Только для своих

В моей жизни часто случались повороты. Крутые и не очень. Но самый существенный был связан с перестройкой, которая, конечно, не возникла случайно. Только очень наивные люди думают, что вот собрались вместе Горбачёв с Яковлевым и начали думать на тему: «А что бы нам такого отчебучить, чтобы даже чертям стало весело». Если бы это зависело от меня, то перестройка и крах всей чёрно-серой системы произошли бы сразу после моего пионерского лагеря. А ещё лучше, если бы это случилось до прихода Сталина, а ещё лучше… Впрочем, к чему эти бесплодные мечтания. Что было, того не изменишь.

Перестройка застала меня в НИИ Радио. До этого крупицы правды удавалось раздобыть с большим трудом, при этом она предназначалась только для своих.

Только для своих… Отличное выражение. С ним связаны многие воспоминания, но одним особенно хочется поделиться… Дело было во времена жёсткого закручивания гаек, больших и не очень. В нашем НИИ выступал Евгений Евтушенко. Да, наш институт всегда отличался свободомыслием. Поэтому и устраивали закрытые вечера, на которых выступали опальные и не очень, но довольно популярные личности. Бывали у нас Высоцкий и Окуджава, Тарковский и Галич, Жванецкий и Карцев. Выступал у нас и мой друг, Виктор Берковский, с супругами Никитиными. Часто выступали звёзды эстрады и даже футбольные тренеры. Каждый из них начинал своё выступление словами, что он очень занят и редко позволяет себе такое удовольствие, как общение со своими зрителями. Но когда он (она) узнал(а), что приглашают в НИИ Радио, то отказаться не смог (не смогла). Даже самая яркая звезда того времени, Алла Борисовна, заявила: «Вообще-то за двести рублей я не выступаю, за такие деньги пригласите Валечку», но от приглашения в наш НИИ отказаться не смогла. Может быть, такие слова они произносили и в других закрытых залах. Не знаю, я за ними не следовал…

Так вот, во время выступления Евтушенко одна наша весьма экстравагантная дама, а таких у нас, как и в других НИИ, было предостаточно, встаёт и говорит: «Евгений Александрович, расскажите, пожалуйста, кто ещё, кроме вас, принимал участие в альманахе «Метрополь». Здесь все свои!» И это в зале, вмещающем несколько сот человек.

Не люблю я рассказы о жизни великих и знаменитых. В них всегда есть что-то надуманное и избитое. Но так получилось, каюсь, как говорят, сорри, и вернёмся к нашему повест вованию.

Диссидентом я никогда не был, но всегда им сочувствовал. Мои друзья держали меня в курсе событий, поэтому и соответствующей литературы у меня было достаточно. И не только известные самиздатовские книги в красном переплёте, но и более редкостные, напечатанные на пишущей машинке, к тому же на папиросной бумаге. Помню, как-то мой друг, Саня, звонит мне и говорит:

– Ты не хочешь погулять, подышать свежим воздухом?

– Конечно, хочу, – отвечаю, – без свежего воздуха я уже начинаю задыхаться.

– Тогда встретимся на том же месте в тот же час.

Свежим воздухом оказалась не какая-то одна книга, а целый чемодан такой литературы.

– Ты не знаешь, куда можно пристроить этот «воздух»? – спрашивает Саня. – Есть предпосылки, что товарищи из ГБ собираются сделать у меня шмон, и мне очень не хочется доставить им радость «успешно выполненного долга».

Следует сказать, что Саня – известный литератор, человек тяжёлой судьбы. В раннем детстве его родители, отец и мать, были репрессированы как враги народа. Отец его погиб в лагерях, а мать как-то дожила до реабилитации и вернулась домой, оставив в тех краях здоровье и лучшие годы жизни. Сам он многие годы провёл в приютах до тех пор, пока его не разыскала тётка и не привезла в семью. Вот и получилось, что старый лозунг: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство», был для него не просто набором красивых слов. Потом были школа, служба в доблестной Советской армии, журфак МГУ и книги, книги, книги. В основном, беллетристика, история, философия, искусство.

Были у него и технические книги и даже стояли на видном месте, но это были мои книги, а их, как вы понимаете, прятать от ищеек КГБ было ни к чему.

Сам Саня писал много и трудно. Высокая требовательность и стремление к совершенству, а также тематика его книг, которая, как и следовало ожидать, была в духе коммунистического воспитания, способствовали тому, что большинство из написанного ложилось на полку до лучших времён. Когда я однажды, прочитав его некоторые рассказы, спросил, почему он их не публикует, он ответил коротко.

– Не могу и не хочу писать на себя донос.

Интересен его контакт с довольно капитальным коммунистом и моим начальником, Чернобелым, на одном из юбилейных торжеств.

– Александр Григорьевич, вы мне очень симпатичны. Это верно, что вы писатель? – спрашивает Чернобелый.

– Да, а что, не похож?

– Нет, что вы, наоборот, один произнесённый вами тост говорит о специфическом профессионализме. Я просто не могу угадать тему вашего творчества. Помогите мне. О чём вы пишете?

– О любви, – ответил Саня.

– М-да, – крякнул Чернобелый. Ему трудно было понять и поверить в это. Да и любовь бывает разная. Попробуй угадать.

– Можно отвезти это на дачу, в деревню Толстопальцево. Там, кстати, неплохой воздух, но такая дорога, что проехать можно только летом, – размышлял я вслух, – а ещё лучше у моей тёщи, Софьи Александровны.

Так и решили. Порулили «подпольщики» по микрорайону, убедились, что нет хвоста и нагрянули к тёще без звонка. Не знаю, почему, но тёща меня любила, и это её отношение распространялось на всех моих друзей. Саню она особенно уважала.

«От него, – говорила она, – просто излучается обаяние».

Конечно, она многого не знала. Не знала о том, какие книги находятся в старом чемодане, обвязанном простой верёвкой. А ведь там были книги Солженицына и Гроссмана, Войновича и Зиновьева, Мандельштама и Булгакова, Бродского и Меня, Цветаевой и так далее. Были и статьи Сахарова. И уж тем более не знала она о тщательном обыске, который провели ищейки КГБ, ничего так и не нашедшие, кроме старенькой пишущей машинки и пачки белой бумаги.

– Как это вам, Александр Григорьевич, удалось всё спрятать? – домогался следователь по «особо неважным» делам. – Даже такой громоздкий альманах, как Метрополь…

Метрополь… Его я дочитать до конца не успел, так как дали его мне только на одну ночь. К тому же это была не книга, а самиздатовский макет книги. И размером он был, как большая картина, поэтому возвратить его нужно было до рассвета. А читать там было что! К тому же состав авторов – Ахмадулина и Вознесенский, Высоцкий и Бродский… Нет, не буду перечислять. Думаю, что все они войдут в историю. А я могу кого-то не включить, и этот кто-то на меня обидится. Не хотелось бы.

– Понимаете, – начал Саня, как интеллигентный человек, не умеющий врать, – я ничего не прятал в своей квартире. Я не мог это сделать, чисто физически… Жилищные условия не позволяют.

– А ваши друзья, этот скульптор, Федот Сучков, например. Он же на каждом углу говорит: «Был, дескать, за городом, солнышко светит, птички поют, хорошо, как будто совсем нет советской власти». Или Илья Гуглин.

– А он чем вам не угодил? – спрашивает Саня. – Работает в режимном предприятии, занимается техникой.

– Заниматься-то занимается. Но, видно, не зря за ним тянется дело ещё с пионерского лагеря. Какие-то родственники за бугром. Потом картинки на экране. Целый отдел пришлось создавать… – почему-то разоткровенничался или сболтнул лишнее гебист.

Картинки на экране. Об этом стоит рассказать отдельно. Появились они, вернее, их идея, как и многое в нашей жизни, совершенно случайно. Как-то, после очередного революционного праздника, когда начальство полностью расслабилось и приказало нам продолжать веселье, рассредоточившись в своих лабораториях, и мы были во всех отношениях предоставлены сами себе, вот тут и заглянул к нам Володя, аспирант из дружеской группы.

– А нельзя ли с помощью вашего дисплея похулиганить в честь праздника? – спросил он. Я заметил, что в советские праздники всем почему-то всегда хочется похулиганить как-то не буднично, а по-праздничному.

– Идея очень простая, – продолжал наш гость. Нужно набрать на экране матерное слово крупными буквами и подключить сформированный сигнал прямо в антенну. Может быть, это угомонит моих соседей, которые на праздники с ума сходят до самого утра.

– Ну, чего там слово, – это уже второй участник мозговой атаки подключился к творчеству.

– Можно даже целый стишок организовать, небольшой, так сказать, фольклор, например:

– Замечательно, – говорю я, – но здесь мы не полностью используем графические возможности дисплея. Вот, если нарисовать на экране простую картинку, как бы поле, на котором спелая пшеница сплошь наклонилась вправо, а один-два колоска, наоборот, влево. А под этой стилизованной картинкой лозунг: «Народ и партия – едины». Или такой рисунок: … мчится на всех парах паровоз. Но приближается он к обрыву. К тому же и рельсы его расходятся в разные стороны. И соответствующий лозунг: «Наш паровоз, вперёд лети, в коммуне остановка…» Вот, кажется, и всё. Пошутили, посмеялись, а у серьёзных людей появилась новое направление для изучения.

«Кто-то из своих не поленился и сообщил куда следует. Видно, не зря Брауде говорил, что КГБ знает всё, – рассуждал я. – Ладно, хорошо, что всё кончилось. Но это уже, видно, агония. Да и события в Чехословакии говорят об этом. Жаль, бархатная революция не получилась. Не могла получиться. Не тот масштаб. Вот если бы у нас появился такой Дубчек. А почему нет? Приучают же всех с детства лицемерить, попробуй узнай, что у него на уме. Не все ведь в двенадцать лет попадают в КГБ. Вот и получается, что недостаток системы может превратиться в достоинство. И в технике так. Система без обратной связи всегда неустойчива.

