1

2431 г. Обновленной Эпохи

Мои поступки, моя жизненная позиция и непонятные стремления к упорядоченности во всем, даже в странных играх людей, втянувших меня в круговерть событий — все это привело в конце концов к логическому концу. Я лежу на жестких полатях, прикрытых тонким слоем соломы, и бессмысленно таращусь в потолок, затянутый паутиной. А вот и сам хозяин чудной вышивки. Он быстро сползает по блестящей нитке к своей очередной жертве — застрявшей мухе — и потирает лапками. Я сравнил себя с этой жертвой, и мне стало не по себе.

Что я имел на данный момент, кроме куска хлеба и кувшина воды на день? Благодаря купцу, выкупившему меня из степного заточения, я узнал, что правитель, то есть правительница Ваграма и верховный князь Алама, то бишь Союза Трех, есть одно лицо. Удивило меня, что женщина держит в своих руках огромные территории, и никаких потрясений не происходит. Значит, не настолько она слаба. Разрешив себе пофантазировать, чтобы не заскучать в одиночестве, я представил ее старой, сморщенной пожилой женщиной, с крючковатым носом и противным характером. Королевы обязательно должны быть противными, иначе их давно бы скинули с трона. Добрых никто не любит. Нет, любят, пока они не переходят все мыслимые границы своим правом сильного. А потом — на свалку.

После того, как купец с величайшими церемониями сдал меня на руки так называемым Хранителям, я забыл о нем навсегда. Просто в памяти осталась зарубка о хорошо налаженной шпионской сети Ваграма. Значит, обо мне уже знали из рассказов того купца, но знали не больше его. А это давало мне определенные преимущества. Нужно предложить такую историю, которая смогла бы убедить государственных мужей Ваграма в необходимости помочь Дому Лоран. Вспомнив, я похлопал себя по груди. Конечно, то, что не сделал Суйдак, сделали Хранители. Они вытащили у меня послание. Может, это и к лучшему.

Я физически ощущал, насколько я грязен, оборван, с неприятным запахом давно не мытого тела; а Хранители даже не удосужились почистить меня перед приходом правительницы Ваграма.

Я почувствовал себя жалким и потерянным перед такой королевой. Лучше бы она действительно была старухой, вредной и злой. Этой же «старухе» было лет семнадцать-восемнадцать, и красота и молодость ее была настолько ослепительны в полутемном подвале, что я сжался, моля небеса не донести запах своего смердящего тела до ее божественных ноздрей.

Она была не одна; чуть позади истуканом торчал высокий худощавый мужчина. Он смотрел на меня с нескрываемым презрением, а взгляд настороженных глаз предупреждал меня о бессмысленности каких-либо выходок в присутствии королевы. Отсутствие стражи ничего не говорило — мужчина мог быть самым лучшим телохранителем в ее королевстве. Конечно, я бы мог достать девушку одним прыжком, взять ее в заложницы, попутно избавиться от ее спутника. Благоразумие взяло вверх. Я не знал, что они решили на мой счет. И не нужно раскрывать свои способности раньше времени. Терпение выигрывает схватку, говорил Отшельник.

— Григ, в следующий раз будьте очень бдительны, чтобы на границах с дикими племенами не происходили подобные вещи, — сказала девушка, слегка шевельнув ножкой в высоком сапоге. Она была, по всей видимости, в охотничьем костюме, ладно облегавшем ее юное тело, а значит, приехала только что с охоты или собиралась на нее.

Я не обиделся на такое обращение. Она говорила на языке, который я смутно улавливал. Он был похож на наш, пафлагонский, но очень измененный. Но кое-что я понял, и это вселяло в меня определенные надежды. Откашлявшись, я прокаркал:

— Госпожа, я хотел передать вам послание от влиятельных лиц тех земель, откуда пришел. Ваши слуги забрали его у меня, а я не имею больших полномочий вести переговоры.

На лице королевы промелькнула досада. Она повернулась к Григу с немым вопросом, и мужчина, словно спохватившись, начал переводить к немалому моему удивлению. Девушка кивнула, внимательно выслушала его и ответила:

— Я ознакомилась с этим посланием, и не нахожу в нем каких-то причин, чтобы следовать им. А посему наше решение — не в твою пользу, чужеземец. По закону королевства Ваграм ты имеешь право выбрать для себя казнь. Мы предоставляем тебе вытянуть жребий, который и определит твою смерть. Если повезет — умрешь быстро. А если повезет еще больше — выберешь себе жизнь, — голос правительницы звучал громче степных барабанов, оглашая звоном стены моего узилища. Голос чарующ, он убаюкивает, а на лице нет и капли сомнения в своих словах. Неземная печаль — вот что удивило меня. И с этого момента моя судьба круто изменилась. Я стал другим человеком. Королева разбудила во мне чувства, о которых я даже не подозревал. Все это очень странно и страшно, потому что стоял я на краю своей погибели.

— А можно посмотреть весь список казней, если это не затруднит? — я заглушал страх и неуверенность в том, что меня правильно поймут. Еще и шутит, враг… Никто и не предполагал, что наша судьба, не только моя, зависит от этой чаровницы. Хотя, с другой стороны, почему я должен умереть за землю, которой управляют доминанты?

— Энн советник, прочтите ему, пожалуй, список данных мероприятий, если это не утомит заключенного, — в голосе королевы впервые послышались нотки заинтересованности. Экая букашка вздумала взбрыкнуть перед тем, как ее раздавят! Короткая насмешка и скрип кожаных сапог.

После таких слов и умереть не страшно. Но и торопиться не стоит.

— Все нижеперечисленные казни относятся к низшему разряду и применяются для варваров и шпионов, чье сословие не выяснено, — отчеканил Григ на моем языке, да так, словно жил на Континенте с малых лет. — А твой статус нам неизвестен, варвар. Итак… Утопление в кипящем масле, снятие кожи после обработки в соляном растворе…

Дальше я уже не слушал. Мамочка моя! Это что же получается? Все это вытерпеть и не умереть сразу после начала пыток?

— …четвертование (нет ничего нового под солнцем!). Колесование. Размычка (это я уже где-то слышал. Так кто варвар?), заливка расплавленного свинца в горло, насаживание на кол…

Они смеются что ли? Все, достаточно! Я рад, что у меня большой выбор! Если бы существовали только «заливка» и «утопление в масле», я бы долго колебался. Не так легко идти на эшафот с улыбкой на устах. Идиотом посчитают. Королева, кажется, поняла, что меня беспокоит. Эх, недосягаемая и прекрасная! По желанию или по необходимости посылаешь меня кормить червей? Я же вижу твое лицо, чуть дрожащие губы, чувственный трепет длинных ресниц и по-детски просвечивающаяся мочка уха на тонком луче солнца, пробивающегося через узкое окошко темницы. Я уже люблю тебя, но ты этого не узнаешь, потому что эту тайну унесу с собой в кипящем масле. Или нет? Не в масле? Какую же смерть принять? Выбор достаточно тяжел.

Я отвлекся от своих грустных мыслей.

— Могу ли я рассчитывать на вашу мудрость, госпожа? — спросил я с надеждой.

Королева и советник уже повернулись ко мне спиной, и после моего вопроса Григ нехотя перевел его.

— Что ты хочешь?

— У меня есть сообщение.

— Я ознакомилась с ним. Ничего интересного.

— Многое должно быть сказано устно, госпожа!

Нотки отчаяния прорвались наружу, и правительница сказала Григу:

— Отдайте его Хранителям, энн советник. Полный отчет о его допросе предоставите мне, если, конечно, сочтете интересным то, что скажет варвар.

Они ушли, оставив меня одного, с бьющимся сердцем и смутными надеждами. Я все-таки добился своего, заинтересовал нужную нам сторону, а это значит, что игра продолжается.

****

Утром за мной пришли трое бравых парней в черных балахонах до земли. Капюшоны скрывали их лица, и из черных провалов вместо лиц донеслось до меня, что я должен собираться. Пока я раздумывал, к чему весь этот маскарад, они бесцеремонно схватили меня под руки и выволокли из ставшей мне родной темницы. Все действия живо напоминали методы Мастера. Я сжался от предчувствия боли. Меня научили преодолевать страх смерти, но ощущение удара лица о столешницу будет всю жизнь преследовать и держать цепкими лапами.

Хранители провели меня через длинный коридор и впихнули в узкую комнатенку, настолько узкую, что в ней места хватало только для троих. Для варвара и палачей. За столом сидел мужчина с густой черной бородой, аккуратно постриженной клинышком. На вид ему можно было дать лет сорок. Он сверлил меня взглядом, который не предвещал для меня ничего хорошего. На столе лежала плотная пачка бумаг, стержень для записи. Из единственного окна под самым потолком на стол падал солнечный свет. День уже был в разгаре.

Бородатый вздохнул и знаком приказал отпустить меня. Хватка Хранителей ослабла. Но следили они за мной очень внимательно.

— Подойди и сядь, — как несмышленышу, сказал главный Хранитель. А то, что он главный — я не сомневался. И говорил он на языке Континента. Откуда они все знают наш язык? Учитывая, что аламцы никогда не появлялись у нас? Хотя мне ли это знать, просидевшему во мхе пятнадцать лет?

Я осторожно приблизился, ожидая подвоха. Коварство Мастера навсегда оставило печать в моей памяти. А вдруг у этих Хранителей такие же методы? Бородатый терпеливо ждал. Пришлось сесть.

— Говоришь на ваграме?

— Нет. Но языки немного похожи…

— Об этом я тебя не спрашиваю, — оборвал меня Хранитель. — Отвечай честно: кто такой, откуда пришел, с какими целями?

— Мое имя — Гай. Я из Андалии. Иду с важной миссией от герцога Линда, — я сглотнул, ощутив боль в пересохшем горле. Страшно захотелось пить.

Хранитель кивнул одному из стоящих за моей спиной охраннику, и тот сел за стол с торца, пододвинул к себе бумагу и быстро зачиркал стержнем по ней. Иногда он отрывался от бумаги и смотрел на бородатого, который переводил то, что я говорил.

— Наши земли воюют с Протекторатом, стремящимся захватить власть на Континенте. Это несет угрозу не только нам, но и в будущем — вам. Мы ищем союзников для борьбы с ними.

— Почему именно наше королевство заинтересовало правящий Дом?

— Мы и не рассчитывали просить помощи лично у вас. О землях, лежащих за Драконьими Зубами мало известно в наших краях. Больше вымысла и сказок, чем разумных рассказов. Причина того, что я появился здесь, весьма веская. Нашим шпионам стало известно о сговоре Ламберга с кочевыми племенами. После захвата Свободных земель и разгрома Дома Лоран они ворвутся на ваши земли. Мы решили, что это прекрасный момент для нашего сближения. Полагаю, вы будете благодарны за предупреждение.

— Вот как? — хмыкнул бородатый. — Я так не думаю. Никогда не принимал за других людей решения, пришедшие в мою голову. Это чревато последствиями, о которых никто и не подозревает, чужеземец. Ведь так?

— Я передаю лишь пожелания Дома. Хозяевам лучше знать, что они хотят от такого союза, — я склонил голову, выражая покорность судьбе. — Мне приказали передать послание тем, кто будет заинтересован в переговорах. Я — исполнитель.

Бородатый Хранитель задумался. Я чувствовал — он не верит мне. Не верит — и все тут. Но в его молчании было что-то такое, что говорило о благоприятном исходе. Он дробно простучал пальцами по столу и задал очередной вопрос:

— Как ты прошел через земли хессов и остальной кочевой швали? Как ты попал в рабы к Суйдаку? И кто второй человек, который сейчас сидит в яме у этого степняка?

— Это мой друг, — врать здесь не пристало. Нужно вытаскивать Лодочника из плена любыми путями, пусть даже вся операция полетит в преисподнюю. — Земли хессов мы старались обходить стороной.

— Где вы шли?

— Мы прорывались к побережью, так как по слухам, туда звери не совались.

— Угу, — бородач кивнул, и я стал расслабляться. Моя легенда не идеальна, понимал я, но даже такая мелочь, как сокрытие ненужных для ваграмцев фактов, могла мне помочь. Если…

— Не могу поверить тебе, чужеземец, — с печалью в голосе произнес Хранитель, и сделал знак, по которому меня тут же скрутил стоящий в одиночестве молодец. — Твое послание мало что дало нам в плане стратегической выгоды. Герцог Линд хочет нахально втянуть наше государство в войну. Только он забывает, что нас разделяют Степь, хессы, огромный Каменный Пояс… Зачем нам надрываться ради спасения людей, которые нам в корне чужды? Давай, веди его в пыточную. Горячее железо развяжет ему язык.

— Господин, я говорил правду!

— Не всю!

— Что вы хотите еще услышать?

Недооценил я ваграмца. Он играл со мной, понимая, что не услышит от меня того, чего хотел бы. Только что он хочет услышать?

— С какой целью твои хозяева заслали тебя в Ваграм? Что готовится в Пафлагонии? Вторжение? Война? Или вы заинтересовались землями Алама? Мы не допустим возникновения сопредельных границ! В этом наша доктрина уже многие сотни лет!

— Я ничего не знаю о планах герцога! — завопил я, потому что охранник уже волок меня к двери. Писарь подскочил ему на помощь, и вдвоем они успешно потащили мою тушку через весь коридор. Вероятно, в пыточную.

Меня вздернули к потолку, выкручивая суставы веревкой. Я задыхался от нестерпимого жара, идущего от раскаленной печи. Полуголый мужик с непомерно большими руками ворочал щипцы на углях и весело хохотал, слушая болтовню писаря с лошадиным лицом. Вошел Хранитель, и смех сразу стих. Он взглянул на меня снизу-вверх и спросил:

— Одумался, сынок? Разве ты хочешь умереть за тайны сильных мира сего? Они считают тебя лишь инструментом в своих игрищах. Какова тайная цель твоего появления здесь? Может, Пафлагония устроила провокацию? В надежде на то, что мы клюнем…

Как я был с ним согласен! Мне хотелось покаяться, высказать все, что произошло со мной, как обманом завлекли доверчивого молодого парня в коварные сети шпионажа!

— Нет, господин! — прокаркал я. — Я в чужие мысли заглядывать не умею. А чужие письма никогда не читал. Плохо это.

— Шутник, — грустно вздохнул Хранитель. — Быть идеалистом в наше неспокойное время не следует. Больно?

— Еще как! — приободрился я. — Вас бы сюда!

— Сейчас ты там, — напомнил бородач и усмехнулся. — А ты не такой трус, не раскисаешь! Хирс! Спусти его вниз и сдери рубашку!

Палач подскочил, отвязал веревку, и я с облегчением вздохнул. Он схватился своими лапищами за отвороты рубахи и рванул ее вниз. Хранитель с интересом уставился на мою татуировку, сделанную недавно одним умельцем из Мирры, другом Поэта. Не знаю до сих пор, как он уговорил меня пойти на это.

— Что это? — Хранитель ткнул пальцем в мое плечо.

— Татуировка, — пожал я плечами.

— Вижу. Не делай из меня дурака. Откуда она у тебя?

— Это так важно?

— Отвечай! — неожиданно рявкнул бородач, да так, что все, кто находился в пыточной, вздрогнули и затихли.

— Это знак принадлежности к определенному клану, сообществу, — пересиливая себя, пояснил я. — Меня привязали к нему насильно, не по моей воле…

— Ладно, потом расскажешь! Все, что знаешь!

Бородатый отвернулся от меня и направился к выходу.

— Всыпьте ему с десяток плетей!

— И все? — оторопел палач.

— Хирс! Я непонятно выразился? Десять плетей — и в темницу!

— Слушаюсь, энн Хранитель, — поклонился Хирс.

****

Я был совершенно измочален ожиданием своей участи. Вдобавок к этому болела спина. Скотина Хирс постарался на славу, вложив в свои удары всю мощь неистраченной в великих битвах силы. Три дня я лежу неподвижно, отмечая движение солнца по лучику света на замшелом камне.

Или им все известно, — билась предательская мысль в стенки черепа, — или наши беды им совершенно безразличны. И я — последний, кто еще может что-то сделать. Бородатый ваграмец не усердствовал, вытягивая из меня сведения, относящиеся к моему появлению в Аламе. Ни слова про трехмесячную войну у Ворот! Знает или нет? Почему он так отреагировал на мою татуировку?

Завизжала дверь. Почему они ее не смазывают? Проклятие! Эта девчонка снова здесь! Ей-то что надо?

— Как же твое настоящее имя, загадочный шпион?

Она еще и шутит. Ну да, венценосным позволительно то, что запрещено черни.

— Гай, — губы с треском разлепились, окрашиваясь в красное. Хорошо, что она этого не видит.

— Я прочитала донесение Хранителей и выслушала твое послание, Гай. Мне нет дела до ваших проблем, понимаешь? Не вижу смысла… Каждый должен отвечать за свои поступки, Гай. Шпионы на моей земле так же недопустимы, как и война, в которую Дом Лоран пытается нас втянуть. А твое появление здесь — предвестие будущих потрясений. Ваграм — мирное королевство, хотя нам есть чем ответить на агрессию врага.

Да, бородатый Хранитель знал об этом, вздергивая меня под потолок. Он издевался, зная мой конец.

Я не открываю глаз, не делаю глупостей, чтобы смотреть на нее. Достаточно того, что она силится рассмотреть мое скрюченное тело. Неудачник. Находясь на краю могилы, я влюбился в тебя. А почему ты сознательно идешь на разговор, для каких целей? Что хочешь услышать от полумертвого врага? Тут до меня доходит, что она говорит без переводчика! Вот вам женское коварство — или королевская мудрость? Знает язык моих земель правительница, еще как знает!

— Ты вел себя мужественно, Гай, и не открыл свою тайну даже на дыбе, — королева подошла ближе. — Ты — сильный человек. Даже Хранители признали это. Но я — слабая девушка, но суровая правительница. Так скажи мне правду.

— Зачем? Она не спасет меня, — буркнул я в ответ. Не буду же я говорить, что пытать меня не стали, узрев татуировку на груди. Хотя об этом она уже знает, надо полагать.

— Зато спасет меня и мою страну. Неужели ты настолько неблагодарен, что не хочешь отдать свой долг мужчины, ограждая нас от будущих потрясений?

— Ты не слабая, не такая простая… Только кажешься такой. Но я не давал клятвы служить тебе.

Девушка отошла к узенькому оконцу, сквозь которое едва пробивался свет, и я мог наблюдать ее силуэт вполглаза. Она обхватила себя руками, словно ей было холодно, несмотря на накинутый плащ. Да, здесь не было жарко.

— Ты очень честна в своих поступках, но я боюсь тебя, потому что знаю, чего ты хочешь…

— Чего же, если не секрет?

— Ты посильнее дыбы, женщина. Ты здесь ищешь не жениха с политическим весом и тугим кошельком, а пути, которые оградят королевскую власть от чужих притязаний. Но тебе не повезло. Я скоро умру. Наверное, — с долей неуверенности добавил я. Странный у нас разговор. Мне стало казаться, что я сплю, а женский силуэт на фоне стены — мои бредовые видения.

Королева молчала, стоя боком ко мне. Какие мысли сейчас в ее голове? Меня настораживало, что уже несколько дней со мной возятся, не принимая никакого решения. Угроза казни, как будто, отступала на задний план, но я не расслаблялся.

— Я не тот путь, госпожа, — тихо добавил я.

— Как я должна поступить, по-твоему?

— Коронованные особы не спрашивают совета у врагов. Они вырывают клещами всю правду.

Легкий смешок донесся от окна.

— Вижу, пыточная для тебя показалась легкой прогулкой?

— Не буду излишне скромен, — я сделал попытку сесть. Не годилось выказывать непочтение короне, пусть даже и чужой. Мне нельзя было настраивать против себя человека, на которого я надеялся. Голова закружилась, но я пересилил слабость и прислонился иссеченной спиной к холодному камню. Так было лучше. Воспаленная спина сразу перестала нестерпимо болеть. — Мне приходилось бывать в переделках и покруче.

— Ты не знаешь наших возможностей, чужак, — королева повернулась ко мне, и луч солнца, пробившийся сквозь оконце, заискрил в ее волосах. — Но я долго думала, что сделать с тобой. И пришла к решению, что письмо герцога Линда не лишено смысла. Мне безразлично, как ты попал в Алам. Вреда ты не принесешь, даже если в твоих планах стоит желание навредить Ваграму. Одно плохо: я не знаю, на что ты способен, варвар. А голову тебе отрубить всегда успею.

— Отрубание головы — привилегия князей? — усмехнулся я.

— А ты, варвар, язва! — снова рассмеялась королева. — Почему-то хочется верить, что ты не так страшен для моей страны. Я дам приказ Григу привести тебя в порядок. Вечером я встречусь с тобой, и ты мне расскажешь то, что утаил от Хранителей. Ведь в твоей голове достаточно тайн, чужак? А я люблю разгадывать тайны. Но знаешь, я открою тебе секрет, почему ты до сих пор жив. Больше всего меня интересует твоя татуировка.

Королева вышла, оставив меня в большом недоумении. Ее поведение становилось странным, ставило в тупик. Она уже не казалась простой правительницей, и от этого мне становилось не по себе. В ее поведении не было никакого смысла. И это вносило сумятицу в мои мысли. А в проницательности ей не откажешь. Ну что ж, тем интереснее будет продолжить игру. Только почему она не спросила про татуировку, раз она так ее заинтересовала?

****

Настал день, когда я вышел из темницы, и меня повели в бани, где я смыл с себя грязь и кровь. Легкая рубашка приятно холодила тело. Хранители даже нашли мне широкие штаны из плотного холста и в дополнение к великолепному гардеробу — деревянные колодки на ноги, которыми я намеренно громко топал по мраморному полу небольшого зала. Королева с легкой усмешкой ждала меня, сидя в мягком кресле. Ее ноги были поставлены на деревянную скамейку, а руки, с нанизанными на пальцы золотыми кольцами, изредка подрагивали, слегка сжимая лакированные ручки кресла. Возле нее по бокам неподвижно застыли два телохранителя с широкими блестящими алебардами. В неглубоких нишах тоже стояли воины. Это я отметил боковым зрением. Конечно, кто будет рисковать жизнью королевы, даже если варвар не вооружен? Для безопасности его легче проткнуть копьем, чтобы не доставлял неприятностей. По глазам телохранителей я прочитал именно это. Они свирепо таращились на меня, не оставляя никаких сомнений на мой счет. Я здесь чужак.

Я заметил еще одного человека, сухопарого, длинного, с темным лицом, похожим на кору железного дерева, растущего на южных склонах Драконьих Зубов такого же черного и морщинистого. Он незаметно возник за моей спиной, кивнул головой моим стражникам, чтобы те оставили меня. Солдаты беспрекословно повиновались этому жесту, предоставив мне задуматься о роли странного человека.

Сам зал представлял собой полукруглое помещение с одним рядом белоснежных колонн, вытянутых вдоль стен. Высокий потолок был перекрыт ажурными деревянными решетками, на которые в случае жары можно было натянуть плотную ткань, не пропускающую солнечные лучи. С неба лилось мягкое солнце, а легкий сквозняк шевелил одежды находящихся в зале людей. А чуть поодаль стоял маленький столик из дерева, инкрустированный мелкими драгоценными камнями по краям. За ним неподвижно сидел писарь, нетерпеливо крутя в руках стило.

Я сделал два шага по направлению к королеве, громко шлепая по полу в дурацких сандалиях, встал на одно колено и приклонил голову. Наступило молчание. Королева, видимо, изучала меня.

— Поднимись, — приказала она.

Я, наконец, разглядел ее как следует. Она действительно выглядела так, как я обрисовывал недостающие контуры ее лица в своих мыслях. Ведь я так и не видел до сих пор ее при ярком солнечном свете. Но мое воображение дорисовало картину. И вышла она очаровательной. Нет, не картина… Темные волосы волнами спадают на плечи, на накидку ярко-синего цвета, а на голове красуется небольшая корона с двумя рубинами. Когда девушка шевелилась, лучи солнца падали на камни, которые вспыхивали ярким пламенем, бросая блики на колонны.

Королева внимательно глядела на меня — я изучал ее лицо, находя, что такая красота будет посильнее любой казни. Из-за недосягаемости. Молчание непростительно затягивалось, но я ждал первого слова от правительницы. Нельзя хамить.

— Как твое здоровье, чужак? Твое имя по-прежнему Гай? Или что-то новенькое придумал?

Спасибо, что имя вспомнила. Или издевается?

— Да, госпожа королева, я — Гай. Был и остаюсь им. У вас великолепная память. И за лекаря спасибо. В моем положении трудно желать чего-то большего.

— А теперь я хочу услышать всю правду о твоем появлении в наших землях. Свое обещание я выполнила. Выполни и ты. Без утайки и хитрости.

— Я так понимаю, что после откровений меня все равно пошлют на казнь?

— Боишься? — брови девушки дрогнули. Усмешка притаилась в ее глубоких глазах. — Нет у меня уверенности, что ты останешься жив. А невыполнимых обещаний я не даю.

Она хлопнула в ладоши. Драпировка за креслом королевы заколыхалась, и появился Григ со свернутой в трубку бумагой.

— Энн советник, присутствуйте, пожалуйста, при откровениях варвара Гая, — королева старалась скрыть усмешку, что меня озадачивало все больше. — Я хочу, чтобы потом, при оглашении приговора не возникло недоразумений. Правда может сыграть в обе стороны, Гай, не так ли?

— Истинно, энни королева, — ввернул я нужное здесь словечко. — Палка — она вещь непокорная в неумелых руках. Может и в лоб прилететь.

— Хочу напомнить тебе, что королевский указ — основной столп закона Ваграма. Я решаю, кого миловать, кого — казнить. Совет при королевском дворе решает другие важные вопросы. Но и его мнение учитывается. Так что от тебя зависит, какое решение приму я. Совету я не доверю твой случай. Цени это.

Я наклонил голову в знак покорности. Глупо надеяться на чувства молодой королевы. Надо настраиваться на худшее.

— Спасибо, энни, — я облизал пересохшие губы. Чудно она говорила. И останавливаться не собиралась.

— Для меня звание королевы означает не только власть, но и заботу о простых людях, моих подданных. Так было завещано в «Письмах королев». Каждая последующая правительница неукоснительно соблюдает законы, правила, обычаи, этику и этикет поведения, заложенные изначально с первого правителя Ваграма.

— А если энни королеве придет в голову яркая мысль осчастливить мир новыми идеями? — смертнику позволено вольно разговаривать с коронованными особами. И с удовольствием смотреть на хорошенькую королеву в темно-вишневом платье, без такого количества драгоценностей, как на пальцах.

— Охотно отвечу, — подхватила мою игру девушка.

Григ нахмурился и покачал головой. Уж ему-то такое поведение королевы совершенно не нравилось.

Писарь с усердием водил стилом по бумаге, даже высунув язык, чтобы успеть записать бессмертные слова своей госпожи.

— Я могу дополнять в «Письма» то, что принесет пользу моим подданным. Я отвечаю за поступки будущих правительниц. Мои ошибки повлекут за собой гибель страны. Кто же хочет быть проклятым на века?

Неужели у них только женщина может стать королевой? Вот так новость!

— У нас на это смотрят проще, — ответил я. — Каждый правитель отвечает только за себя, за свою дружину, но не более того. Его не беспокоит, что о нем думают, и будут думать дети и внуки. Мне кажется, в этом есть здравый смысл. Он не обременен обязательствами, его не грызет совесть за то, что он мог бы сделать хорошего, но не сумел… Если его душу будет глодать вина за свои ошибки, за которые ответят потомки…

— Посмотри на меня, — королева откинулась на спинку кресла. — Сейчас ты — головная боль Хранителей, а заодно и моя. Предложение Дома Лоран довольно странное, и мы не можем определить, что вам конкретно нужно. В какие сети втягивают Ваграм и весь Союз? Мы не понимаем сути вашей войны.

— Нам действительно нужна помощь всего вашего Союза, — подтвердил я. — Очень на это надеемся. Все наши земли жили по закону свободных отношений, и каждый выбирал себе доминанта по вкусу. А Протекторат пренебрегает сложившимися традициями и нагло захватывает плодородные земли для своих нужд.

— Помощь трех государств? — королева сощурилась, скрывая блеск глаз. — Вы считаете, что Союз Трех безо всяких причин призовет под знамена пятьсот тысяч человек и бросит их против жалкого Протектората? Не много ли самомнения? Нам никто не угрожает, даже степняки и хессы, эти недоразумения природы! Мы очень сильны! Кто дерзнет пошатнуть устои Ваграма, Камбера и Сатура, пусть даже в сговоре с кучей степных отбросов!?

Ого! Королева вся заледенела, произнося свою историческую речь. Я даже ощутил в позвоночнике дрожь и покалывание тысяч иголок. Я знал, что жалкие попытки добиться помощи Союза без убедительных аргументов и объяснений обязательно провалятся. Королева ждала необычных предложений, которые я мог предоставить, пусть даже вопреки строгим запретам Егеря. Мне нужно повлиять на умы знати Ваграма о необходимости взяться за оружие. Только поняла ли королева, что я держу в рукаве? Мои козыри довольно слабые, но пока я пленник — даже они не сыграют. Но ведь Егерь был уверен, что я смогу убедить местных правителей, и предоставил мне вести игру! Но где мой козырь, самый главный? И я рискнул.

Она узнала о Сером Братстве, о тех целях, что преследовало оно, и по мере приближения к тому моменту, как я оказался на благословенной земле Алама, ее глаза распахивались все больше и больше, а писарь не успевал за переводом Грига, лихорадочно царапая мои слова на бумагу, обламывая стило. Его лоб покрылся испариной. Он тоже прикоснулся к тайне. Даже охрана в нишах ожила. Слышался сдержанный говор. Лишь два телохранителя угрожающе молчали. А темнолицый мужчина незримой тенью стоял за моей спиной.

Я не мог обмануть это прекрасное существо. И не только потому, что королева оказалась проницательной и умной. В это мгновение я был уверен, что красоте неподвластны хитрость, обман, интрига. Честность моих слов искала отклик в ее округленных глазах и по-детски полуоткрытого рта. Когда я закончил свой рассказ, Григ пробормотал:

— Энни…

— Тихо, Григ! — властно вскинула руку королева. — Я все и так прекрасно поняла. Чужак утверждает о всеобщей опасности. Скажи еще, иноземец: ваше Братство готово поклясться, что это правда? Такое предложение переворачивает все с ног на голову.

— Серое Братство — это люди, знающие, за что рискуют. Я неплохой воин, но мой наставник не считает меня достойным быть посвященным во все тайны Ордена. Есть люди, стоящие во главе Братства, и только они решают судьбу того или иного властителя.

— Если я правильно поняла, твои друзья принимают усилия для объединения Домов в единое государство?

— Да.

— И кто займет место на троне? Почему я не знаю об этом человеке ничего? Кто скрывается за общими фразами о сотрудничестве?

У меня возникла мысль, что в Пафлагонии давно действуют лазутчики Алама. Очень быстро королева сориентировалась в политических раскладах далеких от нее земель.

— Это и мне неизвестно, — я покаянно опустил голову. Ну не мог я смотреть спокойно на королеву. Ее красота смущала мою душу и тело. Усилием воли я охладил себя, напомнив, что в роли пленника нужно мечтать лишь о легкой смерти.

— Если тайная возня Ордена станет известна Дому Лоран — вас ожидает незавидная участь, — задумалась королева. — Зачем вы рискуете? Вы настолько влиятельны, чтобы играть на двух полях?

— Вероятно, это так, — отвечать что-то нужно было. — Даже Егерю неизвестны истинные возможности Братства.

— Вот это и тревожит меня, — потерла подбородок королева и поглядела на Грига, словно ища у него совета. — Разум подсказывает мне, что от чужеземца нужно избавиться как можно скорее. Им руководят очень серьезные люди, которых я не вижу. Темно, слишком темно…

Королева нетерпеливо поднялась с кресла, направилась к выходу. Телохранители резво бросились ко мне, чтобы оттеснить в сторону. По выражению ее лица нельзя было что-нибудь прочесть. Плохой знак.

У дверей она остановилась так резко, что Григ, спешащий за ней, чуть не влетел носом в ее спину. Чуть не оконфузился!

— Я не занимаюсь авантюрами, чужеземец, и подбивать на это Союз у меня нет никаких оснований. Я распоряжусь, чтобы тебя перевели в другое место, где теплее и суше, чем в этой мерзкой дыре. Пытать тебя не будут, потому что в этом нет никакого смысла. Я разобралась в твоем деле. Хранители получат на этот счет особые распоряжения. Пока я не могу решить твою судьбу. Молись своим богам.

— Спасибо, энни королева, за полученные привилегии, — сказал я ей вслед, и получил тычок древком копья в спину. Охрана тут же взяла меня в кольцо. Как все грустно…

****

Новая темница не отличалась от предыдущего какого-то набора роскоши, а просто здесь было больше солнца, и соответственно — теплее. Меня содержали в сторожевой башне, одной из восьми, включенных в общую систему крепостной стены, окружающей королевский дворец. Узенькое оконце моего узилища выходило на внешнюю сторону, откуда я мог любоваться морем и городом, раскинувшимся прямыми крыльями во все стороны от дворцовой площади. Да, это была большая привилегия.

Я жил в неведении, получая необходимую пищу и воду два раза в день. Попытки заговорить с охраной не увенчались успехом. Я имел здесь плохую репутацию. Стражники недовольно ворчали что-то под нос, поглаживая блестящую сталь алебард, мечей и ножей. Со мной хотели расправиться — я читал такие мысли по их глазам.

Неужели обо мне забыли? Если это так — лучше попробовать броситься на охрану и погибнуть в бою. Быть вечным узником мне не улыбалось. Я скучал по своим кедрам, терпкому запаху смолы и разогретым солнцем полянам. И еще я влюбился — безнадежно, глупо — в женщину, превосходящую статусом всех, а уж обо мне и говорить не стоит. С ужасом я понимал, что это чувство непреходящее, глубокое; оно болезненными шипами вонзилось в сердце, не отпуская ночами, потому что днем я созерцал кусочек внешнего мира, стараясь забыть о щемящей боли в груди.

Дни проходили, сводя меня с ума. Я забыл наставления Ронгара, что нужно терпеливо ждать момента, когда можно нанести удар. Но ждать жертву и быть жертвой — это совершенно разные понятия. А я ведь не знал, что происходит за толстыми стенами.

Я открыл глаза, мысленно убрав еще один день из своей жизни. Вчера вечером один из охранников все же открыл рот, чтобы поговорить со мной. На ломаном языке он объяснил, что мне недолго ждать. Вроде того, почему великомудрая королева возится с дерзким и поганым варваром, а не сразу отправила на плаху? Эшафот уже готовят. Значит, пора. Сколько я просидел в тюрьме? Месяц? Два? Неважно. Скоро я отправлюсь прямиком к Творцу держать ответ за свою короткую и грешную жизнь. Там, надеюсь, подниму большой шум по своей персоне. Нечестно. Так нечестно. Я хочу любить и обнимать ту единственную, которую встретил в неурочный час, которая запала в душу, которой хочу шептать всякие нежные глупости. Я хочу видеть, как ее губы дрожат от улыбки — и это главное, что я не успел сделать.

Дверь широко распахивается, в проеме показывается фигура стражника. Он крепко держит в руках меч, направленный в мою сторону. Думает, что уж от одного вида наложу в штаны. Ладно, знаю, что пришел мой черед покинуть земную юдоль.

— Вставай! Королева желает видеть тебя, — грубо сказал стражник. — Пошевеливайся!

Он вывел меня из моего узилища и повел по винтовой лестнице вниз. Выйдя из башни, я на мгновение ослеп. До того ярко светило солнце. А на Континенте сейчас уже снег, — мелькнула мысль. Когда я открыл глаза, передо мной стоял Григ, неподвижным взглядом глядя куда-то в мою переносицу. Он страдальчески поджал губы, ноздри его затрепетали, как у благородного жеребца. А что он хотел увидеть? Благоухающую розу?

Увидев мое плохо скрываемое негодование, Григ сухо обронил:

— К твоей персоне слишком много внимания, чужак! Я пытался отговорить королеву от сумасшедшей просьбы, но она настояла на своем.

— Королевской воле не перечат, — вежливо заметил я.

Григ скрежетнул зубами.

Конечно, быть всевластным приятно. Захотел — настоял на своем, перемалывая упрямство вот таких людей, как Григ. Да, королева — особа очень жесткая, несмотря на возраст. Но ведь она женщина в первую очередь, и довольно красивая. И ее любопытство относительно меня вполне понятно. Каюсь, но мне хочется насладиться ее обществом, услышать ее голос, увидеть походку. Но в самых смелых фантазиях — завоевать ее сердце, чтобы уйти в Ничто с осознанием величия любви. Я встряхнулся от нелепых мыслей, зло обсмеяв себя. Никогда не считал себя приверженцем философии Небытия.

Королева встретила нашу компанию на дорожке садовой аллеи. Она жестом показала, что стражник и Григ могут быть свободны. В их услугах она не нуждалась. Это было опрометчиво с ее стороны. Так не поступают в целях безопасности простые герцоги, а тут — королева! Григ попробовал возразить, но тщетность его попыток была видна в глазах правительницы.

Она долго смотрела в спину удаляющемуся Григу, пока тот не исчез за поворотом, и его скрыла стена колючего кустарника с яркими лиловыми цветами.

— Он остался недоволен, — задумчиво проговорила королева. — Вся беда придворных в их излишней старательности. Они хотят быть полезными, но навязчивость всегда раздражала меня. Григ — неплохой человек, но его идеальное мироощущение мешает ему понять меня. Он слеп в своей преданности.

Мы медленно шли по пустому саду, а под ногами шуршали мелкие камешки, собранные со дна моря и посыпанные на дорожку. И все это время я мучительно искал причины неожиданного разговора с королевой. И почему нет охраны? В чем подвох? Краем глаза я заметил маячившую на угловой башне, в виду которой мы все время находились, между зубцами фигуру с арбалетом. До нас было слишком далеко, но такое оружие бьет далеко, если оно в руках опытного стрелка. А стрелок беспрестанно перемещался по стене, неотрывно глядя на нас. Наконец, дойдя до края башни, он замер, и его арбалет лег на зубец. Королева не такая простушка. Все прослеживается. И за кустами наверняка стража наготове. Я ухмыльнулся. Законы этого государства ставят ловушку для королевы. Захочу убить ее — никто мне не помешает. Доля мгновения, пол-удара сердца — и все кончено. В чем суть охраны? Защита важного лица, невзирая на его запреты вести приватную беседу.

— Ты удивлен, что рядом нет охраны, Гай? — неожиданно прервала молчание королева. — Я мысли не читаю. Просто ты все время вертишь головой, словно ищешь кого-то.

— Жизнь ваша превыше тех сведений, которые я могу дать, — пожал я плечами. — Это у нас убийство — вещь обыденная, а ведь меня считают наемным убийцей, варваром. Если охрана лежит под кустами — пусть она встанет и идет рядом. Они ведь все равно не понимают, о чем мы говорим. Не так ли, энни? Ваш язык безупречен, пусть даже с акцентом. Признаюсь, в первую нашу встречу вы здорово обвели меня вокруг пальца.

