МИХАИЛ
Комендантом Таврического дворца я пробыл всего несколько часов. Александрович внял моим мольбам и прислал замену. Сдав дела, я тут же включился в работу Военного комитета при Петросовете, в состав которого был включен по инициативе его председателя. И стоит ли удивляться, что им оказался командир Красной Гвардии? Успел я вовремя. Соколов как раз представлял свою редакцию Приказа ?1. Получив слово, я положительно оценил заложенную в приказе идею, но жестко раскритиковал отдельные его положения. Видимо мои аргументы показались товарищам достаточно убедительными, поскольку мне было предложено представить свою редакцию приказа. Я, разумеется, не стал извлекать из кармана заранее припасенный текст, а сполна использовал предоставленное мне комитетом время. Когда отпущенный на подготовку редакции срок истек, я зачитал перед членами комитета следующий текст:
'Приказ ?1
28 февраля 1917 года
По гарнизону Петроградского округа всем солдатам и матросам гвардии, армии, артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения, а рабочим Петрограда для сведения.
Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов постановил:
1) Во всем делопроизводстве изымается из обращения понятие 'нижний чин' с заменой на 'солдат' или 'матрос'.
2) Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от солдат или матросов вышеуказанных воинских частей. Солдатские (матросские) комитеты являются совещательным органом при комиссаре подразделения. Комиссар является политическим командиром подразделения и назначается Советом рабочих, солдатских и (или) матросских депутатов. Комиссар приравнивается по службе к командиру подразделения без чина. Комиссар несет всю полноту ответственности за подразделение наряду с командиром. Ни один приказ командира без утверждения его комиссаром не может быть принят к исполнению.
3) Во всех воинских частях, которые еще не выбрали своих представителей в Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов, избрать по одному представителю от рот, которым и явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной думы к 10 часам утра 1 сего марта.
4) Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету рабочих, солдатских и (или) матросских депутатов через им назначенного комиссара.
5) Приказы военной комиссии Государственной думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих, солдатских и (или) матросских депутатов.
6) Вооружение воинской части, как стрелковое: винтовки, пулеметы, так и тяжёлое: артиллерия, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комиссаров.
7) В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты и матросы должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты и матросы ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. Исключением является отдание чести, как формы воинского приветствия.
8) Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т.п., и заменяется обращением: товарищ генерал, товарищ полковник и т.д. так как все военнослужащие являются товарищами в своей боевой работе.
Грубое обращение с военнослужащими всяких воинских званий и должностей, в частности, обращение к ним на "ты" воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и обо всех недоразумениях между военнослужащими, последние обязаны доводить до сведения ротных комиссаров.
Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах.
Петроградский Совет Рабочих, Солдатских и Матросских Депутатов'.
* * *
Слушали внимательно. Спорили долго. Некоторые товарищи усмотрели в приказе намек на продолжение войны. 'Какая война? - удивлялся я. - Мир и только мир! Но вот ведь какая беда. Мир в создавшихся условиях - справедливый для российского народа мир - можно заключить только с позиции силы'. - 'И в чем вы видите эту силу? - кричали мне. - В царской армии?' - 'А у вас есть другая?' - удивлялся я. 'И это говорит один из командиров Красной Гвардии!' - пеняли мне. 'Любые рассуждения о том, что всю армию, весь флот можно в короткие сроки превратить в Красную Гвардию - такие рассуждения вредны и крайне опасны для дела Революции! - сердился я. - Более верным представляется мне поэтапное превращение царской армии в армию нового типа. Сначала мы устанавливаем над армией политический контроль. Затем заключаем на приемлемых условиях мир. Демобилизуем большую часть армии, а остаток превращаем в мощную военную силу, способную защитить завоевания Революции! Именно этот путь и прослеживается в предложенной мной редакции'.
Те, кто в итоге все-таки проголосовали против, к счастью, оказались в меньшинстве. Меня неожиданно поддержал Соколов. Может потому, что в моей редакции осталось много его текста. Так или иначе, но, сначала Военный комитет, а затем и Исполком Петроградского Совета Приказ ?1 в предложенной мной редакции утвердили.
