"Через тысячу лет" — озаглавлена предыдущая беседа.

Рисовать будущее — профессиональная, может быть, даже главная задача фантастики. Но каким же способом писатель, обыкновенный человек, может заглянуть в будущее? Ведь нет же у него специального аппарата, этакого футуроскопа наподобие телескопа.

Чтобы сомнений не было, обратимся к непререкаемому опыту классиков. О Жюле Верне всегда пишут: великий мастер предвидения. Что же он предвидел, как предвидел?

Предвидел подводные лодки, воздушные корабли, вездеходы, открытие истоков Нила, Северного полюса, Южного полюса, межконтинентальные снаряды, полет к Луне. Все это осуществилось. Почему? Да потому, что человечеству нужно было использовать всю планету от полюса до полюса, для чего обследовать все материки, все океаны от поверхности до самого дна, нужно было выйти и в космос, за пределы Земли. Нужно было — и было сделано.

НАДО! — секретное слово фантастики. Если писатель пишет о том, что нужно людям, его предсказания сбываются. Необходимое выполняется рано или поздно, так или иначе… Так или ИНАЧЕ! Герои Жюля Верна открывают истоки Нила, пересекая Африку на воздушном шаре. На самом деле истоки открыл путешественник Спик, плывя вверх по Нилу, а пересек материк другой путешественник — Стенли, плывя по реке Конго. К Луне герои Жюля Верна летели на пушечном ядре — способ заведомо смертельный для пассажиров. Они были бы раздавлены в первое же мгновение… Об этом говорилось в беседе третьей.

Оказывается, прекрасно угадывая темы будущих открытий, темы поисков, то есть, ЧТО надо сделать, Жюль Верн совсем не предвидел средства: КАК сделать. И не удивительно — ведь цели-то были поставлены человечеством, а средства еще не появились.

Ту же мысль подтверждает английский астроном и фантаст Артур Кларк в своей обзорной книге "Черты грядущего".

Из короткого перечня (здесь он приведен в неполном виде) явствует, что фантастика с достаточной уверенностью предсказывала темы изобретений, но не угадывала, или с трудом угадывала новые открытия на Земле и в космосе, новые источники энергии, новые свойства вещества, которые позволяли бы выполнять общественный заказ.

Стало быть, главный козырь художника, рисующего будущее, в слове "надо". Если он описывает то, что надо людям, рано или поздно это осуществится.

НАДО — не предсказание, это заказ на будущее, с нашей точки зрения — заказ XX века XXI и XXII векам, всему третьему тысячелетию.

Самые главные, первейшие НАДО вы и сами могли бы назвать:

1. Мир. Окончательное разоружение, ликвидация оружия.

2. Всеобщее изобилие. Все сыты, все одеты-обуты, у всех крыша над головой. Нет бедных, бездомных, голодных, несчастных.

3. Здоровье. Излечиваются все болезни. Молодость продлевается на десятки, сотни лет. Старости нет совсем. Эпидемии не бывает, новые вирусы подавляются тут же. Калеки получают руки-ноги взамен утерянных.

4. Ликвидация стихийных бедствий. Обезврежены наводнения, ураганы, засухи, вулканы, землетрясения…

5. Для сохранения земной природы вредные заводы вынесены в космос и на Луну.

6. Люди летают к любым планетам и любым звездам.

7. Люди сами себя переделывают по желанию. Меняют внешность, способности развивают какие угодно. Становятся умнее, добрее, честнее…

И так далее. Можете и от себя добавлять желательное… но не эгоистичное, не личное, предлагайте желательное для всех.

И если людям это надо, они сделают, добьются. Наш заказ будет выполнен, предвидение состоится.

Однако НАДО — это только тема. Писателю нужно еще нарисовать, как осуществилось желанное НАДО. А как осуществить, пока и наука не знает. Как, например, отменить ураганы, извержения, или старость, или глупость?

Можно, конечно, уйти от ответа, написать, что чудо совершил некий аппарат, некий агрегат, вещество или существо, которое не удалось разглядеть. Но невидимое, необъясненное неубедительно. Скептики начинают сомневаться. "Стало быть, невозможно", — говорят они. И читатель недоумевает, не может представить нечто неопределенное, привык, чтобы литература нарисовала ему все подробности, все подробности будущего в данном случае.

В размышлении о будущем нет ничего невероятного. Люди всегда озабочены мыслями о будущем, и приемы для проникновения в будущее не выдуманы ни учеными, ни фантастами, они лежат в основе человеческой психики. Предвидение будущего отличает человека от животных. У Маркса сказано: "Пчела посрамляет иного архитектора, но самый плохой архитектор от наилучшей пчелы тем и отличается с самого начала, что прежде, чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове".

