Глава 1
Самолет приземлился, и в туманной дымке замерцали огни взлетно-посадочной полосы. Она сидела одна в маленьком пассажирском салоне и с нетерпением ждала сигнала на выход.
В конце полосы ее ждал мужчина, единственным заветным желанием которого была эта женщина. Она позвонила ему примерно час назад.
И вот она уже спускается по трапу, ее гибкое тело заливает свет. Через мгновение он бросается к ней навстречу и они заключают друг друга в объятия. Почувствовав, как она прижалась к нему, он закрыл глаза, но в тот же миг она слегка отстранилась.
– Дорогая, – сказал он с нежностью, – я сорвался сразу же после твоего звонка. Сколько у нас времени?
– Я потеряла целый час, делая этот крюк. Значит, через час мне надо вылетать.
– Неужели все так плохо?
Она молча кивнула.
Они направились к машине. Распахнув перед ней дверцу, он сел за руль, молча вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги. Чек на одиннадцать миллионов долларов.
Она потупила взгляд и едва слышно сказала:
– Нет. Я прервала полет вовсе не из-за этого.
– Пожалуйста, разреши хоть раз помочь тебе. Возьми, – попытался было уговорить он.
– Мне очень жаль… – ответила она с извиняющейся улыбкой и уставилась в ветровое стекло.
– Если ты вдруг передумаешь… – вздохнул он и положил чек на приборный щиток поближе к ней.
…Час спустя он уже сидел в машине один и слушал, как с пронзительным воем взмывает в ночное небо самолет.
Огни взлетно-посадочной полосы давно погасли, а он все смотрел и смотрел в темное небо.
Чек так и остался лежать на приборном щитке.
Глава 2
Карл фон Айдерфельд взглянул на наручные часы «Пьяже» стоимостью в семь тысяч долларов. Было начало девятого. Осталось меньше пяти часов, подумал он мрачно и занервничал, что было совсем на него не похоже. Считалось, что фон Айдерфельд – хозяин своей судьбы и властелин чужих судеб.
Тощий и высокий, он в своей аристократической надменности достиг совершенства. При взгляде на него как-то сразу забывалось, что он альбинос, несмотря на его мертвенно-бледное лицо, венчик редких белых волос на голове, смахивающей на обтянутый кожей череп, жуткие розовые глазки и непривычный цвет кожи. Может, всему виной величественная осанка, орлиный нос и дугообразные белые брови? Не стоит сбрасывать со счетов и его сталелитейные заводы, флотилию танкеров, рафинирующие печи и, конечно же, миллионы.
На руинах послевоенной Германии Карл фон Айдерфельд основал свою промышленную империю, а затем уверенно вывел ее вперед. Поскольку не утешился горьким вкусом поражения. Кроме того, согласно «Плану Маршалла», в страну из Америки потекли огромные деньги… Он усмотрел в этом отличную возможность разбогатеть. Главное, понять, что к чему, и суметь обеспечить людей тем, за что они готовы платить любую цену. Дорогую цену.
Ему пришлось разузнать, где хранятся резервы столь необходимого тогда газа пропана. Под покровом ночи он тихо выкопал баллоны с газом из их секретного хранилища и тайно перевез в вагонах для скота на заброшенный винный завод, расположенный на берегу Мозеля. Расходы окупились всего за одну зиму. Продав пропан, он обеспечил свое будущее и финансировал строительство первого завода.
За короткое время его сталелитейные заводы начали вносить свой вклад в восстановление разрушенных городов и железнодорожных путей, поставляя металлоконструкции и рельсы. Его очистительные заводы стали производить топливо, необходимое для поддержания железнодорожных перевозок, его суда поставляли это топливо в Гамбург, Бремен и Бремерхафен. Очень скоро он сделал весьма приятное открытие: чем больше ты приберешь к рукам, тем скорее все приумножится. Вот уж действительно: деньги к деньгам.
К 1949 году он уже стал миллионером, к 1960-му его компании разрослись и получили мировую известность. Сейчас он стабильно занимал позицию одного из трех самых богатых и влиятельных людей во всем Рурском бассейне.
Он растерянно шарил взглядом по роскошно обставленной гостиной. Квартира Карла находилась на пятнадцатом этаже отеля «Пьер» и всеми своими окнами выходила на Пятую авеню. Однако окна всегда были занавешены: отсутствие пигментации делало его глаза болезненно чувствительными к свету.
В нью-йоркской квартире фон Айдерфельда не было ничего, даже отдаленно напоминающего о Германии. По стилю она напоминала собой Версаль, перенесенный на американскую землю: подлинные панели эпохи Регентства, великолепные люстры венецианского стекла, диваны и кресла времен Людовика XVI, на стенах в позолоченных рамах всемирно известные шедевры…
Фон Айдерфельд поднялся с кресла и принялся медленно расхаживать взад-вперед. Наконец-то настал день, которого он ждал все эти годы.
«Я имею полное право торжествовать, – думал он, – как торжествовал в те времена, когда месть настигала свою жертву».
Он вздохнул и покачал головой. Подобно карающей деснице, он методично и тихо уничтожал своих врагов, поскольку за его спиной стояла могущественная компания «Фон Айдерфельд индустри». Но в каждом правиле есть исключение. Его исключением была Элен Жано. Против нее он был так же бессилен, как Голиаф против Давида. Она прекрасно понимала, что к чему, и с годами у нее это понятие не притупилось, а, наоборот, стало еще острее. Оно принесло ей власть, власть над людьми. И она использовала Карла: вынудила его стать акционером своей издательской фирмы. Он долго сопротивлялся, но был вынужден сдаться. Вопрос стоял так: или – или… Нет, сейчас он не будет вспоминать, какая у него альтернатива.