Александр Дубчек – надежда демократических преобразований 1968 года. Я даже сына назвал в его честь. И, видно, не только я.

– Сколько в вашем классе мальчиков, которых зовут Сашей? – как-то спросил я.

– Четыре и одна девочка, а что?

– Я так и думал.

– Что думал? – спросил он.

– Вот вырастешь, кончишь институт, потом аспирантуру, вот тогда и поговорим.

– А что такое аспирантура?

– Аспирантура – это такая школа, в которой учатся довольно умные, средние гении и Махмуды.

– А кто эти Махмуды? – никак не унимался мой почемучка.

– Махмуды – это дяди, у которых родственники размножаются, как саламандры у писателя Чапека. – На этой невесёлой ноте я решил закончить этот вечер вопросов и ответов.

После всего сказанного стоит ли останавливаться на отдельных этапах горбачевской перестройки, которые мы воспринимали как упоминавшиеся ранее глотки свежего воздуха. Романтика ожидаемых перемен… Первые свободные выборы, гласность, съезд народных депутатов, массовые митинги, борьба с ненавистным шестым параграфом конституции. И, как следствие, ГКЧП, развал Союза, Борис, ты прав! Во многом… Но как много ошибок, непродуманных решений. Капитан большого корабля не должен поступать импульсивно, тем более, большой страны. А уж о выборе своего преемника – вообще молчу.

 

На волнах малого бизнеса

Это был крутой поворот. И начал его подготовку я двумя месяцами раннее. Это в Америке организовать малый бизнес можно за полчаса. У нас, в Москве, на это понадобилось около двух месяцев. Нужно было обойти десятки инстанций, подготовить массу документов и делать это в строго определённой последовательности. Притом на каждом этапе воевать с чинушами, доказывать, что ты знаешь своё дело, всё умеешь и согласен работать по их правилам. Поскольку правил было много и они были к тому же противоречивы, я решил не уделять им много времени и сил, поэтому освоил лишь самые простые и надёжные. Портфель мой был забит мелкими подарками. Это позволяло мне экономить время и нервы. К этому приходит каждый, и я не был каким-то исключением.

– Ах, французские духи. Это так мило с вашей стороны. Наверное, ваша жена купается в этой роскоши? Подождите минутку, начальник вас примет.

С чего начинается малый бизнес? Если не считать регистрацию предприятия, учредительных документов и счёта в банке, то с договоров на проведение работ. Своим потенциальным заказчикам я сообщил, что их работа теперь будет выполняться быстрее и дешевле. Конечно, это не вызвало возражений, только замечания, что так следовало бы поступить значительно раньше. Что ещё. Денежные дела. Отчётность, налоги отдать бесконтрольно бухгалтеру нельзя. Не тот масштаб. Нужно освоить. Потом всякие рыночные премудрости, маркетинг, лизинг, инвестиции и прочее. Сейчас это любой школьник знает. А тогда это вызывало определённую трудность. Тоже нужно познать. А короткий бизнес-курс ничего, кроме корочки, не дал. Дал, правда, кое-какую фигню, которая почему-то осталась в памяти…

…Нормально работающая фирма как бы имеет в своём хозяйстве коров, лошадей и собак. Коровы дают молоко и, естественно, приносят прибыль, лошади, хоть и используются для хозяйственных нужд, но прибыли не приносят. А собаки! Те вообще сплошь убыточны. Отсюда и вся остальная философия бизнеса. Увеличивай количество коров и уменьшай – лошадей и собак. Но ни в коем случае не избавляйся от них. Может быть, со временем или под влиянием определённых обстоятельств лошади и собаки могут превратиться в… Нет, не в коров, конечно, а в другой источник прибыли. Вот такая наука.

Постепенно многое прояснилось и утряслось. Работая на дому даже в одиночку можно руководить большим коллективом, притом с большей эффективностью, и успеть кое-что додумать из прошлого. Главное, это подобрать надёжных помощников и хороших исполнителей. Всё бы было хорошо, если бы не было так плохо. Вслед за эпохой пустых полок и талонов на продукты последовал шоковый переход к рынку. И произошло это именно тогда, когда начало казаться, что ты уже стал свободным человеком, что ты уже не зависим ни от кого и высокого начальства, в первую очередь. Молодой премьер, Егор Гайдар, потомок неплохого писателя, придумал схему специфического тройного прыжка через пропасть без промежуточных опор. Чем она кончилась, всем известно.

Деньги, мерило стоимости товаров и услуг, как и энергия, не могут появляться или исчезать бесследно. Они переходят из рук в руки. Какими бы схемами перевода их не пользовались изобретательные финансисты, если в одном месте они исчезают, то в другом они обязательно должны появиться. Это аксиома. Все остальные приёмы, имеющие мудрёные названия, как-то – девальвация, инфляция, обмен купюр и прочие, являются лишь разновидностью обмана. И это не изобретение новой власти…

Всё-таки удивительное свойство человеческой памяти. Пытаешься вспомнить события недавней давности, а в голову лезут детские воспоминания. Пытаешься от них отмахнуться, как-то переключиться, не получается. Видно, судьба. От неё не убежать… Так вот, помню, ещё до войны, пришёл как-то отец с работы, возбуждённый и расстроенный одновременно. Оказывается, в этот день была подписка на облигации государственного внутреннего займа, с помощью которого ещё в те времена родное государство грабило своих горячо любимых граждан. Эти облигации выпускались на двадцать пять, или тридцать лет, затем реализовывались добровольно-принудительным путём на производстве. Естественно, под нажимом начальства и в обстановке патриотического ажиотажа. Притом на крупные суммы, переваливающие порой месячные и двухмесячные оклады. Чтобы не быть заподозренным во всех грехах, отец ежегодно подписывался на полтора оклада. Матери удавалось отделаться месячной подпиской. Много лет спустя попали эти облигации мне в руки, и я с ними поступил так, как поступают с совершенно ненужными вещами. Впрочем, их можно было и оставить. Для коллекции или как наглядный документ того смутного времени.

После войны, когда деньги были обесценены, дорогой и любимый отец всех народов, в дополнение к предыдущему, придумал другой, но не менее впечатляющий обман, обмен денег на новые бумажки. Казалось бы, чем вас не устраивают старые деньги. Ведь вы же их напечатали и портрет вашего бога, вождя и учителя, тут же. Так нет. Обман должен быть разнообразным, оглушительным и иметь какую-то благородную подоплёку. Видите ли, денег накопилось слишком много и среди них фальшивые, которые трудно отличить от настоящих. Поэтому нужно произвести обмен денежных знаков один к тысяче. К тому же ввести ряд ограничений, как по количеству, так и по времени, и ещё что-то, не менее экзотичное. Но тогда это было как-то понятно. Тяжёлая война, государственный строй, пользующийся неважной репутацией в мире, а теперь? Никаких чрезвычайных событий не произошло. Ни войн, ни землетрясений. Может быть, именно поэтому была проведена такая гигантская работа. Даже представить себе трудно. Запрятать надолго товары и продукты только для одной цели, чтобы «выбросить» всё это на прилавки, но по новой, рыночной цене. А если цена на всё мгновенно становится в 100–200 раз выше, что оказывается у вас в кармане? Правильно. Получайте отлично по политэкономии.

Что такое предприятие, оставшееся в одночасье без денег? Это намного хуже, чем, скажем, дядя Вася полез в свой карман и обнаружил, что в нём пусто и ещё что-то, то есть дырка. У предприятия есть обязательства, за срыв которых, следует платить немалые штрафы. Предприятие без денег, как птица без крыльев. Бегать, суетиться может, а вот взлететь, нет.

Говорят, осуждённые за коллективное изнасилование, очень любят песню из кинофильма «Путь к причалу» потому, что там есть слова: «Если радость на всех одна, на всех и печаль одна…» Так же и здесь. Тебе нечем платить, такое же положение и у других, которые тебе должны. Вот так и получается «печаль на всех одна», а радость весьма сомнительна, поскольку возникает коллапс, для выхода из которого требуется очень много времени.

Но такая «печаль» не только наносит шрамы на тело малого бизнеса, но и чему-то учит. После первого финансового обвала пришлось отказаться от чистоты выбранного профиля. В управдомы я, конечно, не подался. Но существенно обновил своё стадо «коров». Произошло это следующим образом.

Когда я и мои заказчики оказались на нуле, некоторые фирмы, приближённые к власти, наоборот, значительно разбогатели. Здесь нет ничего удивительного. «Кто владеет информацией, тот владеет миром», – любил повторять Черчиль. В наше время это приняло совершенно бессовестную форму и объявления типа «Приглашаются люди со связями» уже никого не удивляли. Очевидно, именно такие люди и содействовали тому, что вдруг, неожиданно, расцвёл в Моск ве строительный бум. Но для производства строительных работ нужна лицензия. Вот так и оказался я в департаменте строительных лицензий.

– Какая у вас техника? – спрашивает вальяжного вида чиновник.

– Кран, бульдозер и экскаватор, – отвечаю я. При этом протягиваю договор аренды техники, которую ещё не видел и не известно увижу ли.

– А как у вас с работниками строительных специальностей? – спрашивает мой любознательный собеседник.

– Нормально, – отвечаю, – вот некоторые копии дипломов.

– А как у вас с этим самым?

– Всё в порядке.

– А как с тем самым?

– Ничуть не хуже.

– А как вы, специалист радиотехники и связи, берётесь за строительные работы?

Этот вопрос я ожидал с самого начала беседы. Стоит ли рассказывать, что из всех строительных специальностей я был знаком только с малярными работами и то на уровне домашней самодеятельности. И ещё мы с сыном как-то ремонтировали фундамент на даче…

– Директору не нужно знать техническую сторону производства, для этого есть специалисты.

