должна сказать тебе, что если ты намерена диктовать мне, как себя вести, то мне, пожалуй, действительно лучше съехать от вас.

Линдсей, которая до сих пор не пришла в себя после стычки с геодезистом, не сдержалась:

— Очень мудрое решение!

С заднего сиденья долетело испуганное оханье, за которым последовал щелчок расстегиваемого ремня безопасности. Линдсей, бросив взгляд в зеркальце заднего вида, смогла разглядеть лишь дрожащее облачко золотистых локонов.

— Девочки, так нельзя! — раздался увещевающий голос мисс Хони. Она так сильно подалась вперед, что Линдсей ощутила идущий из ее рта запах зубной пасты, смешивающийся с более сильным запахом духов. — Вы — семья, а члены семьи должны держаться друг за друга, что бы ни происходило. Одному Богу известно, как бы я жила без своей сестры Анни. — Анни, давно уже покойница, была единственной родственницей, которая поддерживала мисс Хони, именовавшуюся в те далекие времена Сью-Эллен Додлингер, когда на нее ополчился весь город — ее подвергли остракизму за то, что застали голой с сыном местного проповедника. Пожилая дама стала увещевать Керри-Энн: — Твоя сестра желает тебе добра. Она оберегает не только Олли, но заботится и о тебе тоже. — А Линдсей достался не слишком вежливый тычок в плечо, за которым последовало резонное замечание: — А ты, сладкая моя, полегче дави на педаль газа, иначе раньше времени загонишь нас в могилу.

Линдсей бросила взгляд на спидометр и досадливо поморщилась — она гнала машину на скорости в семьдесят пять миль в час там, где было разрешено всего пятьдесят. К счастью, дорожной полиции поблизости не было видно. Она немного отпустила педаль газа и с шумом выдохнула, чувствуя себя вымотанной до предела, — а ведь рабочий день еще даже не начался.

— Прости меня, — извинилась она перед сестрой. — Я не имела в виду ничего такого. Разумеется, мне не хочется, чтобы ты уезжала.

Но после того, как эти слова слетели с ее губ, Линдсей усомнилась в их искренности. Жить вместе с сестрой, как она недавно обнаружила, оказалось намного сложнее, чем она себе представляла. В памяти у нее всплыли строчки из давно забытого детского стихотворения: «…То была милым-мила, то таким исчадьем зла, что семья от ужаса дрожала».

— И ты прости меня, — неохотно проворчала Керри-Энн. — Бросить курить — это тебе не фунт изюму. Кажется, я превращаюсь в настоящую стерву. — И вдруг она криво улыбнулась Линдсей. — Кстати, еще раз спасибо. Вечеринка получилась что надо. А ты заметила, что я надела свитер, который ты мне подарила?

Линдсей заметила. Керри-Энн надела розовый хлопчатобумажный кардиган, в расстегнутом вороте которого виднелась ложбинка между грудями и краешек черного бюстгальтера. Больше под свитером ничего не было.

* * *

Слава Богу, работа позволила Линдсей отвлечься. Учитывая кипу бумаг, с которыми ей надо было разобраться, необходимость закончить как можно скорее инвентаризацию наличных запасов книг, назначенные встречи с торговыми представителями и постоянными клиентами, у нее просто не было времени предаваться бесплодным размышлениям по поводу ссоры с сестрой или инцидента с геодезистом. Тем не менее весь день она пребывала в дурном расположении духа, и настроение ее отнюдь не улучшилось после того, как она вернулась домой.

Когда в кухне зазвонил телефон — Линдсей с мисс Хони как раз заканчивали убирать со стола после ужина, — она недовольно схватила трубку, уверенная, что это очередной незваный коммивояжер: они, словно сговорившись, выбирали для звонков самое неудачное время, когда она буквально с ног валилась после тяжелого рабочего дня. Она рявкнула в трубку:

— Алло?

— Линдсей?

Восхитительная дрожь предвкушения пробежала по ее телу, тогда как она отчаянно старалась сделать вид, что не узнает знакомый мужской голос.

— Да, это я.

— Это Рэндалл. Рэндалл Крейг. Как поживаете?

Линдсей перенесла телефонный аппарат в соседнюю комнату, где могла свободно разговаривать.

— Отлично, — отозвалась она, — а вы? — Сердце стучало как сумасшедшее, а в комнате вдруг стало душно.

