Специально для «Нью-Йорк таймс»

Нью-Йорк, 19 января

В последнее время Роберт А. Голдсмит у всех на виду. Неудача аукционной продажи картин старых мастеров, состоявшейся в минувший вторник в «Сотби», не произвела на него заметного впечатления. Небрежно отмахнувшись от вопросов о перспективах аналогичных торгов, намеченных на завтра в «Бергли», шестидесятилетний миллиардер объявил вчера о планах создания всемирного предприятия на основе слияния четырех существующих компаний.

Международный холдинг «Голдглоуб» объединит компании, в которых мистер Голдсмит владеет контрольными пакетами акций, – «Голдмарт инк.», «Бергли инк.», сеть ресторанов и, наконец, «Мистик косметикс».

«Нынешний рынок явно тяготеет к интеграции, чем бы вы ни торговали – хлопчатобумажными изделиями, картинами стоимостью в миллионы долларов или сандвичами, – заявил вчера на пресс-конференции мистер Голдсмит, рассказывая о планах проникновения на новые заморские рынки, включая республики бывшего СССР, страны Южной Америки и Восточной Европы. – Это объединение позволит нам использовать возможности всех четырех компаний на любом из вновь осваиваемых рынков».

Акции «Голдмарт» поднялись вчера на четыре процента, составив 25 долларов 85 центов за акцию. Акции «Бергли» выросли на 40,5 цента и достигли 18 долларов 25 центов; акции ресторанной сети остановились на отметке 12 долларов 20 центов.

Несколько особняком стоит «Мистик косметикс». Выкупить компанию планировалось еще в прошлом году, но переговоры были приостановлены из-за позиции, занятой инвестором...

 

Глава 32

Нью-Йорк, 20 января

— Завтра я переезжаю, – объявила Бэмби Паркер, поправляя макияж. – Хватит с меня соседок, я сняла отдельную квартирку. – Бэмби открыла золотую пудреницу и внимательно всмотрелась в зеркальце.

Развалившись на заднем сиденье своего громадного лимузина, Роберт А. Голдсмит немного приподнялся и натянул брюки.

– Выходит, у тебя будет новый телефон?

– Угу. – Бэмби подкрасила губы, захлопнула пудреницу и протянула ему листок бумаги: – Вот он. И новый адрес – тоже.

Роберт не глядя сунул записку в карман.

Честно говоря, Бэмби рассчитывала на больший интерес и надула губы:

– Ты что, даже не хочешь спросить, почему я переезжаю?

– Подумаешь, великое дело, – отмахнулся он, – ведь в городе-то ты остаешься, не так ли?

– Выслушай все же. Это из-за нас с тобой. Надоело заниматься любовью, – она неопределенно взмахнула рукой, – в этой чертовой берлоге!

– А что ты имеешь против этой машины? – Роберта явно удивила горячность Бэмби. – Места тут много, никто ничего не видит, все удобно.

– Для тебя – возможно. Но мне-то, хотя бы для разнообразия, хотелось бы иногда полежать в постели. И между прочим, там тоже удобно.

«Женщины... – про себя вздохнул Роберт. – И как это им всегда удается сделать проблему из элементарнейшей вещи?»

Что же касается его самого, то Бэмби права, на его вкус, лучше машины ничего не придумаешь. Только одно требуется – открыть дверь – и вот уже Бэмби тут как тут.

За каким же чертом нужна кровать?

– Ладно, в любом случае мне хотелось, чтобы ты посмотрел мою новую квартирку, – продолжала Бэмби. – Может, завтра заскочишь? И на часок задержишься?

Бэмби соблазнительно высунула кончик языка.

– Не пожалеешь, даю слово.

– Ладно, – проворчал Роберт, в глубине души надеясь, что действительно жалеть будет не о чем. Хотя, по правде говоря, в последнее время женщины постоянно обводят его вокруг пальца. – Но только смотри, чтобы мне не пришлось ехать к черту на куличики, – буркнул он.

– Не придется, – поспешно заверила его Бэмби.

– Так где ты устроилась?

– Здесь. – Бэмби ткнула пальцем в крышу машины.

– Как это?

– Я сняла квартиру в Аукционной башне, – как ни в чем не бывало объявила Бэмби.

– Где-е? – взорвался Роберт, мгновенно багровея от ярости. – Совсем спятила? Думаешь, мне хочется, чтобы меня видели, когда я иду к тебе? С таким же успехом можно было поместить объявление в Нью-Йорк таймс.

– Успокойся, – невозмутимо парировала Бэмби. – Неужели что-нибудь непонятно? Это здание принадлежит тебе, во всяком случае, те квартиры, что еще не проданы. К тому же в нем размещается одна из твоих компаний. Так кому же, как не тебе, приходить сюда?

– Если жена что-нибудь пронюхает, мне конец. – Роберту явно надоел этот спор. – Все, ноги моей у тебя не будет. И давай покончим с этим.

Бэмби незаметно вздохнула. У нее с самого начала было предчувствие, что Роберту не понравится ее переезд. Может, не надо было все затевать?

А впрочем, дело сделано, и отступать Бэмби не собиралась.

Роберт включил переговорное устройство, велел шоферу притормозить и, не говоря ни слова, открыл дверь.

Поколебавшись, Бэмби перевалилась через его вытянутые ноги и перед тем, как уйти, сунула голову внутрь.

– Номер квартиры на записке, – отчеканила она, стараясь говорить как можно увереннее. – Мы увидимся там – или нигде.

– По-моему, ты испытываешь мое терпение, – заметил Роберт обманчиво спокойным голосом. – Впрочем, что бы ты себе в голову ни вбила, ноги моей не будет в твоей квартире. Никогда.

– Ну а моей ноги больше не будет в твоей машине.

Они уставились друг на друга в ожидании, кто первый отведет взгляд. Воздух дрожал от напряжения.

– В таком случае, – спокойно сказал наконец Роберт, – все кончено.

Он потянул на себя дверь, но Бэмби ее удержала.

– Я готова сделать вид, что не слышала этих слов, Роберт, – напряженно сказала она. – Если передумаешь, позвони.

– Даже не надейся.

– Не буду. Ладно, хоть одно приятно – сберегу колготки, а то сколько я их уже изодрала в твоей колымаге.

С этими словами Бэмби изо всех сил хлопнула дверью, тряхнула головой и отправилась на работу.

– Если мадам позволит мне кое-что предложить... – негромко проговорил Сергей, парикмахер Бекки Пятой, который теперь обслуживал и Дину.

– Ну разумеется, милый, – великодушно кивнула головой Дина, – я готова выслушать любое предложение.

Разговор происходил у Дины дома – в комнате, сплошь увешанной зеркалами и заставленной креслами и столиками со всем необходимым для парикмахерской. Вместе с Сергеем, занятым волосами, над ее ногтями трудилась Мэй – симпатичная маникюрша-азиатка.

– Я подумал, может, мадам хотела бы выглядеть посовременнее? – продолжал Сергей.

– Посовременнее? – Дина всмотрелась в свои многочисленные зеркальные отражения. – И как же именно?

Сергей захватил ее волнистые волосы в ладони и перекинул на затылок.

– Вот так – в точности как у Клаудии Шиффер.

Дина критически оглядела себя и покачала головой:

– Пожалуй, не стоит. Получается... даже не знаю, как сказать...

– Но ведь так вы выглядите моложе.

– Допустим, и все равно это не мой стиль. Давайте оставим все как есть.

– Как мадам пожелает, – склонил голову Сергей.

Дина откинулась на спинку кресла. Отдаться в руки парикмахера – это одно, но следовать новейшей моде? Ни за что. Пусть Клаудии Шиффер и принцессе Ди подражают другие, те, что попроще. Ну а у нее, Дины Голдсмит, свой узнаваемый стиль, и от него она никогда не откажется.

Раздался стук в дверь, и в салон гренадерской походкой вошла секретарша Дины.

– Междугородний, – объявила Габи. – Италия. – Она водрузила на нос болтающиеся на шее очки и сверилась с записью: – Мон... джар... дини? Что-то в этом роде. Соединить?

– Ну конечно! – вскинулась Дина. – Я же вам говорила, что жду этого звонка. Живо! Подайте мне телефон!

– Кто я, по-вашему, – буркнула секретарша, – девочка на побегушках?

Надвигающийся скандал дипломатично погасил Сергей, с улыбкой протянувший Дине телефонную трубку.

– Спасибо, милый, – проворковала она и, бросив на Габи ледяной взгляд, добавила: – Слава Богу, хоть один воспитанный человек нашелся.

– Вот-вот, – криво ухмыльнулась Габи, – он и выглядит как настоящий джентльмен. – Она со значением посмотрела на его кудрявые волосы, гривой свисающие до самой поясницы, очки с желтыми стеклами и светлые ботинки ковбойского типа из змеиной кожи.

Но Дине было не до дурацких перепалок.

– Слу-у-у-шаю, – томно протянула она, прижимая трубку к уху. – Синьор Можардиано? Бекки Пятая вам звонила?.. Да, да, она говорила, что вы отошли от дел... Я ужасно расстроена, просто места себе найти не могу... Да неужели? Нет, правда? Сделаете исключение?.. Не знаю, как и благодарить!.. В следующий понедельник? Чудесно!.. Естественно, о деньгах можете не беспокоиться, это не проблема... Спасибо, синьор!

Удовлетворенно вздохнув, Дина вернула Сергею трубку и прикрыла глаза.

Вот это здорово, мечтательно подумала она, подставляя ладонь умелым рукам Мэй. Сам Можардиано! Теперь у нее дома будет не хуже, чем у Бекки! Кто бы мог подумать!

«Ну что ж, тогда все кончено...» От этих слов Бэмби сделалось не по себе. Настолько не по себе, что она вопреки обыкновению даже не пошла в туалет, чтобы посплетничать у зеркала. Только сплетен ей сейчас не хватало, тем более что вскоре она сама вполне может стать их объектом.

«Роберту достаточно взять трубку и позвонить в отдел кадров, – думала она. – Вот и все, что стоит между моим кабинетом и уведомлением об увольнении».

Такого унижения ей не пережить. Стоит только подумать, как мороз по коже дерет.

Лучше смерть.

Велев секретарше ни с кем ее не соединять, Бэмби заперлась в кабинете и принялась копаться в коробке с разными сортами чая.

Надо же быть такой дурой, чтобы предъявлять ультиматумы! Это прерогатива жен, но отнюдь не любовниц!

А ведь она вроде умеет все рассчитывать наперед. Так что же это на нее нашло?

Постепенно успокаиваясь, Бэмби стала прикидывать, как бы выйти из этого неловкого положения.

Может, послать к черту самолюбие, позвонить Роберту и извиниться? Или лучше подождать, пока он сам позвонит?

У Бэмби голова шла кругом. Дело в том, что она оказалась на совершенно неизведанной территории. Раньше именно она всегда была в центре внимания, именно под ее дудку плясали сначала молодые парни, а потом и зрелые мужи.

Но Роберт – иное дело.

Он не похож на других и, если оставить в стороне секс, представляет собой совершенную загадку, которую Бэмби никак не могла разгадать.

Несколько раз она ловила себя на том, что тянется к трубке, и лишь в самый последний момент отдергивала руку.

О Господи, хоть бы поговорить с кем, поплакаться в жилетку! Но с кем?

Уж точно не с приятельницами из других отделов. Стоит разоткровенничаться с одной, как все мигом станет известно всем, а там – как лесной пожар... Складывать два и два все умеют.

В конце концов Бэмби решила: она будет ждать звонка Роберта.

А если не позвонит?

Тогда пусть катится куда подальше.

Девизом Роберта было: «Не хочешь? Тебе же хуже».

Именно к такому заключению он пришел, думая о Бэмби. Но это было утром. А к полудню выяснилось, что он никак не может сосредоточиться: перед глазами то и дело вставала Бэмби в самых соблазнительных позах.

И вот он уже стал задумываться, а не стоит ли... просто так... в порядке исключения... может, он все же немного поторопился?

К половине второго у него уже буквально дым из ушей валил. А около двух он набрал ее номер в «Бергли».

Бэмби мгновенно схватила трубку.

– Роберт?

Черт, до чего же сексуальный у нее голосок.

Здравый смысл подсказывал Голдсмиту, что надо бросить трубку – немедленно! Пока еще не поздно.

Но вместо этого он услышал собственный голос:

– А почему ты решила, что это я?

– Потому что только ты знаешь этот номер.

– Ладно, – довольно пробурчал Роберт. – Знаешь, я тут подумал... Словом, почему бы не заглянуть к тебе сегодня на новоселье?

– Да, но грузчики появятся только завтра. Пока здесь совершенно пусто...

– Ну и что? Кому нужна мебель? Ключ-то у тебя есть?

Последовало короткое молчание.

– Когда бы ты хотел зайти? – спросила наконец Бэмби.

– Почему бы не прямо сейчас?

– Жду.

Здорово!

Пять минут спустя Голдсмит уже сидел в автомобиле, направляясь туда, где его запросто могли застукать.

 

Глава 33

Торги по продаже картин старых мастеров всегда устраиваются на протяжении одной недели. В «Сотби» они происходят во вторник, и к этому времени у всех – а в «Кристи» и «Бергли» особенно – перехватывает дыхание.

Зандра и Кензи отправились на аукцион вместе.

– Сейчас разнюхаем, разберемся, что к чему, тогда станет ясно, как у нас все пройдет в четверг, – зашептала Кензи, усаживаясь на свое место.

Зандра скептически огляделась.

– Что-то народу немного. И куда это все подевались?

– Остается надеяться, что у тех, кто здесь, настроение боевое, – буркнула Кензи.

Но ее надеждам не суждено было сбыться. Почти половина из ста восьмидесяти четырех картин остались не проданными.

В «Кристи» аукцион был на следующий день. И вновь Зандра с Кензи отправились на разведку. И опять было продано лишь чуть больше половины из двухсот полотен.

Дождавшись конца торгов, Зандра с Кензи поплелись на работу. На душе у них было так же тускло и слякотно, как на улице.

– Все из-за этого чертова кризиса, – пробормотала Кензи, потуже затягивая шарф на шее. – На продажу – все, что угодно, да только никто не покупает.

– И не говори, – вздохнула Зандра. – Да, Гольбейн нам бы сейчас не помешал.

– Это уж точно, – вздохнула Кензи. – Да что толку об этом говорить? Остается только попробовать половить рыбку в мутной воде. Никто не хочет раскошеливаться.

На перекрестке Шестидесятой и Мэдисон-авеню они остановились в ожидании зеленого света.

– Ничего хорошего я завтра не жду, – рассеянно заметила Кензи.

Зандра состроила гримасу.

– Представляешь, каково сидеть на этом проклятом подиуме, объявлять цены, делать вид, будто ты ужасно занята, а никто ничего не покупает и все просто пялятся на тебя, словно на какую-то диковину в зоопарке!

– Эй! – Кензи дернула ее за рукав. – Пока мы тут с тобой болтаем, зеленый давно горит. Пошли!

Они поспешно двинулись через улицу.

– Черт! – Кензи внезапно остановилась и подняла голову.

– Что такое?

– Снег идет. Вот ужас! Если повалит, то нам завтра вообще ничего не светит. – Она умоляюще посмотрела на Зандру. – О Господи, ну почему нельзя... хоть заболеть, что ли?

– Сама знаешь почему. Мы профессионалы. У нас есть своя гордость. И еще надо спасать отдел от нашего Возлюбленного Великого Вождя.

Именно так прозвал Бэмби Арнольд Ли, следуя примеру северных корейцев, которые иначе и не называют покойного Ким Ир Сена.

– Ты права.

Снова зажегся красный, и стоящие на перекрестке машины нетерпеливо загудели.

– Ну ладно, чего застыла! Не ровен час, угодишь под колеса!

– А что, неплохо бы, – криво ухмыльнулась Кензи.

К тому времени, как они добрались до «Бергли», снег уже валил вовсю.

– Я слышал прогноз, – заметил Арнольд Ли. – Снега завтра выпадет на шесть—восемь дюймов.

Было почти семь вечера, но все они еще трудились, готовясь к завтрашнему аукциону.

– А теперь скажи что-нибудь хорошее, – взмолилась Кензи, – ну, пожалуйста, что тебе стоит!

– Пришло еще тридцать отказов от участия.

– Так, что еще... хорошего?

– Сняты с продажи четыре лота.

– Какие? – устало спросила Кензи.

– 4-й, 113-й, 161-й и 201-й.

Ей не надо было рыться в каталогах. Якоб Йорданс, ориентировочная цена от двухсот до трехсот тысяч долларов; Лоренцо ди Никколо, от ста до ста пятидесяти; Хендрик Тербрюгген, от трехсот до пятисот; и наконец, Веронезе, та же цена.

Четыре жемчужины всего аукциона.

Кензи закрыла глаза. Да, завтра предстоит веселый денек.

К половине седьмого утра улицы уже засыпал слой снега толщиной в пять дюймов, и белый плотный покров и не собирался таять. По радио объявили о закрытии школ и аэропортов. Временно прекратили работу и некоторые уличные автостоянки.

«Вот если бы и аукцион можно было отменить так же просто», – тоскливо подумала Кензи.

Прибавив звук, она поплелась на кухню и заварила свой любимый кофе. Через несколько минут кофейник уже вовсю пыхтел.

На пороге появилась Зандра и, протирая глаза, принюхалась.

– Кофе? Ты чудо. А то на чай я уже и смотреть не могу. Хоть взбодрюсь немного. Хорошо спала?

– Как убитая. А ты?

– Как младенец. – Зандра сладко потянулась, зевнула и, подойдя к окну, выглянула наружу.

Занимался рассвет. От снега во внутреннем дворике исходило слабое загадочное мерцание, в воздухе кружились мириады невесомых снежинок.

– О Господи, все идет и идет.

– И не говори. Закрыты школы и аэропорты.

– А что с аукционом? – Зандра задернула штору и повернулась к Кензи.

– А что с ним сделается? Все как обычно, – вздохнула Кензи.

– Быть того не может!

– Еще как может. Знаешь, как говорят, матч состоится при любой погоде.

– Да, понимаю, но все-таки... – Зандра протянула руку к окну. – Даже в такой снегопад?

– Боюсь, что да. За все то время, что я работаю в «Бергли», торги не отменили ни разу.

В кухне что-то щелкнуло. Кофе готов.

Кензи вышла и тут же вернулась с двумя дымящимися чашками.

– Держи.

Зандра обхватила чашку обеими ладонями, подула и, осторожно глотнув, подняла голову.

– Право, дорогая, будь хоть капля здравого смысла у наших начальников, они перенесли бы торги. Как люди доберутся до «Бергли»?

Зазвонил телефон.

Кензи посмотрела на каминные часы – только без четверти семь.

– И кому это не спится? – пробурчала Зандра.

– Сейчас узнаем, – бросила Кензи. – Да?

– Кензи?

– Это ты, Арнольд? Только не говори, что застрял по пути и...

– Нет, нет, я на работе. Решил переночевать здесь, а то и впрямь не доберешься. Знаешь что, давайте-ка с Зандрой сюда, да поживее.

– А в чем дело?

– Дым коромыслом. Сама увидишь.

И он повесил трубку.

Кензи сдвинула брови. Что там случилось, Бог знает, но явно что-то серьезное. Арнольд не из тех, что попусту гонит волну.

– Одевайся, – бросила она Зандре. – На прически-макияжи времени нет. По дороге приведем себя в божеский вид.

Через пять минут они уже были на улице.

– Ничего себе! – воскликнула Зандра и растерянно огляделась.

Арнольд, взъерошенный, с расстегнутым воротником и засученными до локтя рукавами рубахи, яростно нажимал на телефонные кнопки.

– Одну минуту, мэм, сейчас с вами поговорят... – Он поднял голову и, увидев Кензи и Зандру, нетерпеливо махнул рукой – мол, чего ждете, садитесь на свои места.

Кензи вопросительно посмотрела на него и поспешно скинула пальто.

– Да, мэм, – продолжал говорить с кем-то по телефону Арнольд. – Да-да. Все понятно. – В изнеможении он закатил глаза. – Еще совсем чуть-чуть, буквально полминуты, и все. Честное...

Зазвонил еще один телефон.

– «Бергли», старые мастера, одну минуту, – одним духом выпалил Арнольд и, отложив трубку, глубоко вздохнул и откинулся на стуле. – У-ух, – шумно выдохнул он, – как же я рад, что вы появились так быстро!

– Лучше объясни, что тут происходит, – бросила Кензи.

– Да, видишь, телефоны надрываются. Словно с цепи сорвались. Заявки сыплются со всех сторон. О факсах уж и не говорю, вон, целая гора выросла.

Кензи скосила взгляд. Действительно, не только на столе, но и на полу валялись экземпляры заполненных заявок.

Она вновь повернулась к Арнольду.

– Выходит, говоря «кавардак», ты имел в виду, что на нас обрушилась лавина заявок?

– Вот именно.

«Ничего себе, – подумала Кензи, – интересно дело поворачивается». Она разом повеселела.

– Но с чего бы это вдруг? Ничего не понимаю.

– Думаешь, я понимаю? Могу лишь предположить, что те, кто сейчас не может вырваться из дома или гостиницы, или еще бог весть откуда, листают от нечего делать наши каталоги. Ну а дальше – все ясно.

Раздался очередной телефонный звонок.

– Вот черт! – Арнольд потянулся к трубке, но в последний момент отдернул руку. – Ладно, кто бы это ни был, пусть пообщается с автоответчиком.

– Это не выход. – Оценив ситуацию, Кензи решила взять дело в свои руки. – Слушайте-ка, ребятки. У тебя, Арнольд, вообще голоса не осталось, так что самое время немного помолчать.

– Отличная мысль!

– Ну так и забудь на время про телефоны, да и про факс тоже. Лучше заведи все эти заявки в компьютер, да поскорее. Но сначала позвони, пусть принесут кофе.

– Слушаюсь, босс.

– Так, а ты, Зандра, до половины десятого оставайся на телефонах. Я тоже. А потом возьмем в помощь трех первых попавшихся, кто придет на работу пораньше, и наплевать мне, из каких они отделов.

– Эй, – вспомнил вдруг Арнольд, – ответь-ка для начала по третьей линии, бедняга уже заждалась.

– Да, слушаю вас, – взялась за дело Зандра, – извините, что так долго заставила ждать. Спасибо, что не бросили трубку...

– Отдел старых мастеров, чем могу быть полезна? – это уже Кензи отвечала по шестой.

Обвал звонков продолжался еще часа два. Но теперь их было трое, и работали они, как хорошо отлаженный механизм.

В кабинете только и звучало:

– Лот 21, де Хамильтон, девять тысяч. Так и рассчитывали.

– Лот 160, Гуарди, четыре с половиной миллиона. Так и рассчитывали.

– 208, Хендрик Майер, двадцать тысяч. Чуть меньше.

– 74, Ринакер, двести пятьдесят тысяч. Больше.

Голова шла кругом. Ничего подобного Кензи раньше не испытывала. Впервые за последние три дня у нее возникла надежда, и даже больше, чем надежда.

Вот бы и дальше так, молча взмолилась она.

До девяти часов ее молитвы явно достигали ушей Господа.

Но потом произошел какой-то сбой.

– Кензи, боюсь, у нас большие неприятности, – раздался голос Зандры. – Ответь по седьмой.

Кензи прикрыла ладонью мембрану и спросила:

– А кто там?

– Бэмби.

– Да, вот уж от кого не жди хороших новостей. Ладно, – вздохнула она, – сейчас возьму трубку, вот только с клиентом договорю.

Бэмби нетерпеливо поглядывала в окно, за которым метались миллионы снежинок. В них утонул весь город, кроме двух возвышающихся неподалеку небоскребов, выглядевших сейчас какими-то скелетами-призраками. В другое время она бы нафантазировала целую историю о принцессе, заточенной в одну из этих башен.

Но нынче утром действительность в виде обнаженного мускулистого мужчины исключала необходимость в сказках. Именно поэтому Бэмби не терпелось побыстрее закончить разговор.

И чего это там Кензи копается, целый день ее, что ли, ждать?

– Ну же, ну! – Бэмби раздраженно побарабанила гладко отполированными ногтями по мембране.

– Да, малыш, да, мне и самому не терпится.

Заскрипел матрас, и к ее спине прижался мужчина, с которым она познакомилась только накануне вечером.

Чувствуя, как ее все сильнее охватывает желание, Бэмби вздрогнула.

Они встретились на какой-то вечеринке, и это знакомство продолжилось в ее новой квартире. Подумать только, сам Лекс Багг, известный психотерапевт! Тот самый, по кому она с ума сходила с самого детства, что и неудивительно, ведь он так чудесно изображал радуги, луны, звезды, облака.

И вот он здесь, и на нем ничего нет, разве только цепочка на шее.

«А я черт знает чем занимаюсь!»

Наконец в трубке послышался голос Кензи:

– Да, Бэмби, слушаю, какие проблемы?

Бэмби почувствовала, как Лекс прижимается к ней все теснее.

– Привет, Кензи. Паршивая погодка, а?

– Ну, это с какой стороны посмотреть.

– С моей – хуже некуда, – Бэмби намотала провод на палец. – И мистер Фейри того же мнения. Я только что говорила с ним по телефону, и мы решили отложить сегодняшние торги.

– Что-о? – Голос Кензи загрохотал с такой силой, что Бэмби даже трубку отвела от уха. – Ты в своем уме?

– Попридержи язычок! – ощетинилась Бэмби. – И запомни, решения тут принимаю я.

– В таком случае очень советую тебе еще раз подумать. Зандра, наверное, уже сказала тебе, что тут у нас творится?

– Да, и это только лишний раз доказывает, что я права. Если отложить, торги пройдут еще лучше.

– Слушай, Бэмби, ты имеешь хоть отдаленное представление, как провалились на этой неделе «Кристи» и «Сотби»?

– А какое это имеет к нам отношение? Если они выставляют на продажу какую-то дешевку, то мы здесь при чем?

– А ты видела эти картины? – вкрадчиво спросила Кензи. – Или хотя бы в каталоги заглядывала?

– Я не обязана перед тобой отчитываться! – фыркнула Бэмби. – И спорить не собираюсь. Все, разговор окончен, торги на сегодня отменяются.

– Ты совершаешь большую ошибку, – сказала Кензи.

Бэмби швырнула трубку.

– Правильно, крошка. – Лекс послал ей ослепительную улыбку. – Не позволяй никому садиться себе на голову.

– Да, ну и денек, – протянула Кензи, вешая трубку.

– Так что мне говорить людям? – послышался голос Зандры.

– А ничего. Принимай заказы. Аукцион состоится.

– Уверена?

– Абсолютно.

Не позволит она этой дурочке ломать все дело, особенно когда все так удачно складывается. Кензи порывисто схватила трубку и набрала номер секретариата Шелдона Д. Фейри.

Как и можно было ожидать, там никто не ответил. Кензи оставила сообщение на автоответчике. Попробовала дозвониться до Эллисон Стил. Тот же результат.

Так, протокольная часть закончена.

Кензи пробежалась пальцами по клавиатуре компьютера и отыскала незарегистрированный домашний номер Фейри.

– Да? – на третьем гудке ответил женский голос.

– Будьте любезны, мистера Фейри. Это Маккензи Тернер из «Бергли».

– К сожалению, он в душе. Это миссис Фейри. Быть может, я могу помочь?

– Боюсь, что нет. Будьте любезны, передайте мистеру Фейри, что дело чрезвычайно срочное. Я подожду у телефона.

– Хорошо.

