Как и чем питаются американцы

В недалёкие времена пустых полок у каждой нашей женщины было две проблемы: где достать продукты и как похудеть? В наше время эти проблемы, как сиамские близнецы в руках опытного хирурга, разделились и разошлись по разные стороны океана. Первая, родная, осталась дома, а вторая, как и следовало ожидать, крепко укоренилась в самой богатой и сытой стране. Ни одна газета, ни один журнал или телепередача не обходят её стороной, соревнуясь с размещённой здесь же рекламой разнообразных вкусных, полезных и недорогих блюд и рецептов их приготовления. И это бросается в глаза каждому, кто впервые приезжает в США. Со временем к этому немного привыкаешь, но между привычкой и оправданием дистанция, которую непросто измерить, поскольку такой единицы нет.

Америка славится не только толстяками, но и специфическими особенностями национального юмора. К ним относятся различные премии, лауреатами которых становятся не по своей воле. К премиям за самый тупой уход из жизни и за самое идиотское открытие, прибавилась премия «Большой Цезарь» за самый дурацкий судебный иск. Претендентов на неё хоть отбавляй, но мы остановимся на одном из них. Попытаемся как бы убить сразу двух зайцев – рассматриваемую тематику и частично судебную систему. Одним коротким отрывком.

Имя Сизара (Цезаря – именно отсюда название премии) Барбера, 56-летнего сантехника из Бронкса (Нью-Йорк), имеет шанс навсегда остаться в памяти человечества. Дело в том, что Сизар Барбер бросил вызов крупнейшим ресторанным сетям мира: Макдональдс, Бургер Кинг, Вендис и Фрайд Чикен. Все эти ресторанные сети специализируются на удовлетворении массового спроса быстрого обслуживания (фаст фуд). Помните, какие очереди собирал первый Макдональдс на Пушкинской площади в Москве? В других городах было то же самое. Но потом к ним привыкли и продолжали посещать по необходимости.

Вы думаете, что Сизар Барбер съел Биг Мак и отравился? Или жареного цыплёнка – и получил заворот кишок, из которого лучшие хирурги Америки с большим трудом вернули его к полноценной творческой работе на ниве необходимой всем сантехники? Совсем нет. Скажу заранее, не волнуйтесь. Ничего такого в одночасье не произошло. Просто еда, которую мистер Барбер с большим аппетитом употреблял в течение многих лет в ресторанах быстрого обслуживания, по его мнению, сделала его больным и толстым. При росте 180 сантимет ров он весит более 120 килограммов, при этом перенёс два инфаркта и в настоящее время страдает диабетом. Действительно, не позавидуешь. Мне даже немного жаль его. Но немного. Он что, не знал, от чего люди полнеют? А может быть, он поправился на лишних 40 килограмм мгновенно? Наверное, не один раз говорили ему, что неумеренность к добру не приведёт. К сожалению, Барбер и ему подобные начинают сознавать это, когда уже слишком поздно что-либо исправить.

У Барбера появилась масса «тучных и больных» сторонников, которые так же, как и он, регулярно посещали рестораны быстрого питания. Они примкнули к его иску, поданному в Верховный суд штата Нью-Йорк. Об этом сообщили все ведущие телевизионные каналы Америки. В иске сказано, что указанные рестораны виновны в халатности, поскольку пища, которую там готовят, полна соли, сахара, холестерина и жира, а также в сокрытии от потребителей информации о том, что такая пища может вызвать сахарный диабет, инсульт, сердечно-сосудистые заболевания, гипертонию и т. д.

Следует отметить, что у нашего героя Цезаря появились и юные последователи, которые тоже подали в суд на филиалы «Макдональдс». Среди них настоящий богатырь – 15-летний Грегори Римз, который пристрастился к фастфуду с 6 лет. Это пристрастие довело его до 170 килограммов веса и диабета. Неизвестно, как будут развиваться события в дальнейшем, но в первом чтении суд отклонил требования истцов.

Весьма интересно отношение к этому адвокатов Барбера. Они считают, что сумма, которую ответчики должны заплатить, составит несколько миллиардов долларов, естественно, если процесс будет выигран, и уже сейчас потирают руки, предвкушая большие гонорары. Куда эти деньги пойдут, сказать трудно, но, боюсь, что не на изменение укоренившихся привычек населения. В свою очередь представители ответчиков заявляют: «Чтобы выиграть процесс, истцам необходимо убедить судью и присяжных в том, что американцы тупы и не могут сами выбирать продукты питания. Если люди действительно настолько тупы, следует ли разрешать им участвовать в выборах или даже ходить на работу?»

Это слова весьма авторитетного человека – Джона Дойла, руководителя Центра потребительской свободы. По мнению Дойла, ни один суд не встанет на сторону человека, который по доброй воле питался гамбургерами и кофе с пончиками, прекрасно сознавая, что гамбургеры жирные и солёные, а пончики – жирные и сладкие. Как я и ожидал, эта борьба скромного сантехника с гигантами, не сумевшими своевременно перестроиться на более приемлемые потребности населения, закончилась вничью. Впрочем, не нам, пришельцам, судить об этом.

И, наконец, хотелось бы остановиться ещё на одном явлении из жизни американцев. Это соревнования по обжорству. Видел я такое «представление» один раз по телевидению – и то не до конца. Начала тоже не видел, так, небольшой отрывок. Представьте себе длинный стол. У стола стоят участники состязания, человек восемь. Каждый из них гигант, но не роста, а объёма. И весит, по моим понятиям, от 130 до 180 килограммов. Перед каждым – большой поднос с гамбургерами, насыпанными горкой. И вот эти «спортсмены» методично поглощают их один за другим, притом торопятся, очевидно, играет роль не только количество, но и время, отведённое на всё мероприятие. Некоторые съедают их полностью, а некоторые объедают какую-то часть, оставляя оставшуюся «на закуску». У каждого была, очевидно, своя методика, поскольку мне показалось, что один из участников пытался втолкнуть в рот сразу два гамбургера, а может быть, он только поддерживал предыдущий или каким-то образом повышал себе аппетит.

Не знаю, почему, но мне стало неприятно наблюдать это мероприятие, и я выключил телевизор. Слышал также, что такие соревнования проводятся и по хотдогам (сосискам). Говорят, в прошлом году был установлен даже рекорд. И не каким-нибудь гигантом, как следовало ожидать, а маленьким японцем, который до этого не ел два дня, а пил много воды.

К тому же, проявив творческий подход, он внёс элемент изобретательства в это непростое дело. Если раньше все участники ели хотдоги и запивали водой, то в данном случае он не запивал, а только смачивал каждый хотдог. Это дало ему возможность, не жуя, заглатывать их целиком. И проглотил этот «микро удав» 53 полновесных сосиски и получил за этот «подвиг» богатый приз.

А летом уже наши соотечественники, которые очень быстро забыли о своём голодном прошлом и ни в чём не хотят отставать от аборигенов – ни по весу, ни по отложениям целлюлита, устроили целый национальный праздник, посвящённый, кажется, Спасу. На этом празднике, как писала местная пресса, были даже старорежимные кулачные бои. Наверное, без перчаток, – так они больше напоминают мордобой. Кроме того, были проведены соревнования по поеданию сибирских пельменей, изготовленных в ресторане «Сытый, не злой». Качество и вкус этих пельменей таковы, что в процессе еды очень трудно остановиться, не говоря уже о профессионалах. Пришлось ограничить время, но всё равно, за несколько отведённых минут наш «герой» съел больше 200 пельменей. Он не упал в обморок, а подошёл к микрофону и, поблагодарив присутствующих за поддержку, выразил надежду, что в следующем году обязательно превысит это достижение.

 

Экскурсия по Нью-Йорку с генетиком (фантастика)

(сокращенный вариант)

…Профессиональная речь нашего экскурсовода, время от времени прерывается не менее интересным рассказом моего давнего друга, Гурама Левоновича, с которым я не виделся уже много лет. Я о нём уже говорил. Именно от него пошла моя работа над раковой тематикой.

Последний раз мы виделись в Москве, куда он приезжал на какую-то медицинскую конференцию. Как-то довольно смутно я помню, он рассказывал, что раковой проблемой он уже не занимается. Что нашлись более энергичные и предприимчивые люди, которые эту тематику и «прибрали к рукам». Но он, как мне показалось, не долго переживал по этому поводу. А всё потому, что увлёкся новым научным направлением, медицинской генетикой. Если быть более точным, то её ветвью, связанной с геронтологией. Помню, с каким волнением рассказывал он о возможностях продления жизни. И не просто продления жизни глубоких стариков, а продления жизни в её активной стадии, в молодые годы. Всё это промелькнуло в моей памяти тогда, когда я совсем неожиданно услышал по телефону знакомый голос.

