В очередном оцеплении на стрельбах дежурил младший сержант Фомин. Вместе с ним стрельбище оцепляли рядовой Медведев и рация.

Фомин нёс службу, мирно покуривая на пеньке. Он вслушивался в отдалённые звуки стрельбы и в трёп Медведева.

Мишка перебирал анекдоты в надежде наткнуться на не известный товарищу сержанту.

Но тот вёл себя как последний Трахтенберг. То есть — всё знал и дразнился. — …Не, Медведев, этот анекдот я ещё на «гражданке» знал… Есть чего-нибудь посвежей тухлятины?.

Мишка опять напряг память:

— Ну, короче… Встречаются два другана. Один говорит: «Я вчера селёдку под шубой ел!» А второй: «Так ты и в армии хлеб под одеялом жрал!»

Фома поперхнулся дымом и захохотал. Отсмеявшись, он покрутил головой:

— Зашибись! Это надо запомнить. На «гражданке» пригодится.

Внезапно из леса донеслась длинная автоматная очередь. Мишка недоумённо повернулся:

— Товарищ сержант, а может такое быть, чтоб там тоже стреляли?.

— Ты чё, с дуба рухнул? Линия полигона заканчивается здесь! — Фома ткнул пальцем в землю.

— А стреляли там! — заупрямился Мишка.

Младший сержант прищурился:

— Ты который раз в оцеплении?

— Второй…

— Будешь двадцать второй — начнёшь врубаться, что в лесу тоже есть эхо! Звук отражается от верхушек деревьев, и кажется, что палят вокруг… Долби сарраунд, мать твою! — Младший сержант поднялся, загасив окурок. — А послужишь с моё, начнёшь на слух определять, из чего стреляют. Где 5,45, а где 7,62… Где «калаш», а где «эсвэдэшка»!.

Неожиданно Фома осёкся. Рядовой Медведев стоял к нему лицом.

Но смотрел куда-то за спину, в глубину леса. Причём его нижняя челюсть медленно сползала на грудь.

— Э, Медведь, ты чего?! — Младший сержант медленно обернулся и тоже застыл в изумлении. В десяти метрах от них на краю опушки, с котелком в руке и автоматом наперевес, стоял… ФАШИСТ!!

Телефон в штабе Н-ской части разразился пронзительной трелью.

Дежурный по штабу ураганом пронёсся по коридору в кабинет командира части:

— Товарищ полковник… Полигон на проводе, срочно!

Полковник Бородин взял трубку:

— Да, слушаю!. Что?. Какое ещё, на хрен, кино?!

Кино оказалось настоящим. И режиссёр вполне реальным. После поиски на полигоне фашиста со «шмайссером», он лично прибыл в часть. Так сказать, для налаживания творческих связей.

Полковник Бородин встретил его неласково. Ему было жарко. Он сидел в расстёгнутой рубашке и обмахивался газетой. С другой стороны стола разместился режиссёр.

— Честное слово, я не знаю, как такое могло получиться!. Мы же посылали вам сценарий, вы что, не читали?! — ловко уклонился он от ответственности за проникновение на заповедную мотострелковую территорию.

Бородин вяло отмахнулся, отодвигая от себя стопку бумаг с надписью «СЦЕНАРИЙ»:

— Делать мне больше нечего… Писульки ваши читать!

— Я вам, кстати, первую часть принёс посмотреть! — режиссёр вытащил видеокассету. — Может, слышали — «ОГНЕННАЯ ПУРГА»?. Он уже по трём каналам прошёл…

— Так эту галиматью ты снимал?! — презрительно фыркнул Бородин.

— Ну да… А сейчас снимаем продолжение…

— Ну и снимайте себе!. Только в другом месте. У нас здесь воинская часть! С секретными объектами!.

Режиссёр выудил из сумки бумагу:

— Вот именно — воинская часть!. А мне для массовки как раз солдаты нужны! У меня есть разрешение из штаба округа!

— А у меня нет приказа!

— Поймите, у вас тут — очень кинематографический ландшафт!. — Из сумки появились фотографии. — Вот, посмотрите!. М-м? Красота!

Чем не Восточная Германия? А?

Бородин усмехнулся:

— Ты когда-нибудь был в Восточной Германии?

— Ну, при чём тут это?!

— При том! Вот за это и не люблю ваше кино!. Вы всегда Дальний Восток в Подмосковье снимаете!. А Чечню — на Урале!

— Ну… знаете… Это всё — условности кино!.

— Условности?! Ты вообще когда-нибудь из автомата стрелял?! — пропыхтел Бородин, обмахиваясь газетой.

Режиссёр победно улыбнулся:

— Обижаете!. Это у меня третья картина про войну!

— Ага! И везде на стволах — насадки для стрельбы холостыми…

Дым чёрный столбом! Керогазят, как мои «Уралы» в автопарке!

— Ну, вы ж понимаете… маузеров мало, танки не настоящие… Как говорит Жванецкий, это раздражает только тех, кто знает!.

Бородин встал и открыл окно, жадно хватая свежий воздух.

Беседа зашла в тупик.

— Так что насчёт солдат для массовки?! — заикнулся режиссёр.

— Сколько?

— Хорошо бы человек сорок!

Командир части демонстративно развёл руками, изображая потрясение:

— То есть ты хочешь просто так… на целый день… забрать целую роту?!

— Ну… Да…

— Нет!

— Понимаете, у нас бюджет небольшой… Мы же для телевидения снимаем!

— Ты мне про бюджет не рассказывай… Я сам в бюджетной организации служу!

Режиссёр сломался: — …В принципе, мы, конечно, можем им немного заплатить… как массовочникам…

— Солдату в армии деньги не нужны! У него всё есть! — отрезал Бородин.

— Ну… Тогда мы можем купить что-нибудь в часть!. — нашёлся режиссёр.

Бородин ехидно хмыкнул:

— Ага, купи мне два танка Т-80!.

Режиссёр на секунду замолк, пристально глядя на газету, работающую в руках полковника веером. Потом его осенило:

— А хотите, мы вам в штаб кондиционер поставим?!

Поскольку представителям второй роты уже довелось соприкоснуться с искусством, то и роль массовки выпала им же.

Полковнику Бородину хотелось кондиционер. Поэтому он лично выступил перед строем с речью:

— Товарищи солдаты!. Вам выпала высокая честь увековечить героический подвиг русского воина!. К нам прибыл известный режиссёр… — он повернулся и тихо спросил: — Как фамилия твоя?

Режиссёр шепнул, не успев обидеться:

— Гарланов…

Бородин продолжил: — …известный режиссёр Сергей Гарланов! Он снимает продолжение легендарной эпопеи!. Сейчас он выберет для съёмок сорок человек!. Зубов, займись!.

Командир части кивнул ротному и ушёл в тень. В прямом и переносном смыслах. Режиссёр радостно потёр руки:

— Здравствуйте, ребята…

— Здравия желаем, товарищ режиссёр! — по привычке оглушительно грянула вторая рота.

