… Максим узнал его сразу, как только вошел в купе. Последние месяцы он стал чаще просматривать телепередачи, имеющие высокий рейтинг, чтобы быть в курсе наиболее значимых событий на российском телевидении. Смотрел он их, как правило, в записи, «пролистывая» рекламу и наименее интересные, с его точки зрения, места.

Лицо человека, который волею судьбы стал его попутчиком, мелькало на экране довольно часто. Будучи модным журналистом, он специализировался на «горячих темах». Во время передач, в которых участвовал, вел себя, как правило, на грани дозволенного, нередко, эту грань и переступая. Максиму, впрочем, его манера поведения, импонировала, тем более что говорил он всегда точно и по делу.

… Выглядел сосед по купе неважно, являя опытному взгляду явные симптомы распространенной, особенно в праздники, «птичьей болезни» под названием «пе?репил». Поэтому Максим не удивился и тем более не обиделся, когда попутчик, лишь поезд тронулся и собрали билеты, залез под одеяло и отвернулся к стенке.

«Ничего, авось до завтра оклемается» — решил Максим и переключил мысли на события предшествующих месяцев…

«И заслоняют нас с тобой бойцы невидимого фронта»…

… В конце рабочего дня Максим ехал домой на служебной машине. На одной из мало оживленных улиц их негрубо, но настойчиво, прижали к обочине и вынудили остановиться. Из вставшей впереди машины вышел человек и направился к автомобилю Максима. Подойдя, он постучал костяшками пальцев по стеклу. Когда стекло опустилось, человек наклонился и Максим, почему-то вовсе не удивившись, узнал «дядю Мишу».

— Пойдем, Максим Всеволодович, в мою машину. А ты, Коля — это он обратился уже к водителю — следуй за нами!

Максим без лишних вопросов вышел из машины и пересел в авто «дяди Миши». Машина плавно взяла с места и, не превышая установленной скорости, поехала по улицам вечерней Москвы.

— Ты, я вижу, не удивлен? — «дядя Миша» взглянул на Максима.

Тот только пожал плечами.

— Молодец, быстро учишься! Но если честно: неужели не интересно, зачем я тебя «похитил»?

— Плохого не жду, а хорошее пусть будет сюрпризом!

— Ты начинаешь меня пугать! А если серьезно, то едем мы в один хороший ресторан. Серьезные люди хотят с тобой познакомиться и… поблагодарить!

Максим вновь только кивнул головой.

— Да, парень, Цицерон из тебя нынче никакой, а я вот что-то разболтался!

«Дядя Миша» умолк на полуслове и больше не делал попыток заговорить. Максим же с любопытством глядел в окно, пытаясь определить, по каким улицам они едут, но вскоре запутался и с огорчением откинулся на спинку сидения. «Дядя Миша» хмыкнул, но от комментариев воздержался. Вскоре машина остановилась возле солидного здания, в котором, судя по оформлению фасада, располагался ресторан. Максим и «дядя Миша» вышли из машины и вошли в помещение. Они прошли мимо гардероба, и, не доходя до двери, что, по всей видимости, вела в зал, повернули налево к лестнице, по которой поднялись на второй этаж. Перед ними был коридор. Пол был устлан ковровой дорожкой, а по обе стороны располагались несколько дверей.

«Совсем как в гостинице» — подумал Максим, ловя себя на неоригинальной мысли.

Между тем, «дядя Миша» распахнул одну из дверей и театральным жестом пропустил Максима вперед. Войдя в помещение, Максим понял, что мысль была хоть и не оригинальная, но удивительно верная. Они находились в небольшой прихожей: слева располагался встроенный шкаф для верхней одежды, в котором, кстати, уже висели чьи-то пальто и куртки; дверь справа, Максим был в этом абсолютно уверен, вела в санузел, а раздвижная дверь, расположенная прямо напротив входной, очевидно, вела в гостиную. Сейчас она была прикрыта, но доносившийся из-за нее шум голосов подтверждал предположение Максима.

Вновь прибывшие сняли верхнюю одежду и пристроили ее на свободные плечики в шкафу. Туда же отправилась и кепка «дяди Миши» (Максим был без головного убора). После чего, не снимая обуви, — Максим во всем следовал примеру «дяди Миши» — направились в сторону двери ведущей в зал. «Дядя Миша» раздвинул створки и пропустил Максима вперед. За дверью оказалась довольно просторная комната, по углам которой располагалась мягкая мебель, а центральную часть занимал прямоугольный стол. За таким, при желании, могло разместиться человек десять. Сейчас возле стола располагалось шесть полукресел: ровно столько, на сколько персон был накрыт и сам стол. Стена напротив двери была задернута портьерой. На левой стене висело большое прямоугольное зеркало, а на правой почти такая же по размеру плазменная панель, по которой шла трансляция телеканала «Россия», правда с выключенным звуком. Под панелью находилась тумбочка, на которой стоял современный видеомагнитофон. Это было все, что Максим успел охватить взглядом за пару секунд, после чего он сосредоточил свое внимание на живых персонажах, присутствующих в комнате.

