***

Если есть в Объединённых Королевствах человек, которому известны все дороги, горные тропы, воровские лазы, морские пути или тайные ходы в древних замках — то зовут его Ираго по прозвищу Художник.

Вообще, сколько помнят его Висельники, он был человеком, живущим в своём внутреннем мире, для облегчения ухода в который он употреблял жидкий листский опиум. Гадость на запах и цвет ужаснейшая, но эффект похлеще, чем у тассаверийской травы. Ну вы понимаете. Потому мужиком он был своеобразным. Периодически нагоняющим жути даже на людей с крепенькой нервной системой. И не так чтоб очень общительным. Но были и те, кто всегда находился рядом с ним. Не знаю, что могло связывать вечно одурманенного художника, занимающегося подделкой всего, что можно воспроизвести в рисунке, и девушку-напёрсточницу моих лет. Одни говорят, что они любовники, другие — что отец и дочь, третьи — что то и другое одновременно.

Мне было глубоко плевать, что там между ними было. Людьми они были нормальными.

Роэм Куколку я знала с тех самых пор, как ещё работала попрошайкой на базарной площади, а она гоняла напёрстки на углу Синего дома. Куколкой её называли за умение изобразить и удерживать на лице абсолютно любое выражение или эмоцию. Притом столько, сколько нужно. В её ремесле это было сродни дару Единого. Вообще, я уже говорила, что для работы с людьми актёрский талант — это первое и самое важное умение. Как для шулеров, так и для напёрсточников важно уметь держать лицо и вовремя унюхать, когда потянет палёным.

Мы с ней не поладили поначалу. Не поделили рабочее место. Но потом ничё так. Даже как-то в гости к ним я приходила.

Тогда и узнала, чем на самом деле они зарабатывают на жизнь.

— Ираго — действительно гениальный человек, — восхищённо поясняла я магистру некроманту, который в связи с тем, что лишился своего артефакта, шёл пешком по земле. — Вы бы видели, какие он рисует картины.

— Пишет, — поправил меня магистр скорее для того, чтобы доказать, что мои слова не пролетают мимо его ушей.

— Пишет. Я, между прочим, толк в искусстве знаю. Особенно в его стоимости. Не раз видела эти произведения искусства. Да Ираго такое за пять минут наваяет. Только золото покажи.

— То есть он ещё и подделкой картин занимается?

— Ну… в основном — он только этим и занимается. Кстати, ваша аристократия их и заказывает. А потом меряется, у кого картина настоящее. А чёрта с два кто отличит, — гордо задрала я нос, словно сама эти картины рисовала. — Но это вы ещё не видели то, что он сам, от души, пишет. Это нечто…

— Бирм, мне и правда плевать на все произведения искусства. В том числе картины. Ты мне лучше скажи, что ты видела, слышала или вспомнила под действием зелья?

Вот тут я и скисла.

Вообще-то я не очень понимала, что там видела или вспомнила. Какой-то сумбур сплошной. Вроде всё понятно, но в то же время такая каша в голове, что даже думать о том не хочется.

— А вы тогда скажите, как догадались, что со мной что-то не так? Куратор поморщился, провожая долгим задумчивым взглядом собачью свадьбу. В Висельниках они такие, что ого! Бывало, мы с Рухом, сидя на крыше Синего дома, считали собак в свадьбе по головам. Так раз аж шестьдесят семь штук насчитали. Правда, Рух насчитал чуть больше, но это он просто считать не умел. Я ему доказать пыталась, как он неправ. Тогда чуть не подрались и не свалились прямо на эту «свадьбу».

А это, я вам скажу, та ещё радость.

Такой своре лучше на пути не попадаться. И сожрать могут. Кстати, были случаи…

— Бирм, ты когда себя в зеркале в последний раз видела? — прервал мои размышления магистр Дорк.

— Что, всё так плохо? — встрепенулась я, как любая женщина, ко внешности своей неравнодушная.

