Дорогой Друг,
Спасибо за чудное, милое письмо от 26 сего месяца. Оно глубоко растрогало няню, черпающую главное утешение в это тяжелое время в нежных чувствах ее дорогого птенца. За письмо к B. большое спасибо. Надеюсь, B. послушается. Дай бог, чтобы скорее наступило время, когда ради еще более высокой цели не придется более отказываться от борьбы за то, что справедливо.
Видел третьего дня Кузина, уехавшего в Лондон ненадолго. Произвел он на меня очень хорошее впечатление. Он типичный представитель той сермяжной Руси, о водворении коей на благо всех мы мечтаем – Вы и я.
Пропуск для Вашего парохода получен. Сообщите лишь его название и имя капитана, дабы предупредить англичан, чтобы они нам не сыграли сюрприза, задержав судно.
Вести с ближнего фронта несколько хуже. Большевики перекинули силы с других фронтов. Это облегчает наступлению Деник.[ина], Миллера с Архангельска и Колчака. Юденичу как будто бы труднее, но общее наше положение не изменилось. Затруднения Юд.[енича] ускоривают [так в тексте – ред.] всю развязку. Да будет!
Дорогую Нину Ивановну никогда не отделяю от ее мужа. За столь многое доброе, сделанное для России, одинаково и благословляю и благодарю обоих. Целую ее ручки, а птенца и деток крепко обнимаю.
Всем сердцем,
Ваш Гулькевич
Ольберг был сотрудником Горьковской «Новой жизни». Теперь он много остепенился.