Режиссёр от неожиданности дёрнулся, но взял себя в руки:

— Как сказал ваш командир, мне нужно сорок человек! Молодых, неопытных… Так сказать, салабонов!.

Зубов невольно улыбнулся:

— Понятно… Салабоны, выйти из строя!

«Духи» сделали шаг вперёд. Рядовой Евсеев с невинным видом — тоже. Ротный заворчал:

— Евсеев! Ты куда прёшься?!

— Товарищ капитан, я тоже хочу в кино! — под общий хохот заявил тот.

— Пусть останется, — снисходительно разрешил режиссёр…

Сержант Прохоров потихоньку прокомментировал:

— Глянь, Евсею-то понравилось «духом» быть! Втянулся…

«Деды» хохотнули. Режиссёр с Зубовым прошёлся вдоль строя:

— Хорошо!. Хорошо!. — Напротив Ходокова он остановился. — Очень хорошо! Вот таких бы побольше!.

— Такой у нас один! — прошипел Фома.

Режиссёр заметил рядового Медведева и искренне обрадовался:

— Хороший типаж! Его можно на передний план… А если он у нас ещё будет и раненый…

От непосредственного исполнения служебных обязанностей медсестру Пылееву отвлёк оглушительный топот сапог.

В медпункт ворвался радостный Мишка. Он отдал честь, бодро рапортуя:

— Товарищ старший сержант, рядовой Медведев для оказания первой медицинской помощи прибыл!

Ирина улыбнулась:

— Ну, и что у нас опять?

— Пулевое ранение в голову!

— Ну то, что у тебя, Медведев, пуля в голове, — это я давно заметила…

Мишка обиженно надулся:

— Перед вами, между прочим, не просто Медведев, а будущий Ди Каприо!

— А почему не Брэд Питт? — удивилась она.

— Ирка, я серьёзно! — Мишка постучал рукой по голове. — Бинтуй давай, я в кино снимаюсь!.

Через десять минут он покинул медицинский пункт с забинтованной головой. За ним вышла медсестра — проводить в большое искусство. Мишка заторопился:

— Ну всё, я полетел!

— Стой! Я сейчас… — Ирина быстро макнула ватку в баночку с краской и приложила её к бинту на виске. — Вот теперь точно — раненый!

— Что, вызываю жалость?

— Ещё какую! — она чмокнула его в щёку…

Мишка ловко подставил губы, нежно обняв её за талию. Вместо невинного дружеского прощания получился затяжной поцелуй… В этот момент из-за угла выкатился майор Колобков. Он многозначительно изобразил кашель:

— Кхе, кхе…

Влюблённые поспешно отстранились друг от друга.

— Вы, я смотрю, совсем страх потеряли… — прошипел он.

Мишка смущённо произнёс:

— Виноват, товарищ майор…

Колобков молча поправил фуражку и двинулся дальше…

Оторвавшись от любимой, Мишка рванул в казарму. На крыльце он наткнулся на старшину роты. Увидел солдата с окровавленной повязкой на голове, Шматко застыл в изумлении.

— Медведев, что случилось?!

— Пулевое ранение… в голову! — бодро отрапортовал тот.

Старший прапорщик заволновался:

— Да ты что! На стрельбах?!

— Не… при взятии Кёнигсберга! — объяснил Мишка. — В сорок пятом! — он заметил замешательство Шматко. — А вы что, не в курсе?! У нас в части кино снимают! Меня режиссёр в гриме смотрел!. Кастинг!

— Какое ещё кино?!

— Про войну!. Сорок человек на съёмку отобрали!

Старшина удивился:

— Чё-то я забегался… Ни черта не знаю… Ты не в курсе, им там случайно боевые прапорщики не требуются?!

— Не знаю… Вообще-то сказали, что для съёмок только салабоны нужны…

Шматко разочарованно вздохнул:

— Вот потому у нас кино и в заднице! Одних салабонов снимают!.

Стоять в наряде с рядовым Кабановым удовольствия Фоме не доставляло.

«Дух» после памятного обморока вызывал опасения. Поэтому драть его по полной программе товарищ младший сержант остерегался.

Он даже на тумбочке его надолго не оставлял. На всякий случай, шарахаясь поблизости.

Когда затрезвонил телефон, Фома как раз оказался рядом с аппаратом. Он взял трубку:

— Сержант Фомин слушает!. А-а, Прохор, здорово! Ты опять на КПП? Плесенью ещё не покрылся?. Кабанов? Есть такой… Кто приехал? Жена?! Чья жена?. Подожди, щас разберёмся… — Младший сержант изумлённо уставился на «духа»: — Кабанов, так ты что, женат?

— Так точно!. — смущённо потупился тот. — Перед самой армией…

— Ясен пень, что не в армии… А чего молчал?

— Так, а что здесь такого?.

— Фотка есть? — всё ещё недоверчиво спросил Фома.

Кабанов достал фотографию. Младший сержант посмотрел на снимок:

— М-м-м… Красивая… А дети?.

— Не… Детей нет. Не успели.

— А кольцо где?

— Дома оставил, — улыбнулся Кабанов. — Боялся, стрелять будет мешать…

Фома хмыкнул:

— А жену такую не боялся дома оставить?

— Что вы, товарищ сержант… Катя у меня верная! — обиженно прогудел Кабанов.

— А кто б сомневался!.

— Так разрешите, на КПП… А, товарищ сержант?.

— Ага, щас! А на тумбочку я, что ли, стану, да?! Вообще «духи» оборзели!. — рыкнул тот, уходя в бытовку.

Кабанов остался один. Несколько минут он грустно потоптался возле тумбочки. Потом из бытовки выглянул младший сержант Фомин.

— Ладно… дуй к своей… Даю десять минут!.

— Спасибо, товарищ сержант! — просиял счастливый молодожён, мгновенно снимаясь с места.

Фома посмотрел вслед и, вздохнув, встал на его место…

Разумеется, рядовой вернулся позже.

— Двадцать минут! Борзеешь, Кабанов! — встретил его суровый голос дежурного по роте.

— Извините, товарищ сержант…

— Тут «извинитями» не отделаешься… — попугал его Фома без особого пыла. — Иди теперь в канцелярию, ротный вызывает!

Капитан Зубов тоже любил остроумные военные шутки. Он грозно выкатил глаза, пугая солдата:

— Ну, и как это, Кабанов, называется? Когда жена приезжает на КПП, а командир роты ничего об этом не знает?!

— Виноват, товарищ капитан! — почему-то не засмеялся боец.

Пришлось ротному разъяснять для особо одарённых:

— Ты, Кабанов, с мозгами не дружишь. Это называется «сюрприз»! — он широко улыбнулся. — Объявляю тебе увольнение в город! Суток тебе хватит?

— Конечно, хватит, товарищ капитан! — едва сдерживаясь, чтобы не завопить от радости, ответил солдат.

Зубов усмехнулся:

— Тем более что больше суток и нельзя…

Полковник Бородин внимательно изучил кассету с фильмом «ОГНЕННАЯ ПУРГА». Судя по аннотации, сюжет больше походил на огненную муру.

В дверь постучали. Бородин швырнул кассету в ящик стола и рыкнул:

— Да!