– Илья Наумович? Это Гурам Левонович. Даже как-то не верится, что мы здесь рядом и можем встретиться.

– Гурам Левонович? Какими судьбами? Давно вы здесь? Надолго ли? – забросал я его вопросами, забыв о «железном правиле» – хочешь узнать много, спрашивай мало. Несмотря на то, что мы уже договорились о встрече, но всё никак не могли оторваться от телефона. Оказалось, что после развала Союза в Риге стало как-то не очень уютно людям некоренной национальности. В Ереване, где у него много друзей и родственников, найти работу по специальности тоже непросто, к тому же разруха в экономике давала о себе знать. О Москве он старался даже не думать. Регистрация лиц кавказской национальности, нищенские оклады научных сотрудников, активизация националистов, криминал и прочее. Но вот он получил приглашение и работу в одном из лучших израильских научно-исследовательских институтов. Так он оказался в Израиле, а в Штаты он приехал в командировку. В дружественную фирму.

Встретились мы на Брайтоне, в ресторане Винтер Гарден. На улице было довольно жарко, поэтому все стремились расположиться на открытой веранде. Я тоже предложил занять столик здесь же, у бродвока, мы могли бы посматривать время от времени на пляж и океан… Но Гурам Левонович категорично отклонил мой препозишн.

– Здесь нас будут отвлекать. Идёмте внутрь. – При этом, не дожидаясь моего согласия, он направился вглубь зала, выбрал стол, расположенный в самом углу и, сняв пиджак, сел. В тот момент я уже был уверен, что он чем-то очень озабочен. В дальнейшем мои предположения полностью подтвердились.

Мы заказали бутылку вина и лёгкую закуску, обменялись мнениями об Америке и Нью-Йорке, поговорили об общих знакомых, о раковой проблеме, но в течение всего разговора мне всё больше казалось, что Гурам Левонович не интересуется окружающим, и тогда я уже без всяких околичностей спросил, что его беспокоит. Он немного помедлил, как бы обдумывая, стоит ли мне говорить, но затем вдруг решительно сказал:

– Да, я собственно и намеревался встретить вас для того, чтобы поделиться и рассказать вам о некоторых моих трудностях…

Но вот появилась моя жена. Оказывается, автобус с экскурсантами уже давно ждёт нас. А мы тут сидим, балдеем…

«…Всё началось с авантюриста Джованни Ди Верразано. Он был первым европейцем, появившемся в этих местах в 1524 году. Итальянец по происхождению, уроженец прекрасной Флоренции, отважный моряк и искатель приключений находился в то время на службе французского короля. Был он не простым матросом, а капитаном корабля, тем не менее после одной из крепких попоек он потерял, или у него украли, комплект мореходных карт. Карты даже в то время считались большой государственной тайной, и за такой проступок полагалось суровое наказание, чуть ли не смертная казнь… Закончил свою жизнь бедный Джованни так, как и многие искатели приключений того времени. Он был съеден туземцами где-то на Карибах…»

– И в чём же ваши трудности, Гурам Левонович? – спросил я.

– …Как вы знаете, уже около десяти лет я живу в Израиле и занимаюсь геронтологией. Первое время было тяжело. Новая страна, проблема с языком, бытом… Но через пару лет переходный период практически прошёл. Я привык к стране, и она мне очень понравилась, но возникли другие слож ности. Связаны они были с моей работой. Вернее, не с работой, а с моей новой наукой. Дело в том, что, занимаясь продлением жизни человека на генетическом уровне, мне удалось обнаружить одинаковую мутацию в генетическом материале, взятом у людей старше ста лет. Мутация, локализованная в ДНК митохондрий, встречается у столетних в пять раз чаще, чем у молодых. В них и происходит трансформация энергии, получаемой с помощью окисления питательных веществ кислородом в универсальный клеточный источник энергии – молекулу АТФ. Эта специальная терминология вас не утомляет? – спросил он.

– Ничего, Гурам Левонович. Я ведь тоже, когда-то объяснял вам, что частота работы полупроводниковых схем зависит от скорости рекомбинации неосновных носителей в области базы…

– В конечном итоге, – продолжал профессор, – мне удалось расшифровать природу «гена долголетия». Я не буду вам объяснять медицинскую суть этого явления. Она значительно сложней ядерно-цитоплазматической теории рака, о которой я вам когда-то рассказывал. Так вот, оказалось, что для продления жизни необходимо изменить некоторые связи в генах, находящихся в рецессивном состоянии. Но сделать это нужно не так, как предлагают апологеты евгеники… К тому же, трудно определить, насколько этот метод окажется эффективным. Не будешь же ждать десятки лет до проявления результата. Мне ведь не так уж много осталось на этом свете.

– Ну, что вы, Гурам Левонович, вам ещё рано об этом думать, – попытался я вставить своё общеинеллигентное замечание, но он, как мне показалось, не обратил никакого внимания на мои слова.

– Вот тогда, – продолжал учёный, – у меня и появилась мысль, пойти «от обратного». Что это значит? Это значит, попытаться пойти другим, иным путём. Не так, как Ленин, а так, как принято у вас, математиков, путём замены знака плюс на минус. При этом проблема продления жизни заменяется проблемой её сокращения… Почему, Илья Наумович, у вас появилась улыбка на лице. Что-то в моих рассуждениях некорректно?

– Нет, ничего, продолжайте, пожалуйста.

– Конечно до идеала, какой мы имеем с дрозофилами и бабочками, здесь далеко, но всё же модель имела бы вполне реальные сроки реализации. К тому же выполнить этот замысел не представлялось мне сложной задачей. Нужно было только разорвать пару генетических связей, что, кстати говоря, считалось проблемой небольшой сложности. Именно тогда я интуитивно почувствовал, что нахожусь на пороге грандиозного открытия. Немного терпения, и вы всё поймёте. Короче, Целиковский (не обращайте, пожалуйста, внимание). Целиковский к этому не имеет никакого отношения, просто это моя старая поговорка, от которой я всё ещё не могу отвыкнуть. Так вот, через некоторое время я разработал необходимый препарат, который позволял реализовать задуманное. Давайте послушаем, кажется, это интересно…

«…Беттери-парк. Располагается на самой южной стрелке острова Манхэттен. Голландцы, появившиеся здесь раньше других, построили небольшой форт для защиты от внешних и внутренних врагов. Первые поселенцы селились здесь же небольшими общинами, но часто отдавали предпочтение плодородным землям Бруклина. В 1624 году к этим берегам прибыла большая экспедиция во главе с генеральным директором голландской Вест-индской компании Питером Минуитом. Так началась массовая колонизация. Именно в те годы и состоялась известная «сделка тысячелетия», когда остров Манхэттен был куплен у индейцев за 24 доллара. Если быть точным, то голландские поселенцы купили остров за 60 гульденов…»

– …А вот и паром подошёл. Можно и отвлечься от программы. Первые же опыты на мышках показали подтверждение теоретических предпосылок. Изменение генетического кода было абсолютно устойчивым и передавалось по наследству. Ни одна из жизненно-важных функций организма не была потеряна и все передавались из поколения в поколение. И наблюдать за этим было легко, так как жизненный цикл сократился приблизительно в десять раз. В тот момент я чувствовал себя богом. Шутка ли сказать, какие возможности открывались перед наукой и практикой.

– А какая здесь практика, Гурам Левонович? Что за счастье, если человек умрёт не в восемьдесят, а в восемь лет? – спросил я.

– Да, вы правы, для человеческого организма это, как вы правильно заметили, не счастье, а большое несчастье. И здесь нужно очень чётко отличать человеческий организм и человека как члена общества. И не всё то, что плохо человеческому организму, плохо человечеству. По крайней мере я так думал в то время. К примеру, использование моего метода в животноводстве позволило бы значительно снизить цены на мясные и молочные продукты, яйца. Ведь для выращивания взрослого животного требовалось в десять раз меньше времени и затрат. Борьба с бедностью и голодом разве не заслуживает внимания? А улучшение качества продуктов путём избавления их от гормонов роста? Не к этому ли стремятся селекционеры всех стран?