Кензи закусила губу. Мир искусства – до чего же он удивителен и непостоянен! Сегодня тебе протягивают руку, а завтра та же рука вонзает нож в спину. Если удалось вскарабкаться на верхнюю ступеньку, все равно нужно каждодневно бороться, чтобы не скинули. А если нет, борешься за место под солнцем.

Мир искусства. Если кто и сомневается в верности Дарвиновой теории, то вот вам неопровержимое ее подтверждение. Выживает наиболее приспособленный.

В трубке послышался знакомый густой голос:

– Шелдон Фейри слушает.

Кензи быстро ввела начальство в курс дела.

– Сами видите, сэр, такая возможность выпадает раз в жизни. И если мы отложим торги, то заявки вполне могут быть аннулированы. Нет, мы просто не имеем права останавливаться!

Последовала пауза.

– Вы уверены, мисс Тернер? – прервал молчание Фейри.

– Если ошибусь, можете меня уволить, – решительно заявила Кензи.

Зандра с испугом посмотрела на нее.

– В таком случае, – Фейри откашлялся, – я позвоню мисс Паркер и отменю свое прежнее указание.

– Спасибо, сэр, – с явным облегчением сказала Кензи.

– И вот еще что, мисс Тернер...

– Да, сэр?

– Желаю удачи. Она вам сегодня понадобится, – сухо закончил разговор Фейри.

Вешая трубку, Кензи заметила, что ладони у нее взмокли от пота. А руки дрожат.

Аукцион должен был начаться ровно в десять утра.

Без пяти десять Арнольд, Кензи и Зандра прошли во главе с Бэмби по проходу в середине зала и заняли свои места за столом, на котором стояло несколько телефонных аппаратов и четыре компьютера.

Кензи испытывала необыкновенный подъем. Сегодня ее звездный час!

Зандра незаметно сжала ей руку. Арнольд слегка наклонился вперед и показал ей скрещенные пальцы. И только Бэмби, плотно сжав губы, не обращала на нее ни малейшего внимания.

В девять пятьдесят шесть появился первый потенциальный покупатель. Через минуту в зал вошла пара, и сразу вслед за ней – известный торговец картинами.

Без одной минуты десять в зале, рассчитанном на двести человек, было только четверо.

И лишь тут Кензи пришло в голову, на какой риск она отважилась. Если не подтвердятся заказы по телефону, уныло подумала она, то с работой можно распрощаться.

Она подняла голову: на подиум, как всегда безупречно одетый, поднимался Шелдон Д. Фейри. Шел он уверенно и даже с некоторым изяществом, так, будто зал набит битком, а за каждым его движением следят телекамеры. Он бесстрастно оглядел пустой зал.

Торги состоятся, поняла Кензи, испытывая смешанные чувства человека, оказавшегося случайным свидетелем аварии.

«Нас ждет провал, – мысли в голове у Кензи отчаянно метались. – И все из-за меня. И теперь уж мне ни за что не найти новой работы. Да поможет мне Бог. И что это на меня нашло?»

И еще одна вещь вдруг дошла до ее сознания: последние пять минут телефоны молчат. Зловеще молчат.

– Лот первый, – объявил Шелдон Д. Фейри. – «Портрет леди Дигби». Мастерская Ван Дейка.

Двое молодых людей в зеленой униформе вынесли картину в позолоченной раме и установили ее на подставку. Одновременно на экране высветился слайд.

– Стартовая цена – одна тысяча долларов.

Взглянув на монитор стоящего перед ним компьютера, Арнольд поднял карандаш.

– Одна тысяча...

На противоположной стене заплясали цифры, фиксирующие обменный курс доллара – японские йены, марки ФРГ, английские фунты, итальянские лиры, франки – французские и швейцарские.

– ...сто долларов, – закончил Арнольд.

Тут же взметнулись карандаши в руках Зандры и Кензи.

– ...Тысяча двести... тысяча пятьсот... две тысячи... три... четыре...

Цена стремительно, словно подгоняемая палочкой невидимого фокусника, поползла вверх, живя собственной жизнью.

– Десять тысяч... Десять пятьсот... одиннадцать... двенадцать...

Прошла еще одна томительная минута, и раздался стук молотка:

– Продано за восемнадцать тысяч долларов по телефонному звонку.

В четыре с половиной раза дороже расчетной стоимости!

Кензи глубоко вздохнула. Так, подумала она, пока неплохо. Если и дальше так пойдет...

Зеленорубашечники унесли проданное полотно и появились с новой картиной.

– Лот номер два.

Невозмутимо возвышаясь над кафедрой, Фейри излучал полную уверенность в себе.

– «Портрет итальянского вельможи», также из мастерской Ван Дейка. Стартовая цена – тысяча долларов.

Зандра и Кензи уже переговаривались с покупателями, находящимися в сотнях миль от них; Арнольд не сводил глаз с монитора, на котором возникали все новые цифры.

– Шесть тысяч... шесть пятьсот... семь... семь пятьсот...

Цифры прыгали, нули умножались.

– Пятнадцать тысяч... пятнадцать пятьсот... пятнадцать пятьсот раз... пятнадцать пятьсот два...

Удар молотка.

– Продано.

Почти в четыре раза дороже, чем предполагалось.

Кензи испытала необыкновенное чувство облегчения, словно на нее подействовало сильное успокоительное. Ближайшее будущее представало в розовом свете.

Радоваться, конечно, рано, однако же на такое начало даже она не рассчитывала.

«Кто знает, – с оптимизмом спрашивала себя Кензи, – кто знает, может, все и впрямь получится, как надо? Может, когда все закончится, все мы будем благоухать, как розы?»

Но тут везение кончилось.

На третий лот – распятие работы одного из учеников Ван Клеве, на четвертый – небольшой пейзаж работы Барента Граата, на пятый – «Портрет дамы в облике Венеры» Ван дер Хельста покупателей не нашлось. Каждая неудача сопровождалась бесстрастным ударом молотка: «Снимается с торгов».

Для Кензи эти удары были что нож в сердце. «Беда, – подумала она, и тут же себя одернула. – Надо называть вещи своими именами. Мы в дерьме. В куче дерьма».

Но фортуна, видно, решила сегодня поиграть с ней. Колесо завертелось в обратную сторону.

За шестой лот, «Поклонение волхвов» Яна Ван Скорела, дали двадцать одну тысячу, примерно на шесть тысяч больше, чем они рассчитывали.

Седьмой лот, «Мадонна с младенцем» кисти Рафаэлино дель Гарбо, ушел за тридцать шесть с половиной вместо двадцати.

Теперь Кензи уже не позволяла себе предаваться мечтам, и правильно делала. Следующие шесть лотов не дотянули до стартовой цены.

Чувствуя, как начинает раскалываться голова, Кензи изо всех сил прижала ладони к вискам. Она по опыту знала, что ждет ее впереди. И заранее страшилась этого.

Пойдут звонки и письма от акционеров, разгневанных тем, что они не сумели продать картины. А отвечать придется ей.

– Лот четырнадцатый, – послышался невозмутимый голос Фейри, – натюрморт Питера Клеха. Масло. 1630 год.

Оцененная предварительно в сумму от пятисот до семисот тысяч долларов, данная работа представляла собой первую по-настоящему значительную приманку на этих торгах.

– Стартовая цена – двести пятьдесят тысяч долларов.

Кензи затаила дыхание – она слишком хорошо понимала, что стоит на кону.

Непродолжительная, но яростная схватка между клиентами Зандры, с одной стороны, и Арнольда – с другой, привела к тому, что картина была продана за миллион двести пятьдесят тысяч.

Ну вот он и настал, миг триумфа! Услышав удар молотка, Кензи почувствовала такую слабость, что ее едва не стошнило.

Отныне все пошло как по маслу.

К десяти тридцати в зале появилось еще одиннадцать покупателей – они точно рассчитали, что интересующие их вещи будут выставлены как раз к этому времени.

Еще через полчаса эта цифра дошла до тридцати трех, включая и репортера из «Нью-Йорк таймс».

Хоть народу было все еще немного, атмосфера в зале накалилась, торговля пошла серьезная.

Примерно через два часа после открытия аукциона молоток в руках Фейри упал в последний раз.

– Дамы и господа, – объявил он, – торги окончены. Благодарю вас.

Кензи без сил осела в кресле. Аукцион высосал из нее все соки. Она лишь тупо смотрела, как Арнольд заканчивает свои операции с компьютером.

– Ничего себе, – негромко проговорил он, – ты только взгляни!

– Успеется, – слабо выдохнула Кензи и подумала: «Если отсутствие новостей – это плохие новости, то куда торопиться? Скоро все и так станет ясно. К тому же аукцион закончился, и все равно ничего поправить уже нельзя».

Зандра выглядела бодрее. Быстро прикинув в уме объем сделок, она впилась взглядом в монитор. Цифры примерно совпадали.

Из двухсот двадцати восьми выставленных на продажу лотов примерно две трети – для точности, сто тридцать девять – ушли. Общая выручка составила пятьдесят шесть миллионов шестьсот девять тысяч сто двенадцать долларов.

– Фантастика! – воскликнула Зандра. – И как это нам удалось? Нет, Кензи, ты все же взгляни.

– Уволь, – слабо возразила Кензи, – боюсь, мне этого не вынести.

– Ну что за чушь ты несешь?! В общем и целом мы заработали пятьдесят шесть с половиной миллионов. Представляешь? Пятьдесят шесть! Каково?

– Пятьдесят шесть... – прошептала Кензи.

– Да проснись же ты наконец! Положим, это не дотягивает до предпродажных расчетов, но признай, что в них мы изрядно зарвались. Ты меня слушаешь? В любом случае мы крепко побили и «Сотби», и «Кристи». Ты была абсолютно права, говоря, что матч должен состояться при любой погоде.

– Я... так говорила? – слабо пискнула Кензи.

– А кто же еще? Ты победила, и сумма приза – пятьдесят шесть миллионов! Арнольд, ты не думаешь, что по этому поводу стоит выпить?

– Непременно. – Он заговорил с китайским акцентом: – Пошли, дамы. Поработал – отдохни. Как насчет того, чтобы пообедать?

Кензи покачала головой:

– Идите вдвоем. Мне сейчас никакой кусок в горло не полезет.

– Ну и что с того? – упрямо гнула свое Зандра. – Выпьешь чего-нибудь. Знаешь, это как лекарство. Что-нибудь покрепче тебе явно не помешает.

Она взяла Кензи за руки и рывком подняла со стула.

– Все, пошли, никаких возражений слушать не желаю! Ну вот, умница.

Когда они вышли наружу, по Мэдисон-авеню ползли снегоочистители. Кензи подняла голову.

– Каково? Стоило аукциону закрыться, как и снег перестал.

 

Глава 34

Бекки Пятая отправилась за город в одиннадцать утра. Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, она надела большие темные очки, повязала голову косынкой и поехала на темно-сером огромном «крайслере» с крытым верхом. Розовощекий, с брюшком, как у мистера Пиквика, лорд Розенкранц устроился рядом с ней на заднем сиденье. Их сопровождал темно-синий «форд таурус» с охраной, за которым, в свою очередь, следовал черный «шевроле».

За рулем «крайслера» сидел шеф-повар Бекки, а кузов был набит коробками с трюфелями, белыми и черными, ящиками с красным вином с собственных виноградников Бекки в Испании, банками с черной икрой и свежей рыбой, купленной сегодня утром на рынке.

Кавалькада миновала туннель под Гудзоном и вскоре оказалась на знаменитых охотничьих угодьях в Нью-Джерси: девственные леса, колышущиеся нивы и пастбища. Извилистый проселок, хоть и хорошо укатанный, был небезопасен, и машины двигались медленно.

Через полчаса они свернули на неприметную дорогу, рассекающую огороженное, покрытое снегом пастбище.

Еще четверть мили, и показалось поместье Бекки.

Главный дом представлял собой красивый, в тридцать комнат, особняк, считающийся одним из лучших образцов псевдогреческой архитектуры в Америке. Вокруг были рассыпаны строения поменьше: дом для гостей – его хозяйка предоставила в распоряжение лорда Розенкранца; кирпичная конюшня, напротив – просторный гараж; кузня, застекленные оранжереи, сараи и амбары.

Имелись также бассейны – крытый и на воздухе. Теннисный корт. Крытый ипподром площадью в сорок тысяч квадратных футов.

Ну и, наконец, помещения для обслуги.

Едва оказавшись на месте, Бекки в сопровождении миссис Уитли, командовавшей всем этим хозяйством, обошла главный дом и дом для гостей. Затем к ним присоединился мистер Уитли, и они осмотрели сараи, гаражи, бассейн. Далее старший садовник показал Бекки оранжереи. Она полюбовалась растениями, пощупала влажную почву, поговорила об удобрениях и велела принести в дом свежих цветов.

Лошадей Бекки обожала и конюшни оставила напоследок. В сопровождении старшего конюха она неторопливо прошлась вдоль денников, щедро угощая сахаром всех пятнадцать чистокровных жеребцов.

Покончив с осмотром, Бекки решила, что неплохо бы и проехаться верхом. Она любила такие прогулки по заснеженным полям и холмам.

– Оседлайте Спарки, – велела она. – Я сейчас.

Убедившись, что все в поместье пребывает в идеальном порядке, Бекки вернулась в дом и быстро переоделась.

В конюшне ее уже дожидались двое охранников, успевших переодеться в джинсы и замшевые куртки.

– Неужели это так необходимо? – поморщилась она. – Я ведь совсем ненадолго.

– Боюсь, что да, мадам, – вежливо ответил старший, – таковы правила. Это ради вашей же безопасности.

Бекки кивнула и повернулась к конюху:

– Приведите Спарки. А для этих двух джентльменов оседлайте Лунный Свет и Искорку.

Конюх удивленно посмотрел на Бекки.

– А вы уверены, мадам?..

– Делайте, как сказано, – оборвала его Бекки.

Конюх кинулся выполнять приказание и через несколько минут вернулся со Спарки при полном параде. Это был роскошный конь – крупный, с черным лоснящимся крупом, нервно вздрагивающими мускулами, великолепной посадки головой, длинными крепкими ногами. Конюх передал Бекки поводья и подержал стремя.

Она подождала, пока оседлают и приведут двух других лошадей – норовистого жеребца и упрямую кобылу в годах.

Бекки насмешливо наблюдала, как охранники пытаются влезть в седло. В конце концов это им удалось.

– Ну что ж, вперед! – И Спарки стремительно вынес ее в поле.

Бекки оглянулась и не удержалась от смеха. Лунный Свет пятился назад и всячески норовил сбросить седока, что ему в конце концов и удалось; Искорка же перебирала ногами так лениво, будто только что получила хорошую дозу снотворного.

Прогулка по крепкому насту оказалась чудесной; воздух, хоть и морозный, был чист и свеж. Спарки легко перемахивал через изгороди. Свободно взлетал на вершину холма. Спугнул стадо оленей, заставив их скрыться в близлежащей роще.

Час спустя Бекки, раскрасневшаяся от прогулки, вернулась на конюшню. Здесь ее ждали охранники. Один был явно зол, другой сконфужен. Бекки соскочила с лошади и бросила поводья конюху.

– Боюсь, мы разминулись с вами, господа, – обратилась она к охранникам.

Оба побагровели.

Вернувшись в дом, Бекки велела горничной приготовить ванну. Через несколько минут она уже погрузилась в горячую воду и предалась приятным размышлениям о прелестях деревенской жизни.

Затем мысли ее двинулись в другом направлении.

Зандра и Карл Хайнц. Эти двое просто созданы друг для друга. Во всяком случае, на небесах. Получится ли их соединить на земле, покажет будущее.

Но одно по крайней мере ясно уже сейчас. Уик-энд предстоит занимательный...

...очень интересный будет уик-энд.

Фейри с женой уехали за город в полдень. Потомки первых переселенцев из Новой Англии, считающихся аристократами, они прекрасно знали, когда, где и на чем ездить. На сей раз они выбрали изрядно потрепанный, десятилетней давности автофургон.

И одета пара была тоже для загородной прогулки. На Шелдоне – фланелевая рубаха в красную и черную клетку, вельветовые брюки оливкового цвета и старая овчинная куртка. На Нине – крупной вязки свитер с высоким воротом, замшевые брюки и высокие сапоги. По виду и не скажешь, что это очень богатые люди.

Отпрыски семей банкиров и брокеров, Нина и Шелдон были воспитаны на вере в Бога, в свою страну, во всемогущий доллар и в превосходство янки – не обязательно именно в этом порядке, – и оба могли выпалить без бумажки пять главных заповедей людей своего круга:

1. Никогда не досаждай Вышестоящему, чего бы ты ни хотел добиться.

2. В любых обстоятельствах пекись о преуспевании Всемогущего Вышестоящего, ибо его интересы – это и твои интересы.

3. Никогда не выставляй свое преуспеяние напоказ.

4. Будь бережлив и экономен.

5. Ни при каких обстоятельствах не вызывай недовольства Вышестоящего.

Учитывая все это, случайный наблюдатель вряд ли угадал бы, что Фейри живут на его зарплату, выражающуюся цифрой с шестью нулями, и проценты с его сделанных вкладов, составляющих примерно ту же сумму.

Итак, они ехали в своем неказистом, десятилетней давности автофургоне. Из багажа у них с собой были только сумки с одеждой, и то лишь потому, что вместе со своими гостями они были приглашены на ужин к Бекки Пятой.

Въехав через туннель в Нью-Джерси, они покатили по шоссе, которое привело их в Норт-Плейнфилд. Последовал короткий визит в местный торговый центр, где супружеская пара придирчиво осмотрела полки и купила несколько бутылок вина (налог на спиртное в Нью-Джерси был гораздо ниже, чем на Манхэттене). Затем они продолжили путь знакомыми сельскими дорогами, через заснеженные леса и поля и вскоре свернули на дорогу, ведущую к поместью Бекки Пятой. Еще четверть мили, и вдали показался Сидер-Хилл, их собственное, скромное, но все же приличное поместье площадью в десять акров.

Короткая грунтовая дорога, недавно посыпанная гравием, вела прямо к дому на небольшой возвышенности, так что он господствовал над окружающей местностью. Сам вид его, как обычно, доставил Шелдону и Нине истинное удовольствие. Это и впрямь было очень симпатичное двухэтажное здание из красного кирпича с крутой крышей, покрытой сейчас плотным слоем снега, круговой, в оба этажа, галереей и высокими дымоходами по обе стороны. Слева и справа к дому были пристроены одноэтажные крылья. Левое служило конюшней и гаражом. В правом жила немногочисленная обслуга.

На полпути к дому фургон встретили два охотничьих пса золотистой масти. Описывая круги вокруг машины, они заливались радостным лаем.

Подъехав к дому с задней стороны, Шелдон остановил фургон подле кухни. Здесь хозяев встретила миссис Прюитт, жена управляющего. Вытирая руки о фартук, она сказала, что о багаже позаботится сама.

Тут на Шелдона и Нину налетели собаки. Радостно вылизывая хозяевам щеки, губы, уши, они оставляли огромные снежные следы на их одежде.

Шелдон огляделся и умиротворенно вздохнул. Небо – прозрачно-голубое, солнце светит ярко, воздух сух и свеж. Все обещает чудесный уик-энд. И только одно облачко затуманивает чистый горизонт. Голдсмиты.

Принц Карл Хайнц отправился за город в половине четвертого, но машина ему не понадобилась. На Ист-Сайде всегда был наготове удобный служебный вертолет.

Вертолет немедленно взлетел и взял курс на юго-восток. Внизу проплывала Ист-Ривер со своими четырьмя мостами, небоскребы Уолл-стрит, серые воды Нью-Йоркского залива.

Карл Хайнц выглянул в окно и увидел Стейтен-Айленд с невысокими, но солидными, в викторианском стиле, жилыми домами и мотелями. Пригород в городе, воплощенная Американская Мечта.

Близость Манхэттена создавала острый контраст: по одну сторону залива – небоскребы, по другую – совершенно иной мир.

Четкий порядок заснеженных полян, перерезанных дорогами и тропинками, ведущими к ранчо и особнякам в колониальном стиле. Тут живут люди, горделиво несущие свою провинциальную обособленность как знак доблести. Нью-Йорк им не по душе, и чувств своих они не скрывают.

Далее – знакомый индустриальный пейзаж Нью-Джерси. Доки, нефтеочистительные станции, баки с горючим. И наконец, Рэритан-Ривер, по берегам которой расположен пригород, переходящий постепенно в настоящую сельскую местность. Леса, поля, холмы – и вот вертолет зависает над особняком Бекки Пятой и, вздымая снежную пыль, медленно опускается на площадку перед домом.

Со скрипом открывается дверь, и Карл Хайнц с небольшим чемоданчиком в руках спускается по трапу на землю. По привычке он, слегка пригнувшись, пока еще не выключены двигатели, бежит вперед и натыкается на охранника в темной авиационной куртке.

Бросив на него короткий взгляд, агент пробормотал что-то в рукав. Только тут Карл Хайнц заметил миниатюрный микрофон.

– Вас ожидают, сэр, – чтобы перекрыть шум двигателей, охраннику приходилось чуть ли не кричать. – Прошу. – Он повернулся в сторону дома.

Карл Хайнц последовал за ним, подставив спину снежной пыли. Трап меж тем втянули в салон, дверь захлопнулась, и вертолет, подпрыгнув на месте, стал неторопливо карабкаться по невидимой лестнице, ведущей в багровое небо. Вскоре его шум затих в отдалении.

Распахнулась внушительная входная дверь.

– Принц Карл Хайнц? – На пороге стоял второй охранник.

Карл Хайнц кивнул, и охранник, отступив в сторону, впустил его в овальный, с пилястрами, вестибюль, в дальнем конце которого виднелась широкая лестница.

– Извините, сэр, простая формальность. – Охранник жестом предложил Карлу Хайнцу поставить чемодан на пол и, открыв его, профессионально перебрал содержимое.

– О Господи! – послышался откуда-то сверху красивый мелодичный голос. – Кому все это нужно?

Трое мужчин, как по команде, подняли головы.

Облаченная в свитер с высоким воротником, сунув одну руку в карман просторных светлых брюк, а другой скользя по гладким перилам черного дерева, по лестнице спускалась Бекки Пятая. Выход ее, как обычно, был непринужденным и вместе с тем величественным, словно это шествовала сама Марлен Дитрих или Грета Гарбо.

Подойдя к Карлу Хайнцу, Бекки положила ему руки на плечи, приподнялась на цыпочки и чмокнула в губы.

– Извините моих волкодавов, милый. Они хотят как лучше. – Бекки отступила на шаг, давая дворецкому снять с гостя кашемировое пальто и шелковый шарф. По ее знаку оба агента незаметно выскользнули из вестибюля.

– Вообще-то они славные ребята, – продолжала Бекки, – чувствуется школа секретной службы. И такие преданные. Телом своим прикроют.

Бекки посмотрела на Карла Хайнца немыслимо васильковыми глазами.

– Случись что, дорогая Бекки, я думаю, любой был бы счастлив оказаться на их месте.

– Ну что вы такое несете! – заулыбалась Бекки. – Ладно. Чемодан можете оставить здесь, кто-нибудь присмотрит. А мы пока посидим в гостиной. Ванну принять еще успеете.

Она просунула руку ему под локоть и повела в огромную, жарко натопленную гостиную с тяжелыми люстрами. Там вился сигарный дымок, ноги утопали в коврах, на стенах были развешаны картины, перемежающиеся книжными шкафами, а по углам возвышались старинные китайские вазы с цветами. Одна стена состояла сплошь из решетчатых окон с тяжелыми бархатными шторами, сквозь которые почти не пробивался свет. Впрочем, и без того на улице уже начинало темнеть.

А в доме было тепло и уютно.

По всей комнате, в лужицах приглушенного света, были расставлены просторные, обитые желтоватой, коньячного цвета, замшей кушетки. Уютные, глубокие разностильные кресла, как и круглые столики, на которых высились кипы книг, располагали к неторопливому чтению и размышлениям.

В одном из таких кресел удобно устроился лорд Розенкранц. Круглые, без оправы, очки сидели у него на кончике носа, на коленях лежала сложенная газета, а в руках был бокал рубиново-красного вина. Дым от сигары медленно поднимался к потолку.

– Кого я вижу? – заулыбался он. – Почетный гость! – И, слегка улыбнувшись, процитировал: – «Интриги и хитросплетенья – вот путь к богатству...

– ...и сверженью королей», – закончил за него Карл Хайнц, удивленно поднимая брови.

– Будем надеяться все же, что это нам не грозит. – Щеки у лорда Розенкранца разгорелись то ли от стоящего рядом торшера, то ли от вина.

– Не слушайте его, милый, – отмахнулась Бекки. – Что бы нас в ближайшие два дня ни ожидало, одно обещать могу – скучно не будет.

И, ловко скинув домашние туфли с золотыми застежками, она уселась в кресло рядом с камином и величественно похлопала по стоящей рядом кушетке.

– Присаживайтесь, Хайнц. Сюда, поближе. Что будете пить? Кофе? Чай? Или, может, что покрепче?

– Зачем? – улыбнулся Карл Хайнц. – Думаете, мне это понадобится?

– Послушайтесь доброго совета, приятель, – зашелестел газетой лорд Розенкранц, – не отказывайтесь. Запомните: «Сколько бы ни выпил, все будет мало». И подозреваю, что наступающий уик-энд только подтвердит эту мудрость.

 

Глава 35

Голдсмиты заняли лучшую, по мнению Нины Фейри, гостевую в Сидер-Хилле. Это была просторная комната окнами на север на втором этаже. Роскошной ее, впрочем, несмотря на размеры, назвать было нельзя. Скорее, подумала, поджав губы, Дина (тем временем миссис Прюитт справилась наконец с камином и, цокая каблуками по голому полу, вышла из комнаты), совсем наоборот: в ней было нечто уныло-пуританское, ханжеское, как бывает только в старых колониальных домах.

Закутавшись в норковый мех, Дина с нарастающим раздражением оглядывала комнату, и повсюду вместо желанной роскоши ее глаз натыкался на безжалостную, неотвратимую целесообразность.

Она обнаруживалась во всем. В покрытой лоскутным одеялом монашеской кровати. В стоящем у ее изножья массивном дубовом комоде. В скромном, без всяких украшений, шкафу. Даже в двух старинных креслах по обеим сторонам ночного столика, служившего, судя по наличию зеркала, одновременно и туалетным.

Разнообразили эту унылую обстановку разве что два безыскусных портрета, мужской и женский. У обоих на лицах было написано скрытое недовольство; на ней – кружевной чепец, в руках молитвенник, он – в чем-то наподобие монашеской рясы.

Повернувшись спиной к картинам, Дина протянула руки к камину в надежде хоть немного согреться. Радиаторов и батарей в комнатах не было. Неужели хозяева так привержены здоровому образу жизни, что отказались даже от центрального отопления?

Вполне возможно!

В комнате вновь появилась миссис Прюитт с последними двумя из шести чемоданов Дины.

– Ну вот, теперь, кажется, все. – И домоправительница вышла, не дав Дине собраться с духом и спросить насчет отопления.

Она зябко сунула руки под мышки и заглянула в соседнюю комнату. Роберту, похоже, на все наплевать – была бы крыша над головой. Сидит себе на жестком диване да перебирает разбросанные на столе бумаги и компьютерные распечатки. Занимается делом, деньги зарабатывает.

Дина недовольно поджала губы. С этой стороны сочувствия явно не дождешься. Впрочем, она на него и не рассчитывает. По правде говоря, она никогда не могла понять, как это ее мужу удается оставаться равнодушным ко всему, кроме работы и секса. Или секса и работы.

Почувствовав внезапный прилив раздражения, она принялась расхаживать по спальне. Надо хоть чем-то себя занять, может, хоть так согреешься. А то ведь с ума можно сойти.