Ну вот и давайте строить в голове дом по имени Будущее.

Заведомо известно, что пол у этого дома сделан "совершенно так же", а крыша — "совершенно не так".

Исходная позиция — день сегодняшний, но с уверенностью можно сказать, что "совершенно так же" в будущем не останется, что-то изменится. Что же касается "совершенно не так" — это невозможная, неосуществимая и даже невообразимая крайность. Абсолютно все исчезнуть не может, что-то сохранится. Да вы попробуйте сами вообразить вместо нашего мира иной, где нет ни живой природы, ни планет, ни атомов, ни тьмы, ни света, ни природы, ни законов природы, ни хаоса, ни порядка! Попробуйте! В лучшем случае получится словесная игра.

Значит, истина лежит где-то посередине между "точно так же" и "совсем не так". И чтобы нащупать ее, есть несколько приемов. Самые употребительные из них называются "экстраполяция" и "аналогия".

Экстраполяция — это продолжение в том же духе, по тому же направлению, тому же закону. Экстраполяция общеизвестна и общеупотребительна в науке и в быту.

Девочка поступила в первый класс, через десять лет кончит школу — это пример экстраполяции житейской.

Люди высадились на Луне, на очереди ближайшие планеты — Марс и Венера, затем дальние со своими спутниками, а потом уже, много позже, будет полет к звездам. Экстраполяция техническая.

Экстраполяция с двигателями. К Луне летели на химическом горючем, для дальних планет, вероятно, понадобится ядерное, для полета к звездам и ядерный двигатель слаб, нужен фотонный, где вещество полностью превращается в лучи. По расчетам физиков фотонный двигатель в сто с лишним раз мощнее наимощнейшего из ядерных, способен развить скорость, близкую к скорости света. На коротких дистанциях — житейских и научных — экстраполяция как правило, оправдывается. Как правило, большинство ребят заканчивают школу через десять лет после поступления. Полет на Луну состоялся, полет на Марс готовится. Экстраполяция — привычный и надежный способ рассуждения, прославлять его нет нужды. Но никогда не надо забывать о недостатке: экстраполяция хорошо исчисляет количественные изменения, но ей не по зубам качественные скачки, повороты, тупики.

У Свифта 500 отборных силачей-лилипутов втаскивают связанного Гулливера на специальную телегу, 1500 лошадей тянут эту телегу в город. Гулливер выше лилипутов в 12 раз, тяжелее в 123 (в 1728) раз. Перевозка большого груза решается простым умножением. Много лошадей, большущая телега!

А если бы он весил в миллион раз больше? Миллион лошадей запрягли бы?

К сожалению, далеко не все решается простой арифметикой. Из миллиона мышей не сделаешь одного слона. Но что мог предложить Свифт в начале XVIII в. для перевозки большого груза? Железных дорог в ту пору не было, тракторов-тягачей не было. Вообще не было никаких двигателей, кроме лошадей, быков и верблюдов. Ну вот и родилась телега с тысячами лошадей.

Впрочем, гордиться нам нет причины. Мы тоже не знаем, как будут перевозить грузы и передвигаться в XXII или XXIII в. Есть опасение, что большущие "телеги" не исчезнут из фантастики. Возможно, что и фотонная ракета, применяемая в фантастике для путешествия к звездам, — тоже "телега", только межзвездная. Ведь до самой ближайшей звезды четыре с лишним световых года, примерно пять лет полета на фотонной ракете и пять лет обратно. А если понадобится не самая ближайшая звезда?

Возможно также, что и межзвездная радиосвязь — тоже "телега" своего рода, хотя не только фантасты, но и ученые очень надеются на нее и строят громаднейшие радиотелескопы, стараясь уловить сигналы других цивилизаций. Но ведь радиоволны летят со скоростью света (всего лишь!). Значит, до той же ближайшей звезды сигнал будет идти четыре с лишним года и четыре года обратно. Представляете себе этакую дружескую беседу соседних цивилизаций? "Алло, как вы поживаете?" Через восемь лет ответ: "Ничего себе, помаленьку. А вы как? Как со здоровьем?" И еще через восемь лет ответ: "Извините, ваш абонент умер за это время".

Явно — очередная "телега". Но в радио читатель поверит и в ракету поверит. А некий новый двигатель, некий новый принцип связи — что это такое? Да и откроют ли, да есть ли он в природе?

