Аристей из Проконеса: легенды и быль

К концу VII в. до н. э., опираясь на разветвленную сеть постоянных и временных торговых пунктов-факторий, греки прочно утвердились в Северном Причерноморье и завязали регулярные связи с местными племенами.

В погоне за наживой предприимчивые эллинские купцы плавали по большим и малым рекам далеко в глубь Скифии, но иногда они оставляли корабли и передвигались торными караванными дорогами. Их легкие ладьи поднимались на 300 км вверх по Южному Бугу, бороздили воды Днепра (по крайней мере, до порогов), не раз проплывали мимо меловых круч на берегах Дона-Танаиса, считавшегося у древних границей между Европой и Азией. И все же трудно отделаться от ощущения, что эллины довольно смутно представляли себе истинное положение вещей не только за пределами самой Скифии, но даже и в ее центральных и северных областях. Варвары в массе своей относились к чужеземцам враждебно, ревниво следили за чистотой и незыблемостью древних обычаев и верований, оберегая их от какого-либо влияния извне.

При подобной ситуации любая попытка греков проникнуть в глубь варварских земель была сопряжена с большим риском и могла кончиться для них печально. Однако действительность очень часто превосходит самые безудержные фантазии и догадки. По иронии судьбы, именно в это беспокойное время, когда греческие колонисты только закладывали первые камни в фундаменты стен своих будущих городов на северном побережье Понта, один из них сумел побывать в далекой стране исседонов или, иными словами, где-то в районе Южного Урала и Казахстана. Это самая дальняя точка в глубинах Евразии, до которой добирались представители античного мира.

Имя этого отважного путешественника – Аристей, сын Каистробия, уроженец Проконеса. Полулегендарные сведения о нем приводит Геродот:

Рассказывают, что Аристей, один из знатнейших граждан в Проконесе, вошел однажды в валяльную мельницу и там умер: тогда валяльщик запер мастерскую и пошел уведомить родственников. В то время как по городу распространилась молва о смерти Аристея, какой-то кизикинец [63] , прибывший из г. Артаки, возражал на это, уверяя, что он сам повстречался и беседовал с Аристеем на пути его в Кизик. Кизикинец возражал решительно; тем временем родственники покойного явились к мельнице с необходимыми принадлежностями для похорон. Но когда валяльню открыли, то не нашли в ней Аристея – ни мертвого, ни живого. Впоследствии, на седьмом году после этого, явился он, как рассказывают дальше, в Проконес, составил здесь ту поэму, которая у эллинов называется Аримасповой, и по составлении ее исчез вторично. Так рассказывают в городах Проконесе и Кизике.

Затем начинаются еще более невероятные чудеса. Ровно через 240 лет после своего вторичного исчезновения Аристей неожиданно объявился в Метапонтии, на юге Италии и повелел местным жителям устроить жертвенник в честь бога Аполлона, а «после него поставить изображение с наименованием его Аристея Проконесского».

На первый взгляд эта история напоминает скорее какой-то фантастический роман с превращениями духов, нежели реальный рассказ о человеке, совершившем удивительное путешествие в далекие восточные страны. Сильные сомнения вызывает и явно вымышленная дата создания «Аримасповой поэмы»: по Геродоту, она появилась за 240 лет до его дней, т. е. в конце VIII – начале VII вв. до н. э.

Но нас не должно смущать ни первое, ни второе. В нашем распоряжении есть одна надежная отправная точка – сама поэма. К сожалению, полный текст ее не сохранился. Несколько небольших отрывков из «Аримаспеи» можно найти в трудах более поздних авторов. Например, важнейший из уцелевших отрывков взят из работы византийского писателя Цеца, жившего в XII в.:

Исседоны, чванящиеся длинными волосами, – эти люди живут вверху, в соседстве с Бореем, многочисленные и очень доблестные воины, богатые конями и стадами овец и быков. Каждый из них имеет один глаз на прелестном челе; они носят косматые волосы и являются самыми могучими из всех мужей.

Более связный и полный пересказ содержания поэмы Аристея мы находим в геродотовой «Истории»:

Сын Каистробия Аристей, уроженец Проконеса, говорил в своей поэме, что по вдохновению Аполлона он прибыл к исседонам, что над исседонами живут одноглазые люди, аримаспы, над аримаспами – стерегущие золото грифы а еще выше – гипербореи, простирающиеся до моря. За исключением гипербореев все эти народы, начиная с аримаспов, постоянно воюют с соседями, так что исседоны вытеснены из своей земли аримаспами, исседонами вытеснены скифы, а киммериане, жившие у Южного моря [64] , покинули свою страну под натиском скифов <…>

Даже он (Аристей. – В.Г.) сообщал в своей поэме, что не проникал дальше исседонов, о землях выше лежащих, он говорил по слухам, утверждая, что так передавали ему исседоны.

Для дальнейших рассуждений нам крайне необходимо решить один важный вопрос – когда именно была создана поэма Аристея. Приводимая Геродотом дата (конец VIII – начало VII вв. до н. э.) носит явно фантастический характер. В настоящее время большинство ученых, ссылаясь на то, что упоминаемое в поэме нашествие киммерийцев на страны Малой Азии имело место в 40-30-х гг. VII в. до н. э., относят создание «Аримаспеи» к рубежу VII и VI вв. до н. э. Это означает, что исторический Аристей, живший за 240 лет до Геродота и так красочно описанный в его «Истории», не мог быть автором поэмы. Тем не менее в специальной литературе и этого неизвестного автора по традиции продолжают называть Аристеем или Псевдо-Аристеем. Не будем нарушать данной традиции и мы.

Несмотря на свой полулегендарный характер и проблематичность имени автора, «Аримаспея», безусловно, дает нам ряд неоспоримых и весьма ценных фактов. Из ее содержания, во-первых, следует, что какой-то грек (будь то Аристей или кто-либо другой) сумел преодолеть немалый путь от берегов Понта до племени исседонов, которые, в свою очередь, рассказали ему о еще более далеких странах. Сообщения исседонов содержат множество страшных басен и вымыслов, видимо, именно для того, чтобы отпугнуть чужеземцев от проникновения в богатые золотом области, лежавшие дальше к востоку. Во-вторых, теперь уже очевидно, что путешествие это имело место где-то в конце VII или в начале VI вв. до н. э., и, несмотря на стихотворную форму и обилие легендарных сведений, эпос основан на надежных географических и исторических фактах.

Остается решить, зачем отправился Аристей в далекую страну исседонов, и где именно находилась эта страна. О действительной цели его путешествия мы можем только гадать. Не исключено, что он сам или по поручению эллинских купцов, обосновавшихся на торжищах Березани и Ольвии, предпринял попытку разведать новые земли за пределами Скифии, по слухам, весьма прибыльные для торговли.

Искаженные рассказы о богатых золотом царствах в глубинах Азии должны были, безусловно, доходить через скифов и до греческих колонистов. И нет ничего удивительного в том, что один из них решил, наконец, отправиться прямо к источнику происхождения этих слухов. Гораздо труднее определить местонахождение тех отдаленных земель, где удалось побывать Аристею.

Исходная точка всей дискуссии – вопрос о том, где жили исседоны, давшие временный приют чужеземцу. Мнения ученых на этот счет разделились. Одни ищут исседонов в Центральной Азии и Тибете. Другие ссылаются на тот факт, что слово «исседоны» лежит якобы, в основе названия древнего государства Иссетии и сохраняется поныне в названии уральской реки Исеть (бассейн р. Обь). Наконец, третьи исходят из того, что богатые золотом земли аримаспов и «стерегущих сокровища грифов» расположены в районе современных богатейших золотых месторождений либо на Урале, либо на западных склонах Алтая. Есть свои сторонники и у гипотезы, согласно которой исседоны жили в центральных и восточных областях Казахстана.

Всем этим умозрительным теориям и построениям явно не хватает доказательности. Да иначе и быть не может, поскольку их авторы часто не имели возможности привлечь в ходе своих изысканий дополнительные источники в виде археологических находок и сведений о добыче золота в древности в районе Урала, Алтая и Казахстана.

Ниже мы еще вернемся к проблеме местонахождения страны исседонов и их соседей – аримаспов и «грифов», когда речь пойдет о знаменитом торговом пути из Ольвии на Урал, столь красочно описанном Геродотом.

Для нас же пока вполне достаточно сделать один, самый главный вывод из тех сведений, которыми мы располагаем сейчас об Аристее и его путешествии на восток. На мой взгляд, лучше всего этот вывод сформулирован в работе немецкого ученого Рихарда Хеннига «Неведомые земли». Он пишет: «Неизвестный автор, которому приписывается имя Аристея, видимо, сумел перебраться через Урал и проникнуть в Западную Сибирь. Стимулом для такого путешествия послужило, вероятно, стремление найти местонахождение золота, которое, как предполагалось, было расположено на крайнем северо-востоке. В рассказе Аристея золото играет настолько большую роль, что такой вывод можно считать оправданным. Страну золота Аристею найти не удалось, и он вынужден был довольствоваться тем, что пожелали ему сообщить исседоны, игравшие роль торговых посредников».

Илл. 120. Серебряный ритон с головой быка из Ирана (Ахеменидский период).

Курган № 1 у с. Филипповка, Оренбургская обл., V–IV вв. до н. э.

Проникновение Аристея в земли, лежавшие на северо-восток от Скифии, было своеобразной разведкой глубинных областей Евразии, слухи о сказочных богатствах этих земель доносили до черноморских греческих факторий заезжие скифы-купцы, Разведка эта, видимо, оказалась удачной. Плотная завеса неведомого, скрывавшая до того далекие северо-восточные земли от взора просвещенного эллина, была, наконец, прорвана. И туда немедленно устремились вездесущие греческие купцы. Непосредственным результатом всех описанных событий явилось установление торговых сношений эллинских городов-колоний Северного Причерноморья (особенно Ольвии) с варварскими племенами Урала и Алтая.

 

Геродот-геликарнасеи в Ольвии (или немного фантазии на исторические темы)

Нудные и по-осеннему холодные дожди прекратились. Вновь лучезарный Гелиос согревает теплом напоенную влагой землю. И бездонную небесную синь не отличить уже от морской лазури. Веселый гомон матросов и грузчиков на пристанях, оглушающий стук молотов в кузнечном квартале, крики погонщиков на узких улочках верхнего города – все говорило о том, что Ольвия стряхнула с себя сонное оцепенение вынужденного безделья и вновь готова к деятельной жизни в этом неспокойном степном краю.

Воины городской стражи в высоких медных шлемах с гребнями и до блеска начищенных панцирях не спеша отодвинули огромный железный засов и с трудом развели в стороны створки тяжелых дубовых ворот. В город входил большой караван. По всему было видно, что прибыл он издалека. Измученные низкорослые лошаденки с косматыми гривами сгибались под тяжестью вьюков. Лица путников, запыленные, до черна обожженные степным солнцем, были бесстрастны. Но жители Ольвии с нетерпением ждали их рассказов. Там, где побывали путники, не ступала еще нога эллина. Сурова и негостеприимна там природа, жестоки и беспощадны варвары, но сокровища – бесчисленны. Заботливо упакованы в тяжелые вьюки диковинные товары: драгоценные меха лисиц, соболей и бобров, разноцветные камни божественной красоты, слитки желтого металла, в обмен на который можно купить все богатства мира.

Илл. 121. Деревянное украшение конской узды. Курган № 1, Туэкта, Алтай,

VI в. до н. э.

На постоялых дворах, у причалов гавани, в пестрой рыночной толпе Ольвии часто можно было видеть человека с высоким лбом мыслителя, внимательным и дружелюбным взглядом. Жадно расспрашивал он бывалых людей о жизни и нравах воинственных скифов, их ближайших соседях, о дальних землях, откуда доставляли на берега Понта драгоценную пушнину и золото. Сам на свой страх и риск поднимался он на пузатом торговом судне вверх по Гипанису (Бугу) в глубины Скифии, с любопытством рассматривал в Эксампае огромный бронзовый котел, отлитый, согласно преданию, по приказу скифского царя из наконечников стрел его бесчисленных воинов. Геродот, уроженец малоазийского города Галикарнаса, живший с 482 по 425 гг. до н. э., объездил, как говорят, половину света, а о другой его половине сумел немало узнать из чужих рассказов, тщательно отделяя при этом сказку от были, фантазию от действительности. И уже на закате своих дней Геродот подарил человечеству бесценную «Историю» в девяти книгах, где запечатлены во всем их многообразии и красочности культура и люди того времени. «Нашей Скифии, – писал историк Н. Надеждин, – предпочтительно перед прочими, несравненно больше интересными странами земного шара, выпала счастливая доля найти именно в Геродоте, «отце истории», и отличного наблюдателя, и отличного живописца. Геродот, сам бывший в Скифии, сам проникавший в глубину беспредельных ее степей, посвятил описанию ее почти целую Музу своего красноречивого Парнаса, почти целую книгу своих бессмертных сказаний. И он описал ее с какой-то особенной любовью, с какой-то пристрастной нежностью, не пренебрегая ни малейшими подробностями, какие мог схватить или личным наблюдением, или прилежными расспросами у туземцев. Можно сказать, что представленная им картина Скифии есть редкий образец географической полноты и отделки, каких только могла удостоиться варварская страна от спесивой классической древности».