— Не то чтобы совсем, но есть немного. Синяки под глазами, некоторая рассеянность. Быстро устаешь… — да при таком ритме жизни странно, что я вообще ещё с ног не валюсь на ходу. — Не понимаю только, как Абрахам тебя ещё под замок не посадил.

— Сплюньте, — посоветовала я, турнув ногой какого-то мелкого, но очень смелого, отбившегося от своры пёсика. Тот пронзительно заскулил и смылся следом за остальными сородичами. — Ещё, не дай Единый, додумается. С него станется и правда под замок посадить. А мне это ой как не нужно.

— И всё же я считаю, что ты должна была ему всё рассказать, — посоветовал куратор.

— Можно подумать, если бы вы были на моем месте, то побежали бы жаловаться своей… уже жене.

— Нет, конечно. Но, Бирм, я взрослый мужчина, магистр некромантии, человек с богатым жизненным опытом…

— И что? Скажете, что если вас треснуть хорошенько по башке из-за угла, то у вас не случится сотрясения мозга?

— Аргумент, — согласился куратор. — И всё же, если ты будешь скрывать от него вот такие подробности, ничего из вашей семейной жизни не выйдет.

Тоже верно. Но если неосторожно ляпнуть что-то где-то не там, то её, этой жизни семейной, вообще не выйдет.

— А вы всё жене рассказываете? — задумалась я над правильностью своих поступков.

— Бирм, всё-всё рассказывать никому не надо. Есть вещи, которых лучше даже вслух не говорить. Но если бы её жизнь была в опасности, то непременно бы сказал ей об этом только для того, чтобы она приняла меры предосторожности.

В этот самый момент я почувствовала себя такой дурой — словами не передать. Но… сделано, что сделано. С другой стороны, а если этот псих ненормальный узнает, что я треплюсь на каждом углу? Чёрт!!! Бывает же в жизни такое, что любое принятое решение кажется неправильным. Но всё равно приходится принимать хоть какое-то. Кошмар, одним словом.

— Я подумаю, — всё же приняла я единственно правильное в данный момент решение — дальше эту тему пока не развивать. — Мы пришли, кстати.

Дом Художника и Куколки нависал над самой рекой. Именно что нависал, потому как построен был на самом берегу и довольно давно. Ну и, в силу нестабильности прибрежной почвы, малость съехал и покосился. Наверное, когда он был новым, то выглядел не таким убожеством. Огромные окна были застеклены, а не затянуты дерюжкой. Да и вид из них открывался не на развалины городских трущоб, тянувшихся вдоль бурлящей нечистотами Вислы, а… интересно, что там было раньше? Может, зеленеющая полоска леса, а может, городская стена. А может, просто второй берег реки. Пустой, но красивый.

Говорят, тогда здесь жила вполне нормальная семья. Но…

Кстати, именно нынешние хозяева по какой-то необъяснимой причине задержались здесь дольше всех остальных жильцов, занимавших этот дом до них. Вообще, он был странным. Нетипичным для этого квартала. Старожилы поговаривали, что построен он был задолго до того, как в Висельниках появились миссионеры Единого. Никто не помнит, кто был первым его владельцем. Но вот последними — была обычная семья, кажется, даже небедная. Глава семейства, мистер Тоат, всячески способствовал доброму делу, а доброе дело ему за это отомстило, как сумело.

Сплетничают, что всю семью Тоат вырезали в одну ночь и вынесли всё до последней ложки. Утром нашли только три окровавленных трупа в абсолютно пустом доме.

Понятное дело, что из аристократии уже тогда никто селиться в Висельниках желанием не горел. Странно уже то, что та семья так упорно держалась за это место: улицы как раз наводнили первые шайки, которые уже начинали потихоньку делить территорию. И люди побогаче старались поскорее убраться в кварталы поспокойней. А в дом, где убили троих людей, без хорошего некроманта вообще лучше бы не соваться…

Что и доказали последующие жильцы. Все, кто разевал рот на покосившийся домик, недолго после этого топтали землю.