– ???

– Это в любом учебнике по менеджменту есть.

– Вы можете мне показать такой учебник, – спрашивает он.

– Да, конечно, – говорю я и достаю небольшой покетбук, – но он на английском языке. Вы, я надеюсь, владеете?

Мой оппонент как-то странно глянул на меня поверх очков, затем повертел в руках мою книжонку и произнёс:

– А на русском языке что-нибудь есть? Скажем, какой-то опыт наших руководителей?

– Опыт руководителей, которых я знал, годится для написания книг под названием: «Как не нужно руководить коллективом».

– Вы это относите ко всем руководителям?

– Нет, конечно, но к большинству. Наверное, где-то есть свои Ли Якокки.

– И почему же, милостивый государь, вы соизволили сделать такой вывод? – откуда-то появилась столь архаичная форма обращения.

– А разве плачевное состояние нашей экономики не подтверждает эту истину? – ответил я вопросом на вопрос.

Затем почему-то мы начали обсуждать, кого легче найти – русского Ли Якокку или американца Иванова. Потом разговор перешёл на конкретную экономику, а от неё, как и следовало ожидать, к её сосредоточенному выражению, политике, затем последовало ещё несколько вопросов и вдруг совсем неожиданно:

– А не хотите ли вы перечислить на строительство Храма Христа Спасителя миллиончиков пятнадцать? Строительные фирмы, обычно занимаются благотворительностью. При этом им легче получить лицензию.

Следует сказать, что совсем неожиданные вопросы, имеющие подобный закамуфлированный смысл, ставят меня в довольно тяжёлое положение. При этом я начинаю говорить порой бессвязные слова типа:

– Понимаете, лично я не против благотворительности. Больше того, я за. Не зря ведь она называется благотворительностью. А кто против творить благо?… – А сам лихорадочно считаю, что пятнадцать миллионов рублей, это даже меньше тысячи долларов, если по курсу… Но где их взять?

– …И я, естественно, не против. Одна беда. Нет у меня сейчас таких денег. Нужно сначала заработать… Здесь задача, как о курице с яйцом. Кто появился раньше?

– Хорошо, – говорит мой соблазнитель на благие дела, – отложим этот разговор на год. Приходите за лицензией через месяц.

Вышел я из кабинета, а самочувствие такое, как будто получил на экзамене тройку с минусом. Вроде приняли, а удовлетворения нет. К тому же строительный подрядчик может не поверить этой красной бумажке… И почему-то очень хочется спать. Вот уже несколько дней мучает бессонница…Ничего страшного… Присяду, посижу… Хорошо, что не за рулём…

…Спускаюсь на первый этаж и вижу какое-то шевеление около комнаты с вывеской «Кооператив. Мы помогаем всем». Что-то знакомое в этих словах. Подхожу ближе. Пристраиваюсь к очереди. Слышу разговор шёпотом. «Триста баксов всё-таки не пятнадцать лимонов». Другой поворачивается и отвечает: «Главное не это. Я уже три ходки сделал». А вот и очередь подошла.

– Здравствуйте, меня зовут Клера, – произносит молодая и симпатичная девушка. – Вы, господин, по какому вопросу?

– Понимаете, – говорю, – я у вас уже когда-то был. Но это было давно. Не напомните ли, что вы можете на данном конкретном историческом этапе?

– Мы можем всё. Девочки для разных целей и эскорта, направо, денежные дела налево, лицензии прямо, вдоль холла.

Иду прямо. Захожу. Объясняю очередной девушке, что первую половину дела уже сделал. Осталось только самую малость. Но вот беда, денег не хватает.

– Иван Сигизмундович! Здесь у меня один господин. Документы он и без нас подготовил и даже сдал. Не можем ли мы ему сделать скидку?

– Сколько, сколько у него есть?

– Двести долларов, – говорю.

– У него только двести. Хорошо, он подождёт.

– Подождите. – Это уже ко мне. – Сейчас Иван Сигизмундович позвонит начальству и узнает.

Через пять минут становится ясно, что этот своеобразный пуш-пулл сработал.

– Приходите через три дня за лицензией.

Возвращаюсь, подхожу к комнате, которая справа (бывшая слева). Ну как не поинтересоваться денежными возможностями. Читаю объявление, написанное крупным шрифтом.

ОБСЛУЖИВАЕМ ВТК 98 % ВОЗВРАТА

И чуть поменьше:

Действие вызывает противодействие!

Господа предприниматели! У вас появилась прекрасная возможность частично расквитаться с Государственными кидалами. Не ждите очередного обвала! Переведя на наш р/с свои деньги, вы получите 98 % наличными, включая НДС. Всё законно. Звоните, приходите, приносите, заходите.

«Та-ак, – соображаю, – талантлив всё-таки наш народ. Из любой передряги находит выход. Но здесь может быть с одинаковым успехом как приличная фирма из бывших научных сотрудников, так и очередная пирамида».

– А вот и вы! – Откуда-то появилась Клера. – И как успехи? Нашли себе что-нибудь? – и, не дождавшись моего ответа, начала, как будто мы только прервали свой разговор. – Понимаете, в бизнесе сейчас очень модно иметь хороший эскорт. Особенно, если вы собираетесь за границу. Любые переговоры становятся успешными. У нас для этого есть отличные кадры. По три, четыре языка предлагаем. Как-никак Иняз и МГИМО.

– Простите, Клера, но у меня нет…

– Не говорите ничего. Если у вас нет в этом опыта, вы не сможете оценить все возможности. Некоторые бизнесмены до того привыкают работать с переводчицей, что даже спать ложатся с ней на случай, если приснятся переговоры с инопартнерами или конференция, хи-хи-хи.

– Это, конечно, хорошо, но…

– Молчите, я вам сейчас всех покажу. Вот нам сюда. – Заходим в левую (бывшую правую) комнату. Она включает телевизор, затем сидишку и на экране появляется настоящий конкурс красавиц. Всё, как на конкурсе, и одежда, и лица, и мысли… Насчёт мыслей я, кажется, переборщил. Но вот короны, как у победительниц, почему-то у всех. И сами они подобраны не по одному стандарту.

– Замечательно, – говорю, – но у меня сейчас нет денег на такую роскошь…

– Это несущественно. Мы принимаем также кредитные карточки. Посмотрите. Это интерактивный режим. Одно нажатие кнопки, и мы переходим ко второму этапу демонстрации. – Она нажимает кнопку на пульте дистанционного управления, и в одно мгновение все наши участницы переносятся на пляж какого-то тёплого моря. Действительно, красиво.

– А вот и следующий этап. Вас это не смущает? – спрашивает моя провожатая.

– Если они не смущаются убирать прикрытие со своих грудей, почему я должен…

– Может, перейдём к следующему, завершающему этапу демонстрации?

Кажется, Клера ждала от меня какого-то решения, и на этот раз мне, наконец, удастся высказаться. Но, с другой стороны, у меня появился вполне конкретный интерес, связанный исключительно с любопытством: где кончается эскорт и начинается сервис по вызову? Поэтому я и сказал.

– Да, интересно, чем это всё кончится, – а потом неожиданно добавил, – но денег у меня всё равно нет, и на кредитной карточке тоже.

Это было полной неожиданностью. Некогда симпатичное лицо в одно мгновение исказилось, и на нём появилось презрительное выражение.

– Мужчина! Вы что, издеваетесь? Я занимаюсь с вами уже полчаса и всё как коту под хвост! Нехорошо обращаться так с бедной девушкой! А ещё в шляпе. – Выдав в одно мгновение весь этот набор стандартных перлов, она как-то нестандарт но фыркнула и выскочила из комнаты.

Да, действительно нехорошо. Достанется теперь очередному клиенту…

– …Стоит ли дремать в общественных местах?.. Неужели я действительно так расслабился? Такого ещё не было. Всё ли на месте? Денег нет и не было. Значит, всё на месте. А почему я на первом этаже? Неужели пошутили? Такое уже было. Лётчики подхватили одного алкаша у памятника Юрию Долгорукому и высадили в Киеве, у Богдана Хмельницкого…

 

Как стать миллионером

Какая связь между Луной, рыбой и телевидением? Конечно, никакой. Нет, если хорошо подумать, то можно найти кое-что. Да есть, конечно, есть! Но не прямая, а в некотором роде, как бы это сказать, косвенная.

Хорошо. Не буду интриговать, расскажу, если вы ещё не придумали свой вариант ответа. У меня был друг. Скорее даже не друг, а сотрудник, который работал со мной в научно-исследовательском институте много лет. Так вот он знал всё, даже то, чего совсем не знал. Стоило у него спросить, например: «А не знаешь ли ты?..» – как тотчас следовал ответ: «Конечно, знаю, а что?..» Даже если вопрос был в какой-то мере риторический.

И его сын пошёл в него. Я сам наблюдал, как в пионерском лагере в Голицыно на эстраду вышел этот шпингалет лет семи-восьми и заявил: «Меня зовут Миша. Задавайте мне вопросы, я знаю всё»! И ведь отвечал! Не всё, конечно, правильно, но для своих семи-восьми. Я всегда любил таких одарённых, поэтому не удержался… Но вместо вопроса сказал, что знаю, вернее, догадываюсь, как зовут его папу. На это он ответил: «Это просто – вы, наверное, с ним ра ботаете».

– Хорошо, – говорю, – Миша, скажите тогда мне, как использовать Луну для телевидения?

Он задумался на некоторое время, а затем довольно решительно произнёс:

– Я установил бы на Луне большое зеркало, которое отражает телевизионные сигналы.

Комментарии излишни. Первая связь найдена.