Дина неприязненно посмотрела на чемоданы.

Нет, только не это. Возиться с вещами ей не хотелось, тем более что привезла она с собой одежды раз в шесть больше, чем мог бы вместить здешний шкаф.

– И чем я заслужила такое? – простонала Дина. – Вот бы сейчас оказаться дома. Или где угодно, лишь бы в чистоте и тепле.

Бессмысленные стенания, и она это прекрасно понимала.

Ведь она сама с готовностью ухватилась за подвернувшуюся роль сводницы. Так нечего хныкать.

«Поделом мне, – подумала Дина. – В следующий раз, прежде чем что-то делать, тысячу раз подумаю».

За дверью послышалось какое-то царапанье.

Ну вот, только этого не хватало. И так настроение паршивое, а тут еще кто-то ломится.

Царапанье продолжалось.

Устало прикрыв глаза, Дина рывком повернулась к двери вместе со стулом.

– Ну, кто там еще?

Дверь немного приоткрылась, и в образовавшемся зазоре возникло смеющееся лицо.

– Устраиваешься? – весело спросила Зандра.

Дверь распахнулась настежь, и в комнату, задрав хвост, ворвались две огромные псины. Кинувшись к Дине, они едва не сбили ее с ног.

– На помощь! На помощь! – Защищаясь от яростно облизывающих ее собак, Дина подняла руку. – О Господи, Зандра, да убери ты куда-нибудь этих страшилищ! Они же сейчас меня покусают!

– Ну что ты мелешь, – небрежно отмахнулась Зандра. – Это охотничьи псы. Они такие милые. Сторожа из них никакие... скорее укажут путь грабителям.

– Да мне что за дело? От них воняет! Ненавижу собак!

– Перестань. Это ретриверы, их все любят. Нет, ты только посмотри, они же явно в тебя влюбились!

Словно в подтверждение этих слов кобель еще энергичнее принялся лизать Динины ноги.

– Да сделай хоть что-нибудь! Он мне сейчас ступни откусит!

– Сама виновата, не надо мех носить. Пожалела бы бедных норок.

– Если ты сию минуту не освободишь меня от этих чудовищ, ей-богу, я звоню в полицию!

– Ну ладно, ладно, не кипятись. Нашла из-за чего шум поднимать.

Зандра ловко ухватилась за ошейники и оттащила собак.

– Джордж! – прикрикнула она. – Сидеть! Сидеть, я кому говорю! И ты, Марта. Тихо!

– Как, как? – Дина оторвала ладони от глаз и посмотрела на Зандру. – Я не ослышалась? Ты назвала их... Джорджем и Мартой?

– А что тут такого? Чудесные зверушки! И почему это они тебе так не понравились?

Убедившись, что собаки послушно устроились у ног Зандры, постукивая хвостом по полу и радостно повизгивая, Дина осторожно опустила руки.

– О Боже!

– Ну, что теперь не так?

– Да ты только посмотри на меня! – Дина в отчаянии всплеснула руками. – Я же вся в шерсти. А это... это что? Слюна! Всю обслюнявили! А ведь это моя лучшая норка!

– Да успокойся ты! Можно подумать, настал конец света. Выпусти пар.

– Выпусти пар? – Дина вся так и тряслась от ярости. – Выпусти пар? Можно подумать, я только что из сауны!

– Ну вообще-то здесь действительно прохладно. Так что с того? Кто тебе мешает умыться и переодеться?

– Умыться? – с непередаваемым сарказмом повторила Дина. – Уж не хочешь ли ты сказать, что в этом доме есть вода? Горячая вода?

– Вообще-то говоря, да.

– Все равно. Ни за что не буду раздеваться в такой холод. Ты хоть представляешь, какая тут температура?

– Во всяком случае, выше, чем в большинстве английских домов. И между прочим, я не зря советовала тебе прихватить одежду потеплее.

– А то я не помню. – Дина ткнула пальцем в груду чемоданов. – Только куда вот Дарлин сунула эти чертовы свитера?

– Ты что, даже еще не разложила вещи?

– А что толку? Все равно их некуда вешать.

Зандра быстро оглядела спальню.

– Так, вот комод... а вот шкафы.

– Да вижу я, вижу! – раздраженно отмахнулась Дина. – Просто не могу заставить себя копаться в этом барахле.

– Знаешь что, дорогая, – Зандра схватила ближайший саквояж и легко швырнула его на кровать, – ты пока приведи себя в порядок, а я разложу вещи. Как тебе такое распределение обязанностей?

– Не шутишь? – Дина изумленно воззрилась на Зандру. – Неужели правда?

– Чего не сделаешь для подруги, хотя, по правде говоря, такого занудства я от тебя не ожидала.

– Ты чудо! – В первый раз после того, как она переступила порог этого дома, Дина просветлела. – Ну что ж, пожалуй, действительно надо почистить перышки. – Она задумчиво почмокала губами. – Но сначала я позвоню. – Дина бросила взгляд на Роберта. – Вот черт, прилип к своему мобильнику.

– А чем плох этот? – Зандра кивнула в сторону древнего аппарата, стоявшего на столике у кровати.

– Нет, нет! – испугалась Дина.

Ей совершенно не хотелось, чтобы Зандра стала свидетельницей разговора, после которого останется только произвести простое арифметическое действие. Нельзя, чтобы она догадалась о том, что они с Бекки задумали. Такой шум поднимется... Не говоря уж о том, что и их дружбе, вполне возможно, придет конец. Эта мысль раньше ей в голову не приходила.

Хотя, подумала Дина, теперь уже поздно отступать. Прежде надо было думать.

– Спущусь, – сказала она вслух, – может, в кухне есть телефон. К тому же там, должно быть, самое теплое место в доме.

И она стремительно вылетела из комнаты, ругая себя на чем свет за то, что ввязалась в эту историю.

Изящно откинувшись на спинку кушетки, Бекки увлеченно говорила о чем-то с Карлом Хайнцем. Лорд Розенкранц орудовал пультом дистанционного управления, дирижируя оркестром «Ла Скала».

Появился дворецкий. Он пересек гостиную на негнущихся ногах и подал хозяйке поднос с телефонной трубкой. Лорд Розенкранц приглушил звук.

– Прошу прощения, мадам, – деликатно откашлялся дворецкий. – Миссис Голдсмит на проводе.

Лорд Розенкранц посмотрел на Бекки поверх очков и понимающе протянул:

– Та-ак, смотрю, заговор входит в новую фазу.

– Будете говорить, мадам? Или сказать, что вы не можете подойти?

– Буду, буду. – Бекки потянулась к трубке. – Благодарю вас, Мамфорд. Можете быть свободны.

Бекки вытянула антенну, ткнула в какую-то кнопку и прижала трубку к уху:

– Дина?

– Я, – раздался напряженный голос.

– Ну как вы там, надеюсь, все в порядке?

– Э-э... не совсем.

Бекки перестала улыбаться. На такой ответ она явно не рассчитывала. Да и голос Дины ей не понравился.

– А что такое? – участливо спросила она.

Наступило молчание.

– Ага, понимаю, вам неловко говорить. Верно?

– Да.

– Насколько я понимаю, вы звоните от Фейри. – Это было скорее утверждение, нежели вопрос.

– От них, от кого же еще! – Интонация, с какой были сказаны эти слова, и тяжелый вздох говорили сами за себя.

– Хорошо. В таком случае сыграем в небольшую игру. Можете в одном ключевом слове передать суть проблемы? А уж дальше я сама все пойму.

Наступила короткая пауза. Бекки так и видела, как Дина настороженно оглядывается, не подслушивает ли ее кто-нибудь.

– Холодно, – прошептала наконец Дина.

– Естественно, холодно, – рассмеялась Бекки. – Сейчас ведь зима.

– В доме!

– То есть вы имеете в виду, что у них не работают батареи?

– Хуже.

– Как это хуже? – На лице Бекки отразилось неподдельное изумление. – Уж не хотите ли вы сказать, что у них нет центрального отопления?

– Вот именно.

– Невероятно! Бедняжка. Поверьте, я и понятия не имела. Надо что-то делать. То есть я должна что-то сделать.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны.

– Да ну, что за ерунда. У меня здесь полно свободного места и, поверьте, достаточно тепло. Так. Сейчас подумаем, как вам сюда перебраться. Но надо соблюдать осторожность.

Дина выжидательно молчала.

– Вы уже разложили вещи?

– Только начала, в любой момент могу...

– Нет, нет, даже и не думайте. Нельзя, чтобы Зандра и ваши хозяева хоть что-то заподозрили. Пусть все идет своими чередом. Ведите себя так, будто все нормально. Сумеете?

– Да.

– Ну тогда и беспокоиться больше не о чем. Все остальное я возьму на себя.

И Бекки положила трубку.

– Я не ослышался, вы действительно собираетесь пригласить сюда Голдсмитов? – спросил лорд Розенкранц.

– Да.

– А стоит ли?

– Может быть, и не стоит, – Бекки пожала плечами. – Но у меня просто нет выбора. Чувствую, бедняжка Дина совершенно изнемогает. Ничего удивительного. В своем стремлении к естественности во всем Фейри явно зашли слишком далеко. Мало сейчас болезней, непременно надо еще и что-нибудь из восемнадцатого века подхватить. Бред какой-то!

– Неужели у них и лекарств в доме никаких? – поразился Карл Хайнц.

– Только в том случае, если Нина Фейри делает очередную подтяжку, – беззаботно откликнулся лорд Розенкранц.

– Ладно, хватит, – сказала Бекки и звонком вызвала дворецкого.

Мамфорд немедленно появился на пороге.

– Мадам?

– Мамфорд, у нас будут еще гости. Проследите, чтобы все было подготовлено.

– Слушаю, мадам. Будут какие-нибудь особые пожелания?

– Пожалуй. Супружескую пару мы поместим в «Туаль». Там, если не ошибаюсь, две спальни, гостиная, две ванные комнаты.

«И к тому же, – про себя добавила Бекки, – пусть Голдсмиты живут как можно дальше от меня».

– Что же касается дамы, то она разместится в «Маковке».

«А это, – продолжала рассуждать сама с собой Бекки, – рядом с Карлом Хайнцем, но все-таки не настолько, чтобы бросаться в глаза. К тому же это самое английское из всех помещений – большая кровать, георгианская мебель, картины английских художников и все прочее».

– Немедленно займусь этим, мадам, – сказал Мамфорд.

Дина отпустила шофера, так что ничего не оставалось, кроме как всем погрузиться в хозяйский микроавтобус.

Но теперь пассажиры совершенно преобразились.

На Шелдоне был классический однобортный блейзер с медными пуговицами, фланелевые брюки и темный шерстяной свитер с высоким воротом.

На Нине – черный жакет, юбка из шотландки и черные чулки.

На Роберте – один из его многочисленных и совершенно одинаковых строгих костюмов в полоску.

Зандра надела свободные угольно-черные брюки, свитер в крупную клетку и темные башмаки. Драгоценностей на ней не было, но и без них она выглядела ослепительно.

Что же касается Дины, то сейчас это была не женщина, а голубая рапсодия. На шее, пальцах, в ушах у нее красовались сапфиры.

Поездка заняла восемнадцать минут. Безлунная ночь была темна, хоть глаз выколи – в городе таких не бывает.

Но дом Бекки ярко светился всеми окнами – Зандре он показался похожим на прогулочное судно, правда, вокруг расстилалась не вода, а холмистая местность.

Едва Шелдон притормозил у дома, как Дина выскочила из машины и взлетела вверх по ступенькам, ведущим к входу. Дверь перед ней открылась, как по волшебству, и ночь наполнилась желтоватым светом, звуками Брамса и взрывами отдаленного смеха.

Дина обернулась, нетерпеливо махнула рукой – мол, что вы там копаетесь, – сделала шаг и... на ее пути встал охранник.

– Ой! – Дина прижала руки к груди и испуганно подалась назад.

В тот же момент послышался густой мужской голос:

– Да позвольте же даме войти, а то она в сосульку превратится.

Лорд Розенкранц подал Дине руку.

– И никаких дурацких досмотров! – погрозил он пальцем охраннику.

Впрочем, Дина не обратила на эту заминку внимания. Она была слишком поглощена разглядыванием шикарного вестибюля, лестницы, по обеим сторонам которой стены были сплошь увешаны картинами; огромной голландской люстры над головой.

– Позвольте вам помочь, мадам? – предложил дворецкий.

Дина передала ему свою пелерину. Дворецкий аккуратно сложил ее и кивком подозвал миниатюрную горничную.

В вестибюле появились Нина, Зандра, Шелдон и Роберт. Дворецкий по очереди помог им раздеться, и горничная, сгибаясь под тяжестью одежды, поспешила к гардеробу.

– Благодарю вас, Мамфорд, – сказал лорд Розенкранц. – Если не возражаете, я сам покажу дорогу нашим гостям.

– Как прикажете, милорд.

Лорд Розенкранц вытянул руку – сейчас он походил на школьного учителя – и повел своих подопечных в гостиную.

Первой, жадно оглядываясь по сторонам, шла Дина. От ее приметливого взгляда ничего не ускользало. Вся обстановка отличалась таким вкусом, все вокруг выглядело так к месту, что ей казалось, будто она очутилась на сцене, где актеры, застыв в нужных позах, только и ждут открытия занавеса. Бекки сидела на кушетке, поджав под себя ноги. Принц Карл Хайнц с бокалом в руке стоял, облокотившись на камин, – и вот занавес поднялся, и сцена ожила.

Карл Хайнц поймал взгляд Дины и что-то неслышно сказал Бекки.

Та живо обернулась, изобразила на лице радостную улыбку и, соскочив с кушетки, босая, как была – чистая Грета Гарбо, стремительно пошла навстречу гостям.

– Chеrie! – Они с Диной слегка коснулись друг друга щеками. – Как я рада, что вы ко мне вырвались! Как дела?

Не дав Дине ответить, Бекки заглянула ей через плечо, и ее глаза расширились от притворного изумления.

– Зандра! – воскликнула она. – Вот это сюрприз! Вы тоже гостите у Фейри? Потрясающе!

И не успела Зандра опомниться, как ее втянули в гостиную, где она внезапно лицом к лицу столкнулась с НИМ!

О Господи! Кузен Карл Хайнц смотрел на нее так пристально, что Зандра почувствовала, как жаркая волна заливает ее с ног до головы.

– Зандра! – Он шагнул вперед и крепко обнял девушку.

Жест был совершенно братский, и тем не менее Зандра вздрогнула, чувствуя, как у нее отвердевают соски и слабеют ноги. Она поспешно отстранилась и глубоко вздохнула.

– Хайнц! – Голос явно отказывался ей повиноваться.

– Что-то в последнее время мы стали часто пересекаться, – улыбнулся он.

– Верно. Вот уж кого не ожидала здесь встретить! – Она повернулась к Дине: – А ты?

– Ваше высочество, – не обращая на нее внимания, пропела Дина.

Карл Хайнц с трудом оторвал взгляд от Зандры и склонился над Дининой рукой.

– Миссис Голдсмит!

– К чему эти формальности? Называйте меня, как все, просто Диной.

– Только если вы перестанете величать меня «вашим высочеством», – любезно откликнулся Карл Хайнц. – Вы и не представляете, до чего мне надоело слышать это обращение. «Хайнц» куда симпатичнее.

У Дины только что колени не подогнулись.

– Пойду включу музыку, – сказал лорд Розенкранц.

Вслед за Диной и Зандрой в гостиную вошли Шелдон с Ниной, и беседа возобновилась.

– Смотри-ка, Шелдон, – воскликнула Нина, – Стаббс! Вон там...

– Извини, дорогая, но это Маршалл. Бен Маршалл. У него чудесно получались лошади.

– Мамфорд, спросите у гостей, кто что будет пить.

– Слушаю, мадам.

– Никто не возражает, если я закурю? – Роберт уже вытаскивал из кармана сигару.

– О Господи, до чего же здесь уютно и тепло, – проворковала Дина и, оставив Карла Хайнца и Зандру наедине, направилась к камину.

– Хорошо как, а? – сказал лорд Розенкранц, прислушиваясь к последним аккордам струнного квартета Брамса.

– «Бурбон», и чем выдержаннее, тем лучше. Двойной, – отрывисто бросил Роберт.

– Мне белого вина, – сказала Нина, – а мужу скотч со льдом.

– Прекрасно. И не забудьте про шампанское, Мамфорд. По-моему, у нас «Вдова Клико» охлаждается.

– Слушаю, мадам.

– Смотрите, какая чудесная вещица. – Шелдон склонился над изящной статуэткой, стоявшей посреди стола.

– Смахивает на Марти Фелдман, – хохотнул Роберт, выпуская густую струю голубого дыма.

– Или на Эстелл Винвуд, – подхватила Нина Фейри.

– Что-что? – уставился на нее Роберт. – На кого?

– Это английская актриса, – пояснил лорд Розенкранц. – В основном выступает на театральной сцене, но и в паре фильмов снималась. Играет характерные роли.

– Правда? И ничего девчонка?

– Да как сказать, если вам по вкусу Марти Фельдман, то, пожалуй, да, – ухмыльнулся лорд Розенкранц, который с кем угодно мог найти общий язык.

Все рассмеялись.

И только Зандра с Карлом Хайнцем за все это время не проронили ни слова, будто замкнувшись в мирке, где места хватало лишь для двоих.

«Вот черт! – выругалась про себя Зандра. – Что это со мной? Веду себя, точно школьница на первом свидании».

– Ну что ж, вот и Мамфорд. Располагайтесь поудобнее. – Бекки широким жестом обвела гостиную. – Хасинта сейчас принесет закуски.

Все двинулись к камину, то есть все, за исключением Зандры и Карла Хайнца, которые, казалось, не услышали призыва хозяйки.

– Эй! – Бекки слегка потянула обоих за руки.

Те виновато подняли головы и проследовали за остальными.

Большая столовая сияла огнями. Весело потрескивали в камине дрова, в канделябрах металось пламя свечей, будто оживляя изображенные на китайских обоях XVIII века деревеньки, пагоды, скалистые острова.

Длинный чиппендейловский стол напоминал темное озеро, на поверхности которого отражались китайский фарфор, многочисленные приборы, вазы с цветами из оранжереи. В хрустальных кубках колыхалось красное, как рубин, вино.

Бекки была в своей стихии. Она любила и умела руководить застольем, поддерживая беседу и придирчиво наблюдая за сменой блюд.

– Секрет этого вина, – она подняла свой бокал, – состоит в том, что мы выдерживаем его исключительно в бочонках из французского дуба. Это и придает ему неповторимый букет, напоминающий бордо.

И дальше:

– Скажите, дорогой, – кивок в сторону Роберта, – и зачем это вам понадобилось громоздить столько магазинов на таком тесном пространстве в Сент-Луисе?

И в продолжение:

– Среди нас совершенно замечательная наездница. Нет, нет, дорогая, не скромничайте, – повернулась она к Нине Фейри, – расскажите-ка лучше, как вам это удалось.

И наконец:

– Жаль, что все здесь пропадает впустую. Просто позор. Как подумаешь... Такая конюшня... бассейн, корты, ипподром... Не говоря уже о доме – настоящая махина, просто стадион. И что же? Право, порой я подумываю даже, не продать ли все это хозяйство.

– Продать! – изумленно воскликнула Нина. – Такую красоту!

– Шучу, шучу, – улыбнулась Бекки. – Я ведь так привязана к этому дому. Столько воспоминаний с ним связано. И все равно иногда чувствуешь себя здесь такой одинокой.

– Одинокой? А я-то думала, вы дорожите одиночеством, – заметила Дина.

– Это правда. Да и кому не хочется время от времени побыть одному? Однако не забывайте, большую часть жизни я провела в замужестве.

Никто не нашелся что сказать. Беседа явно начала принимать опасное направление.

– Наверное, все обернулось бы иначе, если бы у меня были дети, – мечтательно сказала Бекки. – Да, чего не хватает этому дому, так это детей. Тогда бы он по-настоящему ожил.

Мамфорд, курсировавший вокруг стола, незаметно наполнял опустевшие бокалы.

– И знаете чего мне еще не хватает?

В глазах Бекки появилось отрешенное выражение. Она подняла голову, и тень от ее профиля, столь напоминающего черты Нефертити, легла на канделябр.

– Старомодных домашних посиделок, – сказала она. – Зандра и Хайнц меня поймут.

– Кажется, последний раз нечто в этом роде было в Четворте, – откликнулась Зандра. – Только с тех пор много лет прошло.

– Да, – кивнула Бекки. – Нас тоже туда приглашали, но тут внезапно скончался мой бедный Хоакин...

Мамфорд подлил ей вина.

– Спасибо.

Бекки подняла бокал, и глаза у нее внезапно загорелись.

– Знаю! – воскликнула она, словно эта мысль только что пришла ей в голову. – Вы все должны остаться у меня на уик-энд!

– Здесь? – оживилась Дина. – У вас в доме?

– Ну да.

Нина и Шелдон Фейри облегченно переглянулись. Карл Хайнц искоса посмотрел на несколько растерявшуюся, казалось, Зандру.

А Бекки вся так и светилась.

– Устроим все, как в старые добрые времена! А что? Места в доме больше чем достаточно. Я даже и счет комнатам потеряла. Только... – Она прикусила губу.

– Что такое? – обеспокоенно спросила Дина.

– Да ничего, просто так увлеклась, что всякую совесть потеряла. Нина, ради Бога, извините, мне вовсе не хочется похищать ваших гостей...

– Ну что вы, что вы, вам не за что извиняться! – захлопотала Нина.

– Абсолютно не за что, – подтвердил Шелдон.

– В таком случае все прекрасно. Естественно, я надеюсь, что и вы к нам присоединитесь.

– Вот это да! – воскликнула Нина. – Вот так и складываются компании!

– Потрясающе! – захлопала в ладоши Дина.

– Да, но как быть с нашими вещами? – спросила Зандра и тут же поймала на себе возмущенный взгляд Дины.

– Ну что за ерунда, – отмахнулась Бекки. – Мамфорд или кто-нибудь еще о них позаботится. Ну так как?

Она обвела глазами стол.

Роберт насупился, но не возражал. Лорд Розенкранц иронически поднял бокал.

– Итак, все согласны. Стало быть, решено. Что ж, в таком случае за старых и новых друзей! – провозгласила Бекки.

– За старых и новых друзей, – хором откликнулись все присутствующие.

– Мы одинаково ценим и тех, и других, – слегка улыбнулся лорд Розенкранц. – Как говаривал лорд Литтлтон, женщины, как и короли, умеют находить настоящих друзей.

– А Пиндар, если не ошибаюсь, – подхватила Бекки, которая тоже за словом в карман не лезла, – говорил иначе: умение молчать – лучший дар мужчин.

– Туше, дорогая! – Лорд Розенкранц поднял руки.

Туше, да не совсем, подумала Бекки, ибо изречение она оборвала на половине. Его конец гласил:

«Не всякую правду нужно заявлять во всеуслышание».

 

Глава 36

Наутро все собрались в залитом светом зимнем саду, сплошь уставленном кадками с деревьями и увитом лианами. Три стеклянных стены комнаты выдавались вперед. Они были составлены из восьмигранников в форме необработанных алмазов. При ослепительном солнечном свете, в котором плясали мириарды снежинок, все в зимнем саду приобретало сапфировый оттенок.

Бекки устроилась посредине, покачиваясь в плетеном кресле прошлого столетия.

Лорд Розенкранц устроился рядом. Их разделял столик черного дерева на бамбуковых ножках, и чего только на нем не было – кофе, чай, сандвичи, бутылка шампанского в ведерке со льдом...

Дина развернула свое кресло так, чтобы видеть происходящее снаружи и внутри.

Нина и Шелдон, судя по их спортивным костюмам, только что вернулись. Шелдон поинтересовался, где Роберт.

– Остался наверху, – вздохнула Дина и закатила глаза. – Сидит за компьютером, деньги зарабатывает.

В дальнем углу, среди душистых, сгибающихся под тяжестью плодов апельсиновых деревьев, принц Карл Хайнц рассеянно перелистывал альбом акварелей, который только что отыскал в домашней библиотеке. Но его мысли были далеко.

Принц незаметно оторвал взгляд от книги и посмотрел куда-то мимо Дины, туда, где сидела, лениво поигрывая гигантским, закрывающим почти все ее лицо тюльпаном, Зандра.

От одного ее вида у Карла Хайнца перехватило горло. «Ну что я сижу здесь, как болван, – уговаривал он себя, – надо подойти к ней, заговорить...»

Да вот только одно маленькое препятствие. Чуть дело доходило до Зандры, его знаменитое обаяние разом куда-то пропадало.

«Проклятие, – выругался про себя Карл Хайнц, – веду себя, как младенец!»

Но напрасно он клял себя. Совершенно напрасно.

«Я богат, знатен, уверен в себе, – словно заклинание, твердил про себя Карл Хайнц. – Ну что еще мне нужно?»

Так откуда же эта отвратительная слабость в желудке? Откуда этот гул в голове?

Зандре тоже было явно не по себе, хотя с утра она успела прогуляться и поплавать в бассейне. Беда в том, что она просто не привыкла к безделью. С тех самых пор, как Зандра оказалась в Нью-Йорке, каждый день у нее был расписан буквально по минутам.

Теперь появилась возможность отдохнуть – и что же?

Она уже скучала по городской суете, по той беспокойной жизни, к которой привыкла, более того – полюбила.

Поэтому здешний покой ей казался особенно раздражающим.

Слегка повернув голову, Зандра увидела за стеклом роскошную лису. Она остановилась, внимательно посмотрела на Зандру и не спеша побежала дальше.

Зандра рассеянно посмотрела ей вслед. Нет, нечего сидеть дома, подумала она.

Может быть, прогулка верхом поможет хоть немного встряхнуться. Все, что угодно, только не это тупое ничегонеделание!

– Словом, она завещала все свое состояние, – говорил лорд Розенкранц, – основанному им фонду, но потом выяснилось, что никакого фонда нет, понимаете? Он...

– Ш-ш-ш. – Бекки прижала палец к губам.

У нее была своя система раннего оповещения, которой позавидовал бы сам Пентагон. Выпрямившись, Бекки выглянула в окно.

Так она и думала. Зандра, оставившая их несколько минут назад, решительным шагом направлялась к конюшне.

Хорошо хоть Нина с Шелдоном вовремя поднялись наверх принять душ и переодеться.

– Прошу прощения, дорогой, мне надо сделать пару деловых звонков, – сказала Бекки.

– Точка, точка, запятая... – пропел лорд Розенкранц.

Не обращая на него внимания, Бекки пересекла комнату и подошла к Карлу Хайнцу, который, казалось, был целиком поглощен изучением книги, и негромко его окликнула.

Карл Хайнц поднял голову. Бекки вытянула руку, и, повернувшись в ту сторону, он увидел Зандру, уже полностью облаченную в костюм для верховой езды. Весь ее вид свидетельствовал о том, что не одежда красит женщину, а наоборот.

– Наша красавица собралась покататься. Чего ждете? Надо действовать.

Карл Хайнц кивнул, но не двинулся с места. Он словно прилип к креслу. Что-то его удерживало – что? Смущение? Соображения нравственности?

– Ну, чего вы ждете? – слегка нахмурилась Бекки. – Нельзя упускать такую отличную возможность, Хайнц. Вперед!

Видя, что он все еще колеблется, Бекки наклонилась, взяла у него альбом, закрыла, отложила в сторону и потянула его за обе руки.

Карл Хайнц незаметно вздохнул. Да, в настойчивости этой женщине не откажешь.

Тот, кто первым сказал, будто женщины – слабый пол, явно не был знаком с Бекки Пятой.

