В тринадцатый день третьей луны, то есть приблизительно в конце марта — начале апреля, в Ли— цзяне проходил очень оживленный и веселый праздник специально для женщин, страдающих бесплодием или желающих произвести на свет побольше детей. У меня создалось впечатление, что лицзянские мужчины относились к этой благородной цели более чем сочувственно и участвовали в торжестве с намного большим пылом, чем женщины. Наиболее ярким моментом праздника было однодневное паломничество на вершину под названием Гуланъюй приблизительно в десяти километрах к востоку от города, где стоял небольшой храм — считалось, что молитва в этом храме действует наверняка. Лучше всего было достичь вершины в предрассветные минуты, чтобы насладиться видом первых лучей солнца, золотящих вершину и великолепную ледяную корону горы Сатцето.
Накануне праздника женщины и девушки города без устали готовили, пекли и начищали хо-го и самовары. Мужчины в предвкушении радостного события чистили лошадей и мулов, подтягивали седла, собирали побольше вина. Паломничество начиналось вскоре после двух часов ночи. Друзья всегда заходили за мной с факелами и лучинами-миньцзе, поскольку луна в этой фазе светила только до четырех часов. За пределами города паломнику открывалось невероятное по величию и красоте зрелище: по равнине тянулись бесконечные вереницы мерцающих огней, стекавшиеся к подножию тихой, темной горы. Извиваясь, они ползли вверх по горному склону, словно огненный дракон из тысячи маленьких огоньков. Факелы отражались в речках и каналах, сливаясь с отражением все еще яркой луны. Женщины несли растопленные хо-го, из труб которых вылетали искры и пламя. Казалось, будто через поле движутся сотни крохотных паровозов. К тому моменту, как мы достигли подножия горы, там уже собрались сотни людей — все беседовали, смеялись. На лугах и в лесах были расставлены палатки, расстелены ковры и установлены шипящие хо-го, испускавшие аппетитные запахи готовящейся еды, в то время как процессия паломников поднималась все выше и выше по склону горы, освещая себе путь факелами и лучинами.
Подъем был крутой, и до вершины мы добрались со-всем обессиленными. На этой высоте царил зимний холод — траву и кустарник покрывал иней, вода в лужах превратилась в лед. На востоке разгоралась золотисто-оранжевая заря, а Снежная гора поблескивала в лучах еще невидимого для нас солнца. Наконец солнечные лучи достигли и нас, и камни вокруг, нагреваясь, начали приятно потрескивать. Мы вошли в небольшой храм, битком набитый людьми. Женщины простирались перед богиней-чадоподательницей Няннян и поспешно возлагали к ее изображению пучки благовонных палочек и свечей. Набожные женщины, страстно желающие обзавестись детьми, трогали и целовали небольшую золотую статуэтку обнаженного божка-приапа. Божок стоял перед изображением богини в позе маленького мальчика, приготовившегося к мочеиспусканию. Проходя мимо статуэтки, девочки краснели, хихикали и отворачивались: их черед следовать подобным традициям еще не наступил.
Задерживаться на небольшой площадке на вершине было нельзя — сзади напирали толпы новоприбывших паломников, так что мы начали неспешно спускаться. За поворотом стала слышна громкая музыка и пение: навстречу нам поднималась процессия девушек и женщин миньцзя. Девушки нарядились в пестрые вышитые жилетки, а головы повязали яркими шелковыми платками, поверх которых надели блестящие диадемы, украшенные полудрагоценными камнями. Сопровождавшие их мужчины играли на флейтах и били в тарелки; хором распевая «Намму Амитабха», все они медленно шли вверх по тропе, неся перед собой свечи и курительные палочки.
