Вынуть дьявола из мелочей

Гурченко Леонид Александрович

Наличное бытие

 

 

I. Автономия камней

Основная проблема нашего современного человека – как научиться обуздывать «нашего человека», выпрямить его дикость, чтобы он не делал землю низкой, забрасывая её отходами позорного отдыха, в особенности по берегам «месточтимых» рек и по краям леса. Как заставить функционировать в человеке, во лбу, заповедь «где взял, туда положи», человеческую, но законную. Если это для кого-то просто, пусть испытает эту заповедь в действии на детях старше пяти (лучше на своих) или на любом встречном из своих знакомых: и через день, и через год ты будешь чувствовать на себе отдачу «оскорблённого достоинства». Прошу при этом учесть: если заповедь «положи туда, где взял» будет действовать между A и B только на словах, без наглядных и ощутимых методов – всё будет как об стену горох. Для «несамоотчётных деятелей (дикарей)» вещи открываются лишь отчасти

Воскресенье 09.11.2008 г. я по старой памяти ушёл из дома на родник у Соколиной горы за чистой водой, хранящей сейчас вкус осенней листвы, как это и естественно для лесного живца. Точнее – мы ушли. Со мной отправились две внучки, ученицы 1-го и 5-го класса лицея. Поэтому я не хотел встречи с берегами нашей «Песчанки» и не хотел видеть сосновую посадку на восточной стороне города, униженных каким-то кривым родом curvus: мусору горше и горше – что ни шаг, всё больше.

Пошли дачной тропой через поле на дощатый мост, радующий тугой зыбью перекинутых двух рельс через моторную «Песчанку» – быструю и бойкую. Два-три года назад я видел родник среди нескольких пасущихся валунов в ольховых зарослях. Теперь, уже на виду источника места, меня насторожили «перила», несколько коричнево-серебристых жердин, прибитых к тонким стволам ольшаника – раньше такого не было. Миновали грязь по мосткам с «перилами», подошли к давно знакомому месту, и я ахнул: вот это дела! Я никогда не видел столько живых, необработанных, камней – громадных, средних, меньше и меньше, согнанных в одно место валунов, расставленных и уложенных по своим местам. Сразу видно, что здесь умение и труд превозмогли всё. И это «всё» возвышает дух. Потому что этим диким валунам, то уложенным в виде северных крепостных стен, высотой более метра и чуть ниже, то в виде конусной башни с уже растущим на вершине хвойным деревцем, то стоящим дыбом, придан вид волевого замысла. При этом, если судить по угрюмым остаткам цветов и других растений, эти камни весной и летом нарядно кудесятся в цветы и садовые кустарники. Соучастие места и деятельности, но чьей деятельности? Чей труд? Кому этот родник оставил место для поступка?

В центре сооружений, на валуне, поставленном дыбом, вырезан большой символ рунического алфавита «Футарк» руна Odal – родина, родной дом, автономия. Всё рассмотрев, дети выговорили: «Как тут всё здорово!» – и рванулись на гору, что покруче, что за ручьём – сбегали с горы с криками и визгами. Существо «родины» как местности или области обитания человека, по-старому «волости», близко к значению слов «владеть» и «здравствовать». Отсюда жизненная сила родины.

Появились прохожие – «беглые», как и я с детьми, муж с женой, потом ещё муж с женой на спуске за ручьём. Эти собирали самые последние грибы, земляные опята. Так я узнал, что эту автономию камней создаёт мужчина по имени Павел вместе с женой. Иногда ему помогает кто-нибудь вытащить из ручья и дотащить особо тяжёлый валун. Говорит, что нужно делать людям добро. Я оставил на камне записку с номером своего телефона, положив удерживающий белый камень сверху в виде осколка черепной коробки. Звонок поступил во вторник 11.11.2008.

– Как вы дошли до такой жизни? – спросил я Павла и Ларису, когда наконец мы встретились у родника. Молодые люди заулыбались. Павел Станиславович Беликов – сухощавый и рослый блондин, Лариса Владимировна, красивая и русоволосая, помогает ему как может, а может она много – не только осиливать вместе с ним не очень трудные камни и землю, но весь «культурный вид» камней, цветы и кустарники, её дело.

– Как-то раз набирал воду из родника, тут же какие-то бабушки, одна возьми и скажи: обустроил бы кто родник. С этого и началось. – Занятые вопросами и ответами, ни я, ни Павел сразу не сообразили, что Лариса увидела пролетающих птиц, сказала, что они хищные по виду и красивые, подумала, что это соколы, и тут же догадалась о происхождении названия Соколиной горы: значит, тут селятся соколы. Мы не успели – за хлыстами вершин их было уже не видно. Я спросил о том, что будет на забетонированной площадке. От ответа он вежливо уклонился. И правильно сделал: всё расскажи да расскажи. Но дальше я понял, что не на этой площадке, а повыше над источником, возможно, будет часовня, если… И это было понятно: нужны не только умение и труд Павла и Ларисы, но соучастие каких-то финансовых затрат добровольцев.

Так это место постепенно выявляет свою сакральность.

18.12.2008 г.

 

II. Деревня на войне

Войну я не видел – рос в Сибири. Видел только то, что вся деревня на войне, мужская половина, кроме дедов. А вот известие о том, что война кончилась, первым, хотя и опосредованным образом, в деревне сообщил я, в возрасте 10 лет. Видел вернувшегося с войны сержанта, «в военной форме, при погонах», и в окружении смеющихся девчат. Позже видел возвращающихся с войны демобилизованных солдат, и слышал их голоса, когда они пели.

