Прошло некоторое время. Там же. Первый по-прежнему «застрял». Но есть и некоторые изменения: к ящику, на котором он сидит, приставлены другие ящики — получилось что-то вроде ложа; появились различные предметы домашнего обихода — посуда, лампа, таз, горшок. Сверху, над «ложем» — деревянный навес с боковыми стенками. Возле Первого стоит молодая женщина. Первый жадно ест.
Первый: Пиво свежее. Вкусно! Старик тоже приносил вчера пиво, но оно оказалось несвежим. Меня даже чуть не вытошнило потом. Хорошо, что я вспомнил один старый способ — задержал дыхание. Обошлось. (продолжает закусывать) Вкусно! Да, но где же Старик? Где он?
Женщина: Он не старик.
Первый: Не старик? Ну что ж… Не знаю даже, что и сказать вам на это. Мне он не показался слишком уж молодым. К тому же он воевал — полковник в отставке. Как будто бы служил на Дальнем. Не старик. Странно.
Женщина: Да, не старик. Он — не придёт.
Первый: Не придёт. Почему? Что-то случилось? (пауза) Болезнь? (пауза) Ну что же. Не знаю даже… Почему вы молчите? Что произошло? (пауза) Я — понял! Он не болен, он… просто мёртв. Мёртв! Недаром он напоминал мне одного знакомого мёртвого, я даже как-то сказал ему об этом, а он, кстати, не возражал. Стало быть, он давно был мёртв — и всё-таки приходил ко мне, приносил еду, вот… навес сделал. Он заботился обо мне! Я даже как-то привык к нему… Не могу сказать, что у нас возникла особая, подлинно духовная близость, но всё-таки… Какие разные, однако, бывают мёртвые! (пауза) Как же мне быть теперь? Я ведь застрял, понимаете?
Женщина: Теперь к вам буду приходить я.
Первый: Странно.
Женщина: Я буду приносить вам еду и всё, что необходимо.
Первый: Странно. Кто же вы?
Женщина: Я — нечто вроде патронажной сестры. Муниципальные услуги.
Первый: Странно, странно, странно… Как вас зовут?
Женщина: Элен.
Первый: Странно. Не знаю даже, что и сказать вам… Чёрт возьми! В последнее время я приобрёл на редкость скверную привычку: я всё время, сто раз на дню, повторяю одни и те же дурацкие слова. Я всё время говорю: «Ну что ж. Не знаю даже, что и сказать вам на это». Всё время одно и тоже. Я говорил это Старику, редким прохожим, сам себе. Вот и вам… Что это со мной?
Женщина: (безразлично) Не знаю. Но я могу у кого-нибудь спросить.
Первый: (резко) Спросить у кого-нибудь! Канг! В вашем ответе чувствуется плохо скрытая издёвка, вы попросту отмахиваетесь от меня, как от малого ребёнка (спохватился, смущённо). Простите… В моём положении. (пауза, фальшиво) Пак-пак. Стало быть, Старик больше не придёт…
Женщина: (терпеливо) Он — не старик.
Первый: Но — почему? Позвольте узнать — почему? Разве я обидел его чём-нибудь? Нет. Я мог быть резок, местами придирчив, мнителен, раздражителен и даже сварлив — но в моём-то положении! А уж если он был чем-то недоволен, то мог бы запросто — уверяю вас! — запросто мог бы сказать мне об этом. Я бы постарался сгладить углы — по мере моих возможностей, разумеется. А он взял и исчез. Мёртв. Что ж из того? Мёртвые ходят. Носят мешки. И он — ходил. Нет, вы чего-то недоговариваете! Пусть что-то произошло, предположим! Но в любом случае он мог, он должен был предупредить меня… дать знать… сообщить о чём-то… поставить в известность — тем или иным способом! Разве не так? Вы так не думаете? Согласитесь, если мы берём на себя определённые обязательства, то наш долг действовать именно в соответствии с этими обязательствами!
Элен: (заученно) Далеко не всегда обстоятельства позволяют нам это сделать.
Первый: Да, но разве не должны мы стремиться преодолеть все возможные препятствия, чтобы выполнить намеченные обязательства? Разве не логично — если мы вымоем руки или даже лицо — воспользоваться впоследствии полотенцем?
Элен: (заученно) Далеко не всегда уместны подобные аналогии.
Первый: Да, но если в силу каких-то причин мы не в силах больше контролировать ситуацию, то разве не логично хоть в какой-то мере повлиять на её исход и тем самым предопределить хотя бы гипотетически, априори — благополучное разрешение тобою же начатого дела?
Элен: (заученно) Далеко не всегда ситуация позволяет влиять на свой исход.