В кабинет вошёл режиссёр Гарланов. Вслед за ним рабочий втащил небольшую коробку.

— Ставь сюда! — скомандовал ему режиссёр, показывая на стол.

Бородин обрадовано приподнялся:

— О-о!. Вот за это спасибо!. Кондиционер?!

— Ага! Правда, отечественный…

— Что значит «отечественный»?! — не понял полковник.

Режиссёр достал из коробки обыкновенный вентилятор:

— Понимаете, бюджет фильма немного урезали… С наличкой вообще проблема…

— Это же вентилятор! — догадался Бородин.

— Ну да! Отечественный кондиционер! Знаете, импортные — они шумят, засоряются… А это ж — вещь!

Режиссёр включил вентилятор, лопасти начали вращаться.

Командир части сообщил, перекрикивая жужжание:

— У нас в штабе округа тоже бюджет сокращают!.

— Да?. Значит, вы меня понимаете…

— Хотят расформировать одну из частей! Проверки посылают!

— И что? — заподозрил неладное режиссёр.

Бородин развёл руками:

— Не могу я сорок человек на день выделить, когда проверка на носу!. Извини!

— А сколько можете?!

Полковник посмотрел на вентилятор, прикидывая:

— Ну… Максимум пять!

— Послушайте, пять человек вместо сорока — это лажа! — возмутился автор «ОГНЕННОЙ ПУРГИ».

Бородин усмехнулся в усы:

— Почему лажа? Это… как ты там говорил?. Условности кино!

Во второй роте резкое уменьшение числа кинозвёзд восприняли негативно. Но капитан Зубов на недовольный гул коллектива внимания не обратил.

— Пойдут… Соколов, Ходоков… — определил он.

Евсеев, чувствуя, что пролетает мимо большого искусства, выкрикнул из строя:

— Товарищ капитан, а если там на дерево придётся лезть?!

Ходоков же подтянуться нормально не может!.

— Хорошо, тогда Гунько…

— Гунько заступает в наряд, — сообщил сержант Прохоров.

Тот отмазался:

— А я поменяюсь… с Ходоковым!

— А чего это я с тобой меняться должен?!

Прения сторон начали разгораться. Ротный гаркнул:

— А ну тихо! Развели базар!

Кузьма Иванович Соколов подумал и предложил:

— Товарищ капитан, а давайте жребий? Чтоб по-честному!

— Ну, жребий так жребий, — легко согласился Зубов. — Потом доложите. Всё, разойдись!.

Определение счастливчиков сержанты организовали без волокиты. Сержант Прохоров взял в руки кепку, набитую бумажками:

— Короче, пацаны, крестик — в кино, пустая — курит бамбук!.

Народ дружно потянул жребий. Первый крестик достался рядовому Медведеву. Он радостно вскрикнул:

— Йес!

Те, кто сыграл с судьбою в прятки, собирались в курилке. Мишка утешил расстроенного друга:

— Да не расстраивайся, Сокол… Не всем же актёрами быть… В мире есть много других замечательных профессий…

Кузьма отвернулся:

— Да мне, в общем, всё равно… Просто посмотреть хотелось.

— Зря ты жребий предложил… Как говорится, инициатива дрючит инициатора! — высказался Мишка.

В курилку заскочил Вакутагин со счастливой бумажкой. Кузя невольно позавидовал:

— Что, с крестом вытянул?

Вакутагин кивнул без особой радости:

— А что там… в этом… кино делать нада?

— Как что? — серьёзно пояснил Мишка. — На танке проехаться…

Пару раз в огонь прыгнуть… с парашютом… С бабой покувыркаться…

От перечисления киноужасов добродушная физиономия Вакутагина вытянулась. Он быстро сунул бумажку Кузьме в руки:

— На, Соколов! Мая кино не умеет…

Однако тот не привык добиваться своего обманом. Даже если обман назывался военной хитростью.

— Да шутит он, — растолковал он сыну чукотского народа. — Никаких там танков не будет…

Вакутагин широко улыбнулся, показывая, что разобрался в ситуации:

— Всё равно бери… Ты сама это предложил… Так чесна будет!

В конце концов определились все пятеро счастливчиков. Они собрались в бытовке, отколовшись от коллектива, как и положено гнилой богеме.

Рядовой Гунько поинтересовался:

— Пацаны, а вы не знаете, как фильм-то называться будет?.

— «Спасение рядового Гунько»! — тотчас предположил Мишка.

Тот отмахнулся:

— Не, ну серьёзно? Надо домой написать, чтобы не пропустили…

— Рабочее название «Адский котёл», — сжалился Мишка. — А знаете, мужики… это шанс! Многие звёзды начинали с эпизодов…

Кузьма Иванович задумчиво сказал:

— Кабанову не повезло… Мог бы тоже…

— Ну, это с какой стороны посмотреть… — хихикнул Гунько. — Может, они с женой там уже третий дубль делают!.

Вентилятор в кабинете командира части скончался на третий день.

Поначалу полковник Бородин недоверчиво потыкал кнопки. Потом подёргал шнур.

Экстренные меры не помогли. Тогда он вызвал заместителя и прямо спросил:

— Майор, ты в электроприборах разбираешься?

— Ну, так… А что? — не менее прямо ответил тот.

Потому что на самом деле разбирался только в воспитательной работе. И то плохо.

Бородин кивнул на вентилятор:

— Да вот, не фурычит что-то. Два дня крутился, а сегодня — ни в какую… Может, перегрелся?

Колобков принюхался:

— Запах какой-то… Может, вообще сгорел?

— Вот ёксель-моксель! — расстроился командир.

— На распродаже купили?

Бородин обиженно проворчал:

— Почему на распродаже?

— Ну, я точно такой в городе на распродаже видел… В уценённых товарах.

Возникла пауза.

Бородин несколько секунд подумал. Потом отошёл от злополучного вентилятора подальше и небрежно спросил:

— Слушай, а когда у нас эти деятели кино снимать собираются?

— На завтра съёмки назначены. Звонили с утра напомнить. Я вот как раз зашёл…

— Завтра, говоришь?. Это хорошо, что завтра…

В день съёмки богема вывалила покурить на крыльцо в приподнятом настроении.

— Интересно, а этот фильм про начало войны или про конец? — начал светскую беседу Кузьма Соколов.

Рядовой Гунько пожал плечами:

— А тебе какая разница?

— Просто я читал, что в начале войны оружие добывали в бою…

Выдадут пять патронов — и беги!

Внезапно откуда-то сбоку раздался скрипучий голос майора Колобкова:

— Я смотрю, тут знатоки собрались?

Все резко повернулись. Рядовой Соколов скомандовал:

— Смирно!!

Богема послушно вытянулась по струнке, чтобы не рисковать кинокарьерой. Рядом с заместителем командира обнаружился старшина роты.

— Вольно! Говорите, прапорщик… — с важным видом кивнул ему Колобок.

Шматко выпалил:

— Короче, это… У этих киношников опять там всё поменялось! В общем, нужно не пять, а всего два человека…

Гунько открыл рот:

— А почему?!