Война категория женского рода. При этом мир и застой – мужского рода. Кажется, что имеем исчерпывающие определения, но всё же остаётся чувство неполноты. Оказывается, всё просто: существует в языке третья категория, без признаков пола – имена и глаголы среднего рода. Война и мир существуют во времени, наряду с пространством, а время соотносится со средним родом, как, например, божество. Мне удалось определить время следующим образом: время – двигатель ума. Недаром Афина, богиня войны и мудрости, имеет связь со временем: эти силы, война и мышление, определяют качество времени, время соотносится с мудростью и Мировым разумом.

Но помимо всего сказать скажу о военном времени в просторах деревни Павловки, Саргатского района в Омской области. Славяно-белорусско-русская деревня говорила на чистом русском языке с эхом интонаций крепкой мордвы. «Эх уж – ночас кур-вин-ский род!» – запомнилось речение мордвина. Нас три дома – Гурчёнки и Дорожкины, белорусы Полоцкой волости, но мать воронежская, Скоморохова Ксения Николаевна из села Россошь (сейчас город). Отец Гурченко (Гурчёнок) Александр Васильевич. Природная среда обитания жителей – ровное, как стол, пространство и околки, небольшие участки радостного березняка, а вокруг поля ржи, пшеницы, или так, покосы. Земля чёрная – чернозём; летом дороги крепкие, как асфальт. Около домов никаких насаждений – дом и двор. Всё просто, спокойно и на виду: большое озеро видно всем – камыш и «чистины». Сохранившихся знаков древних исторических событий как бы и нет, всё вновь, колхоз «Авангард». Есть два могильных кургана в окружении пожилых берёз, но никто о них ничего не знает, «бугры» и всё. Проводов на фронт не видел, знал только со слов, кого забрали, может потому, что голосить на проводах в армию и на фронт было не принято. Я живу с бабой Марылей (Марией Викентьевной) и тёткой Танькой (сестрой отца Татьяной Васильевной); отец и мать «в городе» (в Омске), живут на частной. Отец служит на ж/дороге. Летом всегда жарко, дожди редко; зимой всегда погода – мороз и яркий снег, а ночью ошеломляющая луна и звёзды с кулак.

Летним днём 1941 г. около дома остановилась «полуторка» – внесли в дом деревянный сундучок и чемоданы, вещи отца: «Шурку забрали на фронт». В деревне стало ещё тише, никто никого не цепляет, настала эта мука ожидания вестей с фронта. Через год, летом 1942 г., пришло извещение: отец пропал без вести под Ростовом-на-Дону. Плакали трое – баба, тётка и мать, мать голосила сильней всех. Я тоже плакал, но плача не помню. Баба говорила, что горе было не по силам; потом подумала: «Не собачьи ж дети гибнут на войне – мужья, сыновья, отцы». Разделила горе со всеми. Отлегло. Дед Осип (Осип Викентьевич Дорожкин), колхозный кузнец, заходил иногда с газетой «Правда». Читал однажды о тяжёлом сражении, слово «танки» было во главе, давал пояснения, сравнивал с гусеничными тракторами, впечатление не складывалось. Сейчас думаю, что дело шло о Курской битве в 1943 г.

У нас на квартире стояли две молодых женщины – секретарь с/совета и учительница. Погожим днём, весной, из района (из Саргатки) вернулась секретарь с/совета и сказала: «война кончилась». У нас с горем пополам развлеклись и развеселились. Я пошёл наискосок через дорогу к своим друзьям Антоновым – два брата и две сестры. Зашёл и сказал: «война кончилась». Мне не поверили, но я сумел доказать. А когда возвращался домой, в ближайших домах уже знали, что война кончилась, сёстры Антоновы успели обежать соседей.

Солдатам положено возвращаться с войны домой. Это явление видел я дважды, и оба раза как благо наставшего мира. Лето победы, окно раскрыто, я на лавке смотрю на улицу. Послышались хорошие волнующиеся голоса, теперь я знаю, что качество человека определяют по голосу, – шли люди с хорошей душой. По нашей стороне шёл сержант в окружении смеющихся девчат, зеленоватая подтянутая форма, на плечах невидаль – погоны с тремя впечатляющими лычками, фуражка в руках. Он шёл естественно и конкретно, без дурных ужимок и обжиманий, уверенный, что имеет право на это благо – смех и радостный говор девчат.

Прибавление. На минуту, в интересах темы, отвлекусь от одного возрастного процесса к другому, к собственному армейскому миру. Эхо войны услышал в один из острых дисциплинарных моментов, когда Сибирь выручила. Было, на солдатских глазах, при всех, меня отчитывали за какой-то проступок. Звенело в ушах, я плохо понимал – за что?! Уловил и понял только слова командира взвода нашего небольшого подразделения, слова, ушедшие вверх: «Сибиряки Москву отстояли!». Злая напасть стала отступать, и меня не наказали. Так я оказался в положении спасённого гуся, потому что гуси Рим спасли.

Второе явление возвращения солдат с войны было уже в послевоенные демобилизационные годы. Я живу в городе с матерью и отчимом, карело-финном, выговариваю «финно-карел», надо мной подсмеиваются. Мы едем в Карелию в поезде «Москва-Мурманск». Верхние полки заняты солдатами все до одной. В вагоне никаких повышенных или цепких интонаций. Разговаривают спокойно, впечатление тишины. И вот «жизнь движения» поезда преобразилась – взялись сильные тона мужских голосов, солдаты согласованно выдали красочную мелодию мужской песни «Хазбулат удалой». Они создали в вагоне своё пространство и своё высокое время. Наше – выше!

2015 г.

 

III. Ярмарка книг

Московская международная книжная выставка-ярмарка 2015

Итак, согласно заглавию, мы должны познакомиться с изданиями книг за этот год. Бедовый случай – я не знаю, на какие колёса поднимают репортажи о книжных ярмарках: говорят ли о пользе чтения вообще, а типографских книг в особенности, и заодно о заменителях – электронных книгах, об истощении ли читательского интереса или, наоборот, об успехах книжных ярмарок. Полагаю, что лучше всего опереться на две опоры – на свои ноги.