Это было четверо мужчин (значит, все приглашенные были теперь в сборе) в штатской одежде, но с военной, как у «дяди Миши», выправкой. Один был примерно одного возраста с Максимом, остальные выглядели постарше. При виде вошедших, они встали с диванов, на которых сидели в разных частях комнаты, и поспешили навстречу. Первым к Максиму подошел представительный мужчина с почти седой головой, со сдержанным радушием на лице, и цепким взглядом из-под очков в модной оправе.

— Здравствуйте Максим Всеволодович! — мужчина обменялся с Морозом рукопожатием. — Спасибо, что приняли наше приглашение, меня, зовут Николай Павлович! Позвольте представить вам остальных: Иван Васильевич, Петр Петрович, Геннадий Викторович, а с Михаилом Ивановичем вы уже знакомы!

Максим обменивался со всеми крепким, как и в случае с Николаем Павловичем, рукопожатием, а сам думал: «Ой, не врут книжки, и кино не врет! Лица у всех разные, а манера поведения, как под копирку: и степень радушия на лице, словно на аптекарских весах отмерена, и взгляд положенной остроты, и рукопожатие одинаковой силы. Вот что значит выучка! «Дядя Миша» — пардон, Михаил Иванович — и тот, как порог зала переступил, так враз сменил маску на лице на подобающую моменту. Куда все добродушие подевалось? Таким я его еще не видел. Может и с ним поздороваться?» — расшалился в мыслях Максим, но, наткнувшись на предупреждающий взгляд «дяди Мишиных» глаз, от проказы благоразумно воздержался.

Меж тем, церемония представления подошла к концу, и последовало приглашение занять места за столом. Максиму досталось место с торца. Такое же место с противоположной стороны занял Николай Павлович. То, что ему досталось почетное место, Максима не удивило и не обрадовало, чего-то подобного он, собственно, и ожидал.

Оглядев стол, Максим с удовольствием отметил строгость заказа. Закуска была серьезная, но без модных закидонов. Из крепких напитков присутствовали только водка и коньяк. Тем временем последовало предложение наполнить рюмки. Подглядев за действиями остальных, Максим понял, что здесь принято самообслуживание. Он протянул руку к ближайшей бутылке водки. Убедившись, что рюмки у всех наполнены, Николай Павлович встал, то же немедленно проделали и остальные, включая Максима.

— Товарищи! — голос Николая Павловича звучал торжественно, но без лишнего пафоса. — Я предлагаю выпить за Максима Всеволодовича, который, не будучи чекистом по принадлежности, когда потребовалось, поступил как истинный чекист, чем заслужил нашу вечную признательность. Ура герою!

За столом раздалось негромкое, но дружное «ура», и хрустальные рюмки устремились на встречу с рюмкой Максима. В течение короткого интервала последовали традиционные «второй» и «третий» тосты. Потом за столом наступило молчание: все принялись усиленно поглощать пищу. Через некоторое время Николай Павлович поднялся с места, и направился к Максиму. Остальные тоже встали, но своих мест не покинули, за исключением Михаила Ивановича, который подошел к стене, достал из стоящего около нее кожаного дипломата плоскую коробку и передал ее Николаю Павловичу. Максим, который встал с места вместе со всеми, понял, что настало время сюрпризов. Николай Павлович с улыбкой на лице взглянул в глаза Максиму. На этот раз и улыбка выглядела вполне искренней, и взгляд Николая Павловича стал похож на обычный взгляд умного человека.

— Дорогой Максим, — голос Николая Павловича был теперь наполнен неподдельной теплотой. — Мы долго думали, как отблагодарить тебя за то, что ты для нас сделал. Хотели наградить тебя специальным знаком, но потом передумали. Решили, что не стоит тебя привязывать к спецслужбам каким-то официальным образом, дабы не создать тебе проблем в твоей дальнейшей жизни. Я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. А на словах знай: отныне и навсегда мы считаем тебя своим товарищем. А мы своих в беде не бросаем. Так что если, не дай, конечно, Бог, случится у тебя какая засада, на нашу помощь можешь смело рассчитывать! Ну а это, наш тебе подарок! — Николай Павлович протянул Максиму коробку.

Максим принял подарок и открыл коробку, догадываясь, что он в ней увидит, и не ошибся. В коробке уютно расположился красивый пистолет и рядом все положенные аксессуары. Максим достал оружие. За столом раздались аплодисменты. Максим поднес пистолет поближе к глазам и прочел надпись на пластинке, вделанной в рукоятку: «Морозу Максиму Всеволодовичу. За особые заслуги перед Российской Федерацией».