— А я думала, почему ты не выражаешь удивления, что я говорю с тобой на одном языке?! — засмеялась королева. — Я хотела даже рассердиться. Никаких эмоций! Насчет охраны ты не прав. У меня есть один слуга, который заменит всю охрану дворца. Он приставлен ко мне с раннего детства, и будет сопровождать до самого конца.

Я медленно повернул голову назад и обнаружил стоящего за нами того самого темнолицего человека, которого я заметил в зале. Ему было лет сорок, его высохшее тело хранило дьявольскую силу. Узловатые руки покоились на бедрах, готовые, однако, к мгновенному броску. Наши глаза встретились. Слуга впился в меня жестким взглядом, но тут же увел его вниз. Мне стало все ясно.

— Надоест, — с нарочитой уверенностью сказал я, повернувшись к королеве. — Кто же выдержит пытку длиной в жизнь?

Она легко и непринужденно засмеялась, откинув голову, а солнце осветило ее лицо. Я невольно залюбовался ею, но, к сожалению, королева вовремя вспомнила, кто она такая, и приняла чинное выражение лица.

— Логика твоего поведения, Гай, мне понятна. Я сообразила, что стоит за твоими словами. Меня не получится убить. Любое движение руки чуть выше пояса будет рассматриваться как угроза моей жизни. На башне — отличный стрелок, и без сожаления убьет тебя. Но еще быстрее тебя убьет Пак. Так что держи руки внизу, сделай милость. Я не хочу потерять интересного варвара.

— Разве только простой интерес заставил вас запросто гулять по саду? — пробормотал я.

— А ты хочешь причинить мне неприятности?

— Нет, — я впервые так пристально посмотрел на девушку. Она, кажется, слегка смутилась. — Хотя мне пришла отличная идея насчет моей казни. Ну не хочу я кипеть в масле! Может, что-нибудь полегче?

Королева кивнула. То, что она сказала, повергло меня в уныние.

— Я не вижу причин для твоего оправдания, Гай. Это мой долг, поверь. Если бы ты мог убедить меня в своем знатном происхождении и предоставить доказательства — я бы отмела все возражения Совета. Но они слишком сильно давят на меня, требуя твоей смерти. Что на них нашло? Ну, варвар, ну, чужеземец! Прямо с цепи сорвались! С чего бы это?

— Чем больше меня хотят умертвить — тем больше я вижу необходимость продолжить свою жизнь, — невесело усмехнулся я. Что, в сущности, я здесь делаю? Отряд погиб в горах и теперь мое пребывание в Ваграме стало ненужным. Никто не двинет войска на запад. Надо бежать. От ее глаз, голоса, фигуры, залитой солнцем. А глаза почему-то потемнели.

— Не привыкайте ко мне, энни, — тихо попросил я. — Если закон велит меня уничтожить — так тому и быть.

Остальной путь вокруг большой цветущей клумбы с цветами мы проделали молча, и остановились только у башни. Королева глубоко задумалась, не обращая внимания на суету стражников. Они встали по обе стороны от меня, горя желанием успокоить навеки невесть откуда взявшегося чужака.

О каких доказательствах она говорила?

 

2

Поэт сидел на низкой скамеечке и, морщась от боли, растирал ногу, покалеченную хессами. Рана еще не зажила полностью, и он при ходьбе хромал, слегка постанывая от неловкого движения. Меч лежал на полу, а сапоги — на пороге. Поэт косил глаза на свои пальцы, шевелил ими, и так забавлялся, пока Егерь молча правил нож. Он не спал четверо суток, мотаясь из Фобера в Берг, а оттуда — в Паунс. Шпионская сеть, которую он раскинул на всем побережье Континента и в крупных городах, требовала тщательного внимания и проверки ее дееспособности.

Возвращение Поэта и Болта стало для Егеря неприятным сюрпризом, выбившим из-под ног почву. Первое мгновение встречи они молча разглядывали друг друга. Егерь словно не мог понять, что здесь делает Поэт. Поэтому никаких расспросов он не учинял, отправив бойцов мыться и отдыхать. Болта Егерь спровадил в Схрон — не дело простых воинов вникать в ситуацию, тем более что он и не был вовлечен в основную операцию. Поэтому — подальше.

— Говори, Поэт, — сухо обронил Егерь. — Что вы там натворили?

— Да ничего никто не творил, — Поэт отчаянно махнул рукой. — Этот мальчишка не стал никого слушать, увел остатки отряда в горы и заперся в пещерах. Он оттянул на себя почти всю мощь хессов. Мы и спаслись-то благодаря этому. Нас никто не преследовал…

— Я не спрашиваю, почему вы спаслись. Братство возлагало на эту операцию большие надежды. Мы же проворонили все, что можно. Потеряли несколько братьев. Годы подготовки — свиньям в грязь! Гай был способным малым, но слишком уж самостоятельным. Ты дал промашку, Поэт, не подумал о последствиях. Что будем говорить на Сходе?

— Понятно, что, — опустил голову Поэт. Удивительно, как фарогар волновался за мальчишку. А ведь не подавал виду. — Поверь, Егерь, я даже орал на этого умника. Но он настолько уперся рогом из-за своей идеи прорваться в Алам, что не слушал никого!

— Они все погибли там, в пещерах? Кто может подтвердить их гибель? — требовал Егерь невозможного, и не верил, не верил…

— Они вышли из пещер и приняли бой. Я встретил в Финге Шипа с тремя солдатами. Они чудом вырвались из окружения. Гай отвлек на себя почти всех хессов, что крутились в долине и в скалах, а Шип совершил прорыв.

У Егеря блеснули глаза, он ожил.

— Когда Шип будет в Берге?

— Дней через семь. Он решил последить за передвижениями патриканцев на побережье, чтобы не с пустыми руками…

— Понятно, — оборвал Егерь Поэта. — Сможешь организовать проверку всех слухов из-за Ворот? Надо узнать, не появлялся ли кто в Степи необычным способом. Знаю, знаю, брат, что после боев с хессами мало кто выживает. Но не зря же он жил на острове. Чему-то же научил его Отшельник.

— У него было слишком мало времени, — проворчал Поэт.

****

Ночь не принесла облегчения; неумолимо гаснущие звезды на небе отсчитывали, наверное, последние часы моего существования. Утречком проведут меня под белы рученьки к месту казни, изредка встряхивая, чтобы я шел прямо, а не валился на землю от сковывающего все тело страха. Говорят же, что страх смерти, его ожидание, страшнее самой смерти. Просто не верилось, что кто-то, шутя, лишит меня горячо любимой жизни одним взмахом меча. Она ведь дается свыше, а ты, такой красивый, даже не можешь противиться липкому ужасу. Я не обвинял королеву. Она все же честно искала выход в лабиринтах абсурдных законов.

Я насторожился. За стеной послышалось едва слышимое звякание железа. Кто-то забубнил, потом заскрежетал ключ в скважине замка.

Противно скрипнула дверь. Стража жалеет масла, чтобы эта чертова дверь не скрипела! Во всем ищут выгоду! Неужели они его носят на рынок и продают? Подскажу напоследок королеве, испорчу службу этим воякам! Мысли, навеянные ночным ветром, рассеялись. В смутном свете луны ко мне неслышно ступала фигура в длинном плаще. Запах цветущих лугов, чуть горьковатый, манящий на безрассудные поступки, всколыхнул меня. Я лежал на спине и вдыхал этот запах.

— Будьте начеку, — раздался знакомый голос.

— Зачем такие сложности? — шепотом спросил я, угадывая, кто пришел к узнику. — Проще воспользоваться своим положением и прийти со всей свитой. И днем…

— Вот дела! — воскликнула полушепотом королева, откидывая капюшон с лица. — Ты меня хочешь прогнать? Вот почему власть мужчины здесь недопустима! Вы покоряете, давите авторитетом и силой.

— Я просто удивлен, что вижу вас здесь, энни королева, — я проследил за королевой, подошедшей к окну. Видимо, ее любимое место в узилищах. — Безрассудство.

— Тебе не интересно, что я здесь делаю? — притворно удивилась королева.

— Интересно, и — странно.

— Я пришла сказать тебе, что ты один из тех сумасшедших, кто ищет приключений на свою голову, если не сказать грубее про другие места. Ты хоть понимаешь, в какую авантюру тебя втянули? Сообрази, что все твои попытки безуспешны! Все равно мои люди выяснят причины, по которым нас хотят видеть в союзниках Дома Лоран. Или ты лжешь — или недоговариваешь — это приведет тебя на эшафот. Уже привело. Совет утвердил вердикт на твою казнь. У тебя осталось совсем немного времени, чтобы сказать всю правду. Или ты умрешь очень и очень скоро. Поверь, иногда я очень жалею о необходимости придерживаться законов королевства…

— Не надо искать для себя оправданий, энни, — улыбнулся я. — Все правильно. Может, поговорим о хорошем?

Я встал с лежанки и подошел к девушке. Она пошевелилась. С замиранием взял в свои руки ее теплые узкие ладошки. Слабая попытка вырваться, но я молча покачал головой. Она прошептала:

— Мое имя Лация. Глупо, конечно, называть себя перед преступником государства, но это мое желание… А вообще вся эта затея глупая, глупая…

— А что это за тайна, что раскрывается на эшафоте? Преступники не имеют права знать имя прекрасной женщины, да к тому же еще и королевы!

— Не будь жестоким, прошу…

Вот это действительно было непонятно для моего разума. Произошло невероятное превращение из твердой и неподвластной владычицы в кроткую и милую женщину. В чем причина? Я терялся в догадках. Но, черт побери, в конце концов, я сам виноват в том, что влип в такую переделку! Удивительно, что мне сразу не отсекли голову! Так почему бы мне ни быть чуточку человечнее?

— Почему?

— Что «почему»? — не поняла Лация.

— Почему ты пришла ночью, одна, да еще даешь мне право общаться с тобой как с равной. Это для меня непонятно.

— Существует традиция, — вздохнула королева. — Когда человека приговаривают к казни, королева обязана провести с ним остаток времени… Конечно, не всем дана такая честь… Если я буду приходить к убийцам и ворам — вот этого точно мои придворные не поймут.

— Начинаю понимать, — я зябко поежился. — Только традиция.… Неужели ты обязана согласно традициям и законам требовать моей смерти, не выяснив, кто я, зачем появился здесь. Ты пришла исповедать меня? А как же твои слова, что ты выше всех в своем государстве? Выходит, что королева Лация не так всесильна, как я представлял!

— Мне не хватает доказательств, чтобы спасти тебя!

— Это серьезно?

— Да!

— Зачем?

— Глупец! Ты еще и спрашиваешь! Вот доказательство твоего сумасбродства! Да любой ухватился бы за мои слова и стал ползать в моих ногах, целуя их! Тебе хочется знать, зачем ты нужен мне?

Я не ноги твои целовать хочу, а пить горькую сладость губ твоих.

Прочь, наваждение!

— Конечно, — более серьезно я никогда не говорил. Заинтриговала меня Лация.

— Хорошо, я скажу тебе это только после того, если спасу тебя от топора. Совет решил отрубить ее, и смотрел на меня, как на сумасшедшую, когда я протестовала. Я не смогла оттянуть время казни… Ты знаешь, я в смятении; моя интуиция подсказывает, что мы делаем большую ошибку…

Да! Да! Позволь твоей интуиции найти верные слова для Совета! И у нас появится шанс!

Лация сосредоточенно глядела на меня, а в зрачках отражались две маленькие луны. Ее руки так удобно лежали в моих руках, что я и забыл, сколько времени мы так стоим.

— Я чувствую в тебе правоту, Гай, но не могу руководствоваться только женской интуицией. Хранители не верят твоим словам, не верят письму, утверждая, что оно подложное, и изготовлено врагами. Союз Трех — кость в горле тех, кто видит Алам раздробленным на кучки поместных городов, как у вас в Пафлагонии. Ведь так легче наживаться и воровать. На перешейке была большая драка между хессами и отрядом из Пафлагонии. Кто это был? И зачем этот отряд появился в Аламе? По срокам выходит, что ты мог участвовать в битве. Больше нет никаких соображений. Суйдак выплюнул правду вместе со своими зубами. Он признался, что захватил двух человек на землях охотничьего племени своего рода. Их преследовали хессы. Зачем вы с таким упорством ищите нашего союза, принося в жертву лучших воинов?

— Так вы схватили этого мерзавца? — вот это была новость для меня. — А Лодочник? Вы спасли моего товарища? Лишний свидетель не помешает!

— Мои люди не нашли никаких пленников, кроме свежей головы молодого парня, висевшей на шесте Триумфа. Кстати, мы давно хотели проучить степного гаденыша. Слишком много крови попортил. Видишь, на что я пошла, чтобы оправдать тебя! У нас мир со Степью, а этот налет на Суйдака может испортить отношение с кочевниками!

Значит, Лодочник не дождался помощи. Не смог я его спасти.

— Я тебе действительно нужен, — я глубоко задумался. История, рассказанная Лацией, давала пищу для ума. Стремление королевы оградить меня от смерти заслуживало внимания. Она готовит что-то серьезно, и втайне от Совета. И ей нужен человек, которому нечего терять, и которого в случае провала можно без сожаления отдать. Ладно, все равно лишнее время проживу. Почему бы и не помочь?

— Мне пора, — Лация освободила свои руки и накинула капюшон на голову. — Не суди меня, если сегодняшнее утро будет последним для тебя.

— Лация, — окликнул я ее в тот момент, когда она пошла к выходу.

— Да?

— Скажи страже, чтобы смазала петли. Они визжат, как голодные поросята, — я улыбнулся. — Прощай.

— Прощай, Гай!

Она ушла. А с рассветом я заметался по тесному каменному мешку. Когда взошло солнце и позолотило морскую поверхность в порту, я понял, что произошло невероятное.

За мной так и не пришли.

Наверное, я поседел за этот час.

****

Лация слушала бородатого Хранителя, сдвинув брови к переносице, и следила, как он беспрестанно теребит рукав своего черного камзола. Он явно волновался в присутствии королевы и не мог скрыть своих переживаний и чувств. Речь шла о чужеземце, и Хранитель старался вовсю, убеждая королеву в необходимости поступить в соответствии с законом Ваграма.

— Моя королева, мы были полностью уверены в вине варвара. Допускаю, что он шел в Ваграм с добрыми намерениями, но я ни на мгновение не поверю его словам, пока сам не пойму, что стоит за его поступками. Он может говорить правду или полуправду — но это не повод пересматривать свое отношение к нему.

Лация слегка поморщилась, и Хранитель мгновенно замолчал, пытливо всматриваясь в ее лицо.

— Что-то еще? — спросила она нетерпеливо. Ей уже все было ясно, но это непонятное упрямство Хранителя, его непонимание раздражало.

— Есть еще одно обстоятельство, которое дает маленькую лазейку для спасения чужеземца. — Хранитель снова умолк.

— Говори!

— Я сначала не придал этому значения, но после того, как поговорил с энн Ральером, мне все стало ясно.

— Это министр финансов, который получил пять лет назад отставку? — вспомнила Лация. — Припоминаю, но с трудом. А каким образом он замешан в этой истории?

— Я ведь не все сказал, — учтиво склонил голову бородач. — Энн министр — большой любитель-коллекционер всякого рода татуировок, старинных карт и прочей мелочи, безобидной для нашего королевства. Так вот, вся эта история имеет прямое отношение к чужаку. У него на плече была татуировка: волк в прыжке к солнцу. Татуировка свежая, ей не больше года.

— Серое Братство? — кивнула Лация. — Я размышляла над этим.

— Именно. Парень не врет. За его спиной действительно стоят силы, которые могут смести любую власть. И это удивительно, что после неких событий в Ваграме Братство ищет сближения с нами. Энн Ральер сказал мне, что триста-четыреста лет назад на наших землях существовала подобная организация, устранявшая все нездоровые процессы в обществе. А Ральер — большой любитель таких вот историй.

— Тронг! — в отчаянии возвысила голос Лация. — Я не терплю околословия! Ближе к делу, прошу вас! Историю страны я знаю отлично!

Хранитель облизнул губы, но ускорять свой рассказ явно не собирался, зная, что такое поведение ему позволено. Королева ценила его именно за обстоятельность и умение раскрывать в обыденных вещах неожиданные стороны. Просто нетерпение девушки было вызвано необычайным интересом к истории чужака.

— Так что? — успокоилась Лация.

— Энн Ральер сказал, что Серое Братство было создано Кайдом Первым Вадигором — одним из основателей рода Вадигоров.

— И что? — Тронг уже злоупотреблял терпением королевы. Впрочем, она сама понимала, что, перебивая рассказ Хранителя, поступает невежливо, желая быстрее понять суть его умозаключений.

— Вадигор основал Серое Братство, моя королева, и это факт, такой же непреложный, как и мое имя. Помог роду Одемиров очиститься ото лжи и наветов. С тех пор оба рода были вместе: и на войне, и на мирном поприще, строя королевство. Но всему хорошему приходит конец. Одемиры — ваш род, не так ли? Ваши предки что-то не поделили, а Серое Братство подверглось гонениям, и после долгой истребительной войны исчезло тихо и незаметно.

— Его запретили высочайшим указом, — сухо ответила королева. — Братство стало пережитком, тем грузом, который тянул Ваграм в болото прошлых веков.

— Я не спорю, — кивнул Тронг. — Так вот, отличительным знаком воинов Братства являлась татуировка бегущего волка!

Хранитель замолчал, давая Лации обдумать сказанное и самой сделать надлежащие выводы.

— Это я знаю, Тронг, — медленно ответила королева. — История рода для того и существует, чтобы ее постоянно читали, перечитывали и делали надлежащие выводы. Так что с татуировкой?

— Энни королева, — Тронг прищурился. — Татуировка — принадлежность к определенному клану, сообществу, к какой-нибудь банде, наконец. Нынешние аристократические семейства такими глупостями не занимаются. Так что волк, несомненно, символ Серого Братства. Но мало кто знает, что татуировка, исполненная на плече чужака, скрывает в себе особый смысл. Скажем, нечто другое. Тайна в тайне.

Лация вскинула голову от неожиданно пришедшей мысли.

— Не может быть! — полукрик-полушепот вырвался из ее рта.

— Он — Вадигор, моя королева, настоящий и живой, — выдохнул Тронг и с сожалением посмотрел на замершую девушку. Он прекрасно понимал ее. Когда-то приходит момент, когда нужно действовать с особой тщательностью и жестокостью. Детство Лации закончилось сегодня. Ей предстоит решить нелегкую задачу: уничтожить соперника, потомка тех, чей род истреблен. А раз есть претендент на трон — его убирают быстро и незаметно. Или заметно — но по правилам. Пусть даже парень не знает о своем прошлом, но Хранитель обязан учесть все вероятные исходы его умозаключений. Он не верил в случайность появления варвара в Ваграме.

— Тронг, — Лация побледнела, но голос ее не потерял твердости. — Вы никогда, слышите, никогда не раскроете рта о том, что сказали мне сейчас. Иначе вместо чужака на казнь отправитесь вы!

— Да, госпожа, — привычно склонил голову бородач. — Подчиняюсь вашему совету. Но ведь это рано или поздно перестанет быть тайной! Если об этом знает энн Ральер…

— Да, и вы, и я, и те, кто не забыл о вековой вражде и ненависти к Одемирам! Довольны, Тронг? Что вы еще можете сказать о Вадигоре?

— Такие татуировки не делают просто так, и это исключает случайность ее появления на теле парня. Я могу предположить лишь одно: он прямой наследник Вадигоров. Именно такая татуировка указывает на члена царственного дома. Хотя нельзя утверждать, что за сотни лет символика Братства могла измениться, и знак высшего порядка превратился в отличительный, я бы не отбрасывал и такой смысл наколки. Возможно, что этот Гай — очень важное лицо в Братстве, а ведь может быть и по-другому. Нам сейчас нельзя уповать лишь на случайность, и наивно полагать, что чужак не знает о своих предках, не знает о событиях, бывших в Ваграме… Возможно, истинная причина появления его у нас кроется в этом факте. А послание от герцога Линда — фальшивка или прикрытие. Но вот вопрос: кто стоит за Вадигором?

— Тронг, а что по поводу предложения Братства? Если Гай… этот чужеземец, — быстро поправилась Лация, сохраняя неизменным выражение лица, — если он прав, значит ли, что никакого коварства с Континента ждать не приходится?

— Это не моя территория, — виновато улыбнулся Хранитель. — Такие вопросы обсуждаются Советом, а возможно, и самой матерью-королевой.

Лация согласно кивнула; она не собиралась обсуждать возникшую проблему с Хранителем, сделав тому лишь маленькую радость, что и к его советам прислушиваются. Такой ход давал Лации смело манипулировать своим двором и приближенными, чтобы никто не остался недовольным. Одемиры часто применяли такой ход, вовлекая даже простых жителей страны в дела королевства. Лация ставила их перед ответственностью за себя, за королеву, за все то, что давало людям ощущение значимости и защищенности.

И вот пришел человек, в котором Хранитель подозревает Вадигора. Не случайно, ох, не случайно! Враг сидит в башне, и его надо срочно уничтожить. Но почему так тяжело на сердце? Чужак, с которым она с некоторых пор связывала некоторые надежды, оказался во сто раз страшнее, чем она предполагала. Помочь ему сейчас означало большие проблемы рода в будущем. Лация не была уверена, что Вадигор знает о своем прошлом, но и не могла попуститься осложнениями, которые обязательно возникнут с этим человеком. А то, что задумала девушка — требовало исполнения. Исполнитель сидел в башне и ждал своей смерти.

Но что бы она ни думала, образ Гая неизменно вставал перед нею. И это была судьба, неумолимо влекущая к трагическому концу. Судьба, предсказанная звездами, которые сейчас складывалась в роковую конфигурацию на небе.

— Я позволю себе самой решать, что делать с чужаком, — объявила, наконец, Лация, твердо глядя на Хранителя. Тот почтительно поклонился, не говоря ни слова. — Совету будут переданы мои рекомендации. Впрочем, Тронг, это тебя уже не касается. Ты свое дело сделал, как и надлежит верному слуге. Иди. И до особых распоряжений узника не трогать. Я отменяю сегодняшнюю казнь.

 

3

Сход начинался как обычно, чинно, без суеты. Сначала в небольшой городок под названием Розетта съехалась небольшая команда молодых мужчин, под скромными одеждами которых угадывалась броневая защита. Они пару дней рыскали по узким улочкам и искали подходящий трактир, который мог принять на ночлег не менее пятидесяти человек. Почти все хозяева постоялых дворов отказывались от хорошей платы из-за необъяснимого страха попасть в дурную историю, прикрываясь тем, что не смогут прокормить такую ораву в течение нескольких дней. Житейская мудрость подсказывала им, что от странных всадников лучше держаться подальше. Замышлялось что-то странное, загадочное.

Лишь один человек по имени Толк дал согласие. Горожане знали, почему он пошел на такой шаг. Его постоялый двор на окраине города уже был заложен, и чтобы отдать долги, Толку пришлось бы грабить купцов и прохожих. Честной торговлей в смутное время не покрыть долги. С презрительной усмешкой выслушав сетования всадников на скупость и трусость хозяев дворов, он согласился на предложение предоставить им место на день-два.

Частные формальности были улажены, и уже вечером в Розетте появились еще тридцать человек. Они проскакали весь городок из конца в конец, распугивая собак и кошек. Жители заметили, что всадники оставляли на улицах по два человека, словно дозорных в военном лагере. И не требуя за это платы за свои услуги. Грабежей в эту ночь не было совершенно. Городок вымер, предпочитая судачить о пришельцах за крепкими стенами своих домов.

Сход открыл пожилой мужчина, невысокий, но очень крепко сбитый, с неимоверно длинными руками, на которых проступали прожилки вен. Его отличал шрам через верхнюю губу.

— Братья! — начал он свою речь. — Наш Сход начинается в неудачное время. Протекторат ведет войну, в которой мы тоже участвуем, хоть и не по собственной прихоти. Это всех нас касается — что делать. Наши братья гибнут в этой войне. За последнее время я с прискорбием узнал о гибели пяти человек. Это Крут, Лист, Моток, Быстрый, и, вероятно, Философ.

Егерь кивнул. Сход предназначался не для всего Братства, а лишь для тех, кто готовил комбинацию. Имя Философа возникло здесь не случайно. Десять человек, которые сидели в полутемной комнате, изолированной от внешней лестницы харчевни, понимали, чем грозит провал операции. Могущество могуществом — но герцог Линд умеет быть мстительным.

— Эти потери должны быть не напрасными, — сурово заметил говоривший. — Егерь, я хочу узнать поподробнее о случившемся провале.

Егерь встал, вскинул левую руку к сердцу и сказал:

— Я буду говорить за Поэта, Глаз, а потом — за себя.

И он обстоятельно, не упуская мелочей, выложил перед суровыми мужами, каждый из которых имел за спиной не один десяток лет и сражений, отмеченные ранами и седыми волосами, всю историю от начала до конца, о тех событиях, которые предшествовали Сходу, о прорыве через Ворота, о хессах, о спасении Поэта и Болта. Глаз непроницаемо молчал, и по его виду нельзя было догадаться, о чем он думает. Лишь изуродованная губа изредка подергивалась от внутреннего волнения.

— Это со слов Поэта, уважаемый Сход, — закончил Егерь.

— Что ты думаешь сам об этом, и какие твои дальнейшие действия?

— Я сам разрабатывал операцию, и считаю, что мы могли прорваться в Алам. Все было рассчитано, даже стычки с хессами. Но я не предполагал, что их в тот момент будет несколько сотен. Видимо, они жировали на своих стоянках неподалеку от Драконьих Зубов. Случай… Я посылал людей в те города и деревни, что находятся рядом с грядой. Они встречались с охотниками, с пастухами, и выяснили, что после прорыва Философа и Шипа хессы трое суток рыскали по округе. Охотники с Континента опасались лазить по горам, чтобы не нарваться на взбешенных зверей. Но уже через три дня их поиски удалились к северу, к побережью. Сейчас все тихо, но наблюдается другая странность.

Егерь замолчал. Слушавшие его воины переглянулись. Один из них по имени Кряж густым голосом прервал тишину:

— Не торопись. Важна любая мелочь, не упусти ее. Философ — наш тайный ход, о котором не знает никто, кроме нас. Это делается не для Линда и его прихвостней. Мне важно знать — жив мальчишка или нет.

— Я излишне смел, господа, но уверен в одном: он жив, и находится в Аламе.

Негромкий говор всколыхнул полумрак комнаты. Каждый хотел задать вопрос, но Глаз резко оборвал страждущих, поднимая руку. Он требовал тишины.

— Есть основания так думать?

— Да, тайные агенты Алама уже рыскают вдоль Крабового залива, а недавно изловчились разбить степную орду. Причем это было сделано без каких-либо предпосылок кочевников к походу. Странно.

— Что в этом странного?

— Я выяснил, что у Ваграма со Степью перемирие, — ответил Егерь, — а такая акция просто так не замышляется. Что-то или кого-то искали. В общем, я думаю, это связано с Философом. Степь забурлила.

— А что может предпринять Философ?

— Он умышленно будет наводить тень на плетень. Ваграмцы умны, и потому проверяют чужаков очень тщательно. Я сочувствую парню. Ему придется говорить полуправду, не раскрывая истину. Самое лучшее будет, если он поссорит Союз Трех со степняками, втягивая их в войну.

— А если Союз откажется?

— Тогда Ваграм окажется лицом к лицу с кочевниками. А их может набраться до трехсот тысяч всадников. Это страшная сила. Союз на грани развала — это точные сведения.

— Что нам и надо, — удовлетворенно кивнул Сизарь, вертя в руках кинжал с широким лезвием.

— Не играй! — строго осадил его Глаз, потом повернулся к Егерю. — А как ты думаешь, сынок: сможет твой человечек сотворить подобное?

— Он молод, но умен. Я в нем уверен, — твердо заявил Егерь. — Да и к тому же я приготовил парочку сюрпризов.

Матерые воины заинтересованно зашевелились, вглядываясь в довольного Егеря. А тот не торопился говорить, чем вызвал нетерпеливый ропот.

— Первый ход — Страж.

— А? — раскрыл рот Сизарь в наступившей тишине. — Я что-то услышал про Тайного?

— Не нужно меня перебивать, братья, — наклонил упрямо голову Егерь. — Привлечение Тайного к важному делу — это не запрещено, ведь так?

— Говори, сынок, — одобрительно улыбнулся Глаз. — Что до того, если Тайный включился в игру? На кону стоит честь одного рода и нашего Братства. Говори…

— Страж находится в Камбере. Где именно — я не знаю. Жду вестей. Но пока готовится этот ход, я поговорил еще с одним человеком. Это имя я буду держать в секрете до тех пор, пока сохраняется опасность для жизни Философа.

Егерь закончил и сел на скамью, готовый отвечать на возникшие вопросы. Он не боялся их, уверенный в том, что очень тщательно провел подготовку к операции.

****

Когда открылась дверь, я уже был готов. Или мне так казалось? Я старался выглядеть спокойным, но сердце все равно прыгнуло и гулко заколотилось в груди. Почему на закате? Или в Ваграме так принято казнить?

Мой знакомый стражник, который постоянно ворчал о доброте королевы, вошел в помещение и сурово посмотрел на меня. Своей широкой спиной он загораживал проем, но я чувствовал, что там кто-то находится.

— Королева Ваграма, — объявил он. — Падай на колени, проклятый!

Вот так он постоянно обзывал меня, не удосужившись даже выяснить что я за человек. Впрочем, в обиде за это я не был. Я встал на одно колено и держал голову низко, пока не услышал, как закрывается дверь. В наступившей тишине Лация негромко сказала:

— Встань, здесь очень холодный пол. В прошлый раз у меня сильно замерзли ноги.

Я поднялся и почтительно отошел в сторону, давая королеве путь к ее любимому месту. Багрово-красное солнце медленно опускалось в море, подкрашивая его золотистыми мазками, а на его фоне многочисленные корабли, стоящие на рейде, казались игрушечными, вырезанными из черной ткани. Лация повернулась ко мне. Я с сочувствием заметил, что под глазами у нее появились тени, словно она совершенно не спала по ночам.

— Какой приговор? — безразличным голосом спросил я. — Я ждал вас два дня назад.

— Я сумела уговорить Совет провести дополнительное дознание. Они уже два дня роются в бумагах, допрашивают каких-то людей, не причастных к твоему делу. Но, боюсь, что сделала еще хуже. Представляю, что творится в твоей душе.

— По мне заметно?

— Нисколько.

— Энни королева, я всегда думал, что по отношению к заключенному, идущему на эшафот, делаются послабления, выполняются все его прихоти. Здесь же я столкнулся с иной ситуацией. Назначают время казни, а потом отменяют, чтобы сказать, что надо подождать еще некоторое время. Это ведь бесчеловечно даже по отношению к шпионам, каковым меня считает весь пресловутый Совет.

— А ты не простой, каким казался на первый взгляд, — устало улыбнулась Лация. — Обучен грамоте?

— Я учился в университете, правда, так и не окончил его. Обстоятельства… Война, знаете ли…

— Чувствуется, что твоя речь не лишена стройности. В шпионы не берут неграмотных, так, Гай?

— Забавно, — пожал я плечами. — Мы говорим совершенно не о том, о чем следовало бы. Кажется, в прошлый раз я слышал, что вы желаете использовать меня в своих интересах? Каких?

— Если завтра утром за тобой не придут — ты станешь свободным человеком. Это мое слово, Гай. И тогда мы поговорим.

— Значит, все-таки завтра, — поскучнел я и сел на лавку, служившую мне кроватью. — Лация, я могу называть тебя так, несмотря на этикет и большую разницу в сословии?

Мне показалось, или действительно королева вздрогнула?

— Это твоя воля. Как ты и хотел.

— Ты сядешь рядом со мной?

Девушка нисколько не удивилась моей просьбе, спокойно подошла ко мне, и села справа от меня. Я с замиранием сердца взял ее за руки, и начал что-то говорить, не понимая смысла. А может, его и не было, смысла. Чувства, лежащие в душе тяжелым грузом, рвутся наружу, срывая замки, которые всегда держат нас в тисках молчания.

— Твое имя напоминает мне шум дождя по листве, как шорох, тихий, убаюкивающий. Ты когда-нибудь слышала шум дождя в лесу?

— Жизнь правительницы не оставляет мне времени для таких радостей, — едва слышно сказала Лация. — Но я обязательно услышу его.

— Со мной тебе было бы интереснее, — я посмотрел на нее с надеждой. — Я научу тебя петь песню дождя. Это здорово.

— А ты поэт, — улыбнулась Лация.

— Нет, я не поэт. Поэт — совсем другой человек. И он — мой друг.

Лация меня не поняла, но кивнула головой.

— Я верю тебе. Но сейчас я сама хочу спеть. Сегодня можно.

И она запела. Слов я не понимал. Это был какой-то непонятный мне язык, древний, как сама жизнь, но ритм напева разбудил тоску по детским несбывшимся мечтам, по тому, чего я не видел, не испытал, чего не смог сделать. А ведь все могло сложиться по-другому, будь у меня живы мать и отец…

Лация замолчала. Повернув голову, она пристально посмотрела на меня, протянула руку и дрожащими пальцами пригладила мои волосы. Я задержал ее руку, прижал к своей щеке.

— Я хочу, чтобы все закончилось хорошо, — едва слышно прошептала она. — Мое безрассудство погубит меня. Но это мой путь, предначертанный звездами. Сначала я не приняла во внимание твое появление, но у тебя есть отметина на теле — татуировка. Может быть, это и есть знак? Тогда ты должен быть на моей стороне.

— Короли должны быть последовательны в своих поступках, — улыбнулся я, — а не смотреть на небо.

— Все дело в глупых традициях и мертвых законах, заставляющих нас страдать, как и всех людей на свете. Над нами довлеют догмы и пресловутое мнение знати, заговоры за спиной. Может быть, я стала жертвой чьей-то игры? А может, я женщина, и поэтому готова уступить?

— В первую нашу встречу ты была настоящей правительницей, чем сейчас. Не играй с судьбой и со своей знатью. Моя смерть принесет тебе только выгоду.

Лицо королевы как-то странно дернулось, она попыталась встать, но я удержал ее и твердо произнес:

— Законы, по которым вы живете, обязывают тебя отдать чужеземца, нарушившего закон, в руки палача. Иначе хаос поглотит вас. Единожды дав слабину, ты не удержишься на троне.

— Ты говоришь так, словно действительно принадлежишь к знатному сословию, — в голосе Лации не чувствовалось удивления. — Чернь так не скажет. Низкая культура — вот источник невежества.

— Просто я влюблен в тебя, — сердце остановилось.

Лация проявила настойчивость, освобождая свои руки. Она встала и сказала куда-то в сторону:

— Как странно! Ты обречен, но не боишься сказать мне безумные, но такие удивительные слова. Играешь в смельчака? Надеешься, что размякну и заплачу?

Плакать хотелось мне. Я обманывал не раз, но эта ложь казалась мне страшнее всех. События, в которые судьба вовлекла не только меня, но и эту славную, по сути, девушку, требовали жестокости и обмана. На кону была победа, празднование которой я никогда не увижу. Я был простым исполнителем — а Лация могла потерять власть. Зачем ты встала на моем пути?

Утром она не пришла. А пришел Григ в компании с бородатым Хранителем. Лица их не предвещали ничего хорошего для меня. А я уже думал с робкой надеждой, что все дела разрешились в мою пользу.

— Чужеземец, — тусклым голосом сказал Хранитель, — согласно указу королевы Лации тебя надлежит казнить. Энн советник прочитает указ полностью. Ты выбрал эшафот, не забывай. Тебе отрубят голову. Я бы тебя просто вздернул, как проходимца…

Вот и все. Никаких надежд, никаких. Королева сделала все, что смогла. А может быть и так, что она послушалась моих слов и махнула рукой. Собственное благополучие реальнее, чем помощь чужака в каком-то сомнительном деле. Ладно, чего там. Переживем. Лучше сразу разорвать незримую нить, связавшую нас за последнее время. Это по-королевски.

Григ зачитал указ, в котором в черном свете расписывалась моя кровожадная роль в разрыве отношений с кочевниками. Я рассорил Ваграм со Степью, жаждал проникнуть в королевство с целью шпионажа и передачи тайных сведений врагам.

Я вызывающе усмехнулся. Лация сама назвала недавние события в Степи «мелочной склокой», и выразила надежду, что мои хозяева прослышали про нее. Может быть это обстоятельство поможет мне избежать топора.

А Григ прятал глаза, зачитывая мой приговор. Забавно, если учесть, что он был активным сторонником моей казни. Советник скатал приговор в трубку, щелкнул пальцем, вызывая стражников. Это были другие ребята, они не охраняли меня денно и нощно. Их мундиры были черного цвета с оловянными пуговицами, на рукавах блестели желтые нашивки, а на головах торчали каски, больше похожие на сдавленные великаньей рукой ведра.

Меня аккуратно, дабы я не упал с лестницы, не повредил себе конечностей, проводили вниз до такой же черной кареты без окон, тычком в спину закинули вовнутрь, что живо напомнило мне ночь гадания. История странным образом заканчивалась тем же. Я до конца жизни буду ненавидеть черный цвет. Два стражника залезли следом за мной и застыли истуканами. Карета жалобно скрипнула и провисла. Меня собирались охранять с надлежащим рвением. Помимо возницы на нее запрыгнуло не менее трех человек.

Интересно, Лация придет на мою казнь? Нет, не думаю. Пусть она трижды королева, но в первую очередь она — женщина, которой неприятно лицезреть унизительную процедуру умерщвления человека, которому пела песню.

Ехали мы недолго, к моему неудовольствию. Я, признаться, надеялся на бесконечное путешествие, но все когда-нибудь кончается. Сквозь единственное зарешеченное оконце, прикрытое, к тому же, плотной шторой, доносился неясный гул голосов. Наверняка, большое сборище зевак.

Карета остановилась, стражники цепко схватили меня за руки и выпихнули прямо на землю, где уже другие бравые ребята поддержали будущего мертвеца, чтобы он совсем не упал от страха. Боятся — значит, уважают! Я огляделся. Мы находились на большой площади, окруженной со всех сторон двухэтажными, а где и в три этажа домами. Слева находилось какое-то круглое здание с тонким позолоченным шпилем на остроконечной крыше, вознесшимся в прозрачную синеву неба. Напоминает церковь. Такие я видел в Ламберге.

В воздухе кружились вороны, орущие во всю глотку, а на земле такое же ненасытное воронье в человеческом обличии жадно ждут крови, которая прольется им под ноги. Как все одинаково! Хлеба и зрелищ просят все, кто не понимает истинности происходящего. Животная радость от того, что голову отсекают другому!

Вот и эшафот. Большая плаха на деревянном помосте. Возле нее крутится широкоплечий палач с огромным топором. Я истерично подумал, что в масле, пожалуй, было бы помирать не в пример труднее. Только бы этот мужик сделал свое дело быстро.