 

По следам торговых караванов

Свой рассказ о торговом пути на северо-восток Геродот начинает с «торжища Борисфенитов», т. е. с Ольвии – греческой колонии, расположенной в устье Днепро-Бугского лимана. Следовательно, именно этот город был исходным пунктом караванного маршрута. Шаг за шагом греческий историк перечисляет племена и народы, которые встретились на этом пути. Сначала купцы пересекали низовья Буга и Днепра и шли степью, через земли кочевых и царских скифов. По левую руку от них, далеко в сторону, оставались колдуны-невры, людоеды-андрофаги и меланхлены – «черные плащи». За Доном караваны вступали во владения воинственных савроматов, которые, согласно легенде, вели свое происхождение от смешанных браков царских скифов с амазонками. Эта земля была голой и безлесной. Но дальше на север, на расстоянии всего 15 дней пути, путешественников ждала веселая зелень перелесков и сумрак вековых дубрав страны рыжеволосых и голубоглазых будинов. Еще семь дней путники ехали по безлюдной пустыне. За ней, «более в направлении к востоку», жили лесные охотники фиссагеты и иирки, в которых многие современные исследователи видят предков угро-финских народностей (мордвы, марийцев и т. д.). Далее обосновались «другие скифы», отделившиеся когда-то от царских. Наконец, у подножия высоких гор (скорее всего, Урала) обитали аргиппеи – «люди, плешивые от рождения».

«О стране до этих плешивых и о племенах, обитающих по сю сторону их, – пишет Геродот, – имеются весьма достоверные сведения: к ним ходят некоторые скифы, от которых нетрудно добыть сведения, равно как и от эллинов из торжища Борисфена и других припонтийских торжищ. Те из скифов, которые приходят к ним, ведут свои дела при помощи семи переводчиков на семи языках. Что находится дальше, к северу от аргиппеев, неведомо, поскольку те дальние страны скрыты за высокими горами. По словам самих аргиппеев, в горах живут люди с козьими ногами и люди, спящие по шесть месяцев в году. Область же к востоку от плешивых, населенная исседонами, хорошо известна <…> А выше их, по рассказам исседонов, живут одноглазые люди и стерегущие золото грифы. Со слов исседонов передают этот рассказ скифы, а от скифов знаем и мы, прочие, и называем их по-скифски аримаспами: „арима“ скифы называют единицу, а „спу“ – глаз.»

Присущая Геродоту ясность мысли не покинула его и на этот раз. Он решительно опроверг слухи о фантастических существах с козлиными ногами и о людях, спящих по шесть месяцев в году. Не менее определенно высказался Геродот и по поводу одноглазых аримаспов. «Мне и то кажется невероятным, – рассуждает он, – чтобы существовали одноглазые люди, в остальном сложении тела сходные со всеми…»

Но легенда, раз возникнув, путешествует по векам и народам. Даже на арабской карте 1154 г. в районе Западной Сибири можно видеть изображения грифов, пожирающих пленных аримаспов.

Как ни велик был сказочный элемент в этих рассказах, ученые всегда пытались обнаружить его реальную основу, то зерно истины, которое содержится в любой легенде или предании. Диковинные полуфантастические народы далеких северных окраин – аргиппеев, исседонов и аримаспов – отождествляли с древним населением Урала и Сибири. Одни видели в аргиппеях китайцев, а другие калмыков. Исседонов размещали то восточнее Тянь-Шаня, в бассейне р. Тарым, то в степях между Волгой и Уралом, то на р. Исеть в Сибири. Даже упомянутый Эсхилом «золотоносный поток Плутона» готовы были принять за верховья Енисея. Соответственно менялась картина расселения и других племен, названных Геродотом.

В пылу полемики появлялись исключающие друг друга точки зрения. Одни вообще отрицали существование ольвийского торгового пути в страну аргиппеев. Другие, напротив, умудрялись доводить его вплоть до Джунгарии, Тибета и даже границ Китая. «При всем моем уважении к знаниям древних и к учености новых земледельцев, – писал Н. Надеждин, – я сомневаюсь, и сомневаюсь крепко, чтобы во времена Геродота между странами столь отдаленными, как Черноморье и Подуралье, могли существовать сношения столь привычные и столь свободные, как те, в которых Геродот поставляет не только скифов, но и понтийских эллинов с аргиппеями и исседонами. Ныне от Херсонеса до Оренбурга, крайней южной точки Уральского Пояса, считается почтовым трактом более двух тысяч верст, следовательно, по меньшей мере, около шестидесяти сухопутных дней. Расстояние ужасное, если даже не принимать в расчет дикой пустынности промежуточного пространства, которая, особенно в те отдаленные времена, тем более должна была затруднять и замедлять путешествие!»

Н. Надеждину возражал англичанин Э. Миннз, помещавший племя аргиппеев в верховьях Иртыша, в районе Бухтарминска. «Торговый путь, – утверждал он, – от Урала шел почти прямо на юго-восток, в Джунгарию и район Куль джи».

Как видим, решить эту сложнейшую историческую загадку было не так-то просто.

 

«Свет мой, зеркальие, скажи…»

Сейчас положение заметно изменилось. Археология расширила во много раз возможности исторического поиска. Раскопаны целиком или частично тысячи самых разнообразных памятников прошлого – от еле уловимых стоянок первобытного человека до известных по летописям древнерусских городов. И скифские древности не были исключением. Народы и племена, которые, согласно Геродоту, жили когда-то вдоль торгового пути, получили благодаря раскопкам археологов вполне материальные черты в виде предметов утвари, оружия, украшений. Будины занимали территорию Верхнего Дона, современные Липецкую и Пензенскую области. Савроматы заняли всю обширную полосу степей от Южного Урала до устья Дона. Фиссагеты обосновались в дремучих лесах Среднего Поволжья, иирки – в Прикамье. Аргиппеи-«плешивцы» были жителями Западного Приуралья, хотя с ними так и не удалось связать пока ни одну из известных сейчас археологических культур.

Илл. 122. Бронзовое греческое зеркало из Ольвии с фигурой пантеры на рукоятке. Случайная находка. Роменский район Сумской обл., VI в. до н. э.

Итак, географические рамки нашего пути намечены, исторический фон определен. Но, прежде чем говорить о главном звене всех доказательств – о расселении исседонов и аримаспов, следует упомянуть об одном научном открытии.

В 1926 г. молодой археолог Борис Граков изучал коллекцию ольвийских вещей в хранилищах Эрмитажа. Одна за другой проходили перед его взглядом бесценные античные находки – живое дыхание навсегда ушедших веков: изящные расписные сосуды, терракотовые статуэтки, золотые украшения тончайшей работы. Здесь была и большая группа круглых бронзовых зеркал с характерной плоской ручкой, которую украшала фигура барса или головка барана. Зеркал было много, гораздо больше, чем в каком-либо другом греческом городе Северного Причерноморья. Тогда ученый не придал особого значения этому факту. Ему было известно, что подобные же зеркала изредка встречаются в древностях Венгрии, в скифских могилах Приднепровья, на Северном Кавказе и в Поволжье. Определить время их изготовления не составляло особого труда: вторая треть VI – первая четверть V в. до н. э.

Обо всем этом Борис Николаевич Граков вспомнил только через двадцать лет, когда ему пришлось заняться проблемой ольвийского торгового пути. Бронзовые зеркала стали поистине путеводной нитью в лабиринте скороспелых гипотез его предшественников. Ведь для того, чтобы показать направление и общую протяженность торгового ольвийского пути, нужны совершенно особые материалы и находки. Прежде всего, они должны быть греческими по происхождению, так как скифские вещи из Северного Причерноморья зачастую ничем не отличаются от изделий савроматов, саков, массагетов и других родственных скифам племен, обитавших к востоку от Дона. Далее, желательно, чтобы они были ольвийскими, поскольку именно из Ольвии начинался знаменитый торговый путь в богатые золотом восточные страны. Литые бронзовые зеркала с изящными ручками вполне отвечали обоим этим условиям. Большая их часть была найдена в Ольвии. Следовательно, там находился главный центр их производства. Оставалось лишь нанести на карту места находок зеркал к востоку от Скифии. Кропотливые поиски в грудах старых отчетов и публикаций принесли свои плоды. За восточными пределами скифских земель ольвийские зеркала встречались трижды: в урочище Улан-Эрге (близ Астрахани), в древнем кургане Елга (Бузулукский p-он) и в богатом погребении савроматской жрицы из урочища Бис-Оба (близ Орска). Так, еще один полумифический рассказ встал на вполне реальную почву.

Окончательный вывод профессора Гракова строг и лаконичен: «Находки ольвийских зеркал на Волге и Урале – наилучшее доказательство реальности торгового пути, описанного Геродотом. Он шел из Ольвии, пересекал Дон, поворачивал по Волге на север и доходил до южных отрогов Урала в районе Орска, где и заканчивался. Этот путь не был единым. От него имелись ответвления на север и на юг».

 

Два лица египетского бога

Он смотрел на меня сквозь толстое стекло музейной витрины и улыбался. Улыбался затаенно, уголками губ, пряча усмешку в густую короткую бороду.

В зале царила тишина. Пожилая женщина-смотритель задремала на своем стуле. А редкие в этот полуденный час посетители музея сюда почти не заглядывали. Я мог созерцать своего кумира без всяких помех. Маленький пузатый божок из светлого камня всем своим видом напоминал проказника Силена, которого древние эллины представляли себе веселым и добродушным стариком. Но это было только внешнее сходство. Никакого отношения к искусству классической Греции божок не имел. Увидев его впервые, я поразился, что он помещен рядом с находками VII–III вв. до н. э. из курганов Алтая. Предмет явно выделялся среди окружающих его алтайских древностей. Картонный квадратик этикетки сразу же все поставил на свои места. Лаконичная надпись гласила: «Изображение египетского бога Беса».

Здесь было над чем поломать голову. Египетская вещь на Алтае? Возможно ли? История знает немало случаев ловких подделок и фальсификаций, выдаваемых за последнее слово науки. Но на этот раз все оказалось в полном порядке. Статуэтка Беса попала в Государственный Исторический музей из коллекции графа А.С. Уварова. А тот приобрел ее вместе с другими уникальными предметами старины у инженера Г.И. Спасского, много лет прослужившего на алтайских горных заводах. Вещь была найдена в одном из древних курганов Алтая, который разрыли в поисках золота печально знаменитые сибирские «бугровщики» – грабители могил. Из их рук в прошлом веке многие древности попадали в собрания частных коллекционеров и музеев.

В 1929 г. статуэткой Беса заинтересовался археолог А.А. Захаров. Ему удалось различить на боках и спине идола точечный орнамент, «имитирующий львиную шкуру, голова которой была надета на голову статуэтки, передние лапы переброшены через плечи, а задние находились на бедрах». По словам ученого, перед нами не что иное, как причудливая смесь двух различных изображений – египетского Беса и греческого Геракла.

В разное время египетские изделия находили и в других районах нашей страны. Бронзовая фигурка Осириса была обнаружена под Томском. Статуэтка египетского бога Амона, отлитая из того же металла, – в д. Конецгор (сейчас это место находится в черте г. Пермь).

Недавно в богатом савроматском кургане близ Орска археологи нашли египетский алебастровый сосуд VI–V вв. до н. э. с надписью «Артаксеркс, царь великий» на четырех языках: древнеегипетском, древнеперсидском, эламском и аккадском.

Но какое, спрашивается, отношение имеют находки египетских вещей к торговому пути Геродота? В VII в. до н. э. дряхлеющий гигант – Египет испытывает энергичный натиск предприимчивых эллинов. Вскоре в дельте Нила возникает вольный греческий город Навкратис, постепенно захвативший всю внешнюю торговлю страны в свои руки. В его многочисленных мастерских появляются тысячи всевозможных украшений и амулетов, сделанных в египетском стиле или по египетским образцам. Эта продукция находила широкий спрос во всем Средиземноморье и далеко за его пределами. Роль торговых агентов по распространению «египетских» изделий взяли на себя греческие города Милет и Родос. И когда милетские колонисты обосновались на северных берегах Понта Эвксинского, туда попали и многие «египетские» товары. При раскопках на острове Березань и в Ольвии найдены сотни египетских скарабеев, амулетов, фаянсовых туалетных сосудов. Это проливает свет и на историю появления египетского божка на территории Алтая. Сочетание эллинских и восточных черт (Бес и Геракл) – явное доказательство того, что он вышел из рук навкратийского мастера. А если это так, то нет ничего невероятного и в том, что он попал на Алтай по ольвийскому торговому пути. В VI–V вв. до н. э. Ольвия была основным торговым и ремесленным центром Северного Причерноморья. Именно оттуда распространялись по глубинным районам Евразии местные и привозные товары, в том числе и «египетские». Значит, ниточку торгового пути, доведенного по распространению ольвийских зеркал до Орска, можно продолжить и еще восточнее – до Алтая.