Со времени их последней встречи ее то и дело посещали мысли о Рэндалле Крейге, непрошеные и своевольные, как мальчишки, играющие в прятки. Причем она прекрасно понимала, как глупо с ее стороны предаваться бессмысленным фантазиям. Совсем как некоторые из ее читательниц, грезившие о рыцаре на белом коне из женских романов. Кроме того, нельзя сказать, что ей недоставало мужского внимания. В конце концов, у нее был приятель, и, пусть он не столь часто оказывался рядом, как ей того хотелось бы, он был мягким и добрым человеком. Он любил ее, причем, что немаловажно, был величиной известной. Тем не менее Линдсей вдруг обнаружила, что, пока одна рука прижимала трубку к уху, другая поспешно легла на грудь, словно в попытке унять непонятно отчего разошедшееся сердце.

— Измотан до предела и выжат как лимон, — со смехом ответил Рэндалл. — Объехав четырнадцать городов за две недели, я теперь могу с полным основанием утверждать, что поездки в рекламных целях — это особая, изощренная форма пытки, придуманная садистами-издателями.

— Вы считаете такими же извергами и продавцов ваших книг?

— Нет, конечно нет! Они — милосердие Господне и спасительная благодать. Особенно те, что кормят меня. — Последовала короткая пауза, после которой он заговорил уже более интимным тоном: — Я прекрасно провел время и отдохнул в вашем обществе. Я все собирался позвонить, но вплоть до этого момента мне и вздохнуть было некогда. Ни единой свободной минутки! А вернулся я только вчера, поздно вечером.

— Добро пожаловать домой! — Линдсей постаралась, чтобы это прозвучало легко и небрежно.

— Можете мне поверить, после двух недель постоянных разъездов лучшего места и не придумать.

— Так долго? Время промчалось незаметно, — солгала она. — Я была очень занята.

— Я хотел бы вновь увидеться с вами. Вы, надеюсь, не откажетесь принять приглашение поужинать в пятницу вечером?

— Не знаю, мне нужно уточнить свое расписание, — сказала она, чтобы выиграть время.

При мысли о том, что она вновь может увидеться с Рэндаллом, Линдсей ощутила радостное возбуждение, которое тут же исчезло, как только она вспомнила о Гранте. Она так и не договорилась с ним о встрече — из-за его занятости в ближайшие выходные, но понимала, что будет терзаться чувством вины, назначив свидание другому мужчине.

— Недалеко от меня есть чудесная траттория, — продолжал Рэндалл. — Там готовят фантастические блюда. Быть может, не столь замечательные, как у Паоло, но близко к тому. Самые вкусные у них spaghetti a la vongele, больше таких не подают нигде.

Линдсей недолго колебалась, прежде чем принять решение. То самое, которое, как она сознавала в глубине души, готова была принять, едва заслышав голос Рэндалла на другом конце линии. Отбросив сомнения, она ответила:

— Звучит заманчиво. Если мне не изменяет память, в пятницу вечером я свободна.

— Отлично! Почему бы нам не встретиться у меня часов этак в семь? А до траттории мы сможем прогуляться пешком. — Он продиктовал ей свой адрес в Ной-Вэлли, который она записала на клочке бумаги.

В пятницу, собираясь на свидание, Линдсей не мучилась угрызениями совести. Она знала, что черед для них наступит позже. А в этот момент она была слишком занята собой, прихорашиваясь перед зеркалом, как девчонка, собирающаяся на свой первый школьный бал. Она перемеряла и поочередно отвергла все наряды, висевшие у нее в шкафу, и уже начинала отчаиваться, как в комнату вошла Керри-Энн и приняла командование на себя, как опытный сержант на поле боя.

— Вот, примерь это, — приказным тоном сказала она, швыряя Линдсей свою длинную юбку и пеструю шелковую блузку.

Линдсей приподняла юбку, держа ее на вытянутых руках, и сухо заметила:

— Не знала, что у тебя есть что-нибудь ниже колен.

— Сначала примерь, а осуждать будешь потом.

Длина юбки оказалась делом второстепенным, поскольку сбоку у нее обнаружился разрез до середины бедра. Блузка была намного скромнее, но, благодаря глубокому вырезу, она все равно выглядела смелее и откровеннее всего, что еще оставалось в гардеробе Линдсей. Тем не менее она вынуждена была признать, что этот наряд ей очень идет. Крутясь перед зеркалом, где видела себя в полный рост, она вдруг подумала: «Неужели это в самом деле я? Кто бы мог вообразить, что под невзрачной внешностью замарашки из Края Земли скрывается роскошная фигурка в обновках от «Викториа Сикрет»?» Вопрос, правда, заключался в том, какая из двух Линдсей предстанет перед Рэндаллом. В конце концов она пошла на компромисс, позаимствовав у сестры блузку и надев одну из своих юбок, прямую, черного цвета, длиной чуть выше колена.