Каким бизнесом заняться? Вопрос далеко не простой, и он обязательно встаёт перед каждым, кто переходит из вольготных условий госсектора в реальные условия рыночной конкуренции. То, что предприятие создаётся для получения прибыли законным путём, знают все, а вот что делать, с чего начинать, – это не так-то просто. Конечно, каждый хочет получать эту прибыль с наименьшими затратами труда, что-то придумать такое, чтобы эта прибыль сама лилась в твой карман. Хорошо, если твой папа был министром нефтяной или газовой промышленности, тогда-то и думать нечего. А если нет? Вот тогда и появляются мысли, одна невероятней другой…

А что если найти небольшой ручей, впадающий в речку или ещё лучше – в море. Спустить в этот ручей мальков ценных пород рыб и подождать пару лет, пока они, погуляв на свободе, созреют и наберут несколько килограммов веса, а затем вернутся на родину, то есть в свой ручей на нерест. Так можно завалить всю страну дешёвой рыбой, чёрной и красной икрой! Вот тогда и понадобятся только две вещи: черпак для рыбы и лопата для денег.

Такие и много других подобных мыслей часто посещают начинающих предпринимателей на стадии составления бизнес-плана. Но потом возникают вопросы. Как выпускать мальков, постепенно или партиями? Днём или ночью. В каком случае их выпуск на свободу уменьшит потери от хищников? А может быть, стоит предпринять что-то вроде тренинга для мальков, позволяющее ещё до выпуска научить их приспосабливаться к реальным условиям? Решение, естественно, потребует ряда исследований, без которых нельзя выработать рекомендации для нормального режима работы нового предприятия. Вот тут-то и возникает потребность в специалистах, способных решать нестандартные вопросы. Именно так и возникает союз науки и практики. В любой отрасли. А там, где такого симбиоза нет, хороших результатов не жди – это аксиома.

Ведь там, где науки больше, там и результаты лучше. А если увеличить число научных сотрудников? Сделать, скажем, большое научное подразделение с минимальным числом исполнителей, эдакую мини академию наук? Тоже плохо, так как вместо рыбы мы начнём разводить умников, играть в КВН, работать для своего удовольствия – по себе знаю.

КВН – клуб весёлых и находчивых. Почему я люблю эти игры? Почему всегда, когда хочу представить себе молодых и талантливых людей, на ум приходит та или иная встреча КВН? Даже здесь, в Америке, в любом серьёзном вузе имеются две-три команды КВН. Естественно, русскоговорящие. А всё потому, что и здесь имеется связь, между…

Всё-таки люблю я этот знак препинания – многоточие. Он единственный позволяет мне не заканчивать фразу, не приводить сомнительный вывод, заставляет читателя соучаствовать в процессе, самому находить связь…

Но в тот момент мне было удобней использовать другой вид связи:

– Алло, Миша, это ты? – звоню своему молодому другу. – Я недавно видел тебя в КВНе. Твоя последняя шутка мне очень понравилась. Ты сейчас продолжаешь играть?

– Ну что вы, Илья Наумович. «И кому на ум придёт, на желудок петь голодный?» Я слышал, что у вас сейчас своя фирма. Вы не забыли, что я всегда хотел с вами работать?

– Нет, – говорю, – не забыл. Приезжай. У меня есть идея для тебя.

– Да? Это хорошо. На какую тему, если не секрет?

– Как с помощью телевидения ловить рыбку, большую и малую…

– Не рассказывайте, не рассказывайте, я сейчас к вам приеду, а по дороге попробую угадать. Я ведь с пионерских лет знал всё.

Здесь следует сказать, что Миша, можно сказать, рос у меня на глазах. После школы он поступил в физтех, а затем был направлен к нам в институт. Там, где он работал, было мало науки, но много «железа», поэтому все его попытки защитить уже написанную диссертацию успеха не имели. Для успешной научной деятельности не достаточно одних способностей, нужны ещё благоприятные условия.

Вот, говорят, утечка мозгов. Да, часто уезжают способные выпускники вузов. Мне довелось беседовать с некоторыми из них. Не все, конечно, из них высокоодарённые. Некоторые довольно узкополосные. Этим термином я называю людей, которым нужно долго что-то объяснять, а они либо не могут понять, либо, что ещё хуже, не до конца разобравшись, говорят, что такого не может быть. У таких людей не хватает, на мой взгляд, полёта фантазии. Но Миша был не таким.

Он так и не узнал, сколько сил мне пришлось приложить, чтобы взять его к себе. Высокое чувство юмора в сочетании с такой фигушечкой, как дефис, в глазах отдела кадров выросли до размера продуманного подлога. И всё потому, что Миша свою фамилию Герцэйнштейн написал однажды через дефис. Получилось сочетание фамилий двух великих физиков – Герц-Эйнштейн. Для инженера, даже талантливого, это было уже слишком круто. А тупые гэбешные кадровики такого, естественно, не любили, как и вообще сложные фамилии подобного звучания.

– Привет, Герц… или Эйнштейн, как тебе удобней на этот раз? – я иногда его так называл, и мне казалось, что это ему нравится. – Как жизнь, что нового в институте, ещё не женился? – начал я издалека.

– Если не возражаете, расскажу вам, что я придумал по дороге к вам. А потом поговорим обо всём остальном.

Мне показалось, что он уже увлечён какой-то новой идеей, которая часто возникала у него после соответствующего толчка.

– Значит, так, – начал он. – В рыбном флоте эффективность ловли зависит от многих факторов. Иногда много раз забрасывают невод, но приходит он только с тиной морскою, как в сказке о золотой рыбке. Нужно телевизионную камеру прикрепить ко дну судна и спускать сеть только тогда, когда будет виден хороший косяк рыбы. Можно даже сделать рыболовное судно-автомат, без людей, а телеэкран расположить на берегу, на вынесенном пункте управления. Этот пункт может следить сразу за несколькими суднами…

– Хватит, хватит, не отнимай у меня удовольствие остальное додумать самому. Идея прекрасная, – говорю я. – Напиши это в виде технического предложения, а если найдёшь новизну, – подай заявку. Я же поговорю на эту тему с одним своим знакомым из Морфлота. Если это их заинтересует, начнём копать. Срок – одна неделя. Ты ведь говорил, что хочешь стать миллионером…

Мне показалось, что он слегка смутился, но быстро справился и сказал:

– Совсем не так. Я говорил, что хочу стать миллионером, но честным путём. А вы откуда знаете?

– Расскажи, голубчик, мне это интересно. Я слышал об этом, но в различной, искажённой интертрепации…

– Дело было так, – начал свой рассказ Миша.

Здесь я его прерву, чтобы пояснить, о чём речь. Ещё до расцвета рыночных отношений, в нашем институте проводились работы, связанные с охватом территории страны телевизионным вещанием. Складывалась такая ситуация: в крупных городах телевидение есть, а на всей остальной территории его нет и, наверное, не скоро будет. Эту проблему можно решить разнообразными методами, от постройки большого числа телецентров и спутниковых ретрансляторов до применения одного ретранслятора, но на Луне. Методов много, а хорошего, экономичного, нет. А последний, с Луной, вообще чисто теоретический. Вот тогда и была создана передвижная телевизионная лаборатория для измерения параметров спутникового сигнала, на которой и работал Миша.

«Происходило это в Сибири, – продолжал свой рассказ Миша, – несколько севернее Магадана. Остановили мы свой вездеход недалеко от одного жилого посёлка. В открытой степи мы обычно не останавливались, так как там неуютно и всё такое. Развернули антенну, включили аппаратуру и сидим, как обычно, работаем. Следует сказать, что дело было летом, а летом в тех краях тепло и приятно. Даже двери в машине раскрыли все, какие были. Может быть, поэтому, а может быть, по другой причине, но к нам в машину заглянул как-то один местный мужичок. Он окинул взглядом всю аппаратуру, а потом заговорил почему-то по-украински: «Хлопцы, що це у вас тут диется?» При этом смотрел он на нас, как на пришельцев из космоса.

– Да, ничего, – отвечаем, – телевизионный сигнал измеряем. А что, дядя, цветного телевидения не видел?

Оказалось, что он не только цветного, обычного чёрно-белого телевизора никогда не видел. Вот такой абориген. Постоял он несколько минут, поинтересовался всякими всякостями и ушёл, пожимая плечами.

– Через полчаса я вдруг слышу скрип тормозов. У нашей машины остановилась чёрная Волга, и из неё вышел солидный мужчина и не один, а с сопровождением. По тому, с какой уверенностью он шёл к нашей машине, было ясно, что он телевидение видел, и не только у нас в стране, и объяснять ему основы из книги Самойлова и Хромого не придётся. Он сначала произнёс стандартное: «Здравствуйте, товарищи», – и, как и положено, пожал нам ручки. Затем представился, назвав имя, отчество и фамилию. Потом, сделав небольшую паузу, заявил, что работает директором всего золотодобывающего прииска, т. е. начальник и хозяин всей ближайшей округи, за что мы должны его любить и жаловать. Он, конечно, говорил другие слова, но смысл был именно такой. Как и всякий большой начальник, он мало слушал, а всё больше говорил.

– Из его слов мы поняли, что его прииск добывает кучу золота и поэтому необычайно богат. И рабочие его зарабатывают столько, что профессор МГУ о таких заработках может только мечтать. У них всё есть – и магазины, и школа, только не хватает культуры. Из-за этого и с кадрами плохо. Не держатся они долго. Уезжают туда, где культуры побольше. Он долго говорил о значении культуры, и как он пытался решить это с помощью вышестоящего начальства. Но мы никак не могли врубиться, в чём её суть и какое это имеет к отношение к нам. Оказалось, что культура в его понимании – это телевидение, которого у них не будет ещё много, много лет. А каждый может купить себе телевизор, даже два, но пользы от него никакой. Вот он и сообразил, что мы можем решить его проблемы, так сказать, нестандартным путём. Тут и я виноват. На его вопрос: «Можно к вашей аппаратуре подключить антенну для всего посёлка?» Я сказал: «Элементарно, Ватсон. Мы знаем всё, мы можем всё!»