Илл. 123. Фигурка египетского бога Беса. Известняк.

Случайная находка. Горный Алтай, V–IV вв. до н. э.

В пользу такого заключения говорят и другие факты. Среди скифских древностей Прикубанья часто встречаются бронзовые литые шлемы, совершенно не похожие ни на греческие, ни на восточные. Видимо, их изготовляли где-то здесь, на месте. Такие же шлемы находили и в других областях: у с. Старые Печеуры Саратовской области, в савроматском кургане Черная Гора у с. Абрамовка Оренбургской обл., в верховьях Енисея и, наконец, в Горном Алтае. Из рассказа Геродота следует, что в страну аргиппеев чаще ходили не эллинские, а скифские купцы. Они и могли завезти столь ценный в то беспокойное время товар в самые отдаленные места, пользуясь караванным путем. Взглянув на карту, нетрудно убедиться, что в распространении перечисленных выше предметов чувствуется какая-то закономерность. Ольвийские зеркала и прикубанские шлемы встречаются по левому, степному, берегу Волги от Астрахани до Саратова и далее, до большой излучины реки в районе Самары, затем цепь находок идет почти прямо на восток по линии Бузулук – Оренбург – Орск.

Если считать находки привозных вещей в Прикамье и у Астрахани доказательством южного и северного ответвлений торгового пути Геродота, то основным его направленим можно считать трассу Самара – Бузулук – Оренбург —

Орск – Алтай.

 

Легендарные народы: исседоны и аримаспы

Граница известного эллинам мира на востоке пролегала у земель исседонов – многочисленного и воинственного кочевого народа. У Геродота мы находим о нем несколько скупых фраз. «Этот народ считается справедливым, женщины равноправны с мужчинами». Из другого отрывка мы узнаем, что исседоны имели довольно странный обычай съедать своих умерших отцов и делать из их черепов священные чаши, оправляя их в золото. У передовых застав исседонов должен был кончаться, вероятно, и торговый ольвийский путь. Дальше дороги не было. И если полумифический Аристей мог еще похвастаться тем, что лично побывал в стране исседонов, то его преемники на поприще торговли не преуспели и в этом. И дело здесь, конечно, не в природных барьерах и не в сказочных чудищах. Путь ольвийским караванам на восток закрывали сами исседоны. Они взяли на себя роль посредников в торговых операциях между причерноморскими купцами и населением богатых золотом земель, лежавших к востоку, извлекая из этого немалую прибыль. Истинные сведения о своих восточных соседях исседоны сообщали чужеземцам крупицами, но зато не жалели красок, описывая всевозможные напасти, которые ждут всякого, кто рискнет проникнуть туда.

Где же искать страну исседонов? Геродот дважды упоминает об этом.

Первый раз, когда речь идет о направлении торгового пути. Из этого рассказа следует, что они жили за высокими горами, к востоку от «плешивых», т. е. где-то в Южном Зауралье. Второй раз – при описании массагетов, населявших обширную равнину к востоку от Каспийского моря. Исседоны занимали земли «по ту сторону реки Аракса, напротив (т. е. севернее. – В.Г.) массагетов». И в том и в другом случае мы неизбежно попадаем в степи Центрального Казахстана. Если это действительно так, то страна аримаспов и «стерегущих золото грифов» находилась, скорее всего, на Алтае. Эта мысль отнюдь не нова. Еще великий Гумбольдт, опираясь только на свою интуицию, пришел к такому выводу. Сейчас, помимо его догадок, в нашем распоряжении есть и более весомые аргументы.

Илл. 124. Золотая пектораль с фигурами зверей. Курган Аржан-2, VII в. до н. э.

Российские археологи открыли на Алтае одну из самых блестящих культур скифского времени – пазырыкскую, названную по имени хорошо известных ныне Пазырыкских курганов. Мы не знаем, как именно называли людей, создавших эти величественные мавзолеи. Их могилы спрятаны под многотонной шапкой из каменных глыб. Там, в просторных деревянных срубах-гробницах, навечно вмурованные в толстый слой льда, сохранились в полной неприкосновенности безмолвные представители навсегда ушедшего народа. Его имя потеряно в веках, язык забыт, культура исчезла. Степной ветер давно разогнал горький запах костров над былыми становищами пазырыкцев. Казалось, прошлое этого народа навсегда затерялось в запутанных лабиринтах истории.

Ученые вернули этой стране имя. Здесь жили аримаспы, постоянно воевавшие из-за золота с жадными грифами. И пусть никого не смущает их мнимая одноглазость. Греки порой сочиняли о своих соседях и не столь невинные басни.

Археологи изучили культуру этого народа, его традиции, пережившее века искусство. И здесь выявился поразительный факт: почти во всех могилах пазырыкских вождей в изобилии представлены изображения ушастых грифонов.

С удивительным постоянством их вырезали из войлока и кожи, вытачивали из дерева, отливали из бронзы, чеканили на золоте. Фантастическим чудовищам-грифам, в образе которых соединялись горный орел, лев и тигр, на Алтае поклонялись когда-то, как богам. Их воспевали в легендах и мифах, им приносили жертвы, их остроклювыми головами украшали оружие, конскую упряжь, парадную одежду. И, в конце концов, не так уж важно для нас, правы или нет были исседоны в своих фантастических рассказах. Рожденная народной фантазией легенда об аримаспах и грифах оказалась в основе своей верной. Грифы действительно занимали немалое место в верованиях древнеалтайских племен, что и нашло отражение в их богатом и ярком искусстве.

 

Щедрые рудники Алтая

«Ближайшие к Рипейским горам (Урал. – В.Г.) места, – писал в I в. н. э. римский историк Помпоний Мела, – непроходимы из-за беспрестанно падающего снега, сквозь который путешественник не может ничего увидеть. Затем идет область никем не населенная, несмотря на благоприятный климат. Дело в том, что здесь водятся грифы, злые и жадные дикие животные. Они очень любят золото, которое извлекают из недр земли и с поразительным усердием оберегают, угрожая тем, кто находится поблизости». Если отбросить сказочные элементы, то из рассказа Помпония Мелы можно сделать два интересных вывода. Во-первых, в горах к востоку от Урала есть золото. Во-вторых, добывали его из земных недр с помощью специальных разработок.

Российский археолог С.С. Черников нашел и изучил десятки древних алтайских рудников, где добывали когда-то золото, серебро, олово и медь. Наибольший размах эти работы приобрели именно в скифское время, в VII–III вв.

до н. э. В узких и неглубоких шахтах, карьерах и разрезах алтайцы-аримаспы упорно отвоевывали у гор их богатства. Огонь и вода крошили и расщепляли монолитную твердь горной породы. В щели между камнями загоняли тяжелыми каменными молотами деревянные клинья, поливали их водой, и те, разбухая, отрывали от скалы глыбу за глыбой, кусок за куском. Упорно долбили тело золотоносной жилы каменными и бронзовыми кирками. Долго, до кровяных мозолей, растирали на плоских плитах куски руды с помощью терочников. Промывали щебень в студеной речной воде, и только тогда в задубевших ладонях могли засверкать холодным блеском тяжелые крупинки заветного металла. Не в этой ли опасной борьбе с природой, с постоянным риском быть навеки погребенным под рухнувшими сводами низкой темной шахты родились народные легенды о злых волшебных силах, охраняющих доступ к горным сокровищам, – о «стерегущих золото грифах»?

В 1771 г. академик Паллас обнаружил на берегу р. Змеевки у Змеиногорского рудника на Западном Алтае остатки древних разработок. Вдоль пустынного берега реки более чем на 200 м тянулись высокие отвалы пустой породы. Когда-то здесь кипела жизнь. Сотни, тысячи рудокопов добывали в недрах земли драгоценный металл. И его было много, очень много. Лабораторные анализы показали, что все золотые вещи из Пазырыкских курганов имеют большую примесь серебра. Точно такое же содержание руды – электрум – было характерно и для древнего Змеиногорского месторождения золота. Значит, грозные вожди, покоящиеся в ледяных гробницах Восточного Алтая, получали золото издалека – из западных районов страны. Видимо, какая-то часть этого драгоценного потока доходила и до далеких припонтийских торжищ, превращаясь затем в изящные ювелирные украшения эллинов и грубые, но выразительные изделия скифов.

В конце V в. до н. э. на горизонте Северного Причерноморья появилась новая восходящая звезда, быстро набирающая силу, – Боспорская держава. Ее правители диктовали свою волю всем окрестным греческим городам. Ее купцы прочно обосновались на Тамани и в Прикубанье. Ее колонисты заложили в устье Дона стены нового города – Танаиса, который стал вскоре основным перевалочным пунктом в торговле с восточными варварскими племенами. Но часы истории уже пробили. Боспорцы довольствовались лишь связями с ближайшими соседями. Старые караванные тропы в страну аргиппеев были забыты. Персия берет в свои руки все торговые операции с народами Средней Азии, Урала и Сибири. Караваны идут теперь не с запада на восток, а с юга на север, через пески великих пустынь. Глухие леса Прикамья и приуральские степи буквально наводняют изделия иранских мастеров. Правда, и эллины отнюдь не потеряли еще вкуса ко всякого рода рискованным предприятиям, сулящим хорошую прибыль.

Отдельные дерзкие попытки боспорских торговцев вновь прорваться на Урал и в Центральную Азию подтверждаются археологическими находками.

На золотых статерах Пантикапея гордо красуется чеканный силуэт крылатого грифона с пшеничным колосом или осетром в когтистых лапах. В далекой Джунгарии найден сосуд с медными боспорскими монетами III в. до н. э. Это были последние отчаянные усилия античного мира. Но грозные валы великого переселения народов уже закипали в гигантском котле далеких азиатских степей. Не пройдет и нескольких столетий, как орды кочевников сметут с лица земли и Ольвию, и Пантикапей, и многие другие эллинские города на берегах Понта Эвксинского. И лишь в XIII в. европейские купцы, путешественники и монахи, хотя и робко, с оглядкой, вновь начнут нащупывать забытые караванные пути в золотоносные земли Урала и Сибири.

А теперь обратимся от легендарных и полумифических народов, живших к востоку от Скифии, к реальным народам и культурам, которые с успехом изучает современная наука.

 

Савроматы – потомки амазонок

«За рекою Танаисом, – пишет Геродот, – уже не скифские края, но первые земельные владения там принадлежат савроматам. Савроматы занимают полосу земли к северу, начиная от впадины Меотийского озера, на пятнадцать дней пути, где нет ни диких, ни саженых деревьев…».

Именно с племенами савроматов связан знаменитый цикл легенд об амазонках – женщинах-воительницах, вступивших в брак со скифскими юношами и создавших на этой основе новый многочисленный и воинственный народ – савроматов. Савроматы были родственны скифам Северного Причерноморья по языку (один из диалектов древнеиранского языка), культуре и образу жизни (они были кочевниками-скотоводами). Многие античные авторы говорят об особой роли женщин в савроматском обществе. В частности,

Геродот указывает на их «амазонские» корни и на особую воинственность. «Отсюда савроматские женщины исстари ведут свой образ жизни: они ездят верхом на охоту с мужьями и без них, выходят на войну и носят одинаковую с мужчинами одежду <…> Относительно браков соблюдается у них следующее правило: ни одна девушка не выходит замуж, пока не убьет врага…». Это вооруженное женское войско не было чем-то экстраординарным, необычным в среде кочевников евразийских степей в VII–III вв. до н. э. Подобного рода «дружины» имелись у европейских скифов, у саков и массагетов. Савроматы-мужчины уходили в дальние походы, совершали сезонные перекочевки со стадами скота, оставляя дома своих жен и детей со всем хозяйством и имуществом. В этих условиях тем, кто оставался требовалась защита, которую обеспечивали, наряду с оставшимися дома немногочисленными мужчинами, вооруженные женщины-всадницы.

