Пятая беседа была озаглавлена "Фантастика ради…". Подразумевалось: ради чего, с какой целью вводил писатель фантастику, какую задачу поручал ей. Та беседа была о задаче, эта — об адресе: для кого написано, какому читателю адресовано. Вкусы и интересы у читателей разнообразны, есть среди них и любители науки, и потребители приключений, и романтические мечтатели, и ироничные скептики. Впрочем, у взрослых обычно нет резкой направленности, но есть некое предпочтение, неприятие тех или иных областей, потому и границы на карте Страны Фантазий не так уж резки и непроходимы. Чаще, имея в виду такую-то группу читателей, автор заходит и в смежные области, второстепенные для его задачи. Но очень отчетливо различается в фантастике ДЛЯ возрастное: для самых маленьких, для школьников, для младшего школьного возраста, для среднего и старшего.

Критики часто повторяют ставшее уже крылатым изречение: "Для детей надо писать так же, как для взрослых, только гораздо лучше". Изречение крылатое… и неверное. Само собой разумеется, лучше писать надо, если сумеешь, но "так же" писать не следует ни в коем случае. Маленькие знают гораздо меньше, чем взрослые, от этого у них иной круг интересов: их увлекают основы, а не детали.

Если у вас есть братишка или сестренка лет восьми-девяти, обратите внимание, как они пересказывают книжку или кинофильм: "Он как даст, а она как отпрыгнет, а они как побегут, а он как догонит!.." Сплошные глаголы действия, не окрашенные никакими подробностями. И это вполне разумно для первого ознакомления с миром. Сначала нужно познакомиться с телами, прежде всего с движущимися, они могут быть и опасными. Затем самые короткие характеристики: хороший — плохой, добрый — злой, съедобный — вредный. Малышу нужно срочно ориентироваться в этом мире, детали позже. У взрослого отношение противоположное: схему он знает, ему важны тонкости, новые подробности.

Мы как-то забываем всю необъятность незнания, с которой малыш прибывает в наш сложный мир. Ведь ученье начинается не в школе, гораздо раньше. Помню, как удивил меня двухлетний сынишка, когда, показав на небе луну, я спросил его, что это такое. "Теп", — ответил он, подумав, то есть "хлеб". О том, что ломоть хлеба не может висеть на небе, он еще не знал. Позднее, когда я уезжал в Ленинград на конференцию, он поинтересовался: "Есть ли в Ленинграде небо?"

Но познания растут. Нормальный ребенок жадно впитывает новые сведения, и, как отметил Чуковский, гордясь, своей эрудицией, охотно играет ею. Дескать, это я знаю твердо, но могу и пошутить, будто бы не знаю. Дети отлично знают, что собаки и кошки говорить не могут, но с увлечением читают сказки о говорящих зверях. Выше мы говорили, что фантастика селится на границе известного и неведомого. Сказка тоже работает на границе твердых знаний и нетвердых. Но там, где знаний нет никаких, там и удивить нечем, и заинтересовать невозможно.

Поэтому для дошкольников научная фантастика не годится; они же не знают еще, что фантастично в сегодняшней науке. "Космос — это черненькие на самом верху картинки", — так объясняла четырехлетняя моя приятельница. Можно ли и стоит ли рассказывать ей о полетах на планеты? Она же не знает, куда люди летали, куда еще не летали и что такое планеты вообще. Пора научной фантастики, и притом самой простейшей, начинается только в III–IV классах. Такая фантастика у нас есть: В. Мелентьев "33 марта", В. Губарев "Королевство кривых зеркал", с наибольшим успехом работает В. Крапивин. В беседе "Ступени мечты" я нарочно подбирал произведения, посвященные полету без мотора. Общая тема, и удобно было сравнивать, как подходили к ней разные авторы — А. Грин, А. Беляев, Г. Альтов. У Крапивина тоже есть безмоторный полет в повести "Ковер-самолет": прекрасный пример, как та же тема подается для младшего возраста.

Альтов пишет о техническом оснащении мускульного полета, Беляев дает физическую идею: использование броуновского хаотического движения атомов. Но юные читатели В. Крапивина знать ничего не знают ни о возможностях мускульных волокон, ни о пляске атомов в своем собственном теле. Однако о полетах мечтают. И автор предлагает им ковер-самолет. Откуда он взялся? Да в чулане нашелся, стоял там забытый среди старого барахла. Для ровесников Олежки и Витальки чулан очень правдоподобное место для находки клада. Они же отлично знают, сколько занимательных игрушек можно извлечь из ненужного старья. И вот ковер! На нем же можно валяться, можно бороться, можно свернуть чум, прятаться в нем от солнца и от дождя. А этот ковер к тому же еще и летает. Как летает, почему? Не важно! Важно, что летает и заправлять его не надо, и управлять им не надо, он сам прислушивается к твоим пожеланиям, да еще края подгибает в полете, заботится, чтобы юные пассажиры не упали. И можно лететь куда угодно, в соседний двор, над улицами, в поле, в лес, на высоченную колокольню, к старинным башенным часам. Мечта! Нам бы такой!

Обычно мы встречаемся с книгами о детях для детей или о детях для взрослых. Очень редко автору удается двойной адрес. Классический пример — "Приключения Тома Сойера" Марка Твена. Дети с упоением следят за похождениями Тома, взрослые снисходительно улыбаются на наивные детские затеи. В. Крапивину удается этот двойной адрес. Дети видят, как это все интересно, взрослые отмечают: тонко подмечено.

