Старослужащим за партой неудобно. У настоящего деда форма на размер меньше, дабы как следует выпятить рельеф мышц. В такой одежде удобно неспешно прогуливаться, можно расслабленно лежать, но сидеть за партой, изучая устав, — трудно. Ещё труднее — не заснуть, выслушивая бесконечную нотацию Смалькова, который, видимо, свято верил в волшебную силу слова.

— Нет никакого землячества, и нет никакой дедовщины! Есть только те формы взаимоотношений между военнослужащими, которые прописаны в уставе! И если кто-то, где бы он ни служил, плохо это усвоил на первом году службы, значит, будем вдалбливать на втором!

Учим наизусть с девятой страницы и до двадцать седьмой включительно! Проверяю на зачёт, лично!

— Товарищ старший лейтенант, а если уже кто-то знает это всё? — попытался прекратить экзекуцию Кабанов.

— Насколько я понял, Кабанов, у нас в роте таких людей нету! — Смальков оставался неумолим.

Этим вечером дедушки спешили выполнить команду «отбой» наравне со своими не столь умудрёнными службой коллегами.

— Это ж надо, блин, как в учебке — пять часов эту фигню зубрить, не часть, а концлагерь какой-то — до сих пор буквы перед глазами прыгают! — кутаясь в одеяло, Бабушкин проклинал никак не желающий закончиться день…

— Вторая рота, отбой! Лавров, Папазогло! Шинельки поправили по-быстрому! — Гунько, дежурный по роте, будто и не пришлось ему наравне со всеми старослужащими учить устав, оставался бодр и полон энергии. Лавров и Папазогло побежали к вешалкам, умудрившись выполнить приказ сержанта ещё до того, как эхо от его слов перестанет гулять между стен казармы.

— Слыхал, Бабула? Опять Папазогло, — Нелипа попытался прервать причитания земляка…

— Да ну их на фиг! Пусть служат как хотят. Лучше дедовщина, чем эта грёбаная уставщина, — на секунду замолкнув, Бабушкин снова заговорил, и в голосе его явственно слышалась плохо спрятанная скупая мужская слеза. — Военнослужащие должны постоянно служить примером высокой культуры, скромности и выдержанности…

Большая часть неприятностей в казарме начинается с крика дневального «Смирно!» Дневальный как предмет, в глазах начальства практически неодушевлённый, выходит сухим из воды, первый удар принимает на себя дежурный. Сегодня повезло Кабанову.

— Товарищ майор! Во время моего дежурства происшествий не случилось! Рота находится на занятиях по строевой подготовке!

Дежурный по роте ефрейтор Кабанов!

— Вольно!

— Вольно! — эхом отозвался Кабанов.

— А почему в роте ефрейторы вместо сержантов дежурными ходят? — озадачил Кабанова майор… Тот факт, что дежурные по роте сами себя не назначают, в голову Зубову не пришёл.

— Так у нас же один сержант, Медведев же — того… — слово «комиссован» Кабанов забыл.

— Та-ак, где командир роты?

— В штаб пошёл. — Беда миновала, майор пошёл за лейтенантом.

Если бы так было всегда!

Надо сказать, что нигде так не проявляется закон сохранения энергии, как в армии. Если повезло солдату, значит, не повезло сержанту, если и сержанта пронесло, непременно достанется офицеру.

Сегодня повезло ефрейтору, значит, отдуваться лейтенанту.

— Дежурным по роте ефрейтор ходит!. И это я только вошёл!

Страшно подумать, что там у тебя в бытовке творится! У тебя что, в роте сержантов не хватает? — Зубов нашёл Смалькова, и теперь лейтенант расплачивался за то, что не успел спрятаться.

— Так это… присматриваюсь.

— Долго присматриваешься, Смальков!. Тебе как в рожу кому заехать — так это одна секунда! Присматривается он! Такая рота! Кого ни возьми — готовый сержант. Соколову с Вакутагиным отпуск объявлен за успехи в боевой и политической… Мне что, самому тебе сержантов назначать? — По майору было видно, что ему назначать очень хочется, просто он стесняется попросить об этом лейтенанта, вот и злится…

— Я всё понял, товарищ майор! — тонко прочувствовав ситуацию, Смальков отдал честь и попытался скрыться с глаз начальства, жаль, не успел…

— Подожди, ты чего заходил? — до майора дошло, что Смальков ждал его в штабе не для того, чтобы поговорить на тему назначения сержантов.

— Хотел узнать, может, там насчёт меня слышно что-нибудь из штаба округа? — Смальков должен был промолчать, он должен был, в конце концов, сказать, что зашёл в штаб по ошибке, перепутал: шёл в чепок — пошёл в штаб. Он мог сказать любую чушь, которая была бы с радостью проглочена командиром, но нет, он сказал правду…

— Смальков! Если будет слышно, то ты сразу услышишь, понятно?!

