Шура происходила из старинной профессорской фамилии, которая в течение трех поколений бессменно владычествовала на кафедрах в различных волжских университетах. Родоначальник династии, Хитрово Иван Архипович, бывший крепостной, сумел проложить себе дорогу к образованию, и в конце жизни этот сильный, энергичный человек преподавал естествознание в Казанском университете.

Уже незадолго перед смертью он был лишен кафедры за преподавание новейших, безбожных истин.

Начало научной деятельности сына его, Петра Ивановича, совпало со знаменитым неурожаем 1891 года. Всю жизнь он проектировал оросительные системы, и все эти проекты покоились в архивах различных ведомств. Только при советской власти, когда обсуждался план Большой Волги, проекты эти были извлечены из архивов, и некоторые мысли Петра Ивановича нашли свое осуществление уже после его смерти.

Дядя Шуры, Александр Петрович, был старшим сыном Петра Ивановича. Он также всю жизнь работал над проблемой борьбы с засухой. Он жил в Саратове, а засуха была насущным вопросом для каждой деревни в окрестностях. По ту сторону Волги тянулись плодородные поля, они давали огромный урожай в дождливые годы, но если дождь не выпадал вовремя, пустые, обожженные суховеем колосья не возвращали даже семян. Позади заволжских степей лежали возвышенности Сырта, за Сыртом — огромная казахская равнина, за ней — пески и оазисы Средней Азии — миллионы квадратных километров, которые были бы сплошным цветущим садом, если бы человек напоил их. Сотни и тысячи советских ученых сражались с безводьем на юго-востоке: одни, как академик Цицин, искали засухоустойчивые растения; другие, подобно Петру Ивановичу, проектировали мощные гидростанции, которые перекачивали бы волжскую воду на засушливые поля; третьи, и Александр Петрович в том числе, мечтали о том, чтобы переделывать самый климат, создавать по заказу погоду и в первую очередь — так называемую «плохую погоду» — дождь.

Сначала он пошел по пути своих предшественников. Искусственные дожди пробовали вызывать, как известно, пальбой из пушек, рассеиванием наэлектризованного песка над тучами или хлористого кальция во влажной атмосфере. Профессор Хитрово повторил эти опыты, но они не удовлетворяли его. Чтобы вызывать дождь, разбрасывая песок, нужны были тучи, а их-то и не бывало в Заволжье во время засухи.

«Как же доставить сюда тучи? — спрашивал себя профессор. — Ведь в то самое время, когда поля здесь изнывают от жажды, сотни тысяч облаков родятся из испарений над океаном. Почему они не попадают в Саратов? Только потому, что нет ветра? А нельзя ли создать искусственный ветер? Что такое ветер вообще? Это движение воздуха, движение, которое происходит из-за того, что в одной местности плотность воздуха больше, в другой — меньше. Во время засухи, например, в Заволжье давление воздуха больше, чем над океаном. Ветер дует навстречу влаге…»

Профессор Хитрово не собирался, конечно, изменять плотность воздуха над целыми областями. Для перемещения отдельной тучи нужно было спроектировать что-то вроде летающего компрессора, который, отсасывая воздух перед тучей и выпуская его за ней, гнал бы ее в нужном направлении.

Но инженеры, к которым он обращался, отказались. Техника не создала еще таких гигантских компрессоров, да и вообще вся установка получилась бы такой громоздкой, что гораздо проще было бы привезти воду на поле в автоцистерне.

Несколько лет спустя Александр Петрович пришел к мысли об использовании звука. Ведь звук — то же колебание воздуха: попеременное сгущение и разрежение его. Профессор стал мечтать о том, чтобы создать такую звуковую волну, которая могла бы между своими гребнями гнать облака.

В Сельскохозяйственном институте появились чудовищные музыкальные инструменты. В поисках мощного источника звука профессор создавал гигантские свистки, так поразившие Василия; сирены, от звука которых лопались окна в доме; громадные иерихонские трубы и другие, издававшие беззвучные звуки, находящиеся за пределами восприятия человеческого уха, — инфрабасы, которые ощущались как похлопывание воздуха по лицу, и ультрафлейты, обжигавшие кожу и убивавшие морских свинок. Из института странный оркестр проник в домашнюю лабораторию профессора и постепенно заполонил все комнаты тихого домика Хитрово.