Так вот, прежде всего надо об этом сказать – о том, что на пути от метро до громадного Центрального входа ВДНХ, а затем до павильона № 75, ты подвергаешь опасности ноги – устать. Время идёт, а мегалитические сооружения и недосягаемые для пешего хода здания с одной и с другой стороны создают ощущение, что ты с трудом двигаешься по ступеням вавилонского зиккурата к небу, на которое нацелена недвижно-движимая ракета «Памятника покорителям космоса» – с выбросом лавы ослепительного металла. Шёл и думал мысль перерусского из русских философов Н.Ф. Фёдорова: города должны походить на деревню.

Затем, сиганув из дома через двухчасовое расстояние, в павильоне ты всё-таки чувствуешь себя не на новом месте, чужим и свободным, когда говоришь звучным своим голосом по-русски – просто и ясно, иногда грубо, – знакомых нет, не одёрнут, не так, мол, громко! Но ты уже не ты, а мистерия – приглушённая толпа, движимая туда и сюда, ищешь то, не знаешь что, но обязательно желаемое, хотя чаще всего именно то самое как раз имеет малодоступное место по цене.

Итак, в зале А стенд «Иран – древнейшая цивилизация». Книги на языке хозяев Ирана, есть интересные издания на русском. А между тем заинтересованных покупателей нет, и я не ради книг подошёл. Существо Ирана для меня – «потаённое» пространство. Слышал только (или прочитал), что в Иране тех, кто исполняет рэп, и тех даже, кто его слушает, каким-то образом наказывают, но мне запомнилось – расстреливают. Подошёл к иранскому стенду затем, чтобы задать кстати трепещущий этот вопрос. И я его задал. Девушка в жёлтом платке на голове и на современный лад истощённая потупилась и отрешённым голосом едва ответила: – Вы что, Иран – цивилизованная страна. – То-то и есть. Мне было бы дорого, если бы в цивилизованной стране так оно и было, поэтому думал, что позиция ваша вне рэпа – это отношение к нам остальным, как вызов. Или моя информация – какая-то ошибка в расчётах? – Она совсем погасла и сказала, как прошептала: – Да, вы ошиблись. – Хуже нет, я стал оправдываться: – Всей своей нутьгой, методом проговаривания слов, антиритмом сопровождения рэп превращает людей в несамоотчётных дикарей, в отбросы. – Не помогло, мои представления не оправдались – Иран не состоялся, ускользнул от моей лояльной хватки. А ведь я редко проходил мимо рэпасаков (пьяниц и воров), чтобы не сказать: – В Иране за рэп расстреливают!

Ввиду того, что мы довольствовались изданием книг привычного формата, диву дался, увидев книги не «кирпичи», а какие-то мегалиты, толщиной не менее 20 см, притом заключены в них материалы русского фольклора. Такие размеры томов видел только в зале Иностранной литературы Российской Государственной библиотеки, издания XVIII–XIX вв. И вот тебе на – под самым носом. Здорово! Затем порадовала успокаивающая мощь и красота гостеприимных православных изданий в белоозлащённых больших переплётах. И подумалось, можно сказать, о другом, но тем не менее о том же: изначально Русь – виноградная гроздь, сплочённое единство народов.

Так вот, тут же, по ходу, задело за живое то, что, казалось, провалилось в тар-тарары и замолкло – свистопляска «невегласов», мистификаторов и «родноверов», вокруг пресловутой «Влес книги». Когда специалисты ткнули их носом в небывальщину, в очевидную ошибку «Влес книга», стали писать «Велесова книга». Но и такой никогда не бывало. Тем не менее, «некто, а с ним иные» ударились издавать фантасмагорию Ю. Миролюбова. Глядь, и тут подделка: выдал себя за Миролюбова, на самом деле он – Лядский. Нет бы, тут и сказать: «Ну её к ляду (чёрту) собаку эту, она зря мечется на человека!». Так нет же, не только издавать, но пошли дальше. И группа из 8-ми украинских как бы экспертов издала в 2-х томах в ООО «Издательство «Концептуал», 2015 г., зарегистрированном в Москве, ощупанные этой группой чертоврезные знаки на снимках прямоугольных бумажек Миролюбова, и кривотолки о них, под названием «Экспертиза Велесовой книги». Однако это не всё – есть на прилавке издательского стенда ещё и ещё: В. и Ю. Татюк «Велесова книга со словарём», и просто Г. Максименко «Велесова книга», также 2015 г. Хоть волком вой. Но «молчу, волк увидел меня первым» (латинская пословица) – значит нападёт. Я как раз убеждал собеседника не брать такой товар, и тут же заметил приближающегося «волка» к нашему краю стенда.

А дальше не легче, на прилавках неоднократно попадались – Сталин, Сталин, Берия, Сталин… Но мне известно, что история не ошибается, а если бывают ошибки, то «по Гегелю» – диалектические и плодотворные. Хотя высказывать сейчас какое-нибудь мнение, даже если будет польза – лучше этого не делать, потому что разговор надолго. Кроме того, прошу поверить мне на слово, хочется закончить на оптимистической ноте, или о том, что приметы, как ни вертите, но сбываются.