Вот тут-то всё и началось. Он попросил своих сопровождающих выйти из машины, затем, слегка понизив голос, произнёс:

– Значит, так, ребята. Я человек, который на ветер слов не бросает. Мне нужна аппаратура вашей машины. И ваша помощь в установке. Прямо сейчас посчитайте, сколько это будет стоить, а всё остальное я беру на себя!

– Вы, наверное, неправильно нас поняли, – говорю я. – Мы можем это сделать в принципе. А на самом деле не можем, так как аппаратура не наша, институтская. И она не про дается.

– Нет, ребята, я всё правильно понял. Продаётся всё, что имеет цену, и даже то, что цены не имеет. Только платить за это нужно дороже. Вот такая политэкономия. Я даю вам миллион и документы от автоинспекции, что ваша машина упала в пропасть и разбилась вдребезги. Ну что, лады?

Видя, что мы оцепенели от неожиданности, этот змей-искуситель говорит:

– Хорошо, пусть будет по-вашему, – два лимона. По одному на каждого. Ну, как?

Он, видно, был уверен, что мы набиваем цену, и ещё долго прибавлял и прибавлял, но уже не столь значительные суммы. А так, по мелочи, билеты на самолёт, путёвки в Сочи… Потом начал кипятиться, употреблять разные матерные слова, угрожать… Вот тогда и появилась крылатая фраза: «Я хочу стать миллионером, но честным путём!» И мне не очень хочется попасть к нему на работу, так сказать, по этапу», – закончил свой рассказ мой бывший сотрудник.

– Да-а, ну и дела, – сказал я после того, как немного пришёл в себя. – Совпадение ну прямо в яблочко. А я хотел предложить тебе работу, естественно, законную, а теперь немного даже боюсь, что ты откажешься. – Но потом увидел его улыбку, которая меня всегда разоружала, сказал:

– Нет, я пошутил. Слушай меня внимательно. Недавно я встретил своего аспирантского приятеля, и он спросил, не знаю ли я, кому нужны радиолокационные приёмопередатчики. Их списали со старых самолётов и отдадут по дешёвке. Не знаешь, где их можно применить? Ты ведь всё знаешь.

– Нужно подумать, – ответил он.

Встретившись с его поскучневшим взглядом, я пожалел, что так поставил вопрос.

– Ну что тут думать, – говорю. – Из этих железок нетрудно сделать телевизионные ретрансляторы небольшой мощности. Из тарелочки, на которой катаются дети, приёмную антенну, а затем устанавливать на золотых приисках и получать свои законные. Но перед тем, как браться за это, нужно хорошо прикинуть, какой будет сеть телевещания в ближайшие десять-пятнадцать лет. Чтобы не столкнуться лбами с коллегами.

Вижу, у моего Миши появился блеск в глазах, а это верный признак того, что он уже включился в процесс.

– Я знаю, – говорит он, – как доработать приёмопередатчик, и сеть не трудно достать. А первые заказы и искать не нужно. Их адреса я помню наизусть. Трудности в другом.

Нужна хорошая машина и измерительная техника, и не когда-то, а сейчас. Потом, помощники… А им платить нужно…

– Хорошо, – говорю, – начинаем работать. Ты занимаешься ретранслятором, а я тебя обеспечу машиной, приборами и людьми. Впрочем, если найдёшь подходящие кандидатуры, рассмотрим. Срок – полтора месяца.

– А как вы машину достанете? – спрашивает.

– На первых порах возьму на прокат. В крайнем случае, продам свой жигуленок. Вот у тебя уже есть две проблемы и пища для ума. Вопросы будут? Я вижу, что ты хочешь что-то спросить.

– Да, хочу. Две проблемы мне мало. Бог троицу любит, и пищи для ума маловато, а вы обещали.

Вот так приходится работать с интеллектуалами. Сначала дай заработать, потом – чтоб было интересно, и, наконец, дай теорему Ферма, чтобы была очень сложной, но решаемой.

– Хорошо, Миша. Я не хотел тебя перегружать, но коль скоро ты сам напросился, скажу тебе, для чего берусь за работу, далёкую от большой науки: чтобы заработать средства на другие работы. И такой работой может стать лунный ретранслятор, который сделает ненужным все наши тарелочки. Закон отрицания отрицания. Вот так-то, друг. Ещё одна идея – это освещать поверхность Земли в ночное время. Не очень ярко, но достаточно, чтобы выбросить все провода, столбы, светильники и Чубайса к чёртовой матери. Впрочем, ещё рано об этом говорить…

Что тут было! Мой бизнес-партнер вдруг изменился в лице. Он схватил авторучку и начал что-то быстро писать. На меня, как мне показалось, он совсем не обращал внимания. Он весь ушёл в себя, и только время от времени слышалось невнятное бормотание типа: хорошо, отлично, а если сделать такое преобразование?.. Конечно, я догадывался, что происходит, но решил не вмешиваться в творческий процесс. Наконец, когда две страницы были исписаны мелким почерком, он остановился, откинулся на спинку стула и тоном отъявленного пофигиста произнёс:

– Всё получается очень просто. Никаких тарелочек не нужно. И кабелей не нужно. И вообще телевидение можно доставить всем бесплатно. Вот смотрите…

– А ты подумал, кому такое телевидение нужно? Оно как бесплатный сыр в мышеловке. Конечно, рекламу можно передавать и бесплатно. Но от неё можно лишь с ума сойти. В Штатах уже давно от такого телевидения отказались.

– Но у нас в стране оно ведь бесплатное.

– Да, верно, поэтому и качество этого телевидения соответствующее. Как и заработная плата, и многое другое…

– Но на нашу жизнь, наверное, хватит? – чисто риторически спросил он.

– Да, пожалуй. Может быть, из этих соображений вернёмся к нашим баранам, вернее, тарелочкам…

Мы ещё кое-что обсудили, но перед самым уходом он вдруг остановился и сказал:

– Да, я чуть не забыл. Какое к этому имеет отношение рыба?

– Рыба? Да, это как игра в КВН. Имеется сеть телевизионного вещания, а сетью, естественно, можно ловить рыбку, золотые прииски, и других заказчиков. Вот такая политэкономика.

 

Приоритет-то наш, отечественный

Нет! Даже не пытайтесь меня переубедить. В России масса светлых голов. А за счёт чего произошёл в Америке резкий подъём экономики? Только за счёт наших программистов. Вот, например, мой сын… Но лучше расскажу о другой отрасли техники, которая мне ближе.

Здесь, однако, следует сделать некоторые пояснения.

Всем известный телевизионный сигнал формируется телевизионной камерой. Специальным, довольно сложным устройством, в которое входят телевизионная передающая трубка, усилители телевизионных сигналов, различные блоки регулировки, коррекции и прочие блоки. Особую головную боль работникам телецентров в своё время доставляли телевизионные камеры из-за сложности их настройки. Объяснялось это тем, что в процессе настройки радиодетали из-за нагрева всё время изменяли свои параметры, и в результате телевизионный сигнал значительно искажался, что вело, естественно, к ухудшению качества телевизионного изображения. Кто бывал в телевизионных студиях во время съёмок, знает, как жарко становится там из-за нагревания осветительными лампами большой мощности и как холодно в самом начале съёмок.

Получалось так, что у каждой камеры стоял специалист, который всё время настраивал эту камеру, а она, капризная, как принцесса, знающая себе цену, всё время старалась быть строптивой и неподдающейся. И так продолжалось со дня на день. На каждом телецентре страны. Чтобы автоматизировать такой процесс, требовались различные устройства коррекции. Вот одна из проблем, которую решал небольшой коллектив профессора Брауде. Я, кажется, доходчиво объяснил суть проблемы, которой занимался коллектив к моменту моего появления в лаборатории. Я же, в свою очередь, не хотел заниматься этим, так как уже тогда понимал, что это все временные неприятности и тратить на них своё время считал нецелесообразным. Уже тогда я чувствовал, что с началом эры цифровых устройств все эти проблемы или их большинство исчезнут сами по себе.

Забегая вперёд на несколько лет, скажу, что эту проблему решили англичане весьма оригинальным способом. Это я бы назвал великим примером гениального решения, при котором, не надо ничего делать! Недаром говорят, что всё гениальное просто. Они просто перестали выключать телевизионную камеру. И всё. Она работала днём и ночью. Поэтому её не нужно было специально «прогревать» перед началом телевизионной передачи и подстраивать в процессе её работы. Я даже не знаю, как удалось автору этой идеи запатентовать этот метод. Но, как факт, на советских телецентрах начали появляться именно эти телекамеры. Естественно, качество телевизионных изображений значительно улучшилось.

Вот теперь-то и стоит рассказать об одном забавном эпизоде, который не имеет к телевидению никакого отношения. Мой двоюродный брат – Шурик Володарский, я так называю его просто потому, что мы, можно сказать, выросли вместе, в то время работал по контракту инженером-механиком в небольшом посёлке в Якутии. Что не сделаешь, когда у тебя семья, дети. Одним словом, «прекрасная пора», когда два человека с высшим образованием не могут обеспечить нормальную жизнь и сносное образование двум подрастающим сыновьям. Вот они и решили поехать на несколько лет, чтобы как-то улучшить своё материальное положение.

О Шурике следует сказать, что у него было тяжёлое детство. Он рано лишился отца, который, будучи лётчиком, погиб в один из первых дней войны. Было даже предположение, что он мог быть сбит нашим самолётом, в момент возвращения с задания, то есть, с Запада. А наши технические средства того времени не имели надёжную систему распознавания «свой-чужой». Перед самой войной отец Шурика заехал домой и удивил детей всего двора тем, что привёз из Финляндии полный чемодан конфет. Такого конфетного царства мне не приходилось видеть больше никогда. Мать Шурика не могла уделять ему должного внимания, так как, работая на авиационном заводе, потеряла слух, и сама часто требовала некоторой помощи. Но ребёнок рос, учился, отслужил армию и поступил в институт. Вскорости он женился на хорошей девушке, выпускнице того же института.