ГЛЕБ
Трубку взял Ерш. Выслушал короткое сообщение, завершил разговор репликой 'Здорово!', положил трубку и повернул ко мне сияющее как медный пятак лицо.
- Звонил Шеф. Только что Петросовет издал Приказ ?1 в нашей редакции!
Это действительно было здорово. Появился реальный шанс, что развала армии, который имел место в ТОМ времени, ЗДЕСЬ не случится.
Я обнимал восторженного Ерша, дружески похлопывая по его спине, и думал о том какие мы все-таки молодцы! Вся наша дружная четверка. Красная Гвардия создана. Мы трое: я, Макарыч и Ерш - в Петросовете. Притом Макарычу вполне реально Исполком светит. А Оленька, ангел-наш-хранитель в Ведьмином обличие? Мы ведь и ее хотели в Петросовет провести. Только фыркнула: 'Какие глупости!', - и умчалась будущий спецназ тренировать, группу за группой. Загоняет одних до усмерти, чуток передохнет и за других принимается. Вот такая у меня, товарищи, жена!
- Когда Макарыч отпечатанный приказ обещал прислать? - спросил я у Ерша.
- Ближе к вечеру должны подвезти.
- Твой отряд готов?
- Так точно, товарищ начштаба! Матросы с 'Авроры' во главе с Кошкиным прибыли, мои люди тоже на 'товсь'.
- Что у тебя на круг выходит?
- Сводная рота красногвардейцев: мои ребята плюс матросы - и два броневика.
- Броневики это хорошо, я бы даже сказал замечательно!
- Ты что, думаешь, будет драчка? - удивился Ерш.
- Нет, не думаю. Но силу продемонстрировать придется.
- А я так считаю, что большой бузы нынче не будет, - заявил Ерш. - ТА ведь от Приказа ?1 вышла. А раз приказ другой, то...
- То не стоит повторять чужие глупости, - осадил я Ерша. - Бузят ведь не по приказу - по приказу это не буза, а мятеж. Бузят когда шибко охота. А братишкам в Кронштадте и Гельсингфорсе ох как охота!
- Кстати, о Гельсингфорсе. Там-то как разруливать будем?
- А туда с утра Бокий с отрядом выдвинулся.
- Без Приказа ?1 на руках?
Я пожал плечами.
- Отправим следом и продублируем по телеграфу. Ты о других не беспокойся, есть о них кому беспокоиться, ты о своем задании думай. Ты вот мне скажи, ты так и собираешься в Кронштадт заявиться?
- Ерш осмотрел свой кожаный прикид, который, надо признать, очень ему шел.
- А что?
- А то, что перед моряками лучше предстать в знакомой им форме. Надень комиссарский китель и морскую фуражку. И ребят своих тоже в матросское переодень.
- Экипажи броневиков тоже прикажешь в матросов обрядить? - проворчал недовольный Ерш.
- Ну, зачем? - хладнокровно парировал я. - Не надо доводить разумное до состояния глупости. Короче, приводи свой отряд в надлежащий вид, и, как только подвезут распечатанный приказ, без промедления выдвигайтесь в сторону Кронштадта.
НИКОЛАЙ
Мы спешили в Кронштадт. Вроде бы все шло как надо. Приказ ?1 издан на день раньше, чем то случилось в нашем времени. Из него изъяты положения пагубные для армии и флота. Приказ уже передан по средствам связи на все корабли и береговые объекты Балтийского флота. Передан с припиской: 'Избранным матросским и солдатским комитетам немедленно взять под контроль вооружение и имущество флота. Офицерам, согласным с Приказом ?1 и пользующимся доверием матросов и солдат, препятствий по службе не чинить. Прочих офицеров разоружить и изолировать. Но суда, а тем более расправы над ними под страхом самого сурового наказания не чинить вплоть до прибытия полномочных представителей Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов'. Мы сделали все что могли, но на душе все одно было неспокойно. Сидевший рядом Кошкин, покосившись на меня, спросил:
- Чего такой смурной, товарищ Ежов?