– Ну же, действуйте! И не забывайте, что поставлено на карту. Если все миллиарды достанутся Софье и ее Эгберту...

– Эрвину, – машинально поправил ее Карл Хайнц.

– Не важно, – отрезала Бекки. – А теперь отправляйтесь! И – удачи вам. – Она слегка подтолкнула его к двери.

На пороге Карл Хайнц оглянулся. Бекки стояла, облокотившись на ручку кресла, и не спускала с него глаз. Высокая, уверенная в себе, излучающая какую-то внутреннюю силу, она ассоциировалась у него с только что отлитым стальным клинком.

Карл Хайнц болезненно поморщился и пошел наверх переодеваться для конной прогулки.

– Для леди оседлали Аметистовую Мечту, – пояснил конюх, – это такая кобыла в яблоках. Далеко она еще не успела отъехать. На этом жеребце, – конюх щелкнул пальцами, – вы в два счета ее догоните.

Черный как смоль аравиец, раздувая ноздри и мотая головой, нервно перебирал ногами.

– Думаете, справитесь? – прищурился конюх.

– Попробую, – улыбнулся Карл Хайнц.

– А то миссис Бекки, знаете ли, не любит, когда с гостями что-нибудь случается.

– Все будет нормально, – успокоил его Карл Хайнц. Он намотал вожжи на руку и, потрепав Алидала – так звали жеребца – по холке, что-то шепнул ему на ухо.

Похоже, тот понял, во всяком случае, сразу успокоился и прижался мордой к щеке Карла Хайнца.

– Вижу, вы умеете с ними обращаться, – восхищенно сказал конюх. – Это уж точно.

Карл Хайнц улыбнулся, ловко вскочил в седло и, слегка хлестнув Алидала, выехал со двора.

Алидал оказался в своей стихии. Сразу стало ясно, что препятствий для него не существовало, преодолевал он их с легкостью необыкновенной.

День выдался – лучше не придумаешь: безоблачное небо, солнце, легкий морозец и ни малейшего ветерка. Заснеженные луга и огороженные пастбища незаметно перетекали в рощу.

Взлетев на вершину холма, Карл Хайнц натянул вожжи. Вот и Зандра, совсем далеко.

– Эй! – окликнул ее Карл Хайнц, приподнимаясь в стременах.

Зандра остановилась и посмотрела назад, прикрывая глаза от солнца.

Карл Хайнц помахал ей и, ослабив вожжи, пустил Алидала легким галопом.

Не прошло и минуты, как он поравнялся с Зандрой.

На морозе лицо у нее разгорелось, волосы, отливая бронзой, разлетелись по сторонам, и вся она сияла молодостью и красотой.

«Господи, – подумал Карл Хайнц, – да сегодня она еще прекраснее, чем обычно, если только такое вообще возможно».

– Ты не против, если я поеду рядом? – спросил он.

– Ничуть. С чего бы мне быть против? – Она широко улыбнулась. – Только я совсем не надолго. Холодает, да и темнеть начнет через час-другой.

Зандра отпустила вожжи, и Аметистовая Мечта послушно двинулась вперед. Карл Хайнц пристроился сбоку, удерживая Алидала, которому такая скорость была явно не по душе.

– Тысячу лет не садилась в седло, – сказала Зандра. – Наверное, потому мне и дали эту смирную лошадку. Может быть даже, чересчур смирную.

Карл Хайнц молча улыбнулся.

Они спускались по склону холма. Вокруг стояла полная тишина, которую нарушал лишь хруст только что выпавшего снега под копытами. Где-то впереди чернели голубоватые сосны.

Доехав до опушки, всадники остановились и обернулись назад.

– Смотри, Хайнц! – воскликнула Зандра. – Прямо как на рождественской открытке.

– Может, сойдем на землю, разомнемся? Да и лошади отдохнут, – предложил Карл Хайнц.

– Отличная мысль! – Зандра спешилась, привязала кобылу к ближайшему стволу и двинулась вперед прямо по целине.

– Смотри, ноги промочишь, – предупредил Карл Хайнц, привязывая Алидала.

– Ну и что? – обернулась Зандра.

– Так и воспаление легких запросто можно схватить.

– Скажи еще, что с мокрыми волосами нельзя выходить на улицу, – усмехнулась Зандра. – Старушечьи басни! Ничего со мной не сделается. Вернемся, переоденусь в сухое, только и всего...

Зандра наклонилась, набрала пригоршню снега и слепила снежок.

– Хайнц!

– Да?

Снежок угодил ему прямо в грудь.

– Ты что это? – угрожающе заворчал он.

Зандра рассмеялась и набрала еще снега.

– Слушай, хватит валять дурака!

– Да не будь же ты старым ворчуном!

Зандра швырнула в него очередной снежок. На сей раз ему удалось увернуться, хоть его и осыпало снежной пылью.

– Последний раз предупреждаю...

Зандра уже приготовилась к новому броску, но тут...

...в плечо ей врезался ответный снежок.

– Ах вот ты как! – закричала она. – Ну что ж, держись!

Зандра размахнулась и с силой пустила в противника, как из пращи, снежную бомбу, но тот уже был готов к атаке и стремительно пригнулся. Снаряд пролетел мимо.

Атака Карла Хайнца оказалась удачнее – снежок угодил Зандре в бедро.

– Ой! Ладно, Хайнц, хватит. Больно.

Увидев, что он снова наклоняется, Зандра весело рассмеялась и бросилась бежать.

Карл Хайнц все же швырнул снежок, но на сей раз промахнулся. Началась погоня.

Прикинувшись испуганной, Зандра перекатилась через высокий сугроб, но он успел ухватить ее за пояс, и оба покатились вниз, визжа, как пятилетние дети.

Зандра оказалась под ним.

Она все никак не могла отдышаться, сердце у нее колотилось изо всех сил, а в голове появилась какая-то необыкновенная легкость. Зандра не отрываясь смотрела на принца.

Он тоже не мог оторвать от нее глаз. Карлу Хайнцу вдруг сделалось жарко, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Миг растянулся на целую вечность.

Зандра остро ощущала близость сильного мускулистого тела, лазоревый блеск глаз, а более всего – неотвратимость соблазнительных губ, которые, казалось, были вылеплены для поцелуев.

И он тоже ощущал ее тепло. На ресницах Зандры трепетали, словно крошечные алмазы, влажные снежинки, на носу виднелись крохотные веснушки, зеленые глаза мерцали загадочно, как у феи, а волосы отливали ярким рыжим пламенем, как на картинах прерафаэлитов.

А миг все тянулся и тянулся.

Но все же и ему пришел конец. Словно отгоняя наваждение, Карл Хайнц тряхнул головой и скатился с Зандры. В ладони он все еще сжимал забытый снежок и лишь теперь рассеянно отбросил его в сторону.

Угодив в ствол, он вспугнул целую стайку птиц. Оба подняли голову и присмотрелись: пернатые, гомоня без умолку, описали большой круг и, построившись в правильный порядок, устремились вниз, к подножию холма.

– Какие славные, правда? – протянула Зандра. – По-моему, они все без ума друг от друга.

Опершись на локоть и загадочно улыбаясь, она повернулась к Карлу Хайнцу:

– А тебе как кажется?

Он решил, что настал удобный момент.

– Мне кажется, что это я от тебя без ума, – негромко ответил он.

Это было так неожиданно, что Зандра глупо захихикала и все никак не могла остановиться. Этого просто не может быть, думала она. Он, которого она знает чуть ли не с младенчества, признается ей в любви!

Не иначе решил пошутить.

Но если это шутка, отчего так горят глаза? И почему так хрипло звучит голос?

Неужели не шутит? А если это всерьез?

Зандра не сводила взгляда с Карла Хайнца.

– Я понимаю, ты поражена, – продолжал он, – но знаешь, Зандра, я только о тебе и думаю. Честное слово. Стоит тебе появиться, как... все вокруг меняется, словно расцветает.

– Говори, говори, – усмехнулась она, – а я послушаю.

– Право, Зандра, – взмолился он, – я совсем не шучу.

«Но это же безумие, – думала она. – Да, мы состоим с ним в родстве, правда, отдаленном, да, я знаю его уже неведомо сколько лет, и в то же время мы совсем не знаем друг друга! Неужели, – вдруг мелькнуло у нее в голове, – я сама подала ему знак? Да нет, не может быть...»

Он наклонился и поцеловал ей руку. Зандра вздрогнула. Во рту у нее внезапно пересохло.

– Хайнц, – запротестовала она, но из горла вырвались только какие-то невнятные звуки. Ей пришлось откашляться. – Хайнц! – На сей раз голос Зандры прозвучал ясно и решительно.

– Милая Зандра, о если бы только знала, кто ты для меня.

– Да как же не знать, Хайнц, – кузина.

– О нет. – Он покачал головой и поцеловал ей кончики пальцев. – Гораздо, гораздо больше.

Она пристально посмотрела на него.

– Я хочу на тебе жениться. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Как, как ты сказал? Жениться? – Зандра внезапно залилась смехом. – Милый, я даже пуговицы пришить не могу, а о стряпне уж и не говорю – наверняка дом подожгу.

Карл Хайнц, казалось, ее не слышал.

– Скажи, ну пожалуйста, скажи, что пойдешь со мной под венец! Позволь мне любить тебя, и лелеять, и чтить до самого смертного часа!

«Вот черт, – подумала Зандра, – а ведь он не шутит! Все это слишком серьезно».

– Э-э... ты должен извинить меня, Хайнц, – неуверенно начала Зандра, отнимая у него руку. – Это... как-то... Ну что тебе сказать... Видишь ли...

Зандра остановилась и глубоко вздохнула.

– Понимаешь, я пока еще просто не готова выйти замуж. Ни за тебя, ни за кого другого.

– Выходит, ты меня не любишь?

– О Господи, ну конечно же люблю! Разумеется, люблю. Но это не имеет значения. То есть я хочу сказать, из этого не следует, что мы должны пожениться.

– Но почему? Потому что мы родственники?

– Да. Нет. Вот черт, не знаю, как сказать. – Зандра нервно переплела пальцы. – Ты меня застал врасплох.

– Если тебя беспокоят родственные узы – забудь. Я говорил с врачом, он прошелся по нашей генеалогии и сказал, что все в порядке, тут проблем нет.

– Пусть так, – вздохнула Зандра, стараясь как можно точнее подбирать слова. – Пусть так, но мне нужно убедиться в собственных чувствах, чтобы никто из нас потом не пожалел.

– Ну я-то уж точно не пожалею.

У Зандры изменилось выражение лица, словно по нему пробежала какая-то легкая тень.

– Боюсь, о себе я того же сказать не могу, – виновато улыбнулась Зандра. – Просто я не уверена, что люблю тебя настолько...

Он промолчал.

Зандра сжала губы и заставила себя продолжить:

– Понимаешь, милый? Я люблю тебя, как брата. И вообще ты – чудо, и я завидую той, кто станет твоей женой. Счастливица! Но честное слово, я просто не уверена, смогу ли полюбить тебя так...

Глаза у него затуманились, и губы искривились в печальной улыбке.

«Ну вот, – внутренне содрогнулась Зандра, – все-таки я его обидела. А ведь меньше всего хотела!»

– Я... Знаешь что, поехали назад. – Зандра вскочила на ноги и принялась отряхивать снег с куртки.

Он машинально последовал за ней.

– А если забыть про любовь? – хрипло проговорил Карл Хайнц, отводя взгляд в сторону.

Зандра застыла на месте.

– То есть как это?

Карл Хайнц шумно вздохнул – казалось, кто-то наждаком прошелся по железу.

– Ну как тебе сказать... пусть даже ты меня не любишь... Пожениться-то мы все равно можем.

– Ну что ты такое говоришь, Хайнц! В этом же нет никакого смысла.

– Но почему же?

– Может, все же объяснишься?

Он выдавил из себя слабую улыбку.

– Наверняка ты знаешь о правилах наследования, принятых в роду Энгельвейзенов.

– О Господи! – Зандра помертвела. – Неужели ты всерьез?

Карл Хайнц ничего не ответил, продолжая жалко улыбаться.

– Лицемер! Гнусный лицемер!

Ну вот, слово вылетело.

– И ты еще смеешь говорить о любви! Да ведь эта женитьба нужна тебе только для того, чтобы сохранить свои проклятые деньги! Попробуй сказать, что это не так!

Карл Хайнц отшатнулся, как от удара.

– Ну!

Он по-прежнему молчал.

– Все вы, богачи, такие! – Зандра яростно пнула ногой сугроб и, поскользнувшись, едва устояла.

– Выслушай меня, Зандра!

– А что я, по-твоему, делаю? И чего ты, собственно, ожидал? Что я упаду на колени, счастливая от того, что меня используют в качестве якоря во время бури?

Гневно тряхнув головой, Зандра большими шагами пошла к опушке, где они оставили лошадей.

– Зандра! – Карл Хайнц догнал ее и схватил за руку. – Да выслушай же меня, ради всего святого!

Она круто обернулась и опалила его яростным взглядом.

– Пусти! – Зандра безуспешно пыталась освободить руку. – Пусти, тебе говорю! Мне больше нечего добавить.

– Слушай, я понимаю, что ты злишься... И все же позволь объяснить. Ты все поняла совершенно не так...

– А по-моему, так. – Она просверлила его взглядом. – Ты настоящий ублюдок и только что это доказал.

– Я люблю тебя, люблю, пойми же ты наконец! Черт с ним, с наследством, я бы и так сделал тебе предложение! Неужели непонятно?

– Еще как понятно, – горько рассмеялась Зандра и ткнула пальцем в сторону леса. – Так же, как то, что в этих деревьях притаились эльфы, феи и тролли.

Карл Хайнц глубоко вздохнул.

– Хочешь верь, хочешь не верь, но ты – единственная женщина, которая мне нужна.

– Действительно нужна? Прелестно! Надо думать, я ноги должна тебе целовать за такую честь?

В ее голосе прозвучало такое презрение, что Карл Хайнц содрогнулся.

– Так вот, забудь об этом! Между прочим, я тоже человек! И у меня тоже могут быть свои планы и намерения. Об этом ты не подумал?

– Да я только о тебе и думаю, – искренне сказал Карл Хайнц.

– Отлично! Так вот, я-то что получу от замужества, которое ты так щедро мне предложил?

Карл Хайнц вздохнул:

– Ты будешь одной из богатейших женщин в мире. У тебя будут деньги. Власть. Положение.

– Да плевать мне на все это!

«Ну вот, – грустно подумал он, – вот все и кончилось. А впрочем, этого можно было ожидать».

Он чувствовал себя совершенно разбитым, униженным. Противным самому себе.

Зандра брезгливо стряхнула его пальцы со своей руки. Он не сопротивлялся, ожидая, что в следующую минуту она вскочит на свою кобылу и умчится прочь.

Но Зандра продолжала стоять на месте, зябко потирая ладони и рассеянно глядя куда-то вдаль, на покрытую снегом равнину.

– Итак, вот в чем все дело, – задумчиво проговорила она. – Теперь все встало на свои места.

– О чем ты? – искоса взглянул на нее Карл Хайнц.

– А то, что Дина слишком уж настаивала, чтобы я поехала с ней. Ясно, вы сговорились, и Бекки тоже, наверное, не осталась в стороне. Точно. Святая троица! Ну конечно, надо было заманить меня именно сюда. – Она указала на видневшийся вдали особняк Бекки. – Иначе как бы мы могли остаться наедине?

По выражению его лица Зандра поняла, что угадала.

– Зандра... – начал Карл Хайнц.

– Не надо, Хайнц, пожалуйста, не надо, все и так ясно, – оборвала его она.

– Нет, позволь мне все же договорить. Насчет того, что все было подстроено, ты права. Но мои чувства к тебе...

– Перестань! – На глаза у нее навернулись слезы.

Карл Хайнц вздохнул и молча себя выругал. Как неловко все повернулось! Даже если постараться, хуже не придумаешь. А ведь, видит Бог, меньше всего он хотел ее обидеть.

«Неужели мы всегда обречены причинять боль тем, кого любим?» – печально подумал он.

– Зандра, – с трудом заговорил Карл Хайнц, – постарайся не судить меня слишком стро...

Но она уже бежала к своей лошади, и минуту спустя Аметистовая Мечта галопом неслась по склону холма.

А Карл Хайнц остался со своим Алидалом, безнадежно глядя вслед удаляющейся Зандре. Удаляющейся навсегда...

* * *

Лорд Розенкранц потягивал шампанское, когда какое-то движение за окном привлекло его внимание. Это была Зандра, на полном скаку приближающаяся к конюшне.

– Ого-го, – поцокал языком лорд. – Судя по ее виду, что-то там не заладилось.

– Не заладилось? – Бекки мгновенно выпрямилась и посмотрела в ту же сторону. – Ну что ж, сейчас выясним. – Она решительно двинулась к двери.

– Минуту! – Дина вскочила на ноги. – Позвольте мне.

Бекки, поколебавшись, согласно кивнула:

– Ладно, в конце концов вы ее знаете лучше всех нас.

Глядя вслед Дине, лорд Розенкранц извлек из ведерка со льдом бутылку шампанского.

– Похоже, – он иронически скривил губы, – оборонительные укрепления оказались прочнее, чем предполагалось. Шампанского, дорогая?

 

Глава 37

– Зандра, милочка, – медовым голосом заговорила Дина, входя в раздевалку, – что-нибудь не так?

– С чего ты решила? – Зандра яростно сбросила сапог. – Прекрасный уик-энд, – она пристально посмотрела на Дину, – не так ли?

– Что-то не пойму тебя, милочка. – Дина слегка сдвинула брови.

– Ладно, хватит. Представление закончено... – Зандра недоверчиво покачала головой. – Вы ведь все заранее расписали, признавайся!

– Ты о чем это?

– О моем браке на небесах, вот о чем! – яростно выпалила Зандра.

– Ах вот оно что, – вздохнула Дина.

Зандра освободила другую ногу и злобно пнула сапог.

– Слушай, дорогая, – предложила Дина, – отчего бы нам не пойти в библиотеку и тихо-мирно обо всем поговорить?

– И здесь сойдет! Нет, как ты только посмела? Ты кто такая? В сводницы нанялась?

– Ну как можно так говорить, дорогая? – Дина прикинулась оскорбленной. – Не стоит так волноваться. Я ведь хотела как лучше. Вы с Карлом Хайнцем просто созданы друг для друга.

– Интересно!

– Ну конечно, вы будете прекрасной парой. Вы – словно две половинки одного целого. Я в этом уверена. Хайнцу по горло нужен сын. Иначе не видать ему наследства.

– А мне? Что мне нужно?

– Деньги, разумеется! Да ты же станешь одной из богатейших женщин на свете.

– Слушай, Дина, – устало вздохнула Зандра, – тебе никогда не приходило в голову, что деньги – еще не все?

– Ну как же, конечно, приходило. Но поверь мне, милочка, жить с деньгами лучше, чем без денег. Это я знаю по собственному опыту.

– Но замужество, как тебе, возможно, известно, предполагает супружеские отношения, появление детей. И предполагает не одного ребенка, если родится девочка. Ему-то нужен сын!

– Да знаю я.

– И кстати, ты не задумывалась, что мне, возможно, вовсе не хочется спать с Хайнцем?

– А кто говорит, что ты должна с ним спать?

– У нас что, теперь аисты приносят детей? – воззрилась на нее Зандра.

– Что ж, можно и так сказать, – улыбнулась Дина.

Зандра ошеломленно покачала головой.

– Но это же так просто, дорогая. Есть лазейка.

Зандра по-прежнему не сводила взгляда с Дины.

– Видишь ли, не знаю уж почему, но в семейном уставе Энгельвейзенов не говорится, что отцом ребенка должен быть именно принц. Может, все дело в том, что в старые времена жены боялись похаживать налево.

Зандра промолчала.

– Надо только, – продолжала Дина, – чтобы рождение ребенка засвидетельствовали три адвоката. А уж как и от кого он был зачат, дело темное! Короче, если тебе не хочется спать с Карлом Хайнцем, существует такая штука, как искусственное осеменение. Наука шагает вперед семимильными шагами.

– Вижу, ты все предусмотрела, – негромко сказала Зандра.

– Ну да. – Дина расплылась в улыбке. – А что в этом плохого?

– Только упустила одну маленькую деталь.

– Что именно, милочка? – насторожилась Дина.

– Придется тебе подыскать другую кандидатуру, – отрезала Зандра. – Я в эти игры не играю. Так что не обессудь. Я свой живот на продажу не выставляю. И внаем тоже не сдаю.

С этими словами Зандра вышла из раздевалки, изо всех сил хлопнув на прощание дверью.

– Дорогая! – В дверь постучали.

Зандра услышала голос Бекки.

– Дорогая...

«Черт, неужели даже раны зализать нельзя в одиночку! – сердито подумала Зандра. – Или я слишком многого требую?»

– Пожалуйста, откройте.

О Господи, как же Зандре хотелось, чтобы ее оставили в покое!

Не тут-то было.

Ладно, может, оно и к лучшему, решила Зандра. Покончим наконец с этим делом. Она поднялась с кресла и направилась к двери.

– Злодейка! – шутливо погрозила ей пальцем Бекки. – А я уж начала волноваться. Можно войти?

«Вы у себя дома», – чуть не сорвалось у Зандры, но в последний момент она одернула себя и молча отступила в сторону, пропуская Бекки в гостиную своих шикарных апартаментов.

Бекки вплыла внутрь, закрыла за собой дверь и решительно повела Зандру к кушетке у камина.

Усевшись, она огляделась так, словно впервые видела шторы из индийского набивного коленкора, большие картины в темных рамах, мягкие кресла, мебель орехового дерева.

Одобрительно кивнув, Бекки сложила руки на коленях и сказала:

– Неплохо. И все на вид такое английское, как вам кажется?

– Пожалуй.

– В городе я предпочитаю французский стиль, но здесь он неуместен. Иное дело – Англия. Только англичане умеют создать уют в загородном доме.

Бекки склонила голову набок и остановила на Зандре свои знаменитые васильковые глаза.

– Впрочем, я пришла поговорить с вами не об обстановке.

– Так и я подумала. – Зандра твердо выдержала ее взгляд.

– Дина сказала мне, что вы... как бы это получше выразиться... недовольны?

– Да стоит ли об этом? – «Так, – подумала Зандра, – сначала Хайнц, затем Дина, а теперь вот Бекки. Целая команда объединилась против меня».

– Это как-то связано с Хайнцем, не так ли?

– Да. Он сделал мне предложение. Я его отклонила. Вот и все.

– Жаль. Вы были бы чудесной парой и к тому же, честно говоря, сильно бы его выручили.

– Выручила! Ну да, за этим вы меня сюда и заманили.

Васильковые глаза Бекки затуманились.

– Иногда приходится, – заметила она, – прибегать и к таким уловкам. И по-моему, сейчас как раз тот случай. Но мне вовсе не хотелось обижать вас, милочка. Извините, что так получилось.

– Хорошо, забудем.

– Вот и отлично. Теперь можно не ходить вокруг да около. Позвольте мне быть откровенной.

– Разумеется.

– Хайнц просил меня поговорить с вами – может, передумаете?

– Насчет замужества?

Бекки кивнула.

– Сожалею, но ответ по-прежнему: нет.

– А может, все же договоримся?

– Увы.

– Можно спросить почему?

– Потому что я не хочу насиловать свои чувства.

– Чувства! – усмехнулась Бекки. – Не будьте же такой упрямицей, милочка. Нельзя думать только о себе.

– А если я не подумаю, то кто же? Хайнц? Дина? Вы?

– Вы глупая, эгоистичная, неблагодарная девчонка, вот что я вам скажу!

– Это я-то эгоистка? – вспыхнула Зандра. – А кто все это придумал? Нет, это вы с Диной и Хайнц – настоящие эгоисты! А теперь, дорогая, хочу попросить вас об одной услуге. В следующий раз, когда станете хлопотать о наследнике правителей Священной Римской империи, меня оставьте в покое.

Зандра начала было подниматься, но Бекки ее удержала.

– Мы еще не закончили.

– Боюсь, нам не о чем больше говорить! – воинственно вздернула подбородок Зандра.

– Глупышка! – Острые ногти Бекки впились Зандре в ладонь. – Чего вы так упрямитесь?

Зандра промолчала. Спорить у нее не было ни малейшей охоты.

– Разве люди так уж редко вступают в брак по расчету? – продолжала Бекки. – Кому-то нужен вид на жительство. Кто-то хочет получить налоговые льготы. Или просто укрыть свои сомнительные делишки за приличным фасадом. Мало ли какие могут быть причины!

Зандра по-прежнему не открывала рта.

– Все, что от вас требуется, – выйти за Хайнца и родить ему сына. А потом – воля ваша. Расходитесь. Живите в роскоши до конца дней своих...

Уговоры Бекки Зандре изрядно надоели.

– Не старайтесь меня уговорить. Право, это бесполезно.

– Десять миллионов долларов? – У Бекки сузились глаза. – Неужели даже такая сумма вас не заинтересует?

– Вы не расслышали. Повторяю: я не продаюсь!

– Двадцать?

– Да хоть сто!

– Ничего себе! – фыркнула Бекки. – Да кто вы такая, чтобы отказываться от ста миллионов долларов?

– Такая, какая есть!

– Право, милочка, не смешите меня.

– А я и не пытаюсь, милочка, – передразнила ее Зандра. – Все, разговор окончен.

Зандра так точно воспроизвела интонации Бекки, что та выпустила ее руку и вскочила с кушетки.

– Да как вы смеете! – прошипела она.

– Может быть, теперь вы наконец оставите меня в покое? – стараясь сдерживаться, проговорила Зандра. – А я тем временем соберу вещи. Не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Разумная мысль, – ледяным тоном сказала Бекки. – Машину я вам организую.

Она повернулась на каблуках и вышла, беззвучно закрыв за собой дверь.

Пять минут спустя Зандра уже ехала в сторону города.

В доме Бекки Пятой пили аперитив. Нина Фейри расхаживала по огромной гостиной со стаканом белого вина в руках.

– А где же Зандра? – ни к кому не обращаясь, спросила она.

– Боюсь, ей нездоровится, – ответила Бекки. – Она просила меня извиниться перед всеми.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Нет, нет. Похоже, отравилась немного. Пройдет. Вот и закуски. Советую всем попробовать пиццу, она сегодня удалась.

 

Глава 38

– «Дом Периньон»! – воскликнула Кензи. – Мы что, грехи замаливаем?

Чарли подошел к зеркалу и, вытянув шею, поправил галстук.

– Вот так. Я классный малый, – удовлетворенно произнес он, разглядывая себя в зеркале.

– Ладно, Нарцисс, довольно охорашиваться. Займись лучше чем-нибудь полезным. Например, открой бутылку. А я пока принесу бокалы.

О Господи, устыдилась вдруг Кензи, ведь буквально те же слова она говорила, когда в последний раз виделась с Ханнесом!

Кензи прошла на кухню, ругая себя за чрезмерную чувствительность.

Когда у мужчины несколько подружек, это считается нормальным. И даже говорят: вот это парень! А когда у женщины несколько мужчин, ее называют шлюхой. А впрочем, подумала Кензи, какой смысл рассуждать о двойном стандарте? Все равно все останется, как было.

В кухню проскользнул Чарли – выбросить в мусорную корзину фольгу. Его внимание привлекла выглядывающая оттуда бутылка из-под дорогого шампанского.

– Ого! – Он нагнулся и извлек ее наружу. – Ты была права.

– Насчет чего?

– Насчет своего вкуса. Он действительно становится все изысканнее. Не дороговато ли для простой служащей?