Кстати, уже многие производители сельскохозяйст вен ной продукции пришли к выводу, что биотехнология – единственный эффективный способ защитить посевы от вредителей. Создание генетически модифицированных сельскохозяйственных культур, таких, как хлопок, кукуруза, соя и другие, позволяют значительно сократить использование пестицидов. Есть ещё несколько соображений, но о них мы поговорим как-нибудь в другой раз.

Одним словом, – продолжал мой собеседник, – лучше сказать двумя словами – я заболел. Вы ведь знаете это состояние, когда масса идей приходит в неподходящее время и даже ночью, во время сна. Плохой сон и постоянные перегрузки переросли в тяжёлые стрессы. Мне не нужно было идти к врачу, да он бы мне и не помог. Мне просто необходимо было изменить режим. Я пытался как-то отвлечься. Пробовал путешествовать и не брал с собой бумагу, но это не помогало. От себя не убежишь. В какой-то момент времени, вдруг появлялась мысль, отложить которую нельзя по одной простой причине, её можно просто забыть, но потом будет ещё хуже. Будешь потом мучиться, вспоминая неизвестно что. В один из таких моментов я даже попал в смешное положение, оказавшись в рубке капитана круизного судна. На вопрос «Что вы здесь делаете?» я ответил, что ищу какой-нибудь клочок бумаги…Впрочем, к чему я всё это говорю, вы и без меня это знаете.

Так вот, – продолжал он, – здесь мы приближаемся к самому ответственному моменту. Я заметил, что некоторое улучшение сна мне удавалось получить после длительной прогулки, которую я совершал каждый вечер. Конечно, это не давало мне возможности полностью отключиться от творческого процесса, но всё-таки как-то успокаивало. Потом эти прогулки перешли в привычку, и я наслаждался прохладными вечерами на фоне красивой вечнозелёной растительности. Много зелени и воздуха, а также абсолютное отсутствие комаров и мошек завидно отличали эту местность от Прибалтийской. Обычно я выходил на прогулку после просмотра вечерней информационной передачи московского телевидения. В Москве и Риге – собачий холод, снег с дождём, а здесь благоухают цветы, запах морского прибоя…

В один из таких вечеров и случилось неожиданное, сулящее в недалёком будущем катастрофические последствия. Здесь следует описать ситуацию моего проживания в этой стране. Приехав в Израиль, я не намеривался оставаться здесь навсегда. Я думал поработать пару лет, подождать, когда у нас в Латвии угомонятся перестроечные бури и станет так, как было, например, перед войной. То время, до присоединения к Советам, я хорошо помнил и о лучшем времени даже не мечтал. Но годы шли, а из Латвии хорошие известия всё не приходили. Ничего хорошего не сообщали мне и родственники из Армении. Почему я это говорю? Просто потому, что это объясняет многое, моё душевное состояние, быт, отношение к работе. Снимал я тогда двухэтажный коттедж вблизи небольшого городка Кфар Саба. Недалеко располагался мой институт, в котором я работал по мере необходимости, поскольку большую часть времени я работал дома. Дома я умудрился даже соорудить небольшую лабораторию.

Может быть, и не стоит рассказывать всё это настолько подробно, но всё это имеет существенное значение. Так вот, – продолжал Гурам Левонович. – На уровне второго этажа, у меня была открытая веранда, на которой мы с женой часто отдыхали и принимали гостей. Недалеко располагалось арабское поселение… Как я к ним относился? Никак. Поскольку по роду своей деятельности мне не приходилось с ними сталкиваться. Правда, когда я искал себе жильё, кое-кто советовал мне выбрать хороший район, как говорили, подальше от чёрных, но я не придавал значения этим разговорам. Потом я был несколько раз в арабских поселениях, на их рынках. И воспринимал их как восточную экзотику. Сначала на меня как-то давила убогость и отсутствие удобств, но потом как-то и к этому привыкаешь. Что ещё делать человеку, привыкшему болтаться в магазинах по выходным? Здесь ведь по субботам многие магазины закрыты, а русские лавки ненамного отличаются от арабских.

Потом я неоднократно наблюдал, как между собой играют дети разных цветов и оттенков. Такое в Латвии не увидишь. И так продолжалось несколько лет, и я даже думал, что все эти этнические конфликты ушли в прошлое и только российское телевидение всё ещё продолжает показывать старые записи с бросанием камней… Ведь израильтяне материально поддерживают эти территории, дают им работу и прибыль от малого бизнеса… Но вот, постепенно что-то незаметно стало меняться. Начали появляться сообщения о каких-то локальных конфликтах и даже стычках на сопредельных территориях. Дальше – больше. Кое-кто даже советовал не гулять по вечерам. Мне же всё это казалось какими-то байками для слабонервных.

– А вот и крохотный островок Бедлоу. Здесь нужно быть внимательным…

«…Статуя Свободы. Её часто называют прекрасной леди Нью-Йорка, и её нельзя спутать ни с одной из известных статуй. Высота статуи всего 93 метра, но она располагается так, что её нельзя не заметить отовсюду…»

– …Но вот однажды, возвращаясь вечером с прогулки, я заметил поодаль, в тени деревьев, несколько молодых парней. Они не были похожи на отдыхающих после трудового дня. Не напоминали они и подгулявших или принявших чего-то для храбрости. Их вид говорил только о том, что они кого-то ждут. Моя жена начала теребить меня, предлагая уйти в сторону. Но почему я должен изменять свои привычки и потакать женской прихоти. Ведь если начать уступать в мелочах, можно в конце докатиться, что потеряешь себя, свою индивидуальность. Можно ли после этого рассчитывать на какие-нибудь успехи в науке? Как я был не прав в тот момент! Об этом я подумал тогда, когда уже было поздно и отступать было уже некуда.

Их было пятеро. Возраст примерно от пятнадцати до семнадцати лет. Трое направились к нам, а двое пошли в обход, об этом я догадался только тогда, когда услышал приближение незнакомцев сзади. Сопротивление, как известно, в таких ситуациях ни к чему хорошему не приводит, поэтому я решил отдать всё, что у меня было с собой, и даже начал сочинять по иврито-арабски фразу типа: «Ребята, у меня есть несколько шекелей, возьмите их и, как говорится, аллах акбар с вами». Но мне не пришлось проверить на практике свои филологические способности. Оглушительный удар по голове и крик моей жены, это всё, что я запомнил об окончании того злополучного вечера…

…Затем мы на лифте поднялись на обзорную площадку на высоте пьедестала, а по винтовой лестнице, на самый верх статуи.

«В соответствии с договорённостью французская сторона оплачивала расходы на статую, а американская, строительство пьедестала под неё. Американский зодчий Ричард Хант выполнил проект, который получил хорошие отзывы современников, но вот деньги на строительство собирались с трудом. Дальнейшая судьба статуи тесно связана с именем редактора и издателя газеты «World» Джозефа Пулитцера. В 18 лет он прибыл из Венгрии и начал свою трудовую деятельность на ниве разноски газет…»

– …Очнулся я в больнице. Говорят, что русские в Израиле встречаются на каждом шагу. Да, действительно, встречаются, но почему-то не там и не тогда, когда очень нужно. Так произошло и в этот момент. Полицейский офицер, который стоял рядом с врачом, никак не мог мне что-то объяснить или спросить. Ему казалось, что если он будет говорить много и быстро, то объём его информации превратится в доходчивую для меня субстанцию, и мы сможем понять друг друга. Но, к сожалению, этого не произошло. К тому же очень болела голова. Но вот перед моими глазами начала проясняться картина произошедших событий. И я понял, что с врачом ведь можно поговорить по-латыни. Когда же я осознал, что дело не безнадёжное, я вдруг неожиданно спросил: «Ду ю спик инглиш?» И, естественно, ответы: «Я, ес, – и хором, – ви ду». После этого я снова потерял сознание.

Первый вопрос, который я задал, придя в себя, был: «Где мои вещи?» А полученный ответ, что все вещи исчезли вместе с грабителями, нанёс мне окончательный удар. Не физический и не медицинский. Моральный. В кармане моих брюк была коробочка с препаратом! Я даже забыл в тот момент спросить, что стало с моей женой. На этот раз в палате было три человека, включая переводчицу, поэтому на этот раз мне внятно объяснили, что моя жена тоже пострадала. Она была тяжело избита, но, кажется, всё обошлось, и она находится сейчас в стабильном состоянии. К тому же полицейского мало интересовала коробочка с моим препаратом, а всё больше – описание налётчиков. Мои заявления, что нужно искать не людей, а пропавшие предметы, никак не находили понимание, а объяснить им всю значимость потери, по понятным причинам, я не мог. И именно это вызывало у меня дополнительные страдания… – Гурам Левонович опять прервал рассказ.