— По кочану! — заткнул ему рот старший прапорщик. — Значит, пойдут ммм… Соколов и Медведев!

— Нет, пойдут Соколов и этот… как тебя? — вмешался Колобков, тыча пальцем в Гунько.

— Рядовой Гунько!

— Соколов и Гунько!

— А Медведев? — удивился старшина.

Замкомандира авторитетно надулся:

— А Медведев пойдёт в наряд!

— Почему в наряд, товарищ майор? — не выдержал Мишка.

— Ну а как же?. Ты ж возле санчасти сам сказал, что виноват… А виноватые в армии куда идут? Правильно! Либо в дисбат, либо в наряд…

Ты идёшь в наряд. Так что скажи спасибо…

Рядовой Медведев хотел сказать, куда в таком случае идут злобные толстожопые майоры… Но сдержался…

Кинозвёзды из второй роты прибыли на съёмочную площадку под руководством старшего прапорщика.

Производство отечественного блокбастера шло полным ходом.

На опушке леса царили традиционная суета и оживление. Киношники выставляли звук, таскали штативы, примеряли одежду…

Режиссёр пронёсся мимо, крича:

— Пиротехника, сколько дублей заряжаем?!

— Три — максимум! — ответили ему.

— Дым будет?.

— Договаривались на двенадцать!.

Старший прапорщик Шматко ухватил режиссёра под руку:

— Товарищ режиссёр, я двух бойцов на съёмку привёл!

— А почему только двух? — опешил тот.

— Приказ командира части… Он, кстати, просил передать пароль.

Режиссёр слегка офонарел:

— Какой пароль?

— «Кондиционер сломался»… — Шматко заметил округлившиеся глаза режиссёра и пожал плечами. — Не знаю, вы ж там сами договаривались…

Если работник искусства и понял, о чём речь, то вида не подал.

— Чёрт, что за бардак! Маша!. Где накидки?. Пришли солдаты! — завопил он, подталкивая Соколова с Гунько. — Идите в палатку, переодевайтесь, гримируйтесь!.

Бойцы нырнули в лапы к гримёрам. А старший прапорщик остался наблюдать творческие муки.

Суматоха вокруг производила впечатление полного бардака.

— Маша! Больше грязи им на лицо! — крикнул режиссёр. — Так, где оператор? Фе-дя!! Где ты ходишь?

Неизвестно откуда вынырнул бородатый мужик с камерой:

— Я точку присматриваю!

Тут же из-за него высунулся ассистент:

— Дым приехал!

— Ну так заряжайте! — скомандовал режиссёр. — Через двадцать минут запускаемся! Где сценарий?

Ассистент подал ему вариант сценария, тот уткнулся в первую страницу. Олег Николаевич Шматко подвёл итог красочному зрелищу:

— Интересно тут у вас! Я, кстати, смотрел первую часть! Ничего так!. Мощно!

Режиссёр отвлёкся от сценария.

— А?. Вы кто?! — он посмотрел на человека в форме затуманенным взором творца…

— Старший прапорщик Шматко… Привёл солдат на съёмку! — объяснил ему Олег Николаевич, как полному кретину.

Заторможенный «творец» крикнул, не подумав:

— Почему посторонние на площадке?!

— Кто посторонний?. Солдаты, между прочим, в моём подчинении! — тонко намекнул Шматко.

Подбежавший ассистент выпалил:

— Где посторонний?!

Режиссёр понял, что может остаться без массовки. Он торопливо пошёл на попятную:

— Нигде… Пиротехника готова?.

Ассистент деловито кивнул:

— Да!.

Старший прапорщик приступил к обсуждению деталей сотрудничества:

— Почём сейчас, кстати, съёмочный день?.

И сразу наткнулся на непонимание:

— Какой съёмочный день?. — включил дурака режиссёр.

— Ну, солдаты мои… Сколько они получат за съёмку?.

— Нисколько!.

— Здрасьте! Их, когда припахивают в городе канавы рыть, и то по тридцатке дают!. А тут кино!.

— Вот именно, кино!. Для них — это честь… Сняться в таком фильме! — продолжал прикидываться дурачком режиссер.

— Вы так своих гениев будете завлекать!. У вас по ведомости должна быть ставка! — отрезал старшина.

К нему подошли загримированные Соколов и Гунько в плащ- палатках, накинутых на форму.

Режиссёр взвыл:

— Какая ещё ставка?!

— Не знаю… Мои ребята за так сниматься не будут!

— Почему не будем? — удивился Кузьма Соколов.

Старший прапорщик рыкнул:

— Разговоры! Та-ак… Равняйсь! Смирно!. В расположение роты шагом марш!

— Подождите! — моментально выключил дурака режиссёр. — Получат они по тридцатке!. Это устроит?!

— Отставить! — удовлетворённо ухмыльнулся Шматко. — Ну вот, другой разговор!

Утром положено умываться, чистить зубы и, желательно, бриться.

За это время душа военнослужащего просыпается и разворачивается навстречу новому дню. Если, конечно, её не отвлекать всякой ерундой.

Младший сержант Фомин и рядовой Евсеев зашли в умывальник, собираясь привести себя в порядок. Пока вторая рота заканчивала утреннюю зарядку, они надеялись в полной мере насладиться покоем…

Не сбылось.

Внезапный жуткий вопль прорезал тишину:

— А-А-А!! У-у-у!. А-а-а-а!. Да что ж такое!.

«Деды» верхним чутьём определили, откуда дует ужас. Они переглянулись и дружно вломились в туалет.

Источник противных звуков обнаружился у писсуара. Рядовой Кабанов стоял, прислонившись лицом к стене. Он крепко держал себя за промежность, одновременно подвывая нечеловеческим голосом. На его лице блуждали испуг и недоумение.

— Чё случилось, Кабанов?! Орёшь как резаный! — деликатно справился о здоровье подчинённого младший сержант Фомин.

Тот простонал:

— Не знаю, товарищ сержант! По-малому вот зашёл… Как резануло!

Боль жуткая… как огнём!

Рядовой Евсеев склонился к стенающему «духу»:

— Раньше было такое?

— Первый раз! — Кабанов сморщился от боли. — Бли-ин!.

Евсеев забеспокоился:

— В медпункт бы надо!

— Подожди! — жестом остановил его Фома. — Кабанов, к тебе когда жена приезжала?

— В субботу… А при чём здесь она?

— Ага… Значит, три дня назад?

— Ну да… А что?

Младший сержант многозначительно поднял вверх палец:

— Вообще-то ничего… Вы же с ней не только на звёзды смотрели?

— Товарищ сержант, я не понимаю… — прошептал Кабанов.

— Наградила тебя твоя Катька… За верную службу Родине, — грустно объяснил ему Фома.

Страшная догадка пригвоздила рядового Кабанова к стене. Он тихо сполз на пол, закрывая лицо руками:

— Не может быть! Она же… Не может быть!.

Товарищ младший сержант пожал плечами:

— А что тогда тебе, ветром надуло?.