Единственным, в чем Керри-Энн не намерена была уступать сестре, стал выбор обуви к комбинированному наряду. У них был одинаковый размер ноги, посему у Линдсей не нашлось причин отказаться примерить туфли, которые чуть ли не силой сунула ей в руки Керри-Энн, — черные, без задника, на пятидюймовых каблучищах и с ремешками, очень похожими на стремена.

— Никогда в жизни! — заявила Линдсей, сделав в них несколько неуверенных шагов. — Я буду выглядеть, как идиотка, на этих ходулях. То есть если слазу же не грохнусь и не сверну себе шею.

— Ничего, потренируешься, и все будет нормально. Смотри на меня. — Керри-Энн вступила в кожаные виннокрасные туфельки на умопомрачительном каблуке и прошлась по комнате с грацией участницы конкурса красоты.

Не успела Линдсей опомниться, как сестра схватила ее под локоть и вытолкнула на середину спальни. Это было удивительно, но спустя десять минут, в течение которых она клятвенно уверяла Керри-Энн, что не наденет эти туфли для самоубийц ни сегодня вечером, ни вообще когда-либо, она обнаружила, что вполне может передвигаться самостоятельно и даже без особого труда, разве что иногда покачиваясь при ходьбе.

— Не знаю, то ли я привыкаю к твоей обуви, то ли ноги у меня отнялись настолько, что я ничего не чувствую, — сделала она вывод.

— Какая разница? Зато ты выглядишь на десять миллионов долларов. Разве не это самое главное?

Линдсей подумала, что с большей охотой положила бы себе в карман эти самые десять миллионов долларов, но Керри-Энн казалась такой счастливой, что она не рискнула высказать свои мысли вслух. В конце концов, у нее попросту не хватило духу испортить Керри-Энн настроение, а та, похоже, считала, что ее старомодная сестрица в новых туфлях стала похожа на Золушку. «Теперь главное — не упасть и не разбиться насмерть», — решила Линдсей.

— Спасибо, — сказала она, взяв в руки флакончик с духами и встретившись взглядом с Керри-Энн в зеркале.

Но сестра лишь непонимающе пожала плечами:

— За что?

— Во-первых, за то, что проявила ко мне интерес. А во-вторых, за то, что не стала задавать мне кучу вопросов.

Керри-Энн красноречиво выгнула бровь.

— Ты имеешь в виду насчет того, почему ты прихорашиваешься ради парня, который не является твоим приятелем?

— Что-то в этом роде.

— Можешь не беспокоиться. Я буду нема, как могила.

— Собственно, мне нечего скрывать. — Линдсей закрыла флакон с духами и развернулась к сестре лицом. — Я продаю книги. И в моем деле знакомство с авторами может оказаться весьма полезным. — Она надеялась, что твердость ее голоса скроет охватившие ее сомнения в собственной правоте.

— Понятно, — фыркнула в ответ Керри-Энн. — Значит, ты наряжаешься вот так для всех своих авторов? — Она отступила на шаг, чтобы видеть Линдсей во всем ее вечернем великолепии, и на губах ее мелькнула понимающая улыбка.

Линдсей почувствовала, что краснеет.

— Нет, не для всех. Но ведь нет такого закона, который запрещал бы мне совмещать приятное с полезным.

— Значит, ты признаешь, что втрескалась в этого пижона?

— Он мне нравится, да. Он — приятный собеседник.

— А еще он чертовски красив. Я видела его фотографию.

Линдсей рискнула улыбнуться в знак согласия, но румянец на ее щеках стал жарче, когда она вспомнила, как они соприкоснулись губами и что она при этом чувствовала.

— Да, на него приятно смотреть, не стану отрицать очевидное.

— Что ж, желаю удачи. — Керри-Энн, скрестив руки на груди, с заговорщическим видом подмигнула Линдсей и направилась к двери. — И ради всего святого, не строй из себя герлскаута!

* * *

Линдсей катила по автостраде номер 1 на север, в сторону Сан-Франциско, под чарующие ритмы Брюса Спрингстина. Эта музыка из альбома «Рожденный бежать», как всегда, помогла ей расслабиться. Да и непривычная одежда больше не казалась чужой. Спустя сорок минут она приткнула свой «вольво» примерно в квартале от жилища Рэндалла, находившегося в модном и удаленном от центра районе Ной-Вэлли, — у тротуара волшебным образом освободилось местечко. А вот найти его дом оказалось намного сложнее. Она несколько минут бесцельно вышагивала по тротуару вверх и вниз по улице, цокая каблучками взятых напрокат туфель, пока наконец не заметила его обиталище, притаившееся за одним из огромных викторианских особняков, выходивших фасадом на улицу.