…Манхеттен. После Статуи Свободы мы отправились к руинам Всемирного торгового центра, около которого, очевидно, по инерции всё ещё толпятся туристы и местные зеваки. Здесь же экскурсоводы разных туристических групп рассказывают историю постройки этих, некогда замечательных сооружений и о трагических днях 11 сентября 2002 года…

– …Простите, Гурам Левонович, может быть, я что-то не понимаю. Почему такое самобичевание. Сделаете новый препарат. Вы ведь знаете его формулу, – спросил я.

– Не в этом дело, – ответил мой собеседник и продолжил свою историю. – Когда я возвратился домой, то обнаружил, что моя лаборатория разграблена, остатки препарата похищены, а мыши куда-то исчезли. Кого мог интересовать мой препарат? Только того, кто уже опробовал его действие на себе, что, в свою очередь, чревато тяжелейшими последствиями.

– Опять не понимаю, – сказал я, – что значит, опробовал на себе? С какой стати даже круглый идиот будет опробовать на себе всё, что попадается под руки. К тому же для получения результата необходимо ждать несколько лет. И кого могут интересовать опыты генетика-геронтолога? Да они и знать не знают, что это такое. И вообще, стоит ли беспокоиться за то, что несколько бандитов в качестве расплаты за свои художества сократят себе жизнь. Считайте, что это ваш личный ответ бандитам. Я бы даже ввёл такую кару и другим неисправимым бандюгам и убийцам, имеющим генетическую склонность к бандитизму. Я бы законодательно принял… – но я не закончил свои рассуждения, потому что увидел на лице моего собеседника неодобрительную гримасу.

– Подождите, подождите минутку. У вас, мой друг, здесь по крайней мере два вопроса, и я попытаюсь ответить на них. Во-первых, то, что на мою лабораторию было совершено нападение, мне, абсолютно однозначно, говорит, что мой препарат был принят ими за наркотик. И это моё утверждение не лишено оснований. Конечно, об этом я могу судить только теоретически, поскольку ни я, ни мои помощники пробовать его на вкус не решались. К тому же он и внешне ничем не отличался от наркотиков, применяемых в виде таблеток, и входящие в него компоненты содержат морфин, альфа-метилтриптамин и прочие химикалии. Нормальный человек, конечно, не будет пробовать то, что попадается под руки, а наркоманы – они ведь не нормальные люди. Во-вторых, мне кажется, что вы недостаточно полно понимаете степень опасности, которая нависла над обществом. Поэтому, я попробую коротко объяснить вам главную суть проблемы… Послушаем экскурсовода… – опять прервался он.

«…Музеи Нью-Йорка. Они являются объектом особой гордости американцев. В числе самых выдающихся музеев мира, наряду с Лувром, Эрмитажем и Прадо, стоит название «Метрополитен музея». Располагается он в Манхэттене, на Пятой Авеню, и содержит более 30 миллионов произведений искусства…»

– …Значит так. Человек, принявший дозу моего препарата, становится носителем модифицированного гена, отвечающего за долголетие. Как мы уже говорили, этот ген не увеличивает, а наоборот уменьшает жизнь его обладателя. Примерно в десять раз. Это значит, что организм этого человека проходит все стадии своего развития не за положенные ему семьдесят-восемьдесят лет, а за семь-восемь. Но мы об этом, кажется, уже с вами говорили. Если принять репродуктивный возраст человека, то есть возраст, в течение которого человек способен оставлять после себя потомство, упрощённо, от пятнадцати до пятидесяти лет, то человек – носитель модифицированного гена, будет в состоянии оставлять после себя потомство с возраста от полутора до пяти лет. И это не фантазии. Поскольку в полтора года этот человек физически разовьётся до состояния, близкого к взрослому человеку, а в два года он будет выглядеть, как двадцатилетний мужчина или женщина. Это понятно? Идём дальше.

Физически он ничем не будет отличаться от нормальных людей. У него будут те же инстинкты, те же потребности и те же физиологические функции, но вот умственно он всё же останется ещё ребёнком, поскольку наш мозг развивается крайне консервативно и только под влиянием полученного объёма информации. Если человека после рождения лишить всякой информации, то и его мозг останется без единой извилины. А получить и освоить большой объём информации за короткий отрезок времени он просто не в состоянии из-за ограниченной пропускной способности канала связи. Это, я думаю, вы знаете не хуже меня, и, естественно, это утверждение не вызывает возражения.

Пойдём дальше. Что может делать человек, обладающий интеллектом ребёнка до пяти лет? Питаться, играть в примитивные игры, выражать несложные мысли. А ещё что? Я думаю, теперь вы мне ответите уже более квалифицированно.

– Да, Гурам Левонович, – подтвердил я, – вы подвели меня, как говорится, за ручку. И мне уже становится многое ясно. Но я попробую. А вы меня своевременно поправьте. Итак, наш модификант может быстро размножаться. Даже слишком быстро… Боюсь, что мы что-то интересное пропустили…

«…Очень хорошо представлен филиал музея Клойстерс (дворики) в Верхнем Манхеттене, в парке Форт Вашингтон. Джон Рокфеллер купил участок земли на берегу Гудзона и за 4 года построил целый средневековый комплекс…»

– …Если век половой активности принять, как вы сказали, от пятнадцати до пятидесяти лет, – начал я свои рассуждения, – то он равен тридцати пяти годам. За этот срок нормальная женщина способна, теоретически, родить тридцать пять детей. Нет, если теоретически, то больше. Примерно на одну пятую часть, так как вынашивание, с учётом послеродового периода, следует принять за десять месяцев. Всего будет тридцать пять плюс семь, минуточку, сорок два ребёнка. Да, немало. Но нормальная женщина не показывает таких феноменальных результатов. Будь она даже трижды мать-героиня. Потому что она способна ограничивать свои, как вы называете, репродуктивные способности. Этому способствуют и взгляды культурного общества. Я правильно говорю?

– Пока, в общих чертах, да, – ответил мой собеседник.

– Однако наша модифицированная героиня, как-то не поворачивается язык назвать её человеком, способна будет воспроизвести сорок два ребёнка за очень короткий срок своей жизни. А её дети также… Да, здесь довольно крутая… геометрическая прогрессия… И дело усугубляется тем, что её сознание не способно к ограничению, применению каких-то контрацептивов-презервативов. И вообще, какое может быть ограничение и планирование, когда нет ни разума, ни семьи. Да, ситуация, скажем, чревата…А возможно ли смешение этих самых модификантов с нормальными людьми, и какое потомство получится от их смешения? Нет, не отвечайте. Я попытаюсь сам ответить. Да, конечно, возможно и даже более того… Ведь оставляют после себя потомство больные Дауном. А потомство у такой смешанной пары будет тоже пятьдесят на пятьдесят. Май гад, да ведь это похуже чем эпидемия чумы! Здесь нужны экстренные меры! А сколько таблеток было похищено, Гурам Левонович? – спросил я.

– Сто штук. Пятьдесят штук было у меня в кармане и пятьдесят – в лаборатории.

– Может быть, не всё так плохо, – заметил я. – Ведь таблетки были рассчитаны на мышей, а их концентрация может и не сработать…

– К сожалению, мой друг, это не так. Эти таблетки были изготовлены для крупного рогатого скота…

– А может быть, эволюция или, вообще, природа, способны победить эту напасть. Что-нибудь известно об этом? Ведь аналогичный результат может быть получен в результате какой-нибудь мутации, например, в Чернобыле.

– К сожалению, науке об этом ничего не известно. Был, правда, один случай. Наш общий знакомый Джованни Ди Верразано закончил свою жизнь на одном из островов Карибского архипелага. Много лет спустя на эти острова была снаряжена исследовательская экспедиция, которая, между прочим, интересовалась судьбой бедного Джованни. Они были хорошо вооружены и нисколько не боялись людоедов. Больше того, они искали встречи с ними, чтобы получить какую-нибудь информацию. Но, увы, ничего, кроме неимоверного числа человеческих костей, они не нашли. В отчёте об экспедиции было только сказано, что этот факт является уникальным и загадочным, но никакого научно обоснованного вывода не было сделано. Всё списывалось на низкий уровень развития этого племени.