«Дедушки», конечно, привели себя в порядок. Но утренний ритуал был испорчен напрочь. Они вышли из умывальника и направились в каптёрку. Поделиться свежими новостями.

Там их ждал сержант Прохоров. Он сидел у стола, мирно попивая чаёк. Фома не стал держать интригующие паузы, а ляпнул с порога:

— Новость дня! Кабанов от жены три пера подхватил!

— Откуда знаешь? — не поверил сержант.

— Сам видел…

— Видел, как подхватил?

— Видел, как он орал в туалете… Через три дня… Как положено…

Классика жанра!

Прохоров отставил чай в сторону:

— Презент от любимой жены? Интересно девки пляшут…

Рядовой Евсеев присел рядом с ним:

— На фига вообще до армии жениться?! Тут бывает под боком, и то… хрен за бабой уследишь…

— И главное, сюда припёрлась! Типа — любит… — возмущённо пробормотал Фома.

— Ага! На КПП — с букетом!. — поддержал его Евсеев.

Все трое невесело хохотнули над приколом судьбы. Сержант с сожалением поднялся:

— А где он сейчас? Надо бы глянуть… Как бы дурить не начал!

Несчастного молодожёна всполошившиеся «дедушки» нашли в бытовке. Мрачный «дух» восседал верхом на парте. Он держал в руке зажигалку, совершая акт сожжения. То есть жёг фотографию уже не любимой жены.

Не обращая внимания на зрителей, Кабанов полюбовался синеватым пламенем. «Дедушки» постояли рядом, молча наблюдая за процессом.

Фотография догорела. Кабанов уронил оставшийся уголок на пол.

— Ты как, нормально? — нарушил траурную тишину Евсеев.

Кабанов поднял на него глаза с признаками подозрительной сырости:

— Жить буду…

Сержант Прохоров поморщился, как от зубной боли:

— Ты это… в караул сегодня должен был идти… Ротный тебя заменил.

— Не бойтесь, товарищ сержант… Я из-за этой сучки стреляться не собираюсь! — не дрогнувшим голосом успокоил его Кабанов.

— Разумно… — буркнул Фома, взяв со стола исписанный лист бумаги. — А письмо кому?

— Ей, родимой… Надо же просветить человека! А то всех мужиков в городе позаражает…

— У нас в городе знаешь как таких называют? Инфузории в туфельках… — поделился Евсеев.

Прохоров подумал и внёс свою лепту в страшную мужскую месть:

— А ты знаешь что ещё?! Напиши ей на работу! Она работает?

— Учится… в техникуме.

— Во! В техникум напиши! Чтобы там про неё все знали…

— Ага! И про меня… — скептически кивнул молодожён.

Идея умерла. Прохоров понял, что вариант не прокатит, и положил Кабанову руку на плечо.

— Да ладно, Кабан… не переживай!. Прорвёмся. А болезни эти щас быстро лечат… Скинемся, если что…

«Дух» через силу улыбнулся:

— Спасибо, товарищ сержант… Я здесь надымил… Ничего?

Фома махнул рукой:

— Да всё нормально… Проветрим…

Режиссёр упрямо замахивался на блокбастер. Он уверенно разруливал батальную сцену. Гигантская массовка внимала ему с трепетом.

— Начинаем вон от той сосны! Понятно? — зычно пробасил режиссёр.

— Да! — в один голос откликнулась массовка.

— Когда будете проходить возле тех кустов, раздастся взрыв! Вы падаете на землю и ползёте сюда, на камеру… Всё ясно?!

— Да! — опять выдохнули Соколов и Гунько.

— А чё тут непонятного?! — поддержал их старший прапорщик Шматко.

Режиссёр раздражённо повысил голос:

— Я у них спрашиваю! Вам всё ясно?!

Кузьма Иванович солидно кивнул, повторяя вводную:

— Да… Идти от сосны… возле кустов взрыв… ползти на камеру…

— Отлично!. Заряжайтесь! — бодро скомандовал режиссёр.

Гунько открыл рот:

— Чего?.

— Идите к соснам! — пояснили ему.

Старший прапорщик ощутил потребность внести свой вклад в искусство.

— Товарищ режиссёр, вас как зовут? — спросил он.

— Сергей Гарланов, — не оборачиваясь, ответил тот.

— Слушай, Серёга, — по-свойски предложил ему Шматко, — я вот думаю… Может, они ползут во главе с командиром? Ну, с прапорщиком… А то как-то неестественно: два бесхозных бойца… по полю?

Режиссёр зло выдохнул, изо всех сил стараясь не обращать внимания на проклятых дилетантов. Он махнул рукой и крикнул грандиозной массовке:

— На исходную!.

Кинозвёзды второй роты вошли в кадр…

По лесу стелился белый дым. Соколов и Гунько медленно шагали рядом, озираясь по сторонам.

— Быстрее двигаемся!! — заорал режиссёр.

«Духи» ускорились, проходя мимо кустов. И в этот момент раздался слабенький хлопок. Из-за кустов повалил дым. Гунько упал как подкошенный…

Кузьма Соколов остался стоять, непонимающе глядя на дымовую завесу. Режиссёр почему-то завопил, срывая голос:

— Сто-о-оп!!

Он подбежал к массовке. За ним следом притопал старший прапорщик.

— Ну, чего ты стоишь? Был взрыв! — набросился на Кузьму творец блокбастеров.

Тот недоверчиво переспросил:

— Так разве это взрыв?!

— Действительно! Какой же это взрыв? Пшик! — заступился за своих старшина.

Режиссёр гаркнул и на него:

— Вы чего сюда прибежали?!

— Виноват! — на всякий случай извинился Шматко.

— Если б тут был настоящий взрыв, вас бы на фиг разорвало!! — продолжил Гарланов.

Шматко согласился:

— Да, Соколов, это точно!.

Режиссёр покосился на него, но больше замечаний делать не стал. Он снова повернулся к массовке:

— Хлопнул взрывпакет!. Потом, на озвучке, подложим взрыв снаряда, что непонятно?!

Рядовой Соколов виновато буркнул:

— Надо было сразу так и объяснить…

Кинозвёзды второй роты зашли на второй дубль.

Они пробрались сквозь дымовую завесу, мимо тех самых кустов.

Хлопнул взрывпакет.

Гунько и Соколов упали на землю, фактурно наползая на камеру.

Гунько радостно улыбнулся, надеясь попасть на экраны страны в крупном плане…

— Сто-о-оп!! — гневно заорал режиссёр.

Шматко удивился ему на ухо:

— А сейчас чё? Нормально ж упали!

Но на него не обратили внимания.

— Чего ты там улыбаешься?! Да, ты!. Война идёт! Что смешного?!

Мы не комедию снимаем! Пули свистят, люди гибнут!. — на повышенных тонах объяснил режиссёр для особо одарённого Гунько.

Шматко его целиком поддержал:

— Действительно, кто это скалится, когда ползёт на боевое задание?!

Гарланов устало посмотрел на него, осознавая, что игнорировать этого идиота в погонах не получится.