Собственно, это была перестроенная мастерская художника; выкрашенная в белый цвет с синей отделкой, она располагалась в дальнем конце узкого кирпичного дворика, обсаженного олеандрами. Подойдя ближе, Линдсей замедлила шаг. Сквозь окна во всю стену, от пола до потолка, она видела, как внутри расхаживает Рэндалл. Он был одет небрежно — в брюки цвета хаки и рубашку, расстегнутую у ворота. Она смотрела, как он открыл бутылку вина, а потом замер, раздумывая о чем-то. Он постоял так несколько секунд, глядя прямо перед собой, и на лицо его набежала тучка. «Интересно, о чем он думает, ничего не замечая вокруг себя?» — задала себе вопрос Линдсей.

А потом он встречал ее у дверей, расплывшись в улыбке.

— Значит, вы все-таки добрались. Я правильно описал вам, как сюда попасть?

— Правильно. Мне даже удалось найти место для стоянки. — Она вошла в комнату, куда из кухни проникали умопомрачительные ароматы. Совершенно очевидно, что сегодня вечером они никуда не пойдут. Когда он протянул руки, чтобы принять у нее куртку, она одарила его деланно недовольным взглядом:

— Значит, это и есть тот «ресторанчик по соседству», о котором вы мне говорили?

В ответ Рэндалл лукаво улыбнулся.

— Заведение, на которое я рассчитывал, оказалось забронированным для проведения какого-то торжества, поэтому я решил сам угостить вас кое-чем, — пояснил он, вешая ее куртку в шкаф. — Никаких гарантий относительно качества блюд, зато вы сможете оценить местоположение. Хотя, честно говоря, мне стыдно, что я не покажусь с вами на людях. Выглядите вы потрясающе. — Он отступил на шаг, чтобы полюбоваться ею, и Линдсей почувствовала, как у нее заалели щеки. — Должен признаться, что не помню вас такой высокой.

Она опустила взгляд на свои ноги.

— Это все туфли. Их дала мне сестра, и, скажу откровенно, они меня убивают.

— В таком случае почему бы вам не снять их? Кроме меня об этом никто не узнает, а я никому не расскажу. — Он подвел ее к дивану, на который она и опустилась с благодарным вздохом, сбросив туфли. Из стереосистемы доносились звуки легкого джаза, а в подсвечниках дрожали огоньки свечей. — Ага, так-то лучше, верно? Знаете что? Пожалуй, я присоединюсь к вам. — И он снял свои коричневые замшевые мокасины. — По правде говоря, здесь я хожу босиком — это одно из преимуществ работы на дому. — Его дымчато-голубые глаза заискрились улыбкой, и он потянулся за бутылкой вина, стоявшей на кофейном столике. — Могу я предложить вам бокал вина? Если вы предпочитаете белое, то у меня есть в холодильнике бутылка «Пино Гриджио».

— Нет, красное вполне годится, — сказала она.

Рэндалл разлил вино по бокалам.

— У меня есть приятель, который владеет виноградниками в Санта-Инес, — сказал он. — Они там делают очень недурные вина. Вот это, например, — мое любимое.

Линдсей отпила маленький глоток и одобрительно поцокала языком, хотя в винах разбиралась слабо — одна из многих вещей, которые разделяли ее и Рэндалла. Она окинула комнату взглядом.

— Мне нравится ваше жилище. Здесь чувствуется характер.

— Пожалуй. — Он проследил за ее взглядом, по-новому воспринимая стены, обшитые деревянными панелями, и кипарисовые доски пола, делавшие его похожим на палубу судна, лениво покачивающегося на волнах.

Рядом со встроенными шкафами, полки которых ломились от книг, громоздились целые горы томов. В огромной китайской вазе у двери рос фикус. Стулья и диван были не новыми, но очень удобными.

— Я снимаю эту квартиру у леди, которая живет в большом доме, — ее зовут миссис Алдер. Ее супруг был художником. А эта комната когда-то служила ему мастерской. — Он махнул рукой в сторону искусно выписанного морского пейзажа на стене. — Это одна из его работ. Как видите, рисовал он весьма недурно.

Линдсей с восхищением рассматривала картину.

— И что с ним сталось?

— Он умер несколько лет назад. Его жена так и не смогла смириться с его смертью. Они прожили вместе больше пятидесяти лет.