– Когда я узнал об этом, – продолжал учёный, – то у меня возникло естественное сомнение в реальности этого вывода. Логика говорила мне, что никакой, даже самый низкий уровень развития не может привести к самоуничтожению. Законы биологического развития даже самых примитивных животных говорят, что численность популяции всегда начинает регулироваться наличием пищи, врагов и так далее. Здесь почему-то вспоминается поговорка, что если бог хочет наказать человека, то он лишает его разума. Но ведь бог не настолько злонамерен, чтобы лишать разума целую популяцию людей. Остаётся только принять в качестве гипотезы именно то, что вы и предположили, а именно, мутацию. Но всё это, повторяю, только гипотеза.

– А когда всё это произошло? – спросил я.

– Три года тому назад, – ответил он…

«…Музей Гугенхейма. Соломон Гугенхейм, чьё имя носит музей, был преуспевающим промышленником. Как и другие богатые люди, он иногда покупал картины старых мастеров. Но вот в 1927 году он заказал свой портрет молодой художнице фон Эйренвайзен. Её муза и явилась побуждающей причиной нового увлечения…»

 

Продолжение экскурсии. День второй

– …Давайте попробуем спрогнозировать наиболее вероятный сценарий поведения наших «героев», – сказал Гурам Левонович.

– Наиболее вероятный или пессимистический?

– Здесь разница небольшая. У армянского радио как-то спросили, не могут ли они дать прогноз перспектив в экономике? Да, можем дать оптимистический, пессимистический и реальный – ответили они. Но реальный в два раза хуже пессимистического. Вот так. Если не возражаете, я возьму на себя мужскую часть, а вы – женскую. У вас это хорошо получается.

– Естественно, – ответил я, – не зря же я, будучи студентом новосибирского института, целый месяц жил в женском общежитии. Но то были прекрасные девушки! Умные, симпатичные и энергичные, не то что эти ваши… Простите, я, кажется, отвлёкся. Начинайте.

– Так вот, если не возражаете, я затрону реальные события, а уж затем перейду к прогнозу. Наш герой появился в обычной арабской семье и в нормальном окружении. С первых дней его появления в семье начались тяжёлые конфликты. Причиной тому был цвет волос мальчика. В арабских семьях появление светловолосого ребёнка всегда считалось наказанием, которое посылал аллах за грехи родителей. Тем более что предыдущие трое детей были обычные, черноволосые. Только мать догадывалась о причине такого наказания… Конечно, её подруга Фатима прожужжала всю голову, приходи, приходи, ко мне приехал родственник из Багдада. У него мать русская. Её привёз Махмуд из Москвы… Ну как было не прийти, а уж когда пришла, то всё и произошло… «Конечно грех, но почему мужчинам можно, а женщину они готовы убить. А если муж найдёт молодую и возьмёт её… Нет, для неё нужен калым, а денег нет. Не зря говорят, что жить в бедности спокойней… Бедность имеет свои преимущества. И чего мне бояться? Нет у него доказательств, а грехов и своих хватает. Но вот почему этот ребёнок так быстро растёт? И мулла говорит, что это ненормально. Нужно больше молиться, а это совсем не дёшево. Говорят, в Кфар Сабе есть специалисты. В институте».

Так попал ко мне на приём мой первый модификант. Узнав, что этому крепкому юноше всего полтора года, мне всё стало ясно. Даже не понадобилось делать анализы генетического кода. Как я и предполагал, его физические данные лучше, чем у его интеллектуальных сверстников, но умственное развитие позволяет ему чувствовать себя комфортно только в среде маленьких детей его же возраста. Что я мог сказать матери, которая была со мной столь откровенна. Я сказал, что ребёнок болен тяжёлой наследственной болезнью, которая перешла к нему от его биологического отца. Что сама она сейчас ничем не болеет и может смело рожать детей (для неё этот вопрос оказался очень важным). Видно, четверо для неё совсем недостаточно. Конечно, посоветовал относиться к ребёнку в соответствии с его возрастом. И, несмотря на её удивление, рекомендовал оберегать его от случайных связей. Естественно, взял под контроль эту семью и ребёнка.

Первые проявления половых инстинктов в среде детей, нетрудно пресечь путём изоляции от сверстников. Но прошло некоторое время, и он уже попытался найти выход своей сексуальной энергии со взрослыми женщинами. Иногда это ему удавалось, а иногда это кончалось хорошей взбучкой от мужчин, не принимающих такого рода вольности. Дальнейшие события нетрудно предсказать. Этих детей, имеющих взрослые инстинкты, нужно было изолировать от общества. Сначала в специализированных приютах, в которых работают только мужчины, потом, по мере увеличения числа модификантов, в специальных лагерях. Как прокажённых. Но это оказалось не так-то просто. Очередь за вами.

– Насчёт Махмуда из Багдада, вы это серьёзно, Гурам Левонович?

– Да, конечно. А что? Почему это вас удивило?

– Тесен мир. Знал я его в Москве, он был наш аспирант, – ответил я. – Не перейти ли нам от печального к прекрасному?…

«…Музей Фрика или «Фрик Коллекшн» возник несколько иначе. Сталелитейный магнат Генри Фрик построил для себя в 1914 году особняк на Пятой Авеню, напротив Центрального парка…»

– …Итак, в семье бедного башмачника Анвара произошло то, чего ожидали уже несколько месяцев. Жена родила девочку. Сказать, что это было радостное событие нельзя, поскольку это был уже четвёртый ребёнок и к тому же четвёртая девочка. А какая польза от девочек? Работать они не могут, а могут только помогать в домашнем хозяйстве. Раньше, когда Анвар был молодой, он мечтал завести себе три жены. Но это всё в прошлом. Куда там три, тут и на одну заработать непросто. На каждом квартале есть свой башмачник. Башмачников стало больше, чем башмаков! Но всё равно нужен помощник. Это когда ещё родится мальчик. Только аллах знает об этом. Он всё знает, только не хочет отвечать. Не спросишь ведь у него, почему младшая так быстро растёт? Родилась на год позже, но уже на голову выше старшей. За год с небольшим как вымахала! Хоть замуж отдавай. Но кто такую возьмёт? Живот, как барабан. Как будто на девятом месяце. Но вот случилось совсем непонятное. Совсем ещё ребёнок, и вдруг начала рожать. И родила. Конечно, опять девочку…

Если бы Анвар был грамотный и ходил в библиотеку, он, конечно, мог бы узнать, что его младшая дочь повторила эффект горностая. Кстати, Гурам Левонович, вы согласны, что в нашем случае правомерна аналогия с эффектом горностая?

– Честно говоря, я не очень знаком с этим термином. Видно, тоже, как и Анвар, недостаточно грамотный. Просветите, будьте снисходительны к доктору медицинских наук. А, впрочем, послушаем, это интересно…

«…Бруклин. Сам район настолько разнообразный, что говорить о нём, как о чём-то однородном, нельзя. Здесь имеются высокоэтажные постройки, часто соседствующие с одно, и двухэтажными коттеджами…»

– …Значит так, – начал я рассказ, не имеющий никакого отношения к нашим событиям. – Горностай – это небольшой хищный зверёк, который водится в районах крайнего севера и заполярья. У него ценный мех и пушистый хвост, что и создаёт ему дополнительные сложности для выживания в суровых условиях. Неизвестно, в силу каких обстоятельств природа наделила его весьма специфическими особенностями продолжения рода. Если говорить точней, то размножения. Назовём это, для удобства, эффектом горностая. Может быть, в науке имеется и другой термин, но я его не знаю. Поэтому будем пользоваться этим. Так вот, ранней весной, когда природа заполярья начинает отходить от зимней спячки самки горностая, забиваются в глубокие норы и, организовав себе удобное гнездо, выводят на свет несколько крохотных детёнышей. Штук семь-десять. Но прокормить эту семью не просто. А ждать помощь от кого-либо тоже не приходится, поскольку сразу после зачатия между взрослыми особями возникают какие-то непримиримые противоречия. Поэтому они, как и следует ожидать, разбегаются и живут вдалеке друг от друга. Так вот, самка, не очень беспокоясь за судьбу своих маленьких щенков, отправляется на поиски добычи. Именно этого момента и ждёт этот двойной извращенец, самец горностай.

– Извращенец и ещё двойной. Это почему?