— Какое боевое задание?! Он — дезертир! Бежит за линию фронта! — вздохнул режиссёр и крикнул: — Готовим третий дубль! Массовка, куда вы ползли? Вам сказали на камеру ползти! Что вы влево смещаетесь?

— Так тут же грязь! — показал Кузьма.

Шматко присмотрелся:

— Действительно… Они испачкаются!

— То есть вы считаете, человек, спасая свою жизнь, думает — ползти ему по грязи или нет?! — язвительно спросил Гарланов.

— Я как старшина роты думаю, кто это потом стирать будет? — отбрил его Шматко.

Творец блокбастеров и потенциальный лауреат хоть каких-нибудь премий картинно всплеснул руками:

— Боже, как вы мне надоели!.

Третий дубль прошёл под его нескончаемые вопли:

— Ползём, ползём, ползём!. Давай, давай!. Не надо формализма в искусстве!

— Всё! — сказал оператор.

Режиссёр радостно подхватил:

— Отлично, снято!

Гунько и Соколов поднялись с земли. Они перепачкались в грязи по самые уши. Но формализма не допустили.

— Молодцы, ребята… Третий дубль — то что надо! — похвалил их Гарланов. — На сегодня всё!. завтра снимаем расстрел!.

Он бочком откатился к палаткам. Шматко недоумённо выкрикнул ему в спину:

— Серёга, я чё-то не понял… Это что, всё, что ли?!

— Да, всё! Все свободны!

— То есть извазюкал ребят… и свободны?! — уточнил старший прапорщик.

Режиссёр скрылся из вида.

— Деньги у администратора возьмёте! — донеслось последнее «прости» из мира кинематографа…

Шматко немного постоял в оцепенении. Потом вынес приговор важнейшему из искусств:

— Зашибись! Я всегда говорил: всё это кино — говно!

Сержант Прохоров, насвистывая, вошёл в бытовку. Он взял с гладильной доски утюг. Подошва утюга вызывающе желтела разводами ржавчины. Прохоров перестал свистеть. Он набрал воздуха в лёгкие и гаркнул:

— ХОДОКОВ!!

Дневальный по роте тут же продублировал команду:

— Рядовой Ходоков! Срочно к сержанту Прохорову!

Раздался топот сапог. В бытовку вбежал «дух», с ходу прикладывая руку к виску.

— Товарищ сержант, рядовой Ходоков по вашему приказанию…

Прохоров не дал ему договорить. Он сунул под нос бойцу утюг:

— Что это?

Ходоков опустил руку и голову, изображая скорбь.

— Я спрашиваю, что это за хрень?! — зарычал Прохоров. — Я тебе вчера ещё сказал это почистить!

Ходоков еле слышно прошептал:

— У меня не было времени…

— ЧТО?! ЧЕГО у тебя не было, солдат?!

— Мне рядовой Евсеев приказал его форму постирать…

— Ну и как, постирал?. — выдержав паузу, спросил сержант.

Ходоков кивнул. Прохоров уточнил:

— А ты сказал рядовому Евсееву, что сержант Прохоров приказал тебе утюги почистить?

— Сказал…

— А он что тебе ответил?

— Что это его не… Ну, в общем, не волнует!

— И ты, конечно, решил постирать форму, потому что Прохоров тебя пальцем не тронет, а Евсеев пару фанер выпишет… Так?!

Ходоков молча кивнул. Сержант пробормотал:

— Ладно, свободен… Пока…

Рядового Евсеева он отыскал в учебном классе. Тот сидел на парте, листая газету. Прохоров плотно прикрыл за собой дверь. Евсеев удивлённо поднял голову.

— Слушай, старый… это ты припряг Ходокова форму стирать? — спокойно спросил сержант.

— Ну я, а что?.

— А он тебе разве не говорил, что я ему приказал утюги чистить?

— Ну, говорил…

— Так в чём дело?

Евсеев недоумённо поднял брови:

— Вот именно, а в чём дело?.

— Слушай, ты только мне дурака не включай, а?! — попросил его Прохоров. — Тебе что, других «духов» мало?

— Лучше всех форму мне стирает Ходоков…

— А я, значит, хрен с бугра! Он же тебе русским языком объяснил, что я ему приказал…

— И я ему ТОЖЕ приказал! — перебил сержанта Евсеев. — Думаешь, лычки нацепил — и всё?! Мы с тобой — с одного призыва…

— ДА?! А кренделей за них Я получаю, а не ты!.

— Смотри, чтоб ты только не умер! — Евсеев развернулся, направляясь к двери.

Прохоров с нажимом проговорил:

— Э, ты куда? Я ещё не закончил!

— А я закончил!.

Сержант повысил голос:

— Рядовой Евсеев, стоять!.

— «Духами» иди командуй! — процедил тот, хлопнув дверью…

Прохоров немного постоял, осмысливая произошедшее. Ни хрена хорошего в голову не лезло. Он сплюнул и пошёл в курилку. Там его и нашёл Фома.

Присмотревшись, младший сержант по-дружески ткнул его в бок:

— Ты чё мрачный такой?

— Да так… Евсей чё-то быкует…

— Да ну, не загоняйся! — успокоил его Фома. — Дембель на носу — у всех тараканы в голове шалят…

Неожиданно в курилке появился ржущий, как лошадь Будённого, рядовой Евсеев.

— Ой, не могу!. Вот это попандос!. — выдавил он.

Фома заинтересованно заглянул ему в глаза:

— Ты чё валяешься?

— Сигарету дай, — попросил Евсеев, подавляя очередной приступ хохота. — Короче, пристегнитесь!.

— Ну… не томи! — не выдержал Фома.

Евсеев со вкусом затянулся, выпустил дым и вывалил последнюю новость:

— Короче… У Кабанова в медпункте… Камень вышел!! — Его снова скрутило в приступе смеха.

Сержанты переглянулись.

Прохоров уточнил:

— Какой камень? Откуда вышел?.

— Откуда моча выходит — оттуда и вышел! — хохотнул Евсеев. — Ну, сечёте?. Жена ни при чём! Это камень был!

До Фомы дошло:

— Вот это всем залётам — залёт! Он же ей на «гражданку» такую маляву накатал!.

— Да-а… жалко бабу… такое и в кино не придумаешь! — кивнул Прохоров. — Камень! С ума сойти!.

В курилку заглянул ротный.

— Так, я не понял, что за консилиум?.

Сержанты снова переглянулись. Фома кашлянул и нерешительно доложил:

— Товарищ капитан, тут, в общем, такое дело… солдата спасать надо…

Через час «деды» снова собрались в курилке.

Новость дня перестала быть свежей. Но от этого не стала менее трагической.

— Да-а!. Положеньице у Кабанова… — посочувствовал младший сержант Фомин.

Прохоров покрутил головой:

— Расскажешь кому — не поверят!.

— А вон он идёт! — заметил рядовой Евсеев.

Он свистнул, окликая «духа»:

— Эй, Кабан!. Сюда заруливай!

Тот подошёл. Сержант Прохоров с любопытством посмотрел на его довольную физиономию.

— Ну как? — поинтересовался он.