А вот этим двоим повезло.

Я мотнула головой магистру, чувствуя, как вмиг онемели ладони, стоило только подойти к строению. Странно, но раньше я подобного не чувствовала. Пришлось сжать и разжать кулаки, чтобы восстановить кровоток. Стало жутковато. И всё же решительно шагнула внутрь.

О том, что в доме живёт Художник, просто кричали забрызганные разноцветной краской стены. Это у Ираго называлось — творческий кризис. Да. И такое случалось. Особенно тогда, когда Куколка не могла достать для него опиум. В такие дни Художник превращался в жалкое существо, за глоток опиума способное вылизать до блеска твои сапоги. Или в демона, вырвавшегося из Ада и готового крушить, убивать, топтать….

Кстати, на эту тематику у него было несколько картин. Рогатые демоны с красной кожей, исполинским ростом и тьмой в глазах вылезали из трещин в земле и проглатывали людей целиком. Или, играя, разрывали их пополам. Или… ну вы поняли, да? Всё в чёрно-красных тонах. Вроде картинки мрачные. Но исполнены так, что глаз оторвать невозможно было. Его… кем она там ему приходится — девушка, что ли, говорила, что в его таланте есть крупица пророческого дара и это картины конца света. Но мне кажется, что это она просто хотела ему значимости добавить. Ну или хотя бы как-то оправдать его «гениальные» заскоки. Не очень же приятно, когда человек, который тебе дорог, большую часть жизни — пускающий слюни овощ, а если нет, то не совсем адекватный. И только иногда относительно нормальный.

Согласитесь, даже для Семи Висельников это перебор.

— Куколка! — выкрикнула я в темноту коридора. — Ау!

Темнота промолчала. Зато заговорил магистр:

— Бирм, мне почему-то кажется, что здесь давно никто не живёт. Может, ты адресом ошиблась?

— Точно — нет, — и снова заорала. — Художник, спасайся! Демоны вышли из Ада и идут за тобой!

— Очень смешно, — скрипуче отозвалась на это темнота, выплюнув из стены коридора изнеможённого мужчину, страшно похожего на скелет из аудитории целителей. — Посмотрю, как ты запоёшь, когда они придут. Набросятся на тебя и разорвут в клочья.

— Боюсь, что тогда петь уже будет некому, — улыбнулась я. — Привет, кстати!

— И тебе тоже, — отозвался он. — По делу?

— Та да. Просто так не шастаем.

— Это ты правильно. Всякое случиться может.

— Демоны дорогу перебегут… — не удержался от колкости магистр Дорк.

— И восстанут полчища мертвецов..! — зловеще взвыл Ираго.

— Очень интересно. А не могли бы вы научно объяснить, с какой радости им восставать? Хотя… о чём это я? Бирм, скажи мне, родная моя, с какого перепугу мы сюда припёрлись на ночь глядя? Я, между прочим, линорму ещё не кормил. А она существо нежное. Молоденькими студентками потом откармливать придётся. Да и вообще, у меня молодая жена — ведьма.

Художник хмыкнул и поковылял мимо нас, припадая на правую ногу, в комнату, некогда бывшую гостиной. Если бы не одинокий замызганный матрас на полу, её можно было бы назвать абсолютно пустой. Хотя нет. Ещё имелся ошмёток гардины. Воняло здесь почти как на Проклятых болотах. Плесенью и гнилью. И даже разбрызганные всюду краски не разбавляли мрачности общей картины, представшей нашему взору.

Сам Ираго прекрасно в неё вписывался. Учитывая, что за те несколько лет, что я его не видела, он усох ещё больше, глаза ввалились и выцвели почти до белого, а под ними появились чёрные круги от частого, почти непрерывного, употребления опиума. Костлявые скулы заострились ещё сильнее из-за выпавших, судя по всему, зубов. А нос загнулся, как птичий клюв. Давно немытые волосы свалялись в один колтун и несли на себе отпечаток рода деятельности человека, которому принадлежали. То есть тоже краской запачканы были. Ну и — прижало Художника жизнью к земле. Согнуло тяжестью нелёгкого бытия.