Да, продолжал размышлять фон Айдерфельд, Элен Жано, основательница «Элен Жано интернэшнл инк.» и издательница самого популярного в мире модного журнала «Ле Мод» , была не просто женщиной. Красивая, сексуальная, она обладала железной волей и к тому же была чудовищной шантажисткой. Короче – была очень опасна. Она могла легко его уничтожить. Однажды она чуть не сделала это, он был на волосок от гибели. Все может повториться снова.
Его вновь окатило горячей волной ненависти. Как же он хочет ее раздавить!
Сидя в салоне самолета «Ал Италия» и неохотно ковыряя первосортный, но все же безвкусный завтрак, Марчелло д'Итри протянул стюардессе пустой бокал.
– Сию минуту, сэр, – с улыбкой ответила та.
«Чрезвычайно привлекательная девушка», – подумал он спустя минуту, с удовольствием делая большой глоток шампанского. Все сегодня складывалось как нельзя лучше. Даже приглушенный равномерный рев двигателей «боинга» доставлял ему радость; не раздражал его и яркий солнечный свет, льющийся сквозь стекло иллюминатора.
А все потому, что через два часа он приземлится в аэропорту Кеннеди и весь механизм наконец придет в движение.
Марчелло д'Итри в свои сорок два вызывал весьма противоречивые чувства. Его густые, черные с проседью волосы вечно выглядели нечесаными; кожа оливкового цвета на щеках имела синюшный оттенок из-за густой щетины, которую не брала ни одна бритва; впрочем, на ногтях его всегда был маникюр. Сейчас на нем был модный вельветовый пиджак серого цвета, серые брюки со стрелками, красная клетчатая рубашка, узкий серый галстук, мокасины ручной работы и тонкий ремень змеиной кожи с золотой пряжкой.
В настоящее время он считался ведущим итальянским модельером, а ведь когда-то его фантастичные, порой до неприличия вычурные модели и деревенские манеры отпугивали не только представителей швейной промышленности, но и просто клиентов. В век кутюрье-аристократов «лейбл» Марчелло д'Итри без всякого титула тоже немало тому способствовал.
Только сказочная фея Элен Жано, увидев его работы, сразу почувствовала, на что он способен. Достаточно было нескольким его эскизам появиться в ее модных журналах, как он тотчас же приобрел известность. Но эта услуга, как выяснилось позже, обошлась ему недешево. Элен наложила лапу на весь его бизнес и, словно спрут, запустила щупальца во все его дела.
Мысленно оглядываясь назад, Марчелло тяжело вздохнул. Все могло быть гораздо хуже. По крайней мере успех, который она ему обеспечила, принес ему чудесную компенсацию – деньги. И потому осторожно, шаг за шагом, под «крышей» других корпораций Марчелло удалось обеспечить свое будущее, скупив часть акций «Элен Жано интернэшнл инк.». Не успела Элен опомниться, как он уже сидел в Совете директоров.
Наконец-то после стольких лет страданий от прекрасных ручек Элен он сможет положить этому конец!
Тем временем в фешенебельном районе Манхэттена, Саттон-плейс, в своей квартире на крыше семнадцатиэтажного дома сквозь раздвижные стеклянные двери задумчиво смотрела на Ист-Ривер З.З. Бавьер.
В руках ее дымилась сигарета «Данхилл». З.З. только что повесила трубку: беседа была короткой, но весьма важной, что привело ее в глубокое умиротворение. Звонивший сообщил ей, что Элен Жано вернулась в город раньше намеченного срока. Наверняка эта красивая, наглая и всегда одетая по последней моде сучка унюхала своим точеным носиком запах беды. «Скорее всего испугалась», – злорадно подумала З.З. И поделом! Какой ее ожидает прием! По прошествии почти десяти лет Жано наконец получит по заслугам.
Просто восхитительно!
Тридцативосьмилетняя З.З. Бавьер была злой и тощей и почему-то казалась маленькой. В бархатном свободном платье красновато-коричневого цвета, золотистых сандалиях и с золотым ожерельем на шее из старинных византийских монет, она являла собой саму элегантность. Впрочем, маленькие рысьи глаза всегда горели недобрым зеленым огнем. Никто из многочисленных знакомых не знал ее настоящего имени, так же как не знали они и что означает это сокращение – З.З.
Она отвернулась от окна и неторопливо прошлась по роскошной гостиной.
Десять лет назад она была любимой женой легендарного финансиста, обладавшего особым чутьем на надежное вложение капитала. Богатство его приумножалось регулярно и без особых усилий.
И вдруг в 1965 году все рухнуло. Ее обожаемый Зиги потребовал развода, несмотря на то что в то время она была беременна. Единственной заботой мужа стала Элен Жано. З.З. отпустила его к ней, ни капли не сомневаясь, что в самое ближайшее время он на коленях приползет назад и будет просить прощения. Уж тут-то она его помучает! Такое случалось и раньше, но до развода никогда не доходило. Ладно, она подождет, когда закончится и этот загул. Ну и конечно же, получит компенсацию за свои страдания: семь миллионов долларов, кооперативную квартиру на Саттон-плейс, дом в Ист-Хамптоне, две картины Пикассо, одну – Брака, коллекцию Джорджа О'Кифа и трастовый фонд для не родившегося пока ребенка.
К несчастью, произошло непредвиденное: ее Зиги и эта женщина вступили в гражданский брак, обменявшись клятвами в одной из брачных контор деловой части города. Два месяца спустя он скончался прямо на бирже, оставив Элен пятнадцать миллионов долларов, а ей – преждевременные роды.
Как отчаянно она тогда хотела иметь ребенка! Надеялась, что вернет Зигфрида: отцовство покончит с его донжуанством, и он остепенится. Она даже заранее придумала имена: Карла, если родится девочка, и Уилфред, если будет мальчик.
