До катастрофы остаются считанные минуты! «…Мы не имеем возможности откладывать. Сегодня в девятнадцать часов ноль-ноль минут Комитет по борьбе с землетрясением проведет решающий взрыв… настойчиво просим вас выйти из домов под открытое небо — на поля, скверы, пашни, подальше от всяких стен. Выводите из домов детей, больных, стариков. Предупредите всех соседей. Постарайтесь припомнить, кто может не услышать радио…»Из радиопередачи 29 октября 19…года
Что делать?
Йилд убит, кто-то готовит катастрофу. Час назначен. Мчаться в Сакраменто? Поздно. Искать телефоны в соседних домах, в соседнем городке? Звонить в штаб по телефону? Но, возможно, именно там сидят преступники, тот же Тичер, бестолковый или притворяющийся бестолковым. Может, он и есть главная пружина? И он нарочно приказал не звать себя к телефону, чтобы Мэтью не мог отменить его преступных распоряжений.
В полицию? Но, конечно, шериф в поле, пережидает землетрясение, у телефона в лучшем случае сидит дежурный, не имеющий права решать, не имеющий права отлучаться.
Телеграфировать губернатору? Самому президенту?
Поздно! Поздно!
Тридцать восемь минут осталось.
Мэтью заставил себя задуматься:
«Что собственно может сделать Тичер вредного? Взорвет снаряды раньше времени? Никакой катастрофы не будет от этого. Взорвет не все снаряды? И так катастрофы не получится. Взорвет больше, чем надо? Не могли ему дать без счета лишние бомбы. Не взорвет вообще? Но в записке Йилда написано точно „вызвал катастрофу“. Как можно вызвать катастрофу? Ага, понятно! Тичер взорвет сначала скважины второй очереди, он уничтожит те гранитные массивы (шипы, зубья, говорил Грибов), на которых держится сейчас Калифорнийская плита. Тичер изменит последовательность взрывов и, вместо того чтобы оттянуть землетрясение, ускорит его. Вот где ключ к катастрофе — на западных скважинах Солано, Солано-бис, Трэйси, Мерсед».
Но Солано-бис в шести милях отсюда. Туда можно успеть.
Оставалось тридцать пять минут.
Мэтью ринулся в машину, дверцу захлопнул уже на ходу. Выскочил на дорогу; разворачиваясь, чуть не угодил в канаву. Скорее, скорее! Асфальтовая лента, шипя, ложилась под колеса. Солнце уже зашло, на небе багровели облака, асфальт отсвечивал красным, малиновыми зеркалами блестели пруды, листва была ржавой, трава ржавой, а тени бордовыми. Но ландшафт уже не казался Мэтью живописным, лиричным и мирным. Все красное, как будто кровью залитое. Кровью Йилда… и многих еще, тех, кто погибнет через… тридцать три минуты… тридцать две минуты!
Маленький городок на пути. На улице табором расположились семьи. Комоды, чемоданы… детишки снуют на асфальте.
— Куда несешься, проклятый! С ума сошел? Здесь дети!
— Уберите вашу мелюзгу. Я Мэтью, Мэт. Я Мэт, слышите? Я спасать вас спешу!
Двадцать девять минут! Целых три минуты потеряно в этом столпотворении.
Наконец селения позади. Дамба через болотистую низину, прямая, как стрела. Здесь можно не снимать ноги с газа. Машина рвется вперед, даже спрыгивает с неровностей. Впереди малиновый шелк — гладь залива, эстакада, вышка, баки.
Без двадцати пяти минут семь.
Успел!
И вдруг: «Стой, кто идет?»
У самого въезда на эстакаду — ворота. Когда они тут появились? И солдат, сдернув автомат, кричит неистовым голосом:
— Стой! Назад! Нельзя!
— Эй, слушай, я Мэт, я Мэтью, я главный инженер.
— Не знаю никаких Мэтов. Отойди, стрелять буду!
— Позови мне Джека Торроу! Позови офицера, дурак!
— Не знаю никаких Джеков. Не велено звать никого до семи часов. Отойди, стрелять буду!
Вот положение! Стоит такой служака, не хочет слушать, не хочет ничего понимать…
Мэтью старается взять себя в руки:
— Слушай, парень, ты пойми: я главный инженер. Я приехал, чтобы предупредить землетрясение. Есть преступники, которые хотят катастрофы. Нельзя ждать до семи, в семь будет уже поздно.
— Отойди, стрелять буду!
Двадцать две минуты осталось. Куда мчаться? Где разыскивать телефон, как связаться с Джеком Торроу?
— Парень, ну пойми ты своей головой, я людей спасти должен. Ты из-за своего упрямства погубишь тысячи. На твоей совести будет.
— Стой, не подходи!
Мэтью пробует кричать, но вышка на островке, длина эстакады метров триста. Если даже крики и доносятся туда, никто не обращает внимания. Мэтью садится в машину, опять выходит, придумывает какие-то убедительные слова:
— Слушай, солдат, позови ты своего начальника, он разберется.