Линдсей отпила глоток вина. Все эти разговоры о длительной привязанности вызывали у нее чувство вины перед Грантом, и она поспешила сменить тему, весело потребовав:

— Ну, расскажите мне о своей поездке. Много пришлось раздать автографов?

— По одному в каждом городе, и не спрашивайте, как они назывались, потому что все они слились для меня в сплошную пелену.

— Книги хорошо расходились?

— В основном да. За исключением одного места — по-моему, это было в Кливленде, — где на встречу со мной пришли всего два человека. — Он криво улыбнулся. — Должно быть, один из них пожалел меня, потому что все время крутился поблизости. Он оказался помешанным на электронике, и когда я сказал, что хочу купить новый портативный компьютер, он посоветовал мне модель и даже назвал фирму, куда обратиться, чтобы получить скидку. Пусть я продал всего пару книг, следует признать, что вечер закончился совсем неплохо.

— Жаль, что не все писатели похожи на вас, — заметила она. — Многие нормально относятся к тому, что продажи бывают не слишком впечатляющими, но несколько человек отреагировали просто ужасно. Я не стану называть имена, но однажды автор громко хлопнул дверью и ушел прямо посреди встречи с читателями. Он взбесился из-за того, что, по его мнению, я недостаточно активно разрекламировала это выдающееся событие. Как будто я виновата в том, что в тот вечер шел проливной дождь!

Рэндалл с сожалением покачал головой.

— Чертовски недальновидно с его стороны. Первое правило поведения во время рекламного тура — не стрелять по собственным войскам. Мы нуждаемся в вас точно так же, как и вы — в нас. Давайте я угадаю: вы наверняка не усердствовали сверх меры, восхваляя его книгу после того, как он бросил вас?

— Не стану утверждать, что советовала своим клиентам не покупать его книгу, но им было нелегко отыскать ее, — призналась она.

Рэндалл рассмеялся и рассказал ей о том, как в незапамятные времена, еще до того, как его роман стал бестселлером, он уговорил клерка компании «Барнс энд Нобл» выставить «Кровавые деньги» на передней витрине, хотя в то время его книга не принимала участия в оплаченных промо- и рекламных акциях. Линдсей не стала спрашивать его о том, не был ли случайно этот клерк женщиной и ограничились ли его «просьбы» только экспонированием его книги. Эта мысль вызвала у нее легкий укол ревности. Ну, не смешно ли, сказала она себе, ведь в те времена она даже не была знакома с Рэндаллом, да и сейчас не имеет на него никаких прав. Кроме того, у нее есть бойфренд!

Линдсей вновь, на этот раз решительнее, отогнала от себя мысли о Гранте, и вскоре вино и приятное общество Рэндалла сделали свое дело. Он сидел напротив нее в кресле, водрузив ноги в носках на оттоманку, и ей было трудно представить его в роли финансового воротилы с Уолл-стрит.

— Разве вы не скучаете по Нью-Йорку? — поинтересовалась она.

Он пожал плечами.

— Кое-чего из прежней жизни мне иногда действительно не хватает. Ну, не знаю, например, копченого лосося у «Росс энд Дотерз», или живого джаза у «Блу Ноут», или постановки Шекспира в Парке в ясный летний вечер, когда светит полная луна. Но в целом, нет, я не скучаю по Нью-Йорку.

— Сколько вы там прожили?

— Почти пятнадцать лет. Я получил работу на Уолл-стрит сразу же после окончания колледжа.

— На вашем веб-сайте значится, что вы стали самым молодым компаньоном фирмы в истории Уолл-стрит.

— А, да, светловолосый мальчик с широко раскрытыми глазами. — Он поднял свой бокал, словно салютуя памяти того славного, но почившего в Бозе молодого человека. — Чего в моей биографии не написано, так это того, что мне пришлось вкалывать, как рабу на галерах, целых десять лет, чтобы попасть туда. И для чего? Чтобы зарабатывать еще больше денег, которыми я все равно не мог воспользоваться в свое удовольствие, поскольку был слишком занят?

— И что же, вы взяли и ушли оттуда? Вот так просто?

— Вот так просто. — Он помрачнел, и она вновь подумала, как тогда вечером в ресторане Паоло, не случилось ли в его жизни в тот период нечто такое, о чем он до сих пор не хочет рассказывать. Внезапно он резко сменил тему. — Но вы проделали такой путь вовсе не для того, чтобы я утомлял вас разговорами о финансах. Я хочу знать, чем вы занимались, пока меня не было. Как поживает ваша сестра? — спросил он и наклонился, чтобы подлить вина в бокалы.

