Колонна беженцев растянулась чуть ли не на целый километр вдоль грязной дороги, окруженной непонятной растительностью. Весной она, наверное, превращалась в симпатичный лесок, а сейчас, в разгар зимы, больше всего напоминала старую щетку для волос, забытую в углу ванной. Пейзаж дополняли несколько сот беженцев, которые легко могли бы сойти за кучу грязного белья, такие они все были серые, бесформенные и вонючие. Моктар приказал водителю остановиться в пятистах метрах от первой группы, заглушить мотор и погасить фары, потому что, как он сказал, эти люди вроде кроликов, такие же нервные и пугливые, так что шум мотора, свет фар и несколько десятков парней в форме за пару секунд могут спровоцировать невообразимую панику.

«А паника, — сказал Моктар, — наш худший враг. Люди, когда они в панике, способны на все. Пускай они боятся, это хорошо, но паники допускать нельзя».

Он посмотрел на часы. В километре от нас, на другом конце колонны беженцев Наксос вместе с телевизионщиками уже принялся за работу. Дирк включил радиоприемник, долго настраивался на нужную волну, и вот наконец среди помех послышался голос телеведущего: «Сотни людей снялись с насиженных мест, убегая от нищеты и ужасов войны. Некоторые из них уже много дней ничего не ели, все страдают от обезвоживания и разных болезней, вызванных тяжелыми условиями жизни. Один мужчина рассказал нам, что его жене пришлось рожать в канаве, и вся помощь, которую она получила, свелась к стакану нестерилизованного молока. Но еще больше, чем голода и болезней, эти люди боятся террористов, которые скрываются среди них и жестоко шантажируют, угрожая смертью всякому, кто их выдаст, и заставляя платить так называемый «налог», то есть рэкетирские поборы. Этим поборам террористы ежедневно подвергают и без того обнищавших людей…»Было слышно, как где-то неподалеку от ведущего Наксос говорит беженцам, чтобы те сохраняли спокойствие, сейчас с грузовиков «Дженерал Фудс» начнут раздавать пайки, детям выдадут молоко и сухие завтраки. А через полчаса мы увидели, как вертолет телекомпании поднимается в черное ледяное небо. Издалека он со своими огоньками напоминал мерцающий фонарик из рождественской гирлянды. И вот Моктар дождался условленного сигнала. По рации он вызвал солдат регулярной армии, которые помогали телевизионщикам и группе Наксоса удерживать беженцев с противоположной стороны колонны. Моктар выпрыгнул из грузовика, подозвал к себе их командира, низкорослого бородача с лицом, похожим на грушу, и сказал, чтобы тот расставил своих людей в лесу вдоль дороги.

Нам Моктар приказал: «Делайте, как я». При свете прожекторов, установленных на грузовиках, он подошел к колонне беженцев и объявил: «Сохраняйте спокойствие, все будет хорошо, следуйте нашим указаниям». Людская масса зашевелилась, но Моктар продолжал свое, продираясь сквозь толпу, как сквозь заросшее водорослями болото.

«В пятидесяти метрах отсюда вас ждут автобусы, они доставят вас в безопасное место».

Мы шли за ним следом, повторяя мужчинам, женщинам, старикам, старухам и малым детям, тревожно сосавшим палец: «В пятидесяти метрах отсюда вас ждут автобусы, они доставят вас в безопасное место».

Я увидел, как несколько теней отделились от дороги и направились в лес. Отчетливо послышались выстрелы: «Бац! Бац! Бац!» Как будто постукивание камушков друг о друга. Похоже, бородач с лицом, как груша, правильно понял приказ. В наступившей вслед за этим тишине особенно громко и ясно прозвучал голос Моктара, который неустанно повторял: «Сохраняйте спокойствие, все будет хорошо, следуйте нашим указаниям. В пятидесяти метрах отсюда вас ждут автобусы, они доставят вас в безопасное место». Он хватал всех, кто попадался ему под руку, и толкал в нашу сторону, а по его примеру мы, в свою очередь, подталкивали людей дальше и дальше, к автобусам.

Как ни странно, при том, что перед нами было человек сто, нам, в конце концов, удалось, вот так хватая и подталкивая всех подряд, переправить людей в автобусы. В какой-то момент Моктар повернулся ко мне и поверх множества движущихся голов бросил взгляд, в котором поблескивала веселая жестокость. Я понял, что за него можно больше не беспокоиться, он уже не так терзается из-за бегства Сюзи. В лесу снова послышались выстрелы, но никто не обратил на них внимания, настолько они вписывались в обстановку.

