Долгое время правоохранительные ведомства США не желали свыкнуться с мыслью, что одна–единственная группа наркодельцов способна держать под контролем весь рынок. В семидесятые годы хлынувшие в США колумбийские торговцы представлялись там аморфной, неорганизованной массой частных предпринимателей–уголовников. Лишь после рейда в Транкиландию в марте 1984 года умные головы из УБН осознали истинный размах колумбийского наркобизнеса. А слово «картель» впервые слетело с их уст лишь в конце года, после свидетельств Берри Сила о совместной деятельности Эскобара, Очоа и Ледера. Но и тогда сотни захваченных партий кокаина, сотни свидетельских показаний о Хорхе Очоа, Пабло Эскобаре и Карлосе Ледере не сложились в единое целое, фрагменты огромной картины оставались пока разрозненными.
Лед тронулся летом 1985 года в главной прокуратуре штата Флорида. К тому времени правоохранительные органы весьма успешно потеснили майамских сбытчиков. Рвение агентов УБН и таможенников вынудило наркоторговцев уйти в подполье. Дикие перестрелки в торговых центрах постепенно отошли в прошлое. «Сентак-26», сводный взвод дейдской полиции и агентов УБН, охотился за убийцами и методично преследовал кокаиновых ковбоев. Появились и новые государственные законы, препятствующие отмыванию денег. Теперь обвиняемых можно было задерживать на время следствия без права выхода под залог. Удлинились приговоры колумбийцам за торговлю наркотиками.
Увы, несмотря на успехи в Штатах, картель стоял непоколебимо, надежно укрытый в медельинской твердыне. И поток кокаина не иссякал, а наоборот, ширился. Лишь за две январские недели 1985 года полиция и федеральные агенты УБН захватили во Флориде 2250 килограммов кокаина — больше, чем за первые три месяца 1984 года, и больше, чем за весь 1981 год. Кроме того, в 1985 году началась эпидемия крэка, мгновенно, точно факел, охватившая города США. К концу года лишь во Флориде наркодельцы потеряли 25 тонн кокаина и кокаиновых полуфабрикатов, то есть вдвое больше, чем в прошлом, 1984 году. Цены продолжали падать — с 35 до 20 тысяч долларов за килограмм. Значит, рынок был насыщен сполна. Прежде кокаином баловалась элита, теперь это зелье стало доступно всем. Средним американцам угрожала наркомания.
В этот период небольшая группа федеральных прокуроров готовилась пригласить картель на сцену в полном составе. Работая в Майами по частным обвинениям в наркобизнесе, они вдруг поняли, что все эти мелкие дела суть звенья одной цепи, в их основе лежит преступный сговор, заключенный между кланом Очоа, Эскобаром, Ледером и другими наркодельцами.
— Почему бы нам не предъявить им коллективное обвинение? — предложил один из помощников главного прокурора. — Объединим их в одном большом уголовном деле.
Дело это подпадало под Акт об организованной уголовной деятельности и коррупции, который успешно применялся в борьбе с мафией. Он позволял посадить на скамью подсудимых не отдельных преступников, а целые преступные организации. Согласно этому Акту, в рамках одного уголовного дела могло вменяться в вину любое количество преступлений. Изымалось и все имущество организации.
Дику Грегори — теперь уже шефу главного управления по борьбе с наркотиками при федеральной прокуратуре — идея эта пришлась по душе.
Чтобы выстроить «дело картеля», агенты УБН тщательно изучили горы свидетельских показаний и связали воедино множество отдельных преступлений. Масштабы и формы работы картеля прояснились в ходе длительных бесед с Максом Мермелстайном. Наконец, на исходе 1985 года, был избран Большой федеральный суд присяжных, который заслушал свидетелей и истца — то есть федеральных прокуроров. Присяжным предстояло решить: «виновен» картель или «не виновен». Это первая, непременная ступень в судебной системе США.
Агенты УБН и прокуроры развернули дело–великан по собственному почину, в свободное время. Оно, как говорится, не горело, поскольку ответчики скрывались от колумбийского правосудия. Вердикт «виновен» не повлек бы за собой крупных арестов. Но вот в августе 1986 года судья Пастрана в Картахене выпустил Хорхе Очоа, и дело картеля обрело серьезнейшее сиюминутное значение. Грегори и помощник главного прокурора Боб Мартинес пришли в ярость от исхода дела Очоа. Они жаждали привлечь к наркомафии внимание всего мира.
