Потребовалась уйма времени и вся сноровка медсестры, которая когда-то стажировалась в детском саду, чтобы все дети, наконец, успокоились, замолчали и построились по двое. Медсестра сказала, что нужно как можно понятнее объяснить детям, что с ними будут делать и зачем, потому что иначе воображение у них разыграется, понесется на всех парусах, и может начаться паника. Я был не против, и она произнесла блестящую речь, построенную по всем правилам педагогики: «Некоторые взрослые очень сильно пострадали. Вы сами их видели. Они даже могут умереть, если мы их не вылечим быстро-быстро. Для этого нам понадобится ваша помощь. Чтобы спасти взрослых, которые заболели. Элен (рыжая медсестра) и Анн-Катрин (медсестра, похожая на генерала де Голля) уколют вас в руку. Это совсем не больно, будет только чуть-чуть щекотно, и все. Мы возьмем у вас немножко крови, чтобы перелить ее больным взрослым. Они будут вам за это очень благодарны, вы ведь спасете им жизнь. У кого есть вопросы?»

Очень бледный маленький мальчик поднял руку:

— А откуда взялась бомба? — спросил он.

— Ее подложили злые люди, которые хотят всем навредить, — ответила медсестра.

Другой мальчик, похожий на лягушку, спросил:

— Мадам, а как устроены бомбы?

— Не знаю. Это не важно. Они придуманы для того, чтобы делать зло, поэтому их вообще не должно быть. Вот и все. Я спрашиваю, хотите ли вы узнать еще что-то о том, что мы будем делать с вами сейчас?

В детских рядах ненадолго воцарилось молчание, а потом подняла руку кудрявая девочка:

— Мы от этого умрем? — тихо спросила она. Медсестра-воспитательница мило улыбнулась.

— Конечно, нет. Если хочешь, ты пойдешь первой, тогда ты сама во всем убедишься.

Ответ девочке явно пришелся не по душе. Тут я прервал вечер вопросов и ответов, сказав, что у нас мало времени, и пора приниматься за дело.

В подсобном помещении, отделенном тонкими деревянными перегородками, мы поставили четыре кровати. У дверей медсестра-воспитательница следила за беспокойной детской очередью и запускала детей внутрь по двое. В комнате их встречали Элен и Анн-Катрин и укладывали на одну из четырех кроватей возле кого-то из раненых. Элен вводила иголку в руку ребенка, потом в руку раненого, и начиналось переливание. Все было просто, как дважды два. Дирку впервые в жизни пришла в голову светлая мысль: чтобы не пришлось под самым носом у детей, дожидавшихся своей очереди, проносить безжизненные тела их товарищей, он предложил просовывать трупы в окно и прятать за высокой стеной. Все ради того, чтобы избежать паники. У нас на это не было времени.

Мы начали с тех, кто, на мой взгляд, был важнее всего: с господина Боуна и господина Стора. Как и было обещано, первой мы ввели кудрявую девочку, а с ней мальчика, похожего, на лягушку, который следил за нами недоверчибым взглядом. На то, чтобы полностью обескровить обоих детей и передать их, уже без сознания, но еще слабо шевелящихся, в окно, ушло всего несколько минут. Двое парней из «Осеннего дождя» положили их в мягкий сугроб у стены. Вскоре к ним прибавилось еще двое, потом четверо, потом шестеро товарищей по несчастью. Очередь постепенно таяла, куча детей, распростертых на снегу, росла, а наши раненые, которых мы продезинфицировали и забинтовали подручными средствами, понемногу возвращались к жизни. Помню, я вышел глотнуть свежего воздуха и увидел гору из шестидесяти детей. Она была просто огромная. Помню, мне тогда показалось, что их даже больше, но потом я понял, что все дело в множестве переплетенных рук и ног. Вся эта масса совершала странные движения, очень медленные и очень красивые. Маленькие бледные тела на белом фоне. Сваленные в кучу дети напоминали актинию, которую покачивает прибой.

А через пять часов мы услышали шум приближающегося вертолета.