Дорогой Друг,

Спасибо за копию с ответа Стангу. Поздравляю с влиянием, которое оно на него, видимо, возымело. Мне говорили, что в Aftenposten была недавно статья Вашего большевика, которая обличала в нем некоторый переворот в мировоззрении. Правда ли это?

Опечалило меня известие о Вашей простуде. Надеюсь, живительный воздух в Nykirke излечил Вас.

Еду Шахматову устроил. Но из-за соображений «нейтралитета» я обязался словом, что никто об этом не должен знать. Следовательно, храните радостное для Вас известие в глубокой тайне. Подкармливать его будут одновременно с членами и служащими, оставшимися в Шведской Миссии в Петрограде.

Относительно планов Нансена я впадаю в полное уныние. В [неразб. название издания – ред.] 19 сего месяца читал его письмо «Big Four». Достойно и для нас приемлемо. Но глупый, обличающий полное политическое невежество ответ! К счастью, и тут события пойдут своим путем. Пока будут приготавливаться, спорить, толковать, думаю, большевики сами покинут столицу. Это еще не будет полной победы – без Москвы на таковую нельзя рассчитывать. Но я надеюсь, что проведенный удар будет так велик, что Москва потянется за Петроградом. А падение Петрограда ожидаю в ближайшие 4–6 недель… Тут является новая просьба. Не думаете ли Вы, что при помощи щедрого… [неразб. имя – ред.] можно было бы снарядить санитарный отряд, который от имени Христиании пошел бы помогать исстрадавшимся жителям столицы. Самый примитивный род помощи: дезинфекция и первоначальный уход за больными, снабжение их лекарствами и т. п. Кажется [неразб. имя – ред.] нечто подобное творил в Сербии. Ошибаюсь ли я? Подумайте обо всем этом, сообщите Ваше мнение и… решение. Хочу двинуть Олейниковых на нечто подобное отсюда.

Ваша мысль привлечь кооперацию для распределения продовольствия прекрасна. Быть может ей-то и надлежит сыграть крупную роль. Да будет…

Останавливаю письмо-писание, ибо иначе эти строки не уйдет сегодня. Спешно и нежно обнимаю Вас и деток и целую ручки дорогой Нины Ивановны.

Всем сердцем Ваш, Гулькевич