На следующее утро погода резко изменилась. Над Днепром повисли тучи, моросил дождик, ветер вспенивал воду и сердито гнал её к берегу. Я вопросительно глянула на Зураба, когда он разбудил меня ни свет ни заря.

— Пойдём, Ася, посмотришь, как клюёт в дождик.

Укрывшись болоньевыми плащами, мы приготовились терпеливо ждать. Но, не успел он забросить спиннинг, как прозвучал милый сердцу каждого рыбака, благословенный «Дыр — дыр…».

— Ася, давай, крути катушку, только не резко, а то сорвётся.

Из-под воды, болтаясь на крючке, появился первый зеркальный карп, большущий, килограмма на полтора. Дело закипело. Мы рыбачили, пока не встало солнце, разогнало тучи, успокоило ветер и загнало нашу рыбку в её подводное царство. Потеплело, и отдыхающие отправились на пляж. Почистив рыбу, посолили и отправили на хранение в холодильник в столовой. Уха на несколько дней нам была обеспечена.

Вторая неделя приблизилась к концу. В последнюю ночь мы почти не спали. Мне взгрустнулось — опять я его не увижу целый год. Закапали слёзки.

— Асенька, ну ты чего, не плачь. Время пройдёт быстро, я приеду к тебе на Новый год, обещаю.

Слёзы моментально высохли. Он приедет! Уже кончается август, а там каких-то всего четыре месяца…

— Ну вот, так и лучше, ты уже улыбаешься. Давай поцелуем глазки, и щёчки, и губки…

Зураб проводил меня в Херсон, посадил на автобус, и через четыре часа я уже была в Одессе. На следующий день утром вернулась домой.

В общежитии к нам с Дашой подселили двух первокурсниц — винничанок, моих землячек Свету и Дину. Девочки как-то быстро обзавелись друзьями. В нашу дверь постоянно стучали какие-то мальчики. И, если мы с Дашей в своё время сутками зубрили латынь, то наши соседки каждый вечер убегали на свидания.

Учиться стало легче, видно мы уже втянулись в ритм занятий, да и зубрёжки уже не было. Началась клиника, это было самое интересное.

Зураб писал мне часто, всякие милые глупости, которые пишут друг другу влюблённые. И каждое письмо заканчивалось: «До скорой встречи, любимая!»

Так пробежали сентябрь, октябрь, ноябрь. Он приехал 30 декабря, и мы тут же смотались к Симоне. Здесь на втором этаже у меня была своя комната с диваном, книжным шкафом и письменным столом. Это Станислав уступал мне свой кабинет. Рядом была ванная с большим баком, обогреваемым, как и вся квартира, дровами. Осенью я приезжала чаще. Ох, и куркуль был уважаемый Приходько! Мы до поздней ночи солили в бочках огурцы и помидоры, варили компоты и варенье, лечо и всякие салаты из перцев.

И сегодня было полно дел. Мужчины уехали за продуктами и ёлкой, а, вернувшись, привезли молодого баранчика. Зураб заявил:

— Я всё-таки имею отношение к кавказскому народу, значит, буду делать плов. Ася, давай помогай…

Помогать я ему не собиралась, мне нужно было помыть всю квартиру, вынуть праздничную посуду и отварить овощи на салаты. Симона ходила на сносях, смешно переваливаясь по квартире. По сердцебиению плода, ждали двойню.

Свекровь её обожала, муж в ней не чаял души. Закончив все дела, мы поднялись наверх. Я ополоснулась в душе и, разложив диван, постелила постель. Зураб долго парился и мылся и выйдя раскрасневшийся, с полотенцем на бёдра улёгся на живот, подставив свою широкую крепкую спину:

— Асенька, сделай мне массаж.

Я усердно мяла его мышцы, колотила ребром ладони, щипала. Он только довольно постанывал. В конце концов, я устала и мне всё это надоело. Я сорвала с него полотенце:

— Поворачивайся на спину, — и удобно уселась сверху. Пусть он теперь меня массажирует…

На следующий день мы закончили все приготовления, накрыли стол и просто отдыхали. Потом дамы навели марафет, нарядились и все уселись к столу провожать старый год. К Приходько приехала его сестра с мужем и дочкой, пришли две пары учителей с работы. Под ёлкой всех ждали подарки. Хозяевам Зураб привёз бутылку марочного коньяка и большую коробку конфет. Мне достался маленький свёрток. Распаковав, я обнаружила коробочку, а в ней золотое колечко с маленьким рубином. «Надень, — шепнул он мне, — это тебе моей невесте». Куранты пробили полночь, все чокнулись бокалами с шампанским. Мы смотрели друг на друга и наши глаза говорили: «Я люблю тебя». Позже, уже в нашей комнате, уставшие от обильной еды, танцев и крепких объятий, где-то на зыбкой грани между сном и бодрствованием, я слышала его голос: «Асенька, ты ничего не бойся, верь мне, я выберусь скоро из этой дыры, а ты только учись и жди меня…»

Я любила и была любима, у меня был он — мой единственный, желанный, верные подруги, скоро я стану врачом. Чего ещё желать в жизни? Вот вам и уродина длинноносая!

Даша уезжала на праздники домой, а, приехав, сообщила мне, что летом выходит замуж за своего Алика и переведётся во Львов.

— Даша, ты хорошо подумала? Тебя не волнует, что он еврей?

Даша, кажется, впервые за всё время нашей дружбы обиделась на меня:

— Ты имеешь что-то против евреев?

— Ничего я не имею против, но потом твоим детям будут кричать «жиденята». Ты к этому готова?

Она покачала головой:

— Я не откажусь от него ни за что на свете и ни на кого другого его не променяю. Ты бы из-за этого отказалась от своего Зурабика?

— Ни за что!

В феврале Симона родила двух мальчиков. Дети были с маленьким весом, но здоровенькие. Я всё свободное время проводила у них, им нужна была моя помощь, и я моталась между Ужгородом и Береговым. Но я была так счастлива, что мне всё казалось по плечу. Я не чувствовала усталости, жила в ожидании скорой встречи летом с любимым. Всё было прекрасно!

Как же я ошибалась!

Прошла зима и наступила новая весна. Зураб писал редко, в последнем письме сообщил, что уезжает домой, а когда определится, сообщит свой новый адрес. Не успела я зайти в общежитие, как меня позвали с проходной к телефону.

Это была Симона:

— Асенька, нам надо поговорить… Сейчас к тебе едет Стасик, он привезёт тебя к нам…

— Зураб! Что с ним случилось? Он жив?

— Жив, жив, это не телефонный разговор, приедешь, поговорим.

Стасик приехал через час. На все мои вопросы он отвечал:

— Тебе Симона всё расскажет.

Я вбежала в комнату, дрожа от плохого предчувствия:

— Симона, что случилось?

— Ася, может, ты пообедаешь?

— Симона!

— Асенька, Зураб женился…