Меня завели на помост, связали руки. Палач рванул ворот рубахи, обнажая шею. Потом ударил носком сапога под колени, чтобы я рухнул на пол. Прижатый крепкой рукой к чурбаку, тошнотворно пахнущему застарелой чужой кровью, скосил глаза. Главное — не пропустить взмах. Резко откатиться в сторону, прыгнуть на стражу, головой в живот… Плевать, пусть смерть придет в честном бою, а не на скотобойне! Ах, где же старина Поэт? Уж более не расскажет он мне свои истории, не прочитает бессмертные вирши ушедших эпох. Почему я не ушел с Шипом, а бросился в авантюру, которая и привела меня к такому печальному концу? Что мне за дело до проклятого Братства?

А вот и Григ. Он все такой же бледный, но держится хорошо, не в пример мне. Что-то он странно выглядит. Развернув грамоту, он громко начал читать приговор. Но тут что-то случилось, и его речь мгновенно иссякла.

По толпе, плотно сомкнувшейся вокруг эшафота, пронесся какой-то ураган. Все пришли в движение, образовывая проход, по которому стремительно шли гвардейцы в черно-желтых мундирах. Они оттесняли зевак в сторону остриями пик. А за ними по освободившемуся проходу шла Лация.

— Высшая милость! Высшая милость! — зашелестело в воздухе.

Ого! Становится интересно!

Королева сама была в гвардейском костюме, так славно подчеркивающим ее фигуру. Ее волосы лежали в аккуратной прическе. Она широким жестом заставляла людей расступаться, стремительно приближаясь к эшафоту. Я же глядел в ее глаза. Вы бы видели их сейчас! В них светилась радость, торжество, потрясение, тысячи мелких оттенков чувств, отчего мое сердце бешено заколотилось, а горло сжали спазмы. Я поднялся на дрожащих ногах и бесцеремонно оттолкнул застывшего палача в сторону. Негоже показывать свою слабость.

Лация чуть ли не бегом поднялась на помост, собираясь броситься ко мне, но я незаметно покачал головой, показывая ей невозможность и абсурдность такого поступка. Королева поняла. Срывающимся от волнения голосом она крикнула поверх голов толпы:

— Объявляю Высшую Королевскую Милость человеку, стоящему возле меня!

— Имя! — заревела площадь.

— Оно будет возвещено через несколько дней, когда будут улажены все формальности! — отрезала Лация, и народ не стал возражать, медленно расходясь в разные стороны. Не очень-то они и огорчились, лишившись зрелища. А я уже заклеймил их в кровожадности. Григ уныло опустил голову. Честный служака не понимал, почему из врага я немедленно превратился в героя. Я подмигнул ему, на что советник распахнул от удивления глаза.

— Освободить! — властно приказала Лация, и гвардейцы засуетились вокруг меня, срывая с рук веревки. Молодец, девочка! Есть что-то в ее настойчивости спасти меня!

Через мгновение я стоял со свободными руками, потирая запястья. И широко вдыхал пыль площади полной грудью.

— Ты свободен! — глаза королевы искрились улыбкой. — Мы сейчас же едем во дворец.

— Прекрасно выглядишь, — пробормотал я невпопад, чувствуя, что сморозил глупость.

— Комплименты будешь дарить позже. Едем же, счастливец!

****

Я, наверное, был в глубокой задумчивости, ошалевший от неожиданного спасения. Лация удивленно смотрела на меня, но ничего не говорила. Первое время мы так молча и тряслись в ее просторной карете, не в пример той, черной. Но у королевы, наконец, лопнуло терпение.

— У тебя такой вид, словно ты потерял любимую игрушку, — с едва уловимой обидой произнесла она. — Я, конечно, понимаю тебя. Нелегко пережить второе рождение, чувствуя, насколько близко дыхание смерти…

— Это сказал Гладис, — очнулся я.

— Кто? — не поняла моего бормотания Лация.

— Стихотворец из Фобера, — пояснил я. — Он сочинял трактаты о сущности всего живого на земле, о смысле бытия и прочую ерунду. Я категорически против его высказываний о предначертанности…

Лация с сочувствием закрыла своей ладошкой мой рот. Она посчитала меня свихнувшимся от радости, и решила прервать мой рассказ. Я кивнул головой, давая понять девушке, что буду молчать. Она убрала руку.

— Ты хотел сказать что-то другое, ведь так?

— Карета плохая, энни королева. Колеса плохо закреплены, рессоры просели. Казни ты этого кучера. Совсем не следит за королевской собственностью. У меня от этой тряски голова заболела.

Лация громко рассмеялась, да и у меня впервые отлегло от сердца. Я ведь до сих пор не верил в свое прощение. А стоящего на краю смерти не так легко убедить в обратном. Я лихорадочно соображал, что же могло произойти. Переворот? Нашлись люди, которым я нужен? Я прямо и спросил об этом.

— Все гораздо проще и приятнее, — Лация слегка сощурилась, когда солнечный луч попал на ее лицо, заметив отлетевшую от порыва ветра занавесь в окне. — Только я не хочу раньше времени давать тебе повод падать в обморок.

— Я не девка, чтобы хлопаться в обморок, — буркнул я.

— От таких вещей падают, и еще как, — продолжала интриговать королева.

Мне пришлось сдерживать свое нетерпение, перебирая в уме сотни вариантов. Мой сосредоточенный вид Лация восприняла по-своему. На ее вопрос, что меня беспокоит, я ответил, что голова раскалывается. Так оно и было, врать не буду. Тряска в карете по булыжникам плохой мостовой утомила меня. Виски сдавливало болью. Наверное, у меня был очень бледный вид. Королева властно притянула мою голову к своей груди, сосредоточенно пробежала пальчиками по затылку, вискам; я ощутил прохладу ее рук на своем лбу. Самое удивительное — боль исчезла, судорожно прячась в неведомых мне местах. А мне стало жарко от близости девичьего упругого тела.

— Ну, что чувствуешь?

— Это самое приятное, что происходило со мной за все время, что я здесь, — признался я. Звучало довольно двусмысленно и фривольно. — Это колдовство?

— Да так, пустяки, — махнула рукой Лация, словно не придавала значения своим способностям. И сразу оттолкнула меня от себя. — Каждая правительница умеет делать такое. Мелкая магия, без особого ущерба или выгоды для себя.

После приезда во дворец меня поселили в апартаментах, несоизмеримых в своей роскоши с сырой и холодной башней. А посему и выглядеть нужно было подобающе. Для этой цели королева приказала приставить ко мне целую армию слуг — для обслуживания уважаемого гостя. Поразительно, как меняется отношение людей! Еще утром я был для всех врагом, шпионом, лазутчиком, и мне достался целый воз ненависти и презрения. А сейчас я стою вымытый и вычищенный перед портным, который снимает мерку. Тут же суетится сапожник. Лация приказала им в срочном порядке изготовить все, что я пожелаю, не изменяя традициям своей земли. За оплатой королевский дом не постоит?

После всей этой суеты я завалился спать в мягкие перины, и спал бы, наверное, не меньше двух суток, если бы меня не разбудили самым банальным потряхиванием за плечо. Один из слуг виновато развел руками, передавая указание королевы быть в ее покоях во всем блеске. За окном ярко светило солнце. Уже далеко за полдень — определил я. Одежда и обувь уже были готовы. Я оделся, критически оглядел себя, и, не доверяя собственному мнению, спросил слугу:

— Ну, как?

— Вы отлично выглядите, энн, — кивнул слуга. Вот так: энн. Расту в привилегиях, однако.

Я согласился с его оценкой. Правда, портной перестарался. Под мышками камзол темно-бордового цвета немного жал, но в целом одежда была сшита на совесть. Так же, как и сапоги, приятно поскрипывающие при каждом моем шаге.

— Веди меня, — кивнул я слуге. — Я же не знаю, где меня ждет королева.

Лация сменила свой костюм на светло-сиреневое платье с пышными оборками и кружевами. В глубоком вырезе на груди я увидел сияющее колье с кучей драгоценных камней. Полагаю, будет дан обед в честь моего спасения. Она распорядилась накрыть стол в личных покоях, выгнала слуг и жестом пригласила меня за стол. Я сел напротив нее. Странное дело — но аппетита не было.

— На Континенте за такой стол Дома дерутся друг с другом, — кивнул я на гастрономическое великолепие. — А правящий Дом сжирает половину всех продуктов, производимых крестьянами.

— Ты плохо ешь, — заметила Лация.

— Кусок в горле застревает, — я стал уворачиваться от излишних расспросов. — А вот вина я выпью, пожалуй. Не привык я к такой пище. Дешевая рыбная похлебка, кусок хлеба да стакан вина, кислого и противного.

— Ну, вино у нас отменное, — усмехнулась Лация, глядя, как я наливаю из хрустального кувшина рубиновую жидкость в ее бокал.

Плачь, плачь! Ты еще скажи ей, как чревоугодничал, когда выпадала возможность нажраться так, что со стоном выползал из-за стола и ложился плашмя на лавку, со страхом ожидая треска лопнувшего живота.

— Ты можешь вернуться домой, — невинно взглянула на меня Лация.

— Послушайте, энни королева, я не пойму, что же произошло на самом деле? — я все же откусил кусочек отменно прожаренного перепелиного мяса. — Какие события повлияли на мое освобождение? Я не глуп, чтобы не понимать: за это нужно платить. Или Хранителей убедили ваши доводы о моей безопасности?

— Мы перешли на «ты», и не в моих привычках изменять правилам, — заметила Лация. — И не пугайся. Нарушения этикета в данном случае здесь нет. Тем более что новые известия позволяют мне опустить лишние условности в разговоре.

— Спасибо, моя королева, — кивнул я. — До сих пор не могу прийти в себя. Настолько все неожиданно и непонятно. Это меня и настораживает.

— Просто… Я хочу сказать, — королева взяла в руку сочный абрикос, покрутила его, старательно пряча глаза, — что ты свободен, и в твоей воле распоряжаться своей судьбой как ты сам того пожелаешь.

— А если не прятать истину за красивыми словами? — я решил спрашивать напрямую, пусть даже если она сочтет это грубостью и невежеством. Меня чрезвычайно волновал вопрос: как удалось Лации отменить казнь, кто посодействовал такому решению? Неясные надежды, вроде неожиданной помощи Братства, меркли перед мыслью, насколько тяжело было бы прорваться товарищам в Ваграм. Это нереально, сознавался я самому себе, почти неосуществимо.

— Я на тебя надеялась, — честно призналась девушка. — Конечно, ты можешь меня ненавидеть, но в первую очередь ты мне нужен для крупных дел. Своих подчиненных я не могу использовать, потому что они не способны оценить масштабы моих преобразований. Это верно настолько, насколько Коллегиальный Совет закоснел в своих привычках и догмах.

— Я шпион по сути, — предупредил я тоже искренне. — А кроме этого я еще убиваю и воюю. И я беден…

— Ты оплатишь свое спасение служением мне. Если все пройдет так, как я задумала — быть тебе в почете. Сегодня я получила козырную карту в свои руки, — Лация довольно улыбнулась. — Надеюсь, она сыграет.

— Мне не оставляют выбора, — я в смятении налил себе еще вина, сделал приличный глоток. — А я не привык отказывать, когда меня просят красивые девушки. И вообще, это предложение как дорога в один конец.

— Вот почему нам не прислуживают лакеи. Лишние уши мне совершенно не нужны. Иначе о нашем договоре узнает весь двор. Но это попозже. — Лация встала. — Ладно, если не хочешь есть — собирайся. Нас уже ждут в резиденции королевы-матери.

Мы вышли из покоев королевы, и за нами тут же увязался вездесущий слуга-телохранитель, а с ним еще парочка гвардейцев. Мы прошли просторный зал насквозь и вышли в услужливо распахнутые двери во внутренний двор, спустились по лестнице под неусыпным взглядом гвардейцев, стоящих на карауле. Королевская карета уже ждала нас.

Резиденция королевы-матери находилась неподалеку от дворца в живописном месте. Великолепный особняк из ослепительно белого камня скрывался между огромных елей на высоком холме. А вымощенная камнем широкая аллея делала причудливый изгиб, два раза делала круг вдоль резиденции, карабкаясь вверх, прежде чем плавно закончить свой бег возле мраморного крыльца.

Нас уже ждала приличная свита, где я углядел и вездесущего Грига. Рядом с ним колыхает огромным животом в алом плаще какая-то важная личность. Помимо них возле крыльца стояло около десятка сановных господ, приодетых как яркие птички, все в золоте, драгоценных камнях и многочисленных наградах. При виде вышедшей из кареты Лации они разом склонили головы, а откуда-то сбоку грянули фанфары. На высоком шпиле взвился ярко-голубой штандарт с поперечной желтой линией, а за ним — флажки поменьше.

Господа недолго держали головы склоненными. Они тут же выпрямились и гордо стали глядеть в нашу сторону.

— Бергские правители за такое непочтительное поведение давно бы сняли им головы, — пробормотал я едва слышно, скорее для себя, чем для других ушей.

Лация фыркнула и остановилась, потому что к нам, печатая шаг, приближался офицер-гвардеец в позолоченном парадном мундире. Я скромно стоял позади, а еще дальше — слуга и телохранители. Она же услышала, слегка повернула голову и тихо ответила:

— У нас существует равенство между людьми знатных родов и королевским двором. И это все закреплено законом. Я не могу заставить их склонить шею до самой земли. Но хорошая скачка за оленями одному из них не помешает.

— Я думал об этом. Кто он?

— Министр финансов барон Артус, — любезно представила его Лация.

Офицер подошел ближе и рявкающим голосом отдал рапорт, который королева выслушала с непроницаемым лицом. Потом он резко отошел в сторону, давая Лации дорогу. Кое-что я уже понимал в речи ваграмцев, и довольно сносно мог говорить, благо учителя у меня были неплохие. Те же ребята из башни.

— Королева-мать ждет вас в аудиенц-зале, моя королева, — сказал Григ. — Прикажете доложить?

— Формальный протокол задержит нас, — отрезала Лация, — поэтому обойдемся без церемоний, Григ. Ведите нас.

Можно ли удивить человека, получившего только вчера право на жизнь, чем-то еще более ценным и приятным? Да и какая награда сравнится с самой дорогой — жизнью? Когда смерть уже дышала в затылок? Я думал, что отвык удивляться, получив самое большое потрясение. До сего момента…

Нас ждали три человека. Королеву-мать я узнал сразу, потому что из женщин она была единственной в этом зале. Двое других были мужчины. Один — старик с длинными седыми волосами, бледным лицом, что бывает с теми, кто редко появляется на солнце, тем более таком жарком, как в Одеме. Второй выглядел посвежее, но и ему было уже около пятидесяти. Он больше всех привлек мое внимание, так же, как я — его. Мы обменялись быстрыми взглядами, прощупывая друг друга. Жизнь его проходила явно не среди дворцовой роскоши.

— Королева Лация с помилованным! — громко объявил наше появление неожиданно откуда вынырнувший глашатай с большой тростью в руке. Ею он так стукнул по мраморному полу, что эхо еще долго гуляло под широкими сводами зала. Королева-мать поморщилась, но тут же взяла себя в руки.

— Это и есть тот самый знаменитый шпион по имени Гай? — с плохо скрываемой насмешкой спросила она. Для нее я казался жалкой букашкой. — У тебя всегда было в порядке с чувством юмора, дочь моя. Такую головушку рубить грех…

Лации это не понравилось.

— Я старалась быть справедливой, но старые законы уже не дают того эффекта, что было раньше. Я пошла на заведомое нарушение законов, чтобы спасти человека.

— Это из-за новых обстоятельств. Не появись веская причина, ты бы не побежала на площадь самолично объявлять амнистию.

Н-да, мамаша клевала больно.

— Не сердись, дочь моя, — попыталась сгладить резкость в своих словах королева-мать. — Раз ты посчитала нужным поступить именно так — значит, так оно и должно быть.

Она подошла настолько близко ко мне, что я ощутил сладковатый запах душистой воды. Я поспешно склонил голову, стараясь не смотреть в ее лицо.

— Ты нашла изъян в железном строю законов и воспользовалась им. Что ж, я бы поступила так же.

Лация предпочла промолчать. Правильно. С взрослыми и умудренными жизнью людьми лучше не спорить. Королева-мать едва слышно хмыкнула и пошла обратно, и ее голос рассыпался по залу:

— Итак, господа, я свое любопытство утолила, а посему не хочу больше сдерживать любопытство ваше. Я удаляюсь с королевой, а вы можете разговаривать хоть до бесконечности. Нашему гостю уже не нужно никуда торопиться. Да и вы, энн Ральер, сгораете от нетерпения.

Дамы исчезли в боковой двери. Незаметно удалился и Григ, и остальные лица, которые меня совершенно не интересовали. Седоволосый старик быстро подошел ко мне и представился:

— Я — Ральер, бывший министр финансов, чей пост занял жирный мешок с салом Артус. Ныне я нахожусь в отставке, и времени у меня тоже достаточно, как заметила энни Женнис. А этот господин — мой хороший товарищ. Его зовут Абилард. Граф Абилард. Мы услышали про невероятное появление твое у нас в Одеме. Твое имя ведь Гай, не так ли?

— Совершенно верно, — кивнул я.

— Не называли тебя как-нибудь иначе?

— Никогда, — я насторожился. Не называть же себя Философом! — Всю свою жизнь был Гаем.

— Кто твои родители?

— Не знаю, господа, не знаю! Меня воспитала бабка, и я даже не уверен, родная она мне или нет.

— Как зовут ее?

— Брюнхильда, — я решил, что скрывать абсолютно все бессмысленно, да и не нужно. Хуже от таких «секретных» сведений не будет, а союзников и хороших знакомых в чужой стране иметь не мешает.

— Странное имя, — пробормотал Ральер. — Скажи, Гай, а в твоей жизни не появлялись люди, которые могли повлиять на твои мысли, решения? Которые словно бы невзначай толкнули тебя на тот путь, о котором ты и не подозревал? Ну, хотел стать лекарем, а стал воином?

Абилард проницательно глядел на меня, отчего становилось не по себе. Он что-то подозревал. И не случайно находится здесь. Не с ним ли связано мое спасение? Ральер слишком осторожно подбирался к вопросу, который хотел задать мне. Я облегчил его страдания.

— Господа, я воин Ордена Серого Братства, который действует в Пафлагонии. И мое появление в Одеме связано с некоторыми проблемами, возникшими там. Не считайте меня слишком наивным, что я вот так сразу открыл свое истинное лицо. Подозреваю, что обо мне уже многое известно.

— У тебя есть татуировка?

— Да.

— Покажи, — потребовал до сих пор молчавший Абилард.

Странный какой-то разговор. Не знаю, плакать или смеяться в такой ситуации. Делать нечего — я обнажил свое плечо и продемонстрировал татуировку этим людям. Абилард отошел в сторону, наклонил голову и внимательно осмотрел ее, после чего сделал жест, от которого у меня забилось сердце. Егерь не забыл меня. Значит, Ордену я не безразличен. И словно камень свалился с плеч. Теперь я не один. Абилард был из наших.

— Мальчик, ты знаешь, кем ты являешься? — чересчур торжественно спросил Ральер.

— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Если вы объясните мне, кто я: уже принц или еще бедняк — буду весьма вам благодарен.

— Гай Вадигор, Наследный принц рода Вадигоров, последний, кто еще может восстановить поруганную честь и славу!

И слегка сбавил неуместную в данный момент торжественность:

— Ты должен знать, что настоящее твое имя тебе должны были дать родители.

 

4

«Тоскливо и безрадостно стало в Пафлагонии. Войска Белой Розы как саранча расползлись по Андальским землям и уже к началу зимы 2432 года перевалили через отроги гор тайными и охотничьими тропами, обрушились на совершенно деморализованные отряды Дома Перьона, не встречая никакого сопротивления. Отряды Красной Розы отступили до самой Готы, тем самым подвергая большой опасности Дом Гоччи, чьи отряды держали оборону по Тунсу. Все ждали удара в направлении города Тунс, а случилось самое худшее…»

Егерь с нарастающим раздражением ходил по двору лесного монастыря, где жили воины Серого Братства — так называемый Схрон. Тайная обитель спряталась между Розеттой, Рингом и Глинтом, в непроходимых лесах между реками, защищенная еще и глубокими оврагами, где денно и нощно несли службу свои дозоры. Впрочем, не особо надеясь на все естественные преграды, братья соорудили по всем сторонам света хитроумные ловушки, засеки, капканы.

Егерь старательно прикинул оставшиеся силы Ордена. У ростовщиков Берга находилось три тысячи золотых реалов Братства на крайние нужды: подкуп высших чинов, засылка шпионов в далекие миссии, на прочие немаловажные расходы. Из людского состава в Братстве состояло на данный момент две сотни бойцов, находящихся сейчас в базовом лагере неподалеку от Схрона. Командирский состав насчитывал двадцать человек, да еще десяток шпионов в разных сторонах Континента. Егерь прикинул и добавил сюда и элиту Братства — тайный сыск: Поэта, Колотушку, Мастера, Беркута, Стрекота, Дышло и Кита, работающих, не покладая рук. Отрабатывали деньги герцога Линда. Себя Егерь не стал считать, как и еще трех фарогаров, стоящих на предпоследней ступени Ордена. А сколько еще Тайных сокрыто от него самого? Не узнать.

Он сознательно не думал о Гае. Его предположения о том, что парень жив, не подтверждались. Но и о смерти его не было слышно. Оставалась надежда на Стража, до сих пор не давшего вестей. Знатные воины поверили Егерю, дав ему возможность действовать сообразно ситуации и своих сил. Планы Братства простирались настолько далеко, что отступить от задуманного уже не представлялось возможным. Егерь играл с огнем. Узнай Линд о происходящем за его спиной — Братство станет изгоем на Континенте, его затравят всеми способами. А способов этих у никчемной знати тысячи и еще триста. Мысли не ложились стройными рядами, норовя разбежаться по закоулкам памяти, и Егерь сжал голову, чтобы остановить их бег. В таком состоянии его и увидела Брюнхильда. Она сурово смотрела на сидящего на бревне Егеря и опиралась на свою клюку. Как она вошла в ворота — Егерь не понял. Охрана проспала, что ли?

— Угробили парня? — в голосе старухи чувствовалась угроза.

— Подожди, Амалея, подожди! — Егерь поднял руку, словно защищаясь от пронзительного взгляда старой ведьмы. — Еще ничего не известно. Страж молчит.

— Страж может молчать и десять лет, а наше дело стоит, — Брюнхильда устало села рядом с Егерем на бревно, подперла подбородок клюкой. — Этот мальчишка дорог мне, понимаешь?

— Не зря же ты заставила меня идти вслед за ним в Таланну. Я еле успевал за ним, — невесело улыбнулся Егерь. — Я старался быть незаметной тенью, и думаю, что справился.

— Это твоя работа, дружок, — Брюнхильда, бывшая для Егеря Амалеей, тяжело вздохнула. — Можно было, наверное, обойтись и без разбитого носа…

Егерь поморщился от воспоминаний. Мастер действительно перегнул палку, чуть не изуродовав мальчишку. Тогда как же пришлось бы его ломать, следуя советам старухи любыми путями вовлечь Гая в Орден? Сам он добровольно не пошел бы, нутром чуя странность происходящего. Невозможно сломать человека, заставить его делать те вещи, которые ему противны. Только через боль, страх и страдания.

— Что ты можешь сказать? — спросила она.

— Когда мы получим достоверные вести о Философе — начнем действовать с другого края. Все уже готово.

— Сначала нужно прижать хвост патриканцам, — помрачнела старуха. — Пока их войска стоят в Андальских землях и на подступах к Готе, дыша Алой Розе в спину — не видеть нам успеха. Слишком много сил и людей мы теряем в бессмысленных стычках и баталиях. Герцог Линд нужен нам как живец. А сейчас он даже не интересуется, как идут дела у нас.

— Если Союз Трех не согласится на наше предложение — вся затея впустую.

— Не реви, мальчишка! — Амалея с кряхтением поднялась, отпихнув руку Егеря, пытавшегося помочь ей. Сделав шаг, она повернулась к Егерю. — Кстати, ты нашел Магвана?

— Нет, — помрачнел Егерь. — Очень уж изворотлив и хитер, подлец. Ты так и не сказала толком, зачем он нам нужен вообще! Помимо того, что он мутит воду, ты имеешь к нему особый интерес!

— Что имею — не продаю, — старуха заковыляла к воротам. — С ним надо разобраться побыстрее, пока он не пронюхал о событиях в Одеме. И пора, родимые, становиться той силой, которой Братство славилось в былые времена. Посмелее и пожестче.

Егерю оставалось проводить старуху задумчивым взглядом.

****

После нашего с Ральером разговора мы расстались, и я, в ожидании королевы Лации вышел в сад, куда меня любезно проводил Абилард. Перед этим он о чем-то спорил с отставным министром, потом дождался, когда старик уйдет из зала, и повернулся ко мне.

— Полагаю, теперь настала моя очередь отвечать на вопросы? — едва заметно улыбаясь краешком губ, спросил он.

— Только не здесь, — предупредил я. — Вы, кажется, часто бываете в городе? Где можно спокойно поговорить?

— Есть прекрасное место. Королева-мать называет его весьма поэтически: Небесный Сад. Там есть такие уголки, где можно разговаривать во весь голос, и мало кто услышит.

— Отлично. Так и сделаем.

Абилард провел меня через коридор, заполненный хорошо вооруженной охраной, небрежно кивая стражникам, когда те вытягивались в струнку при его приближении. Чувствовалось, что мой нежданный союзник имеет в резиденции королевы-матери большой вес.

— Это место похоже на каменный лабиринт, и чтобы подслушать кого-нибудь, надо ухитриться приблизиться к беседующим, — объяснил Абилард. — Так что лишние уши мы обязательно почувствуем.

Мы не торопясь вышли из резиденции королевы-матери и на виду многих любопытных глаз направились к спиралевидному строению из дикого камня, обвитого плющом.

— Любимое место Женнис, — усмехнулся Абилард.

Когда мы очутились в густых зарослях диковинных кустарников, распространявших дурманящий запах, Абилард остановился и повернулся ко мне. После чего приложил руку на левую сторону груди.

— Я к вашим услугам, Наследный, и готов выполнить все поручения.

Мне было неловко в одночасье превратиться из изгоя в человека, в чьих венах течет голубая, оказывается, кровь, отчего я испытал некоторое смущение.

— Что за ерунда, господин Абилард? — хмыкнул я. — Я еще не до конца понимаю, что происходит, а вы уже готовы служить мне. Это не ошибка?

— Ни в коем случае! — энергично воскликнул граф. — Мы проверили много документов, к которым имели доступ благодаря усилиям Ральера. Просто счастье, что послание фарогара Егеря пришло вовремя. Я связался с Ральером, после чего мы предоставили все необходимые бумаги в Совет. Госпожа Лация проявила завидную настойчивость в вашем оправдании. Знайте, что мой долг — помочь вам во всем. Я в курсе всех событий, и знаю, какую миссию вы выполняете.

— Может быть на «ты»? — неловкость не пропадала. — Так мне легче чувствовать собеседника, который старше по возрасту. И вообще, нет ли ошибки?

— Ни в коем случае! — опять повторил Абилард. — Такая татуировка, что у вас на плече — простите, Наследный, но этикет я соблюдать буду, чтобы не скатиться до фамильярностей — на плече изображен волк, прыгающий к солнцу. Это родовой знак Вадигоров, позднее перешедший в качестве символа к Серому Братству. Просто такой знак дается только наследнику рода. Вы были единственным сыном лорда Кайда Вадигора. Кстати, кто ставил татуировку?

— Человек Поэта — моего друга, — честно ответил я. — Только я теперь не пойму: он тоже причастен к моей тайне?

— Он много знает, — усмехнулся Абилард. — Старый знакомый… Я предполагаю, что татуировку Поэту наказали сделать по заданию Братства. Своевольничать с такими знаками нельзя. Вмиг призовут к ответу. Есть, правда, в вашем неплохом положении одна неприятность. О факте вашего появления теперь знают многие, кому не хотелось бы видеть Наследного живым. Ну, это уже издержки высокого положения. Махать мечом умеете?

— Научили, — буркнул я.

— Ну и славно, — обрадовался граф, словно не знал о моих способностях.

— Граф, ваше имя в Братстве?

— Не имею права открываться, Наследный, — склонил голову Абилард. — Я — Тайный, а это о многом должно говорить вам.

Я уныло кивнул. Со мной разговаривал настоящий волк-одиночка, хищный, коварный, не знающий пощады. Его покладистость и желание служить, не должно успокаивать меня. С таким же успехом он может и отправить в Спящие Сады, на вечный покой.

— Что вы можете рассказать о моих родителях? — наконец задал я главный вопрос, мучавший меня все время, еще с тех пор, как я стал ощущать потребность отцовского воспитания и материнской ласки.

Абилард огляделся, к чему-то прислушался, сделал знак стоять на месте, а сам прошелся по полянке, обнажив клинок со средним рубином в навершии. Успокоившись, он снова подошел ко мне, вздохнул:

— Увы, в наше жестокое и коварное время необходимо доверять лишь своим глазам и ушам. Родители… Госпожа Амалея просила рассказать при встрече с вами, Наследный. Ваши родители погибли в межклановой войне. Одемиры уничтожили своих соперников, коими считали Вадигоров, под корень. Трон Ваграма — очень привлекательная цель, чтобы мучиться угрызениями совести. Вы чудом остались живы. Благодаря Амалее. Подробностей не знаю, при случае расспросите ее.

— Кто это? — голова начала пухнуть от неизвестных подробностей прошлого моих предков.

— Главный Судья Трона. Она последняя из этой гильдии. После уничтожения Вадигоров она исчезла, прихватив с собой выжившего мальчика. Все думали, что род ваш уничтожен полностью, и никто не стал искать ближайших сторонников Кайда. Вот так, Наследный, выводы делайте сами.

Я их уже начал делать. О такой женщине я не слышал, Брюнхильда мне ничего не говорила о событиях прошлого. Вероятно, что к гибели моих родителей причастна королева-мать, что делает мое пребывание в чужом логове нежелательным. Вероятно, Лация знает историю вражды, а значит, постарается укрыть факты, и между нами не останется тех чудных мгновений, от которых кипит кровь, которые зовут на подвиги не ради славы, а ради улыбки желанной…

— Амалея? — наморщила лоб Лация, когда мы тряслись в карете на пути во дворец. Она словно припоминала услышанное имя, но у меня возникло твердое убеждение, что королева умышленно тянет время. Очень уж ненатурально выглядит ее желание «вспомнить». — Да, я слышала о ней. Эта женщина состояла в Гильдии Судей Трона. Гильдия, как таковая, была упразднена после отречения Вадигоров от трона. Были изданы соответствующие законы, регулирующие притязания на корону Ваграма со стороны других родов. А вот Амалея с этим была несогласная, но свои претензии не выдвинула. Она просто исчезла. Совсем. Это произошло лет восемнадцать назад. Сначала все думали, что она уединилась на одном из островов Рифейского океана, а оказывается, о ней известно тебе, живущему в Олдланде. Странно.

Действительно, странно. Мои подозрения начинали укрепляться. Если выбирать из тех фактов, что мне известны, Лация или лгала мне, или сама толком не знала, что происходило много лет назад. Значит, ее мать действительно замешана в событиях прошлого. Я решил действовать разумно. Есть две правды; каждая имеет право на отрицание. Неизвестно, чья правда будет мне во вред, а какую я приму как истинную. Только не торопиться, разобраться во всем, что представляет тайну, грозящую вылиться в такую войну, что бойня на Континенте покажется не более чем страшненькой забавой.

— Я понимаю, что вопрос исторического престолонаследия — вещь деликатная, и требующая тщательного изучения, — не выдержала паузы королева. — Поверь мне, я не скрываю от тебя ничего, потому что сама мало понимаю в тех событиях. Все документы находятся в королевском архиве, но чтобы получить туда доступ, придется подождать еще какое-то время.

— Почему?

— У тебя нет статуса. Я разговаривала с Ральером и попросила его тщательнее изучить документы того времени. Должно что-то же остаться. Вероятно, придется поднимать старинные грамоты и поверенные письма. Все пригодится. Оцениваешь мои усилия?

— Конечно, я очень тебе благодарен, — искренне ответил я. — Полагаю, что мой статус даст тебе возможность привлечь меня к твоей игре?

— Я в тебе не ошиблась, — сверкнула белозубая улыбка Лации. — Ты поможешь мне — в ответ на мою помощь. Только одно препятствие очень серьезно: отсутствие Амалеи. Только она может подтвердить, что именно ты — Вадигор, наследник рода. Она тебя должна знать в лицо. Господин Абилард выразил согласие быть посредником в нашем деле. Он что-то знает, но не показывает, что именно. Кстати, граф согласился быстро найти Амалею. Это какие должны быть у него связи?

Я скромно промолчал, не желая вгонять королеву в тоску могуществом Братства.

— И сколько это продлится?

— Не могу сказать. Вероятно, не меньше полугода.

— И чем же я займу себя все это время? — пробурчал я, чувствуя разочарование. Время уходило, а я бессилен что-либо сделать. Будь я вхож в высшие круги, то бы сумел переломить мнение ваграмцев о безопасности их королевства. — С господином Ральером не особо-то поговоришь — слишком занят. А ты — королева со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ведь у тебя пустые разговоры не в чести. С Григом я не горю желанием встречаться. Навел он на меня большую грусть.

Лация рассмеялась:

— Поверь мне: Григ не такой уж плохой. Просто у него обостренное чувство подозрительности, этакая мания. Но к тебе он не имеет претензий. Если тебя оправдали — он не станет более преследовать тебя. Даже сказал, что у тебя голова работает в нужном направлении. Простак не подастся в шпионы… Ах!

Карета внезапно накренилась на слишком крутом повороте, и Лацию бросило прямо в мои объятия. На мгновение меня накрыло жаркой волной, а запах горькой воды ударил в кровь. Я ткнулся губами в ее щеку, ощутив бархатистость кожи, а моя рука самым нечаянным образом легла на упругую грудь королевы. Карета выправила положение, Лация отшатнулась от меня, поправила прическу, и слегка задыхающимся голосом, выдавшим ее чувства, продолжила:

— …Это удел авантюристов и отчаявшихся от безделья аристократов.

— Это Григ сказал? — стараясь быстрее замять неловкость, спросил я.

— Да.

— И много у вас таких?

— Хватает, — Лация отвернулась. — Если они узнают о тебе — жди посетителей. Не отвяжутся. Кстати, забыла сказать: королева-мать, выслушав доводы Ральера, сняла с тебя «вину с подозрением».

Я перевел дух. Капризная Кретта повернулась ко мне лицом в который уж раз.

— Ну и законы у вас, энни королева. Приговор-то ты подписала!

— Я ничего не подписывала, чудак! Пойми, что для твоей казни было достаточно того факта, что ты чужак с подозрением на шпионаж. Снесли бы голову без раздумий. Если бы ты знал, насколько тяжело было убедить твердолобых министров отложить казнь.

Голос Лации дрогнул.

— А меня серьезно могли кинуть в кипящее масло? — задал я волнующий до сих пор меня вопрос.

— И это тебе грозило, без всяких шуток. Но нужно было доказать, что ты шпион, а не чернь. Хотя, что от этого поменялось бы? Казнь — бесчеловечный момент.

Я пожал плечами в смятении. Не знаю, что человечнее. Или вариться в масле, или валяться без головы. В любом случае тебе не оставляют возможности подумать, что бы ты сам хотел. Между двумя смертями выбора быть не может. Если признаться, Лация рисковала своей репутацией, объявляя «высшую милость». Если это только из-за возможности использовать меня в своих играх — я снимаю шляпу перед ее дерзкими замыслами. Она ведь не думала в первую очередь, что спасает соперника, который, вполне вероятно, одержим кровной местью. Стоило ей чуть задержаться, «не успеть» с помилованием! Она вопреки всему чуть не бросилась развязывать мне руки. Или я слеп? Возникшее неведомо почему чувство? Полная чушь! Не в природе коронованных лиц воспылать страстью к незнакомцу, чужаку! Здесь все неправильно!

Вместо слов я взял ее кисть в свою руку, слегка пожал ее.

— Я хочу поблагодарить тебя за все, что ты сделала для меня. Поверь: ты подарила мне жизнь, а это самое главное, что я хотел. Ни к чему статусы и почести, родовые поместья и накопленные богатства. А за твое великодушие я готов отдать тебе свой долг.

Поднеся ее руку к своим губам, прикоснулся к ней, ощутив тот же горький аромат.

— Надеюсь, что твоя благодарность искренна, — прошептала Лация.

— Конечно, разве может быть иначе?

— Ты не простишь мне свое унижение. Но это не повод все время брать за руку и смущать молодую девушку… Ты ведь понимаешь?

Мне захотелось побыстрее убраться из этого города. Новые обстоятельства не дадут мне спокойно жить рядом с королевой. Я — кровник, а это означает новую войну. Лация с матерью не допустят крушения своего королевства, не отдадут просто так трон, пусть даже они и женщины. Женщины иногда коварнее нас, мужчин, в достижении своих целей. Как-то королева-мать оказалась причастна к событиям столь давних лет. И ее не остановило, что она женщина.

Карета остановилась. Лация вздохнула, когда распахнулась дверца, а внизу ждал целый почетный караул. По ее выражению лица я понял, насколько ей надоели эти ненужные для обыденного приезда домой церемонии. Рано или поздно она привыкнет к этому, и уже трудно будет понять ее настроение. Мы попрощались. Долговязый слуга в расшитой золотом ливрее провел меня в ту часть дворца, где мне предстояло жить. Огромная опочивальня, залитая солнечным светом, произвела на меня впечатление. Пожалуй, тут можно было тренироваться с оружием, о чем я давно уже забыл в силу произошедших событий. Мышцы мои слегка одрябли. Это уже был непорядок. Разленился, отощал, потерял много сил. Стоит как следует ознакомиться с историей Ваграма, почаще выходить за дворцовые стены, окунаться в простую жизнь, которая, конечно же, отличается от жизни в роскошном дворце. Неизвестно, сколько времени я еще пробуду здесь, а находиться в золотой клетке — не в моих правилах. Вопросов накопилось столько, что ими следовало заняться побыстрее, не ожидая, когда ответы принесут мне на блюдечке Ральер и Абилард. Приятно, что появились союзники. Я чувствовал, что события странным образом начинают влиять на мою судьбу. Каждый узел в запутанном клубке означает что-то, что неподвластно моему пониманию. Появляются новые лица, линии событий расходятся широкими лучами на все стороны света. А в середине стою я. И следовало начинать с загадки, которая не давала мне покоя.

