Раздалась вспышка, и из-под накидки на фотоаппарат выполз тонкий, белесый дымок, который тут же растаял в воздухе.

Прюденс улыбнулась и сказала:

— Я думаю, что фотография выйдет отличной. Вы прекрасно смотритесь вместе. Молодой человек, который сидел напротив, вместе со своей дамой, тоже улыбнулся и встал.

— Великолепно! Когда мы сможем забрать фотографию?

Прюденс, машинально складывая накидку на аппарат, задумалась:

— Наверное, на следующей неделе… Завтра у меня встреча с мадам Хадсон… Вы же знаете ее? А в субботу…

— А в субботу уезжаем мы… — перебил мужчина, — но ничего. Будет время выбрать рамку.

Он еще раз улыбнулся, и помог своей даме встать с декоративного стула.

— До встречи, — мужчина попрощался с Прюденс, и открыв темную дверь, вышел.

Прю вздохнула и сложив тяжелый агрегат, отставила его к стене.

Вечеринка уже подходила к концу, но хозяйка особняка — мадам Грэй, собиралась продолжить ее еще и завтра. Вдова Грэй имела прекрасный, хотя и потертый временем особняк, который стоял отдали от всех домов, сохраняя тем самым свою индивидуальность.

Прюденс Уолтер, амбициозная, и конечно же, весьма симпатичная девушка двадцати пяти лет, работала здесь фотографом. Работа эта не приносила больших денег, зато сводила с нужными людьми, что тоже было весьма полезно.

* * *

Вестибюль был все еще переполнен. Ковер откатили к стене, а на голом, блестящем паркете устроили танцы. Чуть поодаль стояло фортепьяно, и пианист играл какую-то плавную, грустную мелодию, которая, очевидно, должна была закончить вечер. Возле него стояло несколько мягких кресел и диван, в которых величественно восседали пожилые дамы, примерно возраста мадам Грэй, и о чем-то оживленно беседовали, поглядывая на танцоров.

Прюденс подошла к напольному зеркалу, и тщательно себя осмотрев, поправила волосы и черное боа, пушистой лентой лежащее на плечах. Темно-синее платье обтягивало молодую фигуру, а в глубоком вырезе крылась высокая грудь. Каштановые волосы были острижены по модному тогда «каре», и красиво подчеркивало карие глаза.

— Может присядете?

Две пожилых дамы улыбнулись Прю, и указали на соседний диван. Прюденс поприветствовала их, но садиться не спешила, не зная как отказаться.

— Может потанцуем, леди? Я бы очень хотел разделить с вами этот последний танец, — высокий светловолосый мужчина в черном фраке подошел к девушке, подавая руку. Прю тонко улыбнулась, и пошла в танец, даже не обернувшись на старух. Пожилые дамы провели их длинным, злым взглядом, и встали с кресел.

Пианист запел. Он имел красивый, глубокий баритон, и плавная мелодия фортепьяно усиливала впечатление от голоса.

— Меня зовут Лукан, — тихо сказал мужчина Прюденс, покачиваясь в танце вместе с ней, — а вас?

Его рука скользнула чуть ниже талии.

— Прю… Меня зовут Прю, — просто сказала девушка, наслаждаясь танцем.

Рука Лукана скользнула еще ниже. — Как вы считаете, может мы проведем вечер… а возможно и ночь в другом месте?

Он снова улыбнулся, но в этой улыбке уже не чувствовалось прежней скованности.

Прюденс тихо вздохнула.

— Да, я бы…

— Прюденс, дорогая!

Громкий голос раздался за спиной у танцующих. Прю повернулась. Лукан тут же отпустил ее.

— Прюденс, дорогая! Ты снова здесь! Как же хорошо, что я тебя сегодня встретила!

Голос дамы был гулким и сочным. Это была крепкая старуха, c тяжелой челюстью и темными, похожими на маслины, глазами. Черные волосы блестели и были тщательно уложены. Они выглядели неестественными, и казалось, что это парик.

— Мадам Хадсон… Приятно видеть вас здесь, — выдавила из себя Прюденс.

