Любое помещение в армии можно смело сравнивать с гробом.

Казарма — это гроб обычный, сосновый. Оружейная — цинковый. Кабинет майора Зубова — гроб эксклюзивный, возможно даже, из красного дерева, но всё равно гроб. То есть родственникам, может, какая-никакая радость, а тем, кто внутри, — уже всё равно.

Зубову всё равно не было. Бумага, лежавшая перед ним на столе, заставляла думать, поскольку была из штаба.

— Вызывали, товарищ майор? — На помощь майору прибыл старший лейтенант Смальков.

— Заходи, Смальков, садись.

Между бумагой и прибывшим явно была какая-то связь, иначе майор не стал бы так пристально вглядываться в гордый профиль Смалькова, чтобы затем так же внимательно снова начать буравить взглядом бумагу, лежащую перед ним на столе.

— Дождался, спортсмен, — наконец выдавил из себя Зубов, — бумага на тебя пришла… Из спорткомитета. С просьбой наградить за успехи в мордобитии мирных граждан…

— Из штаба округа? — обречённо вздохнул Смальков.

— Из него самого… — Майор не торопился. Закурив, он выпустил несколько дивной красоты колечек дыма в воздух, словно дожидаясь реакции Смалькова.

Зубов дождался.

— И что там?

— Что-что! Решением командующего войсками округа старший лейтенант Смальков понижен в должности. Будешь взводом командовать. Ну, походишь полгодика командиром взвода, а там посмотрим, — попытался утешить майор, — это же лучше, чем звёздочки лишиться. Мне, между прочим, тоже выговор влепили… Так что мы с тобой… оба…

— А кто у нас ротным будет? — перебил Смальков.

— А кто у тебя в подчинении ходил? Шматко? Ну вот, теперь ты у него походишь — временно…

Как известно, при уменьшении начальства нагрузка на подчинённого не уменьшается. Правда, двоим из служащих второй роты ближайшие десять суток предстоит вообще привыкать обходиться без нагрузки. В смысле без начальства.

— Даже не верится, мужики, — до КПП Соколову оставалось всего сто метров, а он всё ещё не верил, что выйдет из него на такой длительный период, — ни строевой, ни построений…

— Не обидно в отпуск, когда у нас тут реалити-шоу «Шматко — командир роты»? — обеспокоился Нелипа.

— Не волнуйся, Берёза, — Вакутагин с чемоданом догнал Соколова, — мы это шоу ещё застанем…

— Одесса.

— Алушта.

— Анталия.

— Якутск.

Нет, вторая рота не пополнилась новобранцами со странными фамилиями. Это просто дедушки решили от нечего делать поиграть в города… Города стремительно кончались, а дембель был всё так же далёк… Гунько катастрофически не хватало города на «к».

— Где там наш атлас? Щур! Сюда иди!! — Географ, он же атлас, он же великовозрастный дух доказал свою «душевность» нелепым «что».

— Что?

— Не «что?», а «вызывали?»! — устранил нелепость Гунько.

— Вызывали? — исправился Щур.

— Вызывал. Город на «к»…

— Кёльн, — с готовностью откликнулся Щур.

— На «н» заканчивается — плохо, — всё не удовлетворялся Гунько.

Дедушка, а в особенности дедушка-сержант, он всегда пытается добиться наилучшего результата. — Давай, чтоб заканчивался на «у» или на «ы» — ты ж не зря на географа учился?

— Кушадасы, — снова отличился Щур.

— Давай теперь на «ы», — порадовался Гунько за Кабанова.

— Слышь, Щур, а на «ы» города есть? — не растерялся Кабан.

— Ынь-цзинь. Это в Китае. Так недавно Люн-пин переименовали, — снова не сплоховал Щур.

Радость на лице Гунько увяла, близкая уже, казалось, победа уплыла из-под самого носа.

— Как-то неинтересно получается. Этот академик, выходит, сам с собой играет…

За психику Смалькова отвечал его желудок. Сейчас он был занят переживаниями, вероятно, поэтому салат всё не исчезал из тарелки старшего лейтенанта, угрожая поставить рекорд по продолжительности жизни.