Первый: Да, но помимо доминанты ситуации всегда существуют нравственные аспекты.
Элен: (заученно) Далеко не всегда эти аспекты способны оказать влияние на обстоятельства.
Первый: Да, но зависимость ситуации от обстоятельств не может не включать в себя наличие аспектов, как бы являющихся существеннейшим фактором тех же самых обстоятельств — другими словами, обязательство не в меньшей степени влияет на обстоятельство, тогда как аспекты нравственно-этического свойства формируют де факто истинную, подлинную масштабность ситуации и более того, делают её впрямую зависимой от аспектов, подменяющих, по сути, обстоятельства, преобразующих их в совсем иные обстоятельства, в коих победно доминируют подверженные было несправедливому забвению обязательства.
Элен: (поразмыслив, заученно) Далеко не всегда ситуация так легко утрачивает свои первоначальные свойства, даже если некоторые из обязательств преобразовали обстоятельства — к тому же влияние аспектов если и допустимо, как немаловажный фактор на первичных этапах возникновения ситуации, то уж потом возникает новое качество обстоятельств, преобразующих их в принципиально иной уровень, где сами аспекты становятся лишь жалким отголоском некогда существенных обязательств, мало что определяющих в обновлённых — или даже новых аспектах обновлённой ситуации и в её почти абсолютной зависимости от модифицированных обстоятельств.
Первый: (растерянно) Да, но…
Элен: (заученно) Далеко не всегда…
Первый: (растерянно) Да, но…
Элен: (заученно) Далеко не всегда…
Первый: (растерянно) Да, но… Да, но… Да, но…
Элен: (заученно) Далеко не всегда. Далеко не всегда. Далеко не всегда.
Первый пытается что-то сказать.
Элен: (заметив его порыв) Далеко не всегда. Далеко не всегда. Далеко. Далеко. Далеко. Далеко.
Далёкое шуршание метлы. Очень большая пауза.
Первый: (устало) Ш-ш-ш. Всё-таки я хочу знать, куда он подевался. Я хочу, что бы вы мне сказали. Я требую. Слышите?
Элен: (устало) Он — застрял.
Пауза.
Первый: (поражён) Как это — он застрял?
Элен: Примерно так же, как и вы.
Первый: Как я? Не знаю, не знаю даже.
Элен: Застряли многие. Уже открыто говорят об эпидемии.
Первый: (в ужасе) Эпидемия? Она-то откуда взялась?
Элен: Этого пока никто не знает. Застрявших очень много, с каждым днём их всё больше и больше. Разве вы не заметили, что число прохожих резко сократилось?
Первый: Я как-то не обращал…
Элен: Подлинные масштабы эпидемии ещё неизвестны. Неизвестно также — эпидемия ли это? Но если это — всё-таки эпидемия — а это, видимо, всё-таки эпидемия — то ясно одно — распространяется она всё шире и шире. Множественные случаи наблюдаются не только в нашем городе.
Первый: Не знаю даже… Что же говорят специалисты?
Элен: Специалисты в основном разводят руками. Да и можно ли их считать специалистами? Ведь подобное происходит впервые. Правда, академик Винтельман проводит аналогии с «Носорогами» Ионеску и также с Камю, но его никто не слушает, кроме аккуратных, восторженных старушек.
Первый: Винтельман? Не слыхал я о таком… А если все застрянут? Что — тогда?
Элен: Не знаю.
Первый: (тревожно) Вам-то хорошо так говорить…
Элен: Не следует поддаваться панике.
Первый: Поймите, в моём положении… Да-а, стало быть всё значительно серьёзнее, чем я думал… много застрявших… не один я такой. Они-то как? У них тоже есть крыша над головой? К ним ходят? Кормят их?
Элен: Обязательно. Муниципальные услуги оказываются всем, кто в них нуждается.
Первый: Всё за счёт муниципалитета? Откуда же взять такую кучу средств?
Элен: Выручают частные пожертвования. Многие деятели культуры… Знаете Мадонну?
Первый: Как же, конечно…
Элен: Так вот, Мадонна ушла в тибетский монастырь и завещала все свои деньги Фонду застрявших.
Первый: А другие звёзды? Брюс Спрингстин? Шевчук? Стинг?
Элен: Не знаю. Они ещё не ушли в монастырь.
Первый: Вот ведь что делается. А я совсем отстал. Застрял и отстал.
Элен: Не стоит так расстраиваться.
Первый: Не знаю даже, что и сказать… (порывисто) Послушайте, Элен…
Элен: Да?