Такова краткая предыстория их отъезда на Север. Как бы то ни было, но им там понравилось. Перспектива роста по службе, тайга, охота и прочее. Короче, после первого контракта они решили остаться ещё на три года. После одной из поездок в отпуск на юг, а такую роскошь он мог позволить себе один раз в три года, он остановился у меня в Москве, и я был очень рад нашей встрече. Он был неплохим рассказчиком, а жизнь в необычных условиях всегда интересна. Вот поэтому мы и засиживались с ним допоздна, отдавая дань не только Бахусу. Во время одной из бесед, когда он весьма красочно описывал условия работы при морозе свыше пятидесяти по Цельсию, я случайно спросил у него:

– А как же техника, автомобили, экскаваторы и прочее? Ведь это какие гаражи нужно строить для них.

– Нет, – ответил он, – никакие гаражи для них не строят.

– Как это? Они что, стоят на улице, в снегу? И как же их заводят?

Мне, старому автомобилисту, хорошо известно, как тяжело завести двигатель зимой, когда небольшой мороз. А если мороз под пятьдесят? И двигатель к тому же отечественного производства, выпущен в конце отчётного квартала…

– А их не заводят. Их просто не выключают.

– Значит, так, – сказал я, мне это уже что-то напоминало, – включают когда-то осенью, и они тарахтят всю зиму без перерыва?

– Именно так, – сказал он, – а ты разве этого не знал?

Вот тут-то меня и осенило. Я начал возбуждённо двигаться по комнате, хлопать Шурика по плечу, чем в немалой степени удивил своего родственника.

– Приоритет, – говорю я, – приоритет-то наш, отечественный!

Пришлось ему кратко объяснить, почему я так воспринял его рассказ в связи с английской телекамерой. После этого мы долго смеялись.

Эту историю я пару раз рассказывал своим студентам тогда, когда это было к месту. Аудитория, как я и ожидал, не затряслась от хохота. Но разрядка, которая часто нужна после длительного, серьёзного материала, была достигнута.

 

Сантехник-сан

– Почему ты всё пишешь о профессорах, инженерах, учёных? Понятно, о них интересно… Они – люди яркие, талантливые. Но разве тебе не встречался какой-нибудь талантливый, простой человек, например, рабочий?

– Конечно, встречался. Разве ты не помнишь, к нам приходил сантехник Саня? Я ему с удовольствием уделю некоторое время. Прямо сейчас. Вот смотри. Нажимаю кнопку Enter, раздвигаю предыдущий текст и ввожу на твоих глазах в историю литературы нашего общего знакомого. Итак, Сантехник-сан.

Он не производил особого впечатления. Молодой парень. И одет он был, как все рабочие таких специальностей. Но, когда он зашёл ко мне в дом, его поведение чем-то не уловимо отличалось от манеры других. Он снял с плеча сумку с инструментом. Затем вальяжно прошёл на середину комнаты. Остановился. Не спеша осмотрелся. Мне даже показалось, что моя стандартная двухкомнатная хрущевка не произвела на него особого впечатления.

– Так в чём проблема, хозяин? – произнёс мой гость.

– Да вот, – говорю, – незадача. Унитаз засорился. Все мои попытки пробить этот засор не помогают. Видно, инструмент не тот. Хорошо бы какой-нибудь кишкой, покрепче…

Виновата во всём была, конечно, наша новая любимица, кошка Пусика. Я её учил пользоваться туалетом по-человечьи, а ей всё хотелось делать по-своему. Но о ней я расскажу, когда-нибудь в другой раз, поскольку сейчас у меня гость, а гость требует внимания.

Он зашёл в нашу совмещёнку. Посмотрел. Подумал. Спросил:

– И давно это у вас?

– Да вот, уже часа три.

– И как обходитесь?

– По-разному… Ванна всё-таки работает, – попытался я объяснить.

– Не порядок, не порядок, – произнёс гость и остановился в глубокой задумчивости.

– Ну, так что, – не выдержал я паузу, – за мной дело не станет, – намекаю я.

Он почесал почему-то затылок, о чём-то подумал и наконец произнёс:

– Не получится сегодня. А завтра вообще выходной. Придётся аварийку вызывать. Может, на неделе приедет…

– А как же мы? – вмешалась, моя жена. – Это ведь не дача, где можно…

Мой гость опять почему-то почесал свою репу и произнёс:

– Нужно было раньше вызывать, мы ведь только до семи.

– Но ведь сейчас только шесть, – не унималась моя правдолюбка.

– Ну что вы, хозяйка, – спокойно отреагировал наш гость, – тут ведь работы часа на два с гаком!

– Сколько? – решил я взять инициативу в свои руки.

– Что вы, хозяин? Все магазины уже будут закрыты.

К таким ребятам я часто обращаюсь на «ты» и ничего.

Мне даже кажется, что это им нравится, несмотря на то, что это очень коробит слух моей рафенирке. Как-то сближает и стирает грань.

– Не волнуйся, голубчик. Дело поправимое. Тебя как зовут?

– Саня.

– Так вот, Санёк, – говорю, – у меня тут кое-что есть. Я думаю, ты не побрезгуешь московской пшеничной особого разлива. – При этом достаю из бара красивую бутылку водки. У моего гостя отвисла челюсть. Не потому, что он никогда не видел водку. Нет! Он повидал их, наверное, немало! Просто, как мне кажется, он не мог себе представить, что вот так, даже не нужно куда-то бежать, где-то доставать, лежит она милая, и никто не пытается её мгновенно уничтожить!

Первый порыв у него был – схватить и, не мешкая, использовать по назначению, но я опередил его:

– Не торопись, Санёк, она, никуда не убежит. Работа у тебя ответственная, а после работы, сам понимаешь, она будет ещё вкусней.

Он пытался мне доказать, что для выполнения ответственной работы очень даже полезно немножко принять, хотя бы треть, хотя бы четверть. Он согласен был ещё уменьшить цифру, но запутался в дробях и согласился на стакан. Красиво цитировал Михаила Жванецкого, Веничку Ерофеева и ещё кого-то. Но я был непреклонный. Наконец-то консенсус был достигнут. Мы согласились на компромисс, и я поставил бутылку в прихожей, так, чтобы он её видел всё время на протяжении всей работы, и никак иначе.

Я в своей жизни часто наблюдал за работой того или иного мастерового и с большим уважением отношусь к человеку, который работает красиво и добросовестно. Но такое я видел впервые. Он работал не только красиво, я бы сказал – артистично. Он с любовью вытирал свой инструмент. Тщательно раскручивал неимоверно запутанный, бронированный шланг. Долго примеривался, с какой бы это стороны начать втыкать его в унитаз. Подробно объяснял нам, какие ужасы нас ожидают, если он сделает что-то не так и канализация с верхних этажей польётся в нашу квартиру. При этом ему было очень весело, и он не забывал всё время смотреть на часы, которые почему-то стали идти очень медленно. Его шуточки были довольно уместны, и моя подруга даже начала ему подыгрывать.

– Вы, какой институт кончали, Александр? – спросила она без тени иронии.

В то время меня очень умиляла её непосредственность. Я бы не удивился даже, если бы она вдруг спросила, как называлась тема его диссертации. И только значительно позже, когда мы переехали жить на временно-постоянное жительство в Америку, она начала лучше понимать, что далеко не всякая хоматенка доктор или кандидат наук, и не всякий шофёр – бывший главный инженер.

– А этот самый, как его, самолётостроительный.

– Авиационный, – невольно поправил я.

– Да, он самый. Бауманский называется.

Справка 1: МВТУ им. Баумана, один из лучших высших учебных заведений страны. Как мне кажется, сантехников не готовит.

Справка 2: Николай Бауман, он же Грач, он же заурядный ветеринар, он же герой первой русской революции, опьянённый революционным порывом, схватил флаг с лозунгом «Долой самодержавие», но не жонглировал им, а вскочил в пролётку и, стоя в ней, как римский триумфатор, промчался по Покровке, крича: «Долой царя!» Этот инцидент с флагом был первым и последним подвигом незадачливого ветеринара. Игра с флагом, как и следовало ожидать, закончилась плачевно для Баумана. Он стал не человеком, а «жертвой, принесённой на алтарь революции». Похороны Баумана превратились в гигантскую вооружённую демонстрацию, а могила стала местом митингов. Сам Бауман не имел никакого отношения к науке и сантехнике.

… Тут уже и я включился в игру.

– Нет, – говорю я, – ты, Санёк, не Бауманский кончал, а ВГИК или ГИТИС. У тебя большой талант, и ты со временем станешь большим артистом.

– Правильно, – говорит Санёк, – это было, как сейчас помню, перед «самыми началами» учёбы. Какие-то халтурщики, взялись делать сантехнику и не справились, бросили. Вот мы с Толиком взялись и закончили оба сразу – и ВГИК, и этот… как вы его назвали?

– ГИТИС, – подсказал я, и мы втроём дружно рассмеялись. Назавтра мне повезло, я встретил друга, человека с отличным чувством юмора. Я рассказал ему эту историю. Он долго смеялся, а потом сказал:

– Не может этого быть. Наверное, сам придумал. Сантехник Саня, Сантехник Санёк. Назови его, Сантехник-сан.

Так и осталось среди друзей выражение – Сантехник-сан.

 

Война с пришельцами

– Мужик, купи электробритву! Недорого отдам. – Невзрачный, плохо выбритый мужчина держал в руках большую сумку и всем своим видом показывал, что он занимается этим бизнесом случайно.

– Спасибо, у меня есть своя, – ответил на всякий случай, думая, что разговор на этом закончится. Но он не ушёл в сторону, а продолжал идти рядом и как-то обыденно, как со старым знакомым, обращался ко мне.

