****
Каждому человеку порой нужно знать, что в мире есть хотя бы один человек, который, несмотря на все твои промахи и выверты, не убьёт тебя на месте и не будет пилить с остервенением дровосека, до которого дошёл слух, что в столетнее дерево врос горшок с золотом. Человек, который промолчит. Ну или даст дельный совет. Или просто сделает вид, что так и задумано.
Вот Абрахам и молчал, сидя в кресле и уставившись на портрет давно умершей бабули. Тяжело так молчал. Уже с полчаса — так точно. Только почему-то это молчание не добавляло душевного покоя или равновесия устроившейся напротив него на подлокотнике дивана мне. Так оно быстрее бежать, если придется быстро ретироваться.
— Абрахам, когда у тебя такое выражение лица, ты становишься похож на старика Колби, не досчитавшегося серебренника за свою работу. Такое впечатление, что жизнь закончилась…
А в ответ тишина.
Зловещая, тяжёлая, почти осязаемая. Обычно такая тишина бывает перед бурей. Даже жутковато становится.
Эта тишина висела между нами, как пеньковая вдова в безветрии. И как-то не по себе становилось даже. Хоть в ладоши хлопай, как блаженная.
В гостиной особнячка Воленов вообще так тихо никогда не было. Даже мухи ведь не жужжали. Опасались.
— Да наори ты на меня! — вспылила я, пытаясь разбавить эту кисельную тишину, которая воском заливала уши. — Скажи, что я самоуверенная идиотка! Что…
А что в мой адрес ещё сказать-то можно такого, чтоб я не обиделась? В принципе, глядя в почерневшие глаза магистра самой тёмной магии и спеца по кровавым ритуалам, я отчётливо понимала, что он сейчас может говорить всё, что угодно. И я буду со всем соглашаться, кивать, каяться и обещать, что больше так не буду — только для того, чтобы грядущая буря прошла стороной. Ну или хотя бы не грохнула по голове со всей яростью тёмной стихии.
— Абрахам…
— Скажи, Кэтрина, когда я дал тебе повод сомневаться во мне как в мужчине? — резко оборвал меня Волен, поставив вопрос таким боком, что как-то я даже подрастерялась…
Здрасте! Завернул так завернул. Что вообще за вопросики с подвохом? И ничего я не сомневалась и разу! И вообще…
— Почему ты доверилась Дорку, но в то же время ни слова не сказала мне?
— Ты был занят, — пропищала я в ответ, понимая, что при такой постановке вопроса любое моё оправдание будет звучать детским лепетом. — И вообще, он просто оказался рядом в тот момент, когда мне понадобилась помощь.
— То есть чтобы быть в курсе наших с тобой проблем, я должен сутками ходить за тобой по пятам? Я правильно понимаю?
- Ну что ты перекручиваешь?! — снова вспылила я. Если так всё переворачивать с ног на голову, то что я ни скажу — всё мне в вину. — Слушай, а ты государственным обвинителем в свободное от основной деятельности время не подрабатываешь? Больно у тебя складно получается дело шить.
— Кэт!
— Что «Кэт»?! Злишься? Правильно делаешь. Злись сто раз и ещё разок для верности. Я уже жалею, что вообще что-то тебе говорила. И если бы не Дорковское внушение и страх того, что моё молчание опасней того, что я тебе всё рассказала — молчала бы до старческого слабоумия. А потом не страшно. Всё равно не поверил бы никто. И можешь сколько угодно морщиться, злиться, строить из себя обиженного и оскорблённого, но если что — я всё равно сделала бы всё от меня зависящее, чтобы с твоей головы даже волос не упал.
После этих слов магистр, наконец, оторвал застывший взгляд от портрета своей бабули, наблюдавшей за нашими разборками, гневно сдвинув брови, и, уставившись на меня, поинтересовался:
— И ты даже не осознаёшь того, что подобной заботой унижаешь меня?
— Не-а! — решительно мотнула я головой. Да с таким усердием, что растрепались волосы. — И отказываюсь осознавать. Вы, маги, слишком уж полагаетесь на свою особенность. Всесильность, так сказать. Нос дерёте, потому что имеете магический дар. Возомнили себя неуязвимыми…
— Мы — маги, а ВЫ — кто?! — сквозь зубы прошипел магистр Змей так, что мурашки по коже поползли.
— Мы ворьё мелкое, — игнорируя проснувшийся совсем не вовремя инстинкт самосохранения, заявила я. — Ты шипи-шипи. У тебя очень органично получается, — между прочим посоветовала я. — Я — мелкая воровка — Шустрая Кэт, которая помнит, что смерть не выбирает, кого отправлять за Грань — вора, торговца, мага или дешёвую шлюху. Всех гребёт. Кого раньше, кого позже, но вот точно-точно всех. Пока я не встречала бессмертных, — я поднялась с места и прошла к Абрахаму, встав напротив него. — Я — Кэтрина Ролден, девица-экспериментатор, которая заплатила душой, памятью, родственными связями и всем родовым имуществом за свою самоуверенность. И даже это забыла, — чуть поколебавшись, я всё же уселась ему на колени. Не сопротивлялся — уже хорошо. — Я — Кэтрина Бирм, студентка факультета некромантии, которая… больше всего на свете… боится потерять того единственного, кто ей по-настоящему дорог и важен. Того, кто несмотря ни на что, подобрал меня на улице, вымыл и выскреб. Откормил и сделал той, кто я есть сегодня. И можешь на пену изойти, но я боюсь тебя потерять. До разрядов вдоль позвоночника и могильного холода в животе. И ещё парочку человек… не таких важных и дорогих, но тоже терять не хотелось бы…
Ну вот. Всё сказала. Даже больше, чем нужно было бы.
