Я ждал электричку. Неподалёку тупил какой-то кабан, бесцеремонно меня рассматривая. Внимательно так разглядывал, словно следователь. Ростом не слишком высокий, но телосложением массивный: килограммов сто двадцать. В тёмно-синем деловом костюме, но без галстука. Лицо похоже на новую, ещё не слишком отбитую боксёрскую грушу.

— Ты долго будешь за мной шпионить-на? — спросил он, подъехав ко мне тяжёлым дорожным катком. Его голос оказался неожиданно высоким.

— В смысле? — пробасил я в ответ.

— В коромысле-на! Помню, ты сидел на берегу прудика в Северном Чертаново с покоцанной рожей, а я в тот момент с Тедди гулял-на. Тедди — это моя болонка, померла давно. Чего ты на меня тогда уставился?

Напрягшись, я вспомнил данный эпизод. Действительно, было такое дело. Мне тем вечером, что называется, хорошо надавали по щам в шаромыжке, то есть в моей вечерней школе рабочей молодёжи. Избили в дворике. Прямо перед всеми выкатившими покурить учащимися. Я тогда ещё бабушке своей лапши на уши навалил, что, дескать, сам себя долбанул железной дверью лифта. Случайно якобы. Лоб у меня был разбит, подбородок стёсан и губа кровоточила. Бабушка поверила. А может быть, сделала вид, что поверила. Происходило это всё лет тридцать назад в разгар перестройки.

— Прудик помню, — ответил я. — А вот вас, извините, нет. Мы же незнакомы. Мало ли, кто рядом со мной находился в тот момент.

— Зато я тебя помню-на. Чего ты тогда на меня вылупился? Проблемы какие-то? Так я их могу решить.

Лицо бычары налилось кровью.

— Или вот, — нервно продолжил он. — На станции «Горячий ключ» ты снова на меня уставился. Я находился в поезде «Адлер-Москва», а ты «Москва-Адлер». Наши поезда одновременно остановились. Мой сильно задерживался. Зачем ты тогда торчал в окошке и лупозырил на меня? А? Тоже не помнишь? Я не люблю, когда на меня так пялятся.

— Послушайте, — сказал я. — Как ни странно, но я помню и этот кадр. Он уже из второй половины девяностых. Я направлялся с дружбанами в университетский лагерь «Буревестник». В поезде мы очень весело проводили время, проще говоря, бухали. Какое мне было дело до чей-то, простите, физиономии в окне встречного поезда. Признаться, в те минуты меня волновал только один вопрос: как мне опрокинуть одну свою попутчицу, имя которой я уже давно забыл. Так же, как и её внешность. Помню только рыжие волосы и здоровенную грудь. Ну что вы, ей-богу, как маленький…

— А вот не *****! — тихо, но очень воинственно заявил толстяк, сквозь сжатые зубы. — Ты шпионил. Я всё знаю-на. Что ты задумал?

Жлобяра классически растопырил пальцы, приблизив их моему носу. На безымянном пальце левой руки мягко светилась золотая печатка с ликом Богоматери. «Девяностые, — вдруг подумал я, — это не исторический период, а наша национальная идея, связывающая эпохи и пространство начиная со времён Киевской Руси и по сей день. Если он своей печаткой отпечатает на моём лбу лик, то я буду ходить с иконой на фейсе долго. Может быть, всю жизнь».

— В общем, так, — резюмировал наезжала. — Я сейчас отойду отлить. Вернусь, чтобы тебя тут не было. И не дай божè ты мне ещё раз попадёшься на глаза — похороню. Я предупредил. Второго предупреждения не будет-на.

Упитанный человек в костюме смачно плюнул и грузной развалочкой потопал по платформе «Солнечная».

«Надо делать ноги, — решил я. — Этот действительно похоронит. Лучше просто убежать на хрен! Зачем лишние приключения?»

Не убежал. Потому что невесть откуда нахлынувшая благородная ярость заняла место липкого страха: «С какой стати?!! Что за беспредел, мать твою?!»

Я вынул из своей сумки початую литровку «Путинки» и для успокоения нервов принял три добрых глотка. На голодное брюхо быстро всадило.

Сложность сложившейся ситуации заключалась, прежде всего, в том, что этого бизона некуда было бить: его ранимые органы надёжно закрывали толстенные слои жира; самоварная голова лежала прямо на плечах; глаза смотрели откуда-то из недосягаемых глубин черепных амбразур, на совесть защищённых выступающими надбровьями. Свалить подсечкой или взять в захват подобный трансформатор тоже невозможно — хватать не за что. Оставалось только выбивать колено или лупить, извините, по яйцам. Но ведь это — не по-пацански…

Я крепко сжал горлышко «Путинки» — хорошо лежит, ладно, удобно. Тяжёленькая… Так и просит действия. На платформе народу — нуль, если не считать гашённую старушку и двух пьянотов. Не разжимая руки, я вернул бутыль в сумку — пусть будет сюрприз.

«Ну окей, — подумал я, чувствуя прилив хмельной боевитости. — Возвращайся, поговорим. Главное сейчас, не растерять злобы. Пожалуйста, милостивый боже, сделай меня ещё злее, хотя бы на некоторое время».

Подъехала опоздавшая электричка. Я, разумеется, тут же шмыгнул в вагон. Но вовсе не из-за испуга, а потому, что мои текущие житейские дела требовали срочного решения.

С тех пор наблюдательному уроду я на глаза не попадался. Однако в любой момент я готов принять его наезд. Вот почему в моём портфеле всегда находится пузырь водяры или вермута. А вы говорите…