Линдсей вздохнула.

— Нормально, как мне представляется… если не считать того, что мы иногда готовы вцепиться друг дружке в горло. — Она рассказала ему о ссоре, которая случилась между ними в начале недели, а также о своих тревогах относительно романа, начавшегося у Керри-Энн с Олли. — Разумеется, нельзя винить во всем ее одну. Она старается изо всех сил, конечно, как может. Отчасти в этом есть и моя вина — я все время склонна делать из мухи слона.

— Быть может, это оттого, что вы не можете выстроить отношения с ней с чистого листа.

— Что вы имеете в виду?

— Вы говорили, что в детстве все время присматривали за ней. И мне пришло в голову, что, не исключено, с тех пор вы вынашиваете обиду и недовольство.

Линдсей нахмурилась.

— С чего бы это я должна затаить обиду на свою сестру? В то время она была совсем еще ребенком.

— Но ведь так легко обвинять во всем того, кто рядом, если человека, на которого вы злы по-настоящему, просто нет поблизости.

Его слова попали в цель, и Линдсей медленно кивнула, признавая его правоту.

— Кристал, вы хотите сказать. Я очень долго была зла на нее. Полагаю, моя сестра и впрямь могла пробудить во мне те чувства. Мне неприятно говорить об этом, но она частенько напоминает мне мать. — Линдсей подобрала под себя ноги и откинулась на спинку дивана, глядя на Рэндалла. — А вы? — спросила она. — Как, по-вашему, вы сами перестанете когда-нибудь сердиться на своего отца?

Рэндалла, казалось, терзала нешуточная внутренняя борьба, поскольку он не спешил отвечать. Наконец он заговорил:

— Со мной другая история. Мой старик все еще находится в поле моего зрения и раздувает угли старого пожара. Хотя, должен признаться, мы с ним редко видимся. Время от времени, бывая в городе, он звонит мне и мы встречаемся, чтобы пообедать или пропустить по стаканчику, но в остальном он не вмешивается в мою жизнь.

— Как знать, быть может, он гордится вашими успехами.

Рэндалл пожал плечами и глотнул вина.

— Он не считает то, что я делаю, настоящей мужской работой. Он думает, что мне просто повезло. А вот когда я греб деньги лопатой на Уолл-стрит — да, тогда он относился ко мне с уважением.

Линдсей вдруг обнаружила, что ей несимпатичен этот старик, с которым она даже не была знакома.

— Везение тут ни при чем. Начать с того, что вы засели за книгу, не зная, будет ли она опубликована вообще, не говоря уже о том, станет ли она хитом продаж. Однажды кто-то из писателей сравнил такую ситуацию с выступлением перед пустым залом.

Рэндалл понимающе хохотнул.

— Скорее это похоже на выступление перед одним-единственным слушателем, вот почему я — самый яростный критик самого себя, если можно так выразиться. Полагаю, это издержки профессии, — добавил он, передернув плечами.

— Если не считать того, что большинство авторов далеко не так талантливы, как вы.

Он улыбнулся.

— Спасибо. Надеюсь, что мою стряпню вы оцените столь же высоко. Ну что, приступим? — Он встал и протянул руку Линдсей, помогая ей подняться на ноги. — Собственно, ужин практически готов. Остались лишь кое-какие мелочи.

Линдсей собралась было надеть туфли, но он остановил ее:

— Нет смысла снова издеваться над собой. Кроме того, так вы мне нравитесь больше. — Он окинул ее долгим взглядом, и глаза его выражали невысказанные чувства, а потом он повернулся и повел ее в альков рядом с кухней, где был накрыт на двоих маленький столик.

Линдсей обрадовалась, когда Рэндалл вышел в кухню. Это дало ей возможность собраться с мыслями и взять себя в руки.

Через несколько минут вернулся Рэндалл, держа в руках глиняный tagine конической формы. Он приподнял крышку, под которой обнаружился благоухающий кускус с курятиной под соусом карри, и положил ей на тарелку несколько кусочков. После того как она провозгласила, что блюдо восхитительно, он сказал:

— Отлично, потому как это практически единственное блюдо, которое я умею готовить. — Рэндалл пояснил, что однажды записался на курсы кулинарии, но посетил лишь одно занятие. Он лукаво подмигнул ей: — Только никому об этом не рассказывайте. Все мои друзья уверены в том, что я — заправский кулинар.

Линдсей улыбнулась.

— Не беспокойтесь, я сохраню вашу тайну.