— Спасибо! Спасибо, товарищи!

— Владей. Заслужил! — Николай Павлович вернулся на свое место и, надо полагать, нажал на кнопку под столешницей, потому что в зале появились официанты, и на столе началась перемена блюд: исчезли пустые тарелки из-под закусок, и появилось горячее. Пока шла вся эта перестановка, Михаил Иванович успел нашептать Максиму:

— Тостов больше не будет. Дальше каждый пьет и ест чего и сколько сам пожелает.

Продолжение банкета.

Через некоторое время гости начали покидать места за столом и перемещаться на диваны. Пришла пора сделать в трапезе паузу. Николай Павлович сделал знак Михаилу Ивановичу, тот кивнул и вышел, а через некоторое время вернулся с гитарой в руках и передал ее Николаю Павловичу. Тот пристроил гитару на коленях и начал проверять настройку инструмента. Гости, включая Максима, стали подсаживаться поближе к гитаристу. Николай Павлович оглядел присутствующих и, перебирая по струнам пальцами, начал извлекать из гитары знакомую Максиму мелодию, а потом запел приятным баритоном:

Солнца не будет, жди — не жди,

Третью неделю льют дожди….

Честно признаться, Максим меньше всего предполагал услышать «Вальс в ритме дождя» в такой компании. Закончив исполнение и получив порцию заслуженных аплодисментов, Николай Павлович передал гитару Петру Петровичу. Тот тоже исполнил пару песен, вовсе Максиму не знакомых, но оставляющих приятное впечатление. А потом пришел черед самого Максима. Петр Петрович протянул ему гитару и сказал:

— Друг Максим, сделай милость, порадуй нас той песней, что исполнял ты недавно на небезызвестной тебе даче! — И, увидев недоумение на лице и немой вопрос в глазах Максима, поспешил сказать:

— Да господь с тобой! Ты что такое подумал? Не «слушал» вас там никто, и «слушать» не мог! Однако, сам факт твоего музицирования, незаметным, конечно, не остался — для кого там еще могли гитару затребовать? Так что давай, брат, не чинись!

— Ну что ты, друг Петр, — в тон ему ответил Максим, — перед вами ли мне чиниться?

Меж гостей прокатился одобрительный смешок, а Максим взял первый аккорд и запел:

Вскоре после этого Николай Павлович покинул компанию, а за ним, с интервалом в несколько минут, потянулись и остальные. Вскоре в комнате остались только Максим и Михаил Иванович, к которому сразу вернулось его прежнее благодушие.

— Ну, что, Максим Батькович, еще по одной накатим?

— С вашего позволения, я бы пока воздержался.

— Воля твоя, боярин. Тогда давай «маненько» покалякаем… Послушай моего совета: той пушечкой, которую тебе подарили, ты особо-то не размахивай, не ровен час, кого подстрелишь, а то и вовсе жизни лишишь. Маяты потом будет… выше крыши! Ты ее, пушечку-то эту, с собой попусту не таскай, разве что в тир иногда выноси: не гоже оружию совсем без дела лежать! А остальное время держи ее в сейфе. А для повседневной, так сказать, самообороны, мы тут для тебя кое-что другое припасли. Возьми-ка вон тот чемоданчик, — «дядя Миша» указал Максиму на «дипломат», из которого не так давно извлек коробку с пистолетом. — Кстати, соколик, и сам чемоданчик и все, что в нем, тебе предназначено, так что открывай, не стесняйся!

Максим положил чемодан на диван между собой и «дядей Мишей» и откинул крышку. В «дипломате», на дне, лежала красивая кожаная папка, а поверх нее две кобуры с гарнитурой для носки под подмышкой. Одна кобура была пустой, видимо она предназначалась для пистолета в коробке, а во второй был еще один пистолет. Дядя Миша расстегнул кобуру и достал оружие.

— Вот этот пистоль хоть и выглядит как настоящий, на самом деле самый что ни на есть травматический. Хотя, ежели постараться, убить и из него можно, не приведи господь, конечно! Этот пистоль можешь таскать с собой хоть кажный день, даже лучше, ежели кажный!

— Михаил Иванович, вам не надоело коверкать слова? — не выдержал Максим.

— А тебе это что поперек характера?

— Да нет…

— А раз нет, то потерпишь! Тебе урон невелик, а мне, старику, забава! И что это ты меня «дядей Мишей» звать перестал?

— Михаил Иванович мне лучше на язык ложится! — на этот раз твердо произнес Максим.

— Ну, ладно, коли так, зови Михаил Иванович, с меня не убудет! Однако вернемся к нашим, гм… пистолям. Управляться тебя с ними научат, будет на то специальный человечек, но об том опосля, а сейчас давай посмотрим, что в твоем чемоданчике еще интересного припасено!