И застыла, напрягшись, как натянутая тетива.
Казалось, даже секундная стрелка на отбивающих набатом ритм настенных часах затаилась. Притихла.
Чёрт!
Никогда мне не было так не по себе, словно душу вывернула и развесила на базарной площади в Семи Висельниках. И стою и жду, что мне за это будет. Оценят? Плюнут? Или пройдут мимо? Так… паршивенько. Неловко, что ли..? О, Единый! Всякое было, но чтобы Шустрой Кэт было неловко…
Я, кажется, даже задумалась по этому поводу, потому как едва его руки легли на мою талию — вздрогнула от неожиданности. Но тут же расслабилась, почти обмякла и ткнулась носом в его плечо. А после отстранилась и порывисто, как-то нервно даже, впилась в его губы поцелуем. Кстати, это я от него же и нахваталась. Лучший способ свести скандал на нет — поцелуй.
А там всё затрётся. Забудется и будет нормапьненько.
Наверное. Но сейчас мне просто хотелось его целовать. Кстати, он тоже отбиваться не стал, прижав меня к себе.
Я запустила пятерню в его молочно-белые волосы и чуть сжала. Было такое ощущение, что вот-вот задохнусь. Катастрофически не хватало воздуха. Сердце барабанило о грудную клетку с такой силой, что казалось
— мне светил перелом пары рёбер. А с моим весьма неплохим знанием с курса целительства — это первые признаки сердечного приступа.
Ну хоть умру рядом с любимым человеком…
Хотя вот перед смертью мне всё же хотелось бы…
Я оторвалась от его губ. Вокруг всё плыло, однако его глаза всегда были тем маяком, на который я выплывала даже из Тени. Наверное, если вдруг что, то и из-за Грани я смогла бы вернуться, поймав его взгляд. Сейчас его глаза были тёмно-зелёными. Как малахит. Мне всегда нравился этот камень.
Во рту пересохло. Наверное, от страха, а может, от чего ещё… и глядя в его глаза, я осторожно расстегнула пуговицу на его рубашке. Потом ещё одну…
И тут же его руки напряглись. Пальцы так больно впились в поясницу, что я невольно зашипела.
— Кэт, — прохрипел он голосом человека, заблудившегося в пустыне и приползшего к оазису чуть живым, — не стоит.
И только я хотела сказать, что куда уж дальше тянуть и вообще… Жизнь штука такая. Живёшь, никого не трогаешь. А потом — оп! И умер. И что тогда? Кому тогда есть дело до всех этих приличий, свадеб и прочей ерунды? И ещё много чего я собиралась выдать. И, наверное, снова поскандалить. Но в дверь осторожно постучались и голосом нашего драгоценного, очень тактичного и, возможно, рискующего не дотянуть до утра дворецкого сообщили, что к нам мистер Алек по неотложному делу.
— Я счас. Убью обоих и вернусь, — пообещала я Абрахаму, нехотя поднимаясь с его колен.
Может, мне показалось, но вопреки тому, что говорил, отпускать меня он не хотел.
Вот чёрт! Если у Алека там не нашествие мертвяков на его родовое имение
— убью к чертям собачим. Вообще. Без права поднятия.
Но едва я вышла в коридор, обдумывая какую из жесточайших казней прошлого века применить к одногруппнику, как он ураганом на меня налетел и, больно сжав плечи, встряхнул. Да с таким усердием, что у меня голова качнулась, как у тряпичной куклы.
— Её нет! Её нигде нет! — истерил Алек, продолжая меня трясти.
Кого нет? Чего нет? И какого тёмного вообще случилось?! Я сообразить или спросить не могла, зажмурившись и сжав челюсти, думая только о том, как бы не откусить язык, пока меня трясут, как яблоню по осени.
Наверное, он бы вытряс из меня душу, если бы Абрахам не оттолкнул его в сторону и не поинтересовался:
— Извольте объясниться, молодой человек, — прошипел магистр Волен. — Причина позднего визита? Надеюсь, она достаточно весома, чтобы я вас сию же минуту не вышвырнул на улицу без права в будущем посещать мой дом.
И всё это таким тоном, что… Ого!
— Алек, что случилось? — задала я животрепещущий вопрос, понимая, что дело дрянь, и вот только разбирательств между ними мне на ночь глядя и не хватало.
Я его в таком состоянии вообще ни разу не видела, да что там, даже не представляла, что могу увидеть. Мрачный, но всегда собранный. И уж точно к истерикам не расположен.
— Магистр Абрахам, я прошу вас о помощи, — уже более спокойно и трезво сказал Алек, — Милвена Лорас… исчезла.
Он сунул руку в карман, отыскал нечто и, протянув мне под самый нос, раскрыл ладонь.
А вот в этот момент мне стало совсем дурно. На ладони моего друга лежал цветок синего гибискуса.
— Твою мать… — озвучила я первую связную мысль и мотнула головой в сторону гостиной. — Быстро рассказывай, как и что случилось.