Археологи за последние десятилетия исследовали множество савроматских памятников – прежде всего, курганов. В районе Оренбурга открыты богатые погребения представителей племенной аристократии. Они отличаются от рядовых захоронений большими размерами могил и насыпей, а также тем, что могильные ямы были перекрыты бревнами, чаще всего в два ряда. Помимо такого перекрытия устраивались и срубы различных типов. Сооружения часто имели крышу, на которой разводился костер, а по окончании ритуала все засыпалось землей. Погребения знати содержали множество дорогих вещей из золота и серебра и сопровождались либо реальными конскими захоронениями, либо их имитацией в виде уздечного набора. Покойников клали обычно на спину в вытянутом положении, головой на запад. В одном кургане близ с. Калиновка Волгоградской области было обнаружено парное погребение мужчины и женщины, причем мужчина держал в своей руке руку женщины. В качестве напутственной пищи в могилы клали обезглавленные туши овец. Как правило, в мужских могилах встречается оружие, а в женских – украшения, пряслица, зеркала. Многие предметы обильно украшены зооморфными изображениями в зверином стиле. В некоторых женских захоронениях ученые обнаружили жертвенники – небольшие каменные столики прямоугольной или круглой формы, часто с орнаментами или фигурами зверей. Это, видимо, были могилы жриц. Помимо жертвенников вместе со жрицами находят раковины с красками, терочники, гадательные камни со следами огня. Однажды в савроматском погребении на р. Илек был обнаружен пучок ивовых прутьев вместе с лепным сосудом, которые, вероятно, принадлежали савроматской жрице-гадалке. Гадание с помощью ивовых прутьев, согласно Геродоту, было известно и среди скифов.

Термин «савроматы» объединил многоплеменное и многочисленное кочевое население. Будучи родственными по происхождению, савроматские племена несколько различались по погребальному обряду. Такие различия особенно четко проявляются в Поволжье и на Южном Урале.

Илл. 125. Женский кинжал с золотой рукоятью. Курган Аржан-2

Для того чтобы читатель более живо представил себе все богатство савроматской культуры, я сошлюсь на одно из самых блестящих археологических открытий последних лет – раскопки погребения вождя в кургане у с. Филипповка в Приуралье.

 

Золотые олени из Филипповки

В 1987–1988 гг. уфимский археолог А.Х. Пшеничнюк сделал одно из самых замечательных открытий в истории российской археологии – раскопав огромный (7 м высотой и 120 м в диаметре) курган № 1 у с. Филипповка, он обнаружил в нем необыкновенно большие, высотой до полуметра, деревянные фигуры оленей, обложенные золотыми и серебряными листами. Надо сказать, что Филипповская курганная группа, расположенная на левом берегу р. Урал близ впадения в него р. Илек, в 100 км к западу от Оренбурга, была известна археологам давно – еще с дореволюционных времен. 25 курганных насыпей располагались длинной цепью в несколько километров на высоком водоразделе. Курган № 1 – центральный в группе и самый впечатляющий по размерам (ученые предполагают, что первоначальная его высота составляла не менее 15 м) – одновременно манил к себе исследователей и отпугивал их. На его склонах и вершине отчетливо видны были западины грабительских ям и ходов, поэтому первоначально раскопкам подверглись более скромные насыпи высотой от 0,5 до 1 м. Хотя они тоже были ограблены еще в древности, археологи нашли там разнообразные интересные предметы савроматской культуры V-IV вв. до н. э. – вооружение и конскую сбрую, украшения, керамику.

Наконец, дошла очередь и до главного объекта. Когда была снята насыпь и вскрыта огромная могила, казалось, что оправдаются самые худшие опасения ученых – гробница была ограблена многократно. Но удача не совсем отвернулась от археологов. В двух ямках-тайниках в пределах могилы и во входном коридоре-дромосе уцелело столько потрясающих вещей, что они прославили Филипповку на весь мир. Это были изделия из золота, серебра и бронзы, железные мечи и кинжалы, конская сбруя; но самое главное – деревянные скульптуры и чаши, обложенные золотом и серебром. Скифо-сибирский звериный стиль был представлен здесь во всем своем блеске и разнообразии. Сохранились изображения целого сонма животных. Это хищники (медведи, волки, тигры), копытные, птицы, рыбы и змеи. Однако главное место среди этих уникальных находок занимают олени. Их – 180! Наибольший интерес, безусловно, представляют 26 скульптур оленей из тайников и дромоса. Они изготовлены из дерева и обиты золотыми и серебряными листами. Впечатляют размеры скульптур: их высота 40–50 см, а размах рогов у оленей достигает 20–25 см. Для всех изображений оленей из Филипповки характерно акцентирование рогов животного – зачастую они занимают даже большую площадь, чем сама фигура животного.

Судя по тем многочисленным находкам, которые были встречены только в одном этом кургане, олень, безусловно, был одним из самых священных и почитаемых животных ранних кочевников Южного Урала. По мнению некоторых исследователей, савроматы считали оленя своим тотемом, прародителем или далеким предком. Курган № 1 был сооружен в начале IV в. до н. э. Дата хорошо определяется по целому ряду вещей – оружию, ритуальным сосудам (в том числе импортным – из ахеменидского Ирана) и конской сбруе.

Несколько интересных деталей, выявившихся в ходе этих раскопок, заслуживают особого внимания читателей. Как было сказано выше, курган № 1 был ограблен несколько раз: два грабительских лаза вели в гробницу сбоку от насыпи, минуя ее, и две большие ямы были заложены по центру кургана сверху. В итоге могила оказалась почти начисто опустошенной. Но некоторые предметы из погребального инвентаря «искателям сокровищ» вынести за пределы кургана так и не удалось. Речь идет о четырех огромных бронзовых котлах, находившихся в гробнице: один из таких котлов, при попытке его вытащить, застрял в грабительском лазе и намертво закрыл его.

Вторая деталь: в одном из тайников было спрятано несколько золотых и серебряных сосудов ритуального назначения, изготовленных в конце V в. до н. э. в мастерских Персидской империи эпохи Ахеменидов (ритоны, амфора, кувшин). Как они попали на Южный Урал из далекого Ирана, остается только гадать: что это – дипломатические дары персидских монархов вождям кочевников с целью их подкупа и нейтрализации? А может, это часть добычи лихих савроматских всадников, достигавших во время своих кочевий в Поволжье северных границ Персидской империи?

 

Загадки племен массагетов

Главный наш источник по описанию кочевых племен массагетов – «отец истории», Геродот. Он довольно четко отводит им территорию от восточного побережья Каспийского моря до Сыр-Дарьи. «Итак к западу это море, называемое Каспийским, – пишет этот греческий автор, – ограничивает Кавказ, а с востока к нему примыкает равнина, занимающая необозримое пространство. Значительную часть этой огромной равнины занимают массагеты…».

Илл. 126. Деревянная фигура оленя, обложенная золотым листом.

Курган № 1 у с. Филипповка, Оренбургская обл., IV в. до н. э.

Кто же они – эти таинственные массагеты? У Геродота о них говорится следующее:

Массагеты носят одежду, подобную скифской и ведут похожий образ жизни. Сражаются они на конях и в пешем строю. Есть у них обычно также луки, копья и боевые секиры. Из золота и меди у них все вещи. Но все металлические части копий, стрел и боевых секир они изготовляют из меди, а головные уборы, пояса и перевязи украшают золотом. Так же и коням они надевают медные панцири, как нагрудники. Уздечки же, удила и нащечники инкрустируют золотом. Железа и серебра у них вовсе нет в обиходе, так как этих металлов совсем не встретишь в этой стране. Зато золота и меди там в изобилии…

Далее любознательный грек говорит, что массагеты ничего не сеют, а питаются продуктами скотоводства и рыбой. В общественных отношениях у этих степных кочевников сохранились некоторые архаические черты, свойственные народам, стоящим на более низкой ступени развития. К ним относится групповой брак и ритуальное убийство стариков. Женщины у массагетов занимали очень высокое положение. Достаточно упомянуть один только факт: в VI в. до н. э. страной массагетов правила царица Томирис, сумевшая разгромить огромную армию персов во главе с царем Киром. Впрочем, обратимся к первоисточнику – к Геродоту:

Об обычаях массагетов нужно сказать вот что. Каждый из них берет в жены одну женщину, но живут они с этими женщинами сообща. Ведь рассказы эллинов о [подобном] обычае у скифов относятся скорее к массагетам. Так, когда массагет почувствует влечение к какой-нибудь женщине, то вешает свой колчан на ее кибитке и затем спокойно сообщается с этой женщиной. [Никакого] предела для жизни человека они не устанавливают. Но если кто у них доживет до глубокой старости, то все родственники собираются и закалывают старика в жертву, а мясо его варят вместе с мясом других жертвенных животных и поедают. Так умереть – для них величайшее блаженство. Скончавшегося же от какого-нибудь недуга они не поедают, а предают земле <…> Хлеба массагеты не сеют, но живут скотоводством и рыбной ловлей (в реке Араке чрезвычайное обилие рыбы), а также пьют молоко. Единственный бог, которого они почитают, это – Солнце. Солнцу они приносят в жертву коней, полагая смысл этого жертвоприношения в том, что самому быстрому богу нужно приносить в жертву самое быстрое существо на свете.

 

Месть царицы Томирис

Этот рассказ похож скорее на старинное предание или легенду, чем на реальный исторический факт. И, тем не менее, все это имело место в действительности. Подобно европейским скифам, разгромившим в 512 г. до н. э. огромное персидское войско во главе с царем Дарием I Гистаспом в степях Северного Причерноморья, массагеты уничтожили в среднеазиатской пустыне армию царя Кира, включая и его самого. Суть конфликта и его развитие довольно подробно изложены в «Истории» Геродота:

После покорения этого народа (вавилонян. – В.Г.), Кир задумал подчинить массагетов. Эти массагеты, как говорят, многочисленное и храброе племя. Живут они на востоке по направлению к восходу солнца за рекой Араксом напротив исседонов. Иные считают их также скифским племенем <…>

Много было у Кира весьма важных побудительных причин для этого похода. Прежде всего – способ его рождения, так как он мнил себя сверхчеловеком, а затем – счастье, которое сопутствовало ему во всех войнах. Ведь ни один народ, на который ополчался Кир, не мог избежать этой участи.

Царицей массагетов была супруга покойного царя. Звали ее Томирис. К ней-то Кир отправил послов под предлогом сватовства, желая будто бы сделать ее своей женой. Однако Томирис поняла, что Кир сватается не к ней, а домогается царства массагетов, и отказала ему. Тогда Кир, так как ему не удалось хитростью добиться цели, открыто пошел войной на массагетов. Для переправы войска царь приказал построить через реку [Араке] понтонные мосты…

Далее персидский монарх прибегнул к военной хитрости. Перейдя реку, он разбил на массагетской территории свой походный лагерь, а ночью, тайно, отступил с лучшей и боеспособной частью своей армии назад. В укрепленном лагере персы оставили только слабосильных и больных воинов. Естественно, что массагеты, узнав об этом, решили немедленно напасть на захватчиков, для чего выделили третью часть своего войска во главе с сыном Томирис – царевичем Спаргаписом. Лагерь был взят. Оставшиеся там персидские воины перебиты все до единого.

[После победы], увидев выставленные в стане персов яства, массагеты уселись пировать. Затем они наелись досыта, напились вина и улеглись спать. Тогда пришли персы, перебили часть врагов, а еще больше захватили в плен. В числе пленников был и сын царицы Томирис, предводитель массагетов, по имени Спаргапис.

А царица Томирис, узнав об участи своего войска и сына, велела отправить вестника к Киру с такими словами:

Кровожадный Кир! Не кичись этим своим подвигом. Плодом виноградной лозы, которая и вас также лишает рассудка, когда вино бросается в голову и когда вы, персы, [напившись], начинаете извергать потоки недостойных речей, – вот этим-то зельем ты коварно и одолел сына, а не силой оружия в честном бою. Так вот, послушайся теперь моего доброго совета: выдай моего сына и уходи подобру-поздорову из моей земли, после того как тебе нагло удалось погубить третью часть войска массагетов. Если же ты этого не сделаешь, то клянусь тебе богом солнца, владыкой массагетов, я действительно напою тебя кровью…

Кир, однако, не обратил никакого внимания на слова глашатая. А сын царицы Томирис – Спаргапис, когда хмель вышел у него из головы и он понял свое бедственное положение, попросил Кира освободить его от оков. Лишь только царевич был освобожден и смог владеть своими руками, он умертвил себя.

Томирис же, узнав, что Кир не внял ее совету, со всем своим войском напала на персов.

Эта битва, как я считаю, была самой жестокой из всех битв между варварами. О ходе ее я узнал, между прочим, вот что. Сначала, как передают, противники, стоя друг против друга, издали стреляли из луков. Затем исчерпав запас стрел, они бросились врукопашную с кинжалами и копьями. Долго бились противники, и никто не желал отступать. Наконец, массагеты одолели. Почти все персидское войско пало на поле битвы, погиб и сам Кир. Царствовал же он полных 29 лет. А Томирис наполнила винный мех человеческой кровью и затем велела отыскать среди павших персов тело Кира. Когда труп нашли, царица велела всунуть его голову в мех. Затем, издеваясь над покойником, она стала приговаривать так:

«Ты все же погубил меня, хотя я и осталась в живых и одолела тебя в битве, так как ты хитростью захватил моего сына. Поэтому-то вот теперь я, как и грозила тебе, напою тебя кровью».