Так вот, стремясь на ярмарку, я был настроен, что и моя книга, изданная в этом году издательством «Алгоритм», будет выставлена на продажу – «Славяно-русские древности в «Слове о полку Игореве» и «небесное» государство Платона», с воспроизведённой в цвете на верхней обложке иконой Андрея Рублёва «Архангел Михаил» – с мечом. Это было в четверг, 03.09.2015, подхожу к соответствующему стенду, продавец перебрал глазами и руками книги на прилавках, моей книги нет. Ну и что?! Однако осадок остался. Поднялся на обед в кафе. Ставлю на поднос по порядку то, что выбрал. Раздатчица подаёт тарелку горохового супа и улыбается: – Вам попало. – Что попало? – Вам будет хорошая весть. – Это с какой стати? – Вам попал в тарелку лавровый лист. – Ну и что? – Повторяет, улыбаясь: – Вам будет хорошая весть. – Пришло в голову вернуться к своему стенду и уточнить вопрос. – Ярмарка сегодня открылась или вчера? – В среду, вчера. – Молодой человек подозвал другого продавца, девушку, она ввела другой ответ: – У нас было немного экземпляров этой книги, вчера библиотека купила все экземпляры и забрала. – Больше у меня не было вопросов, а про себя сказал: – Хорошее издательство «Алгоритм»! Увенчало лаврами в гороховом супе.

09. 09. 2015 г.

Человеческая фигура с мечом и чашей.

 

Творчество по праву

(ποιοŪντες)

 

1. Мокрый февраль

В дебелых берегах упитанного снега Темнеет полотно тугой воды – река Средь снега белого на влажном перекате Распахнуто шумит, скользя через бревно. Снег потеплел, намок, и будет ли дано Прижать с Атлантики погоду демократий? К отсталости ведёт, хватая за бока, А государство – zo-о! [8] – музейная телега?! Но Слово о полку [9] , даст Бог, я донесу Деревьям отсыревшим в сумрачном лесу.

 

2. Любовь и волки

Но, слабый «славянин», Русь техносила [10] , Зубылда наш, угрюмый зубоскал, Я русопят, а не славянофила Отсталый взгляд, – ты на словах палкал [11] , Ни воин, ни мудрец, как был, ни то, Ни сё, кентавр, а русь прорвёт реальность, Торговлю праздную, продажность: «Что-о?! Вам от своих трудов жильё и транспорт?!» — Мы привлечём из северных широт Любовь к войне и мудрости – волков, Природы римских духов – той тропой, Где lupus их звучит не «волк» – «любовь» [12] . И быть – ещё чужое бытиё, Но соучастие в ином – своё.

 

3. Каждая собака в своей шерсти ходит

Мы будем их наказывать, вздыхая, Какой сегодня мерзкий человек, Своё злословит свой, не знает края, Страх пострадать за зло пропал, никак Среди иных и прочих – лиходеи. Не покоряясь Слову, но словам Дают они свободу, разумея, Прикрыть возможно и свободой зла залом, Прикрыть как можно веселей. – Черёмуха, Душистым облаком цветов, колоколуша, Корнями вверх под небо вознеслась На зеркале реки, а ипостась На берегу, корнями роет землю, Когда удары трелей соловья Куют весёлый пляс траве и зверю — Черёмуха под небом – всем ничья. Мы дети русского в себе народа, Красиво то, что недоступно. Гойда!

 

4. Пустынножители

Леденящая синева октября, и под ветром солнечного света волнуется жёлтая зелень деревьев — плач журавлей несут скорбные крылья. Настоящая волна перелёта, что плывёт за волною волна – подряд. Журавли растеклись – у всех на глазах — подземным океаном потопного крика. Но с ветром усилий, величая землю плачем, дождались собратьев, разбились на клинья. «Из Белоруссии! — смятение моё усилила женщина – летят». Чтобы проснулись мы, летят и кричат: два жезла силы добыли словени и кривичи — русский меч и русский крест, стяжали славян себе — под русский стяг.

 

5. Случай

По-над речкой видел чудо — В целлофановых мешках Лежит мусор, весь подобран, Ах, ах, ах! (Припляс). Воля есть у нас в умах, Лежит мусор, весь подобран, В целлофановых мешках, Ах, ах, ах!

 

6. Власть, порядок, свобода

Спицы дождя, Птицы в раю, Дух вождя В осеннем краю, Что женствен И змееног, Мечник судных лезвий, Не ворона – собака! — А волк. Не мешкая, Сам Берётся за дело, Риск – действий мотор. Вначале дело: Свести с неба Крайне правый огонь Зиг – загом, Божий глагол: Помни свой род. Решения наголо: Бяри трапку, делай парадок! — День – что век. – Ой, ой, ой! — Воля и мысли – с собой.

 

7. К националистам без креста

Не задирая носа, голосом ясным, Без пафоса, но с чувством перемен, Не удаётся сказать вам незаглазно: И я хочу – послать бы в передел Клеймённых русских, чей чекан «безобразник», А с ним «буян». Любой бы леденел — Глаза в глаза – поняв, что переключатель Задатчика движений вековых — Всего лишь наше слово, как обладатель Вещей и дел. Слова имея, вы Прямым путём придёте к действию, к славе, Язык не умер, будете правы́. Что толку, что – да и зачем же под немцев Генетика коси́т у вас? Когда, Рождённые мы дважды, мы – русь, воскресши В купели русской веры, не орда — Род христиан, ядро народа, и к месту Первичную имеем, как вода, Не добывая, мысль: ты свой знай порядок. Вот в чём желанья севера: любовь Стоять должна – активная ведь ограда От злого стиля – тверже. И не в бровь, А в глаз попал Гораций, вымолвив: правда, Безбожны люди, коль бороздят скрось Морские воды, хотя Бог – свет на части Рассёк водой [13] . И прав тот дух, призвав Своею тенью прочих: пускай потщатся Когда-нибудь потом, поколебав Бесстыдный мир, бездарный, вновь подчиняться Законам расы [14] , просветил – будь здрав. Но дни лукавы, и крапивное семя, Большевики, под взглядами отца, Чужими для народов [15] , всё ж размышлений Усилие свободное резца Об идеалах расы, битых во гневе, Нам вмуровали, простаки с лица, В Метро и в изваяния на Кургане. И занимает голос, что на слух Мне кажется предания ли на грани Иль вымысла – захватывает дух: Перетекла фасадом Рейхсканцелярия В парадный вход Библиотеки, ну Без «Ленина», и пусть, к чему пререкания, — И кто у нас в Европе лучший друг?