– Ну и что, вторая не залежится. Её можно брать с собой в дорогу, на дачу… Всего пять рублей. Дешевле, чем раки. Раки тоже по пять, но вчера, – процитировал он классика. – Притом раков десяток купишь, кружку пива, а радости на полчаса.

Видно, он чувствовал во мне потенциального покупателя, потому и не оставлял надежд довести эту сделку до конца. Особенно тогда, когда я остановился, скорее, из любопытства. Ведь не часто встретишь человека, цитирующего к месту и своевременно. А когда сумка раскрылась и из неё выглянула груда одинаковых электробритв, насыпанных навалом, любопытство сменилось удивлением.

– Откуда же у вас столько? – почему-то вырвалось, – и все без футляров.

– Не сомневайся, мужик, они не краденые… Просто у нас так зарплату дают. Сначала не платят несколько месяцев, потом заплатили, не за работу, за ваучеры и акции, а теперь, видишь, сразу все со склада неликвидов… Не возьмёшь, – ничего не получишь. Такой вот бартер… – продолжал он, как бы оправдываясь. – Говорят, что взаимные неплатежи, – все нам должны, и мы всем, а денег нет… А откуда им взяться, если нет обороту…

Взял я в руки один экземпляр и начал рассматривать. Бритва как бритва. Харьковского завода. Точно такая уже служила мне несколько лет. Притом неплохо. Она, конечно, не Norelco, но работает нормально. К тому же мотор можно приспособить для многих других потребностей. А какие из неё можно сделать игры?

– Чего ты так долго думаешь? – перебил мои мысли продавец. – Бери две за девять, подаришь кому-нибудь, – и, как будто мы уже договорились, начал накручивать на корпусы шнуры питания и рассовывать их мне в карманы.

Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешёвые вещи, – говорили когда-то. Но то было в нормальном обществе. А у нас? Вот купил японскую магнитолу. Поставил в машину, и что получилось? Ни магнитолы, ни бокового стекла, одни стеклянные крошки на весь салон. И это в самом центре, днём, на Ленинском проспекте. Потом всю неделю мотался по Москве… Чем хороши вещи недорогие? Тем, что ими не очень дорожишь. Не боишься, что их могут украсть, что они в какой-то момент выйдут из строя и к ним будет трудно найти запчасти. Один мой знакомый, американец одесского разлива, оставлял свою вполне приличную машину незапертой и даже приоткрывал дверь. В надежде, что кто-то её угонит. Что он хотел на этом выиграть? Стоимость буксировки или схимичить со страховкой, трудно сказать. Но не тут-то было. Ему она не была нужна, а другим тоже…

Мои заботы в то время были более мелкие, и оставил я не автомобиль, а эту некондиционную бритву. На даче. Чтобы не таскать с собой каждый раз. Конечно, я знал, что каждую зиму у нас возникают некоторые отношения с пришельцами… Не из космоса, а из-за забора. Настоящие пришельцы из космоса, наверное, не интересовались бы моей электробритвой. Какой в ней может быть секрет? А вот эти, наши, отечественные, интересуются всем: что, где, как и сколько. И очень тщательно. Я даже специально всё, что мне не очень дорого, вообще не прятал. Тем более бритву за четыре пятьдесят. Положил на шкаф и, ничем не прикрывая, оставил. В этом деле я не самый радикальный. Вот мой сосед, Андрей Яковлевич, когда ему надоело вставлять стёкла, пошёл ещё дальше. Перестал запирать дверь и оставлял записку:

– Ребята, берите всё, что хочется! Выпивка в шкафу, закуска в холодильнике. Только огонь не разводите.

Он даже не думал о какой-либо выгоде, типа буксировки или страховки. Тут бы своё как-то уберечь. Но на этот раз не помогло… Вбегает он ко мне. Весь какой-то хмурый, руки дрожат, язык заплетается…

– Что случилось, товарищ полковник? – спрашиваю я. – Неужели самое страшное, ордена, медали? – Такое обращение не носило никакой иронической подоплёки потому, что Андрей Яковлевич на самом деле был полковником и даже служил когда-то в Генштабе, до своей отставки. Если бы его в начале перестройки не уволили в запас, он бы определённо стал генералом. Но вот не получилось… Бывает… Во время войны он был подрывником. Его солдатики минировали различные объекты перед сдачей их врагу, а затем взрывали. По радио… Уйдя на пенсию, он, конечно, растерялся.

– Ну, скажи, как теперь жить? – говорил он. – Раньше так были хоть идеалы, светлое будущее… А теперь? Мерзопакостное прошлое?

– И что же мне прикажете делать? – спрашивал он у всех, с кем ему доводилось разговаривать, – я ведь ничего не умею. Разве что разрушать… А кому это сейчас нужно? Арабам? Так я их, почему-то, недолюбливаю…

Но свежий воздух, зелень, дачные хлопоты и главное – приличная пенсия постепенно угомонили его мятущийся дух, и он даже не заметил, как всю мощь своей невостребованной энергии направил в хобби… А тут как раз эти пришельцы… Забрались-таки в тщательно замаскированный подвал, закрытый всяческим мусором и заставленный мебелью. А в подвале этом были главные предметы гордости Андрея Яковлевича – отличные инструменты, сделанные по его специальному заказу из нержавейки, а также несколько больших бутылей самодельного вина… Вина эти были самые разнообразные. Сухие и не очень, креплённые и наливки. Казалось, что нет таких фруктов и ягод из которых мой сосед не умел изготовить качественный напиток. Из сливы, – сливовицу, из вишни, – вишнёвку. Даже из захудалой рябины он умудрялся сотворить отличное вино. А смеси, которые всякие выпендрежники называют коктейлями… Впрочем, хватит пускать слюни… Поверьте на слово. Ведь о качестве этих вин я могу судить не понаслышке, несмотря на то, что в них особенно и не разбираюсь. Больше того, где-то в разгар дегустации, на которую я был приглашён в самом конце дачного сезона, я вообще перестал ощущать разницу во вкусе, а обращал внимание лишь на количество наливаемой жидкости… Да, напитки у полковника были знатные… Скажи мне, что ты пьёшь, и я скажу тебе, кто ты, – пронеслось у меня, когда он совсем не строевым шагом вышел меня проводить.

Не хотелось мне огорчать своего соседа, очень не хотелось. Может быть, я отделался бы какими-нибудь разговорами. Но что делать, если взгляд его упал на небольшую лужицу крови, предательски вытекающей из-под двери? Что думал в тот момент заслуженный человек, герой войны. Какие мысли одолевали его в тот момент, трудно сказать. Ведь он видел, что я приехал не один, а с женой, которой он всячески симпатизировал. К тому же, у нас далеко не хоромы, в которых можно спрятаться. Веранда и комнаты, просматриваемые со всех сторон… А тут эта кровь… Густая, тёмно-красная… Мне показалось, что человек, повидавший на своём веку немало, как-то остолбенел и лишился дара речи. Ведь одно дело, когда ты взрываешь врагов на значительном расстоянии, а другое, когда рядом, среди своих… Вижу, что никакие разговоры его уже не интересуют, смотрит на пол неотрывно и что-то соображает… А взгляд показался таким подозрительным, и глаза – жёсткие, непримиримые… Ещё немного, и он бросится на меня или к себе за охотничьим ружьём. Но ведь ружьё его не здесь, а давно уже в Москве… Впрочем, в таком состоянии человек может воспользоваться и другим орудием. Например, топором… Обстановочка, скажем прямо, не блестящая…

Открыл я дверь, идущую из холла, и взору полковника в отставке представилась картина не для слабонервных: окна, заколоченные какими-то матрацами, по краям комнаты стулья и кресла, принесённые со всех ближайших строений, а в центре – большой 20-литровый бутыль, наполовину заполненный отработанными вишнями. Этот бутыль даже не стоял, а как-то неуклюже лежал на своём, не очень удобном боку и часть вишен, расположенных у самого его горла, всё ещё не могла решиться, оставаться внутри или вырваться на волю вслед за последними каплями разлитой по полу вишнёвки…

Вздохнул Андрей Яковлевич и опустился на ближайший стул. Было видно, что его уже не интересовали детали учинённого разгрома: остатки погасшего костра, посуда с объедками, окурки сигарет, огарок свечи, разодранная электробритва… Собственно говоря, это была уже не бритва, а только её часть, шнур питания. И подключён он был к двум ржавым лезвиям. Таким вот образом изобретательные пришельцы создали из двух бритв качественно новый предмет – кипятильник. Я даже не сразу сообразил это. Ведь до чего же только не додумается человек в стремлении использовать предметы не по прямому назначению. Меня это направление мысли всегда волновало, и, может быть, я пришёл бы к какому– нибудь выводу, если бы не перебил голос полковника в отставке…

– Ну, и как ты смотришь на всё это? – спросил он.

– Наверное, так же, как и вы. Заминировать бы вашу дачу и рвануть по вашей же методике в самый разгар веселья…

– Мысль хорошая, но дачу жалко. И срок могут дать… – последние его слова говорили, что он уже пришёл в себя и настроен беседовать конструктивно, без эмоций. – Скажи, а не можешь ли ты придумать какую-нибудь систему сигнализации. Попроще. Проведём в сторожку и пусть этот хмырь работает… Не спит. А?

Хмырь, это наш сторож. В миру его называли просто Ваныч. Зарплату Ваныч получал исправно, но вот остановить пришельцев почему-то не мог или не хотел. Поговаривали о нём разное, о связях с пришельцами, девочками, у которых он пользовался особым успехом, но я в это не верил. Во-первых, не будет же человек, там, где живёт… А, во-вторых, тоже…

– Вы бы, Николай Иванович, хотя бы один раз остановили нарушителя, – сказал ему как-то на собрании председатель садового товарищества. – Смотрите, терпение наше может лопнуть, и мы переведём вас на сдельную оплату… Не возиться же вам только с собаками…

Эти слова Ваныч воспринял слишком прямолинейно… Поэтому и решил не откладывать надолго, то есть до полного вытрезвления…

– А я чо? Они, знамо, тоже сами себе. Уж коль попадётся, будьте любезны… – бормотал он в своё оправдание.

