Дорогой Друг,

Лишь два слова наспех по делу Гофмана:

Писать Кристи я, к сожалению, не могу. Вы знаете его чувства ко мне. Пока я был его «начальством», он писал доносы на меня в Министерство. Ответы на них получал я с поручением объявить ему выговор за непристойный поступок писания кляуз на своего посланника. Я посылал ему через Пилара копии с полученных мной из Петрограда таких отношений и делал вид, будто бы ничего не произошло. Я очень сожалею о том, что и Гофман стал одной из жертв недоброжелательности Кристи, но помочь этому не могу. Кристи для меня не существует с тех пор, как я с божьей помощью перестал быть ему начальством.

Думаю, что при настоящих условиях патриотичнее будет Евгению Федоровичу плюнуть на оправдание себя и кооперации в глазах Кристи. Ни кооперация, ни Гофман в этом не нуждаются. Вспомните про евангельский жемчуг… Когда будет серьезное дело, Вы будете обращаться ко мне и я, по мере сил, буду служить Вам.

Вы вероятно, уже знаете, что в Копенгагене в переговорах с Англичанами наступил deadlock. Литвинова ни за что на свете в Англию англичане не хотят «пущать». Дай бог, чтобы Слиозб.[ерг] оказался прав и чтобы блокаду пришлось снимать для жителей освобожденного от большевиков Петрограда.

Целую ручки дорогой Нины Ивановны, обнимаю крепко остальных.

Ваш всегда Гулькевич

Я Вам всегда говорил не поддаваться влиянию слов Терещенко. Он блестящ как никто, но, к сожалению, мало в нем глубины, серьезного отношения к делу. Его погубило в молодости – его богатство…

Сидите спокойно, не падайте духом, помните – Вас невидимо держит за руку любящая няня.