– Почему извращенец и двойной? Вот прослушайте до конца, и вы поймёте. Да потому, что какая-то неведомая сила подхватывает его и отправляет на совершение своих подвигов. При этом самец молниеносно врывается в гнездо и как опытный ловелас оплодотворяет всех детёнышей женского пола. После чего он, не чувствуя никаких угрызений совести, а какая совесть может быть у животного, возвращается в свою нору. Через несколько месяцев, когда эти щенки горностая подрастут, вместе с ними, в чреве юных матерей вырастают и зародыши, которые, в необходимый момент и появляются на свет. На этом цикл заканчивается. Об этом я нигде не читал, но мне кажется, что здесь не обходится без феромонов…

Справка: феромон – это вещество, выделяемое естественным путём живыми существами для привлечения противоположного пола. Впервые феромон был выявлен у насекомых в 1956 году группой немецких учёных. В течение ряда лет считалось, что он присущ только животным и насекомым. Однако в 1986 году биологи из Чикагского университета выявили человеческий феромон. Исследования показали, что у человека феромон выделяется вместе с потом, а воспринимается противоположным полом с помощью органа, расположенного в носу и связанного с участком мозга, отвечающего за сексуальные эмоции.

– Очевидно, тяжёлые условия выживаемости в тундре и короткий временной интервал репродукции способствовали тому, что природа наградила щенков горностая способностью выделять этот продукт для привлечения противоположного пола, как у бабочек-однодневок. У людей ведь тоже выделяются феромоны. Правда, в мизерном количестве. Не так ли, доктор?

– Подождите, подождите. Не в этом ли разгадка очередного феномена моих подопечных… Я никак не мог объяснить, в чём притягательность моих венер. А она, как ни странно, имеется, и я замечал это неоднократно. Ведь действительно, если время для репродукции сокращается в десять раз, то должен появиться какой-то механизм компенсации возникшей сложности. А это даёт возможность для нового подхода с помощью химии…

– Должен появиться или не должен – это вопрос непростой. Ведь не появляется же повышенный интеллект.

– С интеллектом мы уже разобрались. Если бы с интеллектом было так, то ситуация ещё больше осложнилась бы.

– Почему? – спросил я.

– Они победили бы нас рано или поздно. Или загнали в джунгли, как обезьян. Две цивилизации не могут сосуществовать без антагонизма. Американские индейцы убедились в этом…

– А в вашей стране? – спросил я.

– В нашей, «нашей», всё значительно сложней.

– Но вернёмся к нашим модификантам. Башмачник был не глупый человек, поэтому он сразу отверг идею о консультации с муллой. Что от него услышишь? Много молиться? И как долго, если и месяца не прошло, а у ребёнка опять живот раздувается. Это только у христиан бывает непорочное зачатие. И то один раз в жизни. А здесь вот, перед глазами, созревает второе чудо. И как это получилось? Когда и – главное – от кого? От одних только вопросов можно сойти с ума. И откладывать нельзя. Так можно дотянуть и до третьего чуда. Запряг Анвар своего старого ослика, посадил в повозку жену, дочку и внучку и поехал в город.

Жаль, что город так близко. Даже мысли свои не успеешь додумать, а уже приехал. А вот и друг Юсиф. Совсем как городской житель. И работает садовником у доктора. Смеётся, что я приехал на осле. Недавно у него не было денег даже на починку башмаков, а теперь говорит, что хочет купить машину. И какой резон от машины? Её кормить нужно бензином. А ослику ничего не нужно. Привяжи на лужайке, и он ест себе травку. Жаль, что у доктора перед домом нет лужайки, одни цветы. Их есть нельзя, Юсиф не разрешает. Во дворе, конечно, тоже хорошие лужайки, но там слишком чисто. Не до ослов. А вот и сам доктор. Высокий, красивый и без усов. Что-то говорит Юсифу, а сам смеётся. Открыл двери. Приглашает войти, но женщины не хотят. Испугались телевизора. Но потом всё-таки зашли. Посмотрел доктор детей. Позвонил по телефону. Приехал ещё один. Наверное, самый большой доктор. Очень похож на моего брата, но говорить по-нашему не может. Потом он долго спрашивал и что-то записывал. А пользы никакой. Даже лекарства не дал. Сказал только, что через неделю она родит. И ещё сказал, что она, как кошка, и выпускать её из дома нельзя. И внучку тоже…

– Мне кажется, Гурам Левонович, что самый большой доктор это вы. Не так ли?

– Да, Илья Наумович, у вас определённо талант к литературе. Напрасно вы не пишете. А нарисованный вами прогноз, если не считать нюансы, повторил реальную картину. Но от этого не легче. Опять приехали. Новый район…

«…Квинс – самый крупный район Нью-Йорка. Он занимает 37 % его территории и располагается на острове Лонг-Айленд, между Ист-Ривер на севере, Атлантическим океаном на юге, а на юго-западе, граничит с Бруклином…»

– …К сожалению, – сказал я, – эти модификанты как бы нарушают установившийся в природе баланс, когда мужчины служат для количества, а женщины – для качества. Тем не менее у нас уже не один раз промелькнула мысль, что наших модификантов можно считать как больных, имеющих специфическую форму наследственной болезни. Единственная возможность уберечься от её массового распространения, это изоляция их от общества. Если это сделать грамотно и своевременно, то никакой угрозы я не вижу. Кролики тоже имеют высокую склонность к репродукции. Но мы ведь не наблюдаем их засилья.

– Изолировать. Вы думаете, это легко сделать? Однажды уже попытались пойти на такой шаг, но это вызвало такую бурю негодования… Целая деревня сбежалась, чтобы отстоять одного-единственного дебила. Его мать рвала на себе одежды и так причитала, что казалось, прибавь она ещё пару децибел и сбежится весь стомиллионный арабский мир. Нет, изолировать легко только теоретически.

– Если вы хотите знать моё мнение, то в одиночку эту проблему не решить. Ведь прошло уже три года. Вы что-нибудь предприняли или сообщили об этом? Ведь это всё-таки серьёзно!

– Да, сообщил и предпринял. Всё, что было в моих силах, я сделал.

– И какая же реакция? Что-нибудь предпринимается? – спросил я.

– Что-то предпринимается, но об этом мне, к сожалению, не докладывают. Мне кажется, что общество, и спецслужбы в том числе, ещё не созрели до понимания тяжё лых последствий такого типа. Моих налётчиков не поймали. Местность не заблокировали. Какие-то регистрации среди молодёжи провели. Но что это даст. Власти всё опасаются, чтобы их не обвинили в предвзятости к арабскому населению. К тому же началась практически война. С этими террористами-смертниками… Как-то сама по себе появилась идея борьбы с ними. Их можно очень просто отучить от этого баловства. Нужно только ко всем видам взрывчатки добавить небольшую присадку, которая в момент объединения компонентов вступит в реакцию, в результате которой произойдёт взрыв в момент подготовки… Очень эффективный способ…

– Подождите минуточку, Гурам Левонович, не будем отвлекаться, любые проблемы нужно решать по очереди. Не находите ли вы, что эти камикадзе могут быть наследниками ваших «клиентов»? Ведь позволить обвязать себя взрывчаткой или управлять одной рукояткой самолёта дело не хитрое. Не так ли?

– Да, мне это приходит в голову. Я даже написал по этому поводу соответствующую бумагу. Но прямых доказательств пока нет.

– Так что же делать? Нужны какие-то превентивные мероприятия, и что об этом думают специалисты-генетики.

Ведь первое, что приходит в голову, это найти противоядие, вышибить клин клином.

– К сожалению, специалисты ни к чему пока не пришли. Только общие фразы и заявления типа: «Рассматриваемое явление не простое заболевание, поскольку оно не имеет аналога. Больше того, оно как бы аккумулирует все отрицательные стороны и сложности многих других наследственных заболеваний, добавляя к ним новые отрицательные особенности, о которых уже было сказано».