Когда ямайская няня сунула ей ребенка под нос, З.З. в ужасе закрыла руками лицо. Не стоило даже смотреть на это жуткое, перекошенное существо. Маленькая розовая головка, глубоко посаженные, как у нее самой, глазки, широко открытый ротик с вывалившимся языком и идиотское выражение лица. Несмотря на преждевременные роды, ее мальчик остался жив, но у него был необратимо поврежден мозг.
– Этого не может быть! – закричала она, отчаянно замотав головой. – Это не мой! Не мой!
З.З. отказывалась верить, что дала жизнь монстру. Дело кончилось нервным срывом.
Придя в себя, она объявила всем своим знакомым, что ребенок появился на свет мертворожденным.
Но ей до сих пор не удалось выбросить Уилфреда из головы. «Интересуется ли он, кто его мать? – задавала она себе один и тот же вопрос. – Как он сейчас выглядит?»
Вздрогнув, она закрыла глаза. Всегда одна и та же мысль: как он сейчас выглядит?
З.З. поклялась себе, что Элен ей за это заплатит. Да еще как заплатит! Во всем виновата эта сука. Если бы не Элен, она бы унаследовала двадцать два миллиона долларов вместо каких-то жалких семи. И кроме того, не была бы одна, рожая Зигиного… З.З. тяжело сглотнула… ребенка Зиги. Зиги был бы рядом, он разделил бы с ней всю боль, и ей стало бы легче.
Вот почему при первой же возможности З.З. купила на три миллиона акций «Элен Жано интернэшнл инк.».
Она не жалела ни об одном потраченном пенни. Какое удовольствие – заседать в Совете директоров, наблюдая за каждым шагом женщины, которую ты ненавидишь всем своим существом!
Но это только цветочки – ягодки еще впереди.
На обтянутом серым велюром сиденье «мерседеса» сидел граф де Леже. Он ехал из своего фешенебельного кирпичного дома на Шестьдесят восьмой восточной улице на Пятую авеню, где располагалась штаб-квартира «Элен Жано интернэшнл инк.».
Банкир, винодел, троюродный брат премьер-министра Франции, граф был членом Совета директоров компании Элен Жано и, ко всему прочему, законченным алкоголиком. Угрюмый краснолицый француз с красивыми чертами лица, он был ростом примерно метр девяносто и весьма поджар. Взгляд его черных как угли глаз был тяжелым, густые седеющие волосы зачесаны назад. На нем был элегантный синий костюм, сшитый на заказ на Сэвил-роу, к которому очень подходил черный галстук из шелка-сырца. На обшлагах его пиджака красовался фамильный герб де Леже – лев и саламандра, поддерживающие щит. В основу этого герба легли старинные золотые подвески, которые подарил первой графине де Леже король Франциск I в 1546 году: лев и саламандра символизировали близость рода к королевскому трону.
Граф не обращал никакого внимания на постоянные пробки, голова его была занята совсем другим. Среди ночи ему позвонили из Парижа и сообщили, что Элен Жано наняла самолет и в ужасной спешке вылетела из аэропорта Орли.
Граф улыбнулся: можно подумать, она что-то успеет сделать! Неужели не понимает, что уже слишком поздно?
Нет, он больше не сваляет дурака. Ясно было, что она что-то предпримет, и он подготовился к этому. За ней тайно следили, и когда пятнадцать минут назад самолет приземлился в аэропорту Кеннеди, ему сразу же сообщили об этом. Одного он не мог понять: где она так задержалась?
Лимузин снова попал в пробку. Граф открыл дверцу встроенного бара, плеснул в бокал из баккара виски и залпом выпил.
Внезапно его губы скривились, он изо всех сил ударил кулаком по сиденью.
И как же он раньше не догадался?!
Куда-то провалились целых два часа. Он сразу не сообразил, но Элен была в воздухе на целых два часа двадцать минут больше обычного для полета времени. Ему сообщили о взлете и посадке, но где она была эти два проклятых часа? Не могла же она просто кружить над Атлантикой.
Да, она, должно быть, прерывала полет. Где-то приземлялась. Но где? И зачем?
Граф взялся за мобильный телефон: пусть кто-нибудь поговорит с пилотом и все выяснит.
В то время как черный лимузин графа приближался к «Жано-билдинг», Джеймс Кортланд Гор III завтракал в своем особняке в Гринуиче, штат Коннектикут, в сорока пяти минутах езды до центра Манхэттена. Напротив него за столом из кованой мягкой стали со стеклянной столешницей сидела его жена, задумчиво глядя сквозь окно-фонарь.
Но вот она перевела взгляд на мужа.
Гор, этот свиноподобный коротышка с отвисшими толстыми щеками, поджатыми красными губами и необъятным подбородком, склонив лысую голову, вперил свои маленькие серые глазки в передовицу «Уоллстрит джорнэл». Его костюм в узкую полоску соответствовал его положению в обществе. Будучи в свои шестьдесят преуспевающим банкиром, он получал сто пятьдесят тысяч долларов в год, повсюду имел свои расходные счета и был членом самых престижных клубов. Он был на вершине своей карьеры.
Оторвав глаза от газеты, Гор посмотрел на жену.
Эта избалованная женщина в свои пятьдесят семь выглядела не старше тридцати девяти. Болезненно-хрупкая, с высокими индейскими скулами, загорелая – что явно свидетельствовало о ее пребывании на Палм-Бич, – все уик-энды она проводила во Флориде. Правда, каждый четверг Джеральдина делала укладку в салоне Сусуму на Пятой авеню.