14. 01. 2011 г.

 

8. Январское солнце

Сияет синий день на небе Весёлой синевой. Ворона каркает словами «Карр, карр, карр», Вороний крик звездой бурьяну — «Красть, красть, красть». Солнце катится по крышам Горячим колесом, Белый снег морозом дышит. – Солнце, эй, есть вопрос к тебе: К нам во двор взойдёшь ли, солнце, Чтоб укрепить столбы? Или бросишь голых, босых И неопоясанных На произвол судьбы, Космополитами повязанных? Говорит Солнце: – Не в именах предметов сила, А в свойствах звуков языка, На котором произносила Кровь предков наверняка Отечественные заклинания, В чужих словах теряется их сила, Не глядя на старания. Говорит Солнце: – В начале была – власть, Обилие плодов. Потом словене с кривичами шли, Озлясь На стиль противоречий — Морским путём к варягам красным [16] шли, Притом, Готоны-чудь всё больше передом, — Встал род на род, Что смерд, перечит свой урод. Словене красных спрашивали: «Идёте ли? нет государя старшего». Говорит Солнце: – Знамением вдохновлённые, Отозвались на слова послов, И с дружиной объединённые, Князья становились чашей-солнцем И на языке для уха божества Скричали отклик звучным голосом: «О Рос! О светло светлый!». Так с небёс Сошло на варягов сперва, Потом исход руси к новгородцам занёс Прозванье Русь и слово рос [17] . Говорит Солнце: – О светло светлая, украсно Украшенная Русь, Себя такою видишь ясно Там, где огонь и дым, и звука Трубный гром, и неба гусль, Вступив во мрак, где имя Бога – Рос, И чувство это не напрасно, Из нимба – солнечного круга, Вам светит Христос. Говорит Солнце: – В войне миров – Европы и России, Все христианские святыни Остались в деле той войны, в Москве. Но мумия учителя безумия Оттащена была от настоящего, От горизонта событий – вовне, И тот, кто мог, не одолел. Говорит Солнце: – Но имена имеют силу, Человеческие имена, Говорю о тех, что были, Если увязываются всегда С именем Бога, как Пушкин с Россией. Он оставил сросток кристаллов Самородного золота: «Россия! встань и возвышайся!» [18] . Но отклик – пока не предстали — Ваша забота.

05. 02. 2012 г.

 

9. Развёртывание настоящего

Давно ль колючий юг, и наглый, Походка – врозь ступни, нескладный, Небритыми кустами зарастая, Изъя́звил мне загар, Огонь и воздух – летучий жар. Неисчислимые в узилище Весомые валы, но волнорезы. И не забудьте то, что звери, Чем дальше их жилище, Тем динамичней, борзее, резче. Жалея злодеев – цыц! не перечьте! Не диво ли, что даже там, Где солнце погружается глубже Зимой в Ледовый океан – вот ужас! — Лесоповалу рады там — Полярным рады грабежам. И ещё. Ибо напасть хранящаяся вот — Непроходимые окраинцы, Любой подхватят недочох — Информационная мутация. Хвороба. О! В электронных письмах кодовое О Поставят, а не ноль, — О, ложь и злоба! И беспорядок, что ниже ума, И крови людской не жалко. Чёрт в хату лезет – что ж, дарма́, А москалю не смерть, так – палка. И как собака стражей, я во сне Подхватываюсь, гон на них во все Лопатки был, – а что ж они? В Сибири, На Дальнем ход им дали, и восток — Спилили! – Выловили! – Перебили! Земля трепещет, голос дают облака — Чтоб вас перун треснул! Или в Москву к Малюте повесткой — Селение славы Твоей, Господи, — И ныне, и присно, и на века! Нас опаляет что ни день, и сегодня, За домом бледно-жёлто-зелёная липа, Ступени листвы – зелёные «горки». Одна. Другие липы раскрылись, Ударились листья о землю, прогоркли. В ноябре листопад обессилил, Она — Светоч Преображения Господня Из святцев Новгородской Софии.

 

10. Береговые вётлы

Встал, наконец, октябрь без дождя, Огнём-водой осеннего солнца Сверкают в вётлах ясного дня Лучей непобедимые зёрна. Не понять мне единственно тех Пернатых, что бездомны и дома, У нас под боком, и как на грех, Ворона ýмна да бестолкова. Не знает ни один, как страшён Её крик, её глотка воронья, Ни от самой не узнаешь да, Чем же она у нас недовольна. Соседний украинский наш борт, И криминальный. Выглядит ярче Сорока, птица местных красот, Пронзает всех за ненадлежащий Порядок, стрекоча, что твой бес. А между тем три певчие птицы (По виду), не из лесу, не в лес, А на газетные те страницы, Где острые шипы устрашать Способны – хищные сорокопуды [19] , Серы́, чёрные крылья под стать — Леонтьев, Дугин, Фėфелов [20] , спутать — Ни с кем. Сказали: волен Бог да мы Всё поменять – создать государство Вглубь, что умнее нашей шпаны И радикальней. Не окаянство, Как знак, но истина и божество. Слабоголовые корчатся пройды [21] На острых шипах – и есть за что. Господь, мы побеждаем вглубь. Гойда!

2013 г.