На следующее утро, не дожидаясь завтрака, я направился к Лации, рискуя заплутать в бесконечных коридорах дворца. Оказывается, дворец был разделен на четыре больших части, соединенных крестообразным коридором. Но это не означало, что, идя прямо, я мог попасть в ту часть, где живет королева. Предстояло пройти несколько пролетов, которые, причудливо ныряя то вниз, то вверх, забирались вправо или влево. И в итоге оказывалось, что попадаешь не туда, куда надо. Каждые сорок шагов стояла стража, и каждая спрашивала, куда я иду. Я отвечал, а в ответ просил показать мне кратчайший путь до покоев Лации. О моем присутствии, вероятно, известили всю гвардию, охранявшую дворец. Так что я без особых усилий добрался до ее рабочего кабинета. Она любила принимать просителей с рассветом; с десяток важных господ в богатых одеждах сидели на мягких широких лавках, надменно поджав губы. Я шаловливо подмигнул им, и решительно двинулся на охрану. Парни решительно перегородили мне дорогу. В их глазах читалась мысль зарубить меня тут же, на пороге кабинета.

— Срочное дело, воины, — пришлось идти на попятный. — Посетители могут подождать.

Один из охранников постучал по тяжелой дубовой двери, прислушался и открыл створку и передал мою просьбу. Получив ответ, он повернулся ко мне и произнес:

— Я должен проверить вас.

Раскинув руки, я спокойно подождал, пока меня перестанут ощупывать на предмет опасного оружия. Еще раз подивился наивности местной стражи. Руки — вот самое страшное оружие.

— Заходите, — было дано разрешение.

Я усмехнулся и вошел в кабинет королевы. Представляю, с каким видом сейчас аристократия обсуждает мою хамскую выходку. А мне просто захотелось пошалить.

Помещение не отличалось особой роскошью, но и не было совсем уж аскетичным. Большую часть занимали полки с фолиантами. Книги выглядели старыми, с истертой позолотой на корешках, и от этого, казалось, комната приобрела солидный вид, где не хочется шутить. Лация сидела за огромным столом, оббитым темно-зеленым бархатом, внимательно читала какой-то документ, задумчиво вертя в руках стило. На ней был темно-коричневый «рабочий» костюм с высоким воротником, на рукавах золотые запонки, а пуговицы сплошь из мелких бриллиантов. Она читала какую-то бумажку, потом с раздражением отбросила ее в сторону со словами «какая чушь!». Вопросительно взглянула на меня.

— Что произошло, Гай?

— Решил проверить, как твоя охрана справляется со своими обязанностями, я сел на край стола. — Она хорошо исполняет свои обязанности.

— Конечно, — усмехнулась королева. — Я вообще-то давала приказ не препятствовать тебе, если попытаешься войти ко мне. Знала, что у тебя возникнет такая потребность. Любой другой при таком хамском поведении получил бы массу неприятностей.

В эти слова она умудрилась вложить столько сарказма и угрозы, что я все понял. Хорошие отношения всегда останутся хорошими отношениями, но не стоит перегибать палку. Нельзя забывать, кто я во дворце, и кто — она. Я почувствовал, что краснею. Неловко соскочил со стола, глазами отыскал стул для посетителей-просителей и сел на него. Губы Лации дрогнули в понимающей улыбке.

— Так что у тебя за дело?

— Ты знаешь человека по имени Магван? — я решил ткнуть пальцем в небо, особо не надеясь получить положительный ответ. И попал.

— Конечно, — Лация удивилась очень сильно. — Это мой родной брат.

****

Старая ведьма Амалея задала Егерю трудноразрешимую задачу. Иногда фарогар жалел, что Братство связано с ней многочисленными нитями заговоров и взаимных мелких услуг. Помимо поисков успевшего всем надоесть своей неуловимостью Магвана, она захотела пересмотреть договор Серого Братства с Домом Лоран. Старуха заявила, что вассальные отношения не подходят Ордену, и стоит более точно выяснить желания герцога Линда. Не имеет смысла распылять силы Братства на мелкие дела. Егерь, скрепя сердце, добился встречи с Глазом и Сизарем. Он коротко обрисовал ситуацию, прошелся нелестными словами по хитрой старухе, и стал ждать, что скажут бывалые воины. Сизарь в свойственной ему манере возмутился, но более сдержанный и рассудительный Глаз задумался.

— Зачем ей все это надо, ты не понял? — спросил он.

— Амалея никогда не раскрывает своих истинных помыслов, — развел руками Егерь. — Но я подозреваю, что все дело в мальчишке.

— Ясно, что не в любви к Линду, — сердито буркнул Глаз. — Ее задача: вернуть Вадигорам трон. Она поклялась на крови, а такие клятвы требуют исполнения. Серое Братство обязано помочь ей в этом, но и только! Выполнив миссию, я прямо заявлю о разрыве наших отношений. Амалея получит не только удовлетворение от свершившейся мести, но и титулы, почет, деньги. А Братство — свободное и независимое общество, и не должно плясать под чужую музыку. Вот как я это понимаю. Но для чего ей разрывать отношения с Домом Лоран? Появились новые правила игры?

Они сидели во дворе Схрона на бревнах, и грелись на весеннем солнышке. Появилась фляжка с отваром из коры «лентяйки» — странного деревца, расцветающего ранней весной и дающего терпкие плоды в виде ягод. Именно в этот период кору сдирали и варили, получая густой сироп, сладковато-кислый. Потом ставили в ледник, давая возможность напитку отстояться десять дней, после чего разбавляли водой и пили. Жажду утоляло здорово. Да и сердце веселило.

Глаз оттер губы, передал фляжку Сизарю. В наступившем молчании они созерцали потемневшие от многочисленных дождей стены Схрона, голубей, лениво топчущихся по влажным прогалинам, освободившимся от снега. Воины не торопились нарушать тишину, очевидно, ожидая от Егеря дельных предложений. В конце концов, ведь он пригласил их на разговор. С него и спрос. Правда, Глаз не любил неоправданных затяжек в серьезном разговоре.

— Амалея хочет создать на Континенте что-то вроде той силы, которая была в Ваграме. Влиять на знать, уничтожить домены…

— Опасное предположение, — покачал Глаз.

Егерь поскреб подбородок, заросший густой щетиной.

— Но меня беспокоит идея старухи посадить Философа на трон Ваграма. Это плохо. По нашему закону мы обязаны помогать своим братьям. А это означает, что мы втянемся в склоку между родами этого королевства. А ведь не нужно забывать, что Амалея имеет зуб на правителей Сатура и Камбера. Если случится самое худшее, и Философ сядет на трон — старая ведьма развяжет войну с этими королевствами. Мы будем вынуждены помочь парню. У нас нет пока такой возможности.

— Вот как, — Сизарь выплюнул размякший кусочек коры, попавшей в напиток, на землю. — А кто, позвольте узнать, вскормил этого волчонка, втащил в стаю?

— Амалея растила мальчишку одна, и мысли о троне возникли у нее не раньше, чем она встретилась с нами. Это уже потом, после разговора со Сходом, она помешалась на мести. Мы дали согласие в обмен на ценную информацию, которая нам действительно помогла.

Глаз утвердительно кивнул. С обстоятельствами давнего дела он был знаком.

— Она убеждала нас взять под защиту юнца, твердя что-то про жуткую резню в Ваграме, о чем мы совершенно не знали.

— А она не врала, — вмешался Глаз. — Носитель Жезла знал, что делал. Я тогда рыскал по побережью Крабового залива, и старался выявить подозрительных людей, прибывающих в Ламберг и Мирру. Пираты частенько подрабатывали таким способом. Мы же не имели крепких связей с Аламом, наши корабли редко ходили к их берегам, а купцы боялись плыть туда. Да и сейчас боятся. Я уже устал шататься по чужим берегам, и хотел просить Носителя о замене, но однажды он появился. Амалея не врала.

— Это был Магван, — кивнул Егерь.

— Конечно же, — с легким раздражением повел плечами Глаз, — это был Магван. Я заметил его в портовом кабаке Ламберга. Старуха дала точное описание тех людей, которые могли бы заняться поиском мальчишки. Наше счастье, что она угадала с исполнителем. Те, кто был заинтересован в чистке, могли прислать простого наемника, а не знатного вельможу. Но я, честно скажу, до сих пор не знаю, что за птица этот Магван, и чем так провинился твой щенок, Егерь.

— Старуха видит будущее, — убежденно сказал Сизарь. — И гадает на крови животных.

— Не молоти чепуху, — поморщился Глаз. — Пусть хоть чем занимается, а вот новые выкрутасы Амалеи мне не нравятся. Мне не нужны враги в доменах Континента. Надо придержать ее за руки, пока она не наломала дров со своей одержимостью покарать врагов Философа. Что, он настолько слаб, что сам не может постоять за себя?

— Я бы не клевал на первую приманку, — покачал головой Егерь. — Парня нужно предупредить о возможных ловушках, о которых он не догадывается. Это плохо, что он становится слепым оружием в руках Амалеи.

— Что будем делать? — Глаз обвел взглядом единомышленников. — Долг Братства — помочь Философу, пусть даже он и не прошел обряд посвящения. Тебе, Егерь, нужно продолжить следить за событиями в Ваграме. Пусть Страж побегает — обленился, небось? И продолжим искать Магвана, но не только ради уничтожения. Нужно выяснить, что он вообще здесь делает. Поиграем на четыре стороны.

Егерь и Сизарь понимающе улыбнулись.

****

Я превратился в соляной столб. А может, потерял сознание. Или все сразу. Потому что не помнил, как пришел в себя. И то с помощью Лации. Она отвесила мне пару легких пощечин, с тревогой глядя в мои глаза.

— Странное поведение на мои слова, — озабоченно проговорила она и с подозрением спросила: — А ты разве знаешь его? Ты его видел?

Капризная Кретта опять начала показывать свои фокусы. Такого поворота в своей жизни я еще не встречал. Она украла только что самое важное и сокровенное из моей жизни.

— Вадигор! — королевский окрик встряхнул меня. — Я жду ответа, наконец! Ищешь слова, чтобы я не упала от неприятных известий? Не тяни, пожалуйста! Я не виделась с Магваном уже три года. Он каждый раз выдумывает истории, чтобы побродить по вашему Континенту. Посвященные в его тайны люди упорно хранят молчание, не желая понимать, насколько опасны предприятия, в которых замешан брат!

— Если быть предельно честным, моя королева, то о Магване я только слышал, но никогда не встречался с ним. Он занят не совсем порядочными делами, и его ищут как особо опасного преступника. Поверь мне, Лация, я не знал, что он приходится тебе братом…

— А если бы знал — было бы легче? — с горечью спросила королева.

— Это не помогло бы, — кивнул я. — Его всерьез считают шпионом патриканцев. Или он сам по себе, что совершенно нереально. Есть одна шальная, нелепая мысль. Он ищет меня.

— Тебя? Что за вздор?

И тут до нее стал доходить смысл сказанного. На лице ее вспыхнула краска, она опустила глаза, неловко теребя пальцами край какого-то документа.

— Ты думаешь о том же, что и я? — спросила девушка. — Полагаешь, что Магван преследует тебя с одной целью?

— Я не предполагаю, — я пожал плечами. — Но в свете последних событий мне становится понятным стремление твоего брата найти меня, а попутно прокрутить еще парочку сделок со своей совестью.

Королева молчала. Я подошел к ней со спины, осторожно взял за плечи и наклонился к ее уху:

— Представь себе мальчишку, живущего в окружении гор, и думающего, что так все и должно быть в мире. Но приходит время, и старуха-опекунша отсылает его учиться в чужой город. Вместо этого он по глупости попадает в руки тайного ордена, где из него постарались сделать того, кем он не хотел быть никогда. Те люди — в сущности, неплохие парни — используют его как приманку, чтобы поймать Магвана. А знаешь, почему?

— Я уже поняла, Гай, — плечи королевы вздрогнули. — Магван решил окончательно покончить с соперниками из рода Вадигоров. Слишком его пугало неясное будущее, зная, что жив последний из вашего рода. Какой же он глупец!

— Он заботился о тебе, — я отошел к окну, посмотрел во двор, где кроме охраны и двух всадников в нарядной одежде — судя по всему — дворяне — никого больше не было. Было грустно от сознания полного недоверия к людям. Если Брюнхильда, по сути — родной человек — сыграла со мной небывалую шутку, скрыв тайну моего прошлого, что ожидать от Серого Братства? Ну, те хотя бы честно предупредили, что им от меня надо. А что еще сокрыто в их недоговоренности и полупризнаниях? На мгновение мелькнула мысль о неслучайности появления Егеря у ворот Таланны. Теперь я не отрицал даже того, что за странным именем старухи скрывалась некая Амалея. Я вслух высказал свои сомнения.

— Вполне вероятно, — задумалась Лация. — Как она выглядит?

Я описал старуху во всех красках, не жалея даже полутонов. И, видимо, получилось здорово. Потому что королева усмехнулась, кивнула.

— В Судейском зале, где раньше проходили заседания гильдии, висят портреты всех Главных Судей. Амалея — последняя, которую успел запечатлеть на холсте придворный художник. Моя мать не захотела снимать сии шедевры. Пошли, посмотрим. Сразу и развеешь свои сомнения. Вендис!

Дверь распахнулась, и в проеме выросла фигура охранника в темной кольчуге на широких плечах.

— Передай знатным господам, что время приема переносится на полдень. И еще… Видишь этого человека?

Палец Лации выразительно уставился в меня. Вендис кивнул.

— Чтобы я больше не видела его во время приемов. Это касается всех, кто несет охрану рабочего кабинета.

— Да, энни, я все понял! — Вендис с укором посмотрел на меня, чтобы я почувствовал стыд за свою мальчишескую выходку.

Я виновато развел руками. Что с меня взять? Дитя леса…

Когда мы вошли в полусумрак большого зала, где кроме пыльных рядов лавок, оббитых красным бархатом, ничего не было, я сразу обратил внимание на стены, где под самым потолком висели картины в великолепных золоченых рамах. Лация взяла меня за плечо и повернула в ту сторону, где была картина той самой Амалеи.

— Смотри, вот она.

Несмотря на плохое освещение — солнце едва проникало сквозь окна, завешанные тяжелыми шторами — я сразу узнал свою опекуншу. Тот же упрямый подбородок, тяжелый взгляд, упрямо сжатые губы — все волевые качества, взятые из многочисленных судебных баталий — подтвердили все подозрения. И мир для меня стал не таким уж и добрым и честным. Нет, я и раньше не питал иллюзий на этот счет, но предательство Брюнхильды потрясло меня больше всех подлостей на свете. Из меня сотворили орудие мести, даже не предоставив мне право выбора. А я, дурак, поверил Братству, думая, что нашел семью. Чтоб его…

— Я хочу напиться, — решил я. — Здесь есть хорошие недорогие кабаки? Чтобы подавали к вину сыр. На Континенте в ходу лебенские сыры. Их предпочитают даже святые отцы из храма святого Патрика. И мне нужны собутыльники. Я не пью один.

— Тебе надо отдохнуть, Вадигор, — с чисто женской жалостью сказала королева. — Слишком многое ты узнал за последнее время. Такой груз может свалить человека, более умудренного жизнью, чем ты. А вообще — ваша пища очень варварская. Но твое желание я постараюсь выполнить. У меня есть на примете парочка крепких выпивох, которые от количества выпитого лучше держат меч. Они присмотрят за тобой.

 

5

«Люди считают за благо жить в благолепии и сытости, всеми правдами и неправдами стараясь обеспечить себя и будущих потомков солидным капиталом, соизмеряемым в количестве накопленных мешков с деньгами, драгоценностями и прочим вещественным хламом. И это ради спокойствия жизни без потрясений, которые могут ввергнуть их в бездны нищеты и вечного мучения. Кто может точно сказать, как поведет себя человек в ситуации, когда все само идет ему в руки: богатство, титулы, почести? Соблазны высшего порядка губят душу, и я говорю это с уверенностью, потому что не раз встречал таких несчастных, обретших, как им казалось, истинное счастье. Но, изменяя свою жизнь, нельзя оставить при себе образ мышления прежний, живя по новым правилам. Забываются те, с кем ты раньше думал одинаково, с кем вел долгие беседы о порочности тех, кто выше по званию и должности. В сущности, в жизни ничего не изменилось, даже если сейчас идешь по другой тропе. Просто интереснее стало смотреть сверху вниз на ползущих внизу; кто остался там, в бессилии своем взирающим на небожителей. А ведь прошлого не вернешь, как ни старайся…».

Ральер отложил в сторону стило с черным наконечником. Твердые стержни из спрессованного угля с добавлением какой-то специфической жидкости (постарались ваграмские маги) пользовались большой популярностью у придворных писцов, у дворян и у титулованной знати. Что до остального народа, умевшего писать — купцов там, управляющих, крупных ремесленников — в ходу были перья и жутко плохие чернила.

Бывший министр размял кисти рук, затекшие от долгого писания. Писал он много, старясь закончить запланированное до сумерек. Он экономил на свечах, невзирая на неплохое жалование, которое ему выписала королева Женнис по уходу с поста министра финансов. А ведь была еще рента.

Ральер уже несколько дней копался в архивах, выискивая основания для возвращения статуса новоявленному принцу Вадигору. Тем более что об этом попросила сама молодая королева, крайне заинтересованная в возвращении пришельцу всех привилегий. Что-то затевалось, и любознательный министр ломал голову — что. Так уж получилось, что Лация не торопилась делиться своими мыслями не то что с приближенными, но и с матерью. Ральер справедливо рассудил: приближая к себе появившегося из небытия своего соперника по трону, Лация хочет использовать его в деликатном деле. Листая документы, написанные крупным витиеватым слогом, бывший министр принимал официальную точку зрения постольку, поскольку не желал идти наперекор власти. Одемиры дали ему все, о чем может мечтать человек. Но теперь, когда королева-мать удалилась от государственных дел, ситуация изменилась. Своим неожиданным поступком королева Лация дала понять, что правда воцарения ее рода на троне Ваграма не должна быть закопана под грузом отписок и лживой истории. Глубокие подземелья королевского архива могут долгое время хранить тайны, но стоит ли держать в постели гремучую змею? Впрочем, Ральер мог не волноваться насчет правды. Ее и в архивах не было. Все придворные летописи и небольшое количество документов, относящихся к тому времени, придерживались официальной версии, распространенной королевской канцелярией. Бывший министр уже несколько лет был в отставке, и все за всеми событиями, связанными с борьбой за трон, следил из своего особняка. Он не разделял методов, которыми расправлялись с Вадигорами, однако, предпочел промолчать, оберегая себя и свою семью от гнева Женнис. Головы тогда летели направо и налево. Именно то обстоятельство, что королева переступила через неписанные законы между родами, настроило ее против всего Ваграма. Народные возмущения заставили Женнис дать слово, что по достижении ее дочери Лации семнадцатилетия, она добровольно сложит свои полномочия и передаст ей трон. Таким образом она успокоила надвигающиеся бунты, и слово свое сдержала, вызвал немалое удивление среди дворцовой знати. Уж они-то, привыкшие к другой Женнис, справедливо полагали, что она просто сыграла на публику.

Ральер откидывал один документ за другим, потом взялся за толстые фолианты, постепенно погружаясь в историю двух родов. Одна неотступная мысль преследовала его. Мало найти доказательства вины Одемиров. Для признания мальчика наследным принцем нужна одна немаловажная деталь: люди, которые могут подтвердить, что ребенок спасся, а не погиб. А потом устроить встречу, где и будет окончательно подтвержден статус Вадигора. Если, конечно, это не чья-либо утонченная интрига с целью посадить на трон своего человека. Ральера обдало холодом. Королева-мать так и подумает. И ее не столкнешь с места доказательствами одного-двух человек. Королева Лация говорила что-то об Амалее. Да где же ее искать? Стало совершенно ясно, что без помощи Абиларда не обойтись. Этот человек внушал доверие и спокойствие своими неограниченными связями. Он может найти все и всех.

На следующее утро Ральер выехал из Одема в своей дорожной карете в сопровождении двух своих слуг. Путь его лежал в Задар — этот великолепный город, обдуваемый теплыми океанскими ветрами. Несмотря на то, что Задар находился на землях соседнего королевства — в Камбере — это не особо беспокоило отставника. Между странами Союза была договоренность о беспрепятственном проезде лиц дворянского сословия и высшей знати через границы, кроме, простолюдинов, разумеется. Передвижение по дорогам Союза требовало лишь исправно выполненной подорожной, коей Ральер загодя запасся.

Через два дня пути Ральер прибыл на место. Абилард жил в большом особняке, окруженном с трех сторон кипарисами, и лишь с одной эти вечнозеленые деревья расступались, широкой аллеей беспрепятственно стелясь до крыльца особняка. Карета подкатилась прямо к крыльцу, на котором уже стоял хозяин, предупрежденный заранее письмом, которое Ральер послал с нарочным с постоялого двора. Абилард раскинул руки и радушно произнес:

— Не ожидал от вас, энн Ральер, что вы отважитесь на такую трудную дорогу в таком-то возрасте! Но весьма кстати. Нам есть о чем поговорить.

— Слишком много накопилось вопросов, чтобы отвечать на них самому себе, — ворчливо произнес отставной министр, вылезая из кареты. Слуга почтительно поддерживал его под руки.

— Вы как раз к обеду. Прошу к столу. Отдохнуть успеете. Обещаю, что после того, как удовлетворю свое любопытство, не буду вас тревожить. Можете валяться в постели, сколько захотите!

— От хорошего обеда отказываются по глупости, — хмыкнул старик и стал подниматься по лестнице. Абилард сам пошел навстречу помочь гостю.

— Сегодня я распустил своих слуг, чтобы не болтались под ногами. Оставил лишь двоих, чтобы было кому наливать вино и смотреть за порядком в имении. Я, знаете ли, слегка разленился.

— Так ведь тоже не молодой, я вижу, — Ральер выпрямился, вдохнул полной грудью свежий ветер, пахнущий водорослями и еще каким-то резким запахом, не вызывающим, однако, неприятных ощущений.

Они прошли в большой зал, где уже был накрыт стол. Неизменные фрукты, светло-желтые ломти сыра, сочащаяся янтарным жиром рыба возбудили аппетит Ральера. Из высоких окон лился солнечный свет, и Ральеру стало так хорошо, что он довольно потер руки, усаживаясь за стол.

— Завидую тебе, друг мой. Живешь в божественном месте, без забот, без излишних хлопот, — Ральер внимательно следил за тем, как худощавый слуга с напыщенным видом наливал вино в бокалы.

— Ну, не настолько я беззаботен, энн Ральер, — усмехнулся Абилард. — У меня тоже достаточно дел: проучить слуг, чтобы шевелились как следует, следить за управляющим, чтобы не проворовал все мое состояние. Этим бестиям дай только волю — вмиг пустят по миру!

Они посмеялись, выпили. Ральер отставил бокал в сторону, который был незамедлительно наполнен, и сказал:

— А теперь ближе к делу, дорогой граф. Хотелось бы обсудить это безотлагательно.

Абилард знаком показал слуге, чтобы тот удалился и внимательно посмотрел на гостя. Ральер, видя, что тот полностью во внимании, изложил свою историю со всей прилежностью. Во время рассказа граф молчал, усиленно попивая из золоченого бокала неразбавленное вино.

— Вот так обстоят дела, — закончил Ральер. — Одни предположения, и никаких точных деталей. Может, обстоятельства той трагедии известны тебе, мой мальчик? И как нам найти Амалею?

«Мальчик», которому было немногим меньше лет, чем отставному министру, покачал головой.

— Нелегко. Не из-за отсутствия каких-либо документов и нужных людей, а из-за сроков. Я понимаю, это нужно проделать быстро. Десять дней…

— Это удача, несомненная удача! — обрадовался Ральер. — Я постараюсь встретиться с теми людьми, которые вхожи в кабинет королевы Лации. Если за десять дней будут готовы все документы, найдены свидетели — мы выиграли.

— А вам какой интерес, энн Ральер? — насмешливо глянул на него граф. — Я еще могу понять молодую королеву, которой, как я заметил, понравился этот сумасшедший парень, но вы?

— Считайте, что у меня тоже появились виды на Вадигора, — лихо увернулся Ральер. — Что вы можете рассказать о тех днях, дорогой граф?

— Род Вадигоров очень давно соперничал с Одемирами за право обладать короной Ваграма. До какого-то времени все шло чинно и спокойно. Эти два рода менялись на престоле каждый раз, как только умирал кто-нибудь из правящей династии Вадигоров или Одемиров. Все просто, без споров и склок. Но однажды, как бывает в нашей незадачливой жизни, когда на сцену выходят личные мотивы, разыгралась безобразная история. Одемиры обвинили Вадигоров в покровительстве тайному Ордену. Якобы Вадигоры руками тайной общины хотят уничтожить соперников. Скандал выплеснулся из дворца и пошел гулять по королевству. Многие поверили в то, что Одемиры стали жертвой черного заговора. Это, так сказать, было неэтично со стороны Вадигоров. Но кто знает, где правда? Серое Братство, видимо, уже существовало приличное время, но о нем практически не было слышно ничего, да и род деятельности тоже был окутан тайнами. Вадигоры, если и были они связаны с Братством, молчали.

— А они имели связи?

— Когда-то предок Вадигоров основал этот злосчастный Орден, но потом отрекся от него. Братство жило своей жизнью, не напоминая о былом. Это устраивало всех. Но почему Женнис начала травлю соперника? Этого я до сих пор не знаю. Известно лишь, что она любыми путями хотела закрепить права своего рода на трон. Единственная династия, женская. Какая муха ее укусила?

Абилард замолчал, протянул руку к изящной высокой вазе, в которой лежали свежие фрукты, взял кисть винограда и задумчиво отправил в рот ягоду.

— И каким же образом Женнис решила избавляться от Вадигоров?

— Очень простым и действенным. Как-то незаметно стали умирать люди из рода Вадигоров. Странные смерти, надо сказать. Одемиры тонко намекали противникам, чтобы те хорошенько подумали о последствиях. А знаете, энн Ральер, что в Ваграме издавно существует закон крови?

— Я знаю, знаю. Как и то, что Женнис стремилась сразу же издать эдикт о запрете такого закона. Тем более что он негласный, но соблюдается исправно. Она боялась… Вадигоры стали мстить?

— Не совсем. Дело в том, что понятие «род» не совсем точно для определения оного. Род Вадигоров очень древний, куда там Одемирам. И сложился такой странный вид отношений: в род могут входить вассалы других, более мелких семей, связанных между собой клятвой крови. Из рода можно выйти только мертвым. Зачастую вассалы так себя и называли: «из рода Вадигоров». Отец Гая попробовал обратиться к Серому Братству лишь после того, как вокруг его семьи стало смыкаться кольцо смерти. Но так как напрямую из его семьи никто не пострадал, он не имел право объявить кровную месть. И сдается, Одемиры только и ждали этого шага своих соперников. Ведь налицо явное подтверждение слов Одемиров о черной магии, о наемных убийцах…

— Хитро, — хмыкнул Ральер. — Вадигор обращается к Братству, а Женнис тут же предъявляет доказательства сговора высшей знати.

— Правильно. Налицо страшное преступление. Как тут можно оставаться в стороне? Духовенство, знать, дворянство — все они пытались уговорить Вадигора прекратить всяческие сношения с Орденом. Но он не понимал, что хотят от него. Ведь, по сути, шла кровная война! Этого не могли понять узколобые бароны и графы. А Серое Братство ответило отказом Вадигору. Никакой помощи ради личной выгоды. Те, кстати, поступили правильно, предчувствуя множество бед. А люди гибли. И однажды произошло непоправимое. Семья Одемиров вышла в плавание вдоль побережья, отдохнуть от всего кошмара, успокоиться, обсудить дальнейшие ходы. На корабле произошел пожар, да такой ужасный, что никто не спасся, хотя была возможность. В случайность гибели никто не поверил, кто хоть умел правильно сопоставлять факты. Официально род перестал существовать. Был проведен ритуал Поминовения и Признания. Отныне только Одемиры могли единолично править Ваграмом.

Ральер сидел, не шелохнувшись, даже забыв про еду. Вот и исчезли последние загадки, возникшие по ходу чтения документов. Кроме одной. Почему Одемиры пошли на преступление? В чем корень зла?

— После пожара немногие обратили внимание на исчезновение судьи Амалеи, тихое и незаметное. Поначалу думали, что она тоже была на том злополучном паруснике в качестве приглашенной гостьи, но кто-то видел ее во дворце Вадигоров в тот день. Сразу после известия о гибели семьи Гая, она исчезла со свертком в руках. Это, я уверен со всей вероятностью, был наследный принц. Таким образом, Гай попал на Континент, и до сей поры жил под присмотром Судьи Гильдии.

— Амалея поддерживала Вадигоров? — Ральер задумался. — Я ее неплохо знал, но чтобы она так откровенно приняла сторону опального рода — на нее не похоже.

— Она всегда слыла неподкупной Судьей, честной и справедливой. И я тоже смею утверждать, что в этой истории Вадигоры пострадали безвинно. Молодые должны сами решить, как им жить дальше. В ненависти или в дружбе. Но Женисс так дело не оставит. Я знаю ее.

Абилард допил третий бокал вина, изящно отправил в рот кусочек вкуснейшего сыра, медленно прожевал. Потом приложил к губам салфетку, давая понять, что обед закончен.

— Это, пожалуй, все, что я могу вам дать, дорогой барон.

Ральер задумчиво созерцал пустой бокал. Его мысль оформилась окончательно, и он мучительно решал, нужно ли посвящать графа в свои тайны. Подумав, барон все-таки решил не разглашать до поры до времени некоторые щекотливые моменты. Один из них был несколько крамольным: Кайд, вероятно, имел особые отношения с Женнис. Абилард был надежным человеком, но со своими странностями, недомолвками и двусмысленным поведением. Ральер был склонен считать графа тайным агентом Братства. На чем крепилась это подозрение — сейчас бы Ральер не смог этого объяснить. Интуиция, догадки. Возможно, когда-нибудь они откроются друг другу, когда будет смыто грязное и отвратительное пятно родовых войн, но не раньше.

****

Я погрузился в тихий омут, где нет бесконечных интриг, скачек, погонь, постоянной игры со смертью. Прозаические дела похожи на болото, которое засасывает с неотвратимой последовательностью. Оказавшись в роли праздно болтающегося по дворцу гостя, я изнывал от вялого течения времени. Лация не показывалась, с головой погрузившись в ворох дел, накопившихся за то время, что она билась за меня перед Советом. Прошло уже три дня, как она, виновато улыбнувшись, предупредила меня о невозможности посещения. Да я уже и так понял намеки на недопустимость повторения той выходки. Мне ничего не оставалось делать, как изучать расположение дворца. За хорошо охраняемые ворота меня не выпускали. Обещание королевы найти мне достойных собутыльников так и осталось невыполненным, да и желание напиться пропало. А вот интерес к Одему разгорался у меня с каждым днем. Нужно как-то выйти за пределы дворца и побродить по городу. Наступил вечер, один из тех, когда звезды густым роем высыпают на погасшем небосводе, а луна только начинает выглядывать из-под морской глади робкой гостьей. Я решил прогуляться на свежем воздухе, изменив ежедневный маршрут. Стояние на балконе мне наскучило, а открытая галерея как нельзя лучше подходила для этой цели. Да и к покоям королевы ближе. Я ощущал потребность видеть ее, словно желание больного унять жар тела холодной водой.

Открытая галерея, вознесшаяся над землей на уровне двух этажей, кольцом опоясывала королевскую резиденцию. Прежде чем выйти на нее, пришлось преодолеть три поста; большинство гвардейцев уже знали меня в лицо — я времени даром не терял — и поэтому давали мне беспрепятственно пройти на галерею. Я прислонился к каменным перилам и стал обдумывать свое положение. Непонятная и загадочная жизнь чужой страны увлекала меня в неведомые глубины, откуда шли тревожные сигналы опасности. Находясь в положении заложника, я поневоле задумывался о решительных действиях. Ситуация того требовала. Абилард ведь не зря здесь появился. Значит, существует связь между ним и Братством, и скоро Егерь даст о себе знать самым решительным образом. Создавалось щекотливое положение. Лации выгодно держать на коротком поводке своего главного соперника, а, по мнению многих прихлебателей — еще и опасного врага, одержимого местью за уничтоженный род, пусть и хорошо спрятанной за маской доброжелательности. Не знаю, как реагирует на эти слухи королева, но клеветников хватало во все времена. В душу Лации не заглянешь. Выполнить свою миссию и вернуться на Континент — вот лучший выход. Только вот Магвана не убедишь, что иногда можно с легкостью отказаться от притязаний на трон. Он будет преследовать меня до конца дней моих, или до тех пор, пока кто-нибудь из наших не успокоит его навечно. Другого, к сожалению, не дано.

Лация вышла из темноты настолько неожиданно, что я сначала вздрогнул от появления темной фигуры, попавшей в полосу света, льющегося из широкого проема окна, за которым сновали придворные, слуги и прочие обитатели дворца. Странно, что сюда никто не выходил.

— Давно стоишь? — она подошла ко мне, нарочито внимательно посмотрела в угольную черноту внизу. — Стражники сказали мне, где ты прячешься от суеты дворцовой жизни.

— Нет, даже не успел замерзнуть, — бодро ответил я.

— Ночи у нас холодные, сырые. По утрам я дрожу от свежего воздуха. Постель сыреет — ужасно неприятно.

Королева откровенничала перед чужаком — это сразу расположило ее ко мне. Ей тоже приходится быть как и все, кто окружал ее в жизни. Так же, как и я, стучащий зубами по утрам от мерзкой сырости, страдающий от бездарности истопников (вырубка редких лесов в Ваграме строжайше запрещена, а уголь ужасно дорог), расходующих драгоценное топливо без толку.

Лация была в светлом теплом платье с пышным воротником, а на плечах — шерстяная накидка, расшитая замысловатым орнаментом, наверняка, древним и с магическими рунами. В мягком свете блестели золотые серьги, а на груди изредка вспыхивали крохотными искорками бриллианты в колье. В неясном освещении лицо королевы показалось мне грустным и задумчивым. Я поспешил заполнить возникшую тишину.

— Как прошел день? — я пытливо посмотрел на Лацию. — Думаю, не все, что ты сегодня обсуждала — секрет.

— Нет, — улыбнулась королева. — Так, пустяки. Просители, военные вопросы… Я думала: если мы отыщем Амалею, она наверняка докажет твой статус. Представляешь свои выгоды? По закону королевства ты, как представитель, нет, как прямой наследник рода Вадигоров, получишь в свое пользование владения на берегу Западного океана. Там изумительный климат, можно разводить породистых скакунов или племенных быков. Ну, со вкусами определишься сам. Королевским указом ты будешь получать каждый месяц жалованье как советник по внешним связям… Наберешь себе людей, управляющего… Я уже подготовила указ, но требуется присутствие Судьи.

— Жалованье хорошее? — с трудом скрывая сарказм в голосе, спросил я.

— Состояние Вадигоров оценивалось достаточно высоко. Представители рода очень много денег давали в рост. Я распоряжусь, и моя служба найдет этих людей и векселя, подтверждающие сделки. Поверь, это малая толика того, что я могу тебе дать. Я очень сожалею, что наш род стал причиной твоих злоключений, пусть и косвенной.

— Энни Лация! — я мягко оборвал ее речь. — Не стоит извиняться за то, чего ты не делала. Было бы глупостью таить на тебя злость. Я не интриган, как думает большинство бездарей во дворце. Можешь заниматься королевскими делами, не беспокоясь за меня. А я буду получать денежки и спокойно греться на солнышке под плеск волн. Единственное — вы не вернете моих родителей! Не говори ни слова! Я не обвиняю. Мне, может быть, повезло, что я их никогда и не видел. Нет той щемящей грусти, тоски. Я не знал, что такое ласка матери — а значит, я не буду особо страдать от отсутствия ее. Да, я циничен в некоторых вопросах. Но я честен!

Королева молчала. Удар, который предназначался другим людям, задел и ее. По странным изгибам судьбы именно она старается смягчить неизбежные проблемы в будущем. Шероховатости и неровности межродовых отношений слишком опасны, чтобы их не принимать во внимание. Где-то остались сторонники Вадигоров — а они не особо щепетильны в вопросах мести. Лация это понимала. Призрак кровной мести поселился во дворце. Меня пытаются задобрить, откупиться тем малым, что у них есть. Неудачная попытка, я полагаю. Но я ценю самоотверженность Лации. Каждое слово, которое сорвется с ее губ, тяжким грузом ляжет на сердце. А я страдал лишь от невозможности прижать девушку к груди, поцеловать эти еще припухлые по-детски губы, эти глаза, отражающие блеск тысячи свеч из окна. Почему именно она правит немыслимым количеством людей, государством и Союзом трех стран, вместо беззаботного кружения голов молодых и достойных людей королевства? Еще немного — я бы не выдержал душевной пытки и рассказал все, о чем думаю, что переживаю, несмотря на будущие изменения в моей судьбе.

— Не надо слов! — предупреждающе поднял я руки, предугадывая вопрос. — Произошедшее — не на твоей совести. Пусть другие принесут извинения. Пожалуй, этим я и удовлетворюсь.

Лация, показалось мне, вздохнула с облегчением. Ее тяготил разговор о давно минувших днях, к которым она действительно не имела никакого отношения. Мы ведь были схожи в одном: судьба выбрала нас для примирения.

— Мы не откупаемся, как ты решил про себя, а восстанавливаем равновесием в высших слоях общества. Род Одемиров очень практичный. Ваграму требуется здоровая конкуренция, чтобы мы не забывали о своем долге укреплять и обогащать королевство. А также нужна нам свежая кровь. Многие в силу полного счастливого бездействия заплыли жиром. Они привыкли к тому, что их покой защищает армия и королевская гвардия. Но я вижу далеко, и мне становится страшно.

Вдруг Лация схватила меня за руку и снизила голос до шепота:

— Не знаю, почему я доверяю тебе. Но сказанное мной не должно выйти наружу и гулять по Одему, что станет причиной возмущений среди знати и дворянства.

— Лация, — я мягко пожал кисть ее руки, ощутив тепло и мелкую дрожь пальцев. — Я не даю обещаний и клятв. Я живу по другим законам, и знаю только одно: нельзя доверять никому, даже близким тебе людям. А я пришелец. Поэтому мы заключим договор на взаимных условиях. Серое Братство не нарушает слово, а ты, королева, получишь мощную тайную поддержку. Если тебя это устраивает. Итак?

— Пусть будет договор, — кивнула королева. — Это разумнее, чем всецело полагаться на одно лишь слово. Ты прав. Но ведь ты потребуешь военной помощи своей Алой Розе?

— Это было бы очень просто — обязать тебя выполнять условия нашей стороны. Но не забывай, что и первоначально наша просьба заключалась именно в помощи. Я тебя внимательно слушаю.

Поведанное королевой привело меня в уныние. Лация решилась на немыслимое: подрубить все столбы, на которых держался Ваграм. В новом королевстве должна была пройти грандиозная чистка, в результате которой на все ключевые посты становились преданные ей люди. Деятельный ум молодой правительницы простирался на много лет вперед, и мне отводилась роль тарана, способного разломать древний фундамент королевства. Первым делом она хотела подтолкнуть местную аристократию на хоть какую-то деятельность, отвлекая ее от праздности и безделья. Но для небывалой реформы требовалось очень много людей, шустрых и отчаянных, которые могли бы держать в своих руках сведения обо всех делах, происходящих в армии, на флоте, во дворце, в торговле, в среде бандитов и нищих, среди аристократии и среднего сословия. В общем, во всех местах, откуда могла пойти угроза новым преобразованиям. На меня Лация полагалась особо. С моим опытом добывания сведений я обеспечу ей победу.