— Не велено до смены. Стой, не подходи, стреляю…
Девятнадцать минут осталось.
— Так стреляй же, черт тебя возьми!
Выхода нет. Без восемнадцати минут семь. Мэтью достает большой блокнот, печатными буквами пишет: «Я Мэтью. Примите меры против катастрофы. Преступники убили Йилда, они хотят вызвать землетрясение. Не давайте взорвать западные скважины. Отключите Солано, Солано-бис, Трэйси, Мерсед».
Расчет простой и грустный: солдат выстрелит и убьет Мэтью. На выстрелы кто-нибудь прибежит, прочтет записку. За четверть часа можно отключить скважины.
— Ну, стреляй!
Выставив блокнот, Мэтью идет на солдата. Тот вскидывает автомат, черная дырочка смотрит в упор. Мэтью видит молодое лицо солдата, веснушчатое и розовое, видит его глаза, страшно испуганные. Парню до смерти не хочется стрелять в живого человека. Но служба есть служба. Палец ложится на спусковой крючок. «Ведь выстрелит сдуру», — думает Мэтью. Черный кружок становится громадным, заслоняет весь мир. Мэтью уже чувствует, как что-то острое и горячее проходит сквозь живот. Противное ощущение. Тошнит, за кишки тянет.
Ему хочется оказаться за тридевять земель отсюда, на Южном полюсе. Но он делает шаг и два. Он еще успевает обругать себя за больное воображение. Не придумал ли он сам все преступление? Йилд мог покончить с собой с перепугу. Землетрясение? Кому оно нужно, кто решится на такое страшное дело? А если даже решится, зачем жертвовать жизнью? Все же предупреждены, сидят под открытым небом, вытащили детей, больных и стариков. Надо вернуться, сесть в машину, дать задний ход. Мускулы Мэтью невольно сжимаются, выполняя движения: одной рукой повернуть ключ, другой снять ручной тормоз, переложить ее на баранку, нажать ногой педаль. И пропади они пропадом, земляки калифорнийцы. Пусть будет землетрясение, лишь бы остаться живым. Пусть будет…
Пусть будет, лишь бы остаться живым!
Но Мэтью делает шаг вперед, и еще, и еще…
— Стой же, стреляю! — голос солдата истерично визглив.
Сейчас выстрелит. Мэтью закрывает глаза.
Удары бича с присвистом. Короткое щелканье. Звук пролетающих пуль.
Мэтью останавливается, расслабленно свесив руки. Отдувается, отирает пот. Молодец солдат, сделал что требуется: дал очередь в воздух.
Придерживая болтающуюся кобуру, бежит к воротам офицер. Мэтью слышит, как солдат оправдывается плачущим голосом:
— Сумасшедший какой-то! Лезет на ворота, обезумел со страху. Никаких предупреждений не слушает.
— Я Мэтью, Патрик Мэтью! Вызовите мне мастера Торроу!
Остается четырнадцать минут, когда Мэтью и Торроу рядом бегут по гулкому настилу эстакады. С Джеком легко. Он все понимает с полуслова.
— Какие негодяи, Мэт! Но слушайте, что же делать? Ведь бомбы-то взорвут по радио.
— В самом деле, по радио! Лучше бы электричеством. Провод можно перерезать, как перережешь радиоволну?
Остается тринадцать минут.
Мэтью хлопает себя по лбу.
— Соображать надо, парень. Бомба-то на глубине в тридцать миль, радиоволны туда не доходят. Приказ пойдет по радио, но с ретрансляцией через твой ультразвуковой пульт. Отключай ультразвук.
Молодой мастер бежит к пульту. Что-то там не ладится с отключением, а время не ждет. Мэтью подбирает гаечный ключ, крушит гаечным ключом. Ба-ах! Змеятся стеклянные трещины, вспыхивают искры. Мэтью бьет с остервенением. Нетрудное дело — ломать.
Впрочем, не надо увлекаться. Осталось девять минут.
— Джек, мобилизуй всю свою связь — радистов, телефонистов, селектор. Пусть вызывают Солано, Трэйси и Мерсед! Живо!
Они выбегают из кабинета управления…
И вдруг кто-то толкает Мэтью. Не то толкает, не то подставляет ножку. Ноги заплетаются, и он летит на дощатый настил. Хочет встать и не может. Настил, скрипя, накреняется, словно палуба судна. Плещет залив, гул катится под землей. Преступники включили-таки землетрясение, даже на восемь минут раньше срока.
Ветер проносится по берегу, стонут потревоженные деревья. Но Мэтью понимает: землетрясение не состоялось. Нестрашный удар, на пять-шесть баллов. Выступ Солано-бис устоял и спас Калифорнию от катастрофы… временно. На месяц, а может быть — на час.