– Здесь, в Америке, уже прошло несколько научных семинаров. Из-за океана легко давать советы один нелепей другого. А один американец вообще заявил: «Меня просто умиляет эта трогательная забота. После 11 сентября у них были массовые веселья с танцами. Не хватало только костров. Разве этого недостаточно? Объективный опрос в Мекке, во время последнего Хаджа, показал, что сто процентов его участников одобряют террор, а Бин Ладена признают национальным героем. А эти камикадзе, хашиды? Ничего их не останавливает. Даже взрывы их собственных домов. Когда хотят уничтожить осиное гнездо, убивают в первую очередь матку вместе с гнездом. Но если и этого мало, уничтожают всё ближайшее окружение. Боюсь, что только так можно решить эту проблему. В средневековье были жестокие методы борьбы с религиозным экстремизмом, зато тогда не было терроризма, – а потом, как бы опомнившись, добавил: – Естественно, этот принцип нужно соблюдать для всех этнических группировок, так как пандемия медленно, но верно распространится на все другие регионы». Как видите, политкоректность соблюдена на все сто! Для борьбы с терроризмом неплохо привлечь интеллектуальный потенциал всех, кто им обладает. Специалистов самых разных профессий. Организовать, так называемую, мозговую атаку. Но такой подход зачастую уводит её участников от основной темы. Однажды я был на таком семинаре и услышал просто невероятные предложения от создания взрывчатки, взрывающейся при перевозке, до направленного изменения генетического кода тех, кто предрасположен к этому. Интересен был доклад профессора К. Синха из Индии. Он сообщил, что останки шахидов они решили не отдавать родственникам их жертв, а поступать в соответствии древними народными традициями захоронения, предусматривающими различный подход к умершим. Достойным людям ставят памятники, самоубийц хоронят за пределами кладбищ, а самоубийц-шахидов вообще хоронят в свиной шкуре и на свалке.

– Такой нестандартный подход, – сказал профессор, – оказался очень действенным, поскольку быстро выбил религиозный дурман, связанный с красивым переходом в рай. Ну какому правоверному мусульманину захочется попасть в этот рай через ворота, находящиеся в помойке? К тому же завёрнутым в свиную шкуру.

Другой же договорился до того, что предложил пожертвовать населением целого района, чтобы спасти остальных.

– И что же он предложил? – спросил я. – Сбросить на них атомную бомбу?

– Да нет. Просто инфицировать население ВИЧ-инфекцией.

– Всех поголовно?

– Нет, только репродуктивную её часть. Детей и пожилых людей можно оставить в покое.

– А детей почему? Вот у нашего друга Анвара тоже дети и уже носители. Эффект горностая! А как вы к этому отнеслись?

– Как? Конечно, отрицательно. Я врач и призван лечить людей. Для меня важен моральный фактор. Почему невиновные люди должны страдать из-за моей ошибки? К тому же, ВИЧ инфицированный человек живёт значительно больше временного периода репродукции модифициканта. И где, скажите, гарантия, что кому-то не удастся ускользнуть от этого мероприятия. Как, например, этому Модифу ибн Махмуду (именно так он назвал сына моего аспирантского приятеля). Нет, этим можно усугубить положение. Это не то, что нужно.

– Так, что же делать? – спросил я ещё раз.

– Есть у меня одна идея. И даже не одна. Думаю, что вы в этом сможете мне помочь. Даже включиться непосредственно в её реализацию.

– Я вас слушаю, – сказал я.

– Итак, начнём с того, что люди не кролики и их нельзя просто так изолировать от общества. К тому же, любая форма изоляции ненамного отличается от тюрьмы. Следовательно, нужно найти решение, как излечить либо приостановить распространение этой болезни. К тому же, как показал опыт, ждать помощи от некомпетентных органов не приходится. Нужно брать инициативу на себя. Вот так-то, батенька.

– Предисловие отличное, – говорю я, – особенно, батенька. И чем вам может помочь батенька?

– Можно оживить анализатор микрообъектов, который вы сделали для распознавания раковых клеток?

– Оживить? Его даже найти нелегко. Сколько раз возили в Ригу, Ленинград, Пущино-на-Оке. Где он сейчас? Не представляю. Прошло ведь около тридцати лет.

– А если воссоздать новый? На современной основе, с хорошим компьютером. Как вы к этому относитесь? Но делать это нужно очень быстро. Мне немного осталось времени. Нужно успеть. Предчувствие…

Далее шёл скучный разговор об инженерах, программистах, деньгах. – В жизни без этого не обойдёшься, но слушать об этом – сплошная тоска… Конечно, здесь, в Америке, реализовать задумку намного проще, чем у нас, в России. Здесь под здоровую идею нетрудно получить заём тысяч на сто, двести. Для них это не деньги. А если не получится? Вечно у нас наша совковая ментальность… Наука без жертв не бывает! Не посадят же меня в каталажку. В худшем случае – признают банкротом. Графа Монте-Кристо из меня и так не получилось! Нужно рискнуть.

Наша экскурсия по Нью-Йорку подошла к концу. С Гурамом Левоновичем мы попрощались, поскольку ему нужно было готовиться к отъезду.

Конечно, мы вроде и расстались, но проблема никуда не делась и продолжала навязчиво приходить ко мне вновь и вновь.

«Если спецорганы одной стороны бездействуют, – рассуждал я, – то для их противников это просто подарок. И если модификантов не изолировать, то где гарантия, что злоумышленники не воспользуются этим». Мой воспалённый ум рисовал картины лагерей, в которых тренировались парни с детским выражением лица, и здесь же, под одной крышей, дома матери и ребёнка, в которых, как матери, так и их дети с одинаковым воодушевлением играли в песочке.

И ещё, совсем недавно в одной из американских газет под рубрикой «Причуды богатых» промелькнуло сообщение: «Ближний Восток. Наш спец. кор. передаёт. Известный нефтяной король, прославившийся скупкой шедевров изобразительного искусства, увлёкся новым направлением благотворительной деятельности. Он строит приюты, в которых, проживают и обучаются простому ремеслу матери и их неполноценные дети…»

Стоит ли удивляться, что с некоторых пор я стал особенно внимательно следить за информацией о террактах. Может быть, это произошло потому, что ко мне по Интернету, пришло непонятное сообщение. Может быть, даже часть какого-то письма, которое мне удалось извлечь… В нём были только названия известных объектов: …Эмпайр Стейт Билдинг, Всемирный торговый центр, Метрополитен музей, Карнеги Холл (США), Лувр (Франция), Театральный Центр на Дубровке, Эрмитаж, Кремль (Россия), Яд Вашем (Израиль), Прадо (Испания), Вестминстерское Аббатство, Музей Науки (Великобритания)…

Наша совместная работа с Гурамом Левоновичем чем-то напоминала соревнование. И результаты не заставили себя долго ждать. Когда мой макет начал показывать первые результаты, пришло сообщение из Кфар Сабы. В нём говорилось, что доктор уже стоит на пороге нового открытия и что он научился управлять генетическим кодом до такой степени, что ещё один-два шага и можно будет, по желанию, замедлять старение и даже останавливать его на неопределённый срок.

Признаюсь, у меня даже появилась эдакая ненормальная мысль, с которой я собирался посоветоваться с профессором. Дело в том, что замедлять или останавливать старение – это хорошо, очень хорошо для людей молодых и среднего возраста. А какой молодой человек думает о старости? Попытайтесь узнать, какой процент молодых обращается в клиники для диагностики, например, работоспособности своего сердца. Определённо, доли одного процента. Вот и получается, что проблемой своего долголетия человек начинает интересоваться уже тогда, когда он перешагнёт в довольно зрелый возраст. А для глубоких стариков это вообще не принесёт большой радости, так же, как и для общества в целом… Отказаться же от такой возможности им тоже трудно…

Значит, нужно работать над идеей поворота старения вспять, говоря другими словами, над омоложением человека. Именно в данном случае будет правильно говорить о смене не величины, а направления вектора старения, и «замены знака на обратный». Как мне говорила логика, это ведь работа в том же русле, только почему-то она ни разу не всплывала в наших беседах? Для таких экспериментов найти добровольцев будет очень легко. Может быть, даже я сам… Идеи такого рода в науке считаются постановочными. Их нельзя запатентовать, но если они попадают на «хорошую почву», то их цена не знает границ. А не утопия ли сама постановка этой проблемы? Уж очень сказочно всё это звучит… Вторая идея возникла сама по себе: а не перенести ли скорость созревания на культурные растения? Тогда и урожаи можно получать по три, пять раз в году! С ума сойти… Не успел я додумать свою мысль до какого-то логического вывода, как зазвонил телефон:

– Стаарик, это ты? Это я, Махмуд. Удивляешься?

– Нет, я не удивляюсь. Но как ты разыскал меня? Наверное, обзвонил наших общих знакомых?

– Конечно, в Москве уже все знают, что ты уехал.

– Что тебя заставило? Чем я могу быть тебе полезен?

– Понимаешь, стаарик, мой сын подхватил дурную болезнь. У него рождаются дети…

– Быстро растут? – cпросил я.