— Ты должен был сразу прийти и всё мне рассказать, — не выдержала мучений салата Эвелина…

— Не хотел расстраивать раньше времени, — салат был безнадёжен, Эвелина решила сменить тактику на самую древнюю.

— На, скушай яблоко. У тебя стресс, тебе нужны витамины…

— Нет у меня никакого стресса, не хочу, — яблоко, быть может, впервые за всю историю человечества было отвергнуто.

— Ну, подумаешь — понизили! — не выдержала Эвелина. — Тем более что это временно! Временно, понимаешь?

Познания Эвелины о несчастиях Смалькова неожиданно преодолели границы того, что ей знать полагалось.

— А ты откуда знаешь, что временно? Ты что, ходила к Зубову? — возмутился Смальков.

— Ну почему сразу «ходила»? Чуть что — сразу «ходила», так, случайно встретила, и он сам…

— Сам?! Эвелина, если ты ещё раз пойдёшь из-за меня к командиру части, я!.

Эвелина с невозмутимостью врача-психиатра пропустила мимо ушей взрыв эмоций Смалькова.

— Ну вот, ты нервничаешь! Это всё стресс — скушай яблочко, смотри, какое красивое!

Красота яблочка Смалькова не радовала — вообще. Грустные глаза старшего лейтенанта вместили всю тоску младшего офицерского состава.

— Так, с таким настроением нужно что-то делать! — поставила диагноз Эвелина. — Сегодня вечером мы идём в ресторан!

— Чтобы обмыть понижение?.

— Товарищ старший лейтенант! — И откуда у Эвелины командный голос? — Девятнадцать ноль-ноль, форма одежды парадная, при себе иметь хорошее настроение!. Проверять буду лично! Приказы не обсуждаются!

Может, кто-то и не любит плацкартные вагоны. Много народу, опять-таки, запах… Но только не солдат. Солдата нельзя сразу помещать в купе — от резкой смены степени комфорта он может заболеть. Так глубоководная рыба, вынесенная в шторм на поверхность, гибнет от резкой смены давления.

Билеты Соколову и Вакутагину достались хорошие — возле туалета, бегать далеко не надо, опять-таки, запахи не дадут забыться окончательно. Отпуск — ведь это, как ни крути, потрясение.

В одном отпускникам не повезло — с компанией. Два тела, лежащих на полках в их купе, спали глубоко и вкусно, сигнализируя посвистываниями и похрапываниями, что если их разбудить, расстроятся очень сильно.

Красиво. Так было и так будет — очень красиво сочетается парадная офицерская форма и вечернее платье. Быть может, кто-то скажет, что куда лучше сочетается с вечерним платьем смокинг, — и окажется не прав. Смокинг — это, в конце концов, всего лишь укороченный фрак, а офицерская форма — продукт самодостаточный, особенно если внутри находится офицер.

Смальков как раз и находился внутри парадки, а рядом внутри вечернего платья находилась Эвелина. Половина посетителей ресторана нет-нет да и бросали взгляд на пару… Между тем, платье не мешало Эвелине командовать и здесь. Её команды были точными и чёткими, а интонации не допускали возражений.

— Два жюльена, мясо по-французски, — мгновенно сменив интонацию, Эвелина решила переспросить у Смалькова: — Ты же любишь по-французски? — Фраза прозвучала в полной тишине и, кажется, не имела никакого отношения к кулинарии. Зал замер, чтобы услышать, что именно любит по-французски Смальков. Лицо старшего лейтенанта пошло красными пятнами, он потерял дар речи. Максимум, на что он был способен, это лёгкий кивок.

— Овощное ассорти и бутылку шампанского «Советского», — закончила заказ Эвелина.

— «Советского» нет, только импортное, дорогое, — впервые обнаружил умение разговаривать официант.

— Несите дорогое. Мы сегодня гуляем! — решилась Эвелина…

Гуляние получилось странное — Эвелина изо всех сил старалась казаться весёлой, Смальков мрачнел на глазах, от счастья, наверное…

— Хорошо здесь, правда? Сто лет уже не была в ресторане. Так тихо, уютно, — не унималась Эвелина.