Сцена у подножия горы сверху походила на декорацию к великолепному балету на восточные темы. Прекрасно одетые мужчины и женщины сидели на восхитительных коврах вокруг начищенных хо-го. Кругом стояли разноцветные палатки, к деревьям были привязаны мулы в богатых попонах. Группки девушек и юношей прогуливались по лесу, собирая цветы. Многие юноши-миньцзя носили через плечо красную перевязь; завидев их, девушки хихикали и подмигивали им. На этом празднике красная перевязь на плече у молодого миньцзя означает, что он все еще свободен и готов принять ухаживания симпатичной девушки. Самых красивых юношей быстро окружили восхищенные поклонницы, порхавшие вокруг них, словно бабочки над цветком. Наконец хорошенькая и целеустремленная девушка захватила одного из них в плен и увела подальше от подруг, провожавших ее завистливыми взглядами. Теперь этот счастливчик мог не обращать внимания ни на кого, кроме своей избранницы, и, весьма вероятно, дело вскоре могло дойти и до официальной помолвки.
Праздник плодородия продолжался до полудня, после чего усталые и довольные паломники постепенно разошлись по своим городским или деревенским домам.
Неподалеку от той самой горы Гуланъюй находилось семейное кладбище г-жи Ли. Там были похоронены все родственники ее мужа. Они с мужем, будучи преклонного возраста, спокойно и с готовностью ожидали скорого воссоединения с близкими, ушедшими в мир иной. Все могилы недавно привели в порядок и отремонтировали; приближалась пора ежегодного приношения умершим. К тому времени я сделался старым другом семьи, так что меня позвали принять участие в этом праздничном обряде.
Могилы, общим числом около пятнадцати, располагались на лугу у подножия гор в тихом, красивом месте, среди высоких тенистых деревьев и цветущих кустов. В ущелье внизу журчала река, и с высоты открывался великолепный вид на Лицзян и долину, в которой лежал город. Каждую могилу украшало каменное надгробие с углублением, в котором значились имена захороненных супругов, их возраст и даты смерти. Отдельный участок был выделен под будущую могилу г-жи Ли и ее мужа. Мы с мужем г-жи Ли прибыли на место заранее и успели прогуляться по близлежащим холмам. Позднее появилась г-жа Ли с родственницами и внуками. Они принесли хо-го и продукты. Приготовив еду, они разложили ее по мискам на большом подносе, где также стояли чашки с вином. Пожилые супруги поместили поднос на выступ перед нишей родителей г-на Ли и зажгли курительные палочки. Затем пара несколько раз простерлась ниц перед могилой, приглашая усопших отведать угощение. Ту же церемонию провели перед каждой из могил, и в ней по очереди участвовали другие члены семьи, так что весь обряд занял довольно много времени. Наконец настал черед угоститься и живым; все уселись в кружок, и начался пикник, как оказалось, очень даже веселый.
В обряде поклонения умершим не было ничего траурного, и на лицах участников я не заметил ни тоски, ни печали. Они спокойно и радостно переживали встречу с усопшими родственниками, чей дух, согласно поверьям, в этот момент спускался на землю. Явись они семье в виде призраков, никто не ужаснулся бы и не оцепенел бы от страха. Их присутствие — видимое или невидимое — было бы воспринято как должное: ради него и затевался этот совместный праздник, в котором участвовали оба мира, земной и загробный. Миры эти сводила воедино родственная любовь и привязанность, и все участники обряда знали, что когда земное существование живых подойдет к концу, впереди их ждет воссоединение с родными.
После трапезы пожилая пара с семьей снова обошла могилы, простираясь перед каждой из них ниц в благодарность предкам за их присутствие на празднике. Вернулись они довольными и счастливыми. Позади у них была полнокровная, насыщенная жизнь, и теперь они с гордостью обозревали место, которое должно было стать им последним приютом, — место, где им предстоит спать до скончания времен среди прекрасных гор и лесов, слушая вечный шелест сосен и пение птиц.