Михаил Иванович убрал из «дипломата» кобуры и начал доставать оставшиеся там предметы.

— Вот этот футляр, я отложу пока в сторону, об нем поговорим попозже. Вот это, просто очень хороший фонарик, без фокусов. Вот нож в чехольчике, самый что ни на есть швейцарский, с кучей всяких «прибамбасов», потом посмотришь! А вот это, думаешь, плеер? Правильно думаешь! Но вот только плеер-то он конечно плеер, но не только, а точнее не столько! Если тут некоторые кнопочки нажать, то музыки ты не услышишь, а вот «жучки», ежели они поблизости понатыканы будут — услышишь! Вещь ой как полезная!.. Папка, хорошая, чистая кожа. В ней документы на право ношения оружия, на твое имя оформленные, все чин-чинарем!.. Остался сам чемодан. Вещь хоть и красивая, но с виду обычная. Но вот начинка у него вовсе не обычная. Начнем с того, что под кожей особо прочная пластмасса. Теперь обрати внимание на замок. С виду обычный цифровой замок. Но вот ежели это колесико не крутить, а посильнее нажать, то включится потайной диктофон с высокочувствительным микрофоном. Это, ежели кого писать надумаешь. Еще раз то же колесико нажмешь — запись остановится. Нажмешь колесико рядом, и выскочит кассета, вон, видишь, снизу… Нажмешь третье колесико и включишь очень мощную «глушилку». Так что, ежели в тот момент кто тебя писать или слушать надумает, то не фига у него не выйдет! Ну а четвертое колесо нажмешь, сработает сигнал тревоги, и люди, отвечающие за твою безопасность, будут знать и то, что тебе нужна помощь, и где ты находишься. Главное, аккумулятор не забывай проверять!.. Нажмешь вот на этот выступ, и откроется панелька, а на ней индикатор мощности заряда и гнездо для подключения провода. Провод вот тут, в кармашке, внутри чемодана. Подзаряжается от обычной электросети. И еще одно. Вот тут, брелок с ключами от чемодана. Как ты, наверное, и сам догадался, запирается он на ключ, а цифровой замок работает только как блокиратор. Так вот, держи этот брелок отдельно от чемодана и всегда под рукой. Если чемодан у тебя, случаем, свистнут, то нажми на брелок, вот в этом месте, и заработает система поиска… Ну, с чемоданом все. Остался футляр. В нем, как видишь, две авторучки. Они тоже двойного назначения. Помимо прямого, эта работает как поисковик «жучков», а эта, как «глушилка». Мощность у них, конечно, не та, что у плеера и чемодана, но, на крайняк, сойдут… Теперь о главном!

С лица Михаила Ивановича слетело благожелательно-шутовское выражение, да и голос изменился.

— Тебе, Максим, по твоему нынешнему положению, помимо шофера, а ты, я думаю, догадываешься, что Николай не только шофер, но и охранник…

«И соглядатай» — подумал про себя Максим, но вслух ничего не сказал. Михаил Иванович между тем продолжал:

… - Так вот, к тебе должен быть прикреплен еще один человек, несущий персональную ответственность за твою безопасность. И тут у меня к тебе есть и просьба, и предложение одновременно!

Михаил Иванович, не прерывая монолог, нажал на «дипломате» колесико, которое должно было включить «глушилку».