Счастья Эвелины неожиданно потускнела. В зале появилось семейство Шматко. Неизвестно, кто кому радовался меньше: Титаник айсбергу или наоборот. Вероятно, айсберг меньше переживал по поводу встречи — он ведь не утонул. Сегодня в роли айсберга выступал Шматко.

— Ой, смотри кто! — Женской радости в ресторане стало на одну больше: супруга Шматко увидела Эвелину и Смалькова.

— Ой, здравствуйте! — Мама супруги, а следовательно, тёща, тоже увидела парочку. — А вы тоже тут? А мы вот тоже решили в ресторан зайти — у нас такое событие! Олега Николаевича сегодня повысили! За хорошую службу, да? — Взгляды, которыми обменялись Шматко и Смальков, не оставляли сомнений, что хорошая служба имела последнее отношение к тому, что оба они оказались в ресторане.

— А у вас что, тоже какой-нибудь праздник? — добила всё ещё державшего удар Смалькова шматковская тёща.

— Праздник. День независимости, — парировала Эвелина.

— От зависимости, да? — Зависимость Шматко была ближе.

Впрочем, нарвавшись на взгляд Эвелины, лейтенант понял, что сегодня лучше держаться дальше.

— Значит, вместе будем. Мы тогда где-нибудь неподалёку, — неподалёку отказалось в самом дальнем углу зала.

Бутылка водки появляется на столике купе вне зависимости от того, когда и куда идёт состав, кто едет и на какое расстояние. Иногда кажется, что этот традиционный предмет железнодорожного быта входит в комплект вагонного сервиса вместе с лампочкой на потолке и стуком колёс на стыках рельс. Закреплён где-то под столиком и, стоит только поезду тронуться, как приведённый в действие некой хитрой пружиной, появляется на столике вместе с гранёными стаканами.

В купе отпускников бутылка уже была открыта, а содержимое частично разлито по стаканам.

— Ну, давай, чтоб нормально доехали и классно погуляли, — провозгласил тост Соколов.

Один из спящих беспокойно ворочается. Гуляние Соколова и Вакутагина в планы спящего не входило. Отпускники, не сговариваясь, перешли на шёпот, первым применил этот способ информации убийц и любовников Соколов.

— А ты своим написал, что в отпуск приедешь?

— Зачем? Я быстрее приеду, чем письмо придёт.

Чем больше задумывался Соколов о месте жительства Вакутагина, тем меньше справедливости он находил. Отправленная Соколовым телеграмма, которая уже обязана была прийти по назначению, автоматически должна была вызвать такие согревающие сердце и тело явление, как производство самогона, трогательную встречу с невестой и…

— У тебя там, на родине, самогонку гонят? — озаботился Соколов.

— Не. У нас самогонку гнать некогда — у нас оленей гнать надо, — телеграмма Вакутагину была явно ни к чему.

— А что ж там у вас пьют? — удивился Соколов.

— Оленье молоко, чай.

— А водку совсем не пьют?.

Вакутагин решил не разочаровывать товарища.

— Пьют. Два раза в год.

— Это у вас праздники какие-то свои? — уточнил Соколов.

— Это у нас вертолёт два раза в год прилетает, — отрезал друг оленей…

Незаметно для себя Соколов и Вакутагин перешли на нормальную громкость речи, их спящим соседям это не нравилось. Верхний сосед начал ворочаться с большой опасностью свалиться на пол и сломать себе шею прямо на глазах солдат.

— Пошли в тамбур. Там хоть поговорим нормально.

Всем хорош тамбур. И окошко есть. И дверей много, и курить можно — никто слова не скажет. Только холодно. Очень. Действие развязавшей языки водки стремительно заканчивалось на тамбурном морозе. Получается, пили ценный продукт зря. Возвращение в купе должно было быть посвящено поднятию градуса настроения перед очередным походом в тамбур — место, где этот градус стремительно опускался.

— Отставить тамбур! — сквозь смех скомандовал Соколов.

Двое попутчиков, чей сон так старательно оберегали сослуживцы, уже проснулись и собирали вещи на выход, попутно общаясь на языке глухонемых. Вместо шёпота Соколов и Вакутагин могли смело орать на ухо каждому — эффект был бы тот же.