 

Священные могилы массагетов, или тайны плато Усть-Урт

Всем памятен ответ, который дал верховный правитель Скифии Иданфирс персидскому царю Дарию I, когда тот упрекнул скифов в том, что они не принимают открытого боя и бегут перед ним. Иданфирс ответил: если персы хотят испытать силу скифского оружия, то пусть они попробуют найти и осквернить священные могилы предков скифов. Массагеты, как часть большого мира скифо-сибирских культур и ближайшие родственники скифов, имели очень близкие представления об огромной роли духов предков в жизни живых и поэтому истово почитали священные для них могилы отцов, дедов и прадедов. В самых потаенных и труднодоступных уголках своей обширной территории они устраивали специальные святилища для поклонения предкам. Однако, как этот культ выглядел в реальной действительности, оставалось тайной «за семью печатями» вплоть до самых последних дней. Лишь в 1984 г. российские археологи совершенно случайно открыли на пустынном и мало посещаемом людьми плато Усть-Урт на самом западе Казахстана два замечательных массагетских святилища – Байте I и Байте III, где наряду с курганами, каменными сооружениями и жертвенниками стояли или валялись на земле десятки антропоморфных скульптур, изображавших предков массагетов. Место было действительно глухое. Ближайший населенный пункт находился в 50 км западнее (пос. Сай-Утес в Казахстане). Глубокие (до 40–50 м) колодцы с полу-соленой водой были пригодны лишь для проходивших здесь изредка отар овец, но не для людей. Кругом раскинулась самая настоящая, выжженная солнцем пустыня. И вот, в этих, почти экстремальных, условиях к изучению уникального комплекса массагетских святилищ приступила в 1988 г. экспедиция Института археологии Академии наук СССР.

Илл. 127. Каменные изваяния воинов-предков.

Урочище Байте III, Казахстан

Возглавлял ее молодой, но уже известный археолог – специалист по каменным изваяниям скифской эпохи Валерий Сергеевич Ольховский. Работы на плато Усть-Урт велись и после распада СССР, вплоть до начала XXI в. В 2002 г. B.C. Ольховский блестяще защитил докторскую диссертацию по каменной скульптуре скифского периода, и значительную часть материалов по данной теме составили открытия в святилищах Байте. А в 2003 г. он трагически погиб, находясь в экспедиции в Краснодарском крае.

Комплекс Байте неординарен не только наличием изваяний, но и их необычайно большим количеством – их там не менее шести десятков. Большинство изваяний относится к числу плоских скульптур, подтеской и гравировкой, достаточно реалистично передающих человеческую натуру. Иконографически все каменные «идолы» Байте воспроизводят стоящую мужскую фигуру. Положение рук строго фиксировано: правая рука опущена вниз и раскрытой ладонью прижата к животу. Какие-либо предметы (ритон, плеть и др.) в руках не изображались. Весьма выразительны лица: рельефом показаны брови, нос, глаза, тонкие усы, углублением – рот; примечательно отсутствие изображений бороды. Набор воспроизводимых на скульптурах предметов невелик, но выразителен – это, прежде всего, оружие: мечи, кинжалы, луки в футлярах (горитах). На головах – шлемы или кожаные головные уборы. Часто представлены пояса, многовитковые гривны (шейные украшения) и браслеты. Каждый из омплексов Байте состоял из нескольких курганов («священных могил предков»), культовых сооружений (каменных выкладок, жертвенников, памятных каменных столбов и др.) и большого числа антропоморфных изваяний, что дает все основания рассматривать их как святилища, связанные с культом

предков, родовых и племенных божеств, а также сил природы. Размещение скульптур в пределах каждого комплекса отдельными группами, по три-шесть скульптур, возможно, отразило принадлежность данных скоплений отдельным подразделениям кочевого населения, скорее всего – родам.

Время функционирования уникальных святилищ Байте археологи относят к V–IV вв. до н. э. Ничего похожего на святилища массагетов, укрытых на плато Усть-Урт, на территории обитания скифо-сибирских племен больше не обнаружено.

 

Саки («золотой человек» из Иссыка)

Племена ираноязычных кочевников саков обитали в I тыс. до н. э. на территории Казахстана и Средней Азии (от Аральского моря до Аму-Дарьи). Согласно сообщению греческого историка Диодора Сицилийского, они были ближайшими родственниками скифов. «…Это племя (скифов. – В.Г.), – пишет он, – широко разрослось и имело замечательных царей, по имени которых одни были названы саками (курсив мой. – В.Г.), другие – массагетами, некоторые аримаспами».

Как показали археологические раскопки, материальная культура саков имеет много общего с культурой скифов Северного Причерноморья. В антропологическом отношении, саки, как и скифы, – безусловные европеоиды. И те и другие говорили на каких-то диалектах древнеиранского языка. Сакские племена пользовались типично скифскими вооружением и конским убором, украшенными, как правило, изображениями в скифском зверином стиле («триада»). Саки, подобно скифам и массагетам, вели упорную борьбу за свою свободу с могучей Персидской империей, и, тем не менее, часть из них (на юге) попала в зависимость от самой северной провинции («сатрапии») государства Ахеменидов, которая называлась Бактрией.

Для того чтобы лучше представить себе самобытность и яркость сакской культуры, я расскажу о двух открытиях археологов на территории этого степного края: о «золотом человеке» из Иссыка и о «золотом кургане» из Чиликты.

Курган Иссык

Курган входит в состав большой курганной группы из 45 насыпей, расположенной на левом берегу р. Иссык в 50 км восточнее г. Алма-Аты. Могильник явно принадлежит высшей сакской аристократии: курганы имеют от 4 до 15 м в высоту и от 30 до 90 м в диаметре. Почти все они ограблены, так как их вершины и склоны испещрены большими воронками от грабительских ям и раскопов. Курган Иссык находился на южной окраине западной части могильника, разделенного на две части автомобильной дорогой и крупным

оросительным каналом. Диаметр кургана 60 м, высота 6 м. На вершине насыпи зияла воронка глубиной до 2,5 м и диаметром не менее 12 м. Структура насыпи многослойна: слои речной гальки чередовались со щебенкой и глиной. Под ней, на глубине 1,2 м от уровня древнего горизонта, были обнаружены два погребения: центральное и боковое (южное).

Центральная могила полностью разрушена в результате неоднократных ограблений. Зато боковое захоронение, находившееся на 15 м южнее центральной, оказалось абсолютно целым. Погребальная камера 3,3x1,9 м сооружена из обработанных бревен тянь-шаньской ели длиной до 3 м и толщиной около 30 см. В южной и западной частях гробницы была обнаружена посуда, а в северной половине – останки погребенного, лежавшие прямо на дощатом полу. Это был мужчина средних лет, ростом 165 см.

Почти все многочисленные золотые украшения, бляшки, статуэтка барана и другие вещи находились на тех местах, куда их положили во время похорон умершего вождя. На скелете и под ним лежали разнообразные украшения для одежды, головного убора и обуви, изготовленные из листового золота, а рядом разложены предметы вооружения, туалета и посуда из глины, дерева и металла (серебра и бронзы). Всего в погребальной камере кургана Иссык было найдено свыше 4 тыс. золотых предметов, железные меч и кинжал, бронзовое зеркало, 31 глиняный, металлический и деревянный сосуд, а также серебряная ложка, деревянный черпак и 26 бусин из сердолика и пасты.

Автор раскопок – казахский археолог К.А. Акишев, подводя общие итоги своих почти двухлетних исследований кургана Иссык, пишет следующее: «Современному человеку трудно представить все подробности погребального обряда той далекой эпохи. Как одну из версий завершающего этапа ритуала можно предположить такой вариант. Многолюдная траурная процессия медленно движется к месту погребения. Впереди мужчины, возможно жрецы, несут погребальные носилки с телом усопшего, на котором, ниспадая, колышется в такт движению расшитая золотом накидка, за ней вереница людей из тридцати одного человека (по числу сосудов, поставленных в могилу), несут ритуальные сосуды и сосуды с пищей. А далее нескончаемым потоком следуют родственники, воины, соплеменники, съехавшиеся со всех концов подвластной территории. Погребальное сооружение давно готово, и находящиеся здесь служители культа ждут часа, когда тело будет передано им, и они завершат процесс таинственно-торжественного отправления в загадочный мир, называемый небытием. Вот, наконец, похоронная процессия достигает конечной цели. Вся огромная толпа, в том числе и родственники, остаются наверху, в яму спускаются лишь жрецы с телом, чтобы уложить его в отведенном месте в камере, предварительно подстелив под него снятую с носилок накидку. Они размещают на полу камеры многочисленные сосуды в том порядке, в котором мы застали их во время наших раскопок более двух тысяч трехсот лет спустя. Они же закроют камеру бревнами, и только тогда тысячи соплеменников примут участие в возведении огромной насыпи погребального кургана. Так могло быть».

О ритуалах азиатских саков в источниках сведений очень мало. Только благодаря сообщению греческого историка Ктесия (около 400 г. до н. э.) стало известно, что саки над прахом своей царицы Зарины возвели грандиозный курган и на нем поставили ее золотую статую. Эти сведения очень важны, но их слишком мало для реконструкции сакского погребального обряда. Поэтому большое значение приобретают археологические данные. Именно они дают возможность объективно воспроизвести картину одного из возможных вариантов бытовавшего в древности обряда погребения.

Полная сохранность Иссыкского захоронения дает исследователю редкую возможность детально восстановить не только погребальный обряд, но и реконструировать (по расположению нашивных золотых блях и пластин) форму головного убора, одежду и обувь сакского вождя V в. до н. э.

Полная экипировка захороненного в кургане Иссык представляется так: на голове была высокая стреловидная шапка с низом в виде треуха, застегнутая под подбородком, богато украшенная золотыми бляхами и пластинами; в мочке левого уха находилась золотая серьга с зернью и подвесками из голубой бирюзы; на шее золотая кольчатая гривна; на теле – нижняя рубаха, украшенная по груди и рукавам причудливыми узорами из сочетания золотых бляшек разных форм, поверх нее кожаный красноватого цвета короткий кафтан, сплошь обшитый золотыми бляхами и бляшками; на пальцах рук – два золотых перстня; кафтан подпоясан тяжелым наборным поясом, сверкающим 16 массивными бляхами-накладками, выполненными в зооморфном стиле; справа к нему подвешен длинный железный меч в красных ножнах, а слева – железный кинжал-акинак в ножнах, обложенных золотыми пластинами; на ногах узкие шерстяные или кожаные штаны, по швам обшитые золотыми бляшками; штаны заправлены в войлочные или кожаные сапоги с высокими голенищами, украшенными золотыми фигурными бляшками. В таком сказочно богатом одеянии был захоронен знатный иссыкский сак.

«Золотой курган» из Чиликты

Чиликтинская долина в Казахстане расположена в 100 км южнее оз. Зайсан, между хребтами Монрак и Тарбагатай, на высоте 1300–1500 м над уровнем моря. Эти места чрезвычайно благоприятны для ведения скотоводства и поэтому издревле служили превосходными пастбищами для кочевников. Мягкие зимы, слабый снежный покров, обильные и разнообразные травы, достаточная увлажненность были по достоинству оценены кочевыми племенами уже с давних времен, о чем свидетельствуют огромные величественные курганы – наиболее характерная черта здешнего пейзажа.

Илл. 128. Золотая бляха в виде оленя. Курган № 5, Чиликта, VI в. до н. э. (раскопки С.С. Черникова)

Очень часто поверхность курганов облицовывалась крупной светло-серой галькой диаметром 15–20 см. Цепочка огромных белых курганов на ровной поверхности зеленой Чиликтинской долины, окруженной высокими горными хребтами, да еще на фоне ярко-голубого южного неба, несомненно, представляла в скифскую эпоху очень эффектное зрелище. К сожалению, почти все эти курганы были ограблены.

Летом 1960 г. ленинградский археолог С.С. Черников раскопал один из этих белых колоссов – курган № 5 высотой в 6 м и диаметром в 66 м. Он также оказался ограбленным. Однако археологам удалось обнаружить то, что не заметили грабители.