— Заодно проверим, как работает прибор. Если меня завтра не «вытурят» с работы, то, значит, работает он исправно! Так получилось, что именно я решаю, кого к тебе прикрепить. Так вот, я прошу тебя согласиться на то, чтобы к тебе прикрепили капитана Васильева Василия Тимофеевича. Спец — высококлассный! Удачно провел несколько сложнейших операций. Впереди у него была блестящая карьера, да бес попутал. Допустил он, недавно, одну непростительную ошибку. Тогда он как раз вернулся после успешно выполненного задания. Светил ему орден, к слову, третий по счету, и майорская звезда на погоны. Я в то время был в командировке, поэтому докладывать о выполнении Василий должен был другому начальнику, да его видел: Петр Петрович! А Вася привык к моей манере общаться, ну этой, которую ты недавно справедливо критикнул. И, моя вина: позволял я и Васе местами переходить на дурашливый тон. Ему бы смекнуть, что Петр Петрович не я, но, как говориться «от радости в зобу дыханье сперло». И вставил он во время доклада вольный оборот. Петр Петрович, понятное дело, его одернул, правда, на первый раз, довольно мягко. Тот извинился, но вскоре опять ляпнул несуразицу. Ну, тут Петр Петрович не выдержал такого нарушения субординации, поставил наглеца по стойке смирно и начал его отчитывать. Тому бы принять покаянный вид, да помалкивать, оно бы и пронесло. Петр Петрович мужик правильный, сам в Васиной шкуре не раз бывал, пожурил бы, для порядка, и все! Но Василий ответил на вполне справедливый выговор дерзостью, и обозленный Петр Петрович — да и кто бы не обозлился: капитан генералу дерзить вздумал — дал делу должный ход… Получил Василий «по-полной»! Представления на орден и звание отозвали, в очереди на квартиру, передвинули. А Василий так на нее рассчитывал: думал получить и жениться. От серьезных заданий отстранили. В общем, пошла у парня карьера «псу под хвост»! Ему бы взять себя в руки, да стиснув зубы «выслуживать» прощение, а он, дурак, обозлился на весь белый свет: начал попивать, с невестой поссорился, служебными обязанностями манкировать начал. А у нас ведь не детский сад. Нянчиться никто ни с кем не будет! И на старых заслугах долго не продержишься. В общем, все шло к тому, что отправили бы Василия дослуживать в какой-нибудь «Мухосранск», а то и вовсе бы из органов турнули с «волчьим билетом». А тут ты нарисовался. Я-то быстро смекнул, что парень ты с головой и можешь далеко пойти! Взяли мы с Машей — невестой Василия — парня в оборот: она со своей стороны я со своей. Сказал я ему, что ты его последний шанс, но чтобы и этот шанс не упустить, надо всерьез за себя взяться. И ты знаешь, парень преобразился. Пить бросил вообще. Работу выполняет исправно. В свободное время спортзал, тир, полигон! На Машу времени почти не остается, но та терпит, надеется, что все вот-вот наладится. Когда я на днях поднял вопрос о том, чтобы его к тебе прикрепить, возражений было много. Особенно старался Петр Петрович, но я сдюжил. Уговорил дать парню последний шанс, под мою ответственность, и твое согласие. Так что решай, Максим. Я за парня ручаюсь! Охранник он будет надежный, а если сработаетесь, то и другом верным стать может! Ну, что скажешь, Максим?

— Считайте, что на первое время согласия я дал, а там — видно будет!

— Спасибо, Максим! Поверь мне — ты не пожалеешь!.. Ну что, выпьем по этому поводу?

— Не возражаю, но это — последняя!

— Как скажешь, дорогой, как скажешь! — Михаил Иванович опять перешел на шутливый тон. — Не возражаешь, если я тебя с Васильевым сейчас познакомлю, до официального представления? Он у меня тут, возле ресторана.

— Зовите!

… Вскоре в дверь постучали и, получив разрешение, в комнату вошел светловолосый крепыш, ростом чуть выше среднего.

— Познакомьтесь Максим Всеволодович, это и есть капитан Васильев Василий Тимофеевич!

Максим шагнул навстречу, и протянул капитану руку:

— Рад знакомству! Официальное представление вас в качестве руководителя моей охраны, как я понимаю, будет завтра…

Пока Максим произносил эту фразу, он неотрывно смотрел прямо в глаза капитана. Тот взгляд не отводил. Смотрел спокойно и открыто, но за этим спокойствием Максим заметил еле заметную неуверенность и тоску.

… - А что вы скажете, — продолжал Максим, — если я вам предложу приступить к работе прямо сейчас?

Во взгляде Василия тоска и неуверенность сменилась удивлением и радостью.

— Я готов! — несколько поспешно ответил капитан.

— Вот и замечательно! — рассмеялся Максим и повернулся к Михаилу Ивановичу — Ну, что, по домам?..

Дорога, дорога…

… Вагон тряхнуло сильнее обычного, и Максим отвлекся от воспоминаний. За окнами стремительно проплывали станционные постройки. Еще немного и, громыхнув на выходной стрелке, поезд вновь вырвался на простор. Справа и слева, насколько хватало глаз, простиралась привольная Барабинская степь, местами поблескивая голубыми стекляшками озер…

… На следующее утро Максим сидел на своей полке, прихлебывал чай, и с интересом наблюдал за процессом пробуждения попутчика… Сначала приоткрылся один глаз, окинул Максима мутным взглядом, и снова закрылся. Через некоторое время ту же манипуляцию повторил и второй глаз. Потом открылись оба глаза и бессмысленно уставились в потолок.

Максим решил прийти соседу на помощь:

— Доброе утро!

Глаза переместились на него, постепенно обретая осмысленное выражение. Потом их обладатель сделал попытку сесть, завалился на бок, оперся рукой о подушку и, наконец, принял устойчивое положение. Некоторое время он сидел, опустив голову и поматывая ей из стороны в сторону. Потом поднял голову, уставился на Максима. На его лице появилась глупая улыбка, и он произнес, делая паузы между словами:

— С добрым утром!

Потом он перевел взгляд с Максима на окно, некоторое время пытался что-то за ним рассмотреть, затем, видимо оценив тщетность своих усилий, вздохнул и снова перевел взгляд на Максима:

— Где едем?

— Недавно проехали Называевскую.