– Эй, детектив Ферраро, – воинственно заговорила Кензи, – вы что, на задании? И мне самой придется открывать эту чертову бутылку?

– Спокойно, спокойно, – насмешливо улыбнулся Чарли, – чего это ты так разошлась?

– Слушай, ты разве видишь у меня на пальце обручальное кольцо? – Глаза Кензи опасно сузились.

– Да нет.

– Так какого же черта ты устраиваешь мне допрос? Занимайся лучше собственными делами!

Чарли бросил бутылку назад в корзинку для мусора.

– Да, этот малый явно знает, как обращаться с девчонками. Или, может, по-настоящему втюрился? Встречной-поперечной такое не приносят.

– О, Чарли, хватит, надоело, – устало сказала Кензи.

По-прежнему ухмыляясь, он вытащил пробку и, наполнив бокалы, чокнулся с Кензи:

– За нас! Я ведь тоже не какую-то дрянь принес. – Он высоко поднял бутылку «Дом Периньона».

– Чарли, а ты уверен, что в тебе нет ирландской крови?

– Абсолютно. Я – стопроцентный неаполитанец. А что?

– Просто у меня был один знакомый ирландец. Хвастун невозможный.

Кензи двинулась в гостиную. Чарли последовал за ней.

– Ну что, приготовишь свой знаменитый ризотто? – спросил он.

– Непременно. Но сначала дай допить. – Кензи уселась на диван. – А уж потом займемся стряпней.

– Разумно. – Чарли устроился рядом.

В замке заскрипел ключ. Оба удивленно уставились на дверь.

– Ждешь кого-нибудь? – спокойно спросил Чарли.

– Да нет.

– Может, это твоя соседка?

– Я же тебе говорила, она только завтра вернется.

– Хозяин? Управляющий?

– Ни у того, ни у другого нет ключей.

Раздался щелчок.

– У кого-то, стало быть, есть. Ну что ж, если ты никого не ждешь, если соседка за городом, а у приличных людей нет ключей от квартиры, то, выходит, это грабитель?

– Тогда его ждет неприятный сюрприз, – улыбнулась Кензи. Хорошо все-таки иметь знакомого – полицейского.

Второй щелчок. Чарли отставил бокал, поднялся и медленно пошел к двери. Оглянувшись на Кензи, он прижал палец к губам.

Последовали еще три щелчка, и дверь распахнулась.

– Не двигаться! – заорал Чарли, сжимая пистолет в руке.

Кензи вскочила на ноги.

– Зандра!

Это действительно была ее соседка. Швырнув чемодан на пол и ни на кого не обращая внимания, Зандра захлопнула входную дверь и стремительно прошла к себе в комнату. По щекам у нее струились слезы.

– Это еще как понять? – Чарли сунул пистолет за пояс и с упреком посмотрел на Кензи. – По-моему, ты сама мне говорила...

– Да замолчи ты! Похоже, что-то стряслось. Видишь, в каком она состоянии?

Кензи постучала и вошла к Зандре. Прошло какое-то время. Чарли допил шампанское. Открылась дверь, и Кензи вернулась в гостиную.

– Ну, что там?

– Бедняга совершенно не в себе. Знаешь что, Чарли...

– Нет, нет! – Он поднял руки и замотал головой. – Даже и слушать не желаю.

– Помолчи. За мной не заржавеет, слово даю. – Кензи легонько подтолкнула его к двери. – Ей плохо. По-настоящему плохо, и нельзя оставлять ее одну. Ну, уйдешь ты наконец? У нас сегодня девичник.

– Выходит, ризотто откладывается? – вздохнул он.

– Ничего не поделаешь. – Кензи открыла шкаф и бросила ему пальто.

– На улицу выставляешь?

– Не мели чепухи. И не топчись в коридоре, двигай. Я же ясно сказала – билет действителен на следующее представление.

– И ризотто будет?

– Да.

– Только про грибы не забудь.

– Не забуду, не забуду. Пока!

И она буквально вытолкала его на лестницу.

– Принцесса, натуральная принцесса... прямо как из сказки...

Кензи мечтательно вздохнула. К этому времени она уже приканчивала третий бокал водки со льдом. Вообще-то водка – не ее напиток, но что же поделаешь, если с шампанским они уже давно справились.

– ...вроде Ди, или Каролины, или Стефани, – продолжала она. – Да, Зандра, надо отдать тебе должное, ты знаешь, как оглоушить бедную девушку. Подумать только, моя лучшая подруга чуть не стала принцессой!

– Знаешь что, – фыркнула Зандра, – если тебя чуть было не спарили с лягушонком, который называет себя принцем, а вместо подружек на свадьбе – две ведьмы, это оглоушивает еще сильнее. Надо же быть такой дурой! Доверилась старой приятельнице – и что же? Оказывается, все это время она плела у меня за спиной целую интригу...

– Да не переживай ты так!

Кензи налила по пятой.

– Такое со всеми случается. Людям свойственно ошибаться, – философски заметила она.

– Да, но я-то хороша, угодила в ловушку с открытыми глазами...

– Ну успокойся же...

Кензи подняла руку ладонью кверху, уподобившись уличному регулировщику.

– Не терзай себя. Что случилось, то случилось. Плюнь ты на всю эту историю, вот тебе добрый совет.

– Легко сказать – плюнь! Ладно, черт с ними, с Диной и Бекки. Но как мог так поступить со мной кровный родственник, которого я чуть ли не с пеленок знаю?

– Не терзай себя, – повторила Кензи, – лучше выпей.

Но Зандра словно ее не слышала.

– Да, это самое гнусное, – продолжала она. – Правда, мы давно не виделись, и все равно Карл Хайнц всегда оставался самым любимым из родственников. Теперь-то все, конечно, изменилось.

– Это понятно, – сочувственно сказала Кензи. – Я тоже от него такого не ожидала. Сам принц Карл Хайнц... такой красавец... такой богач... Прямо-таки его королевское высочество...

– Просто «его высочество», – поправила подругу Зандра. – Его королевское высочество – это принц Чарлз. А Карл Хайнц – вроде Ренье, князя Монако, – его высочество.

– Высочество, – мечтательно повторила Кензи. – Красиво звучит.

– Тебе так не показалось бы, если бы пришлось выйти за этого шакала, – угрюмо сказала Зандра.

– Замки в Баварии... – тянула свое Кензи. – Охотничьи домики в Швабии...

– Толстые стены... сырые погреба... допотопная мебель, – мрачно подхватила Зандра, – бесконечные анфилады комнат...

– Тициан... Тинторетто... – снова вступила Кензи, – земляные валы... пивоварни... древние имена... голубая кровь...

– Инцест... Эти жуткие уши без мочек...

– Личные самолеты... вертолеты... целый штат слуг...

– Довольно! – раздраженно прикрикнула на нее Зандра.

– Ч-что? – пробормотала Кензи, с трудом возращаясь к действительности.

– Довольно, говорю, что-то слишком тебя занесло. Можно подумать, что тебе нравится этот тип!

– Что-что? Вот черт. – Кензи заставила себя встряхнуться. – Не обращай внимания, это не я, это господин Смирнов выступает. Сорок градусов.

– В таком случае пусть эти сорок градусов заткнутся, иначе я рассержусь, а это может тебе не понравиться.

– Рассердишься? На меня? – захихикала Кензи.

– На тебя и, между прочим, ничего смешного в этом нет. Крутой нрав Хобург-Уилленлоу вошел в легенду, так что лучше тебе не будить зверя.

– Ты хочешь сказать, что его унаследовала...

– Вот именно, вместе с габсбургскими скулами и энгельвейзеновскими ушами, – подтвердила Зандра.

– А еще что?

– А еще Альбрехт фон Хобург-Уилленлоу лет сто назад в приступе гнева отхватил себе кончик носа. Или это был его брат Лукас? Что-то у меня все в голове смешалось.

– Ни-и-и-чего себе! – завороженно прошептала Кензи, в очередной раз прикладываясь к рюмке.

Зандра отодвинула недопитый бокал и шумно вздохнула.

– В общем, доложу тебе, невелика радость принадлежать к семье с такой длинной и запутанной историей. И ведь всех надо помнить, кто, с кем и по какой линии связан. С ума можно сойти!

Ее глаза внезапно расширились.

– Вот черт!

– Что такое?

– Только сейчас вспомнила! Я унаследовала не только нрав Хобург-Уилленлоу!

– А что еще? – со страхом спросила Кензи. – Гемофилию?

– Хуже, – буркнула Зандра. – Неумение пить. Это от Ядвиги Саксонской.

– Не болтай глупостей! Ты всего на рюмку от меня отстала...

– И еще, – задумчиво продолжала Зандра.

– Да?

– Бедная Ядвига слишком доверяла мужчинам. Наверное, и это у меня от нее.

– Слушай, Зандра, одно гнилое яблоко еще не означает, что всю корзину надо выбрасывать.

– Тебе легко говорить. – Зандра на секунду замолчала. – Да! Наверное, надо мне примириться с собственными недостатками и вообще забыть про мужчин. Как думаешь?

– Думаю, – захохотала Кензи, – что лесбиянка из тебя не получится.

– Да я не о том, – нетерпеливо прервала ее Зандра. – У меня совсем другое на уме. Скажем, монастырь.

– Ты – монашенка?!

– Ну и что? У матери Терезы появится еще одна преданная сестра. Буду одевать нищих, кормить калек, ухаживать за прокаженными.

– Ты что – всерьез? – У Кензи от ужаса округлились глаза.

– А почему бы и нет? Признай, что эта благородная, чистая работа вполне подходит девушке с голубой кровью.

– Только не тебе!

– Пожалуй, подземелья Калькутты действительно не для меня. В таком случае, – вздохнула Зандра, – мне некуда податься.

– Вот и прекрасно, – с облегчением сказала Кензи. – Пей. В конце концов, жизнь со всеми ее радостями и печалями не такая уж плохая штука. Да и мужчины, пусть и подлецы, конечно, но все же лучшее создание Бога. По крайней мере пока им не найдется замены.

– Да что-то не предвидится.

– Вот именно. Так что радуйся тому, что есть! Ты на редкость красива. Язык хорошо подвешен. Соблазнительна. Молода...

– В следующем месяце мне двадцать девять. И часы тикают.

– Ну и что? Карл Хайнц не единственный холостяк на свете. Только свистни.

Кензи сдвинула брови и неожиданно посерьезнела.

– Слушай, Зандра, не мне, конечно, тебя учить. Представляешь себе – два романа одновременно, и оба с легавыми.

– Ах ты, негодница, – погрозила ей пальцем Зандра, – стыдись!

– Нечего смеяться, – поерзала на месте Кензи. – Все знают, что полицейские-напарники ближе друг другу, чем муж и жена. Думаешь, мне легко?

– Может, и не легко, но хотя бы весело. Разве не так?

– Положим, но что, если Чарли с Ханнесом хвастают друг перед другом своими любовными подвигами?

– Да вряд ли, не может быть!

– Как сказать. – Кензи допила рюмку и критически осмотрела бутылку. Водки осталось на донышке. – Когда дело доходит до баб, – заявила она, выливая остатки, – легавые хуже мальчишек-школьников.

– А может, – икнула Зандра, – выберешь кого-нибудь одного?

– В том-то и дело. Никак не могу решиться. Когда я с Чарли, он мне кажется лучшим парнем на свете. А когда с Ханнесом, лучший – он.

– Но ведь не только внешность и секс имеют значение. То есть, может, у кого-то из них есть в характере то, что ты не переносишь?

– У Чарли точно есть. Он настоящий эгоист. И шовинист тоже.

– Так брось его!

– Видит Бог, я пыталась. Но стоит мне увидеть его, как... О черт! Ну почему жизнь такая запутанная штука?

– Это ты меня спрашиваешь?

– Ой, прости. Совершенно забыла. Это опять господин Смирнов виноват.

– Кстати, о господине Смирнове, – слабо выговорила Зандра, – по-моему, я изрядно перебрала.

И Зандра с немалым усилием и величайшей осторожностью поднялась на ноги.

Это было ошибкой. Когда она приняла вертикальное положение, комната закружилась у нее перед глазами. Пытаясь удержать равновесие, Зандра нелепо замахала руками.

– Эй, Кензи, это что – вращающаяся комната? Вроде ресторанов на крыше, которые так любят туристы?

– Боюсь, что нет.

– Вот и мне так кажется. Проклятие! Нельзя так надираться.

Вытянув руки и напряженно сдвинув брови, Зандра попыталась двинуться вперед.

– Давай помогу, – вскочила Кензи.

Но и под ее ногами пол ходил ходуном, хотя это была не палуба корабля.

– Ого-го, господин Смирнов и на меня действует.

Она с трудом подошла к Зандре и обхватила ее обеими руками за шею.

– Ты чистый ангел, дорогая, – заплетающимся языком пробормотала Зандра. – А уж барменша из тебя вообще лучше не бывает. Не знаю что и делать – целовать тебя или проклинать.

Кензи, чувствовавшая себя поувереннее, взяла инициативу в свои руки. Тем не менее впечатление было такое, будто поводырем слепого выступает слепой. Или, для точности, пьяный ведет пьяного.

Доковыляв до комнаты Зандры, Кензи открыла дверь и втащила туда подругу.

Вовремя, надо сказать.

Руки у Зандры ослабели, и она плюхнулась на спину. К счастью, прямо на кровать.

Кензи даже не пыталась ее раздеть. Она с трудом доползла до своей комнаты и сразу погрузилась в забытье.

Откуда-то из неведомых глубин сна донесся телефонный звонок. Зандра застонала, перевернулась на другой бок и вдавилась поглубже в подушку.

Очнулась она оттого, что Кензи изо всех сил трясла ее за плечи.

– Эй, Спящая красавица! Просыпайся! Тебе звонят.

– Убирайся.

– Зандра! Зандра! Да проснись же ты, черт подери!

Кензи хлопнула в ладоши и направила луч карманного фонарика прямо в глаза Зандре.

– Вставай!

– Который час?

– Шесть утра. Возьми трубку. Это насчет твоего брата Рудольфа.

Рудольф! При звуке этого имени с Зандры весь сон слетел. Она широко открыла глаза и села на кровати, о чем сразу же и пожалела: голову пронзила острая боль.

Кензи швырнула ей отводную трубку.

Чувствуя, что голова раскалывается, Зандра прижала трубку к уху.

– Рудольф!

– Зандра? – Женский голос.

– Я. Кто говорит?

– Пенелопа Тротон. Помнишь? Мы как-то столкнулись в Нью-Йорке...

– А-а... Пенелопа. Привет. А Рудольф тут при чем? Ты его видела? Вы разговаривали? Ну, не молчи же!

– Я – нет. Но его видел Алекс.

– Какой Алекс?

– Алекс Тротон. Мой муж.

– Ну и?..

– Рудольф в больнице.

– В больнице?! – «О Боже, только не это, – взмолилась про себя Зандра. – Только не это!»

– Нет, он жив, успокойся. Но ему очень плохо. Если учесть, как его обработали, Алекс говорит, что он выжил чудом.

Зандра съежилась.

«Как его обработали... Чудо, что он остался жив... Очень плохо... обработали» – эти слова словно молотили по ее черепу.

«О Боже, – взмолилась Зандра, – сделай так, чтобы все кончилось хорошо!»

Три с половиной часа спустя Зандра со все еще раскалывающейся головой и бунтующим желудком уже летела над Атлантикой, направляясь в Лондон.

 

Глава 39

Воскресенье было тусклым, туманным и темным.

Настроение у принца Карла Хайнца было вполне под стать погоде. После отъезда Зандры он лишь ненадолго задержался у Бекки и в тот же день отправился к себе на Манхэттен.

Такой длинной ночи принц и припомнить не мог.

Он пытался заснуть, но никак не получалось – огромная роскошная постель представлялась ему пустынным островом, на котором он оказался один на один со всеми своими горестями и самоедством.

Он пытался читать. Слушать музыку. Смотреть телевизор.

Ничто не помогало. Ничто не могло отвлечь или утишить боль, хотя бы ненадолго, даже выпивка. Он вновь и вновь прокручивал в голове ужасную сцену на заснеженном холме, повторяя слова, роковым образом сорвавшиеся с его губ: «А если забыть про любовь?.. Как ты знаешь, в роду Энгельвейзенов свои правила наследования... Неужели нельзя выйти за меня просто так?..»

Карла Хайнца в очередной раз передернуло. Проклятие! Неудивительно, что она бежала от него как от прокаженного. Окажись он на ее месте, то поступил бы точно так же.

«Надо же быть таким болваном... таким эгоистом, словно на свете существуют только его желания и только его деньги. Проклятое наследство!

Кретин! Нет, даже хуже. Дураку еще можно простить его глупость, а мне...»

В общем, он лишился Зандры. Навсегда...

Бесконечная ночь с убийственной медлительностью переползла в утро. Появились первые слабые лучи света. Но даже и его было слишком много для измученной, опустошенной души. Тьма – вот что ей нужно. Тьма и сладостное забвение.

Карл Хайнц нажал кнопку звонка. На пороге мгновенно появился слуга.

– Ваше высочество?

– Задерните шторы, – едва слышно прошептал Карл Хайнц.

Кензи позвонила Чарли в полдень и оставила запись на автоответчике: «Ну как, готов использовать свой билет? Если что – только позови».

Через пятнадцать минут Чарли перезвонил и негромко засвистел в трубку.

– Поняла, – откликнулась Кензи.

– Что твоя соседка?

– Улетела в Лондон вечерним рейсом.

– Выходит, мы будем одни?

– Нет, я пригласила тетю Иду из Алтуны, – фыркнула Кензи.

– А что, от тебя всего можно ожидать. Ладно, когда?

– Как только куплю все необходимое для ризотто.

– Давай я сам этим займусь, а ты поставь какую-нибудь тихую музыку.

– Как романтично, ни дать ни взять «Последнее танго в Париже».

– Полагаю, с шампанским вы разделались?

– Ты имеешь в виду вчерашнее? Верно, выпили.

– Это плохо. Сегодня воскресенье, спиртного не достать. – Чарли помолчал. – Ладно, придумаю что-нибудь.

Кензи приняла ванну и, напевая что-то себе под нос, натянула голубые рейтузы и длинную футболку цвета хаки с надлокотниками и голубыми полосами на рукавах. Так, побрызгаться духами «Шанель № 19», завести Шопена, и она готова к покорению сердец.

Появился Чарли. В руках у него снова был «Дом Периньон».

– Только ради всего святого не спрашивай, где я его достал.

– Так где все же? – Кензи чмокнула его в губы.

– В своем любимом ресторане. Если прознают те, кому нужно, это может стоить хозяину лицензии. И не спрашивай, сколько я за него выложил.

– Такого удовольствия я тебе не доставлю. Нет, вы только посмотрите на него! – Кензи шутливо растрепала ему волосы. – Щедрый ты мой! Надо думать, я должна оправдать затраты?

Интересно, думала Зандра, разыскивая палату Рудольфа, почему это все больницы на свете пахнут совершенно одинаково? Как... как больницы. И почему если не все, то почти все выглядят, как заброшенный оружейный склад? Даже дрожь пробирает.

Что касается этой, она словно сошла со страниц диккенсовских романов: снаружи закопченные кирпичные стены, изнутри мрачные, голые коридоры. Если не арсенал, то уж точно психушка.

Палата 432... 433...

В одной руке у Зандры был дорожный несессер, который она так и не открывала после уик-энда у Бекки; в другой – чахлые хризантемы, купленные за баснословную цену в аэропорту.

Впрочем, и сама Зандра выглядела – да и чувствовала себя – не лучше, чем этот жалкий букетик. Голова с похмелья все еще раскалывалась, даже то, что она в самолете сунула себе в рот два пальца, не помогло.

447... 448...

Ну вот, добралась наконец – 449!

Тяжелая дверь натужно заскрипела на несмазанных петлях.

– Рудольф? – неуверенно сказала Зандра и тут же в страхе подалась назад. Нет, это не палата – скорее тюремная камера. Вдоль стен расставлены бесконечные металлические койки, четко отражающиеся в начищенном до блеска линолеуме пола. В окна с яростной силой колотят струи дождя.

По ту сторону Атлантики, возможно, вовсю сияет солнце, но когда Зандра приземлилась, над Хитроу стоял туман и лил дождь. Погода – хуже не придумаешь.

«Добро пожаловать домой», – мрачно подумала Зандра, закрывая за собой дверь и осторожно скользя между койками. Все они были заняты. Зандра напрягала зрение, пытаясь угадать в этом человеческом муравейнике такие знакомые и славные черты брата.

«А что, если я его не узнаю? – в панике подумала она. – Что, если у него на лице живого места не осталось? Или оно сплошь забинтовано? Что, если?..»

Вдруг сердце у нее подпрыгнуло. Вот он! Бледный, кожа землистого цвета, глаза плотно закрыты. Это ее брат!

Господи, каким же маленьким он выглядит! Маленьким, изможденным, исхудавшим, больным...

И что это за приборы в изножье? И провода, которые от них тянутся к щиколоткам Рудольфа – как на картинах кубофутуристов...

О Господи! Что же с ним сделали?!

Зандра наклонилась к нему.

– Рудольф! – прошептала она, бросив несессер и букет на ночной столик. – Я же с ума сходила от страха, никак не могла тебя отыскать...

Рудольф после укола морфия был погружен в глубокое забытье.

О, как же больно на него смотреть! Прямо сердце разрывается.

«И как я могла его бросить, когда он больше всего во мне нуждается? – виновато подумала Зандра. – Надо было лучше искать...»

Из глаз у нее брызнули слезы. Зандра порывисто наклонилась и поцеловала Рудольфа в поросшую густой щетиной щеку.

Глаза у него медленно открылись, но Рудольф был явно где-то далеко. Его накачали наркотиками.

– Рудольф, – прошептала Зандра, прижимаясь к нему щекой. – Это я, Зандра.

– Зан... дра, – с трудом проговорил Рудольф, и его глаза снова закрылись.

Она выпрямилась и огляделась. Надо поговорить с врачом. Или хотя бы с сиделкой. Хоть станет ясно, что с ним.

– Рудольф, – нежно повторила она. – Если ты меня слышишь...

– Сомнительно, – раздался справа чей-то грубый голос.

Зандра круто обернулась. Ей так не терпелось сказать хоть слово Рудольфу, что она и не заметила худощавого молодого человека, небрежно развалившегося на постели прямо напротив ее брата. В настоящий момент он подрезал свои хорошо ухоженные ногти.

«Где-то я его видела, – подумала Зандра. – Что-то явно знакомое...» Она выпрямилась и сдвинула брови, пытаясь вспомнить, где все же она встречалась с этим человеком.

Так, грубые черты лица. Плотное сложение. Смуглый цвет кожи. Борода. Глаза мертвенные, но блестящие черные волосы выглядят живыми. Наверняка думает, что эта прическа по моде пятидесятых делает его похожим на Элвиса Пресли.

А на самом деле – чистое пугало.

От всего его вида, даже от дорогой кожаной куртки и блестящих остроносых ботинок Зандре сделалось не по себе.

– Укольчик ему вкатили приличный, это уж как пить дать, – оторвался от своего занятия молодой человек. – И уж будьте благонадежны, боли он сейчас никакой не испытывает.

– Кто вы? – Зандра наморщилась и склонила голову набок. – Мы где-то встречались?

– Это я помог доставить сюда вашего брата, – сказал он.

– Ага, так вы друзья? Что же сразу не сказали? Спасибо, что зашли его навестить. Жутковатое местечко, верно?

– Ну, не сказал бы, что мы такие уж друзья, старушка, – возразил молодой человек.

– Да? – «Старушка» явно смутила Зандру. – Так кто же вы в таком случае?

– Ну как сказать? Старый знакомый, что ли? – ухмыльнулся молодой человек. – Джо Лич, вот как меня кличут. – Он блудливо подмигнул ей, жутко осклабившись. – Теперь припоминаете, графиня?

– Вы! – выдохнула Зандра. Теперь она действительно все вспомнила и невольно потрогала левую ладонь, о которую этот тип в свое время потушил сигару. Белый след от ожога – наверное, навсегда.

«И как же это я могла забыть его? – растерянно подумала Зандра. – Может, просто хотела забыть? Да нет. Все дело в волосах. Тогда они были гораздо короче».

– Припоминаешь, я тогда, в октябре, свою метку оставил? – Он обнажил в улыбке гнилые зубы.

– Прочь отсюда! – прошипела Зандра. – Убирайся!

– Все в свое время, графиня.

Он задернул прикрепленную к стене занавеску так, чтобы их никто не видел.

– Для начала надо бы потолковать.

– Не о чем нам толковать, мистер Лич, – сквозь зубы процедила Зандра. – А теперь, если не возражаете, я просила бы вас оставить меня одну.

– Можно здесь, – словно не слыша ее, продолжал Лич, – а можно и...

– Ну, что еще?

– В «Ритце». Поужинаем, поговорим, как принято у цивилизованных людей. Никогда не ужинал с настоящей графиней.

– Что-о? Ходить по ресторанам с таким, как ты? Ни за что!

– А как же насчет брата? – подмигнул ей Лич.

– Неужели ты посмеешь поднять на него руку? – вскинулась Зандра.

– Уже поднял. Как, думаешь, он здесь оказался?

Джо Лич поднялся со своего места, вплотную подошел к Зандре и принялся поигрывать ножичком.

«Успокойся, это больница, – уговаривала себя Зандра. – Ничего он тебе не сделает. Во всяком случае, здесь».

Зандра затаив дыхание ждала продолжения.

Лич еще раз подбросил ножик в руке и опустил его в карман.

– Мозгов у тебя, как я посмотрю, побольше, чем у братца.

Зандра испытала необыкновенное облегчение.

– Ну так как же, графиня? Насчет ужина?

Зандра упрямо вздернула подбородок и покачала головой:

– Лучше скажи, что тебе надо, и покончим с этим.

– Смотри-ка, как разошлась! Опять что-то задумала? Что ж, в таком случае пеняй на себя, я здесь ни при чем.

Гнусно ухмыляясь, Лич взял Рудольфа за руку.

– Пугаешь? – слабо выговорила Зандра, чувствуя, как внутри у нее все переворачивается.

– Хочешь убедиться? – Лич посмотрел ей прямо в глаза. – Еще раз спрашиваю, идем мы в «Ритц» или нет?

Это невозможно, мелькнуло в голове у Зандры, особенно если вспомнить, как он обошелся с ней в октябре, не говоря уж о Рудольфе.

– Нет, – прошептала она.

И тогда он, по-прежнему не сводя глаз с Зандры, выполнил свою угрозу: медленно вывернул мизинец Рудольфа назад, так что послышался отвратительный хруст. Зандра болезненно сморщилась и прижала ладонь ко рту, сдерживая рвущийся наружу крик.

Рудольф тихо застонал.

«Слава Богу, он почти ничего не чувствует, – подумала Зандра. – По крайней мере пока...»

– Ну как, продолжим? На очереди указательный.

Джо Лич мерзко улыбнулся. В этот момент он походил на подростка, обрывающего крылышки мухе.

Заскрипели половицы. Он вздрогнул и неохотно выпустил руку Рудольфа.

За занавеску заглянула сиделка.

– Задергивать запрещается, в другом месте миловаться будете, – пожурила их толстуха.

– Сестра, – нервно заговорила Зандра, – скажите, в каком состоянии брат? Я только что из Нью-Йорка...

Сестра сочувственно поцокала языком.

– Бедняга, – сказала она, глядя на Рудольфа и покачивая головой. – Крепко ему досталось. Вместо коленных чашечек сплошное месиво.

«Вот негодяй! – подумала Зандра. – И стоит здесь, улыбается так, будто ничего не произошло».