Она дотронулась до своего костлявого запястья и поправила браслет со сверкающим бриллиантом канареечного цвета. Купила неделю назад у Булгари и с тех пор не расставалась с ним ни на минуту.
Гор откашлялся.
– Между прочим, дорогая, у меня плохие новости, – завибрировал он своим необъятным подбородком.
– Плохие новости?
– Мне придется работать допоздна.
– О, дорогой, нет, – простонала она. – И слышать не хочу! Ты же мне обещал освободиться на сегодня. Разве ты не помнишь, что мы приглашены на обед к Эсбурисам?
«Еще бы мне не помнить!» – с раздражением подумал Гор.
– Ничего не выйдет, дорогая, – ответил он спокойно. – Позвони им и предупреди, что мы не придем.
Вот черт! А она так ждала этого вечера.
Джеральдина выразительно взглянула на мужа.
Тот на самом деле очень сожалел, что испортил жене праздник. Ему не доставляло удовольствия разочаровывать ее, но на сегодня у него совсем другие планы. Сегодня он должен принять самое важное в жизни решение.
«Осталось всего три дня, – думал он. – Только три дня – и срок выплаты по банковскому займу для Жано истечет». И тогда решение будет принимать банк, то есть он сам будет вершить судьбу залога: целых двадцати процентов от пятидесяти одного процента личных акций Элен Жано, поскольку она брала заем под свои акции. Члены Совета директоров уже замучили его своими предложениями, подлавливая его в клубах, действуя через своих помощников и адвокатов и даже используя анонимные звонки. И каждый нашептывал, какую сумму получит лично он, Гор: один миллион долларов, свободный от налогообложения, в том случае если Элен не добьется продления срока, и к тому же банк будет вправе продать акции другим акционерам по их рыночной стоимости.
«Они все набросились на нее, словно стервятники. Похоже, каждый из них хочет лишить ее бизнеса».
А миллион долларов… Деньги ему нужны как никогда. Он привык к комфорту, да и Джеральдина требовала поддержания достигнутого уровня жизни, хотя особняк в Гринуиче и дом на Палм-Бич оба уже заложены и перезаложены. А легкокрылый самолет, на котором они каждый уик-энд летают на Палм-Бич? А теплый гараж, где между новым «кадиллак-севиль» и последней моделью «линкольн-континенталь» стоит медово-золотистый «бентли»? Помимо всего прочего, постоянные полеты в Париж, где мадам Гор встречают как желанную гостью. Известные кутюрье раскатывают перед ней красную дорожку; у нее свое место в первом ряду, прямо у подиума. И наконец, Джеральдина вознамерилась купить шестидесятифутовую яхту «крис-крафт».
А два месяца назад у нее появилась еще одна дорогая привычка: покупка всяких безделушек, и именно у Гарри или Булгари.
Да, с такими претензиями на сто пятьдесят тысяч долларов в год не проживешь. Джеральдина этого не понимала, а Гору не хотелось разбивать ее нежное сердце.
Он уже «задолжал» банку, позволяя себе время от времени пользоваться его фондом и планируя выплатить очередной «заем» при первой же финансовой удаче или когда Джеральдина сократит свои расходы.
«Черт с ней!» – в сердцах решил Гор. Гораздо труднее сказать жене «нет».
Получить миллион долларов за то, чтобы сбросить акции Элен Жано в другие, руки, вполне реально; к тому же просители были анонимными.
Главное, что все будет шито-крыто.
Гор отложил газету. Куда приятнее думать про миллион долларов, чем просматривать новости.
Именно по этой причине он пропустил на второй странице статью под заголовком: «Компания „Жано пабликейшнз“ накануне краха».
Хамелеон хлопнул дверью телефонной будки. Нахмурившись, бросил в монетоприемник десять центов и набрал номер телефона. В трубке раздались гудки: один, второй, третий. Он положил трубку на рычаг, и монета со звоном выпала в желобок. Подождав еще секунд двадцать, он шагнул на Таймс-сквер.
Сейчас здесь пустынно, а вчера было настоящее вавилонское столпотворение. Окна многочисленных порношопов украшали гирлянды фотографий с роскошными женскими телами; кинетоскопы заманивали сценами содома; по улице разгуливали толпы проституток в кроличьих шубах с красными от холода ногами. Гомосексуалисты, качаясь на высоких каблуках, распахивали шубы; изголодавшиеся мальчики в джинсах в обтяжку выпячивали свои зады, демонстрируя их упругость. За деньги покупалось все.
Светофор мигнул красным, и он, поставив дипломат на землю и закурив, огляделся по сторонам в поисках отеля.
Неподалеку от Бродвея, на Сорок восьмой улице, он нашел то, что искал. Настоящая трущоба! Восьмиэтажное кирпичное здание безобразного серого цвета, на углу бегущая световая реклама «Отель „Занзибар“» и ниже красными неоновыми буквами: «Комнаты от пяти долларов. Приглашаем на время и навсегда».
Место обещало полную анонимность: плати за ночлег и делай что хочешь. Вот и хорошо.
Тихо насвистывая, Хамелеон поднялся по цементным ступеням и открыл дверь.
Вестибюль был еще тот: напоминал нечто среднее между турецкой баней и фойе кинотеатра двадцатых годов. Бра на стенах были на удивление современными, но проржавевшими, с разбитыми или отсутствующими плафонами. Паровое отопление шипело и гудело, как движущийся локомотив.
Справа, в застекленной деревянной будке, сидела утомленная блондинка.
Он кашлянул.
– Мне нужна комната.
– Выбор невелик, – ответила девушка хриплым голосом. – Осталась всего одна.
– Она выходит на улицу?
– Во двор, на парковочную стоянку. Третий этаж. Там действительно тихо.
– Сколько?
– Двадцать баксов в сутки.