Видимо, это название ни о чем соседу не говорило, потому что он, слабо махнув рукой, кое-как напялил на себя спортивные брюки, всунул ноги в сланцы, повесил на шею полотенце и, прихватив пакет с гигиеническими принадлежностями, нетвердой походкой покинул купе; повертел головой вправо и влево, и направился в сторону свободного туалета. Вернулся он оттуда не скоро, но выглядел заметно посвежевшим: был чисто выбрит, и от него приятно пахло зубной пастой и лосьоном после бритья. Взглянув на Максима, он вполне твердым голосом спросил:

— Вагон-ресторан в какой стороне?

— Через вагон назад по ходу поезда, но кормить нас будут чуть позднее!

— Да я не за едой… Как вы думаете, буфет уже открыт?

— Мне кажется, у меня есть то, что вам сейчас необходимо! — сказал Максим, доставая из сумки небольшую бутылку коньяка, две рюмки, коробочку из-под сыра, в которой лежали нарезанные дольки лимона и плитку горького шоколада.

Сосед все это время сидел, с нетерпением поглядывая на Мороза. Максим посмотрел на него и, покачав головой, заменил рюмку соседа на чистый стакан. Потом налил в стакан не меньше ста граммов благородного напитка и наполнил свою рюмку. Сосед схватил стакан, чокнулся с Максимом и, пробормотав «Ваше здоровье!» торопливо осушил его содержимое. После этого, засунул в рот сразу два ломтика лимона. Скривившись, прожевал, проглотил, крякнул, закрыл глаза и откинулся назад. Через некоторое время глаза вновь открылись. Теперь на Максима был устремлен вполне осмысленный и повеселевший взгляд.

— Как зовут тебя, спаситель? — хорошо поставленным голосом спросил сосед.

— Максим, — представился Мороз, пододвигая к себе стакан, из которого только что пил попутчик, чтобы налить снова.

Тот отобрал стакан, отставил в сторону и пододвинул рюмку. Взяв наполненную рюмку, он чокнулся своей рюмкой о рюмку Максима и, произнеся «Твое здоровье, о, Максим!», выпил. Снова не притронулся к шоколаду, снова взял лимон, но на этот раз один ломтик и, не засовывая целиком в рот, начал осторожно посасывать.

Максим разлил по рюмкам остатки коньяка, пододвинул рюмку ближе к попутчику и, с долей ехидства, произнес:

— Не сочтет ли высокочтимый незнакомец возможным, в знак ответной любезности, озвучить свое несравненное имя?

Тот, от неожиданности, перестал посасывать лимон, а потом принялся хохотать. Просмеявшись, он обратился к Максиму извиняющимся тоном:

— Простите, бога ради. Спросить чужое имя и не назвать свое! Экое, право, хамство! Позвольте, однако, исправить ошибку. Станкевич Гарри Яковлевич, журналист.

Потом, покачивая головой, добавил:

— Как вы меня, однако! И поделом, поделом!

Они допили коньяк, после чего Гарри спросил:

— А вы, уважаемый Максим, не знаю вашего отчества…

— Всеволодович.

Гарри поперхнулся, а потом предложил:

— Может для удобства общения, перейдем на «ты»?

— Не возражаю.

— Ну и ладушки! Я хотел спросить, Максим, чем ты на жизнь зарабатываешь?

— Служу чиновником в одном страшно скучном государственном учреждении.

Гарри с сомнением покачал головой:

— Твое, конечно право, не хочешь, не говори!

— Не в желании дело, просто говорить и, правда, особо не о чем. Кстати, нам пора идти в ресторан. Время приема пищи!

— Ну, в ресторан, так в ресторан!…

Поговори со мной, попутчик. о чем-нибудь поговори…

… - И вот, эта стервочка, с этакой ехидцей в голосе, мне и говорит: «И за что это вы, господин Станкевич, женщин так не любите?». Ну, думаю, кошка драная, сейчас ты у меня получишь!..

Разговор происходил в купе, где мужчины уже больше часа вели беседы на разные темы. В этот момент, Гарри рассказывал случай, который имел место быть на популярном ток-шоу во время прямого эфира.

— … И говорю, на самом что ни на есть «голубом глазу»: «Ну что вы, любезная Вероника, как вы могли такое подумать! К женщинам я испытываю самые нежные и трепетные чувства. А вот ледей, тех, и, правда, недолюбливаю, уж не обессудьте!». Это я сейчас «ледей» произнес отчетливо, а тогда менее внятно, так что многие в студии, включая и эту сучку Веронику, подумали, что я произнес табуированное слово. Ну, вы поняли какое?..

Максим кивнул головой.

