Дорогой,

Спасибо за милое доброе письмо и открытку от 28 сего месяца, полученные вчера. Вчера же распорядился переводом на Ваше имя для Гейнце – 1 000 кр.[он]. Я не помнил, в какой валюте они были обещаны, но Чупров нашел у себя мое письмо, в котором я передавал ему мою беседу с Г.[ейнце] и обязательство к имеющимся у Г.[ейнце] 4 тыс. кр.[он] прибавить еще одну тысячу. Видимо, речь шла о норвежской валюте. Если бы тут произошла ошибка с моей стороны, прошу только черкнуть, и я немедленно исправлю ошибку.

А. А. низко кланяется и благодарит за 40 kilogr.[am]!

Интересно то, что Ив.[ан] [неразб. – ред.] и Ланге сообщают о [обрыв письма; продолжение на новом листе – ред.] Нансене. Если бы я знал, что его раздражение достигло такого апогея – я постеснялся бы писать ему. Но теперь [неразб. – ред.] да уже сделана…

Вопрос о паспортах разрешается «комиссарством» Нансена по защите Русских беженцев. Нужно будет (и это будет главная моя забота, если бы не дай бог чаша эта меня не миновала), прежде всего, урегулировать личный статус беженцев и восстановить их права по передвижению по Европе…

Кажется, в данную минуту нет более, чего сказать. Целую ручки дорогой Нины Ивановны, а Вас и деток горячо обнимаю.

Всегда Ваш Гулькевич

Савич написал «ножно» [так в тексте – ред.] из Берлина, но не имел времени заглянуть.