Она посмотрела на Джо Лича, с трудом удерживаясь от того, чтобы не кинуться на него, не выцарапать глаза, не разодрать в клочья горло.

– Сегодня утром ему сделали операцию, – продолжала сиделка, взбивая Рудольфу подушку.

У Зандры все поплыло перед глазами.

– А он... – Она вынуждена была остановиться и перевести дыхание. – А он будет ходить?

– Если как следует подлечиться, все будет нормально. Так сказал хирург. Но встанет он на ноги не раньше чем через несколько месяцев.

Зандра с трудом удержалась от того, чтобы не вскрикнуть.

– Что это с вами? – всполошилась сиделка: лицо у Зандры внезапно сделалась белым, как бумага.

– Да... – слабо кивнула та. – Впрочем, все в порядке, спасибо.

– Точно?

– Да, да.

– Ну ладно. – Сиделка мотнула головой в сторону Лича. – Вашего брата к нам доставил этот славный господин. Он оказался свидетелем всего, что случилось, и с тех пор от него не отходит. Когда видишь такое, снова начинаешь верить в людей.

Зандра посмотрела на Лича. Тот улыбался, как херувим. Она почувствовала, что еще секунда – и ее стошнит.

– Бедный малыш, – продолжала сиделка, глядя на Рудольфа. – Представляете, оказался между припаркованной машиной и грузовиком, как раз когда грузовик тронулся. – Она покачала головой. – Кошмар! Просто кошмар!

«Да не так все это было! – едва не закричала Зандра. – Совсем не так!»

– Обход в половине седьмого, – заметила сиделка. – Тогда и сможете поговорить с доктором. Он на все ваши вопросы ответит.

И она отошла к другим пациентам.

Джо Лич снова взялся за руку Рудольфа и подмигнул Зандре:

– Вот здорово, верно? Не важно, собственно, задернута занавеска или нет. Сейчас выверну ему еще один пальчик, а он и звука не издаст.

Зандра с ужасом смотрела на него.

– Ну так как, графиня? Все еще не желаете со мной отужинать?

И он начал медленно выкручивать Рудольфу палец.

Это было уже слишком.

– Ладно, черт с тобой, пошли. Только оставь его в покое.

Джо Лич выпустил руку Рудольфа.

– И почему это у меня с самого начала было предчувствие, что мы сговоримся? Ладно, тронулись. Умираю от голода.

Они устроились за столиком в «Ритце» рядом с обвитой гирляндами ионической колонной.

Несмотря на дорогой, на заказ сшитый костюм, Лич выглядел среди здешней рафинированной публики белой вороной. Все свидетельствовало, даже кричало о безвкусице – галстук какого-то тыквенного цвета, грубые манеры, выговор. Одного взгляда вполне достаточно, чтобы понять: есть рыбу и жареную картошку с засаленной газеты ему гораздо привычнее.

Но самому Личу на это совершенно наплевать, заметила про себя Зандра.

– Я всегда считала, что столики здесь нужно заказывать заранее, – сказала она.

– Понятное дело, – ухмыльнулся Лич, – но ведь всегда можно подмазать.

– То есть?

– Ну, сунуть мэтру сотнягу.

– Сколько-сколько? – изумленно воззрилась на него Зандра. Нет, этот тип точно сумасшедший.

Зандра поежилась – ей вдруг пришло в голову, что, возможно, она не так уж далека от истины.

– Интересно, – протянул Лич, – если за сотню он организует столик, то что сделает за две? Штаны при всех снимет?

И он расхохотался так, что на него все обернулись.

Зандре захотелось провалиться на месте. О Господи, взмолилась она про себя, лишь бы здесь не оказалось знакомых!

Лич щелкнул пальцами, подзывая официанта.

– Эй, ты, тащи шампань, да поживее!

Зандра с трудом заставила себя усидеть на месте.

– Выбрала, что будешь есть? – спросил Лич, когда официант вернулся с бутылкой шампанского.

– Я не голодна.

Лич, однако, заказал все на двоих:

– Копченую лососину. Жаркое на ребрышках. А на десерт бисквит с шерри и взбитыми сливками.

Зандра даже не прикоснулась к еде.

– Зачем выбрасывать деньги на ветер? – с набитым ртом заметил Лич.

Смотреть на него было отвратительно – ест, как свинья, разве что салфетку заткнул под воротник.

Зандре еще не приходилось ужинать в таком обществе.

– Ну вот, так-то оно лучше, – сказал Лич, покончив с десертом. – Цивилизованные люди о делах на пустой желудок не говорят, не так ли?

Зандра промолчала.

Лич громко рыгнул, вытащил из кармана зубочистку и принялся ковырять в зубах.

– Видишь ли, твой брат наделал кучу долгов и куда-то смылся. Мои люди очень недовольны.

– Оставил бы ты его в покое!

– Да я бы не против. Чего не сделаешь ради такой птички, как ты! – Он снова подмигнул Зандре и засмеялся. – Но к сожалению, не могу. Слишком уж велик долг.

– Сколько?

– Так, сейчас подсчитаем... Учитывая проценты, кругленький миллион фунтов.

Зандра испуганно посмотрела на него.

– Миллион? Ты что, шутишь? – хрипло выговорила она.

Лич продолжал ковырять в зубах.

– Проценты, понимаешь ли, такая штука, имеют привычку расти.

Зандра все еще переваривала услышанное.

– Забавно, правда? И веришь ли, нам ни в жизнь не отыскать бы его, не будь он таким болваном. Мог бы спрятаться там, где до него и не добраться. Так нет, от карточного стола оторваться не может. А впрочем, игра – это дело такое...

Повисло долгое напряженное молчание.

– Ну, в больнице с него много не возьмешь, – заговорила наконец Зандра. – Эта мысль тебе в голову не приходила?

– Да и на воле тоже, а? – ухмыльнулся Лич.

Зандра не ответила.

– Мы решили как следует его проучить, чтобы другим неповадно было. – Лич потемнел. – Извини, другой возможности у нас нет.

– Как это? – Зандра побелела.

Лич снова рыгнул.

– У твоего брата есть двадцать четыре часа. Если не заплатит, выкрутим локти. Еще через сорок восемь – руки. Знаешь, человеческие конечности такие хилые – прямо цыплячьи крылышки. А впрочем, ты и сама видела.

– Варвар!

– Какое это имеет значение? – Лич пожал плечами. – Главное – чтобы он заплатил. А когда нечего уж будет ломать да выворачивать, в Темзу бросим. И поплывет он себе...

Зандра оцепенела. О Господи, неужели все это происходит на самом деле? Неужели это не сон?

– Жуткое, скажу тебе, зрелище, эти жмурики в Темзе, – ухмыльнулся Лич. – Не веришь – спроси у легавых.

Зандра мрачно смотрела на него.

– Спасибо за совет. Так вот, попробуй хоть пальцем прикоснуться к Рудольфу, и я немедленно иду в Скотланд-Ярд. Ясно?

Лич перестал улыбаться.

– Да что мне легаши? Твой братец настолько запуган, что и рта не раскроет.

– Он, может, и не раскроет, зато я раскрою.

Лич перегнулся через стол.

– Ну что ж, иди к легавым. Посмотрим, чем они помогут твоему братишке. Одно я тебе могу сказать точно. – Он прицелился в нее пальцем. – Пикнешь хоть слово – и можешь искать его в Темзе. И смерть бедного Рудольфа будет на твоей совести.

Мысли Зандры лихорадочно метались. «Надо что-то придумать! Не может быть, чтобы не было выхода! Это мой брат! Не могу я спокойно смотреть, как его убивают!»

Джо Лич продолжал ковырять в зубах.

– Двадцать четыре часа, малышка, не забывай! Иначе он калека.

– Ублюдок! – свистящим шепотом выдохнула Зандра. – Да тебе же просто нравится заниматься такими вещами. Ты даже надеешься, что он не заплатит!

Джо Лич широко улыбался. «Она права, – думал он. – Но кое-что нравится мне еще больше. Горячие бабенки. Особенно если они красивы. И больше всего мне нравится их успокаивать».

Зандра глубоко вздохнула.

– Хорошо, а если я заплачу долг? – спросила она. – Тогда Рудольфа оставят в покое?

– А у тебя есть такие деньги? – подозрительно посмотрел на нее Лич.

– Сейчас нет. Но достану.

– За сутки?

Зандра покачала головой.

– Мне понадобится два дня. Может даже, три.

Лич задумчиво пошлепал губами.

– Ладно. Шестьдесят часов. И точка.

Зандра кивнула.

– Но если денег не будет, косточки захрустят. И не его – твои. Ясно?

Зандра слабо кивнула, но ее голос не дрогнул:

– Идет.

– И весь долг – разом. Не частями.

– А кто говорит о частях? – Она вздернула подбородок.

– Может, расскажешь, где собираешься взять денежки? – спросил он.

– А уж это не твое собачье дело! – отрезала Зандра.

– Да неужели? Нет, милочка, ошибаешься, мое, потому что теперь это твой долг. А когда за людьми такой должок, я начинаю нервничать. – Он сделал вид, что целится в нее из пистолета. – Сечешь?

– А если я все же не скажу, – небрежно спросила Зандра, – что тогда? Ногти вырвешь?

– На твоем месте я бы не стал шутить, птичка.

– Ты не на моем месте, – устало сказала Зандра. – И не думай, будто я тебя испугалась.

Это была не совсем правда. Точнее говоря, совсем неправда. На самом деле у Зандры душа в пятки ушла. Но признаться в этом – такого удовольствия Зандра ему не доставит.

Прищурившись, Лич полез в карман, вытащил визитку, на которой был только телефонный номер, и что-то нацарапал на ней золотым пером.

– Держи. Это номер счета в банке. Туда и переведешь денежки, радость моя.

Зандра выхватила у него кусочек картона и, не веря глазам своим, отшатнулась. Ноздри у нее раздувались.

– Это еще что такое?! Ты же сам сказал – миллион! Откуда же взялось еще двести пятьдесят тысяч?

Лич с ухмылкой покачался на стуле.

– Ну как откуда? Пеня... Проценты. Да, еще гонорар.

– Что-что? – Зандра изумленно захлопала ресницами.

– Что слышишь. Гонорар. Людям за работу надо платить.

– Ну и мерзавец же ты! Даже не думала, что такие бывают.

– В самом деле? – Лич расплылся в самодовольной улыбке. – Точно. Самый настоящий мерзавец. Первый класс.

– Ладно, – Зандра закатила глаза и уныло вздохнула, – ты победил.

Лич перестал раскачиваться и нагнулся к ней.

– Не скажи. Но если хочешь, почему бы и нет, крошка? Даже если не заплатишь. Всегда к твоим услугам.

Она поманила его пальцем и, когда он наклонился ближе, прошептала:

– Размечтался, говнюк.

Лич растянул рот до ушей.

Подошел официант со счетом.

– Платит дама, – отмахнулся Лич и снова принялся ковырять в зубах.

Зандра взяла с подноса счет и, как только официант отошел, сказала:

– Вижу, что ошибалась. Ты не просто мерзавец. Ты – дешевка.

Лич вынул зубочистку изо рта и, не успела Зандра отшатнуться, ткнул ей кончиком прямо в губы.

Она брезгливо сплюнула.

– Пока, графиня. – Лич издевательски ей поклонился и, одернув пиджак, лениво направился к выходу.

Зандра посмотрела ему вслед. Нет, такого подлеца ей действительно в жизни не приходилось встречать.

Она устало развернула чек. Этот ужин стоил ей недельной зарплаты.

Зандра порылась в сумочке, благодаря судьбу за то, что «Бергли» одаривает своих служащих кредитной картой «Америкен экспресс». Хорошо хоть дома не оставила, подумала она, иначе пришлось бы мыть посуду в ресторанной кухне.

Незаметно для Зандры Лич, выходя, сунул мэтру свою визитку вместе со щедрыми чаевыми.

– Позвони по этому номеру, – прошептал он, – и кто бы ни подошел, скажи, чтобы Фредди дул сюда. Ясно?

Мэтр кивнул.

Встреча с вышеупомянутым Фредди не заставила себя ждать. Это был довольно привлекательный мужчина лет сорока, с виду – котелок, плотное пальто, зонтик – он вполне мог бы сойти за уважаемого банкира.

– Хорошо рассмотрел птичку, с которой я был? – требовательно спросил Лич.

– Да.

– Следи за ней. Глаз не своди. И звони мне по мобильнику. Мне надо знать каждый ее шаг.

– Будет сделано.

Зандра села в автобус и направилась назад в Хитроу, надеясь хоть там отдохнуть немного в зале ожидания.

«Мне надо наскрести миллион с четвертью фунтов, – вновь и вновь повторяла она про себя. – А ведь это почти два миллиона долларов».

И на все про все – двое с половиной суток.

Она посмотрела на часы и вздрогнула. Нет, еще меньше.

Рейс только через одиннадцать часов, потом шесть часов лёта, и еще час-другой на таможенные формальности. Выходит, остается всего 39–40 часов, и это еще если рейс не задержат!

Зандра бессильно откинулась на спинку сиденья.

Миллион с четвертью фунтов. Почти два миллиона долларов. Иначе...

А отсчет времени между тем продолжался – словно тикал часовой механизм, заложенный в бомбу замедленного действия.

Автобус то и дело останавливался, впуская и выпуская пассажиров, а Зандра все думала: «Неужели выдержу?»

На этот вопрос она и сама бы не могла ответить.

Джо Лич был в одном из лучших лондонских казино, когда в кармане у него запищал мобильный телефон.

– Да?

– Она в Хитроу.

– Ясно, должно быть, ждет рейса в Нью-Йорк. Оставайся там.

– Задержать ее?

– Нет, пусть летит, запомни только номер рейса.

«А уж в Нью-Йорке ее встретят, – подумал он. – Встретят и проводят. Никуда не денется».

 

Глава 40

Утро понедельника на Манхэттене. Солнце в редких разрывах туч – так погода извиняется за собственную мрачность.

За завтраком Дина тянула и тянула одну и ту же пластинку – Бекки то да Бекки это. Роберт, погрузившись в чтение «Уолл-стрит джорнел», изредка что-то бурчал и согласно кивал. Если ей хочется слушать самое себя – прекрасно. Из этого вовсе не следует, что и он должен принимать участие в разговоре. Он давно научился не обращать внимания на болтовню. Тем не менее, услышав, что Дина говорит что-то об Аукционной башне, Роберт насторожился.

– Что, что ты сказала? Тарахтишь так, что за тобой и не поспеешь.

– Да ты же меня совсем не слушаешь! – обиженно надулась Дина.

– То есть как это не слушаю? Зачем бы мне тогда просить тебя повторить?

Этот аргумент показался Дине неотразимым.

– Я говорила о переезде.

– О каком переезде?

– Ну вот, – Дина закатила глаза, – говорю же, ты совершенно меня не слушаешь. Я только что сказала, что на время ремонта нам надо переехать.

– И что?

– А то, что у тебя в Башне без толку простаивают тридцать или сорок квартир.

– Ничего они не простаивают, – буркнул Роберт. Такой поворот темы ему явно пришелся не по душе.

Слава Богу, он вовремя отвлекся от чтения, иначе беды не миновать. Большой беды. Меньше всего ему хотелось переезжать в дом, где живет Бэмби Паркер. Он и так каждый день рискует!

– А если не простаивают, то почему же в них никто не живет?

– Потому что люди их смотрят. Каждый день приходят потенциальные покупатели.

– И что, осматривают каждую квартиру?

– Может, и не каждую, но разве угадаешь?

– Я о твоих же деньгах забочусь, – с некоторым раздражением сказала Дина.

Ого-го, это что новенькое! Дина думает о деньгах? Смех, да и только.

– Ну хорошо, куда-то нам нужно переехать на время ремонта.

Самое правильное было бы ей сказать: «Никуда нам не нужно переезжать! Меня вполне устраивает нынешняя обстановка. Мне очень нравилось наше прежнее жилье в районе Центрального парка. Я все еще скучаю по старой, удобной мебели из „Голдмарт“, а больше всего по своему креслу!»

Но все это только промелькнуло у Роберта в голове.

– Ну так и подыщи что-нибудь, – проворчал он.

– Легко сказать – подыщи.

– А почему бы просто не остановиться в гостинице? – предложил Роберт.

У Дины загорелись глаза.

– Прекрасная мысль! – взвизгнула она. – Я знала, что ты что-нибудь придумаешь!

– Ну вот и займись этим, – сказал Роберт и подумал: «Сколько, интересно, может стоить люкс в гостинице? Да уж, наверное, меньше, чем меблированная квартира. К тому же в этом случае не понадобятся ни кухарки, ни привратник, ни слуги...»

– Немедленно! – пообещала Дина.

– Валяй. – Роберт в душе поздравил себя с тем, что опасность миновала.

– Уверена, тебе понравится мой выбор.

– Не сомневаюсь. К тому же у меня слишком много дел, чтобы самому болтаться по гостиницам, – сказал он, прикидывая, что сегодня попозже можно будет заглянуть к Бэмби. – Сама справишься.

– Ты не пожалеешь, – такими словами она всегда подавляла его возможное сопротивление.

Но сейчас Роберт ее даже не слушал. В предвкушении свидания с Бэмби он все оставшееся время завтрака только о нем и думал. Умей Дина читать мысли, ему бы явно не поздоровилось.

Но к счастью, она в данный момент размышляла совсем о другом. А именно о том, какую гостиницу лучше выбрать – «Пьер», «Шерри Недерланд», «Карлайл» – и сколько комнат им понадобится.

Само собой, ее представления о стоимости жизни в гостинице сильно отличались от мужниных. Хорошо, что он не ограничил ее в расходах. С его стороны это было большой ошибкой, но Дина, естественно, и не думала на нее указывать. Скоро и так все выяснится.

И тогда уже будет поздно что-то менять.

Кензи притащилась на работу с небольшим бумажным пакетом с двумя картонными стаканами кофе и бутербродами с сыром.

– Грабеж! – возопил Арнольд Ли.

– Что-то рано ты сегодня начал, – заметила Кензи.

– В таком случае большое спасибо. Да, кстати, я прослушал автоответчик. – Он подвинул Кензи распечатку звонков.

Она быстро просмотрела запись.

– А от Зандры ничего?

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

Раздеваясь, Кензи торопливо рассказала Арнольду о внезапном отъезде Зандры и его причинах.

– Ну да ладно, за дело, – сказала Кензи. – Начнем со звонков.

– А-а, ерунда, – откликнулся Арнольд, – важный только один. Из Детройта. Точнее, из Гросс-Пойнта.

– Ясно.

– Самое главное, там лежит один из трупов.

– Ого-го!

«Лежит один из трупов» – на жаргоне, принятом в мире искусств, эта фраза означала, что какое-то выдающееся произведение вот-вот перейдет в другие руки.

Кензи мгновенно загорелась:

– Только не говори мне, что речь идет об эскизах Леонардо к «Поклонению волхвов».

– Именно о них. И это хорошая новость.

– Стало быть, есть и плохая?

– Увы. Адвокаты владельцев будут стараться натравить всех нас – «Бергли», «Кристи» и «Сотби» – друг на друга.

– Дальше.

– Видишь ли, у них особые требования, они хотят гарантированной оплаты, независимо от реальной стоимости эскизов.

– Вот черт!

– В точку. «Кристи»-то, наверное, отступится, а вот «Сотби» скорее всего нет. С ними уже такое случалось. В общем, я говорил с Фейри, и он срочно требует тебя к себе. – Арнольд крутанулся на стуле и поднял трубку. – Выясню-ка я на всякий случай, когда ближайший рейс на Детройт.

Но Кензи уже выскочила за дверь.

На сей раз, ради разнообразия, суровая мисс Боткин, секретарша Шелдона Д. Фейри, не ввела торжественно, а буквально втолкнула Кензи в кабинет шефа.

– А, мисс Тернер, прошу.

Фейри величественно восседал за своим необъятным столом черного дерева.

– Присаживайтесь.

– Спасибо, сэр.

Поддернув манжеты, Фейри уперся локтями в стол и приложил указательный палец к губам.

– Насколько я понимаю, вы знаете, зачем я вас вызвал.

– Да, сэр. – Кензи посмотрела ему прямо в глаза. – Речь идет об эскизах Леонардо.

– Совершенно верно. – Фейри кивнул и слегка сдвинул брови. – Скажите, мисс Паркер, во что бы вы их оценили?

Кензи изумленно воззрилась на него.

– Понятия не имею, сэр. Даже представить себе не могу. Если это на самом деле подлинники, то они... бесценны. В долларах их стоимость не выразишь.

– Вот именно. – Фейри позволил себе слегка улыбнуться. – И я так думаю.

Кензи молча ждала продолжения.

– Но увы, мы с вами аукционисты и, как ни печально признавать, вынуждены постоянно оценивать бесценные вещи. Согласны?

– Конечно, сэр, но что касается эскизов Леонардо... Прежде всего я видела их только на фотографиях, а фотографии, как вам прекрасно известно, часто лгут. Далее, многое зависит от того, в каком они состоянии. А вдруг краска полностью облупилась? Или они порвались? Или все в пятнах? И наконец, надо учитывать, что вещь-то редчайшая. Эскизы Леонардо – это не эскизы Пикассо. Часто вы видите их на аукционах? Я лично в последний раз наблюдала, когда Басиа Джонсон...

– Знаю, знаю, – раздраженно прервал ее Фейри. – Ну же, мисс Тернер, – продолжал он со вздохом, – постарайтесь сказать мне что-нибудь приятное.

Кензи подняла руки.

– Так в том-то и дело, сэр. Не могу. Надо подумать, а для начала – посмотреть собственными глазами.

– Насколько я понимаю, мистер Ли уже сказал вам, что адвокаты стараются стравить нас с конкурентами?

– Так точно, сэр.

– От нас требуют немедленного решения. – Фейри поднял руки ладонями вверх, словно отметая любые возражения. – Знаю, знаю, это не по правилам. Но ведь речь идет о Леонардо... Словом, надо быть гибче.

Кензи промолчала.

– Как вам известно, от нас – впрочем, как и от конкурентов – требуют также гарантий определенной минимальной оплаты. Само собой, выиграет тот, у кого этот минимум окажется выше.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, сэр, но, по-моему, всего этюдов – двадцать четыре.

– Кажется, да, – кивнул Фейри. – Точно, двадцать четыре.

– Ничего себе! А ведь каждый стоит миллионы долларов!

– Вот потому я вас и вызвал, мисс Тернер. Я рассчитываю на вас. Мы просто не имеем права упустить такую возможность. Я прошу вас немедленно вылететь в Детройт, и если этюды окажутся подлинниками...

– Немедленно заказываю номер в гостинице, – прервала его Кензи. – Сколько у меня времени? Неделя? Две?

– Боюсь, всего несколько часов, – печально улыбнулся Фейри.

– Что-о? Надеюсь, вы шутите, сэр?

– Да уж какие там шутки.

– Но это же безумие! Одно только выяснение подлинности...

– Все это я прекрасно понимаю, мисс Тернер, поверьте. Но никуда не денешься, если мы хотим заполучить эти вещи, надо платить, и как можно быстрее.

Кензи пристально посмотрела на него.

– Говоря «мы», вы, надо полагать, имеете в виду меня? Иными словами, решение за мной?

– Именно так, мисс Тернер, – у вас есть все полномочия принимать окончательное решение...

«И стать козлом отпущения, если что-нибудь пойдет не так», – договорила про себя Кензи.

Фейри побарабанил пальцами по столу.

– Короче, если выяснится, что это подлинники и что находятся они в приличном состоянии, надо прикинуть, сколько мы можем заплатить. И должны заплатить, памятуя о конкуренции.

«Легко сказать – прикинуть, – подумала Кензи. – Я ведь еще и в глаза этих проклятых этюдов не видела. А вдруг это просто подделка?»

– Десять миллионов? – наугад предложила она. – Двадцать? Больше?

«Я и денег таких в жизни в руках не держала! – ужаснулась она. – Сколько же это будет пачек в двадцатидолларовых купюрах? Десятки чемоданов. Сотни килограммов веса».

– Мне надо обсудить это с мистером Голдсмитом. – Фейри потянулся к трубке и набрал номер мобильного телефона Роберта. – Только бы найти его. А то, глядишь, в Тимбукту улетел.

Никуда из Нью-Йорка Роберт А. Голдсмит не улетал. Более того, он был в пределах близкой досягаемости, пребывая в этот момент прямо над головой у Кензи и Фейри.

На двадцать седьмом этаже Башни, у Бэмби Паркер. Цветущая, стройная от постоянных занятий аэробикой, Бэмби занималась привычным делом.

Глаза и уши у нее были закрыты. Глаза – чтобы не видеть амебообразной фигуры Роберта; уши – чтобы не слышать его идиотских причитаний:

– Вот так, малыш... так... хорошо... скушай папочку... молодец...

Бэмби трудилась не покладая рук, а вернее, губ, и сохраняла при этом полную ясность мыслей.

«На сегодня я назначена к Жоржетте Клингер. Надо попросить ее не только заняться лицом, но и сделать массаж».

Дыхание у Роберта участилось, послышались протяжные стоны.

«А потом заскочу к Бенделу, подыщу себе какое-нибудь колечко...»

Затренькал мобильник Роберта.

Бэмби, которой не терпелось поскорее покончить с делом, заработала губами еще энергичнее, но он оттолкнул ее.

– Дело – прежде всего, – прохрипел он. – Принеси трубку.

– Ро-оберт, – капризно надула губы Бэмби. – Да подождет этот паршивый телефон!

Ее светлые волосы рассыпались по всему лицу, а щеки покраснели от прилива крови.

– Неси, говорю, трубку!

Вот черт, неужели все придется начинать сначала?

– Ро... – заканючила Бэмби.

– Телефон, кому сказано!

– Ну и черт с тобой! – Бэмби раздраженно соскочила с кровати и, вытащив у него из кармана пиджака мобильный, швырнула ему.

– Да? – рявкнул он в трубку.

– Мистер Голдсмит? Говорит Шелдон Фейри.

– Ну, чего вам?

– Срочное дело, сэр. Без вас я решить его не могу.

– Давайте, только покороче.

Фейри быстро изложил суть. Роберт слушал, время от времени роняя неопределенные междометия.

Все еще дуясь, Бэмби вернулась в кровать и устроилась на коленях у Роберта. Голос на другой стороне провода был ей слышен, но слов она разобрать не могла.

– Я так понимаю, ответ вам нужен немедленно, – дослушав, спросил Роберт. – Ну что ж. Насчет этой, как ее, мисс Тернер...

Услышав знакомое имя, Бэмби насторожилась и попыталась что-то сказать, но Роберт лишь раздраженно махнул рукой.

– ...Вы доверяете ее мнению?

Бэмби продолжала судорожно делать какие-то знаки, но Голдсмит не обращал на нее ни малейшего внимания.

– Тогда так сделаем. Сколько там всего, говорите, этих штуковин? Двадцать четыре? Отлично. Если она уверена на все сто, что это не туфта, можете платить восемнадцать миллионов. Но если появится хоть капля сомнения – отбой. Держите меня в курсе.

Роберт нажал на кнопку отбоя и отшвырнул телефон в сторону.

– Ро-оберт, – захныкала Бэмби, – ты что, забыл, ведь этому отделу я голова!

Он сердито посмотрел на нее свиными глазками.

– Если уж речь зашла о голове, заткнись и займись делом.

– Но...

– Делай, что говорят.

Приземлившись в аэропорту Кеннеди, Зандра зашла в телефонную будку. Трубку поднял Арнольд.

– Где-где, ты говоришь, Кензи? В Детройте? Ясно. Нет, нет, ничего срочного. Спасибо, Арнольд. До встречи.