НАДО! — главный довод фантастики. Если надо, откроют когда-нибудь. Зачем надо? "Да это же само собой разумеется", — отвечают энтузиасты. Им кажется, что и разъяснять нет необходимости. И так всем ясно, что открытия заманчивы, если же наши ученые не сумеют открыть, прилетят "братья по разуму", мудрые и доброжелательные, растолкуют нам, как покорять пространство и время, летать все дальше, жить все дольше.

"А надо ли?" — подают голос скептики. О них мы рассказывали в беседе восьмой. У Уэллса в романе "Борьба миров" братья по разуму с Марса прилетели не с подарками, явились, чтобы Землю завоевать, кровь людскую пить, в прямом смысле слова. Человек-невидимка у того же Уэллса стал отверженцем, одиночкой среди людей. Ни к чему такое открытие!

Люди будут жить дольше? Не умирать вообще? Зачем это? Свифт протестует. У него бессмертные струльдбруги — противные, неопрятные и жадные, выжившие из ума старики. Опротивело и наскучило однообразие жизни 300-летней нестареющей Элине из "Средства Макропулоса" Карела Чапека. И ни один человек не решается взять у нее это средство. Сомневается в пользе бессмертия советский писатель Г. Гор. "Люди расчеловечатся", — утверждает он. У С. Снегова бессмертие открывают целых три героя. Но плата тяжела. Один навеки остается неизменным, обречен провожать в могилу поколения друзей и подруг, другой хиреет, вынужден жить в нежной тепличной обстановке, третий остается со здоровым телом, но постепенно глупеет. В романе Э. Сю, французского писателя середины прошлого века, используется евангельская легенда о вечном страннике, наказанном бессмертием за неуважение к Христу.

Он умоляет Бога избавить его от вечных странствий.

Да, вечные странствия утомительны, да, приедается постоянное повторение пройденного. Да, противна вечная дряхлость. Скептическая фантастика очень убедительна, даже убедительнее мечтательной. Но за внешней убедительностью ее не сразу замечаешь, что и тут присутствует некая некорректная, то есть незаконная, подстановка, "радиотелега" своего рода. Мечтатели отправляют своих звездолетчиков в полет на "телеге", скептики сажают в звездолет "кучера". Я имею в виду, что в будущее скептики приводят сегодняшнего человека. Конечно, человеческая натура не столь изменчива, как аппаратура. Между техникой XX и XVIII вв. — пропасть, люди же любят, женятся, растят детей и стареют примерно так же. Но вот фантастика предлагает вместо старения омоложение. Ведь это уже другой человек, с другой психикой.

Надо полагать, наши потомки будут не такими, как мы, неведомо какими. Но "неведомо какого" не изобразишь. И авторы, сами того не желая, помещают в фотонные "телеги" "кучеров", в звездолеты "кочегаров". Подводит их экстраполяция, склонная заводить в тупик.

Несколько смягчает противоречие другой логический прием — аналогия, сравнение сходного.

Жизнь человека вы сравниваете с другими жизнями. Другие дети росли-росли, а потом останавливались в росте. Вывод: новорожденный тоже прекратит расти в надлежащее время.

Аналогичны этапы развития людей, аналогичны истории болезней, ход развития животных и растений. Экстраполяция подсчитает вам высоту растущего стебля, но никогда не предскажет, что распустится цветок. Для аналогии это естественный вывод: все покрытосемянные растения размножаются с цветением. Правда, аналогия не доказательство, но у нее свои достоинства. Лично я пристрастен к аналогии, с ее помощью не раз находил новые темы.

В начале и в середине века, в особенности после запуска первого спутника, у нас выходило множество произведений о космических полетах. Авторы свозили читателя на Марс и Венеру, нашли там жизнь и разум. Затем направились к звездам, к ближайшей — Альфе Центавра, перебрали более или менее близкие, нашли там жизнь и братьев по разуму, потом замахнулись на центр нашей Галактики, на Магелланово облако и туманность Андромеды, нашли и там разумную жизнь. В подлинном будущем процесс этот растянется на века, в литературе полеты, полеты, полеты и открытия жизни и разума приелись через несколько лет. И что же можно было предложить нового, когда расстояния перестали производить впечатление?

Я попробовал использовать аналогию с географическими открытиями.

Как сложилась история освоения Земли?

Первый этап — открытие новых земель, населенных или безлюдных. Изучение их богатств, торговля, грабеж или добыча золота, драгоценностей, вывоз пряностей, тканей, табака, фарфора, шелка… Второй этап — заселение, обработка новых земель. Третий этап — переделка: проведение каналов, осушение, орошение, посадка лесов, замена лесов полями.

Об этапе первом — открытии планет, желательно населенных, достаточно было написано в 50-х годах.