 

11. Благозвучная пляска

Ах, яблочко Кисло-сладкое, Расскажи про Русь Не украдкою. Про Эльбрус-прарус, Волги-мать ключи, И про Китеж-свет, Светлояр, не молчи. Богатырский круг Чаши Грааля, Что ушла с ними вглубь Светлояра. Рассказать-показать Не достанется, Наша Русь – белый свет — Так останется. Ах, яблочко Не сбитое, Нам не надо свобод, Надо витязя. Рассказать-показать — Всем достанется, Наша Русь – белый свет — Распознается.

 

12. Онокентавры

[22]

Лево-правосторонний двойной акростих

На пряжённый цвет зла, свобода – крáс на , Лад цветущего всего – под раз- л ад , И себя самих, и тех, кто дрýг и Ть мы, а не света – всем другим предпочес ть . И поесть их, коли они – враг и , Сти хнув в должности, и никому – «про сти ». Ну и проклятье, подобно демо ну Да пало на нас, террор всег да Мо чит кого попало, в глазу бель мо — Жем чуг: двуногий бескрылый люд мо жем По бить, как ценных четвероногих, по За казу свалим лес – ствол что гвоздь – зара за ! Ко ли так, и рядом тут, недале ко , Ну так – онокентавры тянут ко д ну. Рас прямитесь! – глас – на путях ваших рас [23] .

 

13. Концептуальное одномерное

Топот как потоп, Потоп как топот. Око тут кабак, Кабак тут око. Долог голод воров, Воров долог голод. Ад, отто да, Да, отто ад. Топот как потоп, Око тут кабак. Долог голод воров, Ад, отто да. На́ – шабаш! Ан наган, Наган на шабаш! Ан Казак – заказ и довод, Довод и заказ – казак!

 

14. После 8 марта 2014

Полюблю, она не любится, Помню, так было. Что скребло, снимала улица. Что было, не сплыло. Чуть пестрят на сучьях разом Две дикарки наши, Вёрткие, как мигнуть глазом, Экая прелесть – пташки. Тюльпаны цвет долой багровый — Налегке стоят голы, Неволя – не поле. Восьмое марта не помнят. Эх, природа, ты природа, Высший разум – север. Наша русская порода — Мыслящее сердце. Принят пост, мы не постились, Восьмое марта помним, Два поэта в лучшем стиле — Женщины – уму и сердцу воля.

 

15. Монумент покорителям Космоса – 1964

Недвижно-движимые Солнечные часы, Расправив полётные Стальные хвосты Ракеты-стрелы Монументальной красоты, Измеряют не то что «ходиков» усы, А солнечное пространство Земли — От сотворения Мира время. Пророков мера — 5508 лет [24] до воплощения Сына, — Пророки смогли!

 

16. Останкинская башня

Над уровнем дна Воздушного океана Водолазная бочка Висит день-ото-дня, И выдаёт на экраны Смерть – оперативная точка. Останкинская башня — Скопление выбросов Востроголовых наших Чертей – «морского» вылюдья, Что гадов выводят, не страждут, — Воздайте за тайную выгоду! По жизни – меж ВэДээНХа И монументом о космосе — Ватага оккупантов, Грызуще-громких музыкантов. Подальше от греха — Конь белый просится. Задёрганный городом конь Стоит стоймя под седлом. Грозит ему дым-огонь Вразнос гремящих напролом — Он дёргает голову вниз И в бок. Конь бы их загрыз.

 

17. Худшие враги

По-над речкой Песчанкой Береговые речевые Мелколистые кусты И многодумные деревья От беглого ветра Нечайно Мотнули ветвями Шевельнувшейся листвы. Сыпучим потоком осени Спустились с них косо, Как саранча, Горячие вести: На рубежах, невзначай Бои, Ибо Не война, а убийства, — Падают листья. Там зацепилась Зверломная хитрость За свой же чёртов гвоздь — Глупость и рознь. Враги из худших – поди ж ты! — Клятые трижды — Свои. Сердца бессловесные Не дадут, естественно, Язычникам по зубам, Что навязали нам Во время όно [25] * Стиль не наш и размер — Избыток измен. Зато Новорόссия строит Жилище Бога — Башню «Наш русский мир», В котором Наш длительный опыт любви — Украина без украинцев в крови. Не в ширь волнующий, А в глубь толчок, И каждый из нас – замедленный «Юго-восток».

 

18. Поздний октябрь

Пришла в залом река – забросан поворот Обломками гнилых деревьев, распирает Пространство – к кубу куб – оранжевый порог Пластмассовых изделий – ужас! Свой теракт здесь. Вода без неприязни шаг за шагом – вверх, Она удовлетворена той силой тайны, Что сохраняет о живых и мёртвых – всех, И достигает цели. Лишь вода и ангел — Архистратиг – хранят те самые слова, Которыми создал Господь и твердь и землю, Холодная вода блестит, лицом светла. В разливе быстрица весной, а что же – целью? На забережье – хлесть, – напрасно, и забыть. Ни лучшей доли, ни корысти не достигнув, Едва течёт в кустах сникая без борьбы, Ни сил, ни гнева и не страсти – лицо пустыни… В лесу неповоротливые облака, Что горло зыбуна – болотного колодца, Насыщенные влагой света-сумрака, Проглатывают раз за разом вспышки солнца.

 

19. О-го-го ветла!

По-над речкой видел чудо — Стопудовая ветла Баобабом в пять обхватов Из глухомани к нам пришла. Немота витой коры И мучительные сучья, Снег да ветер – взрыв, — Предмет, несоразмерный чувствам. Стоит, чтоб замечали, Объект, он был вначале.