В роте ты будешь, дома под одеялом или в чепке рыдать на груди Эвелины, я тебе обещаю — ты сразу услышишь! Смотри только — не оглохни!

— Разрешите идти, товарищ майор? — Кажется, Смальков вспомнил, что в далёком курсантском прошлом он был отличником строевой подготовки.

— Иди, кто тебя держит…

Умные мысли офицеров почему-то перестают быть таковыми, как только произносятся их владельцами вслух. И хотя на этот раз местом превращения из умной в бестолковую была ротная канцелярия, на самом деле место не имеет никакого значения.

— В общем, я с этой мыслью переспал…

— С кем переспали, товарищ старший лейтенант? — ожидаемо переспросил Соколов.

— С мыслью! И решил: лучшей кандидатуры на сержанта, чем ты, у нас нет! — Глаза Соколова не засверкали. И плечи не расправились. И даже «Служу России!» не прозвучало.

— Так я же каптёр… — Видимо, где-то в уставе Вооружённых сил Соколов вычитал спасительную статью о том, что каптёрщиков в сержанты не производят… Смальков о такой статье не знал.

— Пора на повышение, — авторитетно заявил лейтенант, — пусть каптёром будет кто-нибудь другой…

— А может, кто-нибудь другой сержантом будет?

Смальков сделал вид, что у него резко пропал слух, зато голос стал даже громче прежнего.

— Боец, завтра утром на плацу зачитают приказ. Кругом, шагом марш!

Мало кто знает, что неуставные отношения возможны не только между бойцами срочной службы. Только перед тем как вступить в действие, они обычно предваряются примерно такой фразой:

— А можно не по уставу, товарищ старший лейтенант?

Именно так обратился лейтенант Шматко к своему старшему товарищу. Конечно, Шматко не мог не знать, что Смальков — КМС. С другой стороны, у Шматко было кое-что покруче любого спортивного достижения. Глубоко под лейтенантскими погонами намертво вросли в плечи Шматко звёздочки старшего прапорщика. Вот эти самые звёздочки немилосердно жгли с того самого момента, как Шматко узнал о грядущем назначении Соколова сержантом. Если и есть у прапорщика что-то святое, то оно находится в каптёрке.

Смальков так глубоко не глядел: не по уставу, так не по уставу.

Удар Шматко кулаком по столу мог бы вполне послужить основанием для получения коричневого пояса по каратэ.

— Товарищ старший лейтенант… Ты что ж это делаешь?! Ты какого хрена рубишь сук, на котором сам и сидишь?! Ты, вот, что это там пишешь?!

— Приказ, — капитан милиции не знал, как надо разговаривать со Смальковым, а Шматко знал, Шматко — он вообще всё знал…

— Приказ? Соколова сержантом, да?. А на кого ты каптёрку оставишь, ты об этом подумал?!

Об этом Смальков не думал. В душе Смальков вообще считал, что каптёрка есть помещение, сильно мешающее нормальному течению службы, а каптёрщик — халявщик, чья служба течёт не по уставу легко.

Только этим можно объяснить несправедливые и обидные слова старлея.

— Да ладно. У нас вон кого ни возьми — любой может быть каптёром!

— А вот фиг ты угадал! Это сержантом может быть любой!

А каптёр — это призвание!. Этим дышать нужно! — Как раз в эту секунду где-то в Западном полушарии Спилберг отчаянно кусал локти на обеих руках, он не успевал монолог Шматко, фильм всей его жизни так и останется не снятым. Шматко взял в руки клей и покрутил тюбик перед носом Смалькова. — Вот этот клей… Ты когда-нибудь задумывался, откуда он здесь? Нет. А это Соколов достал! Понимаешь, Со-ко-лов!

А вот эти скрепки? А дырокол? Он всё достаёт! Ему прикажешь гуталин найти, он найдёт, прикажешь писсуар, он и писсуар найдёт! У него же дар, у него связи, а ты его мордой об стену!

Смальков сдался. Трудно сказать, что именно его убедило — писсуар или гуталин, но чистая победа была присуждена Шматко.

— А кого тогда сержантом?

— Да кого угодно! Полроты сержантов ходит. А каптёр — он один!

Понимаешь, Смальков, один! В общем, так. Если кто-нибудь другой к каптёрке подойдёт, я её заминирую на фиг! Разрешите идти?

Смальков разрешил. Смальков представлял себе минирование каптёрки. Почему-то угроза Шматко не показалась ему смешной.