Дорогой Друг,

На письмо от 13 сего месяца.

Здесь имеется официальный представитель Литвы – Иван Константинович Аукштолис (Jan Aoukchtolis – 15 Hyremandgt). Он племянник известного Вам Uraca. Служил также в русском Красном Кресте. Человек чрезвычайно милый и обязательный. Я сохранил с ним самые лучшие отношения. Говорил с ним о г-же Керманис. Он обещает ей визу (на возвращение в Норвегию нужно снабдить ее обратной норвежской визой) литовскую и всякую поддержку (конечно, не материальную). Между Стокгольмом и Либавой поддерживаются регулярные пароходные рейсы. Полька может ехать в Ковенскую губернию, но только при условии не иметь польского национального паспорта, ибо доступ в Литву закрыт, как большевикам, так и полякам.

На строки от 15 сего месяца.

Очень доволен, что мое предостережение относительно Навашина вовремя Вами получено. Всегда лучше быть предупрежденным. Что мне сказать относительно Зельгейма? Я его видел два раза и сохранил неприятное впечатление. Напрасно Чупров и Ник.[олай] уверяют меня, что я неправ, что он один из тех, кто Bahnbrecher, кто создал кооперацию и т. д. Я чую в нем какую-то мелкую, «подъячью» душу. Чупров это отрицает и говорит, что он упрямый доктринер, теоретик. Во всяком случае это не Бирк[енгейм], не Тапильский и не Пригарен, который подкупал нас своей живой, творческой способностью. Нравится мне также Гофман. На нем мы сходимся вполне. Но Зельгейм – судите о нем сами.

О том, что Вы дали и даете кооперации, не может быть двух мнений. От Проф. и Ник. постоянно слышу благодарственные отзывы. Знаю, что дорогая Нина Ивановна и Вы деньгами не интересуетесь вовсе и, если бы к тому были основания, первый посоветовал бы Вам махнуть рукой на кооперацию. При нынешних условиях я совершенно обратного мнения. Я очень и очень приветствую Вашу работу в этой области. Умоляю Вас ее продолжать в том направлении, в котором Вы это делаете и не смущать себя вопросами to be or not to be.

С предприятием Нансена что-то идет «криво». Если бы он удержался в тех рамках, которые мы совместно устанавливали в Париже, было бы предпринято нечто положительное и ценное. В той форме, которую помощь грозила принять, она утешала, по крайней мере, человеколюбивых идеалистов, не считавшихся с политическими условиями. Но когда были обнародованы условия оплаты оказанной помощи, то и самые лучшие из идеалистов отвернулись от подобной «чепухи». Как я сам слышал, славы Нансена эта попытка не увеличит, но число его недоброжелателей, несомненно, увеличила.

Спешно обнимаю Вас и деток. Целую ручки дорогой Нины Ивановны.

Ваш всей душой.

Гулькевич

В Миссии у меня находится attaché Васильев, очень способный, но не герой моего романа. Он в ссоре с Миссией в Христиании. Не можете ли Вы помочь доставить Норвежск.[ому] told-mundighet прилагаемое его прошение. Простите за хлопоты!