— А королева-мать? А бароны, графы, министры, наконец? — я пристально посмотрел на девушку. — Они не дадут мне просто так развить активность в чужой стране. Допустим, мы совершили невозможное. А что дальше? Есть ли у тебя настоящая поддержка в лице опытных политиков и влиятельной знати?

— Весьма небольшая, — честно призналась Лация, — но именно это обстоятельство должно сыграть против оппозиции. Никто не принимает меня всерьез, полагая, что в свои восемнадцать лет я мало гожусь на роль королевы. Слишком подвержена вспышкам человеколюбия, как это произошло с тобой. До сих пор министры и Коллегиальный Совет косо смотрят на меня. По их мнению — я ошиблась. Но сейчас меня по-настоящему волнуют Камбер и Сатур. Они — ненадежные союзники. Мало того, что их земли в особенности Камбера, давно уже стали объектом споров, правители часто напоминают мне о пересмотре статуса Золотой Цепи.

— Что это такое? — навострил я уши. Об этом я не слышал ни из одних уст. Хранить молчание здесь умели. И то, если бы Лация не открылась мне в силу обстоятельств, грозящих ее правлению, я бы оставался в полном неведении.

— Золотая Цепь — это линия городов-крепостей, фортификационных укреплений, построенная от Западного океана до моря Сумерек. Она протянулась через весь материк. На строительство укреплений наши предки потратили много лет, и в результате появились шесть отлично укрепленных городов на особо опасных направлениях из Степи. Вот уже триста с лишним лет крепости сдерживают аппетиты кочевников. Каждые пятьдесят лет меняется надзор над Цепью. Сейчас наша очередь держать крепости в боеготовности и порядке. Но срок истекает уже через три года! — Лация перевела дух и оглянулась, опасаясь чужих ушей из стен. Она боялась в собственном дворце!

И я стал ощущать слабо шевелящиеся потоки невидимой угрозы. Внешнее спокойствие Ваграма — это не только жизнь портового Одема. Это благополучие Лации, ее королевства и будущего. Ради нее я смету любую преграду и опасность. Лация будет моей добычей, добычей вона, которую я пронесу через хаос и пожарища разрушенных городов.

— …Гай! Ты слушаешь меня?

— Да, — очнулся я от сладких грез. — Мне только не ясна опасность передачи надзора Камберу или Сатуру.

— Берет управление Камбер, — уточнила Лация. — Вот именно это и беспокоит меня. Агенты донесли о какой-то непонятной подковерной возне Филисса Второго со Степью. Как только Золотая Цепь перейдет в его распоряжение, он откроет границы. Орды степняков хлынут в Ваграм. Я предполагаю, что в Ваграм. Представляю, какие гарантии вытребовал себе Филисс, если заговор имеет место.

Я испытывал немалое смущение от непонимания ситуации. Одно время Брюнхильда пыталась вбить в мою голову важность таких знаний, но я убегал в глухую тайгу и бродил там до тех пор, пока старуха отчаянным голосом оглашала окрестные горы. Я появлялся на пороге, получал порцию подзатыльников вместо знаний и благополучно забывал про учение. А спустя несколько дней все повторялось. Теперь я знал, что крылось за непрекращающимися попытками старухи дать мне оружие, которое сейчас бы пригодилось мне.

— Почему ты так полагаешь? Агенты могли ошибиться…

— Агенты могли ошибиться в деталях, но я хорошо знаю Филисса. Интриган и неудачник. Что для него договор и правила поведения между королями? Но меня беспокоит его желание сбить с толку Сатур. Они и так колеблются, выходить из Союза или остаться.

— Слушай, чем же плох Союз Трех? О выгодах я не говорю — и так понятно.

— Он стал плох с тех пор, как Филисс стал мутить воду. По договору страны-союзницы должны каждый год платить нам большую сумму денег в золоте за надзор. Это, не считая армий, продовольствия, оружия в случае войны. Шесть крепостей требуют постоянного вливания звонкой монеты. Филисс — жуткий скупердяй, что не помешало ему истратить половину казны королевства на свою фаворитку, пустую и взбалмошную графиню Юсс. Подозреваю, что она влияет на короля.

— Устраните ее, — пожал я плечами.

Лация с ужасом воззрилась на меня.

— Здесь такие вещи не пройдут, Гай! Думай, что хочешь, но никогда более не предлагай то, что отринет тебя от общества!

— Ты что? — я засмеялся, поняв, о чем подумала королева. — Я предлагаю устранить ее от короля. Подложное письмо, которое зародит ревность у Филисса, еще что-нибудь, на что король смотрит весьма болезненно…

Лация сама засмеялась, отпрянула от меня и перегнулась через перила, словно что-то высматривала внизу.

— Признаться, я уже подумала, что эти штучки Братства… Интересно, где сейчас Магван? Что делает этот авантюрист?

Переход был неожиданный; голос веселый внезапно погрустнел. Лация могла притворяться безразличной к судьбе брата, но я уже понял, как она тоскует о нем.

— Он подвергает себя опасности, играя в бесовские игрища. Поверь, рано или поздно Магван будет схвачен. Если бы он искал только меня — никто и пальцем не пошевелил бы. Но попутно он затеял игру с обществом, относящимся к такого рода развлечениям с серьезностью. Если Магван не будет пойман — мир рухнет в пучину войн.

— Я не замечала за ним таких способностей, — озадаченно посмотрела на меня девушка. — Перед своим путешествием он говорил мне о сокровищах лесных народов, о каких-то могильниках, где лежат артефакты, за которые наши коллекционеры-аристократы готовы продать все свои звания и привилегии. Он же у меня ученый…

— Он маг?

— Не сильный, можно даже сказать — никакой. Разве что дождевые тучи разгоняет руками, когда надоедает бесконечная вода с неба.

— Я кое-что слышал о сокровищах лесных народов, — освежил я свои знания. — Для их добывания одного умения разгонять тучи мало. Здесь что-то не так. Я же говорю — он стремится нарушить равновесие сил на Континенте. Его надо остановить.

— Ты хочешь сказать, что вернешься на Континент?

— Для вас такой исход дела будет лучшим решением. Вы столько лет правили Ваграмом, и будет нелегко признать мой статус. Королева-мать всячески будет препятствовать этому. Твой брат — если не попадется в наши руки — рано или поздно разыщет меня. В борьбе за трон все средства хороши. Зачем наживать себе лишние неприятности? Да и поддержка моя — ничтожна.

— Ты можешь, конечно, отказаться от всех притязаний на трон, и остаток жизни провести спокойно в сытости и богатстве. Женишься, обеспечишь своим детям будущее… Разве это плохо? Нет. Я тоже так хотела бы… Без ответственности за королевство. И голова не болит.

— Давай представим такое развитие событий: мы победили, реформы идут полным ходом. Но вот у меня нет уверенности, что в тот день, когда я отдалюсь от дел, ко мне не придут горячие поклонники Вадигоров с требованием возмездия за унижения и гонения рода. И так будет продолжаться изо дня в день. Появятся большие чины, деньги.… Рано или поздно на твой большой стол ляжет донесение о странных посетителях Гая Вадигора. И внизу маленькая приписка, предполагающая его в качестве главы заговора, хотел ли я этого по-настоящему или нет. А заговор — штука страшная. И тогда ты не сможешь оправдать меня. У нас за такие шалости вниз головой вешают, и ремни нарезают со спины. У вас, впрочем, мало чем отличаются способы расправы… А так и будет, моя королева.

— Ты прав, — задумчиво кивнула Лация. — Наши игры порой опасны, но и награда стоящая. Согласись, можно всю жизнь ныть о несправедливости небес, а можно скрутить хвост капризной девке-судьбе. Ведь так? Ты прямо скажи: поможешь мне в деле?

— Я слишком сумасшедший, и отказываться от своего счастья не собираюсь, тем паче что оно само плывет в руки, — усмехнулся я, полагая, что Лация правильно поняла смысл слова «счастье», произнесенного мною. — Пусть так все и будет. Иногда, раз в пять лет, я буду приезжать в родовое поместье и отдыхать от суровых андальских зим. Но для этого нужно разделаться со многими неприятностями. Да, я останусь… Пока.

— Есть морской путь, по которому ты сможешь приплывать в Одем. Он безопасен в определенные периоды времени, — Лация с облегчением посмотрела на веселящуюся публику в зале. Странно, что до сих пор никто не вышел на галерею. Неужели королева намеренно дала указание гвардейцам никого не выпускать наружу? Эх, девочка моя, мне ведь тоже не легче от будущих перспектив. Я ведь знаю, что не будет поместья, а если и будет — вряд ли я смогу бывать в нем. Серое Братство не любит роскоши и своих воинов, попавших в ее вязкие глубины.

— Пожалуй, я пойду спать. Завтра мы устраиваем охоту на камышового кабана. Если у тебя есть желание поучаствовать в ней — присоединяйся. Это хорошая возможность выйти из дворца, посмотреть город, пусть и с высоты седла.

Лация повернулась ко мне спиной и пошла по галерее; откуда-то вынырнул гвардеец с факелом в руке, словно все это время стоял где-то поблизости. Он почтительно пристроился сбоку, обнажил меч, и с гордым видом посмотрел на меня. Мне оставалось лишь пожать плечами и бездумно смотреть во двор, где как раз проходила смена караула. Бряцало оружие, тихо переговаривались стражники, рыкнул разводящий, ругая кого-то за неповоротливость.

Итак, хочу ли я оставить все как есть, и помочь чужому королевству? Долг надо отрабатывать, как ни крути. Я начинал подозревать, что Лация не такая простушка, как мне казалось вначале. Как только стало известно, что я собой представляю, она тут же построила комбинацию с моим участием в будущей игре. Собственной, надо заметить. Она была более чем уверена, что мне не хватит духа отказаться от ее предложения. Плата за спасение от смерти — вот что это значило. Опять же, размышлял я, если дело выгорит, можно достичь высокого положения в королевстве. А имея высокий статус и неограниченные возможности, я могу защищать Лацию всеми возможными способами. Но можем ли мы быть вместе? Могу ли я страдать от невозможности обладать сокровищем, или примирюсь с неизбежностью?

Ночь выдалась беспокойная. Сон не шел. Я ворочался в мягких перинах, страдая от духоты. Влажные простыни, как их не старались просушить, раздражали. Я встал и рывком распахнул окно, жадно вдыхая прохладный воздух. До меня доносилась перекличка стражников, расположенных по периметру всего дворца, изредка взлаивали собаки. Охладившись, я нырнул в постель и быстро провалился в черную глубину без сновидений. И уже не обращал внимания ни на какие звуки.

С рассветом, наступавшем здесь быстро, без полутонов и разноцветья красок, я открыл глаза. В открытое окно с моря дул свежий ветер, который колыхал занавеси и балдахин над постелью. Потянувшись, я скосил глаза вбок и замер. На стуле лежал черный охотничий костюм, неведомо когда оказавшийся здесь, а вся моя одежда бесцеремонно скинута на пол. Но не это заворожило меня. На спинке стула белел листок бумаги, пришпиленный кинжалом. Я вскочил, огляделся. Дрожь пробрала меня с головы до пят. Я невероятным образом проспал появление чужака, что не делало мне чести. Егерь засмеял бы меня. Расслабился, ваше наследное величество! Ирония иронией — но дело выходило скверное. Я выдернул нож и внимательно прочитал записку. Начиналось самое интересное: «Королеву хотят убить на охоте. Смотрите в оба».

Я лихорадочно оделся, сунул кинжал за голенище сапога и выскочил из спальни. Судя по начавшемуся переполоху во дворе — королевская охота только собиралась выезжать.

****

Кавалькада в охотничьих костюмах разнообразной расцветки на рысях покинула Одем и направилась в сторону болот, вольготно раскинувшихся на востоке от столицы. Эти топи славились непроходимостью, густыми зарослями камыша и большим количеством диких кабанов, шныряющих по губительной поверхности, словно знающих тайные безопасные тропки. Как и водится — топи постоянно фигурировали в местном фольклоре, обрастая жуткими подробностями того, что здесь происходит по ночам. Горожане приходили сюда лишь для сбора камыша для хозяйственных нужд. Охота простолюдинам строжайше запрещена под страхом смерти.

В сегодняшней охоте участвовали два десятка придворных прихлебателей; Хранитель Тронг, нелепо сидящий в седле, что вызывало усмешки приглашенных дворян, не забыл взять с собой парочку крепких ребяток. Рядом с Лацией держался на великолепном скакуне барон Балт — военный министр, весьма колоритный мужчина сорока пяти лет. Он постоянно залихватски закручивал черные густые усы, обрамляющие его сурово сжатые тонкие губы, и внимательно поглядывал на разношерстную толпу охотников. Изредка презрительная усмешка выдавала его истинное чувство ко всем этим людям, собравшимся для увеселительной прогулки, но никак не для ловли свирепых клыкастых животных.

С другой стороны скакал тот самый человек, которого я постоянно видел с Лацией. Эту тень звали Пак. Я уже привык к неожиданным появлениям этого странного телохранителя в моментах, когда, казалось, рядом никого нет — а он возникал, пугая слабых и впечатлительных до икоты. Помимо верного служаки Лацию охраняли десять кавалеров, имеющих статус личных телохранителей, дворцовая стража под командованием бравого лейтенанта, имени которого я не знал. Мне тоже полагалась охрана, но лишь в количестве двух гвардейцев, так как статус мой еще не был подтвержден. Так, гость. Я отказался, уговаривая королеву увеличить свою охрану. Лация лишь смеялась, говоря, что от этих телохранителей толку мало, одна суета и толкотня. А с кем мне поделиться тайной? Кто будет слушать безумные речи еще вчерашнего смертника?

Мы прогромыхали по узким улочкам Одема, распугивая живность и неповоротливых прохожих, и когда вылетели за город, загонщики ушли вперед. Лейтенант дал приказ лучникам выдвинуться в голову колонны. Трясясь в седле, я крутил головой, ожидая нападения не только со стороны, но и из самой кавалькады. Слишком уж изменчива людская природа. Зачастую оказывается, что измена притаилась в сердцевине здорового организма. Да и другие вопросы мучили меня: кто проник в спальню и оставил предупреждение? Кому выгодна смерть королевы? Вероятнее всего ответ нужно было искать среди прислуги. Кто-то из них знает явно больше своих возможностей. Вариантов было много, и все они могли свести с ума. Кандидатов набиралось изрядное количество, начиная от короля Филисса и заканчивая королевой-матерью. Каждому, если прикинуть перспективы, смерть молодой правительницы выгодна во всех отношениях. Надо искать человека, предупредившего меня о возможном покушении. Хотя и ему верить надо с трудом. Плюнув на умственные рассуждения, которые мало что могли дать, я постарался приблизиться к группе, в которой скакала Лация. Это оказалось не так легко — дворяне, не особо расположенные к чужаку, всеми силами перекрывали дорогу. Я то и дело натыкался на лошадиные крупы, а злорадные ухмылки наводили на грустные мысли. Если кто и сможет контролировать ситуацию на охоте — это явно не напыщенные холуи.

Загородные селения закончились, и мимо потянулись ярко-зеленые рощи оливковых деревьев, бледно-песочные холмы, на которых неподвижными статуями стояли молчаливые пастухи. Где-то внизу, у подножия холмов, отсюда невидимых, паслись овцы. Мы промчались по дороге, огибая рощи, а за нами стелилась пыль, оседая на придорожной траве и ветвях деревьев. Показались живописные болота с высоким камышом. Кое-где голубела открытая вода, но в целом она была черной, с загадочными глубинами. Загонщики рассыпались цепью вдоль камышовых зарослей, взяли левее и с воплем вломились в коричневую стену. Газарские волкодавы рвали поводки и с диким захлебывающимся лаем сразу же исчезли из виду. Все были в веселом возбуждении.

Мы остановились, сбившись в одну большую группу вокруг королевы, ожидая сигнала к основному действию. Я бочком-бочком подобрался к Паку, бесцеремонно распихивая охотников-дворян, не обращая внимания на недвусмысленные восклицания в свою спину. Сделав ему знак рукой, что хочу поговорить, стал ждать. Пак не особо удивился такому желанию, подъехал ко мне.

— Плохие новости, — негромко произнес я, едва шевеля губами. — Королеву хотят убить.

На его лице не дрогнул ни один мускул. Я поневоле позавидовал его умению сдерживать эмоции. А ведь он не стал презрительныо фыркать и пожимать плечами. Он поверил мне! Пак пожевал губы.

— Плохо, — сказал он. — Место открытое. На нож не возьмут. Остается стрела.

— Я тоже так думаю, — я приблизился к телохранителю. — Надо уговорить ее отложить охоту. Я пробовал сказать ей об этом, но меня не пустили даже на полшага к ней.

— Очень плохо, — Пак кивнул. — Спасибо тебе, гость. Какое оружие есть у тебя?

Я показал ему тот самый кинжал.

— Держись меня, — Пак направился к королеве, постепенно освобождая дорогу для моего коня.

Лация, раскрасневшись от скачки, махнула перчаткой в сторону болота, давая сигнал к началу охоты.

— Барон! — крикнула она задорно Балту. — Берите людей и скачите по правой кромке болота! Я же пойду по центру! Кабаны, я надеюсь, выбегут на королевские пашни, где мы их и возьмем в кольцо!

Барон Балт согласно кивнул, крикнул что-то своим людям, и они умчались, унося с собой шум и гиканье.

Я пересчитал оставшихся. Со мной и Паком были кавалеры-телохранители, пятеро личных стрелков-загонщиков, четверо дворян и лейтенант охраны с добрым десятком солдат. Мы окружили королеву плотным кольцом, и направили коней по выбранной Лацией тропе.

— Не увлекайтесь, энни королева! — догнав, девушку, крикнул я, надрывая голос. — Если лошадь взбесится — нам будет трудно остановить ее!

— Вадигор! Вы слишком осторожны! — весело воскликнула Лация. — Неужели вы потеряли свою форму? Все-таки не зря я вытащила вас на охоту!

Я обругал про себя взбалмошную девчонку и пришпорил коня, силясь не отстать от компании. Тропа ныряла в чахлый лесок, пропитанный сыростью. Из-под копыт вылетали грязно-зеленые комья с брызгами болотной жижи, мелькали низкорослые кусты, которые мне очень не понравились. Только не сбавлять скорости.

Как раз все стали осаживать своих коней, чтобы не напороться на огромную лесину, лежащую поперек тропы, ощетинившись сухими сучьями в нашем направлении. Захлопали тетивы арбалетов. Вокруг меня заорали от боли, страха и злости. Половину охраны выкосило в считанные мгновения. В хаосе мечущихся на небольшой полянке людей и животных я подскочил к Лации и с силой сдернул ее на землю. Пак уже был рядом. Перекинув меч за спину, он прикрыл королеву и поволок ее за лежащее дерево. Туда же рванулись оставшиеся в живых. Я нырнул последним, перекувыркнулся через голову и подполз к лежащим на земле Лации и Паку. С ужасом отметил, что осталось всего шестеро мужчин.

— Что делать? — спросил я, поглядывая сквозь ветки на поляну, где вповалку лежали убитые. — Сейчас нас обойдут и пристрелят!

— Я пока не вижу никого, — проворчал Пак.

— Господа! — негромко заговорил я, обращаясь к лежащим рядом дворянам. — Сколько у нас стрел, чтобы продержаться до прихода барона? Рано или поздно наше отсутствие обнаружат.

— А до тех пор нас уже не будет в живых, — буркнул молодой дворянин со щегольскими усами и бакенбардами. Он сжимал в руках арбалет, а на поясе висел меч. Парень неплохо подготовился к охоте. Он выглядел слегка растерянным, но испуганным его нельзя было назвать.

— Мы должны вывести королеву отсюда. Я могу на вас положиться?

— Вполне, — кивнул дворянин. — Граф Скотур к вашим услугам, энн Вадигор.

— Значит, мне не нужно представляться, — выдохнул я воздух из груди.

— О вас знает половина Одема, — усмехнулся граф и улегся поудобнее, вытаскивая меч из ножен. — Аристократия ломает голову над вашим чудесным возвышением. Есть причины, по которым вы не должны были оставаться в живых…

— Об этом поговорим потом, — оборвал я измышления Скотура. — У вас есть на примете хороший трактир с богатой выпивкой?

— И не один, — заверил меня граф и кивнул мне, после чего внимательно вгляделся в кусты, ожидая нападавших.

Стрелы продолжали втыкаться в дерево, не принося нам особого вреда.

— Я — лейтенант Ласар, королевская охрана! — откликнулся еще один лежащий. Ага, тот самый лейтенант. Его черно-смоляные усы уныло повисли от произошедшего случая. Это был его прокол, и делом чести для него оставалось вывести из-под удара свою королеву живой и невредимой.

— Какие мысли на этот счет? — я ткнул пальцем в стену кустов, откуда шла стрельба.

— Они не будут долго тянуть, — сощурился Скотур. — Слишком мало времени. Задержка королевы вызовет подозрение у министра. А он человек решительный и сообразительный. Поэтому нам придется отбиваться…

— Чем? — лейтенант заскрежетал зубами. — У нас кроме вашего арбалета и наших мечей ничего нет. Перестреляют всех!

— Ну вот, — упавшим голосом произнесла Лация.

И мы увидели выходящих из кустов группу, вооруженную арбалетами и мечами людей в абсолютно черных костюмах, чьи лица были закрыты нелепыми черными масками. Плохо, очень плохо. Они молча охватывали упавшее дерево с трех сторон. Никто не предлагает условий. А это означает лишь одно: нас отсюда живыми не выпустят. Холодок страха пополз по спине вверх, сковывая мысль. Руки предательски задрожали. Очень грамотно нас окружали.

— Господа! У вас есть какие-то претензии к нам? — набравшись нахальства, крикнул я. Нужно же тянуть время! — Может, договоримся?

— Нам не о чем договариваться, — глухо крикнул в ответ один из наступавших, имевший на рукаве желтую полоску ткани, похожую больше на отличительный знак. Он мог быть старшим у нападавших.

— Кто-нибудь узнал этот голос? — с надеждой спросил я.

В ответ все промолчали.

— Пак, — решился я. — У тебя есть ножи?

— Что ты задумал? — заволновалась Лация. Она приподняла голову, и я чуть не рассмеялся, глядя на ее чумазое личико, хотя ситуация для смеха была не совсем идеальной. — Не вздумай даже подниматься! Веди с ними переговоры, тяни время!

— Нас все равно убьют, — вздохнул я. — Не надо надеяться на доброго дядю — он и так уже проявляет нетерпение. Граф, как только я вскочу — бейте из арбалета, отвлекайте от меня!

— Понятно, — Скотур оживился. — Что вы задумали, энн Вадигор?

— Еще сам толком не знаю, — поежился я. Отчаянная и дурацкая авантюра — вот что сидело в моей голове. Но это решение было одним из верных, если не единственное. Я могу справиться с убийцами. Их было десять человек, слишком близко подобравшихся к нам справа, и в данный момент они — так уж получилось — выстроились в одну линию. Не больше пятнадцати шагов — прикинул я. У меня есть шанс. Я взял в руку протянутые мне Паком два кинжала, прикинул их вес, вскочил на ноги.

Я метнул ножи. Пока лезвия со свистом рассекали воздух, я тремя огромными прыжками достиг цели. Двое уже с хрипом заваливались на землю. Нырнув вперед, сделал кувырок, вскочил снова на ноги и прыгнул на облюбованного мной черного. Арбалетчики оторопели. Я действовал как во сне: заход за спину, обхват головы руками, резкий рывок — противник падает. Подсечка другому. Удар локтем в горло, и пока тот оседает вниз, я подхватил из рук умирающего врага арбалет, всадил стрелу в слишком прыткого соседа. Панику я навел основательную. Оставшиеся в живых сбились в кучу, а на других флангах уже бежали к нам. Напрасно что-то кричал человек с желтой нашивкой — уже мы брали в руки ситуацию. Умница Пак, пользуясь суматохой, резал нападавших как курей. Скотур с рычанием махал двумя мечами, и настолько виртуозно, что положил возле себя приличную горку из окровавленных тушек. Лейтенант Ласар благоразумно прикрывал королеву, а двое трясущихся загонщиков подавали ему арбалеты, поочередно перезаряжая их, не забывая прикрывать королеву своими телами. Когда они успели их вырвать из рук убитых?

Свалка постепенно перемещалась к главному зачинщику всей неприятной истории. Он прекрасно понял мои намерения и рывком выдернул меч из ножен.

— Шутишь, господин хороший? — я очутился возле него, махнул мечом. Сталь зазвенела на полпути к его голове. Бандит ставил защиту умело, не суетясь и не отступая. Мне не удалось с налета сбить его с позиции, так что вскоре я сам стал пятиться, больше всего на свете боясь запнуться о какую-нибудь некстати возникшую корягу.

— Тебе повезло, щенок, — прохрипел сквозь повязку соперник, и неожиданно для меня нырнул в кусты.

На поляну, бешено вращая мечами, влетели три десятка гвардейцев и дворян с Балтом во главе. Последовали короткие команды — всадники раскинулись крыльями, насколько позволяло место, и вломились в кусты, куда успели сигануть другие участники паршивого спектакля.

— Взять живьем двух-трех! — рявкнул Балт и спрыгнул с коня. Запинаясь о тела убитых, он бросился к королеве, успевшей привести себя в относительный порядок. Только лицо было бледным на фоне жирных полосок грязи.

— Всеединый! Вы в порядке, моя королева?!

— Кажется, да, — голос Лации дрожал. — Поймали кого-нибудь? Допросить с пристрастием. Я хочу знать, кто стоит за покушением.

— Не беспокойтесь, энни королева, — к нам пробился Тронг. — Я даже с мертвых выжму сведения.

Уже двое пойманных, которых подвели к королеве, вздрогнули от тона Хранителя. Чует мое сердце — имя Тронга хорошо известно среди этой загадочной шайки.

— Вадигор! — Барон схватил меня за руку. — Благодаря вам мы избежали страшной участи!

— Пустяки, энн барон, — я обтер меч пучком травы, воткнул в землю и навалился на рукоять. — Надо же как-то отрабатывать все земные блага, которыми меня здесь одарили. Да и руки соскучились по настоящему делу.

Я рисовался, мысленно ругая себя за мальчишество. Наше положение было абсолютно проигрышным. Но кто же знал, что бандиты поведут себя самым банальным образом: собьются в кучу, мешая друг другу, запаникуют и потерпят поражение.

— Ты в порядке? — Лация преодолела плотное кольцо встревоженных дворян и приблизилась ко мне.

— В полном, — что было сущей правдой.

— Я потрясена, — взгляд королевы таил в себе что-то новое, особенное, даже загадочное и завораживающее. — Ты — редкий боец, Вадигор. И свое искусство ты хранил в тайне?

— Тогда бы от меня постарались избавиться еще быстрее, — прямо в лоб брякнул я.

— Я начинаю тебя бояться, — призналась Лация.

— Тебе нечего бояться. Мое умение не пойдет тебе во вред. Скорее мне придется покинуть твой гостеприимный дом.

— Тогда ты огорчишь меня, — снизив голос, сказала она.

Рядом всхрапнула лошадь. Министр Балт решил прервать наш разговор весьма неделикатным способом. Я понимал его. Нужно как можно быстрее увозить королеву во дворец и начинать расследование.

— Энни королева! Пора! Эй, кто-нибудь! Подать королеве лошадь!

И глядя на меня сверху вниз, покачал головой, и без излишней насмешки сказал:

— Вадигор! Я тут наслышан о вашем блистательном выступлении! Жаль, не присутствовал!

— Энн барон, видимо, извиняется? — королева уже сидела в седле, сжимая поводья. Грязь на ее лице стерли, но остались хорошо видимые разводы. Костюм тоже пришел в негодность. Сучья разорвали ткань на спине и рукавах. И, тем не менее, она была прекрасна даже в таком невыгодном положении для венценосца.

— Конечно, моя королева! — помрачнел барон. — Мы разберемся с этим делом, обещаю. Но нам лучше вернуться в Одем до заката.

Барон пришпорил коня и успел крикнуть:

— Я хочу пообщаться с вами поближе, энн Вадигор! Обещаю, как управлюсь с текущими делами, мы встретимся. У меня есть отличные погреба с камберским вином!

Что ж, два собутыльника у меня уже появились.

Я смотрел вслед удаляющейся кавалькаде, плотным кольцом окружившей королеву. Сейчас я был спокоен, что с ней не случится ничего плохого. Но ведь это до поры до времени. Если была одна попытка — будет и вторая, и третья. Нужно искать гнездо заговора.

Я оглянулся. На поляне осталось с десяток загонщиков, стаскивающих убитых в одно место. Им предстояло пробыть тут до утра, когда прибудут повозки, чтобы увезти трупы в город. Оставь их здесь — кабаны вмиг сожрут. Негоже поступать так со своими врагами. Да ведь кроме них в грязи лежали и преданные королеве люди.

Я заметил графа Скотура, бродившего возле кустов. Он что-то искал, не обращая внимания на происходящее. Я окликнул его. Граф поднял голову, махнул рукой, подзывая меня к себе.

— Ищу кое-что, — признался он. — Не могу отделаться от мысли, что нападавшие умышленно не брали с собой никаких лишних вещей только для того, чтобы остаться инкогнито. Довольно интересно. Кто они такие? Я никого не знаю. И это явно не ваграмцы.

— Почему ты так думаешь? О, прости, я забыл, где ты живешь!

Скотур весело усмехнулся, что означало прощение моим глупостям, и ткнул в сторону лежащих мертвецов.

— В Ваграме преобладают люди с густыми черными волосами, но с кожей бледной, несмотря на жаркое солнце. А вот в Камбере и Сатуре люди выглядят посмуглее, что ли. Форма носа другая. Очень характерная горбинка. Эти люди с горных пастбищ. Лица обветренные от сухого и постоянного ветра. Руки жесткие, привыкли держать лук, а не арбалет. Вот, видишь? Характерные застарелые мозоли на пальцах. Они растерялись из-за неумения вести бой на равнине. Потому ты их спокойно резал.

— Тебе у Тронга служить, — хмыкнул я, давно заметив эти существенные детали, но предпочитая молчать.

— Ну, уж нет, — замахал руками Скотур. — Пусть сам шевелится, зазнайка. Ведь он выбился из среднего сословия благодаря неожиданной протекции со стороны королевы-матери. Не хочу думать плохого, но такое возвышение выглядит довольно странным.

— Не хочешь ли ты сказать, что Хранитель малосведущ в своем ремесле? — удивился я.

— Ничего подобного, — возразил Скотур. — Как раз он опытный Хранитель, но вот эта протекция заставляет меня ломать голову.

— Поверь — не стоит, — посоветовал я, предостерегая симпатичного мне графа от необдуманных размышлений. Которые могут завести в подвалы пыточной, а то и в могилу. Несмотря на видимое благополучие в королевстве, я начинал догадываться о глубоких потайных течениях, не совсем чистых.

Побродив еще немного по поляне, мы нашли одну лишь пряжку со странным изображением: неведомое животное с оскаленной пастью прижимает лапой к земле трепещущую птицу, судя по форме — орла. Я выпросил ее у Скотура, обещая раздобыть полезное толкование на этот счет. Мы вскочили на лошадей и помчались обратно в Одем. Я хотел успеть до захода солнца встретиться с Ральером.

****

Морская свежесть ворвалась в открытое окно, которое я теперь оставлял открытым на ночь, принеся запахи водорослей и сырости, далекий шум порта с людским гулом и пронзительными криками чаек. Я осторожно открыл глаза, осмотрелся. Никаких кинжалов с приколотыми записками. И то хорошо.

Я встал, оделся и ополоснул сонное лицо водой из тазика, заботливо поставленного поздним вечером одной из дворцовых служанок. Вспомнил, как она посмотрела на меня, весело ухмыльнулся. В дверь негромко постучали.

— Заходи! — крикнул я, перевешиваясь через подоконник, разглядывая суету дворцовой челяди. Дворяне спешили через открытые ворота выразить свое почтение и лояльность. В их движении чувствовался страх. Надвигались невиданные и ожидаемые репрессии — и умение вовремя подсуетиться со словами преданности стояло на первом месте в их жизни.

— Энн Вадигор! — раздался торжественный голос Крикуна — слуги, приставленного ко мне высочайшим распоряжением. — Энни королева ждет вас в Летнем павильоне. Немедленно!

Чертов Крикун! Оторвал от приятного созерцания с высоты второго этажа!

— Почему такая спешка? — проворчал я, выпрямляясь. — Только солнце взошло!

— Королева встает до восхода солнца, и требует того же от своих подчиненных.

Ну, я-то не совсем подданный короны. Только испытывать терпение королевы и мне не с руки. Надо идти. Я с удивлением посмотрел на Крикуна. Он выглядел возбужденным. Служанка сказала мне по секрету, что когда Крикун узнал, к кому он приставлен — чрезвычайно задрал нос. Вести о происшествии на охоте быстро разнеслись по всем крыльям дворца, а вслед мне уже с интересом смотрели хорошенькие придворные дамы. Событие обрастало слухами, выставляя меня чуть ли не единственным героем, что ставило меня в неловкое положение перед графом Скотуром и лейтенантом Ласаром. Я поделился своими мыслями с графом, но тот лишь усмехнулся, посоветовав выбросить чувственную блажь из головы.

— Стране нужны герои, Вадигор, — добавил он, — и вы стали таковым. Цените то, что добыли собственными руками, тем более это поветрие скоро пройдет. Слава — как сопли из носа — скоротечна.

Я подивился необычному сравнению, но перестал обращать внимание на шлейф славы, моментально выросший за моей спиной. И все же чувствовал я себя немного не в своей тарелке. Жизнь в Братстве приучила меня к скрытности, чего здесь нельзя было добиться. И напыщенный вид Крикуна придавал мне успокоенность. Уж он точно не даст мне загордиться.

— Мне тоже придется вставать наравне с королевой? — ехидно поинтересовался я.

— На это не поступало никаких указаний, энн. Но поторопитесь, вас уже ждут.

Крикун хоть и выглядел болваном, но был славным малым и довольно ушлым. И у меня насчет него появились кое-какие мысли. Я похлопал его по плечу и вышел из своих покоев. Путь к Летнему павильону мне известен, и я дошел до него без особого труда — он находился в глубине сада, скрытый от любопытных глаз. Однако совершенно быть незаметным павильону не удалось. С двух башен глубина сада прекрасно просматривалась. Сворачивая с дорожки, я бросил взгляд на возвышающуюся громаду сторожевых вышек, где мелькали фигуры стражников. За мной пристально следили, хоть и не подавали вида, что до сих пор относятся ко мне с подозрением. Пусть. Это их служба. Подойдя к павильону, я увидел, что он окружен десятком гвардейцев Ласара. Сам лейтенант с напряженным лицом рыскал между клумб и кустов, что-то выискивая. Охрана пропустила меня. Лация сидела в большом плетеном кресле, а верный Пак торчал обгорелым пеньком за ее спиной. Больше никого из посетителей не было. Она кивком головы приветствовала мое появление, когда я поклонился. Пальцем ткнула на такое же кресло, стоящее напротив:

— Садитесь, Вадигор.

Королева по случаю теплого дня была в легком светло-голубом платье с открытыми плечами, а широкое декольте открывало узкую золотую цепочку с крупным кулоном на будоражащей воображение едва прикрытой груди.

— Прекрасно выглядите, энни королева, — не преминул заметить я.

— Как спалось моему спасителю? — придавая голосу игривость, спросила Лация. — Его не беспокоили придворные красавицы, чтобы выразить свое восхищение героем?

— Боюсь, что мои достоинства слегка преувеличены, — осторожно ответил я. — Свой достойный вклад внесли и граф Скотур, и лейтенант Ласар. А ведь мы еще забыли и про Пака. Ну а дамы… Куда же без них. Смотрят.

Я взглянул на непроницаемого слугу. В ответ тот слегка наклонил голову, словно оценивая и благодаря мое дружеское разделение славы.

— Пак непритязателен, — усмехнулась Лация. — А граф и лейтенант ужеполучили свою награду. Скажем, по среднему бриллианту в золотой оправе.

— Неплохо, — признал я. — Как идет следствие?

— Тронг вытряс душу из пленников. Они признались, что были наняты неизвестным мужчиной в горных селениях. Это исключало вероятность узнавания на земле Ваграма. Знаешь, что за люди нам попались?

— Нет.

— Это камберские горцы-пастухи. Бедняги даже понятия не имели, кого хотели убить! — воскликнула королева.

Я вспомнил рассуждения графа Скотура о принадлежности нападавших к горцам. Он угадал, кто эти люди, что высоко подняло его авторитет в моих глазах.

— И как им удалось проникнуть в Ваграм?

— По подложным документам, придавшим им статус пастухов-перегонщиков. В Задаре наши купцы скупают у них овец и хорошо наживаются на мясе и шерсти. Неизвестный заказчик провел их через наши заставы и поселил на окраине Одема. Наши сыщики проспали этот печальный факт, о чем Тронг уже успел доложить мне, вырывая волосы из своей драгоценной головы. Дальше все было просто. Незнакомец сам устроил засаду, расставил людей в кустах и вдоль тропы, и как только мы наткнулись на специально поваленное дерево — дал приказ стрелять. Кто этот незнакомец — никто не знает. Описывают его как ваграмца. Он светлолицый, с седой прядью на левом виске. Ума не приложу, кто скрывается за этим описанием.

Я предпочел не говорить пока о находке на поляне. Сам попробую докопаться до истины.

— Кого вы могли лишить звания, привилегий, милости? — кое-какие вопросы все равно нужно было выяснить. — Зачастую люди теряют голову и начинают совершать поступки, о которых потом жалеют.

— Ничего себе — жалость, — пробормотала Лация. — Ладно, расследование идет, ниточка разматывается. Боюсь, за покушением скрываются очень влиятельные люди. Кто-то же продал дом незнакомцу, и эта сделка прошла мимо министра Артуса. Или он сделал вид, что ничего не произошло? Так ведь можно всех взять под подозрение.

Лация задумалась, постукивая веером по ручке кресла. Она не была обязана распространяться о ходе следствия, но, тем не менее, делилась со мной фактами, вовлекая поневоле в очередную интригу.

— А барон Балт? Что он раскопал?

— Раскопал? Ну да… Балт сейчас ищет человека, который пробрался в твою спальню и оставил записку вместо того, чтобы кинжалом убить тебя.

Я поежился. Как-то не пришло в голову такое развитие событий. Ну да, меня могли спокойно пришпилить к постели, но не сделали этого. Я вспомнил.

— Вечером я выпил всего один бокал вина, но спал как убитый. А ведь обычно любой шорох мгновенно будит меня.

— Снотворное? — привстала Лация.

— Не знаю, это только предположение.

— Ласар! — громко крикнула она. Дождавшись, когда лейтенант появится перед ней, знаком попросила наклониться его и долго шептала тому на ухо какое-то указание. Лейтенант выпрямился и с озабоченным видом помчался по дорожке к дворцу. Я благоразумно не стал расспрашивать, что хочет королева.