– Двадцать? Но на рекламе всего пять!
– Да, – ответила она устало, – я знаю. Реклама устарела. Или платите, или уходите.
Он вздохнул:
– Ладно. Оформляйте на неделю.
Она протянула ему регистрационную книгу и, машинально пробежав глазами его данные: А. Саму-эль, Вашингтон, округ Колумбия, подумала: «Хоть какое-то отличие от всех этих живущих здесь Джонов Смитов».
– С вас сто сорок баксов.
Он достал бумажник и отсчитал деньги.
– Комната три-ноль-четыре, – сказала она, бросая на стойку ключ и десять долларов сдачи. – Это на третьем этаже. Лифт справа. – Она кивнула в сторону лифта. – Оставляйте ключ на доске, когда уходите.
– Конечно, – ответил он, поднимая с пола дипломат и направляясь к лифту.
Комната триста четыре превзошла все его ожидания: тесная, убогая, неглаженое постельное белье…
Он раздвинул вылинявшие шторы и посмотрел вниз. Лучшего места и не выберешь. Кругом административные здания, рядом полупустая стоянка для машин. А вот и черный ход. С наступлением темноты он может пользоваться им, а если вести себя осторожно, то можно и в течение дня. Главное, что отель «Занзибар» расположен вдали от сверкающих огней высшего общества, куда он должен проникнуть. Пусть его сожрут клопы, но, когда дело будет сделано, полиция станет искать среди респектабельных господ, а не в дешевых гостиницах.
Он задернул шторы и отошел от окна. Поставив на кровать дипломат, открыл его. Пока все идет по плану. На автовокзале в разных ячейках камеры хранения он нашел ключ и дипломат.
В дипломате лежала аккуратно сложенная одежда. Хамелеон небрежно бросил ее на пол. Затем, вытащив нож, вспорол подкладку и улыбнулся, нащупав бумагу.
– О бэби! – прошептал он. – Сладкий, сладкий бэби. Чего не сделаешь ради тебя.
Он вытащил из-за подкладки двадцать шесть конвертов и сразу открыл двадцать пять, что потолще. В каждом конверте лежали новенькие, хрустящие стодолларовые купюры. Аккуратно сложив их в стопку и послюнявив палец, он быстро пересчитал. Общая сумма составляла пятьдесят тысяч долларов.
Первый взнос за убийство.
В двадцать шестом конверте оказалась газетная вырезка. Он медленно развернул ее и присвистнул, рассмотрев фото первой женщины, которую ему предстояло взять на мушку. «Как жаль, – промелькнуло в голове. – Она красива, эта дама. И у нее нет ни единого шанса». Во всяком случае, с ним: Хамелеон считался лучшим киллером в этом бизнесе. Он закурил сигарету и посмотрел на подпись под фото: Элен Жано.
Глава 3
«Жано-билдинг» располагался на углу Пятой авеню и Двенадцатой улицы. В окружении старых солидных построек, он смотрелся как ослепительный бриллиант. Для проектирования этого девятнадцатиэтажного здания Элен наняла Кенина Роша, Джона Динкелу и членов Академии художеств.
И она получила именно то, что хотела. Башня с угловыми зеркальными стенами стала прообразом «Юнайтед-Нейшн Плаза-отель», завоевавшего впоследствии ряд премий. При утреннем освещении «Жано-билдинг» смотрелся как холодный застывший айсберг, днем его стены отражали интенсивное движение и жизнь улицы, а ночами он как бы сиял мириадами свечей. Но наиболее впечатляющим он был на закате: умирающее солнце, отражаясь в зеркальных стенах, делало его похожим на пламя.
В половине десятого, когда Элен взялась за ручку своего белого «роллс-ройс-силва-клауд» с нью-йоркским номерным знаком «ЭЖИИ», фасад здания отливал серебром. Прохожие стали с интересом оборачиваться. Впрочем, где бы Элен ни появилась, ее всегда замечали. Это объяснялось как положением в обществе, так и ее необычной красотой.
По слухам, ей было под тридцать, на самом же деле Жано исполнилось тридцать восемь, и она владела контрольным пакетом акций «Элен Жано интернэшнл инк.», своей издательской империи. Стройная, ростом около метра шестидесяти, она всегда держалась с королевской грацией. Тонкие черты ее овального лица были такими же изящными, как и у дрезденских фарфоровых статуэток, а глаза поражали необыкновенным фиалковым цветом. Впрочем, фиолетовый нередко сменялся цветом дымчатого аметиста, а порой, вспыхнув, радужка сияла словно россыпь сапфиров. Роскошные черные волосы только подчеркивали ее изящный профиль, полные чувственные губы и фарфоровой белизны зубки.
Она зябко поежилась и подняла воротник своей норковой шубки, скользнув взглядом по Пятой авеню. В конце авеню в лучах солнца сияла рождественская елка.
«Счастливое Рождество», – подумала она, печально качая головой. Печальный праздник, который становится еще печальнее, когда все вокруг веселятся.
«У меня тоже когда-то была чудесная семья…»
Ее внезапно зазнобило.
– Мадам, – послышалось рядом. Воспоминания вмиг оборвались. Шофер по-прежнему держал дверцу открытой, она все еще не вышла из машины.
– Прости, Джимми, – "гортанно проговорила она и быстро шагнула на тротуар.
– Подать машину на ленч, мадам? – спросил шофер, закрыв дверцу.
– Нет. Будь в половине седьмого, – ответила она, подумав.
– Хорошо, мадам. Что-нибудь еще? Элен покачала головой.
– Спасибо, Джимми. Забрось домой багаж. Ничего не изменилось за неделю ее отсутствия. В этом районе мало что меняется, исключение составляет только «Жано-билдинг». На Пятой авеню стояло массивное серое здание штаб-квартиры Форбса, такое же основательное и несокрушимое, как и сам финансовый воротила.
