Вторая половина прошлого века. Янки-Сити.

Лилиан приподнялась, встревоженная:

— Что? Что с нашим сыном? Он жив?

— Дорогая, не волнуйся, у нас родилась девочка, большая, чёрненькая.

— Девочка? О! Любимый, я тебя разочаровала. Ничего, через год я рожу тебе сына, обещаю.

— Нет, Лили, не родишь, тебе перевязали трубы. Ещё одни такие роды не переживёшь ни ты, ни я.

Назвали девочку Изабель. Она была на удивление спокойным ребёнком, кушала и спала, что-то лопотала смешно на своём младенческом языке.

В доме Бенсонов жила постоянная кухарка. Дважды в неделю приходила уборщица, наводила порядок, занималась стиркой и глажкой. У Лилиан появилась масса свободного времени, она укладывала малышку в коляску и отправлялась на прогулку.

Стояла ранняя тёплая весна. Душное лето ещё не обрушилось на мегаполис. На набережной, протянувшей вдоль побережья океана, стояли столики под тентами, где можно было выпить чашку кофе с пирожным, отведать сливочного мороженого, съесть вкусную пасту с морепродуктами. В маленьких магазинчиках и лавках торговали всякой всячиной для приезжающих в страну гостей и туристов, чтобы те могли увезти домой брелок с выбитым на нём силуэтом всемирно известной Статуи Независимости, магнит на холодильник с изображением первого президента страны или ныне действующего, ковбойскую шляпу или футболку с флагом Веспучии.

Внимание Лилиан привлекли сидящие и стоящие то тут, то там художники с мольбертами, рисующие кто акварелью, кто красками на холсте, а кто наносил чёрными угольками на лист бумаги лица желающих запечатлеть для потомков свой портрет.

Лилиан не могла отвести глаз от рук художника. Он рисовал, казалось, не касаясь листа. Из хаоса беспорядочных линий и штрихов на бумаге вдруг проступало узнаваемое лицо сидящего напротив человека. Она так увлеклась, что очнулась лишь от плача ребёнка. Ой, девочку уже давно нужно было кормить… Лилиан бегом направилась в сторону дома.

Было уже за полночь. Изабель спала в своей кроватке, Сэм ещё не вернулся из госпиталя. Лилиан не могла заснуть без него и вышла на балкон, кутаясь в тёплый плед. Под ногами разноцветным сверкающим ковром раскинулся город, не знавший отдыха ни днём, ни ночью. Равнодушный город, подаривший ей один вечер славы и триумфа, ставший немым свидетелем тяжёлой аварии, лишившей её любимой профессии, к которой она шла всю свою короткую молодую жизнь.

Перед глазами теснились неясные образы.

Вот она — маленькая девчушка, впервые обувшаяся в пуанты с твёрдым намерением завоевать весь мир.

Вот девочка в купальнике, стоящая у балетного станка, вновь и вновь повторяющая под вторую часть концерта ми-минор Баха упражнения на растяжку деми-плие. Баха сменяет «Русское скерцо» Стравинского, летящее и вдохновенное, балерина переходит к батман жете. И так изо дня в день, с утра до вечера, забывая об усталости, о порой невыносимой боли в ногах.

Вот шестнадцатилетняя девушка, равнодушно проходящая по улице мимо витрин с булочками и пирожными. Балерина не может позволить себе полнеть, она обязана постоянно и методично ограничивать себя в еде. Лишних триста грамм — и партнёру уже тяжелей поднять тебя во время выполнения па-де-де и ты уже можешь забыть о главных партиях, обречённая навечно крутиться среди подобных себе в кордебалете.

«Но если я уже не могу танцевать, почему бы не попробовать нарисовать всё то, что так давно знакомо»? — думала Лилиан, вспоминая поразивших её сегодня художников, творивших на шумной набережной.

Вернувшись в гостиную, сняла плед, оставшись в тоненькой ночной сорочке. Набросив халат, сгорая от нетерпения, стала ожидать прихода Сэма, чтобы поделиться с ним своими планами. Но вначале помогла ему раздеться, облачиться в домашний халат и тапочки. Подождала пока он прошёл в детскую, посмотреть на спящую дочь. Заварила не крепкий цветочный чай, выслушала терпеливо все последние новости прошедшего дня в больнице: как он удачно прооперировал очередного безнадёжного больного, как вставил шунт ребёнку страдающему гидроцефалией.

— А ты, моя девочка, как прошёл день? Как ты себя чувствуешь, ничего не болит?

Лилиан уселась к нему на колени, крепко обняла, вздыхая такой родной и знакомый запах его дезодоранта:

— Нет, нет, всё прекрасно… любимый… — стала покрывать его лицо поцелуями.

Он раздел её и, взяв на руки, отнёс в спальню.

И только потом, устроившись уютно в его объятиях, рассказала мужу о своём желании научиться рисовать. Сэм обнял её и крепко поцеловал в губы:

— Лили, радость моя, я буду только рад, если ты найдёшь себе занятие по душе, почему же нет?

Лилиан на следующий же день, уложив Изабель в коляску, отправилась к океану, искать художника, согласного давать ей частные уроки. Так она познакомилась с Александром Мишелем Фурнье, Алексом.