Она откинулась на спинку кресла, испытующе посмотрела на меня. Сосредоточенное выражение сошло с ее лица, и она вновь повеселела. Глаза искрились смехом и ожиданием. Женщин трудно понять. А я не знал, как вести себя с Лацией в такой ситуации. Этикет легко обойти стороной с глазу на глаз, но когда рядом охрана — как-то не хочется рисковать и болтать языком невесть что.

— Что произошло, моя королева? — решился я на вопрос.

— Ночью пришел корабль из Паунса, — неожиданно для меня сказала Лация.

Я замер. Сразу всплыл в памяти разговор Егеря с Мастером и его приказ отправиться последнему в Паунс. Неужели Егерь нашел возможность связаться со мной напрямую? Видя мое замешательство, девушка сама пришла мне на помощь.

— Хочешь знать, нет ли для тебя новостей?

— Именно так.

— Есть, конечно же, есть. Не смотри так, пожалуйста. Я уже подумала — ты смерть увидел за моей спиной, а не Пака. Успокойся. Вести весьма недурственные для тебя. Обернись.

Я исполнил просьбу. На лужайке возле павильона стояла Брюнхильда, моя старуха-ведьма. Поджав губы, она внимательно смотрела на меня, и словно не замечала королеву.

— Судья Амалея! — торжественно произнесла Лация, взмахивая веером. — Вы очень вовремя!

— Амалея? — краска залила мое лицо. Хотя я и готовился к этой встрече, но обида и злость прорвались в моем голосе: меня жестоко обманули, пользовались моим положением, играли со мной. И радость встречи мгновенно улетучилась. Но я встал и подошел к своей старухе, поднявшей меня на ноги.

— Ты очень изменился, мой мальчик, — закивала головой старуха, поняв по выражению моих глаз, что творится в душе. — Не сердись. Так было нужно для всех нас. Я не имела права распускать язык о твоем существовании, поэтому и сменила имя и положение.

— Вадигор, позволь Судье присесть с дороги! — голос Лации вывел меня из столбняка. — Я хочу поговорить с ней.

Брюнхильда тяжело поднялась по ступенькам павильона наверх, подошла к соседнему креслу, оценила его крепость и села.

— Давненько меня здесь не было, — проницательный взгляд перебегал с королевы на меня. — Все изменилось — и сильно.

— Жизнь не стоит на месте, энни Судья, — суховато произнесла Лация. — За последние двадцать лет здесь все изменилось.

— Любопытно было бы взглянуть на родовое поместье Вадигоров, — Брюнхильда пошевелилась. — Не надо на меня так смотреть, девочка. Я здесь лишь для восстановления справедливости. Не больше — и не меньше. Ваших жизненных интересов это не затронет. Как только статус Вадигора будет подтвержден официально — мы отплываем на Континент.

Лация встрепенулась, беспомощно взглянула на меня.

— Вадигор уедет с вами?

— А что за волнения, девочка моя? Для вашей династии это будет наилучший исход длинной истории. Я исполню обет, данный мной в тот страшный день. Я спасла Наследного, но не защитила его от нищеты и опасностей нашего мира. Гильдия Судей выполнит свою последнюю миссию, и Ваграм навсегда забудет о тронных войнах. Род Одемиров может и дальше править страной.

Губы Лации дрогнули. Она жестко отчеканила каждое слово:

— Уважаемая Судья берет на себя всю ответственность за жизнь наследного — это ее воля. А она спросила Вадигора, что он сам думает по этому поводу?

Брюнхильда снова пожевала губы и медленно ответила:

— Этого я и боялась… Не верю пророчествам, которые можно использовать в тронных играх. Но сейчас я вижу, что происходит. Дети, образумьтесь! Тем самым вы спасете не только себя!

— О чем ты говоришь, старая? — раздраженно спросил я, все еще кипя от негодования. Не хотелось верить в коварство тех, к кому привык и слепо доверяешь. И теперь она пытается разрушить то хрупкое здание, которое мы старались воздвигнуть. Лация не сумела спрятать наполнявшие ее чувства за непроницаемостью ничего не значащих слов.

— А вы все знаете, — старуха встала. — Пожалуй, я пойду, отдохну. Гай, я хотела бы с тобой поговорить наедине. Мне предоставили весьма уютную комнату в северном крыле дворца. Энни королева, я надеюсь, сумеет организовать мне встречу с Женнис?

— Она уже извещена, — Лация встала чересчур резко.

Я чувствовал себя болваном среди двух разъяренных тигриц, готовых вцепиться друг другу в горло. Пока я размышлял, они разошлись в разные стороны, гордые своей неуступчивостью. Однако, — подумал я, — старая ведьма тоже имеет на меня свои взгляды. Хотелось бы поточнее уяснить — что за дела, помимо подтверждения моего статуса, привели ее в Одем.

 

6

Кони сторожко ступали по лесной тропинке, причудливо извивавшейся между высоких деревьев, где стройных, а где изогнутых, похожих на гигантские луки великанов. Не хватало тетивы, чтобы превратить безмолвное дерево в смертоносное оружие. Егерь, Поэт, Глаз и еще пара крепких старцев выехали на небольшую, правильного круга поляну, заросшую густой травой, ничем не примятой, и вольно стелющейся по земле. Солнце только-только высветило верхушки деревьев, и в лесу стояла утренняя сырость. Просыпались птицы, смело оглашая окрестности своим переливистым свистом. Глаз поежился, поплотнее запахнулся в плащ, но перед этим откинул капюшон с головы.

— Говори, Егерь, зачем звал, оторвав от важных дел? — спросил он, выдыхая пар изо рта.

— Да еще потащил в лес, — проворчал Тетерев. Он уже был немолод, но выглядел очень хорошо, ни единой морщинки. Даже в глазах сохранился задорный блеск. Он прискакал с севера, с Туборга. Он вынюхивал секреты патриканцев на побережье моря Рева. Почему он оказался здесь — Егерь ломал голову, но понять причину не мог. Глаз хранил молчание.

— У меня хорошие новости, — Егерь переглянулся с Поэтом. — Страж подтвердил, что Философ жив и набирает жирок среди дворцовой роскоши.

— Лирика нам ни к чему, — буркнул Глаз. — Этим пусть Поэт занимается. В этом он способный малый. Давай все по порядку.

— Голубиная почта донесла письмо Стража. Он встретился с Философом и выяснил, что парень мало знает о значении татуировки. Но он спокойно воспринял весть о своем титуле…

— Дальше, — безжалостный Глаз оборвал Егеря.

— Философ спасся от смерти. Казнь отменили. У него неплохие отношения с королевой Ваграма сложились. Нужно это использовать. Королевство находится в тяжелом положении, хотя по первому взгляду этого не скажешь. Шпионы доносят, что по окончании надзора над городами-крепостями новые хозяева откроют дороги степнякам. Королева стремится найти верных союзников. Она торопится, и поэтому от отчаяния ухватилась за нашего парня. Осталось три года до передачи крепостей. Мы вполне можем поддержать друг друга.

— В чем суть игры? — Глаз тихо шмыгнул.

— Ваграм хочет удержать управление, а при удачном стечении обстоятельств взять в свои руки всю власть на Аламе.

— Им не до нас, — понятливо кивнул Глаз.

— Не до нас, — подтвердил Егерь, — но это не значит, что Философу не удастся направить силу и мощь Союза на помощь доминиканцам. Просто, это потребует много времени, которого у нас нет. Герцог Линд уже проявляет нетерпение.

— Королева молодая? — воскликнул Тетерев.

— Да. И Философ ее заинтересовал.

— Не приведи его Всеединый к безумным поступкам, — проворчал Глаз. — Девчонка окрутит его ради своей выгоды, а он глупым теленком будет тереться об ее ножки и мычать с блаженной улыбкой. Знаю, дело молодое. Сам однажды попал на крючок — чуть дело не погубил.

Егерь сдержал улыбку. Глаз постоянно находил в делах, шедших мимо него, крамолу. А поскольку он уже не был молод, то постоянно ворчал, когда разговор заходил о сердечных приключениях. А молодые бойцы Братства недолюбливали вояку Глаза и с неохотой шли на задания, в которых принимал участие этот старик. Бесконечные придирки и бдительность Глаза снискали ему известную репутацию. Но как боец он был бесценен. Даже несмотря на нытье и возраст.

— Так что мы имеем? — проскрипел еще один старец. Его мало кто видел — он все время сидел в Схроне и готовил хитроумные ходы. Даже имя у него было подходящее: Сыч.

— Мы имеем Философа, пытающегося склонить Ваграм к сотрудничеству. Ему помогает Страж. Два человека уже могут что-то сделать.

— Сколько на это уйдет времени? — Сыч неподвижно сидел в седле и смотрел куда-то на верхушки деревьев. Может, это была его привычка обдумывать комбинации.

— Не меньше полугода. Одна королева не смеет пойти на союз с Домом Лоран. Это губительно не только для нее, но и для всей страны. Она не настолько глупа, чтобы рисковать. А знать, аристократия, дворянство?

— Плохо, — Глаз обвел собеседников тяжелым взглядом. — Я, вообще-то, мало переживаю о гневе Линда. По большому счету мне наплевать, но в этой идиотской войне задействованы наши лучшие люди. Не хочу их терять. Пора войну заканчивать. Нам нужна помощь от Союза сильнее, чем Союзу — от нас. Худо-бедно от кочевников они отмашутся, а нам не простят промедления. Ты же знаешь, Егерь, что замышляет Линд. Дерзкое желание Берга меня, конечно, удивляет…

Глаз спрыгнул с коня, поискал глазами, где бы присесть, нашел старый пень, едва выглядывающий из высокой травы. Удовлетворенный, сел на него.

— … Но и восхищает, — добавил он. — А для его замыслов нужны все силы Братства стянуть в единый кулак. А посему у меня есть мысль сыграть по-крупному. Вот что, Егерь: отыщи эту старую каргу Амалею и заставь ее привезти Философа обратно. А пока пусть он договаривается о поддержке — не запрещено. С Амалеей пошли кого-нибудь из своих ребятишек. Сумеешь это сделать как можно быстрее? Я почему тороплюсь? Через неделю из Паунса отходит морской караван в Ваграм. Говорят, все пираты стянулись к северным путям. Так что путь свободен. Пока есть возможность — посылай старую хрычовку за парнем.

— Понятно, — кивнул Егерь. — Значит, с переговорами ничего не выйдет?

— Если дело молодое — они все уже уладили без нас, — хохотнул Глаз. — Я уверен в этом.

— Тогда расходимся, — Тетерев дернул поводья. Конь всхрапнул. — Стоило нас сюда тянуть… Мы бы без проблем дали разрешение на акцию и в Схроне.

Егерь и Поэт отъехали в одну сторону, а старички — в другую. Когда поляна скрылась за стеной деревьев, Егерь раздраженно в сердцах воскликнул:

— И где искать Амалею? Она в последнее время не сидит на месте, а мечется из города в город, словно бешеная кошка.

— Надо предупредить Дозорных. Они отследят ее. Надо будет — доставят в Паунс. Ты можешь уже ехать в порт. Кого думаешь послать со старухой?

— Мастера, — пожал плечами Егерь. — Пока больше некого. Пусть разомнется. Засиделся в кабаках.

— А она захочет? Это была ее идея, и я не думаю, что наше мнение ее как-то волнует, — Поэт задумался. — Старуха слишком упрямо гнет свою линию. Как ее уговорить?

— Найду слова, — хищно оскалился Егерь. — У меня, признаться, нет желания плясать под ее музыку, странную и непонятную. Да и парня жалко.

— Он сам разберется, — Поэт подстегнул коня. — Я поговорю с Шипом. Он всю Пафлагонию перевернет — найдет.

— Ты Магвана найди, шустрый, — усмехнулся Егерь. — Что у нас, кстати, по нему?

— Ребята из других групп говорят: он занялся поиском древних книг, некрономиконов, не считая прочей колдовской дряни. Нырок вытряс душу из одного колдунишки. Проговорился, болезный, и помер. Может, сам вызвал смерть, а может, Нырок постарался. Он ведь не хуже Мастера умеет выбивать нужные слова. Слушай, а не зря ли Мастера посылаешь к Философу? Они же готовы друг другу глотки перегрызть!

— Вот и помирятся, — отрезал Егерь. — У нас забот хватает помимо их мальчишеской вражды. Надо подкинуть живца Магвану. Обеспечь слухи, что Философа нет на Континенте. Заставь его понервничать, делать ошибки. Раз ему нужен наш человек — пусть пошевелится.

Поэт подумал, что Егерь скрывает ото всех какую-то тайну, связанную не только с Магваном, но и с Философом. Свои откровения он предпочитает приберечь напоследок, если вообще захочет говорить.

****

Почему-то я не переставал негодовать на Брюнхильду, когда как можно было плюнуть на все переживания по себе, любимому. Ну и что с того, что старуха не захотела открыть тайну моего рождения? Если бы я не знал о своих родителях, что они были не простыми смертными, а королевских кровей — мне это облегчило жизнь? А зная, кем мог стать — грыз себе ногти в бессильной злобе, проклиная свою незавидную судьбу? Как ни крути — я оказался в том положении, в котором можно начать все заново, приводя хаотичную жизнь в полный порядок. Я должен быть благодарен Брюнхильде, что она спасла меня, что приплыла в Одем утвердить справедливое разделение богатств и власти. Поэтому по пути к Брюнхильде гнев на моем лице сошел на нет, и в ее комнате я предстал спокойным. Старуха одобрительно кивнула, увидев, что победило во мне.

Подметая подолом длинного черного платья пол, она прошлась из угла в угол, не говоря ни слова.

— Я хотел бы услышать объяснение, — все же решил устроить ведьме допрос.

— Мальчик мой, — с неожиданной для ее характера теплотой сказала Брюнхильда. — Больше всего я не хочу портить с тобой отношения. Да, я виновата и чувствую эту вину. Но не старайся еще больнее ударить меня. Ты жив, у тебя есть прекрасное будущее, которым ты должен распорядиться умно и с пользой для своего рода.

— Я не заставлял тебя оправдываться, — скрестив руки на груди, я прислонился к двери. — Не нужно тратить попусту времени. Я давно вышел из мальчишеского возраста, и тебе следовало бы рассказать тайну рода Вадигоров. Тогда бы я был подготовлен к неожиданным выкрутасам судьбы. Вместо этого ты втравила меня в авантюру, мало схожую с приключениями сказочных принцев и благородных рыцарей. Ваши совместные игры довели меня до эшафота. Ты только подумай, что случилось бы, не возьми Лация на себя всю ответственность! Думаешь, для нее эти бодания со знатью пройдут даром? Сколько врагов она себе нажила?

— Я опоздала, — глухо сказала Брюнхильда, и даже поникла головой, но я ощущал силу, исходящую от ее маленькой фигуры, закутанной в плотное платье. Дорогое, надо сказать. А ведь по лесу ходила в рванье, отчего ее пугались даже два наших волкодава. — Это убивает меня, заставляет страдать больше, чем твои справедливые упреки. Тебя спасла вовремя сделанная татуировка. Но клеймо ничего не значит без опытного толкователя, коим оказался господин Ральер. Тебе повезло и в том, что он оказался знатоком дворцовых интриг. Именно он направил ум девочки на твое спасение. Он нашел в законах изъяны и умело преподнес их королеве. Я обещаю тебе исправить свои ошибки. Я буду с тобой до тех пор, пока Ваграм не признает тебя полноправным наследником рода Вадигоров.

— Как тебя нашли? — я не знал, что еще сказать.

— Никто меня не искал. Я сама нашла Егеря. Но планы Братства немного расходятся с моими. Ну, да, это ненадолго. Он прислал меня за тобой. Ты нужен Братству на Континенте. Они ищут Магвана — ты должен придержать их за руку. Он — брат Лации…

— Знаю! Почему ты хочешь спасти Магвана?

— Он влез в очень плохую историю. Дьявол уже дышит ему в затылок. Затеяв ужасную авантюру, он не подумал о последствиях.

— Зачем я нужен ему? — я почти кричал.

— Еще не время, Гай, — старуха подняла голову и с вызывающим упрямством посмотрела на меня. — Только найди его раньше Егеря. Он не знает всех тонкостей игры. Он вообще многого не знает.

— Одна ты знаешь!

— Догадываюсь! Твоя ирония здесь излишняя, Гай. Все, что с тобой произошло за последние годы — моя воля и жесткая рука. Я не случайно послала тебя учиться в Таланну, прекрасно зная, что университет ты не закончишь. Это я послала Егеря проследить за тобой, и в случае опасностей, кои возникнут на твоем пути, помочь. Ты должен был засветиться в городе какой-нибудь глупостью, чтобы Братство взяло в оборот беспризорного мальчишку.

— Ловко! — мой голос металлически дрожал. — А гадание на картах тоже было подстроено?

— Это был тот счастливый случай, когда провидение и человеческое любопытство дают прекрасную возможность изменить жизнь одного маленького несмышленыша.

— Поэт тоже вовлечен в игру-развлекалочку?

— Нет. Он простой исполнитель приказов, не худший, надо сказать. Он стал твоим наставником… Впрочем, он сам тебе при случае расскажет. Просто Поэт слишком быстро сошелся с тобой, а в Братстве не приветствуются крепкая дружба. Каждый сам по себе должен отдать свои умения и жизнь ради одной цели. Понял, чего нельзя показывать на глазах Братства?

Я едва сдержался от грубого слова. Вся романтика последних лет внезапно покрылась смердящим слоем, а чувство от предательства всех близких мне людей переполняло меня. Надо было закричать от обиды и злости — я сжал эфес меча. С последних событий мне было разрешено иметь при себе оружие.

— Твоя борьба за мои привилегии — личная месть Одемирам или торжество справедливости?

— Я — Главная Судья Трона — запомни это. Моя обязанность остается прежней, несмотря на упраздненную бабской династией должность. Я восстановлю справедливость — ты вернешь роду честь и славу. Ты получишь статус и вернешься на Континент. Там твой дом.

— Почему? — глупо спросил я, не догадываясь, что скрывается за словами старухи. — Ты обрекаешь меня на вечную борьбу за идеалы, которых я пока не вижу, кроме сплошного вранья!?

— Что ты подразумеваешь под идеалами? — насмешливо взглянула на меня, красного от злости, Брюнхильда. — Молодую королеву Ваграма? Твой идеал — борьба в рядах Серого Братства. А идеал не должен быть досягаем, понимаешь?

— А зачем?

— Когда-нибудь поймешь. Сейчас в тебе бурлит молодая кровь, толкающая на безумные поступки. Прорыв через земли хессов все посчитали именно безумием. Но ведь ты пошел наперекор здравому смыслу. И выиграл. Братство выразило свое недовольство твоему своеволию, но я объяснила закоснелым в долгом сидении старцам, что иногда нужно безумство для победы. Ведь они тоже в молодости чудили и рисковали.

— Значит, Шип прорвался? — понял я, и чуточку отпустило.

— Жив, что ему сделается, — проворчала старуха. — В последний раз я видела его в Берге. Он развлекался с хозяйкой харчевни. Вернемся — я всыплю ему по мягкому месту. Бесстыжий переросток! Ты чего скалишься? Тебя ищет Магван, и не ради совместной пирушки. Есть у него интерес к тебе. Думай, что он хочет. Сейчас Магван — самый опасный для тебя человек и… непредсказуемый. Весь бардак на наших землях от скудоумия и беззакония некоторых властителей. А это еще один вопрос, который мы должны решить в ближайшие годы. Так что сам видишь, малыш, работы у нас много. Пора всех лордов и баронов поучить жизни.

Я вовремя сдержался и не спросил, каким же образом она собирается осуществить сии угрозы. Пряча улыбку, я прокашлялся и спросил:

— Значит, своим появлением здесь я поднял кучу ила со дна озера?

— Озеро, — хмыкнула старая ведьма. — Болото это, и ничто иное. В котором еще водится нечто светлое. Но не для тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе это может понравиться, и ты понесешься как слепая лошадь, в пропасть.

— Вульгарность — твоя вторая натура, ведьма? — грубо, как раньше называл Брюнхильду, спросил я.

— Да ты же все понял, малыш, — притворно вздохнула старуха. — Иди и жди, пока я официально не решу твои проблемы. Пожалуйста, не делай глупостей. Твое сердце должно оставаться свободным и расчетливым.

Мы вежливо попрощались. Старая ведьма! Я понял твое предостережение держаться подальше от Лации.

****

Я уже скучал несколько дней, ожидая решения по моему статусу, когда одним поздним вечером в открытое окно моей спальни влетел камень, обернутый в бумагу. Я перевесился через подоконник, пытаясь разглядеть шутника в сереющем саду, осмелившегося кинуть в дворцовые покои булыжник. Естественно, никого не увидел, и вернулся к камню. Медленно развернул бумагу, поднес к свече и с удивлением заметил, что это записка. Дело принимало интересный поворот. Написанное заинтересовало меня.

«Сегодня после полуночи идите к мосту Гвардейцев. Там вас будет ждать человек. Он хочет с вами поговорить».

Ни подписи, никакого намека на автора сего произведения. Но почерк я узнал сразу. Точно таким же была написана первая записка, предупреждавшая о покушении на королеву во время охоты. Неведомый осведомитель каждый раз ненавязчиво, но настойчиво напоминал о себе.

Я вызвал Крикуна и осторожно расспросил его, где находится этот мост Гвардейцев. И заодно попытался выяснить, как туда пройти.

— Господин, — Крикун был серьезен как никогда. — Это место имеет дурную славу. Мало кто знает, что ночная жизнь Одема принадлежит банде Потрошителя, а мост Гвардейцев — его вотчина. Зачем идти туда в такой час? Бросьте вы это дело! С чего вдруг вас туда потянуло?

— Молчи, умник, если не хочешь лишиться языка, — прибегнул я к угрозе. — Проболтаешься — я найду способ отправить тебя на галеры или в конюшни. Навоз убирать. Навечно, причем.

Моя угроза подействовала на слугу, так я хотел думать. Крикун больше не возражал на мои просьбы и довольно толково и обстоятельно описал мост, и не только как к нему можно подобраться, но и уйти незаметно. Множество ниш и потайных мест способствуют этому. Рассказ Крикуна слегка встревожил меня. Судя, по его словам, одному совать нос к знаменитому строению действительно не стоит. Отпустив слугу, стал собираться в дорогу. Первым делом я направился в казармы королевской охраны и отыскал там лейтенанта Ласара. Усач даже не стал до конца выслушивать мою просьбу.

— Конечно, господин Вадигор. Я буду сопровождать вас. Тогда, на охоте, моя карьера могла закончиться очень бесславно, но благодаря вашему мужеству и защите моей чести, я отделался только лишением месячного жалования.

— Надеюсь, вы не пострадали от этого?

— Да пустяки! Когда изволите прогуляться?

— С заступлением первой ночной стражи, — прикинул я возможность более скрытного передвижения по двору резиденции королевы. Ласар мог мне пригодиться. — Постараемся прибыть на место пораньше. Хочу оглядеться.

— Я могу взять карету, — обрадовал меня лейтенант. — Так мы быстрее доберемся до моста. Да и от любопытных глаз скроемся. Только вот еще парочка человек не помешает. Рискованно, знаете ли… Для верности, а?

— Для верности? — я крепко задумался. — Неплохая мысль, Ласар. А кого порекомендуете?

— Графа Скотура. Он давно жаждет пообщаться с вами. Так что верный случай представился. Я уберу лишние уши, и сам поведу лошадей. А вы можете вести беседу. Мне незачем подслушивать. Все мысли графа я давно знаю, и неожиданностей не жду. У Скотура множество связей, и нужных, и пустых. Сам черт ногу сломит в его взаимоотношениях с этими типами. Уж он-то сумеет найти нужных людей. Для будущего, господин Вадигор, для будущего…

Мы ударили по рукам, и я пошел готовиться к ночному путешествию. Говорят, на ловца и зверь бежит. Собираясь уже нырнуть под сумрачные своды дворцовых переходов, столкнулся с графом Скотуром. Он приветливо махнул мне рукой, словно прося остановиться.

— Господин Вадигор! Счастливый случай! Вы мне нужны. Избегаете встреч?

— Скорее наоборот, любезный граф, — ответствовал я. — Не могу пожаловаться на отсутствие внимания со стороны дворцовых завсегдатаев, отчего не могу заняться нужными встречами и делами.

— Какими? — тут же навострил уши граф. — Не сердитесь за излишнее любопытство, Вадигор! Просто ваша репутация пострадает, если после случая на охоте вы пустите корни во дворце королевы. Все ждут от вас новых подвигов, чтобы судачить о них во всех уголках этого великолепного здания. Не скрою: многие горячие головы готовы присоединиться к вам, чтобы встряхнуть сонное болото Одема.

Значит, Лация говорила серьезно о переустройстве Ваграма. Какие еще невидимые моему глазу течения есть во дворце?

— Вот как? Это меняет дело, — я внимательно посмотрел на Скотура. Парень на вид довольно простоват, но ума ему не занимать, в чем я убедился на охоте. Соображает быстро, не любит дворцовую напыщенность и бесконечное праздное шатание. — Мы можем где-нибудь поговорить?

— На лужайке перед фонтаном, — тут же прозвучал ответ. — Никогда не прячьтесь в кусты. У них есть уши. Пусть лучше видят, чем слышат. Богатая фантазия людей может дорисовать недостающие линии, но никто никогда не обвинит вас в заговоре без доказательств.

Я внял разумному совету. Мы повернули от дверей дворца и устремились к фонтану. Огляделись.

— Так что вы скажете о своих делах? — продолжил свою тактику наседания Скотур.

— Не желаете, граф, прогуляться до Гвардейского моста после полуночи? — вкрадчиво поинтересовался я. — Прогулка, если честно, не из приятных, как я подозреваю. Но ведь вы ищите приключений на свой хвост?

Скотур захохотал, нисколько не стесняясь того, как это будет выглядеть. Лужайка хорошо просматривалась с южной стены дворца. Граф заявил:

— Если бы я вас не видел в деле, вызвал бы на дуэль. Грубо, но метко: на хвост! Да, я хочу приключений. Ваграм погружен в спячку, и боюсь — надолго. Я не осуждаю политику Одемиров, но следует насторожиться. Молодые офицеры желают воевать со Степью. Все говорят о войне, которая рано или поздно начнется. Только слепой не видит, каких демонов вскармливаем мы своим бездействием. Так пусть начнется раньше. Кочевники уже давно облизываются на наши земли. Мы не против помахать мечами.

— Это уже серьезный разговор, — прервал я откровения Скотура, не желая быть втянутым в заговор, который, несомненно, существовал, но так далеко от моего понимания. — Для него подходит менее людное место, чем это. Ждите нас возле Королевских прудов в полночь. И возьмите с собой побольше острого железа. И верного человека. Ночь может быть веселой.

— Чего я и желаю, — воскликнул граф и махнул рукой на прощание. Я долго стоял на лужайке, обдумывая правильность своего решения. Вправе ли я вовлекать в темное и насквозь непонятное дело мальчишку? Мы были ровесниками, но я даже не сравнивал наши жизни и опыт. За моей спиной тяжелые годы обучения в Сером Братстве и у Ронгара, бои с хессами, опыт работы с такими виртуозами своего дела как Егерь, Поэт, Мастер… Но парень он толковый, хоть и горячий. Пожалуй, стоит на него поставить. Мне нужны в Одеме союзники.

— О чем вы так любезно разговаривали с бравым графом Скотуром? — Лация заставила меня вздрогнуть от неожиданности. Такое неожиданное появление королевы делает ей честь как умелому воину.

Я повернулся и склонил голову. Лация лениво обмахивалась веером, но глаза настороженно смотрели в упор на меня.

— Надеюсь, не заговор? Граф Скотур имеет репутацию авантюриста и дуэлянта. Значит, вы обсуждали что-то важное. Дуэль?

— Я не хочу выглядеть грубияном, госпожа. Это лишь обмен любезностями, пустая болтовня.

— Я подозреваю графа Скотура в сокрытии многих способностей. До поры до времени… Только не убеждай меня, что можешь отвлечься на пустую болтовню. Или у вас появились тайны, о которых я не должна знать? Мужчины всегда любят напускать туману на свои ничтожные авантюры. Если вы хотите запереться в винном погребе — зачем хитрить и изворачиваться? Скажи, и я понимающе отвернусь, только приставлю Крикуна, чтобы вы не перепились до смерти.

А к чему такая забота?

— Откуда ты узнала прозвище моего лакея? — удивился я.

— Он сам с гордостью заявил, что его следует называть так и никак иначе. Ты бы видел его важное и напыщенное лицо. Он очень гордится твоим подвигом.

— Подвиг? Да ведь нас могли убить как котят, легко и играючи! Мой глупый поступок — от отчаяния.

— Если отчаяние придает человеку такую силу — оставайся всегда таким. И не принижай свои достоинства, — Лация протянула руку, и я, подхватив ее, повел девушку к крыльцу. Да, и побольше любезности в голосе и напускной беспечности на физиономии.

— Мне об этом уже многие говорят.

— Вот видишь… Ты и в самом деле хочешь покинуть Одем?

Я не знал, что ответить. Амалея, по сути, была права. Мой дом находился по ту сторону Драконьих Зубов. И если я не выполнил задание Братства, это не означало, что я буду до окончания веков находиться в Одеме.

— Значит, Амалея не шутила, — тихо ответила сама на свой вопрос королева.

— Она никогда не шутила, — смущенно пробормотал я.

— И каково твое решение?

— Думаю, как поступить в этом случае. Я понимаю, в каком положении ты находишься. Но это может быть лишь догадкой, домыслом или предположением. Заговоры и угрозы войн всегда преследуют правителей. Так было и будет вечно. А вдруг нет никакой опасности?

— Есть. Я бы не волновалась, если бы знала, что военная верхушка готова к войне, а сыскной отдел и Хранители бдительно и со вниманием относились к поступающим сведениям из Степи и из Камбера. Нарыв только созревает, но я его ощущаю. Вот почему я так рассчитываю на тебя. Если бы заговор существовал, я сумела бы сплотить всю знать в единый кулак.

— Они лояльны к тебе?

Мы поднялись на крыльцо; слуги и стража застыли неподвижными статуями, не смея нарушать наш разговор.

— Конечно… За исключением некоторых личностей… Но за ними следят. С властью женщин-правительниц давно смирились, да и не подавали мы повода для сомнений и мятежей. Ваграм — богатая страна, и все благодаря нашим стараниям. Что еще надо сытому государству? Степь — вот моя головная боль.

— Стоит ли подумать о союзе с доминиканцами? — осторожно прощупал я мнение королевы. Мы подошли к самым дверям, услужливо распахнутым стражниками.

— Не это главное сейчас, — покачала головой Лация. — Мне нужна каленая игла, которая выпустит гной. Я хочу видеть тебя этой иглой.

Лация легонько пожала пальцами мою руку и порывисто рванулась к дверям. Я поплелся за ней, отчаянно ища выход из лабиринта, в который сам себя загнал неосторожными словами, шедшими не от разума, а от чувств.

****

В ночных путешествиях по малознакомому городу, вольно раскинувшемуся вдоль побережья, имеется много прелестей, если не знаешь о многочисленных опасностях, подстерегающих за каждым углом. Есть в Одеме такая категория жителей, именующих себя «ночными птицами». Они могут раздеть, ограбить и легко убить любого, кто имеет неосторожность сунуть нос на их территорию, будь то граф или сам правитель. Такие они отчаянные. Поэтому мы ехали по совершенно пустым улицам, погруженным в непроглядную темень, вооруженными до зубов. Государство достигло своего могущества, но сытым оно не стало. По-прежнему в городе по ночам нельзя было пройти спокойно, не опасаясь получить удар кистенем или дубиной по черепу. И Лация с трудом сохраняет то крохотное спокойствие, в котором существуют сословия. Мрачные мысли витали в моей голове до тех пор, пока карета не остановилась.

Граф Скотур уже ждал нас; увидев карету, вышел из-за деревьев, густо росших на краю Королевских Прудов. Коротко свистнул, показывая скорее свою браваду, чем осторожность. Ласар остановил лошадь, и вовнутрь тут же ввалились два человека. Когда появился второй — я так и не увидел. Карета загрохотала по булыжникам, объезжая водоем.

— Вы сами-то хорошо вооружились? — выдохнул Скотур.

— При мне куча ножей, — успокоил я его.

Граф понимающе хмыкнул и устроился поудобнее.

— Знакомьтесь, Вадигор: это Арнов. Он не имеет дворянского титул, он не вхож во дворец, но его отличает от многих прожигателей жизни врожденное благородство и страстное желание пробиться наверх. Все, что здесь будет сказано — умрет вместе с ним.

— Итак, — я приготовился слушать, — вы можете откровенничать, сколько вздумается, но если это пустышка — я просто откажусь.

— Хорошо, Вадигор, — граф поерзал на неудобном деревянном сиденье. Для наших особ средства перевозки не снабжались излишними удобствами, и мысли о будущих проблемах на пятой точке начали тревожить меня. — Ваграм, как это ни прискорбно, накануне войны. Это факт. Королева все прекрасно видит, но никак не может встряхнуть знать на какие-нибудь действия. Молодежь желает встать во главе всех ведомств, кои обеспечивают необходимую безопасность страны. Падение Ваграма недалеко — три года, но никак не более. Мы хотим взять в свои руки за этот срок все, что бездарно проедается и пропивается. Я с королевой заодно. И знаю о вашем разговоре. Да-да, не смотрите на меня с таким удивлением. Помощь Лации нужна как вода в пустыне, и мне до сих пор непонятно, почему вы упрямитесь. Это же великолепный шанс разом взлететь вверх.

— А если придется падать?

— А кто не падает? — пожал плечами Скотур. — Зато клевать больнее. Знаете, есть у меня страстное желание продолбить своим клювом кое-кому бездарную голову. И я полностью на стороне королевы. До конца.

— Меня ждут дома, — мягко напомнил я Скотуру, не особо переживая за чувства графа. — Там начинаются дела посерьезнее вашего благополучного переворота. Не сердитесь, но я не спаситель, на которого нужно надеяться. Я могу многое, но вмешиваться в ваши разборки я опасаюсь. Чем это грозит королеве — никто не понимает. Я поговорю с королевой Лацией, чтобы она приблизила вас к себе, и доверила именно вам решение щекотливых вопросов.

— Грустно, Вадигор. А я уже намечал пути исполнения всех наших грандиозных планов, где главная роль — ваша.

— Не много ли для одного человека? — чересчур резко спросил я. — Ведь я нахожусь не в гостях. Я шел за помощью — а попал в котел интриг. Там, за Воротами, ждут вашей помощи, а вы испугались какой-то Степи. Ваши печали и беды важнее союза с нами. Вместе мы бы решили все вопросы. Степь можно победить только сдавливая ее с двух сторон, как орех в щипцах. За оставшееся время до передачи полномочий можно было играючи разделаться с нежелательными соседями. Сатур и Камбер не посмели бы еще долгое время претендовать на Золотую Цепь. И, поверьте, граф, мы бы нашли способ завладеть ею навечно. Нужна лишь одна война, недолгая и решающая! Теперь же их будет бесчисленное множество.

Скотур все это время тихонько постукивал пальцами по деревянной скамье, не смея прерывать меня. Что до Арнова — тот вообще растворился в темном углу кареты.

— У каждого властителя свои причины действовать так или иначе, сообразуясь с ситуацией. Мы не враги своему королевству и нашей правительнице. Лация со временем станет очень серьезной фигурой на Аламе. Так почему нам не помочь ей в этом?

— Бойся тех, кого возвышаешь своей рукой, — пробормотал я. — Так значит ли это, что граф Скотур бескорыстен в своей помощи?

— Не во всем, Вадигор, но мне приятно служить красивой и умной женщине. Завидую вам. Видитесь с королевой каждый день…

— Не ревнуйте, граф, — я усмехнулся. — Сейчас важны не сердечные привязанности, а сугубо деловой подход. Для королевы найдут жениха не из нашего круга, и чтобы тайно не воздыхать, реально оценивайте свои возможности.

— У вас больше шансов…

Карета внезапно остановилась. Ласар просунул голову в маленькое оконце и негромко произнес:

— Мы на месте. Рекомендую, господин Вадигор, взять с собой своих спутников. Бояться не стоит, но поостеречься никому не помешает.

— Я могу пойти с вами, господин, — подал голос Арнов. — Мои способности помогут избежать возможных неприятностей.

— Я пойду один, — отрезал я, спрыгивая на землю. — Меня ждут без лишних глаз и свидетелей. Если через полчаса я не вернусь — вот тогда помогайте. Право, не стоит рисковать лишними жизнями.

Я направился к смутно темнеющему невдалеке пролету моста с широченными быками, упирающимися своими каменными ногами в каменистую почву. Сквозь сгущающийся туман я видел высокие каменные перила, горбатую середину моста, тусклые огни фонаря на том конце строения. Тихо не было. Плескались волны небольшой речушки о берега, где-то противно квакала лягушка. Когда здесь, на широком каменном мосту, лет так четыреста назад гвардия Одема зубами вгрызлась в перила моста, но не дала степнякам пробиться к дворцу; практически все они полегли здесь, обильно поливая поверхность своей кровью. Сейчас мне кажется, что их души, стеная, мечутся между темными пролетами, задевая крыльями сырые камни моста.

Осторожно оглядевшись, я ступил на мост и пошел вперед, на середину. Мои шаги гасли в пелене тумана, и я сам стал походить на призрак, неслышно ступающего по поверхности и бредущего в неизвестность.

— Вадигор! — раздался громкий шепот за моей спиной. Как я не увидел опасность?

Резко повернувшись, я присел, разведя руки в стороны, в каждой из которой торчало лезвие ножа.

— Успокойтесь, — продолжал тот же голос из тумана. — Вам ничего не грозит.

— Я хочу видеть вас, — предупредил я. — Или на голос полетят ножи.

Ночной собеседник был одет во все темное, и его лица я, разумеется, разглядеть не смог. Сразу вспомнился случай на охоте. Нападавшие были именно в такой одежде. Не мой ли враг стоит передо мной?

— Кто вы?

— Мое имя ничего вам не скажет, да это и не главное. Пройдемте до постоялого двора, где можно спокойно посидеть и поговорить.

— Если мне назначили встречу на мосту — будьте добры здесь и остаться, — нахмурился я. — Да и вообще: предпочитаю открытые места. Лишние уши в четырех стенах всегда найдутся. Оно нам надо?

— Но не бродить же нам по улицам? — судя по голосу ночного собеседника, он нисколько не разочаровался в моем отказе. — Скоро на охоту выйдет Потрошитель.

— У вас есть оружие, — заметил я.

— Разумеется.

— Так в чем дело? Боитесь?

— Да ведь и вы не безрассудны, право. Но раз настаиваете — останемся здесь. — Незнакомец приблизился ко мне. — Зовите меня Хо. Я представляю интересы передовой элиты Камбера. Здесь, в Одеме, находится наша агентурная сеть, которая следит за деятельностью Ваграма. Только не делайте такое оскорбленное лицо. Это необходимая формальность, которой придерживаются все три государства. Королева Лация тоже держит у нас своих соглядатаев. И ничего — уживаемся. Нам прекрасно известны подводные течения, которые едва не сгубили королеву.