Вот черт, тяжело вздохнув, подумала Зандра. О моральной поддержке можно забыть. Остается засучить рукава и покончить с этой гнусной историей как можно скорее.

 

Глава 41

Принц Карл Хайнц фон унд цу Энгельвейзен поднялся с рассветом. Проведя субботнюю ночь и весь воскресный день у себя в спальне, он наконец вернулся к жизни.

Полтора дня душевных терзаний не прошли даром. Он примирился с тем, что отцу осталось жить считанные месяцы – а может, теперь уже недели и даже дни – и что наследство переходит в руки его старшей сестры, принцессы Софьи, женщины пустой и никчемной.

Как ни странно, но, приняв этот удар судьбы, он почувствовал облегчение и даже радость, словно сбросил с плеч тяжкую ношу.

Все не так уж и плохо. У него есть собственное состояние, и не маленькое, нищета ему не грозит. Что же до семейной империи, что ж, не так она много и значит, если вдуматься.

Принц подписал последнюю бумагу из тех, что доставил из Германии специальный курьер, и звонком вызвал секретаря.

– Йозеф, это следует немедленно отправить факсом, – сказал он по-немецки. – Оригиналы можно послать экспресс-почтой.

– Слушаюсь, ваше высочество.

Йозеф потоптался на месте и откашлялся.

– Тут еще одно дело, ваше высочество.

– Да? – Карл Хайнц навернул колпачок на золотую ручку, собрал документы и придавил их тяжелым пресс-папье.

– В приемной графиня Хобург-Уилленлоу.

Карл Хайнц выпрямился. Глаза у него затуманились.

«Так, – подумал он, – все-таки пришла. Что же ей, интересно, нужно?»

– Пригласите. – Он передал Йозефу кипу документов.

– Слушаю, ваше высочество. – Секретарь склонил голову и торжественно выплыл из кабинета.

Карл Хайнц отодвинул стул и, сцепив руки за спиной, подошел к окну.

Над городом нависли низкие плотные облака, скрывающие верхние этажи небоскребов. Было всего три часа пополудни, но в окнах уже горел свет, а снизу доносились пронзительные сигналы автомобилей, полицейские сирены, вой пожарных машин. Принц будто оказался в глубоком каньоне. Один, вокруг никого нет, но за стеной – беспокойный мегаполис, жизнь в котором не замолкает ни на минуту.

Вдруг ему страстно захотелось очутиться в каком-нибудь из своих европейских замков. Да, решительно подумал он, пора возвращаться и перезарядить батареи.

Его раздумья были прерваны появлением мажордома.

– Графиня фон Хобург-Уилленлоу, – объявил он.

Карл Хайнц повернулся к двери.

Зандра неуверенно остановилась на пороге, оглядывая заставленный книгами кабинет. Она понимала, что выглядит ужасно – бледна, измучена, под глазами круги после бессонной ночи. Да что там ночь – два дня она провела не смыкая глаз, а тут еще разница во времени, и нервы натянуты, как струна. Шея опухла, в горле комок.

– Ну? – улыбнулся Карл Хайнц. – Ты что застыла? Я не кусаюсь.

Зандра выдавила жалкую улыбку. Он прав. Действительно, она топчется на месте как дура.

Зандра пересекла кабинет и подставила щеку для поцелуя. Она была слишком напряжена, чтобы ответить на приветствие.

– Я ненадолго, Хайнц, – извиняющимся тоном заговорила Зандра. – Так что сразу к делу.

– Что за спешка? – любезно откликнулся Карл Хайнц.

Зандра тяжело вздохнула, сжала губы и подняла на него глаза.

– Речь идет о прошлом уик-энде, – начала она.

– Каком уик-энде? – со смехом перебил ее Карл Хайнц. – Разве так уж обязательно все помнить? Кое-какие вещи лучше забывать, как думаешь?

Зандра покачала головой:

– Не надо шутить, Хайнц, мне и без того нелегко.

– Слушай, что-нибудь не так? – Он участливо посмотрел на нее.

– Так вот, о уик-энде. Я... э-э... честно говоря, ты тогда застал меня врасплох. Наверное, нельзя было на тебя так набрасываться, но, понимаешь... я не ожидала.

– Да чего уж там. Сам хорош.

– Наверное, ты спрашиваешь себя, какого черта меня принесло сюда? Есть деловое предложение. Возможно, оно тебя заинтересует.

– В таком случае, – он мягко взял ее за руку и подвел к дивану, – присядем. Я давно уже взял за правило не говорить о делах стоя.

Зандра благодарно улыбнулась и села.

Карл Хайнц устроился в кресле напротив.

– Что выпьешь? Кофе? Или чего-нибудь покрепче?

– Да не стоит. Хочу побыстрее с этим покончить.

Зандра нервно облизнула губы и твердо уперлась ладонями в колени.

– Понимаю, ты можешь меня презирать...

– Ну что ты. – Он наклонился к ней. – Не верю, что ты способна на что-либо, заслуживающее презрения.

– Не торопись, сначала дослушай. – Не в силах выдержать его пристальный взгляд, Зандра отвернулась. – Я все понимаю. Я все о том же злосчастном уик-энде. Ясно, тебе было нелегко. – Она глубоко вздохнула. – Так же, как мне сейчас.

Опасаясь сказать что-нибудь невпопад, Карл Хайнц промолчал.

– Твое предложение... оно носило ведь сугубо деловой характер, да?

У Карла Хайнца остро заныло сердце. О Господи, знала бы она правду! Чего бы он только не отдал, лишь бы обнять ее и взять на руки.

– Словом... – Зандра нервно переплела пальцы. – Смысл был в том, что я должна выйти за тебя замуж и родить младенца стоимостью в миллиард долларов. Так?

– Так, – глухо ответил Карл Хайнц.

Зандра посмотрела ему прямо в глаза.

– Предложение еще в силе?

Он был потрясен.

– То есть я хочу сказать, а почему, собственно, ты должен отказываться от наследства? Чтобы его сохранить, нужен наследник, только и всего. Большое дело! В конце концов, мы живем в девяностые годы. Больше половины браков так или иначе распадаются. И мы ведь вовсе не должны оставаться вместе до самой смерти?

– Да, – напряженно проговорил Карл Хайнц.

– Ну а поскольку все эти миллиарды отчасти... в моих руках, мне тоже кое-что полагается. Согласен? Можно сказать... комиссионные.

– Стало быть, ты выставляешь себя на продажу. – Голос у него упал до шепота.

– Не на продажу, – твердо поправила его Зандра, – в лизинг. Ты можешь арендовать меня, Хайнц. Меня со всеми моими причиндалами, включая бесценную утробу. Все по законам Священной Римской империи.

– Зандра...

– Конечно, я не могу гарантировать, что родится мальчик, но сделаю все от меня зависящее, чтобы наследство досталось тебе. Иными словами, если первый ребенок окажется девочкой, я по-прежнему в твоем распоряжении.

– А эта... эта арендованная утроба, – сухо осведомился Карл Хайнц, – сколько будет мне стоить?

– Ровно миллион с четвертью фунтов стерлингов. Платить надо сразу, в один прием.

– Почему миллион с четвертью? – удивленно спросил он. – По-моему, ты себя недооцениваешь. Скажем, четверть миллиарда? Или половина? Видит Бог, цену назначаешь ты.

– Я и назначила.

– Но почему такая жалкая сумма?

– Давай не будем об этом, Хайнц, – мягко проговорила Зандра, отводя взгляд.

– Слушай, – выпрямился он, – скажи честно, ты попала в беду? В любом случае совершенно не обязательно продавать себя...

– Я и не продаю! – огрызнулась Зандра. – Всего лишь сдаю в аренду.

– И в этом нет никакой нужды. Я с удовольствием тебя выручу.

Слезы подступили к ее глазам, и Зандре пришлось напрячь все силы, чтобы не разрыдаться.

– Помощь мне не нужна. Это чистая сделка. Да—да, нет—нет. Жду твоего ответа.

Карл Хайнц вздохнул и печально посмотрел на кузину.

– Ну! – нетерпеливо воскликнула она. – Тебя беспокоит наследство? Отлично! Вот она я! Настоящее сокровище! Безупречный объект лизинга. Решайся!

– Зандра, – покачал головой Карл Хайнц, – ну какой же ты объект?

– К черту малодушие, Хайнц! – проговорила Зандра сквозь слезы. – Ну так как? Сейчас или никогда.

– Хорошо, – вздохнул Карл Хайнц и поднялся с кресла. – Пусть будет по-твоему.

Облегчение, отразившееся на ее лице, было почти невыносимо.

«Но наследство здесь ни при чем, – хотелось ему добавить. – Просто тебе нужна моя помощь. И я просто люблю тебя».

Порывшись в сумочке, Зандра швырнула ему визитку, полученную от Джо Лича.

– Переведи миллион с четвертью на этот счет. После этого я полностью в твоем распоряжении.

– В моем распоряжении? – повторил Карл Хайнц. – Интересно, как это возможно? Что-то я не слышал, чтобы кому-нибудь удавалось поймать солнечный луч и запечатать его в бутылку.

– Вот именно. Все, что видишь, – твое. Все пять футов десять дюймов. С головы до ног, включая золотое чрево.

Он повертел визитку в руках.

– В течение часа деньги будут переведены.

– И еще одно.

– Да? – Карл Хайнц высоко поднял брови.

– Пусть твои адвокаты составят договор, по которому я отказываюсь от алиментов, от наследства – словом, от всего.

– А ты себя не обкрадываешь?

– Это обязательное условие. – Зандра яростно тряхнула головой.

– Ну что ж, будь по-твоему.

Зандра глубоко вздохнула, повернулась к нему спиной и высоко подняла руки.

– Раздень меня, Хайнц. – Ее голос прозвучал неожиданно твердо и решительно.

У Карла Хайнца стеснило грудь.

– Но ведь деньги еще не отосланы.

– Ну и что? Ты человек слова. Чего тянуть? Займемся золотым мальчиком.

Карл Хайнц по-прежнему не трогался с места.

– Ну! – нетерпеливо прикрикнула Зандра. – Одной мне не справиться. Для такого дела нужны двое...

– Прекрати! – Карл Хайнц грубо схватил ее за руки и круто развернул лицом к себе.

– Что такое? – испуганно посмотрела на него Зандра. – Ты меня больше не хочешь? Сделка отменяется?

– Не будь дурой! Просто я человек старомодный и привык, чтобы все было по правилам.

– Шутишь?

– Совсем не шучу.

– Ну что ж, дело твое. – Зандра подняла голову. – Дай знать, когда будешь готов. – «Что-то все это больше походит на поминки, чем на свадьбу», – подумала она.

– Непременно.

Не отрывая от Карла Хайнца глаз, Зандра быстро чмокнула его в щеку, повернулась и выбежала из кабинета.

Лишь оказавшись на улице, она позволила себе отвести душу. Укрывшись в ближайшем подъезде, она прижалась лбом к холодной стене и разрыдалась во весь голос.

Сегодня она разом распрощалась с тремя вещами, какими дорожила больше всего на свете. Со своим именем. Со своим телом. И с чувством собственного достоинства.

У нее не осталось ничего. Решительно ничего.

 

Глава 42

Глава адвокатской конторы «Фраймен, Стайнберг, Хирст и Эндрюс» оторвался от бумаг. На пороге кабинета стояла его секретарша. Он взял у нее конверт и медленно положил на стол.

– Гарантийное письмо от «Сотби»?

– Да, сэр.

– А кто сейчас осматривает рисунки?

– Люди из «Кристи».

– А что «Бергли»?

– Их эксперт ожидает в приемной.

– Хорошо. Надеюсь, вы проводили представителей «Сотби» к лифтам?

– Собиралась, сэр, но они сказали, что в этом нет нужды.

– Как они вам показались?

– Места себе не находят.

– Ага. Отлично. Ну что ж, придется вам попросить эксперта из «Бергли» немного подождать. Извинитесь перед ним за доставленное неудобство...

– Это не он, сэр, это она.

– Какая разница? Правила для всех одинаковые.

– Разумеется, сэр. – Секретарша поспешно вышла в приемную и растерянно огляделась.

Кензи испарилась.

Всего несколько минут назад она сидела в роскошной приемной, склонившись над альбомом рисунков Леонардо, что захватила с собой из Нью-Йорка. В этот момент в приемной появились трое.

– Прошу за мной, к лифтам сюда, – услышала она голос секретарши.

– Спасибо, не беспокойтесь, – раздался смутно знакомый ей мужской голос. – Обратный рейс только в семь пятнадцать, так что нам все равно надо как-то убить время. Не подскажете, где тут ближайший бар?

– Да они тут на каждом шагу, – сказала секретарша.

– Рестораны, наверное, уже закрыты? – послышался женский голос.

И он тоже был знаком Кензи. Наклонив голову пониже, так, чтобы полностью скрыться за альбомом, Кензи осторожно выглянула.

Неподалеку от нее стояли, безупречно одетые, ухоженные до кончиков ногтей, конкуренты – люди из «Сотби»: Роберт Салливан и Гретхен Нэг.

– Лифтом до первого этажа, – объясняла секретарша, – потом по улице направо. Там очень симпатичный бар, и закуски тоже подают.

– Что ж, прекрасно, – сказал Роберт Салливан, – большое спасибо.

Последовал обмен рукопожатиями.

– Надеюсь, вы остались удовлетворены рисунками? – спросила секретарша.

– Мы в восторге, – воскликнула Гретхен, – и скоро свяжемся с вами!

– Ну что ж, счастливо добраться до дома. Приятно было познакомиться. – С этими словами секретарша вышла, а Салливан подошел к платяному шкафу, где гости оставили свои пальто.

– Это твое, Гретхен.

– Да, спасибо. Потрясающие рисунки, а, Боб?

– В жизни ничего подобного не видел.

– Думаешь, у нас есть шанс их заполучить?

– А почему бы нет?

– Да, конечно, но эти гарантии...

– Слушай, мне надо срочно промочить горло. В баре поговорим. Ничего не забыла?

И гости вышли в коридор, плотно прикрыв за собой стеклянную дверь адвокатской конторы.

«В баре поговорим». Эти слова решили дело.

Захлопнув альбом, Кензи сунула его в дорожную сумку и вскочила на ноги.

– Если меня будут спрашивать, скоро вернусь, – бросила она секретарше в прихожей. – Какой здесь номер факса?

Секретарша нацарапала его на клочке бумаги и протянула Кензи.

– А где вас можно отыскать...

Но Кензи ее не слушала. Она уже мчалась по коридору. Пританцовывая от нетерпения, она едва дождалась лифта и спустилась на второй этаж здания, где были расположены различные магазины и толпилось полно народа.

Кензи подошла к охраннику.

– Извините, не подскажете, где тут ближайшая парикмахерская?

– Вот тут, рядом. Боюсь только, что вам не подойдет, стригут там на старый манер, и вообще...

У Кензи часто забилось сердце. «Как раз то, что мне нужно», – подумала она.

– Спасибо, – бросила она охраннику уже на ходу.

Салон действительно оказался старомодным. В витрине – выцветшие фотографии причесок, которые уже давно никто не носит, да пыльные парики, такие же древние. Казалось, что Кензи шагнула в прошлое. При виде дам, сидящих под феном и листающих глянцевые журналы, это ощущение только усиливалось.

– Извините, дорогуша, – обратилась к Кензи рыжеволосая женщина в голубом халате, – на сегодня у нас запись закончена.

– Не важно, я просто хотела купить парик.

– Парик? В таком случае вы не туда попали. Мы тут только укладку делаем.

– А... а что за парики в витрине?

– А, эти. Да так, просто для украшения. Они уже Бог знает сколько времени там висят.

Кензи полезла за бумажником.

«Сколько, интересно, они могут стоить? – думала она. – Наверняка не больше двадцатки».

Она вытащила стодолларовую купюру.

– Мне вот этот, блондинистый.

– Сию минуту, дорогуша. – Женщина в халате ловко выудила у Кензи банкноту.

Минуту спустя Кензи уже выходила из парикмахерской. На носу у нее были огромные солнечные очки, голову украшали локоны по моде середины семидесятых. По дороге она остановилась и критически осмотрела себя в зеркало.

«Ничего себе, – подумала Кензи, – мама родная не узнала бы».

Но именно это ей и требовалось.

* * *

В полутемном баре почти не было людей. Его убранство свидетельствовало о пристрастии хозяев к отходам химического производства: искусственные «витражи», красные ковровые дорожки из акрила, светящиеся пластмассовые фонарики, покрытая красной виниловой скатертью стойка в форме лошадиного копыта, пластмассовые, под дерево, столики.

«На какие только жертвы не пойдешь ради родного „Бергли“!» – подумала Кензи, остановившись в дверях и разглядывая из-под очков зал.

Смотреть, впрочем, было почти не на что. Скучающий бармен протирал бокалы. За одним из столиков о чем-то оживленно беседовали двое мужчин, по виду бизнесмены. Опустил голову на стойку неизбежный в таких заведениях пьянчужка. Симпатичная, чистенькая бабуля потягивала джин с тоником. А в дальнем углу, в кабинке, – Роберт Салливан и Гретхен Нэг.

Так, прекрасно!

Кензи пересекла зал и устроилась в соседней кабине, спиной к Гретхен. Парочка умолкла, но тут же, явно решив, что новая посетительница им ничем не помешает, возобновила разговор. Кензи было слышно каждое слово.

– Ну что ж, за победу? – предложил Салливан.

– А не рано ли?

– Да брось ты, Гретхен! Что нам может помешать?

– Ну, мало ли. Скажем, «Кристи» или «Бергли»...

– Чушь! В «Кристи», сама знаешь, слишком большие воображалы, от всего нос воротят, ну а «Бергли» просто дешевка.

«Ах вот, стало быть, как!» – лишь в последний момент Кензи удержалась от того, чтобы не высказать свое возмущение.

Пузырь жвачки лопнул, словно хлопушка. Кензи испуганно обернулась.

– Что будем заказывать? – Это оказалась официантка.

– Что? – переспросила Кензи и тут же вспомнила, что надо изменить голос. – А-а, заказывать, – на южный манер протянула она. – Пожалуй, мятный сироп. – Это было первое, что пришло ей в голову.

– Один мятный сироп. Сию минуту.

Официантка неслышно отошла, и Кензи вновь принялась вслушиваться.

– ...ничего подобного в жизни не видел...

– ...рынок усох...

– ...даже Королевская библиотека в Виндзоре не...

– ...музей Гетти, целая куча коллекционеров...

– ...двадцать миллионов – это ничто, имея в виду...

Выяснив, что ей было нужно, Кензи поспешно вскочила на ноги.

– Ваш сироп. – Официантка поставила бокал на стол.

– Спасибо. Сколько я должна?

– Три девяноста пять.

Кензи протянула ей пятерку.

– Сдачи не надо.

И, оставив бокал нетронутым, Кензи чуть не бегом припустилась к выходу.

Официантка посмотрела ей вслед и, пожав плечами, отнесла заказ назад.

Кензи зашла в ближайшую телефонную будку.

– Мистер Фейри? Кензи Тернер.

– Да, мисс Тернер, посмотрели эскизы?

– Пока нет, сэр. Жду очереди. Но есть кое-что интересное. Боюсь, вам придется еще раз связаться с мистером Голдсмитом.

Последовала пауза.

– Да? В связи с чем?

Кензи быстро объяснила боссу суть дела и продиктовала номер факса, который ей дала секретарша.

– Спасибо, мисс Тернер, – поблагодарил Фейри. – Я в любом случае свяжусь с вами.

Кензи стащила с себя парик, бросила его в ближайшую урну и вернулась в адвокатскую контору.

Там ее уже ожидал факс следующего содержания:

«Одобрение получено. Шелдон Фейри».

Да, подумала Кензи, ничего не скажешь – с ответом они не затянули.

Секретарша меж тем вернулась в кабинет, где восседал престарелый адвокат, глава фирмы.

– Эксперты из «Кристи» только что ушли, сэр.

– Ну и?..

– Сказали, что с радостью возьмут эскизы на комиссию, но от предоплаты отказались.

– Ну что ж, этого можно было ожидать. А «Бергли»?

– Из их юридического отдела пришел чистый бланк. Его должна заполнить мисс Тернер. Сейчас она осматривает эскизы.

– Отлично.

– Да, сэр, однако...

– В чем дело?

– Смущает меня эта мисс Тернер, какая-то она... непредсказуемая.

– Да ну? Это интересно.

Двое адвокатов и охранник внимательно наблюдали за тем, как Кензи, надев шерстяные перчатки и вооружившись большими, в войлоке, щипцами, разглядывает эскизы Леонардо.

Внешне она оставалась спокойной, но внутри у нее все кипело. Вот-вот сердце выскочит из груди.

Никогда и нигде – ни у мистера Вагсби, ни в «Бергли», да ни в едином музее мира – не видела она такого чуда.

О Господи, даже в Уффици, не говоря уж о Королевской библиотеке Виндзора, нет ничего подобного! Поистине бесценные шедевры!

И ведь не два, не три – двадцать четыре!

Поразительно, собственным глазам не поверишь...

Жаль, что не с кем разделить этого счастья. Вот если бы Арнольд оказался рядом. Или Зандра. Мистер Споттс был бы на седьмом небе, а что касается бедного Вагсби – да будет ему земля пухом! – тот вообще упал бы в обморок.

Кензи отложила последний эскиз, стянула перчатки, устало откинулась на спинку стула и потерла веки.

Казалось, эскизы буквально впечатались в ее сетчатку. Вот пусть там и останутся, мечтательно подумала Кензи, открывая глаза.

– Теперь о гарантиях, – негромко проговорила она.

– Этим займитесь с миссис Силбер, – сказал один из адвокатов и галантно поклонился.

Секретарша ждала снаружи и сразу провела Кензи в небольшой пустующий кабинет. Тут были стол, стул и в углу небольшой ксерокс.

– Вот бланк. – Она протянула Кензи страничку. – Его прислали из вашего юридического отдела по факсу. Вам остается только проставить сумму, цифрами и прописью, как на банковском чеке. Потом подпишитесь, сделайте копию для своей бухгалтерии и запечатайте оригинал в конверт. Да, и на всякий случай распишитесь по сгибу. Какие-нибудь вопросы?

Кензи отрицательно покачала головой.

– Я подожду снаружи. – Закрыв за собой дверь, миссис Силбер вышла из кабинета.

Не присаживаясь, Кензи прочитала документ, вынула ручку и проставила сумму: двадцать миллионов один доллар.

20 000 001.00.

Затем расписалась, сделала две копии, положила оригинал в конверт и вышла в коридор.

– Как вы быстро! – удивленно заметила миссис Силбер.

Кензи протянула ей конверт.

Убедившись, что он подписан, секретарша спросила:

– Ну как вам рисунки?

– Все нормально. – Кензи притворно зевнула. – Ой, извините, я устала, у меня выдался трудный день. Нет, нет, не беспокойтесь, сама найду выход.

Глава адвокатской конторы положил конверт от «Бергли» в одну стопку с бумагами от «Сотби».

– Так, с этим ясно.

– Да, сэр.

– Ну а эта мисс Тернер? Как она вам показалась?

– Да знаете ли, сэр, странная какая-то. Мне сказали, что в конференц-зале, где эта дама смотрела рисунки, она выглядела совершенно потрясенной. Но мне лично так не показалось. Скорее наоборот.

– Да, загадочная особа. Впрочем, Бог с ней. – Он откашлялся. – Свяжитесь с нашими клиентами и скажите, что все готово.

– Слушаю, сэр.

Покончив с делами, Кензи раздумывала, как бы убить час времени, перед тем как ехать в аэропорт. Она вернулась в уже знакомый бар и решила отметить победу бокалом шампанского.

На сей раз Кензи уселась как можно дальше от Роберта Салливана и Гретхен Нэг.

Лениво жуя жвачку, подошла официантка.

– Можете не говорить, – заявила она. – Мятный сироп.

Кензи изумленно воззрилась на нее.

– У меня прекрасная память на лица. Хотя, честно говоря, блондинкой вы мне понравились больше: вылитая Фарра Фосетт.

«Кто-кто?» – подумала Кензи, а вслух сказала:

– Весьма польщена.

– Сейчас принесу.

Удивленно покачивая головой, Кензи посмотрела ей вслед.

На сей раз она выпила свой мятный сироп.

01.3.95. Фрайман, Стайнберг, Хирст и Эндрюс

Бергли, инк.

Шелдону Д. Фейри

Ваше гарантийное письмо получено. По поводу перевода денег и доставки картин прошу связаться с миссис Силбер.

Искренне ваш,

Мартин Фрайман.

 

Глава 43

– Бедняжка, гордая старомодная дурочка! – приговаривала Кензи.

Растянувшись перед горящим камином на старом турецком ковре, они с Зандрой потягивали кампари и шампанское.

– Что Рудольф скрывается от кредиторов, ты говорила, а вот о том, что за ним гоняются настоящие бандиты, умолчала.

Зандра задумчиво повертела в пальцах бокал.

– Видишь ли, есть вещи, о которых и в одиночку-то думать трудно. А если кому сказать, то еще хуже. Потому что, когда рассказываешь, словно все видишь наяву. Да и кому это интересно, у всех своих проблем хватает.

Кензи порывисто наклонилась и взяла Зандру за руку.

– Глупышка! Уж я как-нибудь постаралась бы помочь.

Зандра вздохнула и посмотрела на подругу. В глазах у нее стояли слезы.

– Ну как же ты не понимаешь? Ничего бы ты не сделала. Ни-че-го. Ты замечательная. Ты чудо. Ты мой единственный настоящий друг. Но тут такое дело... Поверь, так лучше. Мне лучше. Стоило бы проговориться, и я вообще бы места себе не находила.

– Как подумаешь, сколько на тебя свалилось за это время... – Кензи грустно покачала головой. – Брачный заговор...

– ...которым я обязана двум почтенным особам.

– Брат...

– ...чтобы ему пусто было!

– Визит к Карлу Хайнцу...

– ...все на продажу.

– И на все про все одна ночь с воскресенья на понедельник. Поневоле задумаешься, что ждет тебя во вторник.

– А он уже наступил, – заметила Зандра. – Который сейчас час? Половина третьего утра.

– Ничего себе, – угрюмо присвистнула Кензи. – Да, когда радости нет, время летит быстро.

Она вернулась из Детройта три с половиной часа назад и, добравшись до дому к двенадцати, собиралась немедленно рухнуть в постель. Но вид Зандры, лежащей на оттоманке подле горящего камина в позе плакальщицы с картины какого-нибудь прерафаэлита, заставил ее изменить планы.

Звонок в ближайший винный магазин – он уже закрывался, и только обещание двойной, тройной, какой угодно оплаты возымело действие – обернулся первой помощью в виде трех охлажденных бутылок шампанского и литровой бутылки «кампари».

– Право, Кензи, – слабо выговорила Зандра, – к чему выбрасывать деньги на ветер?

– Ну, это я уж как-нибудь сама решу, ладно?

– Да мне сейчас ни кусок, ни глоток в горло не полезет. И настроение вряд ли улучшится. Слишком уж круто все повернулось. Так что, если я тебе не совсем безразлична, отправляйся спать и оставь меня одну.

– Не раньше, чем ты примешь дозу успокоительного из рук доктора Тернер, – решительно заявила Кензи и, подбросив в камин несколько чурбаков, участливо посмотрела на подругу. Бедняга. И как бы там ни было, одно ясно – бросать ее сейчас нельзя. Беду лучше переживать вдвоем. И выпить как следует тоже явно не помешает. Это – как доводить воду до кипения, в процессе убиваются всяческие микробы, таящие в себе немалую угрозу для здоровья, а то и жизни.