Первый: (истерично) Да не знаю я! Что вы хотите от меня услышать? Что я могу сказать? Я — застрял! Я сижу здесь. Я смотрю по сторонам. Я сплю. Я… Да, площадь неплохо просматривается. Да, можно сказать, что мне ещё повезло, мог бы застрять в каком-нибудь смрадном красно-кирпичном тупике.
Элен: Вот именно.
Первый: Я понимаю, понимаю. Только ведь и здесь не сахар! (пауза) Вчера я видел, как на площади дрались хиппи. Это так поразило меня — разве хиппи дерутся?
Элен: Может быть, это были не хиппи?
Первый: Нет, это были хиппи, я знаю. У меня был один знакомый хиппи, из Литвы. Он проповедывал вселенскую любовь, ел суп из крапивы и двигался ханкой. Ещё он развёл в моей квартире вшей, я еле от них избавился. Потом его убили в тюрьме. Нет, это были хиппи, старые матёрые хиппи. С пацификами, с матерчатыми сумками, с заплатами. И они дрались. Я крикнул им — «Перестаньте! Что вы делаете?» Видимо, они не услышали меня и продолжали драться дальше, пока один из них, самый маленький, не упал на асфальт. Кровь хлынула у него из горла мощным фонтаном, метров эдак на двадцать вверх. Только тогда они перестали драться и потащили маленького куда-то, может быть, в больницу. Они волокли его за ноги, а он ударялся головой об асфальт. Длинные чёрные волосы были перемазаны кровью. Красное, чёрное. А на днях кто-то разбил арбуз. Я задремал было днём, а когда проснулся, то увидел разбитый арбуз. Красное, чёрное, зелёное. К вечеру арбуз съели крысы. Я видел, как они жрали арбуз и пищали от удовольствия. Я видел это! Я даже стал беспокоиться — вдруг они потом придут сюда, ко мне, но пока что Бог миловал. Мне ещё только крыс! (пауза) Ужасно, Элен, всё это ужасно. Я уже не говорю о. (пауза) Ну, а что ещё происходит в мире? Что там пишут в газетах?
Элен: В газетах пишут о разном.
Первый: Например? Я ведь ничего не знаю. Старик — не старик иногда приносил мне газеты, но какие-то старые, несвежие, грязные…
Элен: Я принесу вам новые газеты.
Первый: Надо же что-то читать, о чём-то знать, быть готовым к чему-то… Вдруг скоро начнётся парад планет! И что тогда?
Элен: В газетах много пишут о смерти гангстера…
Первый: Так, так…
Элен: О теории двойного народонаселения, о трудах профессора Бурзуха… О птице, сжёгшей Землю…
Первый: (потрясённо) Теория двойного… птица…
Элен: И ещё о Сэре Френсисе и о Шотландской Королеве…
Первый: Сэр Френсис? Кто он такой?
Элен: Вообще-то этого никто не знает. Некоторые утверждают, что Сэр Френсис — это псевдоним одного очень популярного литературного персонажа, жившего в XVIII веке. Многие также считают, что его вообще никогда не было.
Первый: (ошарашенно) Чем он занимается, этот Сэр Френсис?
Элен: По-моему… он сражается за честь Шотландской Королевы. Сэр Френсис может находиться одновременно в самых разных местах, совсем недавно он появлялся в Праге, Гренобле и в Новой Гвинее, причём в одно и то же время. Возможно, скоро он будет и в наших краях, его вроде бы уже видели где-то неподалеку.
Первый: Если он заявится сюда?
Элен: (увлечённо) Говорят, что Сэр Френсис умеет много самых разных штук. Известно, что он преловко чинит жестяную посуду, декламирует стихи на готском диалекте, учит птиц играть на фаготе, танцует в воздухе джигу и собирает коллекцию бытовой обуви.
Первый: (потрясён) Сэр Френсис… Вот это да… Не знаю, что и сказать… Да… (пауза) Залаять, что ли…
Элен: Неси свой крест и веруй.
Первый: Ага? Только вот куда прикажете его нести? Вот… извольте… Едет машина. Легковая! У шофёра — хмурое лицо! Если разобраться. (пауза) Что-то голова. У вас нету таблеток каких-нибудь?
Элен: Я просто проваливаюсь куда-то.
Первый: (недовольно) Куда это вы проваливаетесь? (пауза) Болит голова! Нужны таблетки!
Элен: (спохватившись) Да-да, кое-что есть. Вот, пожалуйста. Я ведь сразу должна была узнать о вашем самочувствии!
Первый: (тоскливо) Да вы просто издеваетесь.
Элен: (деловито) Скажите, а кроме того места, которым вы застряли, у вас больше ничего не болит? Панкреас? Желудок? Печень?
Первый: Никакое это вам не место! Нога!