Занесло меня что-то.

— Слышь, Ираго, а куда Куколка подевалась?

Ираго плюхнулся на колени и сунул руку под матрас, словно и не услышал моего вопроса. А может, и правда не услышал.

— Демоны знают, где её носит, — всё же зло процедил он сквозь зубы, отбросив в сторону матрас. Даже не думала, что он сможет его хоть сдвинуть. Не так захирел Художник, как хочет показать. — Несколько дней её не видел, — и забормотал себе под нос. — Чёрт! Где же оно, куда подевалось? Точно оставалось. Я помню, что оно было здесь…

— И тебя не волнует, что она не появлялась так долго?

Помнится, Роэм никогда не оставляла его больше чем на день.

— А что переживать, нашла себе какого-то хахаля. Из шулеров вроде. Шустрая, у тебя нет случайно зелья? Хоть каплю.

— Нет. Но у меня есть… — я вытащила из кармана золотой и протянула его Художнику. — Если мне не изменяет память — это двухнедельный запас недорогого опиума. А это… — подбросила я вторую монету, — дорогого. Ну или месячный — такого себе.

— Что надо? — спросил Ираго, начиная мелко дрожать и цокать зубами. — Только быстро.

— Карту, — тут же вклинился магистр Дорк, развернув перед Художником моё произведение искусства. — Такую…

Ираго бросил один мимолетный взгляд на рисунок.

— Этой карте полтысячи лет, не меньше. У меня есть новее. Пойдёт?

— Только если все сооружения будут нанесены на неё в точности, как здесь, — ответил куратор.

— Идём.

Что было особенно хорошо для художника в этом доме, так это просторная комната на втором этаже, которая сохранилась намного лучше всего остального дома. Даже стёкла в окнах остались. И именно здесь хранились картины, чертежи и карты. Короче, товар. Точнее… ну как — хранились… Они чуть ли не за ногами греблись. Свалены беспорядочными кучами вперемешку. Или в каком-то, только хозяину известном, порядке.

— М-да, — всё, что сказал куратор, глядя на картину, на которой демон отгрызал голову человеку посреди пылающего города.

Ираго оторвался от поиска карты и решительно заявил:

— Эта картина не продаётся ни за какие деньги.

— Правда?! — почти искренне расстроился куратор. — Какая жалость. А я уже придумал, куда её повесить. Бирм, мне кажется в твоей комнате, в общежитии, она бы идеально смотрелась.

— Ага. Вот она бы просто прекрасно сочеталась с занавесочками в цветочек! — хмыкнула я.

А вот в лабораторию Абрахаму… Купить, что ли? Не эту. Вон ту, где скелеты грызут нечто, что ранее было кем-то. И фон такой, как надо. Склепы и надгробия.

— Вот! Нашёл, — уже заметно ломаясь, оповестил нас Ираго, развернув прямо на полу карту Горвиха, даже с надписями на современном идмирийском.

— Да ну… — засомневалась я. — Тут даже река не такая.

— Всё правильно. Как я сам не додумался? — не позволив даже рта открыть Художнику, сказал Дорк. — Раньше Висла протекала вот так, — прочертил он пальцем по новой карте русло, напоминающее ту самую змеюку, что я срисовала с карты из Хранилища. — Вот здесь, — ткнул он пальцем в трущобы Квартала Семи Висельников, — был лес. А здесь — Квартал Цветущих Яблонь.

— Очень познавательно. Только мне до сих пор непонятно, где находился Замок Туманов.

— Вот! — ткнул пальцем в какую-то будку Ираго. — До прихода миссионеров это место называлось Замок Туманов. Он был местом обитания Переходящих. А после и просто магов…

— Чёрт! Только не говорите, что это…

— Академия Магии и Ведовства, Бирм, — сказал магистр то, чего я говорить не хотела. — Увы, в этот раз я промолчать не могу.