На восьмой день, несколько ранее назначенного срока, Грибов вылетел на вулкан с аппаратом.

Вокруг Горелой сопки на десятки километров все почернело. Скрытый под теплым пеплом снег таял, и по склонам бежали ручейки. Ели в лесу стояли серые, словно после пожара, ветви их ломались под тяжестью пепла. После взрыва, во время которого погиб Виктор, три боковых кратера слились в один. На боку горы образовалась как бы рваная рана. Из нее непрерывно шла густая, вязкая лава. Сползая по склонам, она постепенно застывала, превращаясь из густого теста в поток горячих, грохочущих камней. А по ночам над кратером виднелось бледное зарево, очень похожее на ночное зарево большого города.

Ковалев посадил вертолет в том же овраге и вынес аппарат на тот же склон, где его устанавливал последний раз Виктор. Летчик ревниво следил за Грибовым, то и дело поправляя его:

— А Виктор точнее подгонял уровни… Виктор глубже забивал костыли.

Грибов усмехался про себя: «Вот до чего дошел — подражаю Шатрову… Ничего не поделаешь. Записался в ученики, слушай наставления!»

Он решил начать со съемки пустот — самой простой для подземного рентгена. Когда экран начал светиться, Грибов направил лучи на вершину горы. К его удовольствию, на экране появился закругленный конус, повторяющий знакомые очертания. Только здесь небо получалось черным, а гора — серебристо-зеленой. Прерывистая черная линия вела от вершины внутрь горы. Это было жерло, оставшееся от прежних извержений.

— Мы проследим его вглубь, до пещеры, — сказал Грибов, направляя лучи все ниже и ниже.

Однако вскоре канал потерялся. Напрасно Грибов крутил ручки аппарата, направляя лучи во все стороны. Не было никакой центральной пещеры, о которой так много и подробно говорил Виктор.

Неужели Виктор ошибался? Нет, скорее ошибается Грибов — ведь он такой неопытный съемщик. Однако газы и пустоту он сумел найти. Настройка в порядке, отчетливо видна черная ниточка жерла. Почему же она обрывается? "

Скорее всего, лава маскирует канал! — догадался Грибов. — Она заполнила пещеру, проплавила пробку, поднялась по каналу, но до вершины не дошла, потому что основная масса ее вытекает через боковой кратер».

Объяснение было правдоподобным, но как его проверить?

— Ты не помнишь, каким способом Шатров отличал горячую лаву от застывшей? — спросил Грибов у Ковалева.

Но летчик не знал тонкостей съемки и ничего не мог подсказать. Грибов погрузился в вычисления. Ковалев молча следил за тем, как ползает стеклышко по логарифмической линейке.

— Понятно, — сказал Грибов наконец. — Трудная штука. И там базальт, и здесь базальт. Но у горячей лавы изображение будет нечеткое, дрожащее. Любопытно… А ну-ка, попробуем.

Он настроил аппарат на другую частоту, навел лучи на поток движущейся лавы. На экране появилось черное небо, под ним — светящаяся струя. Она дрожала, как воздух в летний день над нагретой землей. Конечно, совпадение было случайным, потому что все изображения на экране были условными. Они зависели от отражения и преломления просвечивающих лучей.

Не меняя частоты, Грибов снова направил лучи на жерло, и под черной ниточкой появилась дрожащая светлая струйка.

— Есть лава, — заметил с удовлетворением Грибов. — И, между прочим, этот столб может служить нам указателем. Чем он выше, тем давление больше. Когда столб начнет уменьшаться, извержение пойдет на убыль. А кончится оно, как только уровень лавы опустится ниже бокового канала. Значит, столб этот для нас — и манометр и водомерное стекло. Только на паровых котлах приборы ставят снаружи, а здесь они спрятаны внутри, в середине вулкана. Но теперь мы можем видеть их. Интересно получается!

— Да? Интересно получается? — переспросил летчик выразительно.

Грибов понял, что он подразумевает.

— Значит, ты признаешь, что работа Шатрова, которую ты отрицал, интересна и ценна? — спрашивал Ковалев.

— Будем прилетать сюда регулярно, — сказал Грибов твердо. — Через день, не реже.

Больше ничего не было сказано. Они сели рядом и закурили. Оба были людьми сдержанными и немногословными. Но Грибов почувствовал: рождаются новые отношения. Он заново знакомится с этим исполнительным и придирчивым пилотом. И вовсе его не нужно ставить на место. Начальник станции сам поставил себя на место, когда сумел преодолеть самолюбие и продолжил работы Виктора.