Что ж, ее империя – мир моды, а Форбс правит экономикой. Ее имя ассоциируется с высокой модой, так же как и имя Ферчилд, чье безобразное, смахивающее на фабрику здание стоит по соседству. Впрочем, Фэрчилд, издатель журнала «Вуменс веар дейли», ей отнюдь не конкурент, как не может быть конкурентом Конде Наст журналу «Вог» или Херст – «Харперс Базар».
Улыбнувшись и застучав каблучками по асфальту, Элен двинулась к зданию. Нью-йоркская индустрия моды с ее вопиющим снобизмом никогда не переставала удивлять Элен: им всегда хотелось ни в чем не отставать от шикарной Аппер-ист-сайд. И где теперь Конде Наст? Где все эти модные агентства? Да, она им веем показала! Только благодаря ей мода как бизнес вернулась в деловую часть города.
Стеклянные двери «Жано-билдинг» автоматически раздвинулись, и Элен вошла в роскошный вестибюль. Кивнув секретарше, она направилась к своему личному лифту. Это был ее мир, мир, который она создала и в котором царствовала. По делам спешили ее служащие, из-за дверей доносились бесконечные телефонные трели и приглушенные голоса – ее мир жил полной жизнью.
Она посмотрела на одну из стен вестибюля: надпись «ЭЖИИ» и расшифровка – «Элен Жано Интернэшнл инкорпорейтед» – на месте. Смотреть на эти буквы при входе стало для нее своего рода ритуалом – видимо, чтобы увериться, что она не грезит.
Администрация располагалась на девятнадцатом этаже. В роскошно обставленной приемной каждый доллар становился осязаемым. Звукопоглощающие пол и потолок, дорогие замшевые диваны, расставленные так, чтобы создать отдельные места для переговоров; медные столики перед ними, на которых лежали полные наборы последних модных журналов «Жано». Все они были без обложек. Сами же обложки были развешены по стенам. Освещенные невидимым светом, они ровной линией висели на уровне глаз, словно маленькие киноэкраны. Не нарушая порядка, их можно было менять каждый месяц по мере выхода в свет всех двенадцати журналов.
Элен оглядела их придирчивым глазом. Она видела каждую из них сотни раз, сама выбирала формат и цвет, помогала изготовить их макет и, однако, каждый раз, глядя на них, испытывала ни с чем не сравнимую материнскую гордость. Для каждой из них она сама подбирала название, а потому была также и их крестной матерью.
Девушка за секретарским столом посмотрела на нее с нескрываемым удивлением.
– Мисс Жано, – залепетала она, – мы… мы не ждали вас так скоро. Думали, вы приедете ближе к вечеру…
Элен расстегнула норковое манто.
– Я решила вернуться пораньше, Мэгги. Мэгги осторожно огляделась по сторонам и снизила голос до шепота:
– Граф де Леже уже здесь. Пришел двадцать минут назад. Он как будто знал, что вы приедете утром.
Элен на секунду замерла. Юбер де Леже? А ведь она никому не сообщала, что вернется раньше. Значит, в Париже кто-то наблюдает за ее квартирой на острове Сен-Луи. Кто-то шпионит за ней. Что ж, рано или поздно такое должно было случиться.
– Он пока один? – спросила Элен.
Мэгги кивнула:
– Пока – да, но я слышала, что сегодня днем собирается весь Совет директоров.
В этом не было ничего удивительного: еще месяц назад она сама назначила это совещание. Для посвященных это была пустая формальность. Для тех же, кто об этом не знал… К горлу Элен подступил комок.
– Да, скоро они все соберутся, – сказала она охрипшим голосом.
– С вами все в порядке, мисс Жано? – встревожилась Мэгги.
Пытаясь изобразить на лице улыбку, Элен кивнула. Зазвонил телефон, и секретарь сняла трубку. До Элен долетели обрывки разговора:
– Да… Она уже здесь… Только вошла…
Элен устремилась в свой кабинет, стараясь не прислушиваться к словам. Голова ее была занята другим.
– Мисс Жано!
Элен оглянулась: ее догонял Альберт Лурье, ответственный секретарь. В руке он держал сложенную газету.
– Привет, Альберт. Что за спешка?
– Слава Богу, что мне удалось вас догнать, – сказал он взволнованно. – У меня есть кое-какие новости, и мне кажется, вам следует немедленно ознакомиться с ними.
Альберт кивнул в сторону маленького зала для совещаний.
Они прошли в отделанное ореховыми панелями помещение, сели в удобные кожаные кресла.
– Так в чем дело? – спросила Элен. – Это что – вопрос жизни или смерти?
– Именно. – Альберт с мрачным видом протянул ей газету. – Сегодняшняя «Уолл-стрит джорнэл». Вы читали?
– Еще не успела.
Альберт молча указал пальцем на статью. Заголовок гласил: «Компания „Жано пабликейшнз“ накануне краха». Во рту у Элен все пересохло, едва она пробежала подзаголовок: «Издательский гигант испытывает серьезные затруднения». Затаив дыхание, она принялась читать.
По нашим прогнозам, сегодня состоится формальное и в то же время незапланированное совещание Совета директоров «Элен Жано интернэшнл инк.». Надежный источник, пожелав остаться неизвестным, сообщил нам, что это совещание выявит те на первый взгляд, казалось бы, незаметные силы, которые борются за контрольный пакет акций в «ЭЖИИ». Ни для кого не секрет, что мисс Жано затянула с выплатой займа и что ее новый журнал «Ты!», предназначенный для работающих женщин, потерпел коммерческую неудачу; убытки исчисляются миллионами. Обозреватели издательской индустрии на Уолл-стрит предполагают, что эта борьба может серьезно подорвать финансовое положение «ЭЖИИ», стоимость акций которой уже пошла на убыль.