«Самые сильные переживания, – вспоминает Сергей Сергеевич, – были на кургане, когда пошли золотые находки. Да и не мудрено: ведь курган № 5, о котором идет речь, был третьим, раскопанным в этот полевой сезон. В нем сразу четко обозначился грабительский ход; первые же два кургана были ограблены дочиста и почти ничего кроме разрозненных костей не дали. Для начальника экспедиции ощущения довольно сильные! Вообще надо сказать, что при раскопках больших курганов требуются терпение и изрядная доля оптимизма: уж очень часто надежды археологов не оправдываются. От всей души проклинаешь безвестных древних грабителей, но от этого не легче…»

В результате раскопок удалось воссоздать картину сооружения кургана и его последующего ограбления. На совершенно ровной поверхности почвы, почти совпадающей с современной, его создателями была выкопана квадратная яма 7x8 м и глубиной в 1 м, точно ориентированная по странам света. В этой яме было сложено квадратное сооружение площадью 4,8x4,6 м и высотой 1,2 м из двух рядов толстых (до 70 см) бревен лиственницы с потолком из одного ряда таких же бревен. Покойников, скорее всего, пронесли через коридор-дромос, а затем, после совершения последних погребальных обрядов, плотно уложили бревна, образующие крышу. После похорон все сооружение было засыпано крупным битым камнем, поверх камней – круглая насыпь из очень плотной желтоватой глины, а выше слой земли. Поверхность законченной насыпи получила облицовку из светло-серой гальки.

«Погребение в кургане, – отмечает автор раскопок С.С. Черников, – было разграблено, вероятно, лет через 50 после захоронения. Грабители заложили в центре насыпи вертикальный шурф <…> Шурф вышел почти в центр могильного сооружения, ближе к юго-восточному углу. Грабители проникли в склеп уже после того, как трупы почти совсем разложились. Дрожа от страха перед возможным обвалом и стаскивая со скелетов крупные ценные предметы и полуистлевшие одежды со множеством золотых украшений, они разбросали кости, отдельные бляшки и предметы по всему пространству прорытого ими хода…»

На дощатом полу деревянной гробницы лежали два человеческих скелета (мужчины 40–50 лет, европеоида по облику, и женщины 50–60 лет смешанного европеоидно-монголоидного типа) и уцелевшие вещи. Видимо, когда грабители проникли в склеп, одно из бревен перекрытия у северной стенки рухнуло и частично накрыло колчан, лежавший на полу. Таким образом, под упавшей частью крыши оказались 8 бронзовых ромбических наконечников стрел и 4 золотых фигуры оленей – украшения колчана. Сам колчан был сделан из шкуры ноги оленя, сшитой сухожильными нитками, но очень редким и небрежным стежком. Судя по этому грубому шву и оленям с весьма непрочными вставными инкрустированными ушами, колчан, несомненно, был сделан специально для погребения.

Потом пошли и другие ценные находки, к счастью, не замеченные грабителями. Археологи нашли множество золотых нашивных бляшек в виде фигур животных и птиц. Здесь были олени и орлы, пантеры, кабаны и даже рыбы. Многие бляшки имели ромбовидную и полусферическую форму (с петелькой на обороте).

Типы найденных наконечников стрел доказывают, что курган № 5 был возведен где-то во второй четверти VI в. до н. э.

Тщательный анализ золота из Чиликты позволил С.С. Черникову придти к следующему заключению: «…Все золотые украшения поражают высоким художественным мастерством исполнения, однако при ближайшем рассмотрении бросается в глаза не очень тщательная работа. На всех фигурках оленей, орлов и пантер не зачищены заусенцы, образовавшиеся при штамповке, кое-где видна неровная обрезка. Создается впечатление, что эти вещи делались не для употребления в быту, а специально для погребения. Украшения сделаны явно с расчетом, что смотреть их будут на некотором расстоянии, что не требовало особо тщательной отделки…»

Нетрудно заметить, что этот вывод полностью совпадает и с мнением М.И. Ростовцева о нашивных золотых бляшках, используемых только для похорон (1917 г.) и с моими рассуждениями о «странном золоте» скифов из курганов у с. Колбино на Среднем Дону.

 

Гробницы и мумии плато Укок

Речь пойдет об археологической сенсации в самом прямом и сугубо научном смысле этого слова. После раскопок римских городов (Стабий, Геркуланум и Помпеи), уничтоженных извержением Везувия в 79 г. н. э., и открытия нетронутой гробницы Тутанхамона в Египте в истории археологической науки не было события более яркого и важного, чем феномен алтайских «ледяных» гробниц I тыс. до н. э. По полноте информации о давно ушедшей жизни людей, живших более 25 веков назад, и по сохранности всех предметов (в том числе из органических материалов) курганы Пазырыкской культуры VI–III вв. до н. э. не знают себе равных. Это подлинные «скифские Помпеи».

В 30-е – 50-е гг. XX в. С.И. Руденко и М.П. Грязнов провели раскопки на Улаганском нагорье пяти Пазырыкских курганов, давших название археологической культуре скифского времени Горного Алтая. Находки вызвали огромный резонанс в научном мире. В «замерзших» могилах кочевой знати сохранились вещи, никогда не попадавшие в руки археологов: ворсовые ковры, красочные войлоки с аппликациями, деревянные резные украшения, седла, одежда, мумифицированные тела людей, трупы лошадей и многое другое.

Уникальное стечение обстоятельств: климатические условия Восточного Алтая и особенности устройства погребального сооружения с каменной насыпью и глубокой могилой способствовали образованию мерзлоты, сохранившей почти в первозданном виде всю органику. Настолько «живой» археологическая культура не представала еще никогда. С тех пор «замерзшие» могилы Горного Алтая стали «золотой мечтой» для археологов.

Новое время требовало и новой методики раскопок, а ее надо было выработать. Исследование «замерзших» могил – это, по сути, новое направление в археологии, которое только предстоит создать. Слово «раскапывать» здесь неуместно, с памятников такого рода только снимают насыпь, а затем «размораживают». Причем особенно сложно проделать это без всякого ущерба для вещей, сохранившихся во льду. Вторая такая же важная часть работ – это консервация и реставрация полученного материала.

Теоретически можно было предположить, что в горах Алтая есть и другие курганы с «замерзшими» могилами. Но как их найти?

Об эпопее современных археологических исследований «ледяных» гробниц Алтая рассказывает новосибирский археолог Наталья Викторовна Полосьмак.

«Поиски курганов с „замерзшими" могилами привели нас в 1990 г. на Южный Алтай – 2,5 тысяч метров над уровнем моря, на плато У кок. Это необычный район – здесь проходит граница Монголии, Китая, Алтая и Казахстана. А когда-то не было никаких границ, только летние пастбища, зимники и тропы кочевников – скрещение судеб людей и народов. Природа сама потихоньку втягивала нас в жизнь естественную, как дыхание, которое сначала перехватывало на этой высоте. Ландшафт с множеством разноцветных озер и разбросанными кое-где огромными валунами – следами ледника – тоже часть древней культуры, декорация к давно происходившим событиям. Здесь, под „бездонным куполом Азии“ мы как нигде близки к тем, кто в V веке до Рождества Христова пас в этих местах стада и хоронил сородичей. Отсутствие комфорта, который почти невозможно создать в этом безлесном и труднодоступном краю, привносит нечто общее в духовное состояние наше и древних: жизнь в продуваемых ветрами палатках подчиняется разумным законам природы. Мы зависим от погоды и знаем, когда пойдет дождь и какая туча принесет снег, разбиваем утром тонкий лед в ведрах и умываемся в озере, по которому плавают хлопья белой пены и непуганые утки.

Название кургану, который мы выбрали для раскопок, дала река Ак-Алаха – быстрая и мутная, текущая с ледников. Раскопанный курган далеко не самый большой (всего около 18 метров в диаметре), он принадлежал знати „среднего" ранга, элите кочевого общества. Курган был необыкновенно красив в окружении снежных гор и дикой природы, такой же, как 2,5 тыс. лет назад. Он выделялся системой поминальных колец, выложенных из камней с западной стороны и „балбалами“ – черными плитами, вертикально врытыми в землю по направлению к востоку. Тысячи мелких камней и больших валунов образовывали законченной формы гладкую невысокую насыпь.

Конечно, мы волновались, будет ли в кургане мерзлота. Если бы не она, мы нашли бы только несколько железных предметов и бронзовое зеркало. Пограничники, единственные обитатели этого края, обнадеживали нас, рассказывая, что даже в разгар лета мерзлый грунт начинается на глубине примерно 70 сантиметров, а кое-где и выше. Это подтвердили и раскопки кургана. После снятия насыпи, которую мы разобрали руками, в центре кургана обнаружилось четырехугольное „пятно“ могильной ямы. Погребальная камера сооружалась уже в промерзшей почве, и раскапывать ее – исключительно тяжелое дело. Усложняло ситуацию и то, что почвы здесь аллювиальные и стенки могилы держались только до тех пор, пока были замерзшими. Под действием теплого воздуха и солнца они оттаивали и осыпались, их крепили почти с самого верха ямы лиственничными плахами. Этим отчасти объясняется не слишком большая для пазырыкской культуры глубина могильной ямы – три метра».

На дне могилы из неошкуренных бревен был сооружен двойной сруб (размер внешнего сруба 4,2 х 4,2 м). Верхнее перекрытие сделано из бревен от разобранного многоугольного жилища. Под ним оказалось второе перекрытие из плотно подогнанных бревен, застеленных полотнищами бересты. Погребальная камера (размеры примерно 2,6 х 3,1 м) стояла нетронутой, промерзшая насквозь. Северную узкую часть ямы занимали лошади – девять коней, втиснутые в узкое пространство, покрытые войлоком и забросанные камнями. Их сохранность оставляла желать лучшего. Осталась шерсть, заплетенные в косы хвосты и все уникальные деревянные украшения и седла, войлоки с аппликациями, но совершенно исчезла кожа – не осталось ни одного ремня или украшения. Вместе с лошадьми найдены три небольших деревянных четырехугольных щита, очевидно притороченных к седлам. Конская упряжь украшена фигурками грифона – излюбленного образа горноалтайских скифов. На войлочных изделиях чаще всего встречаются изображения рыб, волков, козлов.

Илл. 129. Реконструкции костюмов мальчика (курган № 2, могильник Лк-Алах-1) и мужчины (курган № 1, могильник Верх-Кальджин-2) реконструкция Е.В. Шумаковой, рисунок – Д.В. Позднякова

Особенность и уникальность кургана № 1 на Ак-Алахе в том, что он не был ограблен в древности, в отличие от всех известных больших курганов Алтая, где даже мумифицированные тела погребенных были расчленены для того, чтобы снять с них драгоценные украшения. Удивительно, но это делали сами соплеменники.

В нетронутой погребальной камере есть что-то глубоко интимное: две стоящие рядом, прекрасно сделанные лиственничные колоды, плотно закрытые крышками, рядом – сопровождающая пища в глиняных кувшинах, деревянных сосудах, на столиках-блюдах. В большой колоде лежал скелет мужчины 40–50 лет европеоидного облика. С ним – личные вещи: дареные, выменянные, заслуженные, причитающиеся по положению в обществе и просто любимые. Сохранились остатки одежды: войлочный головной убор, украшенный золотой фольгой и деревянными фигурками зверей; меховая куртка с войлочным покрытием, красные шаровары, крытые мехом сапоги. Шею погребенного украшала гривна, на поясе были деревянные пряжки с фигурками хищников, в одном ухе – деревянная серьга в золотой фольге. Мужчина был вооружен: с ним найден колчан со стрелами, чекан, железный кинжал в ножнах.

Удивительно второе захоронение в стоящей рядом колоде-саркофаге, лишь немного уступающей по размерам первой. В ней находился скелет 17-летней девушки, высокого роста, крепкого телосложения. Она была одета по-мужски, в такой же головной убор, штаны и куртку, более того – прекрасно вооружена – чеканом, стрелами, кинжалом, а деревянная пластина от ее колчана, с изображением кабанов и терзающих их барсов, просто не имеет себе подобных.

На обоих погребенных были некогда красные широкие шаровары. Изделия распались по швам, но кроеные и подрубленные куски ткани остались на месте, и есть прекрасная возможность восстановить все вещи целиком. Так же восстанавливается один из типов головных уборов: островерхий войлочный башлык, увенчанный деревянным изображением головы птицы, в макушку которой, в специальный паз, вставлена фигурка оленя. С левого бока башлык украшен деревянными, покрытыми золотой фольгой фигурками животных и золотой аппликацией. Скорее всего, это парадный вариант широко распространенного у сакских племен головного убора, о котором писал еще Геродот: «Саки, скифское племя, имели на голове остроконечные шапки из плотного войлока, стоявшие прямо».

«Кем могла приходиться немолодому вождю похороненная рядом с ним девушка? Находящиеся в царских погребениях Алтая женщины были, как полагают, наложницами. С ними найдены музыкальные инструменты, их одежда отличалась роскошью и была чисто женской. Девушка, похороненная в кургане на реке Ак-Алахе, очевидно, имела особый социальный статус.