Элен: Сердце? Грудина? Почки?
Первый: К чёрту! К чёрту!
Элен: Как вы спите? Давление? Хотите, я смеряю вам давление?
Первый: Поймите же вы… в моём…
Элен: Пульс? Гемоглбин? Как со стулом?
Первый: Кстати, старик выносил мой горшок! А что теперь?
Элен: Теперь это буду делать я. Ой, подождите минуточку… (отбегает в сторону и садится на корточки)
Первый: (в ужасе) Что же это вы делаете?
Элен: (возвращается на прежнее место) По-маленькому захотелось. Что же тут такого?
Первый: (понуро) Конечно, чего уж там… Меня теперь стесняться нечего… застрял — так что уж теперь…
Элен: Напрасно вы так. Муниципалитет позаботился и об этом.
Первый: О чём ещё он там позаботился?
Элен: (несколько смущенно) Ну… Никто не забывает о вашей половой принадлежности… Вот я о чём…
Первый: Э, да я сам уже забыл об этом… И при чём тут…
Элен: (более уверенно) Ведь для этого я и пришла. Проверить самочувствие, узнать о ваших потребностях. Ведь даже если человек застрял, он не должен забывать о… Нет, не так. Даже в условиях дискомфорта… Тьфу, как же там сказано? Вот, вспомнила! Даже в условиях дискомфорта каждый должен получить максимум комфорта!
Первый: (растерянно) Не знаю даже, что и сказать…
Элен: Тут и говорить-то не о чём! Всё очень просто. Я — должна выполнять любую вашу просьбу. Понимаете, любую! Вам надо только сказать. Кто знает, сколько времени вам ещё предстоит тут провести?
Первый: Что ещё я должен сказать?
Элен: Вот чудак! Да неужели не понятно?
Первый: Отстаньте вы! Мне не до глупостей ваших!
Элен: Заставить вас, конечно, никто не в силах. Но целесообразность… Короче, это для вашего же блага. Многие, кстати, соглашаются.
Первый: Многие? Так вы что же…
Элен: Приходится, что же делать. Патронажных сестёр пока значительно меньше, чем застрявших.
Первый: Идиотство! Что вы несёте? Ей-богу, со Стариком мне было значительно проще, спокойнее. Я уже подуспокоился, обжился малость… В моём-то положении!
Элен: При чём тут ваше положение? Есть разные способы. Разные позы. Разные методики. В крайнем случае, можно просто рукой.
Первый: Покорнейше благодарю! Ногой, случайно, не практикуете?
Элен: К чему это упрямство? У меня не так уж много времени.
Первый: Не знаю, не знаю даже что и сказать вам на это.
Элен: Я могла бы привнести элемент индивидуального подхода… Не просто так… а как бы именно для вас… Для тебя.
Первый: Рукой!
Элен: Не стану скрывать… чем-то вы симпатичны мне. С вами интересно. Я ведь молодая совсем и почти ничего не знаю. Мне всего-то 18 лет. Или 19.
Первый: Не знаю даже…
Элен: Вы, похоже, много чего повидали в жизни. Интересно!
Первый: Да, я повидал.
Элен: Интересно! Я… могла бы влюбиться в вас. Хотите? Тогда я стала бы приходить почаще, а вы бы мне чего-нибудь рассказывали. Вы ведь так много знаете!
Первый: Да, я.
Элен: Расскажите мне что-нибудь! Пожалуйста! А то я хожу весь день, а мне никто ничего интересного не рассказывает. Скучно… Как всё-таки скучно жить!
Первый: Хеди-геди, хеди-геди, хеди-геди мэн.
Элен: (нервно) Расскажите мне!
Первый: Не знаю даже… Ну, однажды… я снимал в центре три комнаты анфиладой, с видом на. И всего-то за 30 рублей!
Элен: (восторг) Здорово! А что там было ещё?
Первый: Там… много было всякого. Да.
Элен: Ещё, ещё что-нибудь! Ну… вот в каких городах, где вы были?
Первый: Бывал я в городах. Бывал и в деревнях.
Элен: Здорово!
Первый: Да, бывал. Вообще-то все города совершенно одинаковы. Только вот однажды — не помню, где это было — однажды я видел…
Элен: (бурное нетерпение) Чего? Чего видели?
