Дорогой Друг,

Только что получил дорогие строки от 19 сего месяца. Хочу, не вставая от стола, благодарить дорогую Нину Ивановну и Вас за добрый, дружеский совет. Раз Нансен приезжает сюда, то очень хорошо сделали, что не передали письма. На словах, по моему убеждению, куда «приятнее» говорить «неприятные» вещи.

Говорить же Нансену то, что мне подсказывает внутреннее чувство – очень «пенибельно». А сказать нужно, ибо я вчера по секрету узнал из достоверного источника (конечно, этого в Париж не сообщил – честно ли это?), что Нансен в свой договор с большевиками внес новый параграф, в силу которого большевики приобретают право не доставлять по адресу посылаемые через организацию Нансена пакеты (2,5 и 10 долларов), если это им неприятно по политическим соображениям. Или доставлять только часть посылаемого…

Не знаю, что делается с деньгами, посылаемыми отправителями… Представьте себе, что произойдет, когда это сделается известным эмигрантам и даже не предубежденным против Нансена людям? Договор с ними он заключил как их агент, теперь же становится сообщником в воровстве посылаемого голодающим. Представьте себе бурю, и заслуженную! Это не более, как плутовство: брать на себя обязательство доставлять по адресу пакет, когда [неразб. – ред.] полностью или в лучшем случае часть таковых поступает в пользу большевиков. Едва ли пошел бы на это Hoover…

Дорогой, дружеский совет не писать по-норвежски принимаю с бесконечною благодарностью, но оговоркой: до того времени когда научусь дорогому для меня языку – лишний повод учиться ему…

Отчет о свидании с Нансеном пришлю немедленно. Пока целую ручки дорогой Нины Ивановны, Вас и деток с включением дорогой путешественницы обнимаю и несказанно благодарю за все.

Ваш всегда Гулькевич