— … Что тогда началось! Зрители: кто смеется, кто возмущается. Участники шоу в растерянности, не могут понять: как реагировать. Вероника в ступоре, ведущий на седьмом небе от счастья: скандал в прямом эфире! Минуты две наблюдал я это великолепие, а потом началось! Вероника в крик и слезы: «Негодяй, мерзавец!» Участники шоу: кто ее утешает, кто меня увещевает, мол, что вы себе такое позволяете! Ведущий пытается навести порядок в студии и мне бросает по ходу: «Это вы, Гарри Яковлевич палочку-то перегнули»! А я изображаю полное недоумение и смятение, и вопию к аудитории: «Граждане-товарищи, объясните ради Христа, что я такого непотребного сотворил?». «А ты будто не знаешь? Слово нехорошее произнес, да еще в прямой эфир! А вдруг там, у экранов, дети?». «Стоп!» — говорю — «Понял я, о чем вы, но давайте разбираться! Я произнес слово л е д е й, а вы что подумали?». В студии полный разброд и шатание. Кто кричит: «врет он все, я отчетливо непотребное слово слышал», кто ему противоречит: «Уши надо, любезный, мыть, когда в Останкино идете! Он действительно «ледей» сказал!». Ведущий всех перекричать пытается, мол, спокойно, граждане, мы сейчас попросим редактора дать повтор, и станет ясно, что господин Станкевич на самом деле произнес! Народец притих, дали повтор, раз, другой и все пришли к выводу, что сказано было «ледей». Ток — шоу пошло своим чередом, и тут берет слово одна из участниц — дама суровая, надо сказать, — и обращается прямо ко мне: «Произнесли-то вы одно слово, но, сознайтесь, имели-то в виду другое!». Ах, ты, думаю, лапочка, как ты мне помогла. А вслух говорю: «Каюсь, грешен, в виду я имел, действительно, то слово, на которое многие подумали! Но, конкретно, в виду не имел никого, тем более из числа находящихся в студии! И, скажу честно: сто раз бы подумал, прежде чем его произнести, если бы знал, что наша очаровательная Вероника почему-то примет это так близко к сердцу!». В студии устанавливается тишина — комар не пролетит! Все взгляды на Веронику. Та в шоке. Потом вскакивает и вылетает из студии! Рекламная пауза!.. Потом шоу продолжилось как ни в чем ни бывало, но Вероника с тех пор меня за километр обходит!

— А вы мстительны, Гарри!

— Да не то, что бы. Просто не выношу скороспелок! В профессии без году неделя! Способностей кот наплакал! Зато фактура — что есть, то есть! Вот она этой фактурой вкупе с непомерной глупостью и, еще более непомерной, наглостью, и пробивает себе дорогу в телезвезды! Ах, Максим, если б ты знал, как я ненавижу некомпетентность!..

… А поезд, меж тем, покинул пределы земли сибирской и покатил по пределам земли уральской. И уже когда совсем стемнело, за окошками замелькали огни окон больших и малых зданий, огоньки уличных фонарей и свет фар множества автомобилей, неоновые буквы, тут же складывающиеся в названия магазинов и предприятий, и, куда без нее, многоцветная, многоликая, невыносимо яркая, прыгающая прямо в глаза, рекламная вакханалия: Купи! Вложи! Займи! Дешево! Выгодно! Удобно! Под низкий процент! Накормим! Оденем! Обуем! Ограбим! Пустим по миру!.. Наконец поезд замедлил ход, а потом и вовсе остановился у перрона главного вокзала уральской столицы — города Екатеринбурга…

Разговоры, разговоры слово к слову тянется…

… - Максим, не сочти мой вопрос бестактным: ты в армии служил?

— Доводилось…

— В каком звании?

— Дембельнулся старшиной!

— А я вот не служил… только не спрашивай почему! Я не люблю говорить на эту тему…

— Ладно, не буду. Мне-то что, не служил и не служил…

— Вот-вот! А ты, как служивший, да еще старшиной, поведай: что ты думаешь о «дедовщине»?

— «Дедовщине» в армии?

— А, разве бывает другая?

— Да повсеместно! В школе, в институте, на работе частенько те, кто проучился или проработал дольше, пытаются решить те или иные свои проблемы за счет тех, кто проучился или проработал меньше!

— А, вот ты о чем… Нет, я имел в виду именно армию!

— Если не секрет, зачем тебе это?

— Понимаешь, готовится телешоу на эту тему. Я участвую, и хотелось бы…

— Понятно. Ну, так вот: «дедовщина», в ее положительном смысле, является важной составляющей частью воспитательного процесса в вооруженных силах!

— Ты это серьезно?

— Абсолютно! Так называемый «дед» это солдат, срок службы которого подходит к концу. А, значит, это солдат опытный, умелый, хорошо подготовленный, который для молодого солдата и пример, и наставник. А если и свалит когда на «молодого» часть своей работы по уборке казармы, или еще какую мелочь, так с «молодого» не убудет: лучше усвоит науку подчиняться! А эта наука, брат, в армии самая важная! Если военнослужащие беспрекословно исполняют приказы старших по званию или должности, значит, войска легко управляемы и способны четко выполнить поставленную задачу!