И попался. И не какой-нибудь захудалый. Сам Андрей Яковлевич, мой сосед! Человек крупный во всех отношениях. Он и не предполагал, что в этот погожий летний день у него могут возникнуть приключения. Он, как обычно, встал рано, сделал небольшую зарядку, обошёл свои двенадцать соток, что-то подправил, подвязал, привёл себя в порядок и пошёл завтракать. Завтракал Андрей Яковлевич, как всегда, не спеша. С чувством собственного достоинства. А как иначе, если обслуживать его был рад целый взвод женщин: две взрослые дочери, успевшие уже сходить по первому разу замуж, жена, тёща, родная мать и ещё кто-то, кто с удовольствием приезжал погостить на лето… Нельзя сказать, что еда в этой семье была главным приоритетом, но уделялось ей значительное внимание, потому как на столе всегда были разнообразные соленья, грибочки и варенья домашнего приготовления. Не удивительно, что после такого завтрака настроение у моего соседа было приподнятое и, я бы сказал, боевое. После еды он посмотрел на часы и, убедившись, что к электричке он успеет с запасом, пожелал всем домашним доброго дня и не спеша отправился к платформе. Но до станции он не дошёл. У самых ворот, заметьте, не из вражеского блиндажа, а из нашей сторожки вдруг выскочил Ваныч, лохматый, босой и с криком:

– А, попалась, шкура! – набросился на полковника.

Конечно, нужно было, приняв соответствующую позу, скомандовать:

– Встать!.. Смирно!.. Грудь четвёртого человека! – Но полковник почему-то забыл обо всём этом и повёл себя, как простой гражданский человек. Да, я не оговорился. В то время Андрей Яковлевич ещё и не думал уходить в отставку, поэтому приставку экс он воспринимал как какую-то абстракцию, далёкую и нереальную, не имеющую к нему никакого отношения, как, например, экс-президент. А мужчины, которые плохо знакомы с этой приставкой, независимо от места службы, будь то наука или Генштаб вооружённых сил, знают, что здоровье – это главная жизненная ценность и её за деньги не купишь… Короче, вырвался товарищ полковник от своего непрошенного партнёра с помощью двух-трёх приёмов карате, вбежал к себе, схватил своё охотничье ружьё, выскочил наружу, а цель как таковая уже пропала. Выстрелил он на всякий случай вверх и показал тем самым всем и всяческим Ванычам, что с бывшими фронтовиками шутки не шуткуют…

– Попроще не получится, – ответил я. – Простое устройство я уже однажды сделал. И сработало оно хорошо, надёжно. Но было оно как бы, наоборот, направлено против сигнализации…

Андрей Яковлевич всегда интересовался техникой и не упускал случая разговорить меня. Иногда он даже подбрасывал мне провокационные темы, как например о кофточках… Был такой случай…

– Разве у вас в НИИ работают? – почему-то заявил он в тот раз. – Зря только деньги платят. Вот был я однажды в одном ящике. Так там женщины сидят кружочком в белых халатах и вяжут себе кофточки. И не скрываются даже от начальства.

– Ну что вы, Андрей Яковлевич, говорите, – попытался я как-то изменить его взгляд на нашу науку. – Не кофточки это, обмотки для ферритовых колец. На каждом кольце несколько десятков витков изолированного провода. На заводах это делают на станке, а в НИИ по старинке, иголкой с проводом. Достать такой станок для НИИ дело невыполнимое, так как фонды распределяют генералы в отставке… Сначала всем, а что останется – науке, то есть, никогда. Чтобы собрать небольшой куб памяти приходится намотать несколько сот, а то и тысяч таких колец. Да что кольца? Пустяк. Тупиковое направление в технике. И появилось оно из-за плохого снабжения, желания всё делать собственными силами. Как прикажете догонять и перегонять, если микросхемы прошлого поколения? Вот и кажется человеку, который умеет только разрушать…

Обычно он в таких случаях начинал возмущаться, но не долго… Но на этот раз было похоже, что он хочет услышать новую историю…

– Был я однажды на Лубянке, перед поездкой за границу с делегацией. Простая командировка, но бумаг оформлять – умрёшь. И это от Генштаба, соображаешь? Так вот, там, как я понял, создан целый питомник по выращиванию серых руководителей из маленьких гражданских начальничков. Естественно, по принципу лояльности к органам Г.Б. А ты говоришь – Ваныч… Он кто? Шестёрка! Человек не нашего круга, – почему-то закончил он. – Я слышал, что у тебя тоже был конфликт с Ванычем, – неожиданно произнёс он.

– Да, – говорю, – был, но это уже старая история. Прошлым летом…

«Встал я, как обычно, на две-три минуты позже критического времени. На часы можно было и не глядеть, так как гудок электрички, отправляющейся от предыдущей станции, говорил, что осталось мне семь минут и тридцать восемь секунд. В то время электрички работали чётко. Они только собирались перейти на режим свободного предпринимательства… Быстро привёл себя в порядок, схватил кусок колбасы, шматик хлеба, два яблока и в путь. Как выбежал я из ворот, даже не помню. Может быть, даже не совсем изящно, – не запер калитку или что-то подобное. Вдруг слышу за спиной топот ног и крики. То да се, ёлы-палы. И чего хочет этот мужик сранья?.. Не стану же я убегать от него, когда у меня ещё целых четыре с половиной минуты. Иду себе спокойно, глубоко дышу… В то время это было очень модно, дышать по системе йогов. Но как тут подышишь, когда неожиданно наваливается на тебя этот хмырь с палкой и камнем за пазухой… Пришлось отбросить в сторону свои интеллигентские привычки вместе с портфелем, сгрести в охапку Ваныча, приподнять и бросить недалеко, в кусты. Потом схватить портфель и быстрей к платформе. Конечно, не бегом, а так себе, быстрым шагом. Но он оказался крепким орешком. Его, конечно, ружьём легче убедить. Ружьё, что ни говори, довольно весомый аргумент. Или, скажем, апперкотом… Но это запрещённый приём, тем более к представителю трудящихся. Вот и пришлось каждый раз начинать заново, через каждые метров тридцать. Подхватывать и бросать. Я даже специально проверял оставленные на земле отметины… И вот так, короткими перебежками добежали мы до станции… А на платформе стоят другие пассажиры и с удовольствием смотрят на этот новый вид многоборья, сочетающий элементы лёгкой и тяжёлой атлетик…

Как только мы оказались на платформе, подошла как ни в чём не бывало электричка и гостеприимно распахнула свои электрические двери. Вбежал я, отдышался, обрадовался, что не опоздал, и вдруг вижу, есть ещё одна причина для радости. Мой Ваныч, партнёр и соавтор нового двое борья, оказался здесь, в тамбуре. Но почему-то уже не нападает на меня, не выдаёт свой набор матерных слов, а всё больше прижимается к двери и норовит как-то выскочить на ближайшей остановке. Наверное, потому, что подрастерял он в неравной борьбе все свои преимущества, включая орудия наших первобытных предков, камни и палки.

– Ну что, дружок, – говорю ему, – считай, что власть переменилась. Теперь я сдам тебя под белы ручки прямо в милицию. А там уж, голубчик, дыхни на них слегка, чтобы не сбить невзначай с ног… Просто, и объяснять ничего не нужно…

Но он как-то не прислушался к моему мнению. Это я понял, когда вагон начал останавливаться и дверь медленно открываться. Пришлось отложить в сторону портфель и применить к нему предыдущий приём… Но ненадолго, до очередного отправления… Несколько раз я повторил то же самое… Был ещё один момент, который запечатлелся в памяти. На станции Переделкино к нам в вагон вошла группа иностранных писателей. То, что это были писатели, ни у кого не вызывало сомнения. И, конечно, был с ними писатель и поэт Евгений Евтушенко. А как иначе? Если есть иностранные писатели, то здесь обязательно должен быть наш полпред, не боящийся контачить со всякими там… Так вот, когда они вошли в вагон и увидели меня, держащего в руках Ваныча, они как-то, как мне показалось, смутились. Я же в очередной раз прислонил моего партнёра к стене, развожу руки и всем своим видом показываю, что вот, мол, незадача, гражданский долг, в одиночку… Мне даже показалось, что Евгений Александрович как-то кивнул мне, несмотря на наше не очень близкое знакомство, и сказал:

– Вот видите, господа, какие у нас читатели. Для вас это, конечно, экзотика… Чем не сюжет для хорошего рассказа?..

Но по мере приближения к столице нашей Родины моя решимость довести дело до конца начала постепенно трансформироваться и угасать, угасать и трансформироваться. А собственно, где доказательства его связи с пришельцами? Так, кажется. Ну и перекрестись. Нападал на меня? Тоже он в чём-то прав. Человек при исполнении, а каждый исполняет это по-своему. Вот ему, например, нравится хватать полковников Генштаба и старших научных сотрудников… А тут ещё одна мамзель:

– И чего это вы, человек образованный, при часах и галстуке, привязались к простому труженику? Разве не видите, что он босой и может простудиться. – И так далее…

Последние слова она говорила вообще зря. Я и без неё уже созрел и, подойдя к недавнему противнику, говорил что-то совсем нейтральное:

– Ну, ладно, Ваныч, забудем по-дружески. У вас деньги на обратный путь найдутся? Не стесняйтесь, мы ведь свои люди… Наверное, забыли дома кредитную карточку?..

Вот так и закончилась моя война с пришельцами. Остались на память только вмятины на и без того не блестящей дороге, идущей к платформе Толстопальцево Киевской железной дороги», – закончил я свой рассказ.