Второй этап — использование космоса — изобразили братья Стругацкие в повести "Стажеры". Там рассказано, как энергично добывают полезные ископаемые на астероидах.

Но космос крайне неблагоприятен для человека, или же можно сказать иначе: человек не приспособлен к космосу. Переделке атмосферы Венеры, приспособлению ее для человека посвятил И. Забелин свой роман "Пояс жизни". Интересно, что точно такую же идею много лет спустя выдвинул американский астроном К. Сэгэн. О перепроектировке всей Солнечной системы довелось писать и мне в рассказах "Первый день творения" и "Ааст-Ллун — архитектор неба". Все о создании человеческих условий в космосе.

Еще одна аналогия, для фантастики, очень плодотворная.

Радио — передача звука на расстояние.

Телевидение — передача изображения на расстояние.

А нельзя ли и человека передавать на расстояние по радио? Для фантастики и звездоплавания это очень было бы полезно. Снимается мучительное многолетнее странствие в звездолете. Расстояние — ничто. Снаряжения никакого. Для путешественника — мгновенный сон.

Точности ради надо внести поправку в формулировку: по радио звук не передается. Звуковые волны на радиостанции перезаписываются на электромагнитные, те действительно передаются во все стороны. В приемнике же по прибывшим волнам создается звуковая копия из местного воздуха. Копию слушаем мы включая радио, копию смотрим на экране телевизора. Копию звездолетчика надеемся получить у далекой звезды из тамошних атомов, электронов, протонов и нейтронов.

Даю таблицу копирования, чтобы все это было ясно.

Видите, сколько занимательных возможностей подсказывает атомная копировка.

Аналогия телефона — передача вещей на расстояние. Вместо почтальона — радиопосылка, вместо самолета — радиопересылка пассажира. В фантастике это называется "телепортаж".

Аналогия радиопередачи — радиоснабжение, одновременная посылка по многим адресам одновременно. Где-то на радиостанции — центральная кухня, в передатчике — стандартный обед. В назначенное время он транслируется в приемники радиокушателей, всем, у кого разыгрался аппетит.

Аналогия магнитофона — атомная запись. Обед, или аппаратура, или скафандр, или астронавт сам записаны на ленту, катушку, пластинку и в нужное время на нужной планете воспроизводятся по записи. Для страховки от аварии очень удобно. Человек погиб, но есть запись. Можно сделать копию.

И наконец, аналогия мультипликации (анимации). Не художник, а программист наносит на ленту, катушку, пластинку нечто небывалое. Все что угодно! И изготовляется. Важно только, чтобы записано было жизнеспособное, не взорвалось бы и не рассыпалось.

Обо всем этом я писал в свое время в романе "Мы — из Солнечной системы". Оттуда взята и таблица.

Но вынужден предупредить читателей: заманчивые эти возможности очень далеки от воплощения. Как отмечал Норберт Винер — американский ученый, творец науки кибернетики, для телепортажа слишком велика необходимая информация. В телевидении информация в тысячу раз больше чем на радио, а для телепортажа нужна еще в миллиарды миллиардов раз больше. Вообще радиоволны здесь не годятся не получается с волнами. Технике нужно преодолеть порог необыкновенной высоты. Так что я не обещаю вам скорое осуществление атомной копировки. Пока это только тема для фантастики.

Но между прочим природа с атомной копировкой справляется. Копировка происходит в каждой живой клетке при удвоении. При этом за полчаса расставляются по нужным местам тысячи миллиардов атомов. Так что природа уже прошла заметную долю трудностей. Ученые — специалисты по будущему, их называют прогнозистами или же футурологами (будущеведами), составили около трехсот методик прогноза будущего, но в основе их лежат простые логические приемы, экстраполяция и аналогия — первые из них. Аналогия, повторяем, не доказательство. Прогнозисты ставят ее ниже экстраполяции, но это потому, что они чаще имеют дело с прогнозом развития и роста одной отрасли: прогноз роста транспорта, добычи угля или нефти, роста населения. И обычно прогноз дается на ближайшие десятилетия; чем дальше, тем меньше точность. Мы же в фантастике интересуемся больше не количественными, а качественными изменениями.

Естественно, фантазия имеет возможность далеко опережать науку. От фантазии же не требуется ни расчетов, ни моделей. Только два условия: желательность и правдоподобие. Зато наука прогностика выигрывает в широте. Наука перебирает варианты, литература же однозначна и пристрастна, ей не свойственна позиция незаинтересованного неуговаривания. Она склонна иметь дело с положительными и отрицательными примерами (а не со статистическими процентами), с образцовыми героями и явными злодеями, склонна проявлять эмоции: превозносить и высмеивать, отговаривать и убеждать, склонять к единственно желательному решению.