— Тьфу-тьфу-тьфу!. Нормально вроде…

Прохоров протянул ему сигарету:

— На, дёрни!.

Кабанов затянулся и сказал:

— Если бы не ротный — даже не знаю, что бы делал… К Бородину в кабинет водил! Я прямо оттуда по межгороду… Десять минут разговаривал! Блин, как второй раз женился!

— Видишь, Кабан, такого ротного ещё поискать! — наставительно произнёс Прохоров.

Фома с облегчением хмыкнул:

— Кабан, второй раз женился — наливай!

Молодожён, снова ставший счастливым, замялся:

— Так, а где ж я?. У меня нету…

— Минералки, Кабанов! — расхохотался Фома. — «Чепок» открыт!

Пошли… Заодно ещё раз тебе почки промоем!

Обычно вечерняя поверка проходила скучно. После переклички сержант Прохоров зачитывал список нарядов, делал объявления и распускал роту, готовиться к отбою. Но не в этот раз.

— Значит, так… В наряд по роте заступают: дежурный — младший сержант Фомин… И дневальные — рядовой Ходоков и… — Прохоров выдержал паузу. — Рядовой Евсеев…

Евсеев, не задумываясь, сказал:

— Я не могу, у меня нога болит…

— Отболит! — отрезал сержант и скомандовал: — Разойдись!

Евсеев упрямо повторил:

— Я же сказал, я в наряд не пойду!.

Прохоров хмыкнул:

— Конечно, не пойдёшь… Побежишь!

Несмотря на команду, никто расходиться из строя не стал. «Духи» замерли, напряжённо следя за нарастающим конфликтом. Младший сержант Фомин попытался образумить приятелей:

— Э, мужики, вы чего?.

— Ничего. Просто кое-кто в последнее время стал зарываться! — объяснил ему Прохоров…

— Вот именно. Кое-кто в последнее время стал конкретно зарываться!. Дембелей в наряды ставить… — с нажимом присоединился Евсеев.

Сержант насупился:

— Я всё сказал. Если я тебе не командир, значит, ротный прикажет — и пойдёшь… — Он ещё раз скомандовал строю, разворачиваясь, чтобы выйти из казармы: — Разойдись, кому сказано!

— Давай, иди… целуй в попу своего ротного! — громко сказал ему в спину Евсеев…

Прохоров резко обернулся:

— Что ты вякнул?!

— Что слышал!

Сержант, не раздумывая, бросился на Евсеева, занося руку для удара. Тот поставил блок и вцепился в Прохорова. Завязалась возня. В общем крике и гаме никто не обратил внимания на горестный вопль Фомы:

— Э, вы чё? — крикнул младший сержант. — Совсем крыша поехала?!

Внезапно дневальный по роте рядовой Медведев во весь голос скомандовал:

— Рота-а! Смирно-о!

Личный состав замер. Только Прохоров и Евсеев продолжали возиться на полу. В казарму в портупее, с повязкой «ДЕЖУРНЫЙ ПО ЧАСТИ» на рукаве вошёл майор Колобков. Ему под ноги выкатился помятый и красный рядовой Евсеев. Замкомандира переступил через него, многообещающе интересуясь:

— Забавно!. И чем это вы тут занимаетесь?.

Сержант Прохоров, тяжело отдуваясь, ответил:

— Отрабатываем приёмы рукопашного боя, товарищ майор…

— А команда «смирно», стало быть, вас не касается?.

— Извините, товарищ майор, увлеклись…

— Да?. — Колобков снял фуражку, присев на табурет. — Ну, тогда продолжайте…

Евсеев растерянно посмотрел на сержанта.

— Продолжайте, продолжайте… — подбодрил Колобков.

Прохоров приказал:

— Рядовой Евсеев, ко мне!.

— Есть!. — выкрикнул тот, подходя к сержанту.

Личный состав расступился, охватывая их полукругом. Прохоров встал в стойку:

— Отрабатываем ещё раз… Удар ножом сверху. Бей!

Евсеев сымитировал удар. Сержант поставил блок. Они застыли.

— Левой рукой перехватываем локоть противника. Правая нога уходит за спину… — объяснил Прохоров. — Правая рука соединяется с левой и образует замок… Всем видно?. После этого бросаем!.

Он закончил движение, Евсеев свалился на пол. Колобков поднялся с табурета:

— Ну что ж… неплохо! Только у тебя, сержант, так всё красиво получилось, потому что Евсеев был расслаблен… А врага так не возьмёшь…

— У меня, товарищ майор, этот приём отработан до автоматизма, — возразил Прохоров.

— Да?. Ну, тогда давай попробуем… — предложил Колобков, расстёгивая ремень и снимая портупею. — Дневальный!

От тумбочки подбежал рядовой Медведев.

— Я, товарищ майор!.

Колобков на секунду замешкался, меряя солдата взглядом с ног до головы. Потом, ухмыляясь, протянул ему портупею с кобурой:

— Держи… дневальный. Посторожи… Как говорится, под охрану и оборону! Доверяю тебе боевое оружие. — Он расстегнул кобуру, демонстрируя рукоятку пистолета.

— Есть, под охрану и оборону! — козырнул Медведев…

Он вернулся к тумбочке дневального, выдвинул ящик, положил внутрь портупею с кобурой и встал на своё место.

Колобков неторопливо вышел на середину коридора, остановившись напротив сержанта Прохорова:

— Ну, Прохоров, давай… Я враг, у меня нож…

Тот смущённо буркнул:

— Товарищ майор, может, не надо?.

— Что, боишься?

— Я не за себя…

Из полукруга послышались смешки. Ухмылка на лице майора стала шире.

— Ты смотри, замполита пожалел! Этого жирного Колобка…

— Ну что вы, товарищ майор…

— Да ладно… Знаю я, как вы меня называете! — отмахнулся он. — Ну я бью, Прохоров…

Он ударил сверху. Сержант поставил блок, попытавшись провести приём. Но бросить Колобкова у него не получилось. При разнице в весовых категориях килограммов на тридцать — ничего удивительного.

Колобок засопел:

— Ну что, Прохоров? Это тебе не Евсеева валять… — он вывернулся и сам швырнул противника на пол.

Сержант перекатился на бок, сразу вскочив:

— Разрешите ещё раз, товарищ майор?.

— Давай…

Колобков снова размахнулся. Прохоров перехватил его руку, переходя на бросок. Туша майора подалась, почти отрываясь от пола…

Но в этот момент Колобков левой рукой вдруг врезал сержанту между ног. Тот скорчился, рухнув как подношенный.

— Товарищ майор… мы ж так не договаривались… — просипел он, преодолевая боль.

Колобков, как ни в чём не бывало, вытер пот:

— А ты что, с врагом тоже договариваться будешь? — Он обвёл взглядом притихших зрителей. — Ну, ещё желающие есть?!

В ответ не раздалось ни звука. Майор кивнул:

— Понятно… Занятия по рукопашному бою окончены. Где у вас тут умывальник?

Он ушёл умываться. Младший сержант Фомин скомандовал:

— Рота! Сорок пять секунд — отбой!