– По маленькой, – пропела Кензи, – всего по глоточку.

За первым глотком, естественно, последовал второй, потом третий, и вот уже язык у Зандры развязался, и микробы исчезли.

– Ну что ж, вот теперь все ясно, – констатировала Кензи, в очередной раз наполняя бокалы. – Остается забыть худшее и подумать о лучшем. В конце концов, у каждой медали две стороны.

– О лучшем? А что тут может быть лучшего? – подозрительно посмотрела на нее Зандра.

– Ну как что? Принц.

– Хайнц? – Зандра подперла подбородок ладонью и задумчиво поскребла ногтями щеку.

– А кто же еще? И не надо так на меня смотреть. Можно подумать, что таких, как он, на каждом углу пруд пруди.

– Ну да, особенно если не рвешься замуж. – Зандра сделала большой глоток, и ее передернуло. – Эй, с каких это пор мы пьем кампари неразбавленным?

– А чем плохо? Впрочем, можно и так. – Кензи подлила ей немного шампанского.

– Так на чем мы остановились?

– На другой стороне медали.

– Да, да. Неудивительно, что мы топчемся на месте.

– Вовсе нет. Подумать только, что ожидает тебя впереди – драгоценный младенец с титулом его высочества.

– Лучше не напоминай, – простонала Зандра.

– О чем? О материнстве?

– Хватит!

– Да разве это не здорово?

– Ничуть. Тошнота по утрам. Пятна на коже.

– И то, и другое проходит.

– Подгузники. Бутылочки-скляночки, газы в кишечнике... укропная вода... плач...

– О Господи, Зандра, да у тебя же будет целый штат нянек, все это их забота.

– Ну да, конечно. – Зандра сразу оживилась.

– И еще. Пока все мы, несчастные девушки, рыщем в поисках мужа, у тебя уже все в порядке. И даже пальцем не пришлось пошевелить! Представляешь себе, как позеленеют от зависти завсегдатаи нашего клуба в туалете!

– Дуры безмозглые, – презрительно скривилась Зандра.

– Дуры – не дуры, однако признай, что жених тебе достался классный!

– Н-да, – мечтательно протянула Зандра, – может, ты и права. Кстати, коль скоро уж мы об этом заговорили, я рассчитываю на тебя.

– Естественно. Всегда к твоим услугам.

– Отлично. Стало быть, согласна быть посаженой матерью на свадьбе?

– А как же Дина? – удивленно посмотрела на нее Кензи.

– А что Дина?

– Она не обидится?

– Ну и черт с ней, пусть обижается. Пусть будет подружкой невесты. Кстати, и Бекки тоже.

Впервые за все последнее время Зандра усмехнулась.

– И вот еще что. Заставлю-ка я всех их одеться во что-нибудь непотребное. Лимонный цвет подойдет? Или оранжевый. Как думаешь, что хуже?

– Ты что, с ума сошла? – с ужасом спросила Кензи.

– А что? Они это вполне заслужили.

– Да, но не получится ли так, что Рождество обернется сущим наказанием?

– Ты на каком свете живешь, дорогая? Рождество – это и есть наказание, любой скажет. То же самое и со свадьбами.

– Да брось ты, Зандра, не будь такой занудой. Свадьба – это всегда забавно. – Она посмотрела на подругу и мечтательно вздохнула. – Принцесса! Натуральная принцесса! Фон унд цу Энгельвейзен.

– К черту! – отмахнулась Зандра.

– Ну, что еще?

– Да так, кое-что пришло в голову. Вместе со свадьбами и рождениями приходят... похороны.

– Какое, ради всего святого, похороны имеют отношение к свадьбам?

– У Энгельвейзенов все связано, дорогая. Все!

– Например?

– Например, один и тот же человек может быть похоронен в трех разных местах.

– В трех... местах? Ничего не понимаю. Может, просветишь?

– С удовольствием. Допустим, набальзамированное тело усопшего помещают в специальную гробницу в крипте Аугсбургского собора.

– Ну и что?

– А его сердце запечатывают в сосуд с каким-нибудь раствором и хоронят под полом часовни в замке Энгельвейзенов.

– Ты вроде говорила о трех местах.

– Я к тому и веду. Печень... или мочевой пузырь, или что там – селезенку, аппендикс? – всего и не упомнишь – предают погребению в какой-нибудь заброшенной церквушке в Баварии. И представляешь себе, туда тянутся паломники, ибо считается, что церквушка становится святым местом. Дикое суеверие! – Зандру передернуло.

– Да ладно тебе, ты еще совсем молодая. До смерти далеко. Вся жизнь впереди.

– Жизнь? Не смеши меня, Кензи, у фон унд цу Энгельвейзенов не бывает жизни.

– Да? А что же взамен?

– Долг, дорогая. Фон унд цу Энгельвейзены живут исключительно ради долга.

Бекки, удобно устроившись на мягчайшем диване, набитом гусиным пухом, и обложившись бархатными подушками, сказала:

– Вы первая, кому я это говорю, дорогая. Мы сегодня завтракали с Хайнцем.

Дело происходило на следующий день, пополудни. Подруги сидели в Кожаном салоне квартиры Бекки на Пятой авеню. Тисненые кожаные панели из Кордовы, которые и дали название салону, напоминали скорее исключительной красоты гобелены.

– Да? – Дина едва не уронила от возбуждения чашку с яблочным чаем. – Ну же, говорите! Что там?

– Все сладилось! – На лице Бекки появилась Леонардова улыбка. – Они с Зандрой обручились.

– Быть того не может! – Дина поставила чашку на поднос. – Неужели правда?

– Чистая правда, – кивнула Бекки и отхлебнула чаю.

– Когда же это случилось?

– По словам Хайнца, вчера. Насколько я понимаю, Зандра сама к нему пришла.

– Да ну? – Дина задумалась. Бекки продолжала что-то говорить, но слова словно проплывали мимо, не задерживаясь в сознании. Она была оскорблена в своих лучших чувствах, и ничего другого для нее сейчас просто не существовало.

«Как же так, – повторяла про себя Дина, – я столько для нее сделала, а она даже позвонить мне не догадалась! Ладно, допустим, не хотела говорить заранее, но потом-то можно было? От третьих лиц приходится узнавать. Какое унижение!»

Тут до нее донесся голос Бекки:

– Вам плохо?

Дина взяла себя в руки и с трудом улыбнулась:

– Нет, нет, что вы, все в порядке.

– Насколько я понимаю, с Зандрой вы еще не говорили?

– Пока нет.

– Н-да. Надеюсь, она не дуется на вас из-за нашей маленькой интриги?

– Не думаю, – сказала Дина с уверенностью, каковой отнюдь не испытывала. – Наверное, на днях объявится... – Дина обхватила чашку дрожащими ладонями и отпила немного. – И все равно не понимаю. Ведь еще недавно Зандра и слушать не желала об этом замужестве. Что же изменилось?

– Понятия не имею, – пожала плечами Беки. – Тем не менее это факт. Уже рассылаются приглашения.

– И когда же свадьба?

– Через полтора месяца.

– Полтора месяца...

– Ясно, ясно, срок немалый, а время – деньги. Увы, это тоже в традициях рода Энгельвейзенов. Она уходит корнями в историю, когда письма путешествовали месяцами, а до телефона с факсом было еще несколько столетий.

– Я все думаю, стоит ли самой позвонить Зандре, когда вернусь домой, – задумчиво сказала Дина.

– А что, хорошая идея, – величественно кивнула Бекки. – Скорее всего она попросит вас быть посаженой матерью на свадьбе.

У Дины разом поднялось настроение. Первоначальный шок явно прошел.

– Знаете, о чем я думаю, милочка?

– Да?

– Вы с Зандрой лучшие подруги, а мы крепко дружим с Хайнцем. Так почему бы нам всем четверым не познакомиться поближе?

– Что вы имеете в виду? – робко спросила Дина.

– Да всего лишь небольшой интимный ужин в честь помолвки.

– Прекрасная идея! Я все организую! – радостно закудахтала Дина. От ее недавних мрачных мыслей не осталось и следа.

Мраморный пол картинной галереи в замке Энгельвейзен, на острове того же имени, располагающемся на озере Энгельвейзен – втором по величине в Баварии, – холодно блестел, точь-в-точь как лед, сковавший поверхность озера.

Через большие двухсветные окна, расположенные на равном расстоянии друг от друга по всей стене длиной в сто девяносто футов, в галерею проникал слепящий солнечный свет; на противоположной стене были развешаны картины старых мастеров – Беллини и Боттичелли, Рубенс и Рембрандт, Тициан и Тинторетто – и это была еще только верхушка айсберга тех сокровищ, которыми владели поколения Энгельвейзенов.

А с потолка высотой в двадцать шесть футов, расписанного целых двести лет назад, свисали тридцать хрустальных люстр.

Это было помещение для нирваны, ублаготворения и раздумий.

Впрочем, в данный момент принцесса Софья не была склонна ни к одному из этих состояний. Мажордом только что вручил ей депешу из Нью-Йорка. Внутри бандероли, посланной экспресс-почтой, оказались два запечатанных конверта поменьше.

Распечатав один, Софья стремительно вскочила и принялась возбужденно, так что даже полы платья, обшитого страусовым пухом, взлетали, расхаживать по галерее.

– Проклятие! – завизжала она, яростно размахивая приглашениями. – Да не сиди же ты как истукан, Эрвин! Сделай что-нибудь! Или пусть наследство уплывает из рук?

– А что я могу сделать? – захныкал ее муж граф Эрвин, расположившийся в огромном, величиной с трон, кресле времен Людовика ХIV. – Ты лучше моего знаешь правила наследования.

– Мозгляк! – заорала Софья так пронзительно, что четверо спаниелей повскакали со своих мест и, прижав уши, вылетели из комнаты. – И надо же было выйти за такого!

Софья круто развернулась на месте. Глаза у нее яростно сверкали.

– Трус! Недоносок!

Граф Эрвин Йоханнес Эммануэль фон дер Гримкау вздрогнул, съежился, стараясь сделаться как можно незаметнее. Его жена была на треть принцессой, на треть несчастной жертвой и на треть фурией. Характер у нее был необузданный, и граф давно находился у жены под каблуком. Дело было вовсе не в красоте, ибо это была холодная красота геометрической фигуры – казалось, Софья состояла из острых углов и ровных блестящих, с зазубринами, поверхностей. Со своими землями, замками, деньгами, властью, голубой кровью, она была на сто процентов Энгельвейзен, и в сравнении с ней граф и сам происходивший из родовитой семьи чувствовал себя едва ли не ничтожеством, тем более что жена постоянно давала ему почувствовать разделяющую их пропасть.

Все принадлежало ей, во всем она была на первом месте, включая такую всепоглощающую жадность, собственнический инстинкт и зависть, что каждое утро она просыпалась с одной лишь мыслью – как бы заполучить побольше. Если у кого-нибудь было то, чего у нее не было, она глаз не могла сомкнуть, пока не придумает, как бы устранить эту несправедливость.

А как правило, спала принцесса Софья хорошо.

Ибо умела сметать все, что становилось на ее пути. А если не получалось с одного удара, вела по всем правилам осаду – и чаще всего праздновала победу.

Эта женщина представляла собой чистейшее воплощение Лукреции Борджиа. Уж кому-кому, а Эрвину это было хорошо известно. Слишком хорошо. Сколько он от нее настрадался за все годы совместной жизни – не дай Бог никому.

Вот и теперь Софья на глазах доводила себя до состояния кипящей ярости. Эрвин же сидел, испуганно подрагивая, в своем троноподобном кресле. Ничего худшего, нежели известие о женитьбе Карла Хайнца, и представить себе невозможно. Сейчас начнется, в страхе думал Эрвин. Хоть бы убежать куда, а всего лучше забраться в космический корабль – и к звездам...

– Эрвин, – проскрежетала Софья, и граф виновато поднял голову. – Нам остается только одно. – Софья помолчала и сурово посмотрела на мужа. – Или, вернее, тебе остается только одно.

– Мне? – пискнул он.

– Да-да, тебе. Ты что, не любишь наших детей?

– Ну разумеется, люблю, – жалко пробормотал он.

Это была ложь – он их ненавидел, так похожих во всем на мать.

– Стало быть, ты хочешь, чтобы все у них было, не так ли? – продолжала Софья. – Компании. Замки. Власть, которую дает имя Энгельвейзенов. В общем, все, что принадлежит им по праву?

– Я... я не совсем тебя понимаю. – Граф нервно заерзал в кресле.

– А мне кажется, прекрасно понимаешь, – строго посмотрела на него Софья.

Тут она ошиблась – он действительно ничего не понимал. Его ум просто не знал окольных путей.

– Отец! – выдохнула Софья и быстро огляделась по сторонам, желая убедиться, что никто ее не слышит. – Неужели и до сих пор не ясно? Он ведь держится только на системах жизнеобеспечения.

Эрвин поперхнулся и испуганно захлопал глазами. Кадык у него заходил вверх-вниз.

– Если до того, как отец умрет, у Карла Хайнца и этой сучки родится сын, наши дети останутся нищими. Слышишь? Нищими!

Софья помолчала и заговорила еще тверже и решительнее:

– Так что надо действовать. Будь же ты хоть раз в жизни мужчиной!

Эрвин почувствовал, что задыхается.

– Но чего... чего ты от меня хочешь? Что я могу сделать?

– Пойти в клинику и отключить все эти чертовы аппараты – вот и все.

У Эрвина глаза округлились, челюсть отвисла, в горле пересохло. Он не мог выдавить из себя ни звука.

– Хоть раз, один-единственный раз в жизни сделай что-нибудь для семьи! Для детей. Неужели я прошу невозможного?

– А п-почему... – граф с трудом обрел дар речи, – почему бы тебе самой не сделать это?

– Об этом я не раз думала, поверь. – Вокруг рта у Софьи залегли глубокие складки. – Но до сегодняшнего дня не было нужды. Хайнц всегда был убежденным холостяком. Кто бы мог подумать, что он затосковал по домашнему очагу? Но раз уж так случилось, – Софья яростно отшвырнула конверт с приглашениями на свадьбу, – все меняется. Ну так как, сделаешь?

– Но... почему я? – пролепетал Эрвин. – Почему не ты? В конце концов, это твой отец!

Софья посмотрела на мужа с такой яростью, что он съежился и стал совсем незаметным. Но вдруг она глубоко вздохнула, и на лице у нее появилось несвойственное ей выражение доброй задумчивости.

– Так в этом и дело, – прошептала она и нервно прошлась по комнате. – В том и дело, что он мне отец. Я люблю его и просто не могу...

– И я т-тоже, – заикаясь, проговорил Эрвин.

Софья круто остановилась и сурово посмотрела на него.

– Тебе он совершенно чужой.

– Не в этом дело. Я просто не способен на такое. Умоляю, давай не будем об этом.

Софья брезгливо посмотрела на мужа.

– Слизняк! Ничтожество! Но не думай, что на этом все закончено, – угрожающе добавила она. – Еще поговорим.

Софья отвернулась от мужа и вскрыла второй конверт. Ну, какой там еще сюрприз ей уготован?

Едва прочитав несколько строк, она испустила пронзительный крик.

У Эрвина кровь в жилах застыла.

Софья смяла листок и швырнула его на пол.

– Убью! – заорала она. – Попомни мое слово, Эрвин, вот этими самыми руками я задушу своего гнусного братца!

Эрвин прекрасно понимал, что все это чистый театр. В присутствии брата Софья почему-то всегда становилась кроткой, как овечка. Может, потому, что по собственному опыту знала: уж кого-кого, а Карла Хайнца ей не запугать.

– Подлец! – скрежетала зубами она. – Дрянь! Это же надо, такое унижение! Да как он смеет?

– А ч-что... что такое?

– Что такое? – яростно выдохнула Софья. – А то, что нам предлагается съехать! Он пишет, что намерен воспользоваться своими правами первенца! Что собирается сделать этот замок своей главной резиденцией!

Эрвину не было нужды притворяться потрясенным, ибо он и впрямь был потрясен, хоть и по иной причине, нежели его жена.

В глазах Софьи замок Энгельвейзен всегда был чем-то вроде витрины. Это была ее гордость, ее радость, и хоть жили они здесь исключительно благодаря доброте Карла Хайнца, она давно привыкла считать его своим.

А для Эрвина же этот замок хоть в какой-то степени означал свободу и независимость. Огромные размеры и охотничьи угодья позволяли ему скрываться от Софьи.

О том, чтобы жить где-то еще, граф и помыслить не мог.

– Ты хоть понимаешь, что это означает? – запричитала Софья. – Да очнись же ты, Эрвин! Понимаешь? Нам придется переехать в Швайнгау.

У Эрвина голова кругом пошла. Замок Швайнгау, отходивший по традиции старшей из дочерей в роду Энгельвейзенов, представлял собой на редкость тоскливое место на берегу одного из баварских озер. Замок был совсем небольшой, так что от Софьи там ему не уйти.

Пока эти мысли вихрем проносились в сознании Эрвина, Софья отвернулась и, прижав ладони к вискам, отошла к окну, откуда открывался вид на замерзшее озеро на фоне отдаленных альпийских вершин – вид, к которому она так привыкла.

Сжав губы, Эрвин исподтишка бросил взгляд на ближайшую дверь.

«Вот он, мой шанс», – подумал он и, сдерживая дыхание, на цыпочках двинулся к выходу.

Голос Софьи остановил его на полпути.

– Э-э-э-рвин! – проворковала она с теми эротическими модуляциями, от которых у него всегда волосы на голове вставали дыбом.

Эрвин медленно повернулся и испуганно посмотрел на жену. Все внутри его дрожало. Он слишком хорошо знал, что сейчас последует – на него обрушится вся ярость и все раздрызганные чувства жены.

Она уже не спеша направлялась к нему, расстегивая по дороге платье.

Эрвин подался назад.

– Не надо, Софья, прошу тебя, – взмолился он. – Мне будет больно.

– Больно! – презрительно рассмеялась она и подошла вплотную к мужу. – С чего это ты взял, что я собираюсь сделать тебе больно, ты, жалкий, трусливый мышонок? Да ты даже не заслуживаешь того, чтобы сделать тебе больно!

Софья передернула плечами, и ее платье розоватым невесомым облаком скользнуло на мраморный пол.

Обнаженной Софья выглядела еще более решительной и неустрашимой, чем в одежде. Настоящая Валькирия, в который раз подумал Эрвин.

Он нервно глотнул, и его кадык запрыгал с удвоенной скоростью.

Софья с силой ударила мужа по щекам.

– Теперь нам остается лишь молиться, чтобы эта мерзкая свадьба не состоялась!

 

ЦЕЛЬ: «БЕРГЛИ»

Обратный отсчет времени

Тюрьма Порстон, Великобритания, 27 января

Викторианцы выстроили эту угрюмую, хорошо охраняемую тюрьму отнюдь не как исправительное заведение. Пребывание за ее толстыми стенами со сторожевыми башнями по всем четырем углам было страшным наказанием. Считалось, что отсюда, с островка на бескрайнем, продуваемом всеми ветрами болоте, сбежать невозможно.

Изнутри доносились глухие шаги – это Литэм, охранник в форме, вооруженный полуавтоматическим пистолетом, вел по мрачному коридору священника и монахиню.

Привлекательная на вид монахиня – как положено, во всем черном, с платом и вуалью – скорее не шла, а скользила по полу.

Краснолицый священник был облачен в рясу с белым воротником. В руках он держал потертую кожаную сумку, уже дважды подвергнутую обыску.

Внутри было все необходимое: распятие, облатка, молитвенник, пластмассовая бутылка со святой водой и две свечи.

Они подошли к решетчатым воротам.

По знаку Литэма ворота со скрипом открылись внутрь. За ними, буквально в нескольких ярдах, оказались точно такие же, еще запертые.

Священник и монахиня вопросительно посмотрели на сопровождающего.

Взмахом пистолета Литэм предложил им пройти вперед.

Монахиня испуганно посмотрела на оружие.

– Прощу прощения, сестра. – Литэм приподнял пистолет повыше. – К сожалению, без этого не обойтись. Здесь содержатся особо опасные преступники.

Слегка улыбнувшись, монахиня кивнула и потупила глаза.

Литэм последовал за ними и нажал на какую-то кнопку.

Решетка со скрежетом опустилась. Монахиня вздрогнула.

Затем все повторилось: открылись вторые ворота, Литэм провел через них священника и монахиню, ворота закрылись.

– О Господи! – воскликнул священник, увидев впереди металлический детектор, охраняемый двумя вооруженными стражниками. – Ну сколько же можно?

– Что поделаешь, отец, так здесь заведено. Да оно и к лучшему.

– Как скажешь, сын мой.

Священник протянул стражникам сумку и извлек из кармана связку ключей.

– Сестра?

Сестра сняла с пояса четки, положила их на стол и первой прошла через детектор. Священник последовал за ней.

Сумку обыскали в третий раз и вместе с ключами вернули хозяину. Той же процедуре подверглись и четки.

Теперь им предстояло пройти еще через одни решетчатые ворота.

Монахиня огляделась и вздрогнула от испуга. В этом отсеке было еще мрачнее, чем в том, который они только что миновали.

Свет снаружи сюда вовсе не проникал – сплошные, без окон, стены. Лишь поблескивали, отбрасывая длинные зловещие тени, лампочки в сетках под самым потолком.

По обеим стенам тянулась бесконечная череда толстых дверей с глазками посредине. Снизу оставались узкие щели, через которые можно было протолкнуть поднос с едой.

Монахиня посмотрела на Литэма.

– Мышь не проскользнет, – подтвердил он.

Она быстро перекрестилась.

* * *

Он ждал, сидя на узкой койке.

Они приближались.

Донахью Килдер медленно перевел взгляд на свои руки, сильные, мозолистые, которые непроизвольно сжались в кулаки.

Свобода!

Она была так близка, что он ощущал ее почти физически.

Из-за стальных дверей доносились разнообразные звуки. За одной шипели, за другой хрипло смеялись, за третьей ругались на чем свет стоит. И как всегда, издали доносился скрип открывающихся и закрывающихся ворот.

– Да поможет им Бог, – прошептала монахиня.

Коридор охранял еще один стражник с пистолетом на изготовку. На поясе у него болталась связка ключей.

– Привет, Бромптон, – бросил Литэм. – Они к Килдеру. На предсмертную исповедь.

– Ты должен при ней присутствовать, Кит. Никаких личных свиданий. Даже если это священник. Впрочем, сам знаешь правила.

– И мы знаем, – подтвердил священник.

– Ну что, будем кончать? – проговорил Литэм.

– Сегодня ты у нас могильщик, Кит.

Бромптон отстегнул нужный ключ и заглянул в глазок камеры.

Килдер сидел с опущенной головой. В этот момент он ничего не ощущал и ничего не боялся, давая событиям разворачиваться своим чередом. Его руки покоились на коленях, и выглядел он совершенно расслабленным, хотя внутри был натянут, как струна.

Он услышал, как в замке поворачивается ключ, и его губы тронуло подобие улыбки.

Его друзья рядом.

* * *

– Вроде все тихо, – повернулся Бромптон к священнику и монахине. – Но все равно будьте настороже. На руках у этого типа столько крови, что ему ничего не стоит пролить еще несколько капель.

– С нами Бог, – уверенно произнес священник.

– Понимаю. Но если Он почему-нибудь вас не услышит, кричите. Я рядом.

И Бромптон, повернув ключ, распахнул дверь в камеру.

Литэм вошел первым и немедленно наставил дуло пистолета на Килдера. За стражником последовали священник и монахиня. В камере и для одного-то едва хватало места, а четверо теснились как сельди в бочке.

Железная дверь захлопнулась. Ключ повернулся в замке.

Они остались наедине с убийцей.

Донахью Килдер медленно поднял голову. Это был привлекательный тридцативосьмилетний мужчина с жесткими чертами лица, худощавый. Глаза у него отливали пронзительной голубизной, голову почти до бровей вразлет покрывала шапка густых черных волос, пышная борода спускалась на грудь.

– Вот и вы, отец.

– Слуга Божий всегда там, где он нужен, – сказал священник и, открыв сумку, выложил ее содержимое на койку. – Ты готов к исповеди, сын мой?

– Я ко всему готов. – Килдер улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

– Тогда начнем. – Священник перекрестил приговоренного. – In nomine Patris et Filii...

– Et Spiritu Sancti.

Литэм принадлежал к англиканской церкви, и латынь была для него сплошной тарабарщиной, словно язык индейцев племени мумбо-юмбо. Заснуть можно от скуки.

Чего, впрочем, делать он совершенно не собирался. Теснота камеры его смущала, приходилось все время быть начеку. А тут еще, когда они трое стоят, а Килдер на коленях, приходится целиться не в узника, а в потолок.

«Только бы не надумал чего, – мелькнуло в голове у Литэма. – Иначе – беда, не повернешься».

– Мистер Литэм! – донесся до него шепот монашки.

Он убрал палец со спускового крючка и слегка повернул голову.

Она перебирала четки на поясе.

– Да простит нас всех Всевышний, – проговорила она, незаметно отвинчивая верх на крестике, привязанном к четкам. И мгновенно, с быстротой молнии, вонзила Литэму в бок иглу.

Почувствовав укол, тот дернулся:

– Эй, какого...

– Ш-ш-ш. – Монахиня приложила палец к губам. – Во время исповеди следует молчать!

Литэм, которому вкатили добрую порцию яда, хрипло задышал и повалился на пол. Монахиня осторожно отобрала у него пистолет.

Последнее, что он увидел, была ее светлая, добрая улыбка.

Бромптону показалось, что ритм молитвенного бормотания вроде немного изменился. Он настороженно заглянул в глазок, но увидел только спину священника, держащего в руках облатку и покачивающего головой в такт словам.

«Вот черт, – подумал он. – Проклятые паписты! Чего стараться-то, теперь этому ублюдку Килдеру никакая в мире исповедь не поможет!»

Он отступил от двери и снова принялся расхаживать по коридору. Скорее бы уж священник кончал свою бодягу! Сколько можно.

Внезапно в камере прозвучали три выстрела.

– Какого...

Бромптон кинулся к ближайшей кнопке, и тюремную тишину взорвал сигнал тревоги. Затем он поспешно заглянул в глазок, открыл дверь в камеру, ворвался внутрь и опустился над четырьмя распростертыми на полу телами.

Монахиня – мертва.

Священник – мертв.

Килдер – мертв.

А тело Литэма он даже перевернуть боялся. Униформа промокла от крови, а лицо – лицо изменилось до неузнаваемости, собственно, его и не было – сплошная кровавая маска да торчащие обломки костей.

О Господи...

Глубоко вздохнув, Бромптон прижал палец к шее Литэма и, вскочив на ноги, что есть силы закричал:

– Вертолет! Немедленно! Он еще жив!

Вертолет взлетел, завалился набок и нырнул в сумерки.

– Ну, как он там? – крикнул, перекрывая шум двигателей, пилот.

– Похоже, выкарабкается. – Доктор и не заметил, что жертва уже освободилась от привязных ремней. – Давление крови в норме. Пульс отличный...

Закончить фразу ему не удалось. Донахью Килдер, переодетый в форму тюремщика Литэма, пружинисто вскочил на ноги и в мгновение ока свернул молодому человеку шею.

А через секунду уже и пилот с диким криком вывалился из кабины.

Килдер занял его место, поймал болтающуюся ручку управления и, выровняв вертолет, плавно повел его вниз, за пределы досягаемости радаров. Впереди, у берега, покачивался старенький сухогруз с мерцающими бортовыми огнями.

Члены команды, все пятеро, были его друзьями.

До поры до времени.