Старуха улыбнулась.

— Твой день закончился? Ты уже свободна? — поинтересовалась она.

— Да… То есть, нет, но…

— Отлично! — обрадовалась старуха, поправляя свое темное платье, — надеюсь у тебя нет никаких планов на этот вечер? Я хотела бы перенести нашу встречу с пятницы на сегодня. Ты не против, милая?

Прю замялась.

— Вообще-то нет, но…

Она кивнула на Лукана, но тот куда-то исчез.

— Вот и чудно! — воодушевилась мадам Хадсон, — тогда пойдем?

С этими словами она пошла вперед, немного кренясь вперед. Прю ничего не оставалось делать, как пойти за ней.

* * *

Улица была наполнена летней вечерней тишиной и теплом. Деревья тихо покачивались в такт ветру, будто кто-то незримо дирижировал ими.

Лишь за пятьдесят метров от дома мадам Грэй начинались другие дома, а до этого улицей тянулись только деревья и кусты.

— Красиво, правда? — прервала молчание Прюденс.

Старуха ничего не ответила, и лишь неопределенно кивнула головой, щурясь на закатное солнце как сытый кот. Но кроме беззаботной маски, в ней также угадывалось какое-то напряжение.

— Мы скоро придем, милая, — проговорила мадам Хадсон через несколько минут, — только давай присядем. А то мне как-то не по себе после всех этих хождений.

— Да, конечно же, — ответила Прю, озабоченно поглядывая на женщину. Садясь на скамейку, мадам Хадсон уловила этот взгляд Прюденс.

— Не беспокойся, дорогая. Со мной ничего не случится, — стараясь быть веселой, произнесла она, нервно покручивая браслет на полной руке.

Прюденс в ответ лишь улыбнулась, поглядывая на небо.

— Я очень хочу, чтобы ты увидела то, что я тебе приготовила. Я думаю — тебе будет интересно это увидеть.

* * *

Квартира мадам Хадсон находилась на втором этаже большого дома. Раньше здесь был магазин, но он разорился, и здание стало жилым.

В квартире было невероятно жарко и душно. Окна — наглухо задрапированы тяжелыми занавесями, с длинными, пыльными кистями. Комната напоминала салон предсказаний. В углу было расставлено несколько коричневых кресел, а на книжном столике возле его стояло множество бутылочек с лекарствами и чашка с водой. Серый палас полностью покрывал пол, но в центре были видны пропаленные дырки, будто о ковер тушили сигары.

Прюденс с интересом осмотрелась. Она была здесь впервые со дня знакомства с мадам Хадсон. В прошлом, ее мать была хорошей подругой мадам, и маленькая Прю частенько просилась гости, но ее не брали. После смерти матери, мадам Хадсон на долгие годы куда-то исчезла из жизни Прюденс, и таинственным образом объявилась буквально два месяца назад, на вечернем чаепитии у мадам Грэй.

— Присаживайся, милочка, — произнесла мадам Хадсон, указывая на угол с креслами, — а я пока принесу чай.

Она еще раз улыбнулась Прю, и нервно дернув плечом, забрала свои лекарства и вышла в соседнюю дверь.

* * *

— Еще сахару?

— Нет… Нет, спасибо. Так что же вы хотели мне показать? Вы упоминали какой-то антиквариат?

У Прюденс закружилась голова. Глаза начало застилать туманом. На языке остался ужасный привкус чая — беловато-бежевого, с резким запахом и вкусом…

— Да-да, милая. Сейчас, минуточку.

Грузная старуха встала.

— Это и есть антиквариат… Почти что антиквариат…

Она подошла к другому столу, который находился возле зашторенных окон. На нем, под серой тканью угадывалось что-то плоское. Мадам Хадсон рывком сняла покрывало. На серебряном подносе, который был скорее всего железной, посеребренной подделкой, лежала крупная тарель. Она была фарфоровой, цвета слоновой кости, с несколькими большими, черными знаками. Один изображал треугольник, с трапецией посередине. Второй — четырех конечную звезду, с тремя линиями внутри. В центре тарели смутно угадывалось чье-то лицо, нарисованное казалось свежей, черной краской.