Все утопии начиная с "Утопии" Томаса Мора и даже до нее изображают образцовое общество в однозначном варианте. В лучшем случае рядом с положительным обществом рисуется отрицательное, например, неразумная планета Зирда, погибшая от радиации, у И. Ефремова в "Туманности Андромеды".

Не без труда припомнил я литературные примеры с вариантами.

Есть мотив с выбором пути у Ильи Муромца в былинах. Богатырь у распутья." …Направо пойдешь — голову потеряешь, налево пойдешь…" Впрочем, наш былинный богатырь пробует все дороги и опровергает все три угрозы.

Противоположное в рассказе О. Генри "Пути, которые мы выбираем". Юноша-поэт, покинувший родной дом, может свернуть направо, налево, может и вернуться. Но все три варианта кончаются одинаково: он погибает от пули, выпущенной из одного и того же пистолета. Непреодолимый рок!

Право же, сказочный Илья Муромец, побеждающий судьбу, и оптимистичнее, и материалистичнее.

Как перебор вариантов построен и "Фауст" Гёте, мы уже говорили о нем в начале книги. Мефистофель — условная всемогущая сила — выполняет любые желания героя. Но в науке Фауст разочаровался ранее, пробует молодость, любовь, буйное веселье, власть. Ничто не дает ему полного счастья. Только творческий труд на пользу людям приносит то мгновение, которое хочется остановить.

И в научной фантастике вариантные сюжеты встречаются не так уж часто. Фантастика как часть литературы тоже пристрастна, тоже склонна к пропаганде. Пожалуй, больше других к перебору вариантов склонен американский писатель Роберт Шекли. Ярко выглядит это в небольшом, но очень насыщенном романе "Координата чудес".

Кармоди, рядовой нью-йоркский клерк, выиграл приз во всегалактической лотерее. В центр Галактики его доставляют, приз выдают, но вернуть на Землю не обязаны. На трудном обратном пути он попадает на разные планеты, на каждой из них Свой бог. Есть, например, деловая планета, где орудует бог-подрядчик, поставщик планет. Оказывается, это он построил нашу Землю, и прехалтурно, поскольку выгадывал, поставляя недоброкачественные материалы. Земель, оказывается, много, и Кармоди должен распознать свою настоящую. Одна из них непомерно заботливая, которая нянчится с ним, как гувернантка, другая — иллюзорная Земля кинофильмов, третья — оглушительная и опасная, как нью-йоркское метро, четвертая — Земля хвастливых пижонов. Настоящая же (Кармоди узнает ее) — мусорная Земля-свалка. Но на такой Земле он не хочет жить, отказывается от нее, продолжает бесплодные и бесконечные поиски. А смерть уже гонится за ним по пятам, осталось последнее мгновение.

— И что ты сделаешь с ним, с этим жалким мгновением?

— Я проживу, его. А для чего существуют мгновения? — отвечает Кармоди.

Грустно-покорный вариант противопоставил жизнеутверждающему Фаусту американский фантаст.

Повторяю: вариантность в литературе — редкое явление. У автора своя собственная точка зрения на будущее. Нередко за первым романом пишется продолжение, прямое или косвенное, роман цепляется за роман, создается единая картина. Так поступал Ц. Ефремов. Так поступают и братья Стругацкие. У них из романа в роман переходят герои, рожденные еще в путешествии на Венеру в "Стране Багровых туч", действуют они и в самых последних повестях, вышедших уже в 80-х годах.

У С. Лема нет такой последовательности. Его даже упрекали в противоречиях. Отвечая своим оппонентам через "Литературную газету", он сказал, что в его романах будущее изображено неоднозначно потому, что он строил разные модели. Читатель может их сравнивать.

Пожалуй, сказанное им относится ко всей фантастике в целом. Поистине — обширный литературный музей моделей будущего. Некоторые авторы — основательные по натуре — предпочитают разрабатывать одну модель, другие выставляют две-три, сколько успеют в жизни. Важно, чтобы читателю было в чем разбираться, было из чего выбирать.

Книги на полках — словно выступления делегатов на конференции. У писателя Ефремова свое мнение о будущем, у братьев Стругацких — свое, у Казанцева совсем другое, у Михайлова и Щербакова — свое, а у Бабенко — противоположное. Читая, вы все эти мнения впитываете, сравниваете, соглашаетесь или не соглашаетесь, закладываете в память, а в конечном итоге, став взрослыми, примете окончательное решение.

Примете решение и начнете действовать, создавать необходимое НАДО.