— Это вы предупредили меня перед охотой?

— Да. Мы вовремя узнали о готовящемся нападении, но не могли дать знать охранным службам. Иначе пришлось бы подвергнуть удару нашу сеть. Поэтому решили предупредить королеву через вас, человека нового, и хм… подозрительного во всех отношениях. Вы не приближены ко двору, вам не выгодно устранение королевы с игрового поля, а потому могли как-то предупредить нужных людей.

— Меня не послушались, — усмехнулся я и незаметно оглянулся, проверяя наличие посторонних лиц. Моих спутников тоже не было видно — они честно выполняли мои указания. — Королева весьма горяча в охоте. А я в силу своего положения находился в хвосте кавалькады. К числу приспешников я себя не отношу — может из-за этого… Лично мне интересно послушать вас: как вы смогли узнать об опасности, какие у вас виды на королеву, почему вокруг нее в последнее время происходят странные вещи?

— Вы заметили это? — оживился Хо.

— Нелегко не заметить, — язвительно ответил я. — Отсутствием зрения я не страдаю. Так что хочет элита?

— Она обеспокоена активностью Степи и решением Филлиса Второго открыть Золотую Цепь для швали из Хибустана. Мы отдаем себе отчет о последствиях. Жертвой степняков станет не только Ваграм. Мы тоже подвержены немалому риску разорения. Это лишь вопрос времени.

— Не забудьте хессов, — вежливо напомнил я.

— Зло из преисподней, — голос моего собеседника дрогнул, — ринется на кровавое пиршество. Так сказано в пророчестве Звездного Лиурга. Ждать нельзя! У королевы Ваграма осталось мало времени. Согласитесь ли вы стать посредником в переговорах?

— Переговоры будут тайными?

— Это непременное условие! Мы действуем вопреки правителю, и не имеем права рисковать нашими жизнями! Филлис жестоко карает заговорщиков, если вы этого не знаете.

Я перегнулся через каменные перила моста и посмотрел вниз, откуда несло сыростью и затхлостью. Туман скрывал водяные потоки реки, заглушая остальные звуки. Краем глаза я заметил едва уловимое движение человека по имени Хо. Он встал рядом со мной.

— Итак, ваши просьбы, пожелания, — подбодрил я камберца.

— Организуйте встречу доверенных лиц королевы с нами. Сама госпожа Лация навряд ли захочет принимать участие в сомнительной, по ее мнению, сделке. Поэтому мы согласны и на такой вариант, который все же предусмотрит нашу совместную встречу. Ну, а далее пойдет разговор по сути.

— Как все будет выглядеть на самом деле?

— Мы договариваемся, что в случае дворцового переворота Лация вводит войска в Камбер и перекрывает все границы, и не пускает войска Сатура в нашу страну. Мы сумеем обосновать законность этих действий, чтобы у населения не возникло желания встретить ваграмцев вилами и камнями. Заговорщики — будем называть вещи своими именами, ибо так оно и есть — получают возможность править Камбером, отдавая взамен право протекции над Золотой Цепью Ваграму еще на сто лет. Тем самым устраняется прямая угроза вторжения Степи. А с Сатуром можно договориться, кинув кусок сладкого пирога.

— Лихо, — я усмехнулся.

Лация не пойдет на это, — я задумался. — Она не настолько наивна, чтобы ввязываться сейчас в сомнительную сделку. Попахивает, и весьма сильно. Лично мне начинала не нравиться эта затея.

— Да, — согласился со мной Хо, не поняв моей насмешки. — Это опасно. Но у нас нет другого пути, кроме как насильственное свержение Филиусса. Видите ли, Вадигор, вам мало известно о тонкостях договора Союза Трех. Там прямо записано, что в случае мятежа в одной из трех стран, правители двух остальных имеют право вводить войско в мятежную страну и разделить ее пополам до наведения порядка, которого может долго не быть. Мы же пошли иным путем: предупредить королеву Ваграма и тем самым обезопасить себя от нежелательного удара.

— Почему именно Ваграм?

— Мы больше всего симпатизируем Лации. Она молода, красива, деятельна, имеет поддержку во всех слоях общества, то есть — популярна. Даже в Камбере. Это не лесть. Многие предпочли бы дать клятву Лации, чем Ахею, королю Сатура. Он тоже нежелательная фигура в нашей игре.

«Наживка, — пронеслось в голове, — готовая наживка. Дескать, вот как все плохо. Союз Трех распадается, а королева Лация — единственная, кто может навести порядок. Легко клюнуть, если думать так, как этот Хо расписывает. Надеюсь, девочка не страдает от излишней впечатлительности к льстивым речам».

— Значит, вы хотите видеть меня посредником?

— Хотелось бы именно такого развития, — камберец склонил голову в знак почтения.

— А если я предложу переложить эту обязанность на верного и надежного человека, за которого поручусь?

Ну-ка, что ответишь?

— При условии, что вы поручаетесь за него, мы могли согласиться на такое предложение, — осторожно ответил Хо, подозревая, что где-то в словах кроется подвох. Но мой доброжелательный взгляд успокоил его. А ведь попалась птичка! Все стало ясно. Если бы игра шла серьезная и честная, Хо ни за что бы не согласился с моим предложением, и настаивал именно на моем участии в переговорах. Лация в последнее время доверяла лишь мне, чему я был очень удивлен. Но эта ловушка была настолько явной, что втягивать в нее королеву я не мог позволить.

— Когда я могу получить ответ? — видя мое молчание, заволновался ночной гость.

— Через два дня, — сделал я задумчивое лицо. — За это время я устрою все, о чем вы мечтаете.

Хо чуть от радости не прыгал. Мы расстались, и я скорым шагом двинулся к карете. Из-за сильной задумчивости я поздно заметил метнувшиеся мне наперерез темные фигуры, вынырнувшие из-под тяжелых каменных балок, держащих пролеты моста. Руки действовали независимо от мыслей, отвлекающих от сосредоточенности. Кажется, я успел отправить на тот свет двоих, но сильный удар чем-то тяжелым по затылку прочно уложил меня на холодные булыжники моста.

****

— Мальчишки! — Лация быстрым шагом мерила королевскую приемную, а Скотур и Ласар, понурив головы, стояли перед ней. Тут же находился Григ, Хранитель Тронг и малозаметный Пак. Их лица ничего не выражали, но в молчании легко читалось осуждение ночной выходкой. — Как вы посмели ходить на встречу неизвестно с кем, да еще отправлять одного Вадигора на мост! Он плохо знает город, людей, обычаи!

— Он сам настаивал на этом, — заикнулся Скотур.

— Молчать! Я не спрашиваю о ваших желаниях! Что говорил Вадигор перед уходом?

— Если через полчаса не появится — искать его.

— И?

— По истечении срока мы решили проверить мост, и обнаружили два трупа. Это бродяги. Но Вадигора там не было. Обыскали все вокруг, но потом решили ехать во дворец.

— Вы слышали какие-нибудь звуки, крики, шум драки? — Тронг не двинулся с места, лишь стал покачиваться с носков на пятки.

— Ничего, — ответил Ласар. — Был настолько плотный туман, что глушил все звуки. Да и большую часть времени мы просидели в карете. Холодно.

— Мои люди обыскали все вокруг на сотни шагов от моста, но ничего не нашли. Никаких следов. Если бы Вадигор оказал сопротивление, наверняка мы обнаружили бы обрывки одежды или следы борьбы. Значит, на него напали неожиданно. Двоих он отправил на небеса, но сам, скорее всего, получил по голове дубинкой. Оглушенного легче тащить в укромное место.

— Тронг! — возвысила голос Лация и гневно сверкнула глазами. — Дозволяю провести большую облаву! Брать всю нищенскую и бродячую шваль и допрашивать с пристрастием. Они от страха сами все выложат. Все дознания записать, предоставить мне лично! Григ! Вызовите министра Внешней Охраны и подготовьте приказ о поимке всех банд Одема. Найти Потрошителя, Лихого, Крючка — все это коронованное бандитское отребье и заточить в Башню. Вполне возможно, что Вадигор в их руках, и живой, надеюсь!

— Они не посмеют с ним сделать что-либо, — осмелился подать голос граф.

— Молчите, ради всех небожителей! — воскликнула Лация раздраженно. — Заварили кашу — будьте добры хотя бы не мешать убрать за вами! Вон, Ласар молчит, старый лис. Это ваш второй прокол, кстати, лейтенант. Что можете на это сказать?

— Ничего, моя госпожа, — буркнул Ласар. — Облапошили нас, как…

— Вот именно — облапошили, — со вкусом повторила Лация. — Идите в казарму и сделайте надлежащие выводы, заговорщики. Ну, а что делать с вами, граф? Ведь я тогда уже заподозрила неладное, увидев вас вместе с Вадигором в саду.

— Дозвольте мне принять участие в поисках! — вытянулся в струнку граф. — Я привлеку нужных людей, верных и умеющих держать язык за зубами.

— Не будьте самоуверенны! Еще не хватало, чтобы в запальчивости вас занесло в нехорошую историю. Будьте осторожны. Я разрешаю вам искать Вадигора. Идите. И еще… Если удастся — отыщите заодно и того человека, с которым Вадигор встречался.

Лация уперлась кулаками о стол и устало поглядела на Пака. Телохранитель едва уловимо кивнул головой. Дождавшись, когда все покинут кабинет, она спросила:

— Полагаешь, кто-то учинил заговор?

— Нет, простая случайность. Господин плохо знает город, вот и попал в дурную историю. — Пак напряженно прошелся по кабинету, поглядел в окно. — Я знаю, где он может быть. У Потрошителя. Мост — его территория.

— Да ну? — усмехнулась королева. — И откуда у тебя такие знания?

— Я хорошо знаю город, — склонил голову Пак. — И смею надеяться, что похищение господина Вадигора будет связано лишь с выкупом.

— Я им дам золото, — угрожающие нотки прорвались в ее голосе.

— Ты говоришь не как правительница, а как женщина, любящая женщина.

— Пак, ты всегда такой наблюдательный? Я полагала, что твои умения распространяются лишь на охрану моей персоны.

— Пак не слепой — он все видит! Ваши взгляды, движение рук, блеск глаз — все я замечаю. Хотелось бы радоваться за вас, но не вовремя вы встретились.

— Ах! — только и развела руками Лация и ошарашено посмотрела на своего неотступного охранника, осознавая, что перестала контролировать себя. Утешало лишь одно: кроме Пака и Амалеи еще никто не разглядел теплоту взаимоотношений с Вадигором. Но где увидел один — разглядит другой. Тут верный телохранитель прав. Нужно быть осмотрительнее.

— Я хочу поискать Вадигора, — заявил Пак. — Чем мельче ячейки, тем крупнее улов.

— Один?

— Ты же знаешь: я не люблю таскать за собой хвост из никудышних помощников. Лишние хлопоты раздражают меня и мешают в работе.

— В такой обстановке я бы не хотела отпускать тебя из дворца, — медленно проговорила девушка и подошла к Паку. — Только ты больше пригодишься в городе. Найди его, Пак.

Уже выходя из кабинета, Пак едва слышно проворчал:

— Эти слова подтверждают то, что я сказал ранее. Женщина…

****

Я медленно открыл глаза, очень медленно. Любое движение век отдавалось болью в голове, пульсирующая боль колотушкой било в виски и куда-то в затылок. Приложились крепко, надо признать. В ноздри ударил давно забытый запах, преследовавший меня долгое время. Пещеры, тусклый огонек костра, и вонь немытых тел.

— Очнулся, голубь? — меня несильно похлопали по щеке. Мир взорвался изнутри, кровь толчками забила в стенки черепа.

Надо мной нависла мерзкая рожа, самая премерзкая во всем Одеме, наверное. Изо рта пахнуло гнилью.

— Пора, пора. Принц Короны ждет тебя. Поднимайся.

— Кто это? — я с трудом приподнялся на руках, и ошалело заморгал. Боль снова дала о себе знать.

— Непочтителен ты, я гляжу, — обладатель страшной рожи неожиданно хихикнул по-женски. — Давай, шевелись. Живой ведь, не умер. Принц не любит ждать.

Опершись посильнее о землю, я поднялся и перевел дух. Все могло быть и хуже. Плохо только, что не было клинка при мне. Его благоразумно у меня забрали. Ногами я передвигал сносно, руками шевелил. Если бы не выматывающая боль в голове — я чувствовал бы себя самым счастливым человеком в мире. Говоривший со мной выдернул из расщелины в стене едва горящий факел, и коротко кивнул мне в сторону черного зева, ведущего вглубь странного помещения. Кажется, я находился в пещерах. Незнакомец остановился, словно о чем-то вспомнил:

— Иди впереди, голубь. А то еще приложишь чем-нибудь по моей бедовой головушке.

Я усмехнулся, зная, что в полутьме вполне можно пропустить удар. Мой сопровождающий пристроился за мной и всю дорогу, пока мы шагали по извилистым лабиринтам подземного города, он сопел в спину. А это был действительно город. В многочисленных нишах горели факелы, освещая небольшие группки людей. Одни что-то делали, другие просто спали, третьи играли в кости, отчаянно споря и жестикулируя. Кажется, все нищее население Одема собралось здесь, обустроившись надолго и со вкусом. Все стены были увешаны коврами, даже на полу их было несметное количество. Меня замутило от запахов светильников и отбросов человеческого жилья.

Завернув еще за один угол, мы оказались посредине большой пещеры, освещенной не в пример больше, чем кротовьи норы по пути сюда. На мягких подушках, довольно засаленных, сидел мужчина с редкими волосами на голове. Обнаженная грудь рельефно бугрилась из-за игры света и тени. Он увидел меня и хищно улыбнулся, показывая полусгнившие зубы. Меня этим не проберешь, если расчет на испуг. Судя по смуглой коже, он — муфазарец, какими-то ветрами оказавшийся на далеком континенте. Муфазар и сам считался таинственной землей, и слухи о несметных богатствах и необъятных незаселенных территориях будоражили умы многих бедняков и знатных лиц. Может, «король», был рабом на ваграмских галерах, да удачно сбежал, осев в Одеме и сколотив банду таких же отщепенцев.

Сильный удар под колени повалил меня на землю. Конвоир, неожиданно обретя недюжинную силу, надавил на шею, склоняя мою голову вниз.

— Странный он какой-то, — гортанным голосом произнес Принц. Пришел и уставился на меня, как на невиданную зверюшку.

— Он ослеплен твоим видом, Принц, — заторопился объяснить мою неловкость конвоир. — Многие творят из-за этого глупости. Я научу его покорности и покладистости.

— Не трещи попусту, Балабол, — поморщился Принц. — Да отпусти ты его голову!

— Это тебя зовут Потрошителем? — поинтересовался я. — Представлял тебя другим.

— Потрошитель! — захохотал хозяин подушек. Вслед за ним захихикал Балабол. — Я даже не подозревал, что мое имя известно даже варварам! А я все думал, кто там появился, наводящий ужас на жителей этого грязного города! Но я не настолько кровожаден! Вот сейчас сам в этом убедишься: если есть у тебя золотишко на черный день — разрешаю купить свободу в обмен на свои деньжата. Купи себе жизнь.

— А если нет — убьешь?

— Дерзок премного. Так и будет: смерть с устрашением. А еще лучше: умрешь на потеху публики, что живет рядом со мной.

— Мне не привыкать развлекать людишек, — несмотря на опасное для меня положение, я улыбнулся.

— А ты не из дрожащих, — даже уважительно ответил Принц. — Я тебя узнал. Это тебя королева выдернула из-под топора палача, так? Я поступлю более справедливо: деньги на твою свободу. И тебе хорошо — и мне прибыль.

— Истину говоришь, господин! — зашептал громко Балабол. — Зачем попусту кишки ему выпускать? Из него хороший боец выйдет. Видел бы ты, как он Хорька и Акулу завалил. С обеих рук, одним ударом.

— Заткнись! Мне не нужны подробности! Сами виноваты, что зазевались.

Принц-Потрошитель лениво пошевелился на подушках, поменял позу и изобразил на лице задумчивость.

— Впрочем, все это сказочки для детишек. Мои ребята пасли тебя от самой кареты, даже разговор слышали. Веселые времена наступают, а? Ты непростая птичка. И просто так я тебя не отпущу. Мешок золотых ноблей.

Потрошитель снова захохотал, откинувшись на подушках.

— Как же я откуплюсь, если никто и не знает, где я и что со мной случилось? — попробовал я схитрить, чтобы выяснить местоположение пещер.

— Скажи только, кому передать твою просьбу, — пожал плечами Принц, — и мы сделаем это. А есть деньги-то?

— Найдутся, даже с излишком, — небрежно ответил я, вкладывая в сказанное еще один смысл, но Принц не понял и улыбнулся, как сытый кот на кухне. Он протянул руку и Балабол, спотыкаясь, бросился к хозяину, чтобы поднять того с подушек. Но вдруг в пещеру влетели два оборванца и на разные лады завопили:

— Принц! Принц! У нас большие проблемы!

— Тихо! — рявкнул Потрошитель. — Говорите кто-нибудь один!

Оборванцы переглянулись, и один, с давно немытой головой и язвами на руках, отдышался и затараторил:

— В городе облава! Вся армия, все гарнизоны Одема и Внешняя Охрана тоже перевернули все наши точки. Гусь попался в лапы Тронга! Боюсь, что он разболтает про наше убежище!

— Ша! Гусь — не сопливый мальчишка! Давай дальше, что там у тебя…

— Всех, кого повязали, свозят в подвалы Хранителей. Королева, по слухам, твердо решила повесить на перекладину Крючка, Лихого и… тебя.

— Вот это она зря! — и без всякой помощи Принц вскочил на ноги, подошел ко мне и рванул за ворот рубахи. — Ну, давай, парень, скажи честно: вся эта шумиха из-за тебя?

— Вполне может быть, — не стал разочаровывать я короля воров и бандитов. — Ты еще не передумал о мешке денег?

— Дерзкий, — прошипел Потрошитель, обнажая уродство своих зубов. — А ты не подумал о своей участи? Твоя королева не спасет тебя со всей армией Союза, как бы ты ни хотел надеяться на это.

— О себе я меньше беспокоюсь.

— Хорошо. Одним мешком дело не обойдется. Тут пахнет баронством, братцы!

В ответ бандиты что-то прокаркали, разделяя восторг своего хозяина.

— Бешеный! Раз ты здесь — отведи эту птичку под замок. Глаз с него не спускай. Головой отвечаешь. А я пока решу, что с ним делать.

Меня заперли в узкой деревянной клетке, пригрозив страшными карами, если я вздумаю кричать и нарушать покой отдыхающей братии. Теперь можно предаться размышлениям. Ясно, что нервы Лации не выдержали, и она решила зачистить Одем. И будет упорна в своем желании найти меня. А этим решением она раскрыла себя и свои планы. Теперь аристократия задумается, почему какой-то варвар, сохранивший свою голову, так важен для королевы. У Потрошителя оч-чень огромные надежды на выгодный обмен. Даже на баронство замахнулся. Что ж, королева вполне может дать ему статус ради моего спасения. Поэтому отсюда меня не выпустят до окончания облавы. А сколько она продлится — одному Доминику известно. Месяц? Два? За это время для меня придумают развлечение, где я буду вынужден спасать свою шкуру.

Но все произошло по-другому. Принц, видимо, нашел ответ, что со мной сделать. Меня начали переводить из одной клетки в другую через ответвленную систему пещерных ходов, и уже на пятом своем узилище я заподозрил, что меня просто гоняют по кругу. Я припомнил, что Лация рассказывала мне об огромных катакомбах, протянувшихся на много лиг от Одема в разные стороны. Катакомбы образовались в результате выемки каменных глыб для строительства города. После завершения строительства образовавшиеся пустоты стали использовать для захоронения умерших. Более лучшего места и нельзя было придумать. Сухо, глубоко под землей, можно прятать богатых покойников в такие места, где их нескоро найдешь. Последнее обстоятельство учитывалось при наличии мародеров. Искусственные слухи об ужасах катакомб не отпугивали таких шустриков, а наоборот, привлекали для вдумчивого изучения подземных шахт, ходов, штолен. Мертвяков свозили со всего быстро растущего города. Верхние ярусы предназначались для простолюдинов, а ниже помещали знатных господ. Тела завертывали в кусок ткани и оставляли лежать на специально выдолбленных в скалах полках. Получалось что-то вроде многоярусного хранилища. Но найти богатые захоронения было не так легко. Без наличия специальных карт, которые берегли пуще своих жизней Хранители, невозможно было добраться до вожделенных трупов. За картами охотились, и поговаривают, одну таки добыли. Но где она, и у кого — история умалчивает.

Однажды, когда я потерял счет времени, пришло понимание того, что мы удаляемся от города. Больше не было бесконечных петляний, зловония, преследовавшего меня всю дорогу, а была прямая штольня, уводившая подальше от населенных бродягами и нищими пещер. Со мной неотлучно находились шестеро во главе с Бешеным и Балаболом. Итого восемь человек на одного узника. Я даже стал уважать себя еще больше. Мои руки были постоянно связаны. Потрошитель встретил нас в одном из ответвлений, дал наказ не спускать с меня глаз, и мы пошли вперед, и только вперед. Куда — я не знал. Бандиты рта не раскрывали, чтобы ненароком конечная точка нашего путешествия не стала известна мне. Как будто я мог известить своих друзей!

Наш путь пролегал по мрачным коридорам, заваленным каменными блоками, аккуратно обтесанными специальным инструментом, но так и не вытащенными на поверхность. Дорогу освещал только один факел. Огонь берегли. Пройденный путь я старался запоминать, но вскоре плюнул на это занятие. Слишком сложной оказалась система отводов и разветвлений, рукавов и штолен, по которым мы шли.

Бандиты большей частью пути молчали, за исключением тех случаев, когда нужно было дать мне кусок хлеба и глоток воды. По этому поводу разгорались нешуточные споры, кому предоставить право кинуть мне пищу. Я с каждым шагом в полутемных катакомбах осваивался все больше и больше, и теперь мог легко убежать без труда. Останавливало одно: связанные руки, незнание ходов, отсутствие воды. Малейшая ошибка — и я окажусь в тупике и умру страшной смертью. Лучшим выходом оставалось держаться вместе. Освободиться от своих конвоиров всегда успею.

Вскоре представился случай бежать, и я решился на отчаянный план. Мой конвой выбился из сил, прикладываясь к большой фляжке. И как только миновали очередной ключевой поворот, бандиты устроили привал, на котором тут же и захрапели. Скудная трапеза, доставшаяся мне, голод не утолила, но мне это не помешало. Я привык и не к таким условиям. Не теряя даром времени, я стал перетирать веревки о кромки острого камня. Факел, нещадно потрескивая, постепенно затухал. Вот он мигнул в последний раз, и все вокруг погрузилось во тьму. Я лежал на мелких камешках, вслушиваясь в храп спящих людей, и с наслаждением потирал затекшие от веревок руки. Теперь будет легче.

Я встал, стараясь не шуметь, и перешагнул через лежащих вповалку охранников. Ощупью двинулся в обратную сторону, вспоминая, где за поворотом было ответвление. Прошел поворот — и вот он, отнорок. О, Всеединый, какая же здесь темень! Я сел, прислонился спиной к холодной каменной стене и задремал, стараясь не думать, сколько времени нахожусь под землей. Самое интересное начнется потом, когда проснутся слуги Потрошителя. На ум пришла мысль передушить всех разом, пока спят, но тут же отбросил эту идею. Мне нужен провожатый, который вытащит на поверхность. В этих жутких лабиринтах можно блуждать вечность, но так и не выйти. На мой взгляд, Балабол прекрасно знал катакомбы: его уверенное движение в определенном направлении вселяло нешуточный оптимизм в дружков. Значит, Балабола надо беречь.

Погрузившись в царство неясных снов, я тщетно пытался узнать лица, мелькающие перед моим взором. Откуда-то из небытия вынырнула черная пустыня с растущими из песка уродливыми корявыми деревьями без коры. Я пробовал шевелить руками — они не слушались. Ноги медленно погружались в песок.

— Проснитесь, тараканье дерьмо! — выдернул меня из кошмара голос Балабола. — Ищите этого парня! Иначе Принц шкуру с нас спустит! Двое — назад! Двое — вперед! Смотреть по сторонам! Да поосторожнее! Не упадите в ямы. Остальные обшарьте все штольни по кругу!

Начинается. Я весь подобрался. Предстояла трудная работенка. План был рискованным, но в случае удачного исполнения можно выйти на поверхность.

— Эй, Балабол! Может, ну его, эти поиски! — раздался неподалеку от меня голос. — Здесь легко свернуть шею! Скажем, что не довели!

— Хочешь разговаривать с Принцем? — зашипел Балабол. — Иди, только меня в это не вмешивай.

— У нас мало факелов, — заговорил другой. — Поиски могут затянуться, а в темноте брести я не намерен. Понял? И плевал я на твоего Принца! Тоже мне — Принц!

— Ладно, ладно, пошли! — Балабол явно струсил. Большинство было против неразумных поисков в темных подземельях. А спорить с подавляющим большинством он не хотел. Своя жизнь оказалась дороже будущего разбирательства с Потрошителем. — Скажем хозяину, что парень пытался бежать, но провалился в яму. Только пойдем вперед. Возвращаться не будем. Принца все равно сейчас мы не найдем.

Одобрительный ропот был в ответ. Всех удовлетворило решение такого вопроса. Бандиты собрались вместе, и вскоре их голоса затихли вдали. Я из-за предосторожности некоторое время не вылезал из укрытия, ожидая любой хитрости от рваного воинства. Но и медлить тоже не хотелось. Если я упущу группу, то в темноте у меня все шансы навсегда остаться в мрачных подземельях. А ведь есть еще одно обстоятельство: нельзя выпускать бандитов на поверхность.

Первого оборванца я уложил вскоре после того, как Балабол объявил привал. Несчастный отошел за «угол» облегчиться, где и остался навеки. У него я разжился ножом.

— А где Червь? — спохватился Бешеный. — Его что, Кумар утащил? Эй, Червь, отзовись!

Червя обнаружили быстро. Бандиты собрались возле тела и горячо заспорили, как мог умереть их товарищ. Почему-то грустное событие с моей персоной они даже и не связывали. Всерьез велись разговоры о покойниках, бродящих в катакомбах и о прочей нечисти, любящей полакомиться свежатиной. Меня это позабавило чрезвычайно, пока я сидел за огромным валуном в трех шагах от них. С этого момента я невидимой и неслышной тенью скользил за озадаченными бандитами. Они еще долго обсуждали случай с Червем, не подозревая о будущих событиях, которые затмят память об их товарище.

Порой мне казалось, что нахожусь в подземелье целую вечность, что навсегда похоронен заживо здесь. А тут еще откровения Балабола со своими напарниками на каждом привале.

— Эти катакомбы появились так давно, что уже никто и не помнит. Даже в умных книжках об этом не пишут. Точно, говорили знающие люди. Даже когда стали строить город, штольни уже существовали. Ходы тянутся на много лиг во все стороны света. Одем-то из этого камня построен. А в пещерах стали хоронить жмуриков. Места здесь идеальные. Дескать, никто сюда и носа не сунет. Кстати, тут есть рукав от основного хода. Он ведет в склеп Святого Лога. Там никто не бывал с тех пор, как Лог представился. А это лет триста, не меньше.

— Жуткое место, — отозвался один из бандитов. — Умеешь ты, Балабол, зубы заговаривать и страху нагонять. А ну, как кинутся мертвяки к нам и выпьют всю кровь?

— Надо было Червю монету оставить, — забеспокоились другие. — Теперь он нас преследовать будет.

— Скоро выйдем, а? — нетерпеливо спросил Бешеный. Он один постоянно оглядывался во время движения, словно чуял мое присутствие. — До чертиков надоело под землей шариться.

— Скоро. Главное, не проспать один хитрый поворот. Если упустим — пропадем, заплутаем.

На очередном привале я приметил парочку, которая решила прогуляться за камни. Меня заинтересовало, для чего они решили уединиться. Прислушался к разговору.

— Я к Принцу не вернусь, — негромко произнес один из бандитов. — Мне его делишки надоели. Я скопил немного деньжат. Хочу открыть свою харчевню в Римате.

— Думаешь, Потрошитель тебя не достанет? Ты утаил часть общей добычи, — резонно возразил его собеседник. — Лучше будет припрятать денежки в укромном месте и никому об этом не болтать. Пока Принца не укокошат.

— Тебе-то я уже проболтался, — изменившимся голосом произнес первый.

— Меня ты знаешь, Клоп! Я — могила! — убежденно произнес его товарищ, слишком убежденно.

Я усмехнулся. Этот парень не промах. Поучаствует в захоронении добычи, запомнит место, а потом сдаст несчастного Клопа Потрошителю. Так он думает, потому что дурак. Предводитель большей части бандитского Одема вмиг раскусит мелкую интрижку своих прихлебателей. А может случиться и так, что напарник Клопа сам захочет убрать его навечно с общей дороги. Тоже неплохое решение.

— Ты не слышал? — встрепенулся Клоп.

— Что? — не понял второй.

— Показалось, что за твоей спиной кто-то ходит. Камешки шуршат под ногами.

— Да это наши бродят, — неуверенно ответил напарник.

— Нет, это со стороны Одема, откуда мы пришли.

— Это Червь, — дрогнул голос бандита. — Его душа просит законную добычу.

— Дай ему монету!

— Почему я?

— У меня нет денег, а у тебя за щекой медяк. Дай Червю успокоиться.

Разгорелась свара. Не теряя времени даром, я под шумок вынырнул из-за укрытия и оказался за спиной Клопа.

— Червю не нужны деньги, парень, — негромко сказал я.

Клоп резко обернулся и в ужасе вытаращил глаза. В полутьме, освещенной бликами факела, я показался ему выходцем с того света, обитателем таинственных катакомб. Второй бандит оказался расторопнее. Он выхватил меч, направил его в нашу сторону, но и я не зевал. Сильно толкнул Клопа, который налетел на меч и задергался от боли. Я сделал большой шаг вперед и загнал нож под ребра бдительному бандиту. Аккуратно уложил обоих под камни, обвязался ремнями, прицепил меч, не забыв и про нож Клопа. Теперь врагов осталось пятеро.

Так же неслышно я растворился в глубоких тенях катакомб. После обнаружения убитых мною бродяг сомнения насчет случайностей смертей исчезнут. Меня будут караулить, и внезапности нападений им удастся избежать. Никто уже не будет беспечно отходить в сторону. И кто знает, насколько затянется эта игра. А мне уже хотелось есть и пить. Неприятная пустота в желудке не казалась смертельной, но мешала рассуждать и действовать быстро.

Бешеный сразу заявил, как только мертвых обнаружили:

— Это тот самый денежный мешок. Он жив и идет за нами.

— Говорил я, чтобы обыскали все отводы! — Балабол от страха потерял голос. — Теперь он нас всех перережет!

— Тихо! — рявкнул Бешеный. — Держаться всем вместе, не отходить в сторону без надобности. Если хочешь отлить — делай это на ходу!

Ругаясь и толкаясь, изгои Одема поспешно двинулись дальше. Я неслышно скользил за ними, превратившись из жертвы в преследователя. Бандиты понимали это прекрасно, и поэтому страх придал им силы. Удивительно, насколько мне удалось внушить им, что в одиночку я очень опасен. Страх, который я нес своим незримым присутствием и был моим союзником, толкал их в спину.

Поворот. Еще поворот. Коридор ощутимо изгибался вправо. Чувствовалось, что наше путешествие подходит к концу. Теперь только быстрота и решительность поможет мне выбраться наружу. Я ускорил шаг и вытащил нож. Как только коридор стал делать новый, едва видимый поворот, а факел осветил фигуру идущего последним бандита, метнул оружие. Бандит осел на землю, замахал руками и ткнулся носом в пыль.

— Блайд! — в ужасе закричали его товарищи.

Поднялась паника.

— Бешеный! Его надо прикончить!

— Заткнитесь, тупицы! Он в темноте видит лучше нас! Только вперед! Балабол, скоро выход?

— Еще два поворота — и будет развилка, — у Балабола стучали зубы, да так громко, что я даже слышал эту дробь.

Почуяв запах крови, я с хищной улыбкой скользил за своими мучителями. Серое Братство может гордиться мною. Я в одиночку вершил судьбу этих ублюдков. И пусть я превосходил их в умении драться, но кто мешал им грамотно организовать охоту и прикончить меня, не доводя дело до опасной черты?

Бешеный оказался достойным противником. Он догадался не оставить мне оружие Блайда, да еще умудрился скрыться в середине бегущей четверки. Молодец, не теряет головы! Я понял его замысел. Бродяга стремился побыстрее выбраться наверх, прикрываясь спинами оставшихся в живых. И преследование продолжалось. Я крался вдоль холодной стены, стараясь не попадаться лишний раз на глаза, в то же время отслеживая, куда бандиты повернут.

— Стой! — Балабол вздернул руку с факелом вверх и осмотрел очередную развилку. — Вот сюда, в среднюю!

И в этот момент я кинул оставшийся нож. Удачно. Под вопли оставшихся в живых, незадачливый бродяга упал, неловко подвернув ноги.

— Да быстрее же! — Балабол нырнул в коридор. — Осталось меньше лиги! Плевать я на вас всех хотел! Кто отстанет — пеняйте на себя!

Пенять на себя никто не захотел, и все трое рванули так, что я забеспокоился: не потерять бы их в стремительной накатившейся темноте. Парни от страха совсем голову потеряли. На их месте я бы постарался перехватить преследователя в узком коридорчике и покончить разом со всеми бедами. Но желание убежать от крадущегося за ними кошмара затмило их мозги. Даже Бешеный поддался панике, забыв захватить с собой нож, из которого был убит их товарищ. Чем я и воспользовался.

Я тоже торопился. Неизвестно, что ждет меня впереди. Выходом могли оказаться как ворота, так и узкая расщелина. В таком случае выход на поверхность оказывался серьезной преградой. Меня запросто выловят в тот момент, когда я появлюсь из катакомб. Или сделают еще проще: завалят ход. Значит, кончать их надо здесь. У кого нервы окажутся крепче?

— Вот выход! — радостно заорал Балабол.

Я ускорил шаг. Мне почудилось слабое шевеление свежего воздуха. Бродяги, отпихивая друг друга локтями, лезли по камням наверх, туда, где высоко в небе на черном полотне ночи ярко переливались разноцветными огоньками крупные звезды. Хороший выход, широкий.

— Не торопитесь, места всем хватит, — выступил я из темноты в свет факела и приподнял меч.

— А-аа! Покойничек явился! — Бешеный прыгнул мне навстречу с вытянутой рукой. Его страх куда-то пропал. Ярость, с которой он напал на меня, была понятна мне. Он желал расправиться со мной за все время страхов, что я нагонял на него во время подземного путешествия.

Я легко отбил его меч и без лишних раздумий погрузил клинок своего оружия в податливую плоть. Бешеный умер быстро. Но пока я разбирался с самым достойным из всей компании, Балабол и еще один бродяга исчезли под шумок, убежали как трусливые крысы. Я выждал некоторое время, осторожно поднялся по камням и через расщелину выбрался наружу. Свежий воздух полоснул по лицу. Я с наслаждением вдохнул полной грудью и упал на спину, ощущая через одежду впившиеся в тело камешки. А потом долго смотрел на звезды, тихо улыбаясь ночному небу.

 

7

Весь королевский двор старался ходить на цыпочках. С утра до вечера охрана беспрерывно то впускала, то выпускала людей, обвешанных оружием, гонцов с запыленной одеждой и лицами, озабоченных знатных господ. Лация принимала доклады и давала четкие указания, что делать дальше. Она ждала Хранителя. Двое суток Тронг выбивал из нищих и бродяг Одема сведения о недавних событиях вместе с зубами и внутренностями. Что он накопал интересного для себя — Лацию не интересовало. Ей нужен был всего лишь один ответ.

Тронг с запавшими от бессонницы глазами ввалился в рабочий кабинет королев, и на немой вопрос Лации так же молча покачал головой.

— Или новость еще не распространилась, или бродяги действительно ничего не знают. Но есть много других интересных вещей…

— Это напрямую связано с тем, что нам необходимо?

— Не совсем…

— Тогда позже, Тронг. Представь отчет — я разберусь. У тебя все?

— Да, моя госпожа. Сожалею, что ничем не помог.

— Не кори себя, Тронг. Все хорошо поработали. Министр Внешней Охраны здесь?

— Он ждет аудиенции.

— Хорошо. Ты свободен. Позови Калиоса.

Министр Калиос, не в пример Тронгу, выглядел свежим и подтянутым. Парадный камзол с множеством золотых нитей и бриллиантовых пуговиц как влитой сидел на его кряжистой фигуре. Создавалось впечатление, что вся шумиха пошла ему на пользу. Пятидесятилетний министр отличался цепким умом и настолько жестким и неуживчивым характером, что его боялись и даже ненавидели, начиная с заместителя до простого сотрудника Охраны. Калиус был жесток, но справедлив. Он был из тех людей, на которых Лация очень надеялась в будущих преобразованиях Ваграма.

— Говорите, Калиос, — Лация постаралась скрыть нетерпение в голосе, и ей удалось это сделать. — У вас есть новости?

— Госпожа! — склонил голову министр. — Мы очистили доки от уличной мрази, но Лихого, Крючка и Потрошителя поймать не удалось. Думаю, их успели предупредить.

— Как такое возможно? — вскинула голову Лация.

— Не имею представления. Смею только высказать мнение, что после начала облавы весть быстро распространилась по закоулкам и сточным каналам. Главари ушли в неизвестном направлении, или же затаились в таких дырах, о которых мы еще не знаем. Потрошитель, по моим сведениям, скрылся в дальних катакомбах Одема. Там его не достать.

— У кого может находиться Вадигор, не выяснили?

— Нет. Все слишком быстро происходит. Мы не успеваем за событиями. Следовало бы тихо выяснить, где его спрятали, а уж потом нанести удар. Такая чистка только нанесла вред… Извините, моя госпожа.

— Не стоит извинений, — закусила губы Лация. — Я погорячилась, согласна. Слишком это было… Нагло. Мне бросили вызов отщепенцы. Никто не смеет таким образом воздействовать на королевскую власть.

— Вполне может быть, что нищие не причастны к похищению, — осторожно ответил Калиос. — Это похоже на тонкую игру Камбера. Шпионы союзного королевства любят вовлекать в свои игры множество случайных людей, порой никак между собой не связанных. Так, наверное, произошло с Вадигором. Это была ловушка, поставленная на него самого.

— Странно, — Лация села в кресло. — Вся история с Вадигором от начала до конца отдает запашком. Удалось ли вам, Калиос, узнать, кто прибыл с Континента за последние дни?

— Конечно. Судно «Летящий», на котором находились Главная Судья Амалея, взято под наблюдение. Все выходы моряков отслеживаются. Настораживает лишь отсутствие товара на корабле, хотя это не увеселительное судно. Груз, конечно, есть, но в малом количестве. Ради пяти бочек китового жира не стоит гонять корабль из Паунса в Одем. Неразумно.