Он протянул ей корзинку с теплой питой.

— Никогда не были в Марокко? Замечательное место.

Она отрицательно покачала головой.

— Собственно, я почти нигде не бывала. Я в основном лишь читаю о тех местах, которые мне хотелось бы посетить. — Она смущенно взглянула на него снизу вверх. — Должно быть, я кажусь вам ужасной провинциалкой.

— Ничуть, — откликнулся он. — У вас просто не было возможности путешествовать. Но все эти сказочные места никуда не денутся, вы еще успеете их посетить. А интересно, — он откинулся на спинку стула, — куда бы вы поехали в первую очередь, если бы могли выбирать?

Она не колебалась ни секунды.

— Мне всегда хотелось посмотреть Россию.

— A-а, страна Толстого и Достоевского!

Она улыбнулась.

— Что я могу сказать? «Анна Каренина» стала моим проводником в мир литературы, когда мне исполнилось пятнадцать. Тогда мне казалось, что это самый замечательный роман на свете. Пожалуй, я думаю так до сих пор.

— Пусть даже он заканчивается трагедией?

— Она предпочла любовь тому, что ожидало от нее общество. На мой взгляд, это — торжество мужества, а не трагедия.

— А я и не подозревал, что в душе вы такой романтик! — В голосе его звучала насмешка, но взгляд, устремленный на нее через стол, был ласковым и интимным, он как будто обнимал ее. Линдсей почувствовала, как по ее телу пробежала легкая дрожь.

— В этом виноват Толстой, — живо откликнулась она.

Добавить что-либо она не осмелилась. Учитывая ее настроение, подогретое вином и теплой компанией, она вполне могла, последовав примеру Анны Карениной, отбросить всякую осторожность.

Покончив с ужином и вымыв посуду, они вернулись в гостиную — наступил черед кофе и десерта: «эспрессо» в крошечных чашечках и миндального печенья. Она смаковала первую чашечку, но отказалась от второй, с неохотой заметив, что ей пора подумать о том, как она будет возвращаться домой. Но прежде чем она поднялась, он положил ей ладонь на запястье и попросил:

— Не уезжайте — вот так, сразу. — Он улыбнулся, увидев, что она нахмурилась. — Не волнуйтесь. У меня и в мыслях нет соблазнять вас, — поспешил заверить он ее, хотя глаза его говорили совсем иное. — Я хотел попросить вас об одолжении. Но вы можете отказаться, если сочтете меня слишком назойливым.

Ему удалось ее заинтриговать.

— Уверяю вас, подобная мысль не приходила мне в голову. Но вы должны объяснить мне, в чем дело, прежде чем я пообещаю вам луну с неба.

— Я тут подумал, что, быть может, вы взглянете на роман, над которым я сейчас работаю. Я написал всего несколько глав и пока не показывал его никому, даже своему редактору. Надеюсь, вы откровенно выскажете мне свое мнение.

— Почту за честь, — ответила она.

Через несколько минут она, удобно устроившись в его спальне, примыкавшей к кабинету, с головой погрузилась в печатный текст, который он ей дал. Это было совсем не то, чего она ожидала. В отличие от головокружительного триллера, каковым по праву считались «Кровавые деньги», новый роман оказался почти элегией. Но ее немедленно увлекла история мальчика-подростка, сбежавшего из дома и голосующего на обочине пустынной автострады под проливным дождем. Стиль изложения покорил ее. Он оказался настолько выразительным, что она буквально физически ощущала усталость мальчика и его страх перед тем, от чего он пытался убежать. Пронзительное одиночество пожилого мужчины, остановившегося на дороге, чтобы подвезти подростка, она уловила настолько отчетливо, как будто сама сидела с ним в машине, глядя на «дворники», не справляющиеся с потоками льющейся с неба воды. Закончив читать, она отправилась на поиски Рэндалла и обнаружила его заряжающим очередную порцию компакт-дисков в проигрыватель.

— Как здорово! — сказала ему Линдсей. — Я даже рада, что вы дали мне прочесть не весь роман, иначе я бы всю ночь не сомкнула глаз.

Выпрямившись, он подошел к ней и обнял.

— Может быть, вы останетесь и поможете мне скоротать ночь? — негромко предложил он. — Я не могу дать вам прочесть всю рукопись, но я знаком с автором, и его можно уговорить рассказать вам, чем закончится роман.