Основной движущей силой этого издательского гиганта всегда была легендарная француженка Элен Жано, которая в 1957 году в Париже дала жизнь журналу «Ле Мод» и создала на его основе всемирно известный издательский конгломерат, способный определять основные тенденции моды и формировать общественные вкусы.
Два года назад мисс Жано использовала под значительный заем часть своих личных акций в «ЭЖИИ» с целью финансирования «Жано пабликейшнз», самостоятельной корпоративной организации, управляемой исключительно мисс Жано. Как стало известно, срок займа истекает. Если мисс Жано не выполнит свои обязательства, огромный пакет акций с правом голоса станет собственностью «Манхэттен-банка», который, в свою очередь, распорядится им по своему усмотрению. Это приведет к тому, что у мисс Жано, основательницы и президента «ЭЖИИ», останется незначительная часть акций и она утратит свое влияние на издательскую политику корпорации…
Элен резко отбросила газету в сторону. Она отлично понимала, что означает эта статья: кто-то из членов Совета директоров намеренно передал материал прессе, с тем чтобы подорвать ее авторитет и ослабить связи с банками. Кроме того, действуя подобным образом, кто-то, желая повлиять на издательскую политику, предал гласности ее упорное нежелание сделать компанию доступной для других акционеров. И как они не понимают, что, согласившись на это, она выиграет больше других?! Но сама мысль о неизвестных инвесторах компании, которую она с таким трудом создавала и защищала всеми мыслимыми и немыслимыми способами, приводила ее в ужас, даже несмотря на то что доходы компании значительно бы выросли. Дело в том, что в погоне за прибылью, вне всякого сомнения, ухудшилось бы качество изданий, а этого Элен не переживет. В конце концов, разве не ее компания является авторитетным законодателем моды? Нет, лучше уж остаться с горсткой акционеров, чем изменить стиль работы! Альберт Нервно заерзал в кресле.
– Мне… мне очень неприятно, мисс Жано, – произнес он запинаясь. – Но я подумал, что вам необходимо ознакомиться с этой статьей. – Он бессильно развел руками.
– Спасибо, Альберт, – кивнула Элен. – Я ценю вашу заботу, поверьте.
Она поднялась, похлопала Альберта по плечу и медленно двинулась к своему кабинету. «Меня предали, – с горечью думала она. – И уже не в первый раз. Единственное, что не меняется, – это горечь поражения».
Конечно, у «ЭЖИИ» есть проблемы. Но выплескивать их на страницы «Уолл-стрит джорнэл»?! Кто это мог сделать? Де Леже? Не исключено. Однако полной уверенности нет: другие ничуть не лучше.
Ясно одно – материал на страницах «Уолл-стрит джорнэл» не просто предупредительный удар, это открытое объявление войны. Что ж, кто-то из директоров, а то и все они, вместе взятые, давно нацеливались на контроль над «Элен Жано интернэшнл инк.». Они лелеяли эту мечту годами, и вовсе не потому, что опасались за свои деньги или беспокоились за правильное направление журналов или их издание. Нет, это не так. Просто все они настолько ненавидели ее, что решили отобрать то единственное, что она любила и о чем пеклась больше всего на свете, – ее корпорацию.
Элен свернула налево и остановилась перед тиковой дверью в конце коридора. На уровне глаз золотыми буквами было выведено: «Президент».
Она решительно взялась за ручку и открыла дверь. Ее встретил громкий стук машинки: секретарша Джулия бойко расправлялась с пачкой писем, скопившихся за каникулы. Джулию как в здании, так и за его пределами прозвали Сфинксом. Ее преданность Элен и умение защищать от непрошеных посетителей стали легендой.
Обернувшись на звук открывшейся двери, Сфинкс удивленно воскликнула:
– О, мисс Жано!
– Доброе утро, Джулия, – улыбнулась Элен.
– Вы так внезапно вернулись! Нас даже никто не предупредил, что самолет…
– Да, да, – отмахнулась Жано. – Я хотела остаться незамеченной и потому наняла «леар». – Она помолчала и сокрушенно добавила: – Однако меня опередили. Говорят, граф уже здесь.
– Он у вас. – И она тут же приложила ухо к селектору, стоявшему на столе.
Элен сразу все поняла и прислушалась: из селектора доносилось сильное сопение. Юбер де Леже подслушивал!
Элен хмыкнула: неудивительно. Она прекрасно знала Юбера. Хитрый и наглый, он мог кого угодно заставить плясать под свою дудку. Ни Сфинкс, ни даже отряд вооруженных охранников не сумел бы помешать ему проникнуть к ней в кабинет. Элен пожала плечами.
– Для меня есть что-нибудь?
– Вот, – ответила Джулия, протягивая ей пачку розовых листочков-памяток. – Еще звонил ваш брат. Сказал, что должен увидеться с вами до начала заседания Совета директоров. Что-то очень важное.
Элен кивнула. Главное сейчас – отделаться от графа.
Прежде чем открыть дверь своего кабинета, она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться.
Ее кабинет располагался в угловой части здания и состоял из четырех комнат: приемной, маленькой кухни, спальни и ванной. Все офисы и коридоры «Жано-билдинг» были декорированы дорогой дизайнерской фирмой, а кабинетом занималась она сама.
В большой приемной две наружные стены от пола до потолка были стеклянными. Одна стена смотрела на «Форбс-билдинг», другая – на Пятую авеню, которая просматривалась вплоть до арки, ведущей к входу в Вашингтон-сквер и напоминающей Элен о Триумфальной арке ее любимого Парижа.