- Да вот думаю, товарищ Кошкин, как бы нам не опоздать. Как бы в Кронштадте вопреки приказу не начали убивать офицеров.
- Это ты зря, товарищ Ежов, - обиделся на мои слова Кошкин. За берег не поручусь, а на кораблях приказ выполнят. Разве что кому из господ офицеров морду начистят, да и то если сам рыпнется.
- А я за берег больше всего и волнуюсь. Там я слышал много неприкаянных матросов ошивается, тех, кого в команды брать не хотят.
- Это так, - неохотно согласился Кошкин и тоже нахмурился.
* * *
В Кронштадт въехали уже в полной темноте. Путь нашей колонны лежал на Якорную площадь. Там нас должны были ожидать отряды матросов из состава экипажа тех кораблей, с которыми удалось договориться по связи с 'Авроры'. За очередным поворотом в свете фар предстала картина разом подтвердившая мои самые худшее опасения. Несколько человек в матросских бушлатах избивали лежащего на земле человека. Чуть поодаль валялся небольшой чемодан и рядом офицерская фуражка. Я крикнул шоферу: - Стой! - выскочил из кабины и, доставая на ходу револьвер, кинулся к месту драки. Кошкин не отставал. Несколько выстрелов в воздух заставили мерзавцев оставить неподвижное тело. Злые, небритые лица, от которых несло перегаром. Их взгляды были недобрыми. Руки их потянулись к оружию. Но тут подоспели мои бойцы. Да, кое-чему Ведьма успела их обучить! Вот уже шестеро громил со связанными за спиной руками подпирают стену ближайшего дома, а раненому офицеру, приподняв его за плечи, бинтуют разбитую голову. Раз бинтуют - значит жив! Я подошел и присел возле раненого на корточки. Господи! Совсем мальчишка. На вырванном с мясом, болтающемся на одной нитке пагоне две маленькие звездочки. По разбитому лицу катятся, смешиваясь с кровью, слезы. И плачет он не от боли - от обиды. Я нагнулся еще ниже.
- Мичман, вы меня слышите? Если можете говорить, назовите себя.
Глаза раненого повернулись в мою сторону. Когда в поле зрения попала звездочка на моей фуражке, в них промелькнуло удивление.
- Мичман... - с трудом разлепляя запекшиеся в крови губы, произнес раненый. - Мичман Берсенев... Вадим... Эсминец 'Гром'.
Я хотел спросить у мичмана как он здесь оказался, но раненый потерял сознание.
- Грузите его в машину, только осторожно, - приказал я, выпрямляясь в рост. - Этих тоже и можно без церемоний, - добавил я, имея в виду задержанных.
* * *
На Якорной площади жгли костры. Составив винтовки в пирамиды, возле них грелись моряки. Наш приезд был воспринят ими с интересом. Особенно понравились матросам броневики с красными звездами на бортах. Очень быстро мы оказались в плотном окружении черных бушлатов. Мне стало тоскливо. Как мало требуется для того, чтобы боевые единицы сбились в неуправляемое стадо. Хотя, такое ли оно неуправляемое? Сейчас проверим!
- Строй людей, - негромко приказал я Кошкину.
- Становись! - зычным голосом крикнул матрос.
Прибывшая рота резво выстроилась в две шеренги. Аборигены встретили это действо шутками и подначками - сами выполнять команду, похоже, не собирались. Повторять приказ было бессмысленно, и я решил зайти с другой стороны. Встав на подножку грузовика, я громко крикнул:
- Есть кто с 'Грома'?
К грузовику протиснулись несколько моряков.
- Ну, мы с 'Грома', чего хотел? - спросил один из них.
- Загляните в кузов и скажите, вам знаком лежащий там человек?