— Этому тебя в армии научили?

— Подчиняться — там, а остальное потом додумал!

— Ясно! А как же вся та жуть, которую рассказывают про «дедовщину» в армии?

— Ну, это не «дедовщина» а уголовщина! Да, да, не гляди на меня так! Обыкновенная уголовщина! Ведь все те случаи, которые получили, и справедливо получили, такой высокий общественный резонанс, связаны с так называемыми «неуставными отношениями», а по-другому, с издевательствами одних военнослужащих над другими, которые выражаются, как правило, в физическом насилии, то есть деянии, попадающем под статьи «Уголовного кодекса»!

— Как это у тебя все ловко получается! Ну, допустим, что в «неуставных отношениях» виноваты не «деды», а уголовники. А откуда эти уголовники в армии берутся?

— От папы с мамой, откуда же еще? Не с Марса же они, в самом деле, прилетели? Очень многое зависит от того, с каким багажом приходят ребята в армию. И это касается не только знаний и физической подготовки, но и их психологического состояния! Нормальные ребята, а их большинство, и «молодыми» службу тянут исправно, и в «дедах» излишнего рвения не проявляют. А вот тот, кто на гражданке привык решать вопросы при помощи кулака, и в армии будет пытаться решать проблемы подобным образом! Или, другой пример: и на гражданке парня «чморили», и службу военную он освоил кое-как, зато в «дедах» он пытается отыграться на младших по сроку службы товарищах по-полной! Но, конечно, огромное негативное влияние оказывают пробелы в воспитательной работе в самой армии. И здесь огромная вина и офицеров и «дедов»! Одни не доучили, просмотрели или неправильно оценили! Другие промолчали, или просто отвернулись в сторону! А корпоративная солидарность, или, правильнее сказать, «круговая порука», которая в армии достигает невиданных высот?! Замолчать преступление, не выносить сор из избы — в армии явление повсеместное! А почему? А потому: скроешь огрех, оно может и пронесет; дашь делу ход — могут и в должности понизить, и звездочки или лычки лишить, или очередную придержать. Или, еще чего придумают… Короче: и себе навредишь, и начальство подведешь — ему ведь тоже мало не покажется!..

— И что, все так безнадежно?

— Правильнее сказать — сложно! Но выход из ситуации надо искать, как говорится, «всем миром». И начать надо с того, что пора прекратить шельмовать офицеров и сержантов за то, что какому-то маменькину сынку тяжело служить, а они «тиранят бедного мальчика»! При условии, конечно, что маменькин сынок годен к армейской службе по состоянию здоровья. Но здесь спрашивать надо с призывной медкомиссии, и спрашивать строго — вплоть до уголовной ответственности! Что касается уголовных наклонностей, то надо привыкать называть вещи своими именами! И когда «дед» превратится в «урку» не только по сути, но и по отношению к нему со стороны товарищей по службе, поверь мне, уголовщины в армии заметно поубавится! И еще один рецепт. Это уже от меня лично! Может, имеет смысл создать «дисциплинарные войска», которые будут находиться в непосредственном подчинении Главной военной прокуратуры, и представители которых будут рассредоточены по всем частям и кораблям. Вменить им в задачу вести профилактическую работу, не вмешиваясь вместе с этим в обычный воспитательный процесс, а так же фиксировать, а при крайней необходимости и пресекать случаи уголовщины в армии и на флоте!

— И насколько это увеличит численный состав вооруженных сил?

— Не на много. Но вот эффект может превзойти все ожидания!

— Да вы, батенька, мечтатель! — съехидничал Гарри, подражая голосу Ильича, а потом, уже серьезно, спросил:

— Максим, а что если я устрою тебе приглашение на это шоу. Скажешь все, что ты сказал мне, на всю страну!

— Покорно благодарю, но увольте! Я человек не публичный, и становиться таковым не намерен… А вот использовать, все, что сочтете нужным, из того, что я здесь наговорил, без ссылки на автора, разумеется, я вам позволяю!

— Премногим благодарны! — шутовски поклонился Гарри, а про себя подумал: «Стал бы я тебя спрашивать!».

— Обращайтесь! — в тон ему ответил Максим, а про себя подумал: «Стал бы ты меня спрашивать!»…

… Всегда, подъезжая к Москве на поезде, Максим испытывал чувство особой значимости момента. Москва никогда не подавляла его, в отличие от большинства приезжих. Наоборот, она, как бы, поднимала его, возносила под самую крышу своих высоток, откуда представала перед ним и во всем своем ослепительном великолепии, и во всей своей потрясающей расхристанности, одновременно пугая и радуя, такая разная, но всегда величественная Москва-матушка!..