Своей отделкой – стены нейтрального белого цвета, пол застлан бежевым шерстяным ковром – ее кабинет сильно смахивал на любой другой офис Нью-Йорка. Во всем остальном, впрочем, Элен положилась на свой собственный вкус, стиль и воспоминания, создав роскошное и в то же время очень комфортабельное помещение.
Она сама подбирала старинные образцы французской мебели и лично руководила ее реставрацией. В любое время года независимо от ее присутствия на столе всегда стояли свежие цветы.
Граф, по всей видимости, чувствовал себя в ее святая святых как дома. Он спокойно сидел за ее рабочим столом времен короля Людовика XV. Ваза с цветами была отодвинута в сторону, а на столешнице красного дерева покоились его ноги. В одной руке де Леже держал бокал «Наполеона», в другой – дорогую сигарету.
Выпустив к потолку кольцо дыма, Юбер удивленно посмотрел на Элен.
– Моя прекрасная Элен! – воскликнул он по-французски. – Входи, я не кусаюсь. А если бы даже и кусался, то в данный момент не страдаю от бешенства. – Он разразился раскатистым смехом.
Элен спокойно закрыла за собой дверь и окинула его проницательным взглядом. «Господи, – с отвращением подумала она, – как можно так напиваться в половине десятого утра?»
– Могу я предложить моей прекрасной Элен выпить? – спросил граф, глядя на нее с усмешкой. – В баре есть отличные напитки.
– Благодарю, нет, – холодно ответила Элен.
Похоже, он обиделся. Неужели это тот самый человек, которого она знала с ранней юности? Неужели это тот самый Юбер де Леже, который так страстно добивался ее руки? Нижняя челюсть его давно отвисла.
волосы поседели, а когда-то умные глаза остекленели от беспробудного пьянства.
Плотно сжав губы, Элен подошла к столу и выразительно посмотрела на его ботинки. Он даже глазом не моргнул. Тогда она в ярости сбросила его ноги со стола.
– Дорогая, это не очень вежливо с твоей стороны, – начал было он.
– Юбер, – грозно проговорила она, – ты слишком много себе позволяешь.
Юбер изумленно поднял брови, но Элен уже отвернулась, поставила на место вазу и скинула с себя норковое манто. Затем подошла к креслу, в котором развалясь сидел гость, и посмотрела на него в упор. Он, в свою очередь, глядел на нее с напускным недоумением.
– Юбер, может, тебе напомнить, что это мой кабинет?
Он словно бы встрепенулся и демонстративно хлопнул себя ладонью по лбу.
– Как я мог забыть! – воскликнул он с явной издевкой. – Конечно, он пока еще твой! – Он деланно нахмурился, отхлебнул коньяк и с расстановкой продолжил: – Будем откровенны. Действительно, офис пока еще твой и будет твоим по крайней мере до конца недели.
По крайней мере, – резко повторила она. – Мой дорогой Юбер, если ты решительно настроен составить мне компанию, то тебе придется пересесть вон в то кресло. – Элен указала на пустое кресло напротив.
Он нехотя поднялся, скривив губы в наглой усмешке. Изображая учтивость, сделал вид, что помогает ей сесть, затем плюхнулся в указанное кресло.
– Очаровательный кабинет… и такой прекрасный вид, – одобрительно произнес граф, – но мне кажется, обстановку здесь надо сменить. Уж слишком она женская, что ли… все эти французские штучки…
Элен принялась внимательно рассматривать свои руки. Ей лучше помолчать. Пусть себе болтает.
– Знаешь, – продолжал он, – возможно, уже в следующий понедельник я позвоню дизайнерам и попрошу их все здесь переделать. Пусть сделают этот кабинет более строгим, соответствующим мужскому вкусу.
Элен слушала его вполуха, соображая, как бы побыстрее от него отделаться и не дать ему возможности закатить сцену.
Затушив сигарету, Юбер тем временем потянулся к ее манто и пробежался пальцами по меху.
– Знаменитая черная лама? – спросил он.
– Да, – ответила Элен.
Юбер громко рассмеялся:
– Ну и ну! Любая в этом городе пойдет на преступление, лишь бы заиметь такое. Тебе же стоило только послужить моделью у Ричарда Аведона – и вот, пожалуйста! Итак, Элен Жано, у которой полным-полно всяких мехов, получает еще одну шубу, и причем бесплатно. Да к тому же становится ходячей моделью. Тебе ведь всегда хотелось иметь какой-нибудь титул, а, Элен?
– Вряд ли ты пришел сюда, чтобы поговорить о моей шубе, – сухо заметила Элен.
– Сказать по правде, не для этого. – Юбер вмиг посерьезнел.
– Тогда зачем же?
– Чтобы поговорить о наших общих делах и, конечно же, об Элен Жано. Женщина и бизнес.
Элен замерла, взгляд ее фиалковых глаз остановился на лице Юбера.
– Что ж, в таком случае нам просто нечего обсуждать.
– Нечего?
– Абсолютно. Тебе прекрасно известно, что сегодня Совет директоров, и если у тебя есть какие-то претензии ко мне или к моей издательской политике, давай обсудим их открыто на Совете.
– Открыто копаться в грязном белье? – спросил он, цокая языком. – Боже, какая смелость! Хотя ты всегда была смелой, Элен. Ты всегда добивалась того, чего хотела, и ни разу твое железное сердце не дрогнуло, а?
– Переходи, пожалуйста, к делу, Юбер.
Он неторопливо закурил.
– Именно. Видишь ли, я пришел предупредить тебя, чтобы ты подготовилась, прежде чем войти в зал заседаний.
– Подготовилась к чему?
– К поражению, моя дорогая.