Похоже, они собрались лезть в кузов всем гуртом, пришлось урезонить:
- Да куда вы все-то? Делегируйте кого-нибудь одного.
В кузов забрался один из матросов. Ему передали фонарь. Вскоре раздался голос:
- Батюшки! Вадим Николаевич! Да кто ж вас так?
- Что там, Кожемякин? - заволновались матросы.
Взволнованный Кожемякин высунулся из-под навеса.
- Братцы! Тут мичман наш, Берсенев, весь израненный!
- Берсенев? - Как Берсенев, он же в отпуске? - Кто его так?!
Последний вопрос был адресован мне, но я уже лез на броневик. Простите, Владимир Ильич, что срываю вам премьеру, но таковы обстоятельства! Укрепившись на броне, я протянул руку Кожемякину.
- Становись рядом!
Матрос заколебался, но десятки рук уже подсаживали его на броневик.
- Товарищи матросы, прошу тишины! - крикнул я в освещаемое светом костров пространство.
Когда шум заметно стих, продолжил, обращаясь к Кожемякину:
- Расскажите товарищам, что вы видели.
- Там, - показав рукой на кузов, крикнул Кожемякин, - мичман наш, Берсенев, с 'Грома'.
- Знаем Берсенева, нормальный офицер, - послышались голоса. - Что с ним?
- Лежит, братишки, весь избитый, но, покуда, живой.
Я тут же перехватил слово.
- Товарищи! Берсенева мы отбили по дороге сюда у шестерых пьяных матросов, которые его избивали.
- Где они?! Давай сюда этих упырей! Порвем!!
- Они тут, в кузове, лежат связанные.
Толпа грозно загудела и стала надвигаться. Я подал сигнал и кронштадтское небо распороли очереди из 'самопалов'. Толпа отхлынула. Воспользовавшись этим, рота ощетинилась штыками (моряки с 'Авроры' были вооружены винтовками), перекрывая доступ к грузовику с арестованными.
- Товарищи!! - закричал я страшным голосом, стараясь перекричать возмущенный гул.
Кожемякин испуганно на меня покосился и полез с броневика. И хрен с ним, не до него!
- Товарищи! - повторил я. - Те, кто избил офицера, одеты в такую же форму, как и вы. Неужто вы поднимете руку на своих товарищей?
- Ты это брось! - раздалось снизу. - Упыри они, а не товарищи. Ты их с нами не равняй!
- Так я бы с радостью. Но только вот отличия не вижу. Они Берсенева толпой били, и вы толпой стоите. Как же мне вас различать? В каре становись!! - резко изменил я тон и тему разговора.
Сначала ничего не происходило. Но вот сквозь ворчание толпы стали пробиваться команды:
- Становись! - Становись! - Становись!..
Вскоре вокруг конвоя образовалось хоть и не совсем стройное, но каре.
- Вот теперь я вижу, что имею дело не со сбродом, а с революционными военными моряками! Давай, Кошкин, открывай митинг!
Кошкин тут же оправдал свою фамилию, мгновенно взлетев на броневик.
- Братишки! - прокричал он. - Я, Кошкин, матрос с 'Авроры'. Многие тут меня знают.
- Знаем! - Знаем! - откликнулась толпа. - Привет, Кошкин! - Здорово, братишка! - Ты чего офицерскую фуражку надел? - Что там у тебя вместо кокарды приляпано?
- Наперво хочу передать пламенный привет революционным матросам Кронштадта от революционных матросов Петрограда! - Переждав шум, вызванный его словами, Кошкин продолжил: - Вот вы, братишки, спрашиваете, что на моей голове делает офицерская фуражка с красной звездой вместо кокарды? Отвечаю. Все это от того, братишки, что есть я теперь не просто матрос, а депутат Петроградского Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов и командир отряда морского десанта с красногвардейского крейсера 'Аврора'!