Чтобы получить обвинительный вердикт, они соединили рассказ Макса Мермелстайна о контрабандных перевозках для Рафы Кардоны с захватом лабораторий в Транкиландии, куда агенты УБН добрались по следу эфира. К этому добавили и историю с осуждением Берри Сила за никарагуанскую аферу и детально воспроизведенный Мермелстайном план убийства Сила. Самым же важным оказалось другое: они поняли и описали механику работы картеля. Обвинительное заключение начиналось так: «С 1978 года по настоящее время существует международное преступное предприятие по производству и распространению наркотиков, которое базируется в Колумбии, в Медельине, и известно под разными названиями, в том числе как «Медельинский картель» (именуемый далее «Картель»). Картель состоит из руководителей главных международных организаций, занимающихся производством и сбытом. Картель способствовал обобществлению средств крупнейших кокаиновых организаций — включая сырье, подпольные лаборатории по переработке листа коки, самолеты, суда и другие транспортные средства, сети сбыта и кокаин — для развития международной наркоторговли».
Картель, говорилось далее в обвинительном заключении, контролировал свои материально–технические ресурсы, коррумпировал официальных лиц иностранных правительств и осуществлял убийства «для защиты интересов предприятия и усиления своего влияния».
В обвинительном заключении были названы главари картеля: три брата Очоа, Пабло Эскобар, Карлос Ледер и Гонсало Родригес Гача.
Согласно заключению, картель являлся крупнейшей в мире организацией по контрабанде наркотиков. Поначалу обвинители и сами не представляли, о каком количестве кокаина идет речь. А подсчитав, были потрясены. Картель обвинили в производстве пятидесяти восьми тонн кокаина в период с 1978 по 1985 год. Эта цифра в семь раз превышала любое обвинение, предъявлявшееся наркоторговцам прежде. А ведь это, бесспорно, была лишь малая толика всего произведенного ими кокаина — то, что можно доказать документально. То есть, по всей вероятности, даже меньше трети от общего количества наркотика, попавшего в США стараниями Хорхе Очоа, Пабло Эскобара, Родригеса Гачи и Карлоса Ледера.
Обвинение картелю выдвинули 18 ноября, на следующий день после убийства Хайме Рамиреса. Оно не наделало в США много шуму. Большинство американцев Рамиреса не знали, да и о Колумбии давно ничего не слыхали — с тех пор, как выпустили из тюрьмы Хорхе Очоа. Посему публичное обличение Медельинского картеля значило в США не больше чем любой большой процесс, связанный с наркоторговлей. Свидетели не делали под присягой сенсационных заявлений, акул наркобизнеса не брали под стражу. Обвинение содержало лишь самое общее, беглое описание огромного тайного производства.
Зато в Колумбии обвинительное заключение вызвало настоящую бурю. Газетчики суетились, стремясь раздобыть текст заключения, в котором перетряхивалось все грязное белье Колумбии. Газета «Эспектадор» поместила подробный, в двух частях, отчет о заседании Большого федерального суда присяжных. Такие публикации были в Колумбии весьма и весьма рискованны и требовали от редакторов немалого мужества. Кроме «Эспектадора» мало кто отважился наступить картелю на больную мозоль. А к этой редакции Пабло Эскобар присматривался давно, еще с августа 1983 года, когда на первой странице появились откровения о небезгрешном прошлом «крестного отца». Ничто не нанесло тогда процветающему политику Эскобару большего ущерба, чем его собственная физиономия на первой странице чуть ли не самой крупной колумбийской газеты.
Выпады против картеля возглавлял главный редактор «Эспектадора» Гильермо Кано Исаза. Он вел редакционную колонку под названием «Libreta de Apuntes» — «Тетрадь для заметок». Седовласый, осанистый Кано долго боролся в одиночку за ужесточение законов о наркоторговле. Он был крайне обеспокоен, когда несколько влиятельных колумбийцев предложили легализовать наркоторговлю для достижения спокойствия в стране. «Легализовать торговлю наркотиками? — риторически восклицал он в одной из своих заметок. — Что ж, тогда легализуем и отмывание денег, и убийство членов Верховного суда, а также членов правительства, судей и множества других честных людей, павших жертвой наркодельцов и их наемных убийц!»
В среду 17 декабря 1986 года Кано, по обыкновению, закончил работу чуть позже половины восьмого. Прошел на стоянку, сел в свой фургон — «субару» и выехал на улицу. Он надеялся побыстрее пробраться в крайний левый ряд, чтобы развернуться у травяного островка на авениде дель Эспектадор. Маневр отчаянный, но Кано проделывал его пять раз в неделю. В тот вечер, однако, он не приметил стоявшего на островке мотоциклиста. Вот Кано притормозил на повороте. Тут же на землю соскочил пассажир мотоцикла и из чего–то, похожего на футляр для виолончели, поспешно достал курносый МАК-10. Выпрямился, быстро подошел вплотную к «субару» и нажал курок. Кано умер мгновенно.