Рэндалл взял ее за руку и, поднеся ее к своим губам, поцеловал в раскрытую ладонь. Линдсей вздрогнула всем телом. Ей казалось, что это примерно то же, как если бы она стояла перед ним совершенно голая, — настолько восхитительно открытой и обнаженной она себя чувствовала. Она не могла пошевелиться, не могла вдохнуть и вымолвить хотя бы слово. Мысли о том, что ей пора уходить и что у нее есть друг, вылетели у нее из головы. И когда он коснулся губами ее губ, в этом уже не было ничего случайного. Это касание оказалось электризующим. Еще никто и никогда не целовал ее так — наверное, подобные ощущения испытывала Анна, когда ее поцеловал Вронский. Инстинкт подсказывал ей: то, что он не торопится разрывать объятия, означало не конец вечера, а начало чего-то нового и доселе неизведанного. Линдсей ощущала это совершенно отчетливо, у нее участился пульс, в груди нарастало нетерпеливое предвкушение приближающейся кульминации, как бывало при чтении романов, когда она думала: «Ну вот, сейчас начнется».

Чувства захлестнули ее с головой, и она почти не отдавала себе отчета в том, что она и Рэндалл переместились в спальню и начали сбрасывать с себя одежду. У нее создалось впечатление, что все происходит само по себе, без ее участия. А потом, когда они сплелись в объятиях, невероятные ощущения затянули ее в свой водоворот, сменяя друг друга. Она осознавала лишь прикосновения рук и губ Рэндалла, когда он ласкал каждый дюйм ее тела, пробудившегося к истинному наслаждению и страсти. Она тоже гладила его, скользя кончиками пальцев по его широкой груди, густо поросшей волосами, и ниже, по загорелому животу и туда, где заканчивался загар… и еще ниже.

Когда он наконец вошел в нее, она подалась ему навстречу, чтобы принять его целиком. И они слились воедино, двигаясь в унисон. Для Линдсей это стало откровением. Да, с другими любовниками, даже с Грантом, ей было хорошо, но никогда еще она не испытывала такого почти болезненного наслаждения. Ей открылась иная Вселенная. Она знала, что ее связывает с Рэндаллом нечто более прочное, чем просто желание, и чувство это уходило корнями куда-то в самую глубь ее естества.

И вот она уже взлетела на самую вершину, ощущая головокружительное освобождение, а мгновением позже, зарычав от удовольствия, взорвался и он. Рэндалл не стал тут же выходить из нее. Он по-прежнему прижимал ее к себе, словно боялся, что она исчезнет навсегда, как только они разомкнут объятия. Она чувствовала на шее его жаркое прерывистое дыхание. Никто из них не произнес ни слова — в том не было нужды.

Наконец они разъединились, но по-прежнему лежали, глядя друг на друга, так близко, что почти соприкасались носами. В слабом свете, льющемся из коридора, она разглядела пятнышко едва заметной щетины, размером с мелкую монету, пропущенное им во время бритья.

— Ты почувствовала? — пробормотал он, и губы его сложились в легкую, сонную улыбку.

— Что?

— Как что? Девять баллов по шкале Рихтера.

Она негромко рассмеялась.

— Такой знаменитый автор, как ты, и всего лишь банальное сравнение с землетрясением?

— Тогда цунами. Так лучше?

— Совсем капельку.

— Что ж, в таком случае остановимся на эпитетах «волнующий, возбуждающий и потрясающий». Не слишком оригинально, согласен, но у меня в голове перегорели все предохранители.

Она придвинулась еще ближе и положила голову ему на грудь. Линдсей долго лежала так, наслаждаясь послевкусием любви и слушая, как постепенно успокаивается ритм его сердца.

— Расскажи мне о себе что-нибудь такое, чего я еще не знаю, — пробормотала она наконец.

— Что бы ты хотела узнать?

— Что-нибудь такое, после чего ты не будешь казаться столь безупречным, и я поверила бы в то, что ты — настоящий. Реальность, а не выдумка.

Она почувствовала, как он напрягся, и отодвинулась, чтобы взглянуть на него. Он нахмурился, как если бы ему в голову пришла неприятная мысль, но вскоре встряхнулся, и лоб его вновь разгладился.

— О, я — настоящий. Настолько настоящий, насколько это вообще возможно. Так что не стоит водружать меня на пьедестал. — В голосе его сквозила ирония.

— Как, у тебя есть что скрывать?

Линдсей улыбнулась ему, давая понять, что шутит. Но на этот раз он не улыбнулся в ответ. Он всматривался в ее лицо, и в глазах его читалось беспокойство. Потом он притянул ее к себе и крепко обнял обеими руками. Но она все равно вздрогнула, как будто в спальню ворвался порыв ледяного, враждебного ветра.