Личный состав брызнул к кроватям, на бегу обмениваясь впечатлениями. Прохоров кое-как доковылял до каптёрки, держась за отбитое место. Следом за ним туда зашёл рядовой Евсеев. Он немного потоптался на пороге. Потом спросил:

— Ну как, больно?.

— А тебя колышет?! Или ты врач?! — сквозь зубы выдавил сержант.

Евсеев виновато пробормотал:

— Слышь, Прохор… Ты это… извини меня… Чё-то под дембель реально крыша едет…

Прохоров промолчал, не реагируя на извинения.

— Ну прости, старый… Мой косяк… — искренне сказал Евсеев, делая шаг навстречу.

Сержант хмыкнул и незло бросил:

— Да пошёл ты!.

Евсеев радостно улыбнулся:

— Понял, пошёл… В ларёк! Тебе твои любимые, с орешками?.

Прохоров выдержал паузу и уточнил, окончательно оттаивая:

— И крем-соду!

— Сделаем! — просиял прощённый Евсеев. — Две крем-соды!

— И лёд у них попроси… — закряхтел сержант…

Отмыв не очень трудовой пот, майор Колобков выглянул из умывальника в коридор. Он вытер ладонью мокрое лицо.

И тут ему на глаза попался дневальный Медведев.

— Дневальный, ну-ка полотенце мне принеси! — приказал Колобок.

Мишка отрапортовал:

— Не могу, товарищ майор! Дневальный не имеет права отлучаться…

— А целоваться, значит, можешь?! — угрожающе прошипел майор. — Я что, мокрым должен ходить?! А ну бегом!

Медведев, поколебавшись доли секунды, скрылся в казарме.

Колобков остался в одиночестве. Его взгляд упал на тумбочку. В слегка приоткрытом языке виднелась портупея с кобурой…

Когда дневальный Медведев вернулся, майор заканчивал умывание. Он с наслаждением отряхнул капли воды с мокрой головы.

— Товарищ майор! Вот… — Мишка протянул ему полотенце.

— Тебя только за смертью… — начал Колобков, разворачивая вафельный свёрток. Размеры его не устроили. — Я просил полотенце, а не портянку!

Мишка спросил:

— Поменять?

— Да ладно, мы не брезгливые… — майор вытерся, выбросив полотенце в умывальник и скомандовал: — Неси портупею!

Пока дневальный бегал к тумбочке, Колобков успел расчесаться перед зеркалом. Медведев возвратился. Колобков взял портупею, надел, поправил кобуру… И внезапно застыл. Он медленно расстегнул кнопку. Лицо его вытянулось.

— Что за шутки, Медведев?! — прохрипел он.

— Какие шутки, товарищ майор?.

— Где оружие, рядовой?! — Колобков уставился на Мишку немигающим взглядом.

Тот растерялся от неожиданности:

— Как где?. Т-там… должно быть…

— Ты что, слепой? Кобура пустая! — майор отстегнул портупею и потряс перед его носом.

Что такое хищение боевого оружия, рядовой Медведев представлял отлично. Он прошептал, впадая в ступор:

— К-как пустая?.

Колобков приблизился вплотную и прошипел:

— Ты куда пистолет дел, Медведев?!

В коридоре послышались шаги. Из казармы появился младший сержант Фомин. Не обнаружив возле тумбочки дневального, он собрался возмущённо завопить. Но тут из умывальника высунулся майор Колобков. Он глянул на Фому испепеляющим взглядом и рявкнул:

— Сюда никого не впускать! — Он закрыл дверь, поворачиваясь к Медведеву. — Я повторяю свой вопрос: ты куда дел пистолет?!

— Я не брал…

— А кто брал, солдат?!

— Не знаю…

Колобков подошёл вплотную:

— Боевой пистолет… с обоймой патронов… Вся рота видела, как я тебе его отдавал!

— Товарищ майор, я не брал… — Мишка обхватил голову руками, не в силах поверить, что всё это действительно происходит наяву.

— Значит, что он, по-твоему, растворился? Или уполз?. Ты когда- нибудь видел у пистолетов крылья?! Видел, Медведев?!

— Никак нет…

— Значит, улететь он тоже не мог! Кто-нибудь посторонний подходил к тумбочке?

— Никак нет…

— А ты куда-нибудь отлучался? — строго спросил майор.

— Нет… только за полотенцем… когда вы послали…

— Надеюсь, ты не думаешь, что я сам у себя украл пистолет?! — Колобков прищурился.

— Что вы, товарищ майор…

И вдруг тот заорал прямо в лицо ошеломлённому солдату:

— ТОГДА КТО?! КТО, КРОМЕ ТЕБЯ, МОГ ЭТО СДЕЛАТЬ?!

От неожиданности у Мишки перехватило дыхание. Он отшатнулся, врезавшись спиной в стену, и прошептал:

— Я не брал… честное слово!.

Колобков саркастически расхохотался:

— Ты думаешь, военный прокурор поверит такому объяснению?! — Он внезапно прекратил смех, протягивая вперёд руку. — Ладно, Медведев… Верни пистолет, скажи, зачем он тебе понадобился, и мы это дело замнём…

И тогда у рядового Медведева сорвало тормоза. Он тоже завопил в полный голос:

— Я ЖЕ ВАМ ГОВОРЮ!. Я НЕ БРАЛ ЕГО!! Я ЕГО НЕ БРАЛ!!

— ПРЕКРАТИ ИСТЕРИКУ, СОЛДАТ!! — рявкнул Колобков.

На минуту в умывальнике стало тихо. После небольшой паузы майор веско произнёс:

— Это даже не дисбат, это тюрьма!. — он развернулся и направился к двери.

Мишка отчаянно выкрикнул ему в спину:

— Товарищ майор, что же мне делать?!

Колобков резко обернулся:

— Не знаю, солдат!. Не знаю, что тебе делать!. — Он стремительно подошёл вплотную, переходя на злобный шёпот. — Раньше нужно было думать!. А ведь я тебя предупреждал, Медведев! Через друзей твоих предупреждал… Достучаться до тебя пытался! Не смог… Потому что у тебя не служба в голове. У тебя башка другим забита! Устроил в части «Санта-Барбару»! Молокосос! Сосётесь на виду у всех!.

— Товарищ майор, — вскинулся было Мишка…

— ЧТО — ТОВАРИЩ МАЙОР?! — жёстко прервал его Колобков.

Они посмотрели друг другу прямо в глаза. Внезапно Мишка увидел во взгляде майора расчётливую, непрощающую ненависть. Он словно прочитал свой приговор. Ему вдруг стало кристально ясно, что о пощаде не может идти и речи. Михаил Медведев всё-таки был совсем мальчишкой. Он не умел ненавидеть. И до этих пор с настоящей ненавистью не сталкивался. Поэтому он оцепенел от накатившей безысходности. Мишка снова обхватил голову руками и застонал.

Майор попятился к выходу, не сводя с него глаз, словно упиваясь чужим отчаянием. Перед тем как выйти, он удовлетворённо процедил:

— Попал ты, Медведев… Ой, как попал…