— Серое Братство? — задумалась девушка.

— Нет. Вадигор ни с кем не встречался из экипажа. Тут совсем другое. Я старый лис, чую: дело связано, скорее всего, с выкупом. Но кто осмелится выдвинуть требование? Кто этот нахал и смельчак? Прикажете прекратить облавы?

— Пожалуй, да, — с трудом ответила Лация и поникла головой. — Я поспешила, о чем сожалею…

— Королева, вы не обязаны обвинять саму себя, — по-отечески заметил Калиос. — Все сделанное пойдет лишь на пользу. Мы очистили Одем от банд, мешающих городу жить и развиваться. Рано или поздно это нужно было начинать. А с Вадигором ничего страшного не случится. Если ему представится возможность взять в руки даже простую булавку — он освободится и без нашей помощи.

— Неужели? — улыбнулась Лация. — Это даже для него очень сложно.

— После той злополучной охоты многие из вашего окружения уже не думают так, — склонил свою голову с богатой шевелюрой министр. — Я могу идти?

— Послушайте, Калиос, — окликнула повернувшегося было министра девушка, — вы что-то говорили о катакомбах. Кто может мне обстоятельно растолковать о них?

— Только Ральер, — развел руками Калиос. — У него скопилась масса старых карт, да и сам он частенько бродит по подземным штольням. Мои люди замечали старика с факелами в руках и с запачканными штанами. Бережем его, знаете ли… Поговорите с ним — и откроете для себя бездну интересных вещей.

— Не затруднит вас вызвать Ральера ко мне без лишних церемоний и огласки?

— Нисколько. Я сейчас же дам распоряжение паре моих людей доставить его лично в ваш кабинет.

Калиос стремительно вышел, и снова наступило затишье. Девушка подошла к окну и прислонилась к нагретому жарким солнцем стеклу, настолько тонкому и хрупкому, что становилось страшно от мысли, что его можно выдавить. В Болаге умеют делать отличные и изящные вещи.

Почему она так стремится к спасению Вадигора, который еще совсем недавно был простым лазутчиком, шпионом с закатной стороны? Он — соперник в борьбе за власть, но эта новость встревожила не сколько Лацию, сколько ее мать. Несколько десятилетий шла непримиримая борьба двух кланов, разрешаемая лишь строгими и неукоснительно исполняемыми законами. Одемиры и Вадигоры менялись местами со смертью очередного правителя. Это давало небольшую надежду на спокойствие в Ваграме. Разница была только в одном различии: Одемиры — сугубо женская династия, не допускавшая к трону мужчин своего рода. Как удалось им уничтожить достаточно сильный клан Вадигоров? Семнадцать лет Ваграмом правила королева Женис, после чего передала власть своей дочери, оставаясь при этом пристрастным наблюдателем, тайным руководителем многих начинаний Лации. Молодой королеве это не нравилось, но она вынуждена была смиряться с таким положением.

И вот появился Гай Вадигор, чудом спасшийся от расправы наследный принц. Случайно ли это событие или небеса затеяли веселую игру? И знал ли Вадигор о своем прошлом? Этот парень, совершенно далекий от интриг и тяги к власти, понравился ей, понравился как мужчина. Просто так, по зову сердца. Узнай об этом королева-мать, подняла бы ее на смех. Но прежде чем почувствовать душевное томление, Лации пришла в голову мысль использовать Вадигора в игре по устранению влияния Женис. Так случилось, что противником девушки стала ее мать. Лация прекрасно чувствовала, что большинство придворных во дворце уже очарованы загадочным гостем, а самые влиятельные министры — Балт и Калиос — однозначно поддержат его. Следовало бы еще учесть влияние дворянства, где воду баламутит Скотур. Выходило, что Гай становится чуть ли не главной фигурой в Ваграме. Так почему бы не использовать его в настоящем деле? Но вот этого-то Лации совершенно делать не хотелось.

«Я не настоящая правительница, — призналась себе Лация, чувствуя, как от стекла идет жар раскаленного солнца, — и не могу жестко решить проблему, возникшую не по моей вине. Мать, когда пришла пора, освободилась от человека, который стал моим отцом, забыла о нем, сосредоточив все внимание на своей дочери. Она была права, но попробуй докажи ей, что сейчас совсем другая ситуация. Да и не нужно ей об этом знать».

В дверь постучали, не робко, но и не решительно, как привыкли предупреждать свое появление Калиос или Балт. Королева отошла в глубь кабинета, села в кресло и приказала войти стучавшему. Это был Ральер. Под мышкой у него была внушительная кипа бумаг, местами пожелтевших. Поклонившись Лации, бывший министр с достоинством выпрямился и вывалил на стол свой груз.

— Вы хотели видеть меня, Лация?

Он всегда так обращался к королеве, оставаясь с ней наедине.

— С нетерпением, энн Ральер, — улыбнулась девушка, делая жест в сторону свободного кресла, более простого и без изящной резьбы, обитого плотной зеленоватой тканью в тон стола. — Вам передали мою просьбу, может быть, несколько неожиданную?

Старик не сел.

— Ничуть, я даже ожидал подобного уже несколько лет. Энни Женнис так и не удосужилась выслушать мои предположения. А теперь я хотел бы понять, что именно вы желаете услышать.

— Катакомбы Одема. Сегодня с утра они интересуют меня чрезвычайно.

— Чем же?

— Можно ли выяснить, куда они ведут, что скрывают в себе, и можно ли оттуда выбраться, если заблудился.

— Ну, — Ральер с хрустом развернул один из свитков, испещренных разноцветными линиями, многочисленными стрелками, непонятными знаками, прижал ладонью бумагу, собравшуюся было свернуться вновь. — Можно начать, пожалуй. Сюда, энни Лация. Это общий план катакомб. Все, что нарисовано на карте — пролегает под городом. Ходы в катакомбы расположены в нескольких районах Одема. Вот здесь, недалеко от порта, в квартале горшечников, под зданием оружейной мастерской, но об этом ходе никто уже не знает.

Палец Ральера метался от одной точки на карте к другой, на мгновение замирал, и снова продолжал порхать. Лация внимательно смотрела на движение руки отставного министра.

— Почему?

— Ход завалили тридцать пять лет назад. Кто сейчас помнит об этом случае? Далее: недалеко от Гвардейского моста.

— Ага! — воскликнула королева, и сердце ее учащенно забилось.

— Девочка моя, — Ральер разогнулся и внимательно посмотрел на разгорячившуюся Лацию, — я так понимаю, ваш интерес больше связан с похищением Вадигора, чем с тем материалом, что я накопил.

Лация покраснела и пробормотала что-то вроде того, что одно другому не помешает.

Ральер почесал переносицу.

— Есть большая вероятность, что энн Вадигора держат или держали до недавнего времени в пещерах под мостом. Там искали?

— Да. Около сотни бродяг вытащили на свет, — нехотя ответила девушка. — Они все упорно твердят, что никого не видели в своих подземельях. Или они врут складно, или на самом деле Вадигор там не появлялся. Может быть поджарить им пятки? Боль не все вытерпят… И куда ведут катакомбы?

— В сторону Римата, Болага, Газара и Задара. Последний ход тянется вдоль береговой линии и считается самым опасным. Там, я полагаю, сейчас прячется бандит по имени Крючок?

— Его головорезы крутились в порту, пока гвардейцы не вышибли их оттуда, — кивнула Лация и улыбнулась. — Откуда у вас такие сведения?

— Я же старый волк, — без тени самодовольства ответил отставной министр. — Без дела, которому я отдал много лет, трудно обойтись. Мне невыносимо сидеть в огромном замке и чувствовать, как сохнут мозги. Вот и развлекаюсь потихоньку.

— У вас есть осведомители?

— Их действия направлены только на удовлетворение моих интересов, — замахал руками старик. — Это, так сказать, любители рискнуть головой за пол-нобля в месяц. Вообще, я считаю, что переплачиваю им. Надо сократить расходы. Для меня это слишком расточительное увлечение.

— Мило, — задумалась Лация. — И как они справляются с поручениями?

— Вполне сносно. Если энни королеве угодно будет взглянуть на мои архивы — я предоставлю такую возможность, — Ральер слегка поклонился, не вставая. — Много интересного можно почерпнуть оттуда.

— Я хотела бы видеть вас своим советником.

— Я уже стар, девочка моя. Старые игры с новыми персонажами только утомляют меня.

— Так я и не зову на службу. Занимайтесь своим любимым делом, но с условием, что самые интересные и достойные моего внимания вещи будут предоставлены мне без промедления. Оплата пойдет из королевской казны.

— Было бы желание венценосных особ использовать мои многолетние труды на благо королевства.

— Оно у меня появилось.

— Хорошо, — улыбка тронула сухие губы Ральера. — Вам известно что-либо о катакомбах?

— Их использовали как место захоронения. Говорят, что где-то находится древнее кладбище с богатыми мертвецами. Их беспрестанно ищут, но безуспешно.

— Правильно! — воскликнул старик. — А все потому, что они замурованы. Представляете, целые десятки лиг подземных штолен, надежно замурованных, хранящих свои тайны! Раньше в Одеме был обычай оставлять рядом с покойным монету, золотую монету. За столетия сколько их набралось! Лакомый кусочек для любителей легкой наживы!

Ральер говорил с вдохновением; видно было, что он полностью увлечен загадками катакомб. Лация поудобнее уселась в кресле, подперла кулаком подбородок, приняв совсем не королевскую позу, и внимательно слушала бывшего министра. Не дожидаясь ответа на свой вопрос, Ральер сам внес ясность, размахивая сухой рукой, в которой зажимал карту.

— Этих монет будет достаточно для укрепления королевской казны!

— Наша казна не нуждается в золотом вливании усопших, — улыбнулась Лация.

— И не нужно! Я не подбиваю на кощунство. Но банды давно уже рыщут под землей и упорно разыскивают потерянные ходы в старинные кладбища. Заодно распространяют слух, что в катакомбах живет нечисть. Для собственного спокойствия. Зачем бродягам толпы людей, мешающих планомерным поискам?

— Если Вадигора увели подземными ходами, то куда?

— Я думаю — в Римат. Но не исключено, что за чертой города есть ответвления на Газар и даже в Камбер.

— Камбер? — задумалась Лация. — Это плохо. Только тайных ходов для переброски камберских соглядатаев мне не хватало. Но если это так, то версия о причастности Камбера к происшествию начинает главенствовать. Насколько огромны ходы?

— Это не сами ходы, а территория, которая пронизана штольнями, ответвлениями и теми же катакомбами. Можно спрятаться целому городу и держать оборону.

— На картах отмечены известные места выхода на поверхность?

— Зачастую выход — это маленькая расщелина или провал в чистом поле, который даже и не виден, и о нем знают ограниченное число людей.

— Если бы вы знали, насколько ценно ваше сообщение, — пробормотала девушка, глубоко задумавшись о чем-то своем. — Вы можете идти. Стойте! Можете ли вы оставить мне карту, вон ту, на столе? Я лично верну ее, обещаю!

— Ради вас, энни королева, — поклонился Ральер, — я готов пожертвовать даже такой ценностью, жемчужиной моей коллекции.

Проводив взглядом старика, Лация подошла к столу и склонилась над картой; провела пальцем невидимую линию от Одема до Римата, задумалась на мгновение, и решительно села писать письмо. Закончила, громко крикнула:

— Пак!

В дверь просунулась голова испуганного слуги и залепетала:

— Его нет, энни! До сих пор не вернулся из города!

Что за дела? Впервые Пак не стоит за спиной молчаливой статуей, а носится по улицам Одема как волкодав, вынюхивая след. Чем их околдовал Вадигор?

— Позови лейтенанта Ласара! Живо!

Слуга оказался на редкость проворным, не в пример другим, заевшимся и вальяжным. Лейтенант прибежал, топоча сапогами и гремя ножнами меча об углы многочисленных поворотов дворцовых коридоров. Он от усердия вытаращил глаза и рявкнул:

— Я здесь, моя королева!

— Отправляйте гонца в Римат наместнику Коперу! Лично в руки передать этот пакет! Гонцу надеть зеленую повязку на рукав!

— Слушаюсь!

Вторые сутки заканчивались полным безмолвием поисковых групп. Один за другим во дворец поступали донесения комендантов всех четырех концов Одема. Ничего утешительного. Лация не хотела даже выходить из кабинета, ежечасно рассылая пакеты во все уголки Ваграма. Она отменила приватные беседы с Амалеей и с матерью-королевой. К ночи заявился Пак, усталый и запыленный. Он бесцеремонно упал в кресло и пододвинул к себе корзинку с едой, но взял лишь бутыль с вином и надолго присосался к горлышку.

— Ну? — нетерпеливо топнула ногой Лация. — Твое поведение вызывающе, слуга!

— Я не слуга — я больше! — заметил Пак, и снова жадно припал к вину. Утолив жажду, он оттер губы и доложил:

— Я не нашел Вадигора, но следы его нащупал среди людей Потрошителя. Его зовут также Принцем. Вадигор был у него в качестве заложника, но куда исчез — не выяснил. Все оставшиеся на воле бродяги словно воды в рот набрали. Боятся шпионов. Тронг постарался научить их поменьше болтать.

— Хоть что-то, — выдохнула девушка. — Значит, он жив?

— Был жив, — Пак, наконец, взял хлебец и, разломив его, отправил большой кусок в рот. — Если парень не врал, Вадигора хотели продать тебе, энни, и за очень приличные деньги. Принц вообще хотел выбить для себя привилегии: полное прощение за все грехи и прочие награды.

— Я думаю, он заработал для себя пеньковую веревку на портовой площади! Эту почесть я ему обеспечу!

Уставшая, но со вспыхнувшей надеждой, она прошла в свою спальню совершенно без сил, упала в постель и уснула, и проспала бы долго, не разбуди ее страшный шум в коридоре. Ругалась стража, не пропуская кого-то, рвущегося поговорить с королевой. Лация наскоро привела себя в порядок, кивнула вскочившему Паку. Слуга рывком распахнул створки дверей, сделал знак, и королева выступила вперед, обвела грозным взглядом столпившихся придворных и военных, слуг и солдат.

— В чем дело? Кто объяснит мне причину столь раннего собрания?

Из плотно стоящей толпы вывалился незнакомый офицер в дорожном плаще, превратившегося из-за пыли из светло-коричневого в белесый. Он упал на одно колено и торжественно выкрикнул:

— Моя королева! Наместник Газара барон Афлег извещает о том, что в двух лигах от города задержан человек, назвавшийся Вадигором. Энн барон спрашивает, кто может подтвердить личность задержанного и что предпринять.

Лация уже его не слушала. Ощущение тяжести, словно на нее взвалили несколько мешков с песком, внезапно исчезло. В висках билась лишь одна мысль: Хвала Всеединому! Жив! Жив!

****

Вставать не хотелось. Лениво приоткрыл глаза, покосился на окно. Вечер. Я проспал почти сутки с тех пор, как под торжественные крики дворцовой челяди меня привезли к дворцу в карете барона Афлега, оказавшегося сообразительным малым и милейшим парнем. Славно мы посидели; моя голова распухла от выпитого вина настолько, что в ворота Королевского сада я въезжал в полудреме. Лация встречала меня бледная, осунувшаяся. Она вышла на крыльцо и пристально смотрела на мои попытки браво прошагать по прямой дорожке, стараясь не покачнуться.

Сообразив, в каком я состоянии, королева слабо улыбнулась:

— Я рада видеть вас живым и невредимым, энн Вадигор.

— И я тоже этому рад, моя королева, — склонил голову и тут же вскинул ее, посмотрев в глаза Лации. — Спасибо за ту помощь, которую ты пыталась дать мне.

— У тебя есть силы и желание пройти в Общий зал? У Совета накопились вопросы. Я понимаю, что ты хочешь выспаться после бурного возлияния с моим дядюшкой, но нужно войти в положение…

— Какие вопросы? — я твердо ступил на нижнюю ступень лестницы. — Идемте. Вот почему я не вижу среди встречающих главных людей Ваграма.

— Именно, — подтвердила Лация.

Весь цвет Ваграма находился в так называемом Общем зале, предназначенном для важных совещательных собраний. Полукруглый зал вмещал в себя несколько рядов массивных с искусной резьбой лавок, покрытых лаком, у дальней стены стоял королевский трон, а чуть левее находилось небольшое возвышение, похожее на кафедру в университете Таланны. Весь первый ряд был занят. Я увидел министра финансов Артуса, рядом с ним Балта, Грига, Тронга, Калиоса, парочку незнакомых мне старцев, поджимавшую губы — опять чем-то недовольна — королеву-мать, Брюнхильду-Амалею, отставника Ральера. Я понял, какой жест сделала Лация, выйдя мне навстречу, давая повод для пересудов. Плевать! Я зауважал девушку еще больше.

— Господа! — я кивнул в знак приветствия и коснулся пальцами правой руки левого плеча.

— Проходите, Вадигор, — первой откликнулась Женнис. — Садитесь рядом с энн Ральером, но только после того, как все нам расскажете. Ваше исчезновение вызвало большой переполох в Одеме. Признаюсь, давно мы не испытывали суматохи, которую устроила молодая королева… Наворотили вы дел. Ближе к делу. Говорите, юноша. Трибуна ждет вас.

Я поведал им свою историю от встречи с Хо и заканчивая расправой с бродягами Потрошителя в катакомбах. Это произвело большое впечатление на Совет. Балт переглянулся с Калиосом, едва заметно кивнул. Словно они и не сомневались в моих способностях.

— Энн Вадигор не случайно живописал свои приключения, дабы мы прониклись сознанием того, что с ним шутки плохи, — Женнис пошевелилась, словно сидела на иголках. — Мы учтем данное предупреждение. Вы встретились с неким Хо, утверждавшем, что он камберец. Он предлагал вам участвовать в перевороте с какой целью? Сесть на трон или получить небывалые полномочия? Довольно странная история.

— Я и сам не понял, — встав за трибуной, обвел взглядом напряженные лица сидевших. — Давать обещания в помощи человеку, чьи предложения туманны и непонятны было бы сверх глупости. Я умышленно затянул с ответом, стремясь предупредить королеву, но не смог.

— Прошу внимания! — вскочила с живостью девочки Амалея. — Мы здесь по другому поводу, если вы не забыли. Все, что интересует Совет по данной истории, можно обсудить позже. Энн Вадигору нужно знать, восстановлен его статус или нет.

— Мы вас внимательно слушаем, — тут же ответила королева-мать. — Можете обрадовать Вадигора, если уж так не терпится.

— Конечно, — сухо отбила удар Брюнхильда. — Я надеюсь на благоразумие и терпение сидящих рядом со мной. Я долго работала в королевских и частных архивах, в частности, с архивами господина Ральера. Все мои соображения по изучению бумаг, копии самих документов я уже передала Совету для ознакомления. Сейчас он выскажется.

— Ваши соображения? — королева-мать оглядела знать.

— Все правильно, и я не вижу причин отказывать в статусе Вадигору, — первым ответил Балт и подмигнул мне, незаметно, но с умыслом.

— Я возражаю! — вскочил с места Артус; живот его заколыхался. — Мое мнение таково: Вадигор еще не доказал, что он сын человека, бывшего главой рода Вадигоров. Татуировка еще ничего не говорит. Это не причина давать ему статус благородного человека. Не забывайте, что он тайно проник на Алам и вызвал гнев кочевых племен. Из-за этого чуть было не вспыхнула война!

— Вы полагаете, что документы, привезенные мною с Континента, поддельные? — вскинула брови Амалея.

— Я не говорил, что нам предоставили подделку! — горячо возразил Артус.

— Вот даже как? Но это читается в ваших словах.

— Слова всегда останутся словами, пусть даже хорошие. Я говорю, что меня удовлетворят доказательства, вот и все.

Мне Артус не понравился еще тогда, при первом визите к королеве-матери. Министр финансов явно выполнял волю Женнис. Боявшаяся возвращения наследника-кровника, она настроила министра против меня.

Степенно поднялся министр Внешней Охраны. Калиос кашлянул, призывая к тишине, и сказал:

— Я далек от тех событий, что произошли много лет назад, но считаю, что подделать огромное количество документов и доказательств невозможно. Слишком много вещей сходится. Да и сам Вадигор доказал своим действиями преданность королеве, а не сколько не вред. Это говорит о заинтересованности юноши в сотрудничестве с нами. Да и как иначе? Ваграм — земля его предков. Я за восстановление статуса.

— Энн Григ? — Лация едва скрывала волнение. — Что есть у вас?

— Мне следует препятствовать малейшим причинам, могущим привести к гибели Ваграма, — советнику тяжело давались слова, он боролся с собой, — но я вижу многое из того, что упускает большинство людей. Я не думаю, что энн Вадигор затаил зло, что он способен принести большие неприятности двору. Скорее, наоборот: похвально его стремление поддержать молодую королеву в ее преобразованиях.

Женнис приоткрыла рот. Совет зашептался. Грига явно занесло. Стало интересно, как он будет выкручиваться перед королевой — матерью.

— Я поддерживаю мнение энни Амалеи: вернуть статус Вадигору.

Мне показалось, что Лация с облегчением вздохнула. Оставался Тронг. Он был ставленником Женнис, и надежда королевы-матери на его слово могла серьезно перевесить все доводы большинства.

Женнис мгновенно покраснела от злости.

— Тронг? — Амалея тоже пережила неприятные мгновения.

— Я — Старший Хранитель, — решил напомнить почему-то Тронг, — и мое знакомство с Вадигором начиналось в местах не столь приятных для него. Надеюсь, что в дальнейшем энн Вадигор не будет злопамятен. Хотелось бы иметь его в друзьях, но никак не на стороне врагов.

— Я так поняла, что вы, энн Тронг, за статус? — королева-мать прервала речь Хранителя, покраснев еще больше.

— Именно так, — Тронг учтиво склонил голову и сел на лавку.

Я приветливо махнул рукой в его сторону, нисколько не волнуясь, как на это посмотрит королева-мать. Старцы что-то промямлили, из чего я понял лишь то, что один упрямо сопротивлялся моему возвышению, второй же горячо поддержал меня. По выражению лица молодой королевы я понял, что их слово не имеет никакой силы.

Женнис, естественно, была настроена изначально против. Этому никто не удивился. Амалея, потрясая бумагами, резко высказалась в том духе, что без восстановленной справедливости не уйдет отсюда.

— Согласно законам, которые вырабатывались столетиями, Вадигор имеет право занять подобающее его статусу место в обществе Ваграма.

— Кто-нибудь хочет спросить Судью? — королева-мать обвела собрание тяжелым взглядом.

— Нет, — ответил за всех Григ.

— Подтверждение статуса дает Вадигору заявить право на престол? — не унималась Женнис.

— Дает, — кивнула Амалея и горделиво выпрямила спину. — Но я совершенно уверена, что Вадигор не замышляет каких-либо противных действий по отношению к правящей династии.

— Не уверена! — фыркнула королева-мать. — Для его возраста он слишком быстро освоился в нашей действительности. Не грозит ли нам еще одна династическая война? Одемиры показали себя очень хорошими правителями, и это не дает повода для юноши потрясать устои государства. Народ доверяет нам. И не забывайте, что Гай Вадигор — из рода, представители которого своим долгом посчитают устроить кровную месть. Еще много людей, помнящих прошлое, держат нож за пазухой.

— Весь род Вадигоров уничтожен, — резко сказала Амалея, — и чьих рук дело — знают не только могильные камни. Прошло всего двадцать лет.

— Личная корысть, культ власти, да и ощущение торжества справедливости — не будет ли это мешать ему? — включился в борьбу Артус, тряся животом.

— Вас честно предупредили о праве Вадигора на трон, — Амалея нахмурилась. Ее тревожило затягивание собрания.

— Это приведет к расколу в обществе!

— Все зависит от самого молодого человека, — раздался голос Лации. — В его праве бросить вызов Одемирам, но ведь можно и отказаться от борьбы. Поправка к Закону о публичном отречении позволяет это сделать, не ущемляя прав Вадигора. Это будет красивый уход, и никто не посмеет обвинить его в трусости. Если же он захочет стать властителем Ваграма, то я должна предупредить: королева Женнис десять лет назад издала закон, по которому любая попытка занять трон насильственно является преступлением, что карается смертью.

— А если я женюсь на королеве Ваграма? — вежливо спросил я.

Все уставились на меня с непподельным изумлением. Лишь глаза Лации искрились смехом, а лицо залила краска. Брюнхильда-Амалея что-то яростно шептала сквозь зубы, видимо, посылая проклятия в мою сторону. Королева-мать онемела от наглой выходки пришельца.

— А есть такой пункт? — заинтересовался Балт, отойдя от изумления.

— Вас это интересует больше, чем угроза волнений в Ваграме? — прошипела Женнис. — Очнитесь, Балт! Вас ввели в заблуждение, как слепых котят. Очнетесь — будет поздно. А вообще-то, энн министр, вы никогда не отличались лояльностью к власти.

— Я спросил, энни Женнис, существует ли возможность такого решения вопроса? — не обращая внимания на ядовитую шпильку королевы-матери, министр вежливо посмотрел на Судью.

— Нет такого пункта, — ответила старуха.

— Я прошу записать это, чтобы потом у кого-нибудь не возникло желания переписать закон! — весело воскликнул я.

Балт громогласно захохотал.

— Да как ты смеешь подвергать сомнению королевские законы! — Женнис сжала пальцы в кулаки, хотела даже вскочить, но передумала и осталась сидеть на месте. Ого! Оказывается, она не настолько хорошо выдержана.

— Почему бы и нет? — Балт не унимался. Он явно хотел досадить Женнис. Чем она насолила министру — оставалось для меня загадкой. Но я был рад такому союзнику.

— Это попытка внутреннего переворота!

— Не выдумывайте чепухи! Дойдет до того, что вы обвините во всех бедах, постигающих Ваграм, молодого Вадигора!

Ого-го! Началась нешуточная перепалка. Не думал я, что легкомысленная фраза поднимет застарелые обиды, загнанные вовнутрь недовольство и желание воспротивиться слову Женнис. Я уже понял, что королева-мать старается руководить Лацией из-за темной занавеси. Вот почему она удалилась на покой, передав управление дочери. Легко спихнуть неудачи на молодую и неопытную королеву, одновременно влияя через нее на знать и простолюдинов.

— Господа! — вскочил Григ. — Уважайте друг друга, наконец! Нужно решить вопрос: да или нет!

Я безотрывно смотрел на Лацию. Она еле сдерживала смех. Вот кто без обид и застарелой ненависти воспринимал потеху, поднятую мною. Она думала, что я шучу. А кто мешает мне выполнить свою «угрозу»?

— Уважаемый Совет! — воскликнула Женнис, даже пристав со скамьи. — Неужели вы по-настоящему думаете, что королева Лация пойдет на такой шаг? Она воспитана в лучших традициях рода Одемиров, и я не сомневаюсь в ее понимании ответственности перед подданными. А кто такой Вадигор? Он вырос в варварском мире, и совершенно не знаком с реальностью нашего королевства!

— Это оскорбление! — воскликнула Брюнхильда.

— А кого я оскорбляю? Вадигора? Да он сам мутит воду! И это происходит с того самого момента, как появился этот человек в Одеме!

Я в душе восхищался Лацией, бросившей вызов самой матери. Она сумела столкнуть лбами непримиримых, оказывается, людей. До сегодняшнего дня я считал, что большинство придворных аристократов не желают принимать усилия Лации по переустройству всей махины, руководящей Ваграмом. Оказывается, нет. И это радовало.

— Итак, — с видимым облегчением вздохнула старуха. — Статус Гая Вадигора подтвержден всеми необходимыми документами. Он имеет право на наследство своего рода, на вхождение в кабинет королевы Лации без доклада, на управление всякого рода частными делами, которые не затрагивают интересы власти: морское дело, земельное хозяйство, частное вложение денег в благоустройство Одема и других городов Ваграма без высочайшего разрешения. Армия, флот, пограничная служба, Налоговая Контора и контора Финансов находятся вне сферы интересов Вадигора, и без письменного указа королевы Ваграма он никоим образом не имеет права занимать посты в этих учреждениях. Никаких политических партий, запрет на создание тайных обществ, которые могут повлечь своими действиями переворот и хаос в государстве. Полный перечень всех действий, разрешенных и недоступных, передается вам, энн Вадигор. Ознакомьтесь с ним внимательно. Ваше замечание писцы занесли в протокол. Никто не имеет права предъявить вам обвинение в хуле существующей власти, если не будет на то веских доказательств.

Я встал, на дрожащих ногах подошел к трибуне и обвел взглядом собравшихся людей, улыбающихся и хмурых, и кивнул Лации.

— Многие из находящихся здесь не представляют, какие события привели меня в Ваграм. Когда мой друг прикрывал меня, чтобы я мог добраться сюда, я совершенно не думал, что принадлежу роду, владевшим когда-то короной этой страны. И ведь мог вполне умереть, обвиненный как лазутчик. Но случилось так, что сейчас я стою здесь. В этом я вижу знак судьбы. Значит, так угодно небесам, перед которыми я клянусь не причинять вред ни королеве Лации лично, ни ее роду, ни тем делам, которые она собирается осуществить. Ваграм — в ее руках. А я прошу одного: не вмешиваться в мою жизнь, которая принадлежит мне одному. Моя родина — Пафлагония. И этим все сказано.

— Прекрасно, энн Вадигор, — поднял руку Балт. — Ваши проблемы — отныне наши. Вы стали подданным Ваграма.

Совет стал расходиться. Меня учтиво поздравляли, жали руку. Женнис прошла мимо и холодно бросила лишь одну фразу:

— Вы редкий везунчик, Вадигор.

В большом зале, опустевшем и холодном, мы остались с Лацией наедине. Нас не разделяли более сословные глупости. Глаза королевы загадочно блестели в полутьме помещения. Мы молчали. Чертов Пак не проявлял никакого соображения, чтобы оставить нас, и торчал у двери.

— Ты умеешь располагать к себе людей, Гай Вадигор. Мне кажется, ты сегодня приобрел больше сторонников, чем за всю свою жизнь.

— Надеюсь, что все было сказано искренне.

Нас разделяло всего несколько шагов, но что-то мешало броситься друг другу в объятия.

— Ты пошутил насчет женитьбы? — Лация сдвинула брови, стараясь придать своему лицу строгое выражение. Но не удержалась, фыркнула: — Скажи, что это была шутка, невинная, и ничего не значащая.

— Я хочу стать основателем новой династии, великой и могучей…

И едва увернулся от скомканного платка, летящего в мою голову.

****

…Дверь в мою спальню тихо распахнулась, и в сумерках мелькнула фигура в светлой одежде. По горьковатому запаху я понял, кто это.

— И зачем ты обливаешься именно этой водой? — прикрыв глаза, спросил я.

— Она нравится мне, — прошептала Лация, присаживаясь ко мне на край постели. — В ней запахи степи и моря, на тонкой грани, неуловимой, но такой явственной… Когда ты уезжаешь?

— Завтра мы отплываем, — я взял ее руку и поднес к губам. — Не сердись, так нужно.

— Зачем? — спросила девушка с дрожью в голосе. — Зачем ты появился, зачем дал мне надежду на будущее, а теперь, когда все налаживается — уходишь?

— Я нужен Братству, — я проклинал себя, целуя ее пальцы, унизанные алмазами. — Не сердись, моя королева. Мы ведь и так много сделали. Ты знаешь, какие игры затевают твои соседи, ты знаешь своих друзей и врагов. Согласись, что это немало. А я обязательно вернусь… Как только закончу дела в Пафлагонии.

— Конечно, конечно, — рассеянно пробормотала Лация, склоняясь ко мне. — Ты многое сделал для меня и для Ваграма. Я обещаю: как только разберусь с проблемами, двину войска на Континент. Поможем друг другу… Но сколько времени пройдет? Год? Пять лет?

Внезапно я ощутил ее губы, мягкие, чуть солоноватые (плачет?), и задохнулся от долгого поцелуя, страстного и в то же время нежного. Мир для меня перестал существовать.

Потом я гладил ее плечи, теребил волосы, собирая их в ладони, и медленно распускал волнами. Лация лежала с открытыми глазами, кусая губы.

— Ты жалеешь о произошедшем? — осторожно спросил я, тут же обругав себя за глупый вопрос.

— Нет. Я боюсь, что твои обещания — попытка скрыться от меня. Ты не вернешься сюда. Это твой побег от моей любви.

— Я не бросаю тебя, любимая, — комок застрял в горле. Хотелось кричать, рвать рубашку на груди, лишь бы остаться рядом с Лацией. Проклятое Братство повязало меня крепко, чтобы я мог просто так исчезнуть, затихнуть, забиться в нору. — Но есть среди мужчин честь и обязанность перед теми, кто поднял нас на ноги, защитил, обогрел, а теперь надеется на помощь. Я нужен Братству.

— Обещай, что вернешься, или я поеду с тобой!

— Безрассудная! — я поцеловал девушку. — Какая же ты еще… Маленькая! Ты отвечаешь за тех, кто стоит за твоей спиной. Хочешь отдать власть своей матери? Тогда потеряешь все.

— Магван достанет тебя, — Лация приподнялась, простыня упала, обнажила ее гибкое тело. — Он не успокоится, пока не убьет тебя!

— Мы достанем его быстрее!

— Самоуверенный мальчишка! Ну, зачем, зачем уходишь от меня? Я твоя, навсегда твоя! Я готова отдать половину Ваграма в твои руки, только чтобы быть рядом с тобой, ощущать силу, исходящую от тебя; с тобой я спокойна, любима, обожаема. Я же видела, как ты смотришь на меня! Ты совсем не представляешь, как это прекрасно! Бесчувственный ты чурбан! Зачем воевать неизвестно за что, когда здесь мы можем создать огромное государство и править им до самой старости…

Она не сказала «до самой смерти», — мелькнула глупая мысль.

Я молчал не потому, что не было слов. Чем больше я буду убеждать Лацию в необходимости вернуться на Континент, тем меньше она будет верить мне. Так уж устроен мир между мужчинами и женщинами. Сейчас она была простой женщиной, не королевой, повелевающей массами. Она хотела любить — я не мог дать сейчас ей надежду на счастье. Братство незримой тенью разделяло нас. Вот что было страшно. Я зависел от прошлого.

Лация уже оделась; в свете ночника ее глаза смотрели строго и печально.

— Кровь нашла нас; кровь соединила нас, — прошептала она. — Да, все верно…

— Что все это значит? — я привстал.

— Мне пора, милый, — она наклонилась ко мне. — Крикун, хоть и славный малый, но боюсь, что слухи поползут по дворцу. Раз ты уезжаешь, то есть смысл поостеречься распространяться о нашей связи.

Я схватил девушку за руку.

— Ты придешь на пристань?

— Нет. Будет лучше, если с рассветом тебя не будет здесь. Прощай!

— Прощай! — печально сказал я ей в спину. — Удачи тебе во всех делах.

— Ты дал обещание — ты его должен выполнить, что бы ни произошло.

Лация на мгновение замерла на пороге, потом решительно вышла из спальни.

****

Палуба небольшого трехмачтового парусника тряслась от бесконечной беготни матросов. Отплытие назначили на полдень, и боцманы вовсю подгоняли нерадивых, кого тычками, кого забористым словечком. Капитан стоял с нами на мостике, неторопливо поглаживая густую черную бороду. Изредка он сам присоединялся к всеобщей суматохе, порыкивая на боцманов, чтобы те ускорили темп погрузки товара, состоящего из большого количества тканей, бочек с пряностями, ящиков с оружием и прочей мелочи, которая мгновенно разлетится по Пафлагонии.

— Хочу уйти пораньше, — объяснил он Амалее. — Я удачно сбыл свой товар, и набрал много хороших вещей. Из ничего я сделал кучу золота. Все трюмы забиты. Лишь бы удача не покинула нас в море! Если вернемся — в Фобере поставлю еще одну лавку!

— Кого мы ждем? — я подозрительно взглянул на старуху, все время глядящую вниз на пристань. Она явно высматривала кого-то в толпе, суетящейся на деревянных настилах.

— Одного человека, — отрывая руку ото лба, ответила Амалея-Брюнхильда. — Он всегда был непостоянен… Гай, ты не хочешь уезжать? О чем ты говорил с королевой? Надеюсь, ничего не обещал?

— С чего ты взяла? — пробурчал я, досадуя на въедливость ведьмы, и отвернулся. — Мне надо обратно.

— По тебе не видно, что ты с охотой покидаешь Одем. Зачем с тяжелым сердцем покидаешь тех, кому дорог? Освободись! Я понимаю тебя, мальчик мой. Братство может и подождать, но ведь ты и в самом деле нужен им.

— Ты стала такая добрая, — я усмехнулся. — Ты стала говорить то, что я когда-то хотел услышать. И я до сих пор не могу понять тебя. Ты состоишь из противоречий.

— Вы наделали много глупостей по молодости. Особенно — ты, — жестко ответила старуха таким голосом, что я удивленно поднял голову. — Не знаю, что у вас произошло: любовь или простое влечение. Это не принесет добра ни королеве, ни тебе, ни тем, кто втянут в вашу историю. Поэтому я забрала тебя. Время залечит раны.

И я увидел Мастера. Он легко взбежал по сходням на корабль и направился к нам. Капитан тут же отошел в сторону, намереваясь покомандовать своим экипажем.

— И он здесь? — недружелюбно спросил я Брюнхильду. — Почему ничего не сказала?

— Не было смысла. Мастер приставлен ко мне для безопасности, хотя и не понимаю, какая опасность грозит мне. В Одеме у него нашлись дела.

Мастер уже заметил нас. С расплывшейся по лицу улыбкой, он подошел к нам и воскликнул:

— Рад тебя видеть, Философ! Никто не верил, что ты остался в живых после той бойни!

— Не думаю, что ты искренен, — я встал боком к Мастеру. — Зачем ты здесь?

— Помочь старухе добраться до Ваграма.

— Добраться она могла сама, а вот почему тебя не было видно, когда Брюнхильда появилась во дворце? Это, по-твоему, помощь? Ты здесь по своим делам.

— Ладно, парень, не сердись, — Мастер хлопнул меня по плечу. — Нам еще долго плыть до Фобера, так что прибереги силы. У Егеря накопилось много вопросов.

— Накопилось — ответим, — буркнул я, вглядываясь в толпу на пристани. Хотелось увидеть Лацию, но среди разношерстного народа она вряд ли появилась бы. Мы уже попрощались — незачем ворошить еще незажившие раны. Да и не пристало королеве бегать за своим мужчиной, как простолюдинке.

— Отдать концы! — рявкнул капитан. — Шевелись, крабье дерьмо!

Борта судна скрипнули, палуба покачнулась от толчка под ногами. Загудели дудки; боцманы успевали раздавать и оплеухи, и руководить слишком говорливой корабельной массой.

Мне не хотелось видеть Мастера, и я пошел вниз, где капитан услужливо предоставил нам две каюты, пусть и тесные, но достаточно уютные, чтобы не толкаться среди матросов.

Я не хотел видеть удаляющийся от меня город.