Первый: Я видел там… вокзал. Да-да, вокзал! Была ночь и вокзал светился. Много, много стекла. Какие-то горы по бокам. Или — холмы. Представляешь? Всюду люди снуют, такси — идёт, идёт жизнь… куда-то. Я встал, как вкопанный, я полчаса, наверное, не мог оторвать от вокзала глаз. Всё смотрел, впитывал… Если бы я мог предположить тогда, что потом всё вот так, бездарно… Нет, никогда ничего нельзя предположить. Даже если думаешь, что что-то предполагаешь — то потом выясняется, что ничегошеньки-то ты на самом деле не предполагал… Да и не мог предположить… (пауза) Тогда я понял: жизнь — это вокзал, светящийся ночью. Потом мы с приятелем купили у таксиста две бутылки водки. Тёплое стекло, нагрелось за день в машине… (пауза) С тех самых пор я полюбил вокзалы. Возможно, я и раньше их любил, но ещё не понимал этого. Так часто бывает. Но тогда, мягкой июньской ночью, любовь моя прорвалась наружу и стала осознанной. Я будто почувствовал, что встречу её на вокзале и меня буквально понесло туда — вопреки логике, здравому смыслу и прочим скучным вещам. И мы — встретились. Мы должны были встретиться. (пауза) Стало ли мне легче жить с тех пор? Вряд ли. Любовь — это.
Элен: (тихо) А счастье?
Первый: Счастье? Счастье — это глубже. Эти дураки — люди, они почему-то думают, что счастье огромно. Совершенство формы, громкая музыка. Они любят громкую музыку!
Элен: (тихо) А вокзалы?
Первый: А вокзал светился, Элен! Вокзал! Ларьки, пирожки, буфеты, целлофановые колбаски с разноцветной жидкостью! Да что говорить… Вот в Риме есть роскошный вокзал — Рома Термини. Какие там просторные сортиры! У меня есть фотография, меня щёлкнули возле вокзала, рядом с арабским магазинчиком, где продаётся дешёвая порнуха. Я смотрю на фото — и мне почему-то кажется, что это вовсе не я. На первый взгляд — это я. В серой куртке, с чёрной сумкой, в джинсах, в коричневых шерстяных перчатках. Но я не понимаю, что это — я. Нет у меня такого ощущения. Может быть, меня усыпили, быстренько отвезли в Рим, сфотографировали на вокзале — и назад? Хотел бы я знать, кто это занимается такими проказами!
Элен: Как… как вы здорово рассказываете! С ума сойти можно! Честное слово, я влюблюсь в вас!
Первый: (неопределённо) Ну что ж…
Элен: (смеясь) Не знаю даже, что и сказать вам на это… Да?
Первый: Верно, не знаю даже, что и сказать…
Элен: И вот эта присказка ваша мне ужасно, ужасно нравится! (грустно) А я вот почти нигде не была.
Первый: (безразлично) Прямо уж и нигде.
Элен: Почти. Ну, была в Таллинне. Ну, была в Риге. Ну, была в Вологде. Ну, была в Вятке. Ну, была в Красноярске. Ну, была в Саратове. Ну, была в Муроме. Ну, была в Самаре. Ну, была в Якутске. Ну, была в Чите. Ну, была в Велингтоне. Ну, была в Керчи. Ну, была в Севастополе. Ну, была в Перми. Ну, была в Красноперекопске. Ну, была в Мотовилицах. Ну, была в Горках. Ну, была в Турку. Ну, была в Караганде. Ну, была в Махачкале. Ну, была в Днепропетровске. Ну, была в Рыбинске. Ну, была в Каракалпакии. Ну, была в Ижевске. Ну, была в Саппоро. Ну, была в Ереване. Ну, была в Мехико. Ну, была в Братске. Ну, была в Золотогорске. Ну, была в Хьюстоне. Ну, в Мурманске была. Ну, была в Чопе. Ну, в Монголии была. Ну, была в Новгороде. Ну, была в Челябинске. Ну, была в Северодвинске. Ну, была в Каире. Ну, была в Алма-Ате. Ну, была в… ну, в Москве была. Нет, в Москве не была. Ну, в Ропше была. Ну, была в Харькове. Ну, была в Каспийске. Ну, была в Серебровске. Ну, была в Краснобаде. Ну, была в Горно-Витебске. Ну, была в Чаплыгах. Ну, была в Шамске. Ну, в Тюмени была. И — всё. В Новомосковске не была, в Париже не была, в Вене тоже не была. И в Минске не была. Ну, в Петрозаводске была. Ну, в Сочи.
Первый: (обессмыслел) Не знаю даже… Где? Всё! Кто?
Элен: Да ну! Почти нигде и не была. Ну, в Херсоне была, ну, в Одессе ещё была. Ну, во Львове. Ну, в Пярну ещё была, а в Смоленске не была. И в Донецке не была. В Пушкине была, а в Виннице не была. И в Барнауле не была. И в Гомеле не была. Была в Запорожье, в Козловске. В Гадаевске вроде бы была, в Чонге.