 

20. Игумен волков

Когда царём на Руси был Иван Васильевич Грозный, Он царёву грозу усилил, А было, кстати, уже поздно. Не вывел измену В каменной Москве. Весёлое войско, к поясу эмблему: «Верность царю, изменникам чаять смерть!» — Собачья голова и метла то есть. Вороной масти лошади шли, Всадники в чёрных кафтанах, И отороченный чёрным мехом шлык, Быть в царском обиходе – радость такая! Изменникам выть! Чёрные вороны времён, Отрицание, всё нипочём, Возрождение корпораций, Соимённых сословий, и жест адораций: Гойда! – слава имеющим право! Грозен был царь наш воин, Первый царь – Иван Зноен, Из Москвы – в Слободу, и был таков, Бушующий игумен волков. Разгорелось царское сердце Пуще полымя и огня, Задрожало я́рло [26] от измен в центре, Сверхчеловечекий жар как унять? Герой – бурной и жгучей силой Создал божество – Россию. Назвал Израилем её, Себя – израильским царём. Синяя правда севера – тело — Полномочие и власть, Чёрная рука – опричнина – дело, Белая рука – земская, стать. Соловецкий монах Филипп, Всея Руси святой митрополит, Взялся унимать Красного Ивана, Погружал в слова, как в три ледяных чана. И на третий ра́з царь не остыл, Филиппа загнал в Отрочь-монастырь. «Умер, – сказал Малюта на смерть Героя, — От неуставного келейного зноя». В Святцах достались нам записи Коря́жемского монастыря: «Обретение святого телеси Великомученика – иже еси — Ивана царя» [27] . Иван Красный, Иван Грозный – куда ни шло, По сумме своих распрей Он – сильное чело. Вторые души двудушных измен Наращивают новые тела, Когда встанем в тупик от перемен, — Работают с бесами – где та метла?!

 

21. Мы побеждаем!

С двенадцатого года Нынешней тысячи Сверхконтинент дал на подъём поворот, Слушая, слышите, Теряется звук прошлого года — Удаляющийся самолёт? Лета сплетаются в сети, Что паутина пауком, В кручину трудов и болезней, Безнаказанные мы не исчезнем, — Разрушение и погром. Летим. В этом году в России Соединились мёртвые и живые С «Бессмертным по ´ лком», Приходим в чувство мы с толком!

 

22. Зрелище

Простор небес не мерян, То вместе, то розно, Мыслят ярко в тесноте, В звенящей сфере, Просторные духом звёзды. Трое нас — Велико-мало-бело-русы, Первичный трезубец [28] , Не тот, что у глупых умниц — Ни бόроды, ни ӳсы. Хотят на фресках Крита Разместиться родиной одной С расходившимися зрителями На ступенчатых скамьях, Что из каменных крыл, — Как братская семья. Удивительно, что фрески Почти что телекамеры, Корень спорта – бой, Совершенный и зверский На критских фресках. Жёлтый цвет – счастливый, Неудачливый же – синий, — Ваш флаг. Околдованные евро-магом И собственным флагом, С депрессивными лицами, Счастливые остались за флагом [29] , Даром панцирные колесницы, И что, не годится Такой факт? Русь – шумящая вода И камень. Недолюдие – властолюбие, А вылюдье – да здравствует смерть! — Сидят на мзде и глупизне всегда — Галлюцинирующие брехтозавры, Прочее – выплюньте. Пением плоть услаждает смерд. Ни сегодня и ни завтра Не услышат вырусь на Крите, Где могучий бык Прёт во весь опор — Ды-ды-ды-дык, — Что ни говорите, Но мигоментально атлет — На рога опор — Вдоль спины – ого! кувырок. И ни в Греции, где конные стрельбища — Ты-дык-ты-дык-ты-дык, Отто так! Кабы-дык-кабы-дык-кабы-дык, — Неудачникам счастливым на зрелище — Вход закрыт. Трое нас. Русь – шумящая вода и камень, Первичный трезубец – за нами. Вы не вступите в бой за жизнь, Потерянную всеми, Даже за Крит, будь вы на Крите, Куда вас тянет язык, говорите. Эпименид [30] же был в теме, Он вот он, почти у крыльца, И от своего, критянин, лица, А не по слухам, Бросает под нос вам, как не поверить: «Критяне вечно лжецы, злые звери, Праздное брюхо!» — Павел Титу послал, Апостол ученику на Крит: «Свидетельство это, сказал, Справедливо, Тит» [31] .

 

23. Кости стволов

Речка. Ожил сентябрь. Купался. Чёрное море бурьяна, За ним оплечье — Кроны хозяев-берёз. Распахнули наглядно Кости лучистых стволов Белее бивней слонов, Огнекудрому солнцу Навстречу Под ветром до слёз. Голод жжёт нутро всерьёз.

 

24. Те не те и эти не те

С ума-отечества сошёл, Достоинство и взор теряя, И большевик полумонгол, И демократ, хвост негодяя. На землю низкую, не домой, Загнать, пусть там шумит разбой. И солнце-Слово, Играя бодро по холмам, Не даст погибнуть без ума, Уча нас снова — Наш золотоволосый Рос, Спаситель Иисус Христос.

 

25. Течёт, но не изменяется

Мировое Волновое Динамическое время, — Разум нас не разыграл, Но в нагрузку дал Химеры. Время – двигатель ума, Чтоб себя в себе измерить, Не сходили бы с ума — Разум нас не разыграл, Лишь в нагрузку дал Химеры.

 

26. Дельфин

Солнце, ненастье с грозой — Захватывает землю май, Ныряя в зелень глубин Как радостный дельфин, — И нас с тобой. Солнце, ненастье с грозой — Захватывает дух! И ты Ныряешь в жар моих глубин Как радостный дельфин — Благой разбой. Солнце, ненастье с грозой — Май захватывает власть времён, Я сам такой вообразин — Как радостный дельфин, Волнуюсь сам собой.

.