Как только профессор приходил домой, тотчас же начиналась нестерпимая какофония. Шурина тетя, на беду обладавшая музыкальным слухом, ложилась в постель с мокрым полотенцем на голове и просила Шуру завешивать двери периной.

Однако и со звуком ничего не вышло. Удавалось только вызывать дождь из готовых дождевых туч. Это вполне естественно — ведь звуки оркестра Хитрово, подобно пушечным выстрелам, представляли собою воздушную волну.

Эти работы совпали с развитием авиации, подходившей в те годы к звуковым скоростям. Профессор Хитрово сильно надеялся, что вскоре авиация создаст техническую базу для осуществления его идеи.

Сын его — четвертый Хитрово, Петр Александрович — специально изучал авиастроение, надеясь создать особый тип самолета для перевозки туч звуком. Война прервала эту работу. В 1941 году над Ельней сын профессора пошел на таран и сгорел вместе с фашистским самолетом.

Во время войны погибли в Ленинграде и родители Шуры. Отец ее, Леонтий Петрович, также работал в области борьбы с засухой, только занимался он лесозащитными полосами и снегозадержанием. Шура, прибывшая в Саратов, стала любимой и единственной наследницей сельскохозяйственной династии.

Но, вопреки уговорам дяди, Шура изменила его делу. Она стала физиком. Может быть, на ее решение повлияла их общая с тетушкой нелюбовь к дядиной «музыке». Но, конечно, живя в доме, Шура была в курсе всех перипетий борьбы профессора с неподатливым звуком.

И вот однажды — было это на лекции по электротехнике, — когда Шура аккуратно заносила в конспект чертеж лейденской банки, разукрашенной плюсами и минусами зарядов, ей пришла в голову мысль: «А что, если применить эту самую лейденскую банку для движения дядиных облаков?»

Дело в том, что в каждом облаке — не только в грозовом — имеются электрические заряды. Для образования капель кристаллов снега или льда, в облаках необходимы центры сгущения, и такими центрами являются мельчайшие заряженные пылинки, носящиеся в воздухе, крупицы соли или просто ионы (электрически заряженные атомы) газов воздуха. Без зарядов облака не образуются.

Таким образом, каждое облако заряжено — стало быть, можно отталкивать его одноименным зарядом или притягивать и вести за собой противоположным.

Шура сделала простейший расчет — ей показалось, что новейшие сегнетические конденсаторы достаточно сильны, чтобы двигать небольшие облака. И однажды, заранее предвкушая радость старого профессора, девушка с замиранием сердца поделилась с ним своими соображениями.

Однако дядя совершенно обескуражил ее. Он сразу нашел радикальные ошибки: Шура не учла явления поляризации, благодаря которой капельки, притянутые к конденсатору, образовали «забор» для других капелек. В тот же вечер девушка со слезами на глазах сожгла свои расчеты.

С месяц она ничего не думала об облаках, но потом ей стало казаться, что дядя не совсем прав…

В физической лаборатории университета Шура проделала те опыты с электризацией насыщенного водяного пара, которые она сумела там произвести одна. И вновь она пришла к своему дяде, и снова старик несколькими словами обрушил ее постройку. В первый раз в жизни они не поняли друг друга. Шура удивилась, почему дядя, вместо того чтобы посоветовать, как обойти затруднения, преувеличивает их и убеждает ее отказаться от работы. Дядя же, в свою очередь, не мог понять, как это девочка, которая живет здесь в доме и больше всего на свете любит «Пиковую даму» и шоколадный пломбир, приходит к нему с советами — к нему, десяток лет положившему на разрешение этой проблемы. И старик, стараясь быть терпеливым, подробно объяснил Шуре, что она еще школьница, а научная работа — серьезное дело.