Первый: (изнеможение) Элен…
Элен: В Иркутске не была, в Баку не была, в Можайске не была. В Таганроге была. В Мелитополе была. В Ровно не была, в Берлине не была. Была в Севилье. В Рейкьявике не была. Мало где я была.
Первый: (возбуждённо) Там всюду вокзалы! Сколько вокзалов!
Элен: Мало где я была! И ничего почти не помню! Да и не видела ничего! Гостиница, ресторан, ещё чего-то… Главпочтамт. Так — везде. Всюду так. В Киеве вот была — так что? Четыре дня в гостинице какой-то просидели, телевизор смотрели. Шампанское пили, в тяжёлую бутылочку играли от нечего делать. Скука, скука, скука! Я чувствую иногда, как просто проваливаюсь куда-то.
Первый: (осторожно) Видишь ли.
Элен: (агрессивно) Почему ты не хочешь, чтобы я втюрилась в тебя? Я не нравлюсь тебе? Я вызываю у тебя отвращение?
Первый: Пойми же ты, наконец, что в моём положении.
Элен: (так же) Я умею так сладко целоваться! Я втюрюсь в тебя, вот увидишь. Я почти сразу поняла это… (взрыв) Идиот! Что ты молчишь, придурок? Траханая свинья!
Пауза.
Первый: (растерян) Да, но.
Элен: (спокойно) Далеко не всегда.
Переглядываются и смеются.
Слушай, а ты любишь книги?
Первый: (озадаченно) Какие книги?
Элен: Я — очень. Книги — это просто всё! Для меня.
Первый: Книги… Ну да, книги — это вещь.
Элен: Ты, наверное, много книг прочёл. Расскажи…
Первый: Чего уж я только не читал. И то, и это. Вот, помнится, прочёл недавно… Нет, там серьёзные вещи, тебе не понять.
Элен: А вы объясните — и я пойму.
Первый: Там… про жизнь после смерти.
Элен: Так бывает разве?
Первый: Бывает. Я вот тоже думал, что не бывает, а оказалось — бывает. Почему бы и нет? Тут вот на днях ходил один… вроде бы ничего особенного, а он-то — мёртвый! Ходит, разговаривает, делает там чего-то. А эта книга… нет, не знаю, как рассказывать. Не хочу я ничего рассказывать!
Элен: Жалко… А я Томаса Манна люблю. Я всё прочитала, что у нас издавали. Но больше всего мне нравится «Волшебная гора».
Первый: (кричит) При чём тут ещё «Волшебная гора»?
Элен: У меня был парень, он мне об этом романе рассказывал. Ещё он языки разные знал. На гитаре учил играть. Нет, я не любила его… Сначала, правда, думала, что хочу его полюбить. Книгу эту прочла. Мы уже переспали несколько раз, а потом вдруг поняли — нет, это нам не нужно, мы вроде как родственники, как брат с сестрой.
Первый: Ага.
Элен: Да! С тех-то пор я книги и полюбила. Меня зовут девчонки на концерт, а я всё дома больше люблю, с книжкой. Вот недавно звали на «Алису», а я не пошла. Что «Алиса»? Кинчев будет петь: «Мы — вместе». Или про шабаш какой-нибудь… А кто вместе? Давно уже никто не вместе.
Первый: Вообще-то песня неплохая, Давно написана была… тогда-то ещё вроде были вместе… а, не помню я уже как там и что… Рок? Рок теперь не тот, что раньше. Позавчера вот «Скорпионс» на площади играли. Конечно… А если разобраться — всё это давным-давно известно.
Элен: Я просто проваливаюсь куда-то.
Первый: Куда это ты проваливаешься? А? (пауза) Да-а… раньше помню…
Элен: Хочется вроде бы как можно глубже узнать мужчину. Но всё так сложно.
Первый: Жизнь. Да.
Элен: Я в жизни совершенно ничего не понимаю. Опыта — ноль.
Первый: В жизни вообще никто ничего не понимает. Все только делают вид. Мол, уж кто-кто, а я-то всё знаю, всё я понял, всё рассёк до корня. Враньё! Да, сначала хочется кое-что понять… О! Многое хочется понять! А потом — потом только начинаешь понимать, что и понимать-то нечего. А ещё потом — тогда вот начинаешь понимать, что нельзя ничего понять, даже если хочется. А уж ещё потом — совсем потом! — вот тогда-то только понимаешь, что и не нужно было ничего понимать, а надо было бы жить, как живётся. Да! По сути дела — это и есть философия! Жизнь…
Элен: (горячо) Вот и я думаю! Ведь жизнь — она что? Так…
Первый: Видишь ли.