 

27. Н. В. Боголюбовой

Душа решает, где родиться И когда. Вы предпочли российские границы — Вот это да! Тут обитали древние арийцы, Здесь ваше солнце и звезда.

 

28. Ящеро-люди

И многоножка сквозь окно Потёмки строчит, взор тревожа, Как фосфорическая электричка. А в океане – на телеэкране, Лупоглавые ящеры – вверх дном Весь дом, — Страшны, но только с непривычки. Конечно, ты не сговоришь По-русски с ним – упрям и глуп. – Чудные есть, не прогляди, смотри ж, Рисунки на камнях: драконы – вот же! — На зубьях выи возят человека. – И говорят, что из хохлов, так что же?! Коль нет ума, считай калека. Отец Ты наших, Господь, Ты жёсткий воздух Очисть от мыслей шатких, Настави ненавидеть злобных.

 

29. В режиме сюрреализма

(мотив «Семёновны»)

– Луна зелёная, луна квадратная, На небе места нет, висит, качается. На небе места нет – звёзды заняли — Души русские, – у нас случается. В центре Кол Железный – Звезда Полярная… – Не луна, а фонарь – её тень заурядная. – Фонарь жёлтый весь, бока золочёные, А луна была – зелёная.

 

30. Полустанок сонетов

Сонеты были не ездовые, венок сонетов, написанный в период с мая 1960 – по апрель 1977 гг. Обнаружен в двадцатых числах июля 2012 г. в тетрадях дневников. Подвергнутые стилистической муштре, оказались пригодными по содержанию только семь.

В глазах огни, колючие огни, Просветы окон пыльные, глухие. Зрачками жёлтыми струят они Лобастый шум спешащим в проходные. Контролем сдавленный людской поток Иссяк, и стрелка трепетный прыжок К восьмёрке совершив, вся ожиданье, Когда в цехах взовьётся громыханье Работы скорохватной, наложив, Как маски на лицо, стремленье — Скорей и больше дел. Отяжеленье Свинцовое вольёт, потом отлив. Глотают нас и транспорт, и квартиры, И будущее в нас как на буксире.
И будущее в нас как на буксире. А краны, голенастые вампиры, Отсасывают важно, без хлопот, Нужду смердящих городов-болот. На кучах мусора, земли и щебня Растут кварталов изнурённых гребни. Терпенью ждать жильё лишь костыли, Они возникли где и как могли. Строители в автобусах-улитках Одни смущённо на спецовках грязь С собой везут, входящих сторонясь, Другие сытно каются в убытках. Как в стенах кирпичи, за днями дни Безмолвием ложатся, тьме сродни.
Безмолвием ложатся, тьме сродни, Деревни, окнами сверкнув в «сегодня». Усмешкой отблесков среди равнин Ответствуют: мы город не догоним. Сибирских предков – белорусов – мысль Видна с дороги мне: ни с места жизнь! Ветрами продырявленные хаты — Простор что мир! – как робкие заплаты. И шлендая, эпическая плоть, Здесь загнанная псами зорь призывных, Находит утешенье в зное винном, Не в силах сельской скуки побороть. Валяются газетные кумиры, А спутников тоски круги всё шире
А спутников тоски круги всё шире, Не засыпает город, а живёт, Цепь вопиющих сцен. Зеваки живо Бегут в театр – томления оплот. Стоячий воздух зацветает в зале Тоской толпы о прочном идеале. Бесплодное движенье лиц и пьес — Споткнулась жизнь и топчется окрест. Зачем играть? Играют лицедеи, Актёры-обезьяны – не пример: Слова, ходьба и голоса – партер Того и ждёт, – зачем худые тени?! Притихли кресла в шорохе мышей, Мелькнув, мы не похожи на людей.
Мелькнув, мы не похожи на людей, Не я, а некто зябнет до костей В потоке равновесия больного, Как в полдень воздух города большого. Столбняк упорной спешки, дел и сна Прошёл, как шесть рабочих дней недели, Недоумелые работы сдав, По выходным танцуй – и обалдели! Здесь жёсткие мелодии-сосцы Отдав, стоит волчицей скорбной борзость. Да что! Сосут неистово, серьёзно, Наращивая злобу, сорванцы. И вновь терраса гнёт кариатиды, Где спляшет некто танец знаменитый.
Антихрист спляшет танец знаменитый — Растёт возни мышиной новизна. Прикованный герой и Зевс здесь квиты — План налицо и жизни голизна. – Непобедим один, мученьем скручен, — Держатель грома возражать не стал. Чистопородным подвигом размучен, На нас на всех он коршунов послал. Тяжёлый шелест крепких крыльев слыша, Мы дымом палим мрак, а не огнём, — Испуг, тревоги вопль нас рвут живьём Ежемгновенно. Сим Зевс победиши. Вражда к Творцу (она не нынче свита Из о ´ траслей добра и зла) – в зените.
Из о ´ траслей добра и зла – в зените Лукавый страх: не трогай – не велят! Ни племя, ни язык нам не защита, Будь прочный толк. Чтоб оскорбить – молчат. Домашний сор не выноси за двери, — Так это смысл расхожих суеверий, А не возврат к началу без конца, Ведь сила жизни – качество кольца. Вращаясь торопливо в пене суток, Поём евриты [32] , своё не от себя. Догнать себя, подняться до себя — Трусливо вторим сердца стукам. Мы пёстрые, для нас неодолим, — И что? Кто спрятался, тот соль земли?!
В глазах огни, колючие огни — (И будущее в нас как на буксире), — Безмолвием ложатся, тьме сродни, А спутников тоски круги всё шире. Мелькнув, мы не похожи на людей, Антихрист спляшет танец знаменитый, Где отрасли добра и зла – в зените. И что? Кто спрятался, тот нас правей?