Мы провозились больше двух часов, заталкивая людей в автобусы, которых оказалось маловато для такой кучи народу. К зарешеченным окнам прижимались десятки лиц, за нами наблюдали сотни обезумевших глаз. Дирк зажег окурок и принялся рассматривать свои ботинки. Из леса показался человек с грушевидным лицом в сопровождении своих солдат. Те тащили за собой три больших куля. Подойдя к Моктару, они сгрузили свою ношу ему под ноги.

«А с этими что делать?» Моктар взглянул. Это оказались трупы двух мужчин и девушки. Моктар повернулся к автобусам, оттуда послышался угрожающий шум.

— Вы сейчас сделали огромную глупость. Вы хоть представляете себе, сколько времени нужно, чтобы успокоить запаниковавшую толпу?

Человеку с грушевидным лицом было неловко, что его отчитывают перед подчиненными.

— Все равно они уже сидят по автобусам, так что плевать на панику, — ответил он.

Шум у нас за спиной нарастал. Из всех десяти автобусов послышались голоса, в наши стороны полетела брань. Люди волновались, вставали, пытались выбраться наружу. Автобусы принялись раскачиваться, как огромные лодки на волнах.

— Вот черт, — процедил Моктар.

Потом из какого-то автобуса донесся нечленораздельный женский крик, гул голосов стал еще громче, в нем появилось нечто пугающее, весь воздух наполнился враждебными звуками. Автобусы раскачивались все более угрожающе, как будто морская качка перешла в настоящий шторм.

— Значит, плевать на панику? — съехидничал Моктар. Человек с грушевидным лицом не ответил, с его губ все никак не сползала кривая улыбка.

— Пошли со мной, — бросил мне словенец, направляясь к ближайшему автобусу.

Мы влезли в передние двери. Внутри все кричали, вопили, в миллиметре от моего лица просвистел камень, брошенный с задних рядов. Пахло страхом, потом, грязным бельем и мочой. Моктар схватил первого, кто подвернулся ему под руку. Это оказался молодой парень в безнадежно старомодной лыжной куртке. Моктар приподнял его за воротник, вытащил револьвер, приставил дуло к виску и выстрелил.

В закрытом пространстве автобуса грохот выстрела прозвучал, как никогда, оглушительно, кровь и мозг фейерверком брызнули в разные стороны. Парня отбросило к решеткам, потом он отлетел в центральный проход и застыл в странной полусидячей позе. Сразу же воцарилось молчание, тяжелое, как чугунная плита.

— Сохраняйте спокойствие, все будет хорошо, следуйте нашим указаниям, — сказал Моктар, прежде чем выйти из автобуса.

В других автобусах тоже все стихло. Хотя люди ничего не видели своими глазами, они догадывались, что произошло в первом автобусе. Похоже, Моктар прочел в моих глазах удивление.

— Недостаточно, если остальные будут только догадываться о том, что произошло. Надо, чтобы они своими глазами увидели то же самое. Сейчас это единственный способ добиться, чтобы все было тихо, пока мы не доберемся до места.

Мы вошли в следующий автобус, беженцы в ужасе затихли. Моктар схватил первого, кто попался ему под руку. Это оказалась толстая девица лет двадцати. И снова револьвер, висок, выстрел, оглушительный грохот, красный фейерверк. Моктар повторил:

— Сохраняйте спокойствие, все будет хорошо, следуйте нашим указаниям. Так мы обошли все десять автобусов. Бах! Бах! Бах! А когда вернулись к бородачу с грушевидным лицом, вокруг царила полнейшая тишина, которую нарушал только гул моторов, работавших на малых оборотах.

— У вас твердая рука, — сказал бородач. — На гражданке я преподавал в школе для трудных подростков. Вы бы прекрасно справились.

— Спасибо. А теперь уберите подальше этих троих. Нечего им лежать посреди дороги, еще спровоцируете аварию, — ответил Моктар, указывая на три трупа.

Было уже поздно, а нам предстоял долгий путь до города. Как только напряжение спало, я почувствовал, что безумно устал. Голова была тяжелая, как рукоятка заступа;,затылок немилосердно ныл. Десять автобусов тронулись с места, наполняя ледяной воздух выхлопными газами.