Е. Велтистов тоже пишет для детей, но его "ДЛЯ" на несколько лет старше, чем "ДЛЯ" у Крапивина. Тут уже чудеса на основе науки и техники, чудеса творит "Электроник — мальчик из чемодана" — этакий кибернетический мальчик. Эта фантастика для ребят VI–VII классов, не старше.

Итак, на библиотечных полках после сказок для дошкольников можно поставить еще сказки для младших школьников, научную фантастику для средних и старших. Есть еще и фантастика, предназначенная исключительно или же в основном взрослому читателю. Старшеклассников тоже считают взрослыми читателями. Пример фантастики такого рода — роман В. Михайлова "Сторож брату моему".

Слова эти заимствованы из Библии. "Где брат твои?" — спрашивает Бог у Каина, убившего своего брата Авеля. "Разве я сторож брату моему?" — возражает Каин. Михайлов же пишет о том, что в будущем, в эпоху всеобщего братства, общечеловеческого и даже вселенского, все люди будут оберегать своих братьев по разуму. И в романе Михайлова на далекую планету, которая так и называется Даль, отправляется с Земли на выручку экспедиция, поскольку Дали той угрожает глобальная катастрофа — взрыв сверхновой звезды, который уничтожит все живое, возможно, и планету испарит.

Экипаж подобран своеобразно. В него включены люди из разных эпох: первобытный человек Питек, спартанец Георгий, американский индеец Гибкая Рука, Иеромонах из средневековья, немецкий солдат из гитлеровской армии Уве-Йорген. Главный же герой — советский офицер Ульдемир, рижанин, как и сам автор. Все они жили в прошлых веках, ныне перенесены в наше время и соединены в одном звездолете. Как это сделано, не важно. Современная взрослая фантастика часто игнорирует научные обоснования, смыкаясь в этой вольности со сказкой. Нынешний читатель верит, что наука со временем сумеет сделать все.

Соединив в одном экипаже людей из разных времен, автор как бы проводит мысленный эксперимент, показывает, как поведут себя разные люди в одинаковых обстоятельствах.

Такой же эксперимент проводится и в романе братьев Стругацких "Град обреченный". Роман построен сложно, многопланово, с подтекстом, который надо разгадывать.

Но вернемся к роману "Сторож брату моему". Прибыв на планету Даль, каждый из путников находит свое место в жизни. Однако когда приходит время бороться с угрозой, все они объединяются. Угрозу отражают… и не техническими средствами, а общими волевыми усилиями. Можно понимать это символически: не в технике суть, единение людей отразит любую опасность.

Увлеченный школьник, любитель фантастики, "проглатывает" книгу за один присест, несется по страницам, торопясь узнать, чем же кончится дело. Взрослый читает вдумчиво. И как бы приглашая читать неторопливо, В. Михайлов нарочито замедляет действие сложно построенными периодами. Например:

"Зажмурившись, глубоко вдохнул, втягивая тончайший сложный запах, в котором смешивались: тихий, настойчивый, чем-то схожий с плесенью — бактерицидного пластика, из которого было все: пол, потолок, стены, мебель; и резковатый, тревожный, — так пахли холодные, бело-голубые нити освещения, не создающие уюта, а, напротив, вызывающие ощущение открытости и бесприютности; и душистый, сильный, но не затмевающий остальных запах цветов, огромных, ярких, какими не бывают цветы в природе, — зато эти никогда не надо было менять, а сила запаха автоматически или вручную регулировалась; и наконец, эманация уже стоявшего на столе завтрака, в свою очередь составная, ежедневно менявшаяся в зависимости от тонуса человека, которому завтрак предназначался".

Сами понимаете, текст, написанный в таком стиле, надо читать медленно, нельзя промелькнуть по нему глазами.

Цитата эта взята из другого романа В. Михайлова — "Приидите и рассудим", продолжения "Сторожа брату моему". В этом романе его герой, уже знакомый нам Ульдемир, отправляется на некую двойную планету, чтобы предотвратить назревающую ядерную войну. Посылают же его таинственные вселенские наблюдатели всемирного равновесия — Фермер и Мастер. На их Ферме находят свое место герои предыдущего романа: охотники охотятся, земледелец пашет, воинственный Уве-Йорген намерен сражаться за правду, сам же Ульдемир предпочитает вернуться на Землю, чтобы множить радость, совершенствуясь вместе со всем человечеством. Если же "вы хотите войти в наш мир, — говорит в заключение вселенский Фермер, — …научитесь быть людьми, а не персоналом!.. Тогда приидите и рассудим!"

Настоящие ли мы люди и что такое настоящий человек? — предлагает задуматься автор. Правда, я со своей стороны не поручал бы рассудить посторонним — какому-то Фермеру, какому-то вселенскому Мастеру. Но можно воспринимать эти фигуры как условное символическое олицетворение общечеловеческой совести, достоинства, самосознания.

Подобные сложные нравственные проблемы, выраженные символически, иносказательно, встречаются в произведениях многих известных авторов, например, у братьев Стругацких, а также и у представителей следующего поколения, выросшего в 70-х годах.