От такой речи строй снова почти сломался. Со всех сторон летели вопросы о Красной Гвардии, о Петросовете, об обстановке в Петрограде и десятки других, не менее важных для моряков вопросов. Кошкин старался перекричать толпу:
- Передаю слово представителю Петроградского Совета, командиру отряда особого назначения Красной Гвардии, товарищу Ежову!
* * *
Зябкий рассвет приглушил свет костров на Якорной площади. Совсем недавно закончился многочасовой митинг. Берсенева давно отправили в госпиталь. Избивших его хулиганов на гарнизонную гауптвахту. Большая часть роты во главе с Кошкиным патрулировала городские улицы. Сам я беседовал с командирами матросских отрядов.
- ... Ваша основная задача, товарищи, поддерживать в Кронштадте революционный порядок. По улицам пустим усиленные патрули. Оружие, не подотчетное солдатским и матросским комитетам, следует изымать, дебоширов и погромщиков арестовывать. На огонь отвечать огнем! И помните. Все, что есть вокруг вас: дома, оружие, корабли, форты - все это отныне принадлежит народу. А свое добро следует беречь.
- А господа офицеры теперь тоже народное добро? - под дружный гогот товарищей спросил какой-то шутник.
Я улыбнулся.
- А почему нет? Они жили на народные деньги, выучились на офицеров. Знают морское дело и военную науку. Грешно таким добром разбрасываться!
- Дерьмо они, а не добро! - буркнул кто-то.
- Что, вот так все и дерьмо? - удивился я.
- По мне, так все, - продолжил тот же голос, но тут с ним не согласились.
- Это ты, Шадрин, брось! - сказал седоусый кондуктор. - Дерьмо среди офицеров попадается, но те так уж и часто. Большинство хотя нашего брата особо и не жалуют, но и худа не делают. А есть среди них и хорошие люди, как мичман Берсенев.
- Оказывается все не так уж и плохо? - спросил я у ворчуна. - Такие, как Берсенев, я думаю, по доброй воле примут Революцию. Остальных будем убеждать, если потребуется - перевоспитывать, ну а с дерьмом будем разбираться по всей строгости революционного закона. Но закона - не самосуда! Вам понятно, товарищ?
- Это-то понятно. Тут дело в другом. Ты почто тут раскомандовался? Ты питерский? Ну и командуй у себя в Питере! У нас в Кронштадте и свои командиры найдутся!
На него зашикали, но я попросил тишины.
- Не сомневаюсь, что найдутся. А пока не нашлись, пока вы свой Совет не избрали, я побуду у вас заместо коменданта.
- Это заместо Вирена, что ли? - спросил чей-то голос. - Тот еще змей!
Гулко прозвучала пулеметная очередь.
- Откуда стреляют? - спросил я.
- Похоже, от дома Вирена и стреляют. Не к добру мы его помянули, - вздохнул усатый кондуктор.
К дому военного губернатора Кронштадта я отправил группу 'самопальщиков' и броневик. Значит, очередь выпустил он.
- Грузи свой отряд в машину, и поехали! - скомандовал я кондуктору.
* * *
У дома губернатора шел настоящий бой. Большая группа разношерстно одетых людей, - матросами их назвать язык не поворачивается - используя естественные укрытия, вела прицельную стрельбу по окнам дома и по моим людям. Те от ответного огня воздерживались. Лишь броневик огрызался короткими очередями, когда нападающие делали попытку приблизиться к дому. Моряки выпрыгнули из грузовика, развернулись в цепь и атаковали нападавших с тыла. В отличие от моих людей они шибко не церемонились. Видно поганая сущность нападавших им была хорошо известна. Скоро все было кончено. Тех из нападавших, кто не разбежался и не был убит, арестовали.
- Что будем делать с Виреном? - спросил кондуктор.
- Если жив, - ответил я, глядя на скалившиеся осколками стекла окна, - арестуем и отправим в Питер. Пусть посидит в Петропавловской крепости.
- Братишки будут недовольны, - насупился кондуктор.
- А здесь вы старичка грохнете без суда и следствия, - усмехнулся я. - И будет за то суд уже над вами. Оно вам надо?