– Да, слишком быстро. И никто не может их вылечить. Только один профессор в Израиле, армянин.

– А почему ты ко мне обращаешься, а не к нему.

– Потому, что он твой друг, и ты с ним работал много лет. Даже изобретал что-то. Мне он может отказать. Там нас не любят.

– И откуда ты всё это знаешь? – cпросил я. – Да, ты прав, думаю, что он тебе обязательно откажет. И знаешь, почему?

– Нет, не знаю.

– Потому, что твой сын избил доктора и его жену, а потом ещё и ограбил его. И как после этого он должен относиться к твоему сыну-наркоману?

– Так, что же делать, стаарик? – cпросил он. – Ведь с емья пропадает. – Голос его стал как у человека, получившего убийственную новость. Мне даже стало немного жаль его.

– Не знаю, что тебе посоветовать. Ведь эту болезнь не подхватывают. Она не венерическая, её получают за грехи, свои или родителей, а потом передают по наследству с генами. Я не уверен, что доктор тебе сможет помочь.

– Илья, я тебя умоляю. Помоги мне. Ведь парень совсем молодой. Недавно женился. Мы ведь с тобой дружили. Одну кафедру окончили. Скажи, что же делать. Хочешь, мои все братья придут и будут тебя просить?

– Нет, Махмуд, избавь меня от этого. Мне не хочется встречаться с вашими… – я даже чуть не сказал, саламандрами. – Извини, я после близнецов ещё не совсем отошёл, несмот ря на то, что они и не виноваты. Твой сын должен бросить наркотики и попросить прощения у доктора. Эти условия абсолютно необходимы. Если доктор его простит, можно будет обратиться к нему за помощью. А без этого, сам понимаешь…

– Ста-арик, он уже бросил наркоту, ударился в религию, целыми днями молится. Но ты-то знаешь, что этим не поможешь…

Прошло несколько дней, и я получил письмо по электронной почте от Гурама Левоновича. Он рассказал о том, что прибор мой к нему прибыл и теперь его работа движется более успешно, а потом совсем неожиданно:

– Знаете, у меня произошла удивительная встреча с этим самым Модифом ибн Махмудом. И не только с ним. Выхожу я утром из дому и вижу, стоят на коленях шесть мужчин, а рядом одна женщина. Один из коленопреклонённых, светловолосый, бьётся головой об землю, а его, как я догадался, бабушка, стоит с понурой головой. Нетрудно было вычислить, что пятеро из них это те, с которыми мне не удалось разминуться в тот злополучный вечер. Шестой же, один из их отпрысков. Но это были уже совсем другие люди. От их былой самоуверенности и нахальства не осталось и следа. Видно, они достаточно настрадались, и их раскаяние было, как мне кажется, абсолютно искренним. Особенно меня поразила женщина. Казалось, что она уже выплакала все слёзы. Об этом говорили её глаза. Когда же она заговорила по– русски и рассказала, какую тяжёлую жизнь ей пришлось перенести после отъезда из Москвы, мне даже стало её жалко. До сих пор в ушах её фразы:

– Доктор, сделайте что-нибудь. Умоляю вас, возьмите меня для экспериментов.

– Вот так, наши женщины сами себе выбирают нестандартную судьбу. Возомнили себя декабристками… Сначала я не хотел с ними разговаривать. Потом постепенно смягчился и даже согласился помочь блондину. Этого делать, конечно, нельзя, но кто меня осудит? Ведь этому человеку терять уже нечего. Подождём, что покажет этот эксперимент. Это ли не ирония судьбы. Быть может, он станет первым Кощеем Бессмертным.

Предыдущие события говорили мне, что самые важные новости должны прийти в ближайшее время. И действительно, через три месяца, когда я уже совсем потерял всякую надежду и собрался позвонить в Кфар Сабу, по электронной почте пришло письмо от Гурама Левоновича. Написано оно было не совсем складно, но не в этом дело. Оказалось, что он уже давно лежит в госпитале, и только теперь нашёл в себе силы написать мне письмо. Приведу только некоторые его отрывки:

«…Что касается моего препарата, то он оказался во всех отношениях на высоте. В совокупности с вашим анализатором медицина могла получить отличное средство для диагностики и лечения целого спектра наследственных заболеваний…

…К сожалению, я оказался не в силах устоять против давления окружающих и начал помогать тем, перед которыми я чувствовал вину…

…В то время мне казалось, что я смогу сделать то, чего не удаётся сделать политикам – примирить враждующие стороны…

…Глобальная стабилизация численности населения повсюду, включая Китай, Индию и страны Африки, почему-то не коснулась стран Ближнего Востока. Может быть, гигантские запасы нефти позволяют населению этих стран паразитировать на добыче природных ресурсов. Хотелось бы, чтобы события, связанные с моей скромной персоной, не усугубили и без того сложную ситуацию…

…Мне трудно с уверенностью утверждать кому, но моя деятельность очень не понравилась каким-то силам, которые не находят иного, кроме силового, решения…

…Разгром моей лаборатории отбросил на много лет назад решение проблемы наследственных болезней и продления жизни. Наверное, у меня уже не хватит сил и вдохновения начать всё заново. Жаль, что это произошло так неожиданно, и я сам не успел принять препарат… К тому же угрызения совести перед вами. Ведь я хотел в качестве подарка преподнести вам…

…Винить всех людей, конечно, не стоит… Да я и сам во многом виноват. Как не вспомнить о преступлениях и адекватных им наказаниях…

…Генетический вред своему потомству можно нанести и непредумышленно, с помощью вполне благополучного во всех отношениях брака…

…Эгоизм, себялюбие, нарциссизм и некоторые другие черты у человека тоже могут иметь наследтвенную природу. А чем они лучше болезни?..

…А как рассматривать религиозный фанатизм? Не является ли он так же, как и любой другой фанатизм, разновидностью психического заболевания? Хорошо, что он, по крайней мере, не имеет генетической природы. А может быть, и плохо, ведь голову лечить труднее всего…

…К сожалению, наука ещё не способна решить множество социальных проблем, а её достижения, совершённые из благих побуждений, оказываются порой хуже любого, разработанного с её помощью, оружия…»

Содержание письма, а главное – его тон, вызвали у меня непонятное чувство беспокойства и даже тревоги. Не откладывая, я тотчас позвонил к нему домой, но услышал только короткие гудки. Долго после этого я сидел у телефона, но, наконец-то, дозвонился в госпиталь. Какие-то люди пытались говорить со мной на десятке разнообразных языков, которые я, к сожалению, не знал. Но вот из сумбура этой многоголосицы, напоминающей международную конференцию, выделился не очень уверенный голос, говорящий на английском языке.

– Если вы, сэр, будете говорить медленно, я попытаюсь вам ответить.

– О’кей, – сказал я. С людьми, владеющими симпл инглиш говорить ещё легче. – Скажите, плиз, не могу ли я поговорить с профессором генетики Гурамом Кисьянцем?

Длительная пауза ни о чем мне не говорила. Может быть, он вышел, или там не поняли мой вопрос. Я попытался повторить его, но более медленно и другими словами. Не помогает. Наконец, когда я уже собирался положить трубку, я услышал ответ. Тот же голос, на том же языке сказал:

– Вы меня слышите? Говорят, его уже нет.

– Как нет? Он что, выписался? Когда? – непроизвольно последовали вопросы.

– Его уже нет в живых. Он умер на прошлой неделе. Сердце не выдержало и тяжёлые ранения…

Дальнейший разговор терял всякий смысл… Я положил трубку и долго не мог прийти в себя. Смерть человека – это всегда потеря, но смерть близкого человека – это особенно тяжёлая потеря. Мы вроде и не родственники, и не часто встречались, но почему же эта утрата так подействовала на меня?

В моей жизни встречалось немало учёных, внёсших тот или иной вклад в науку, но почему-то всегда в подобной ситуации вспоминается не то, сколько он исследовал, изобрёл, руководил, объездил стран, а только его человеческие качества…

Но вот пришла жена.

– Что случилось? Почему ты такой хмурый?

– Давай выпьем.

– ???

– Давай выпьем, – повторил я, – Гурам Левонович умер. Помянем.

22 февраля 2003 г. Нью-Йорк

P.S. Нашествие нелегальных иммигрантов на европейские страны показывают по телевидению каждый день, а их поступки напоминают мне почему-то поведение модификантов. Не стала ли моя фантазия реальностью настоящего времени?

1 марта 2016 г. Москва