Элен: Мне родители всё твердят — надо, надо что-то там, пора и о будущем подумать. Замуж там за кого-нибудь… А я одиночество люблю — не то чтобы в глобальном смысле, а просто люблю быть одна. Замуж! Один и тот же человек круглые сутки нон-стоп… Что с ним делать круглые сутки? С другой стороны — мне скоро 25. Надо что-то такое придумать… Надоело всё! Родители со своими расспросами — Что ты делаешь? Куда идёшь? Когда придёшь? И ещё политика эта!
Первый: (глубокомысленно) Политика разная бывает.
Элен: Да ну! Ведь каждый человек по-своему прав! Разве нет?
Первый: Тут уж.
Элен: Воюют все друг с другом…
Первый: Кстати, как там война? Не кончилась ещё?
Элен: Какая война?
Первый: (бурно) Ты что? Большая Азиатская война!
Элен: Я как-то и не знаю…
Первый: Большая Азиатская! Шутка ли сказать!
Элен: Да? Кто там с кем воюет? Для чего?
Первый: Как? Эти воюют с теми! Весь мир уже несколько лет только и говорит… Неужели ты ничего не слышала?
Элен: Может быть, чего-то и слышала…
Первый: Элен, да это же… Не знаю даже!
Элен: (безразлично) Надо будет что-нибудь прочесть… (оживляется) Знаешь, а я дважды втюривалась. Это такое особенное чувство! Когда я втюриваюсь, меня сразу начинает бить невыразимо сладкая дрожь! Это невыразимо, невыразимо! Один раз я втюрилась ещё в школе… Мы посмотрели друг на друга и меня просто затрясло! Однажды мы легли с ним на мат в физкультурном зале, он так классно вошёл в меня… и тут появилась директриса! Мама дорогая, какие у неё сделались глаза!
Первый: Он что, первый у тебя был?
Элен: Нет, непервый. Но тех, других, я не любила. А он погиб потом. Или это не он погиб, а другой… с которым я занималась любовью в крапиве. Я не любила его, но это было так необычно! Молодаякрапива — она так жжёт!
Первый: Да ты просто животное. (пауза) Молодая не жжёт.
Элен: Я всегда думала о любви! Важнее любви ничего нет!
Первый: Всё это похоть. Самая обычная похоть, а не любовь.
Элен: Разве это не одно и тоже?
Первый: Истории эти твои… Любовь — это. Тебе что же, больше ни о чём другом и думать не хочется?
Элен: Да, я много размышляю об этом. И ни о чём другом мне думать совсем не хочется.
Первый: Давай-давай, расскажи ещё, как кто-нибудь в тебя вставил! Где-нибудь… в канаве!
Элен: Я просто проваливаюсь куда-то…
Первый: (раздражённо) Куда это ты проваливаешься? К чему эти проваливания?
Пауза. Метла.
Элен: Не знаю… Ветер усиливается.
Первый: Нет никакого ветра.
Элен: Ветер усиливается.
Первый: Похоже, будет дождь?
Элен: Раньше я очень боялась, когда дул ветер. Там, где я жила в детстве, дули очень сильные ветры. Они срывали крыши, ломали двери, а иногда уносили целые дома и их находили потом километрах в пяти от прежнего места. Ты не веришь мне?
Первый: Такие ветры только на краю света бывают. Да и то не всегда.
Элен: По-моему, я не была на краю света.
Первый: А я был. Ничего особенного. Нет, сначала интересно — всё-таки край света, это вам не три фунта пера! А потом… всё время ловишь себя на эдакой подленькой мыслишке, всё время она пульсирует, трепыхается — должно ведь, думаешь, должно же быть здесь что-то такое особенное, только на краю света бывающее… что только здесь и можно увидеть… Есть, конечно, кое-что, но в целом… Дома, магазины, рестораны. Парикмахерские и почты. Бани. Люди, как и везде, ходят на работу, на рынок, в кино, женятся, ругаются и отвозят на кладбище себе подобных. Нет, нечего там делать, на этом краю света!
Пауза.
Элен: Хочешь, я расскажу тебе о том, что будет с нами через много-много лет?
Первый: (недоумённо) С нами?
Элен: Лет через двадцать-тридцать. Не думай, что многое изменится. Ты по-прежнему будешь сидеть на этом месте, а я буду приходить к тебе.
Первый: (недоверчиво) Тридцать лет?
Элен: Да, или — больше, не знаю…
Первый: Тридцать лет просидеть здесь? Ты что же, хочешь сказать…
Элен: Не могу сказать, что я мечтала именно о такой жизни. Но и это неплохо.
Первый: Какое мне дело до тебя и до твоих дурацких мечтаний?