Молодость, мужской наряд, вооружение, одинаковый тип погребения, отражающий социальное равенство обоих умерших, позволяют предположить, что в раскопанном кургане похоронена либо дочь вождя, либо его жена. Возможно, они погибли вместе, во время военного столкновения», – пишет Н.В. Полосьмак.

Таково было блестящее начало эпопеи современных раскопок «замерзших» могил Горного Алтая. Затем последовали новые потрясающие открытия.

1993 год. При раскопках кургана могильника Ак-Алаха-3 археологам фантастически повезло. В деревянной колоде (а именно так хоронили своих соплеменников знатные пазырыкцы), полностью заполненной льдом, была обнаружена мумия женщины, тело которой украшала татуировка, выполненная по классическим канонам так называемого скифо-сибирско-го звериного стиля. Алтайская принцесса была одета в блузу из китайского шелка, который в то время ценился дороже золота, и уникальный головной убор. Весь мир заговорил об этом открытии как об археологической сенсации века.

Однако вскоре пришлось принимать срочные меры по спасению драгоценной мумии – после вскрытия гробницы она начала чернеть буквально на глазах, ее светлая кожа стала стремительно приобретать «африканскую» окраску. На помощь пришли ученые Центра биологических исследований (бывшей Лаборатории при мавзолее В.И. Ленина) в Москве. Они вернули этой 26-летней пазырыкской «даме» ее первоначальный облик. Антропологи из Лаборатории имени М.М. Герасимова (Институт антропологии и этнологии РАН) создали скульптурный портрет этой пазырыкской женщины, глаза которой закрылись еще 25 веков назад. У нее вполне европейские черты лица. Если бы она чудом воскресла и ее облачили в современный женский наряд, то она ничем не отличалась бы по своему внешнему облику от наших современниц.

Новосибирские генетики сумели извлечь из тканей пазырыкской «дамы» фрагменты молекул ДНК, и поэтому появились шансы добыть неумерший за 2,5 тыс. лет «алтайский ген». Стоит ли говорить, что наличие такого древнего гена дает в руки специалистов бесценную возможность выяснить, какие же именно этносы являются наследниками создателей пазырыкской культуры.

Илл. 130. Женский головной убор-парик. Курган № 1, Ак-Алах-3, Укок. Реконструкция Е.В. Шумаковой, рисунок Д.В. Позднякова

Кстати, после появления в широкой печати сообщений об этой сенсационной находке в Республике Алтай возникло весьма странное «движение общественности». Местные патриоты (в число которых входили и представители алтайской интеллигенции) объявили, что они – представители «алтайского народа» – прямые потомки пазырыкской женщины, скончавшейся 25 столетий назад. К тому же они информировали новосибирских археологов, что всегда знали о наличии захоронения «дамы» на плато Укок, но не смели тревожить ее священный сон. Зовут ее якобы Кадым, и она – прародительница «алтайской нации». «Потомки мумии» приезжали даже в Москву в 1995 г. в Центр биологических исследований (где находилась тогда мумия), чтобы убедиться в том, что их «матери» ничего не грозит, и уехали вполне удовлетворенные увиденным.

Для сведения читателей привожу короткую фактическую справку: население Пазырыкской культуры Алтая в VI–III вв. до н. э. было в массе своей европеоидным, очень близким по языку и физическому типу к древнеиранским племенам саков в Казахстане и Средней Азии; предки же современных алтайцев – чистые монголоиды, говорившие на разных диалектах тюркского языка, и пришли они в этот горный край не ранее середины I тыс. н. э.! Таким образом, данное событие произошло почти тысячу лет спустя после исчезновения пазырыкцев с арены истории и, соответственно, современные алтайцы «потомками мумии» быть не могут!

Правда, никакие научные доводы «упертых» националистов убедить не в состоянии. В эпоху разгула «ельцинской демократии» (помните его знаменитое обращение к регионам России: «берите свободы, сколько захотите!») парламент Республики Алтай принял в 1996 г. беспрецедентное постановление: запретить новосибирским археологам вести раскопки «ледяных» могил на плато Укок, так как это подрывает духовные основы культуры «алтайского народа». Кстати, этот запрет действует и по сей день.

Лето 1995-го. Продолжаются исследования могильника Верх-Кальджин-2, расположенного в северной части плоскогорья, в среднем течении р. Кальджин. И вдруг, раскапывая третий курган, археологи наткнулись на погребальную камеру. На этот раз в ней оказалась мумия молодого мужчины. Вторая сенсация на У коке!

Курган имел неправильную восьмиугольную форму, возможно, копируя планировку многоугольных срубных построек-жилищ, ведь смерть у древних часто воспринималась как некий переход для жизни в ином мире. Умершего снабжали всей необходимой бытовой утварью, лошадьми, ну и, конечно, домом…

Илл. 131. Вскрытие мумии женщины.

Курган № 1, Ак-Алах-3, Укок

Насыпь кургана была как бы трехслойной. Могила оказалась в самом центре сооружения, прямоугольной формы, чуть более 1,5 м глубиной. На дне ямы располагался трехвенцовый сруб из лиственничных бревен крупного диаметра, расколотых вдоль по длинной оси. Бревна тщательно обработаны и плотно подогнаны друг к другу, а сруб закрыт крупными плахами. Рядом с северной стенкой сруба обнаружили захоронение лошади. От животного сохранились

практически только кости, а также небольшие фрагменты шкуры, шерсти. Вместе с тем, до нас дошли деревянные украшения узды, в том числе псалии, украшенные растительным орнаментом.

Но главная сенсация поджидала археологов в срубе. После снятия плах перекрытия выяснилось, что он полностью заполнен льдом, который в неприкосновенности сохранил все предметы и мумию!

Молодой стройный мужчина был похоронен с соблюдением канонов, принятых в обществе пазырыкцев. Он лежал на правом боку, имитируя позу спящего человека, головой на восток, на восход солнца, на специально подготовленном ложе из досок, приподнятых над дном ямы на деревянных чурбачках. Ложе покрыто черным войлоком. Одет мужчина был в роскошную белую меховую шубу – дубленку оригинального кроя, с длинными рукавами, завязывающимися веревочками (видимо, по причине отсутствия варежек), украшенную веревочными кистями из конского волоса, в короткие (чуть ниже колен) тканые штаны бордового цвета и высокие белые войлочные сапоги-ботфорты, расшитые красной материей. Голову его украшал традиционный для пазырыкской культуры головной убор – войлочный колпак в виде шлема (очень похожего на легендарную «буденовку»), расшитый поразительными по изяществу фигурками лошадей, покрытых золотой фольгой.

Интересно, что в могилу были помещены еще два головных убора различного фасона: один из цветного войлока, с кистями, а второй – огромных размеров, в высоту более полуметра. Головному убору у пазырыкцев несомненно придавалось особое значение, поэтому умерший, вероятно, был снабжен шапками на все возможные случаи его потусторонней жизни.

На шее погребенного оказалась деревянная, в золотой фольге шейная гривна в виде головок кошачьих хищников – излюбленного персонажа различных народов Евразии, живших в скифское время.

Мужчина имел два кожаных пояса. Оба они сохранились плохо, и все же внешний, которым была подпоясана шуба, хотя и фрагментарно, но все-таки дошел до нас. Он был изготовлен из прекрасно выделанного черного хрома, украшенного деревянными накладками красного цвета. К поясу был подвешен железный боевой чекан на деревянной рукояти – грозное оружие для своего времени.

Под шубой, на поясе мужчина носил бронзовое зеркало в войлочном мешочке, гребешок из рога и деревянный кинжал в деревянных же ножнах. Это несомненно имитация металлического оружия. Настоящее – из бронзы и железа – было достаточно дорогим, вот и обманули пазырыкцы своего умершего соплеменника, отправив его в иной мир с деревянной копией кинжала.

Шубу, как и остальные предметы, обнаруженные в могиле, удалось не только спасти, но и отреставрировать.

Илл. 132. Образцы татуировок на мумиях из Пазырыка и Укока

Главный сюрприз – тело умершего было мумифицировано перед захоронением. Мумия сохранилась прекрасно. От времени пострадали лишь мягкие ткани лица, головы и левой руки. Светлые или рыжие волосы заплетены в две косы, прямая челка спадала на лоб. На правой части груди и плече прекрасно сохранилась татуировка крупных размеров, изображающая оленя или лося в классической для скифо-сибирского искусства манере.

Ранее считалось, что мумификации и художественной татуировке подвергались только социально значимые члены пазырыкского общества, т. е. знать. Теперь же очевидно, что все было гораздо сложнее. А это значит, что духовный мир носителей пазырыкской культуры был значительно многограннее и богаче, чем представлялся учеными ранее.

Почему еще столь большую ценность для ученых представляют мумии, обнаруженные в археологических комплексах?

Дело в том, что генетики научились сегодня извлекать из мягких тканей тысячелетней давности ископаемое ДНК, что дает возможность более доказательно говорить о проблемах, связанных с этногенезом древних популяций далеких предков современных сибиряков. Этой проблемой сейчас занимаются специалисты из Института цитологии и генетики Сибирского отделения РАН.

Вот такие открытия подарил Укок.

Выше немало говорилось о том, что по степени информативности «ледяные» гробницы Горного Алтая не имеют себе равных в скифо-сибирском мире. Однако речь шла, в основном, о находках мумий (часто с татуировкой) женщин и мужчин Пазырыкской культуры, о трупах лошадей (в желудках которых сохранился даже тот корм, которым они питались перед жертвоприношением) и многочисленных изделиях из дерева, кожи, войлока, тканей, кости и рога. Но феномен Пазырыкской культуры дает нам нечто большее – возможность воссоздать достоверные картины жизни, ушедшей две с половиной тысячи лет назад. Ниже я вновь возвращаюсь к материалам Укока, обработанным ныне и археологами и представителями естественных наук.

Плато Укок, расположенное на высоте около 2500 м над уровнем моря на самом юге горного Алтая, является территорией России, но лежит на стыке границ четырех государств: России, Казахстана, Монголии и Китая. Географическое положение Укока было чрезвычайно выгодным. Оно позволяло, несмотря на труднодоступность, поддерживать необходимые связи с окружающим миром. Люди, чьи могилы найдены археологами на Укоке, вероятно, не проживали там постоянно. Плато служило для пазырыкцев пастбищем, на котором они проводили самую суровую и длинную пору года: зиму и весну. Они приходили сюда не ранее конца октября. Мы можем достаточно уверенно говорить об этом, так как, по многолетним наблюдениям, снежный покров на Алтае образуется обычно в конце октября – начале ноября, а откочевка на зимние пастбища всегда связывалась (у тувинцев, например) с выпадением постоянного снега, заменявшего животным питьевую воду. Переход на зимники откладывался в отдельные годы даже до начала декабря. В настоящее время на зимние пастбища У кока жители алтайского села Джазатор поднимаются в начале ноября, а возвращение на летние пастбища происходит обычно в июне. Но, оставляя здесь погребения своих сородичей, носители пазырыкской культуры как бы закрепляли за собой территорию У кока, которая с появлением могил становилась для них сакральным пространством.

О том, что пазырыкцы полностью освоили У кок, свидетельствуют могилы, оставленные ими на всех пастбищных угодьях этой обширной местности. У кок вполне отвечал основным требованиям, предъявляемым скотоводами к району проживания: большое количество хороших пастбищ, которые можно использовать значительную часть года; расположенные неподалеку источники добычи железа, золота, серебра, олова и других металлов, выгодное стратегическое положение и доступность сообщения с другими районами Центральной Азии. Преодолев несколько перевалов или двигаясь по долине р. Ак-Алаха, можно было выйти в Монголию, Казахстан, Северо-Западный Китай, Центральный Алтай.

Образ жизни пазырыкцев определяется не только их основным занятием – скотоводством, но и местом обитания – Горным Алтаем. Природа, окружающая среда и ландшафт имеют чрезвычайно важное значение для формирования культуры, и не только материальной.

Проживание на У коке было доступно далеко не каждому неподготовленному человеку, суровые климатические условия высокогорья требуют специальной физиологической адаптации. Об этом красноречиво свидетельствуют и патологические изменения, которые можно наблюдать практически на всех найденных останках скелетов. Возможно, это свидетельство того, что местные жители принадлежали к одной из групп кочевников, мигрировавших на У кок и не успевших адаптироваться к специфическим особенностям микроклимата плато.

С помощью методов дендрохронологии было установлено, что все исследованные погребения У кока были сделаны в один временной период, который охватывает 39 лет. Разумеется, этого времени недостаточно для физиологической адаптации человека к району с экстремальными экологическими условиями. Наиболее распространенными у пазырыкцев Укока были патологии зубочелюстного аппарата (ранняя прижизненная утрата большинства зубов, сопровождающаяся воспалительными процессами в тканях, прилегающих к кариозным зубам), хронический полиартрит, поражение отдельных позвонков спондилезом. Эти патологические процессы, как правило, предопределялись целым рядом социально-бытовых и профессиональных факторов и связанных с ними нарушений обмена веществ.