В июле, месяце, за которым начинался сезон дождей, было сразу несколько праздников. Посадка риса к этому времени заканчивалась, работы становилось совсем мало, так что по вечерам молодежь развлекалась танцами и запуском гуанминдэнов — летающих фонарей. В дневное время я видел, как юноши и девушки вместе склеивают листки толстой промасленной бумаги так, чтобы получился круглый фонарь. Готовые фонари сушили на солнце, и к вечеру их можно было запускать. Посмотреть на зрелище приходили целые толпы. К основанию фонаря привязывали пучки горящих лучин-миньцзе; бумажный шар раздувался и быстро поднимался в воздух под ликующие крики зрителей. Чем выше он взлетал, тем большая удача ожидала его владельца. Некоторые фонари действительно поднимались очень высоко и несколько минут плавали в воздухе словно красные звезды. В конце концов они загорались и падали, иногда попадая на соломенные крыши деревенских домов, оставшихся без присмотра, и вызывая пожары. Бывало, что в ночном небе одновременно парило и два десятка фонарей. Период, когда их запускали, длился около двух недель и неизменно всех радовал.
Затем наступал буддистский День поминовения усопших — в этот день в быструю лицзянскую реку спускали сотни маленьких бумажных корабликов с горящими свечами, подобно тому, как делают в Японии.
Но самым крупным июльским праздником был Хоубаоцзи, или «прыжки через костер». Каждое семейство вязало снопик из древесных щепок, лучин и курительных палочек, украшенных цветами, от полуметра до метра высотой. Эти вязанки устанавливали на улице перед домом. День проходил в застольях и распитии вина, а ночью снопики поджигали, и когда они начинали разгораться, молодежь перепрыгивала через них. Считалось, что прыжок через костер приносит удачу. Я и сам прыгал, и ничего плохого со мной не случилось.
Этот праздник не ограничивается пределами Лицзянской долины — он распространен вплоть до самого Дали и имеет очень древнее происхождение. В народе говорят, что его начали праздновать в эпоху династии Тан, когда было основано великое и могущественное королевство Наньцзяо. В то время вся область между Дали, столицей королевства, и Лицзяном была поделена на мелкие королевства миньцзя. Король Наньцзяо пожелал расширить свои владения и, будучи человеком жестоким и хитрым, придумал весьма эффективный ход. В один прекрасный день он позвал всех братьев-королей на собрание и огромный пир. Одним из приглашенных был король Эръюаня, небольшого княжества примерно в девяноста ли к северу от Дали.
Королева Эръюаня была женщиной не только красивой, но и весьма догадливой. Она приложила все усилия, чтобы отговорить мужа от поездки на пир, поскольку не сомневалась, что за необычным приглашением кроется коварный замысел. Однако король заявил, что долг обязывает его принять приглашение. Прекрасная королева была настолько уверена, что с ее мужем случится что-нибудь дурное, что убедила его надеть на запястья и лодыжки железные браслеты, на которых было выгравировано его имя.
Король Наньцзяо велел построить и разукрасить для пира особый павильон. Поговаривали, что для его строительства выбирали особенно горючие сорта дерева. Когда высокородные гости насладились гостеприимством короля Наньцзяо до такой степени, что начали сползать под стол, люди короля заперли двери павильона снаружи и поднесли к нему факелы. Все, кто был внутри, обратились в пепел, и ничьих останков, кроме короля Эръюаня, опознать не удалось. Королева с легкостью определила, какие кости принадлежали ее любимому мужу, по железным браслетам, так что он оказался единственным из сгоревших королей, кто удостоился подобающих его рангу похорон. В безутешном горе юная королева скрылась от мира за стенами дворца, однако безжалостный король Наньцзяо, прослышав о ее необычайной красоте, выслал гонцов просить ее руки. Чем дольше она отказывалась, тем настойчивее он ее добивался. Наконец она поняла, что обстоятельства вынуждают ее согласиться на этот политический брак, и, не желая, чтобы ее привезли ко двору Наньцзяо силой, передала королю, что выйдет за него замуж после того, как сожжет одежды мужа и выполнит тем самым свой последний долг по отношению к нему — такой обычай соблюдали практически все монархи Востока. Она велела развести на холме неподалеку от города огромный костер и возложить на него платье мужа. Костер разожгли, и когда пламя запылало в полную силу, королева, одетая в свой лучший праздничный наряд, прыгнула в огонь. Героизм и благородство этой прекрасной и любимой народом женщины не забыты до сих пор, и праздник в ее честь отмечают даже в странах, не имевших прямого отношения к этой трагической истории.