Элен: Не думай, что многое изменится. Да, никто не молодеет со временем…
Первый: (в бешенстве) Вот уж воистину…
Элен:…зато по вечерам ты будешь рассказывать мне о том, что видел днём… Каждый вечер. Я ведь не покину тебя.
Первый: (так же) Что я видел? Что я могу тут видеть? Проехавшую «Тойоту»? Не проехавшую «Тойоту»? «Тойоту», столкнувшуюся со старым «Вольво»? Шофёра, у которого снесло полчерепа? Лужу крови? Толпу зевак? Бесконечных прохожих? Стариков, от которых несёт разложением? Женщин и мужчин, якобы убегающих от старости? Шумных мальчишек, торопящихся посмотреть в ближайшем видеосалоне вечный фарс плоти? Пьяных узбеков, сорвавших модную куртку с припозднившегося интеллектуала? Драки? Озабоченные рожи домохозяек? Махину театра с облупившейся краской? Арку отремонтированного дома напротив театра? Урну возле арки? Окурки возле урны? Деревья и кусты — там, подальше, в саду — то зелёные, то жёлтые, то голые? Что, что ещё?
Элен: Разве этого мало? Я в жизни не видела сотой доли того, что ежедневно наблюдаешь ты!
Первый: Ты всю жизнь проходила на своих ногах, а я тридцать с лишним лет сижу на одном и том же месте!
Элен: Чем эта площадь меньше всего остального мира?
Первый: Тридцать лет… ты ходишь везде, где захочешь, а я по-
прежнему…
Элен: Тридцать лет я каждый вечер возвращаюсь к тебе!
Первый: Кто просил тебя об этом?
Элен: Тридцать лет!
Первый: Тридцать лет!
Элен: Я уже ничего не могу изменить. Я не могу справиться с собой. Я чувствую дрожь. Учти…
Первый: (испуганно) Что ещё? Что ты такое задумала?
Элен: Я подкрадусь к тебе ночью. Ты проснёшься и увидишь меня. Тебя приведёт в ужас искажённое страстью лицо самки.
Первый: Э, да у тебя только одно на уме! Ты думаешь только об этом! Ты не способна думать ни о чём другом!
Элен: (в бешенстве) Подумаешь, он — застрял! А мне что делать? Почему я должна вечно метаться по этой пропахшей готовкой Земле в долгих поисках любви? Урод! Слюнтяй! Сука! Я тебе устрою сейчас! (Набрасывается на Первого , бьёт его руками, ногами, царапается и плюётся. Первый отбивается. Схватка продолжается недолго.)
Первый: (тяжело дыша) Чёрт… чёрт же дернул меня. Пусть в моей прошлой не было, но я.
Элен: А ещё я люблю ходить в кино. Всё равно, что смотреть — лишь бы видеть что-то. видеть разное, много-много разного. Смотреть, как оно движется, шевелится, дышит, ползёт, стонет. Вспоминать потом, что видела. Рассказывать кому-нибудь об этом — тебе, например. И ещё я люблю, когда мне рассказывают о том, чего не видела я.
Первый: Боюсь, тут от меня будет мало толку.
Элен: Почему? Ты же раньше ходил в кино.
Первый: Не знаю.
Элен: Хочешь, я расскажу тебе про один фильм. Боевик с философским подтекстом, я видела его совсем недавно.
Первый: Фак ю.
Элен: Банда диких черногорцев с окровавленными кинжалами в зубах охотится за стаей саблезубых тигров. В плен к черногорцам попадает молодой американский журналист. Он должен погибнуть, но в самый кульминационный момент появляется главная героиня. Она мчится обнажённая на белой лошади и спасает американца. У неё кривые толстые ноги, но это только кажется. Она прекрасна, как дух природы. Как сама природа… Я просто проваливаюсь куда-то…
Большая пауза.
Первый: Я устал. Гораздо больше обычного.
Элен: Да, ветер усиливается.
Первый: Не забудь завтра принести мне пожрать!
Элен: Завтра я принесу тебе молока.
Первый: Чудесно, чудесно.
Элен: И хлеба.
Первый: Прекрасно, прекрасно.
Элен: И ещё какой-нибудь еды.
Первый: Искажённое страстью.
Элен: Не бойся, ты не будешь голоден.
Первый: Соли! Не забудь принести соли!
Элен: И соли. И масла. И чистой воды.
Первый: Не знаю, что и сказать вам на это.
Элен: Не надо ничего говорить. (пауза) Ветер усиливается.
Первый: Нет никакого ветра.
Пауза.
Элен: Нет, ветер усиливается.
Первый: Похоже, будет дождь?
Шуршание метлы.