Средняя продолжительность жизни пазырыкцев У кока, определенная по материалам курганных захоронений, невелика: для женщин – 29,6 лет, для мужчин – 38,5 лет. При этом возраст трех из всех погребенных мужчин может быть определен как старческий – 50–60 лет. Останки мужчин очень редко имеют следы военных ранений, столь характерных для их соседей на юго-востоке, например улангомцев Западной Монголии. Можно считать, что пазырыкцы Укока умирали, в основном, из-за болезней, травм и старости, а женщины также из-за родов. Экстремальные условия проживания, образ жизни и занятия, вероятно, способствовали быстрому старению организма, истощению его ресурсов. При этом надо отметить, что почти все пазырыкцы, судя по костям и мумиям, были рослыми (от 160 см и выше) и крепкими людьми.

Одним из важных свидетельств хозяйственных занятий и культурных особенностей пазырыкцев является их рацион, о котором можно составить некоторое представление по находкам в погребениях. В комплексе бытовой культуры пища служит наиболее устойчивым и характерным элементом. Даже у тех народов, чьим основным занятием было скотоводство (как у пазырыкцев), мясо не являлось основой питания. Эти сведения, нашедшие отражение в целом ряде древних источников, в обобщенном виде выражены в «Своде странных обычаев» древнегреческого историка Николая Дамасского: «Млекоеды, скифский народ <…> питаются только кобыльим молоком, из которого, делая сыры, едят и пьют, и поэтому с ними весьма трудно бороться, так как они повсюду имеют с собой пищу». Эти сведения подкрепляются и более поздними этнографическими наблюдениями. О жителях округа Лхадо в Тибете П.К. Козлов писал: «Мясо у них, вообще говоря, большая редкость; даже богатые кочевники и те специально ради мяса убивают свой скот лишь в исключительных случаях. Лхадосцы едят мясо преимущественно состарившихся животных или задавленных зверем, не брезгуют они также и мясом издохшей скотины или, тем более, мясом убитых и изловленных зверей». То же самое можно сказать и о тангутах Тибета.

Возможно, впечатление о преимущественно мясном рационе скотоводов складывалось в связи с тем, что, по словам путешественников братьев Грум-Гржимайло, «будучи очень гостеприимными, к гостю, если он не заурядный посетитель, даже бедные подводят барана, которого тут же на его глазах и закалывают». У археологов такое же впечатление сложилось из-за постоянного присутствия костей животных в погребениях скотоводов, пазырыкцев в том числе. Но находки лучших – и всегда одинаковых, крестцовых, – частей туш баранов и реже лошадей в пазырыкских могилах свидетельствует, как мне кажется, именно об исключительности этого явления: ритуальная пища не могла быть повседневной, обыденной. В древних традиционных культурах обильное поедание мяса домашних животных было обычно связано с жертвоприношениями и не могло быть событием, повторяющимся часто.

В рационе всех скотоводов Центральной Азии одно из ведущих мест занимает дзамба – еда, приготовленная из зерен ячменя или диких семян сульхира, поджаренных и перемолотых на ручных мельницах, зернотерках или жерновах. Дзамба с маслом, дзамба, заваренная кипятком с добавлением масла, дзамба с молоком, судя по свидетельствам путешественников и этнографов XVIII–XX вв., часто являлась их основной пищей. По данным П.К. Козлова, у тибетцев продукты скотоводческого хозяйства осенью сбывались оседлым жителям: «Наиболее существенный предмет сбыта кочевников – шерсть – и самый необходимый в приобретении – зерно – стоят в одинаковой цене: четырехпудовый вьюк первого променивается на четырехпудовый вьюк второго. Зажиточная семья заготавливает для себя ежегодно от 30 до 40 пудов ячменя».

Делали ли пазырыкцы небольшие посевы ячменя, как много позже алтайцы, неизвестно. Образ жизни и природно-климатические условия позволяли им заниматься примитивным земледелием, но достоверных свидетельств этому пока не обнаружено. Нередко встречающиеся в насыпях пазырыкских курганов, в том числе и на Укоке, каменные зернотерки и даже жернова не являются бесспорным доказательством существования земледелия. Они лишь указывают на то, что пазырыкцы использовали муку дикорастущих или культурных злаков, которая, видимо, в их рационе занимала не последнее место. В одном из рядовых пазырыкских погребений (Уландрык-I, курган № 2) были обнаружены лепешки из перемолотых зерен дикорастущего волоснеца.

Большую роль в жизни пазырыкцев играла зимняя охота на снежных барсов, волков, горных козлов, баранов, белок. Охота существенно разнообразила пищевой рацион пазырыкцев, была источником пушнины и рога, который шел на поделки.

В пищевом рационе пазырыкцев Укока присутствовала и рыба. О ее значении можно судить по тому, что образ рыбы часто использовался для украшения одежды и конской сбруи пазырыкцев, присутствует он и в татуировке.

И в заключение этой несколько затянувшейся главки я вновь хочу процитировать слова Н.В. Полосьмак об Укоке: «Судя по вещам, которые мы находим в погребениях пазырыкцев, их жизнь не представляется столь же „незатейливой“, какой Н.М. Пржевальскому представлялась жизнь современных ему номадов, а сами они не кажутся людьми „неразвитыми" (по выражению того же путешественника). За великолепными украшениями, за мумифицированными и татуированными телами самих пазырыкцев, за пышными уборами их коней стоит целый мир сложных мировоззренческих и мифологических представлений, стоит жизнь, которую можно лишь отчасти сравнить с той, что увидели путешественники в XIX – начале XX в. в Центральной Азии, Казахстане и на Алтае».

 

Аржан-2 – царская гробница кочевников Тувы

Все начиналось как в голливудском детективе. Археолог Павел Леус, стоя на глубине почти 4 м от современной дневной поверхности, крикнул людям наверху: «Парни, у нас проблема! Нам нужна милиция!». Место действия – Республика Тува, курган Аржан-2, расположенный у пос. Аржан, в центре Турано-Угокской котловины, к юго-востоку от регионального центра Кызыл. Время – лето 2001 года. «Здесь скелеты людей и много, много золота!», – продолжал археолог.

Это был кульминационный момент многолетних раскопок большого «царского» кургана совместной российско-германской экспедиции в Туве. Работы велись в течение 2000–2003 гг. Российскую сторону представляли археологи из Государственного Эрмитажа (Санкт-Петербург), а немецкую – Германский археологический институт (Берлин). Когда стало ясно, что произошел редчайший случай и в глубинах Центральной Азии найдено подлинное чудо – раннескифское (VII в. до н. э.) абсолютно целое «царское» погребение, – восторгу ученого мира не было предела.

Вот слова директора Эрмитажа М.Б. Пиотровского: «Это было чудо, превратившееся в сенсацию. Нетронутое грабителями и не засыпанное землей раннескифское погребение с удивительным по богатству и красоте набором ювелирных изделий. В краях, где жили древние европейские скифы, такого не находили уже много десятилетий. Золотые бляшки лежали так, что можно восстановить покрой одежды. Замечательные украшения позволяют восстановить форму торжественных шапок. Деревянный ковш с золотой ручкой – наконец-то найденный символ кочевника, упоминаемый Геродотом. Большая часть украшений специально была сделана для торжественного ритуала. На одной из изящных бляшек-лошадок сохранилась неотструганная золотая завитая стружка. Все, как вчера создано. Все – живой образ, только что завершенный».

Илл. 133. Каменная плита с изображением человека и лошади.

Курган Аржан-2, VII в. до н. э.

Не мог сдержать эмоций и руководитель немецкой части экспедиции, президент Германского археологического института, профессор Герман Парцингер. «2001 год, – пишет он, – был удачным не только для российско-германского сотрудничества, но и для археологической науки в целом – было открыто богатое скифское погребение в кургане Аржан-2. Почти 6000 шедевров древнего ювелирного искусства вызвали всемирный интерес. Эта находка ясно показала, что Сибирь, особенно ее южная часть, – это не только царство вечного холода, но и место обитания древних народов, обладавших высокой материальной культурой. Для нас, немцев, историческое развитие в этих частях Центральной Азии представляет особый интерес, так как именно отсюда начинались периодические передвижения народов на запад, вплоть до Центральной Европы. Важнейшими из них в историческое время были гунны, тюрки, монголы. Насколько мы знаем из источников, первыми, кто шел по этому долгому пути были скифы в первом тысячелетии до н. э.».

Теперь от восторженных откликов двух выдающихся людей вернемся к «прозе жизни»: что же именно было найдено в «царском» кургане Аржан-2?

После предварительных обследований ученым стало ясно, что Аржан-2 – это сложный погребально-поминальный комплекс, включающий не только центральное наземное сооружение (т. е. сам курган) диаметром 80 м и высотой 2 м, но и многочисленные кольцевые ограды, дуговидные вымостки и прочие конструкции из камня.

Самой большой неожиданностью явилось открытие в 2001 г. основного, «царского» захоронения. Причина того, что древние грабители не нашли гробницу, просто – могила располагалась не в центре кургана, а была значительно смещена к его краю; могильная яма выкопана до скального грунта и даже углублена в него. В ней и находился прекрасно сохранившийся деревянный склеп с полом из досок.

На полу, в центре гробницы лежали останки двух погребенных – мужчины и женщины. По характеру сопровождающего инвентаря можно предположить, что основным является мужское захоронение. Сохранность костей очень плохая. Не уцелели и многие предметы из ткани, войлока, шерсти, меха и кожи. Однако погребальное убранство покойников было настолько насыщено золотыми украшениями, что тщательное определение их расположения сделало возможным воссоздание костюмов и многих других атрибутов погребального обряда.

Илл. 134. Золотая шпилька с навершием в виде оленя.

Курган Аржан-2, VII в. до н. э.

Интересно, что микроклимат могилы не повредил изделиям из дерева. Стены деревянного склепа были завешаны войлочными коврами. Цветные войлоки, найденные в «ледяных» курганах Алтая, позволяют предположить, что это были высокохудожественные изделия. Вдоль северо-восточной стены сруба лежал парадный пояс с портупейными ремнями. К поясу крепились чекан и плеть. Богато украшенный горит с луком и стрелами висел на длинной портупее, носившейся через плечо. Железный чекан (клевец. – В.Г.), инкрустированный золотым узором, был насажен на деревянное древко 70 см длиной. Плеть имела массивные золотые навершия и рукоять, украшенную кольцевыми полосами золотой фольги (как и у европейских скифов). Стрелы в колчане имеют железные, сильно коррозированные наконечники, но при расчистке на некоторых из них виден золотой узор. Окончания древков стрел расписаны краской.

В западном углу на вертикальном столбе висела золотая пектораль и стояли два каменных и один бронзовый сосуды. Тут же находились остатки деревянного ковша в рукоятью, обернутой золотым листом. Перед лицами погребенных были положены бронзовые зеркала.

На шее мужчины находилась золотая гривна – символ верховной власти. Это самый массивный золотой предмет, найденный в могиле. Его украшают фигуры различных животных, в том числе хищников семейства кошачьих. Здесь же, у левой стороны черепа найдена золотая серьга с припаянным конусовидным колпачком. Под черепом – остатки декора головного убора: четыре крупные золотые бляхи в виде фигур лошадей с подогнутыми ногами и навершие в виде оленя, стоящего «на цыпочках». Украшения вырезаны из золотого листа; глаза, рот, ноздри, скулы и уши животных инкрустированы эмалью.

За правым бедром погребенного лежал железный меч в ножнах, от которых сохранились остатки деревянного каркаса. На мече – орнамент в виде золотых узоров, изображающих животных, точнее – тигров.

Женщина имела более скромное убранство: бирюзовые бусы, золотые бляхи и булавки, серьги с зернью, браслет в виде золотой цепочки. На поясе умершей находились ножны с железным кинжалом, украшенным золотом. Рядом – сумка с косметическими веществами и золотая миниатюрная модель котла.

Вместе с «царем» было погребено 14 жеребцов в полном уборе из золота, бронзы и железа.

По всему набору вещей можно предположить, что курган Аржан-2 был возведен во второй половине VII в. до н. э. Это подтверждается и радиоуглеродным анализом.

Итак, Аржан-1 дал ответ на истоки скифской культуры и искусства, а Аржан-2 подтвердил высокий статус центральноазиатской прародины скифов в период их массовой миграции на запад.

Lux Orient – «Свет с Востока». Корни скифской проблемы удалось, наконец, отыскать в глубинах Центральной Азии – в далекой Туве.