— Хех, вот и оно, — прокряхтела старуха, — очень красивая и древняя тарель. Только не надо подходить, я сама ее принесу.

Прю с трудом встала с кресла. Перед глазами все плыло, а ноги налились свинцовой тяжестью. Тошнило. Но казалось, мадам Хадсон совершенно этого не замечала.

— Вы знаете, мне… Мне… мне… что-то нездоровится… — голос Прюденс был сухим как наждак.

— Ничего-ничего, дорогая. Только взгляни на это, — высокий лоб Хадсон покрылся испариной, а руки дрожали. В голосе слышались истерические нотки. Она взяла Прюденс за плечи и поднесла к ее глазам тарель.

Казалось, девушку вырвет. Глаза страшно болели. Кожа на лице побледнела.

— Призываю тебя… Прийди ко мне… Давай… — словно заклинание шептала старуха, крепко держа Прю, которая впрочем и не могла пошевелиться.

Тело девушки содрогнулось в спазме, да так, что мадам Хадсон не смогла ее удержать. Руки забились в судорогах. Внезапно все стихло. Старуха, которая тоже дрожала, склонив голову, медленно отошла назад. Глаза с напряжением наблюдали за неподвижным телом девушки.

Тело пошевелилось. Перевернувшись на бок, Прю грациозно вскочила. В ее движениях появилось что-то кошачье — неуловимое, красивое и опасное.

— Ты призвала меня, — голос Прю был холоден, — и выполнила свое обещание… Что-же…

Старуха быстро подняла голову.

— Лиллит! За столько времени это получилось!

Мадм Хадсон рывком сняла с головы парик. Под ним оказались редкие седые волосы, впереди образовавшие высокие залысины.

— Сделай меня… Сделай меня такой, как она! Как ты!

Демоница скривилась.

— Как же ты никчемна. Как же никчемны твои желания… Ты действительно поверила мне…? Ну что же…

Лиллит повела рукой. Мадам Хадсон тяжело дыша, склонилась перед демоницей. Широкое темное платье старухи висело как балахон. Седые волосы поползли вниз, увеличиваясь на глазах и приобретая иссиня-черный цвет. Мадам Хадсон было не узнать. Вместо старухи стояла молодая девушка, с роскошными черными локонами, и слегка раскосыми темными глазами.

— Молодость, красота…! Здоровье и привлекательность! За это я и готова была продать душу!!!

— Ты ее уже продала, — надменно возразила демоница, — продала, когда отдала эту девушку. И тем самым предала ее мать, которая взяла из тебя клятву этого не делать… Перед своей смертью…

Лиллит расхохоталась.

— И теперь ты трижды грешница… Ты призвала меня, убила ее и отдала то, без чего ворота Рая навсегда для тебя заперты!

Мадам Хадсон немо уставилась на Лиллит.

— Ты… Ты все знаешь…

— Да, о тебе я знаю все. Ты ошибалась, когда думала, что из-под земли ничего не видно… Даже сквозь огонь адских мук я все видела и знала… Знала все твои метания, все твои мольбы и все болезни. Знала и о том, как ты собиралась меня изгнать обратно. Но знала ли ты, что при этом ее дочь умрет? Старость — всего лишь маска. Ее можно сорвать… А можно и одеть снова.

Мадам Хадсон опустилась на колени.

— Не делай этого… Умоляю тебя! — тихо просила она.

Лиллит склонилась над ней, и схватив за плечи, подняла ее вверх. Демоница обладала нечеловеческой силой, и швырнув тело Хадсон через всю комнату, грубо гоготнула. Молодое тело буквально почернело. Руки покрывались пятнами, и волосы выпали, обнажив голый череп. Кожа возле глаз лопнула. Темное платье загорелось. Лиллит переступила через тело, и открыв дверь, вышла. Огонь переметнулся на занавески, и вскоре запылала вся квартира.