23 мая. 20:30–21:18

Лев составил свои списки, а Клактл — свои, и дело у него подвигалось, тем более что гости приходили все реже и реже. Видимо, основные вопросы исчерпали, а до уточнений еще не дошли. В результате Клактл без помех мог с самого утра сидеть со своим секретарем-переводчиком, обсуждая каждую кандидатуру на спасение из тысячи наинужнейших.

Сам себе Клактл казался очень принципиальным, но при всех своих благих намерениях все же был пристрастен. На тысячу очередников — первой и второй очереди — пришлось девятьсот жрецов, прочие места были отданы властелину, его родне и придворным. Среди жрецов в подавляющем большинстве были младшие, практики, Лев сказал бы «технари» — посвященные в тайны звезд, чисел, руд, камней, дворцов и мостов. И конечно, все поголовно были из Нижнего царства. Клактл просто не знал никого в чужих странах. Конференций на Тое не было, монографии не издавались и не переводились; тайны передавались изустно, шепотом, чужестранцам не выдавались даже под пыткой.

— А простые люди? Мастера? Земледельцы? — напоминал Лев.

— Серая скотинка, — отмахивался тоит. — Роются в грязи, храмов не видят даже.

— Но храмы-то они строили.

— Храмы создавали жрецы. Волю богов воплощали в камне.

Лев вспоминал некрасовское: «Папаша, кто строил железную дорогу?» — «Инженеры, душенька».

В конце концов десять раз перечеркнутый и переправленный список был переписан набело. Клактл потребовал аудиенции у «верховного жреца волшебного города под колпаком». Имелся в виду Гранатов.

Лев пожал плечами, но пошел к секретарю Гранатова. Результат получился неожиданный. Президент пригласил к себе Льва без тоита.

Польщенный юноша добрых пять секунд просидел в кабинете Гранатова, восхищаясь быстротой и точностью президента. На селекторе один за другим вспыхивали экраны. Гранатов выслушивал, давал четкие указания, тут же сам кого-то вызывал на экран, мгновенно переходя от одного дела к другому, казалось бы, противоположному. Лев дивился, сколько знаний вмещается в этой седой с залысинами голове и сколько тем эта голова может держать в себе одновременно. По любому вопросу Лев попросил бы неделю на размышление.

Впрочем, как выяснилось, и Гранатову требовалось время на размышление.

— Я просил вас зайти, — сказал он, выключая все экраны, — чтобы заранее узнать, что хочет наш гость. Вероятно, вы в курсе. Не хотелось бы обидеть его непродуманным ответом.

Лев рассказал про списки.

— А зачем эти списки?

Лев объяснил:

— Клактл не верит в будущие открытия. Заботится об элите. И очень боится, что властитель и его солдаты отстранят жрецов — носителей культуры, по его мнению.

— И в списке жрецы?

— Почти одни жрецы.

— А женщины? А дети? А рабочие?

Лев повторил слова Клактла о серой скотинке.

Гранатов усмехнулся с горечью:

— Значит, жрецы — все, землекопы — ничто. И владыки отстраняют жрецов, а те отпихивают землекопов. Хороша компания… Нет, без сомнения, надо спасать всех поголовно. Вы растолкуйте этому жрецу-технократу, что мы можем спасти всех до единого. Объясните понятнее. Если слов не понимает, нарисуйте картинку. Помните, я говорил про зайца и орла: можно убежать, можно спрятаться. Может быть, так дойдет?

Можно представить, как старался Лев. Он подготовил лекцию для Клактла, отредактировал, прорепетировал. Высокохудожественную картину «Заяц и орел» не грешно было бы повесить на стену Малого зала. Но безуспешно. Клактл выслушал, но не поверил.

— Я жрец, посвященный в тайны, — сказал он. — Я умею отличать правду от сказки. Вы добрые люди с добрыми намерениями, но вы не боги. Силы смертных ограничены. У вас есть один корабль на тысячу тоитов. Вы построите еще один, еще один, но не тысячи. Иди еще раз, мальчик, проси прием у хранителя тайн вашего города.

Аудиенция состоялась с теми же самыми разговорами об избранниках и серой скотинке.

— Списки не понадобятся, — уверял Гранатов. — Мы спасем всех ваших соплеменников и всех сопланетников.

Тоит стоял на своем:

— Прилежный всадник пускается в путь на рассвете. Нехорошо задерживать его напутствиями и обещаниями. У вас есть корабль, вывозите первую тысячу. Не надо терять дорогие дни.

— По списку, составленному вами лично? — спросил Гранатов не без язвительности.

— Добавьте по своему списку, — ответил Клактл.

Гранатов положил бумагу в стол.

— Хорошо, обещаю вам, что через три дня, если не будет ощутимого успеха, мы приступим к эвакуации.

— Какая цена трех дней?

— Я имел в виду темпоградские дни. Вы же убедились, что у нас время идет иначе.

Клактл вежливо промолчал. Он не верил, что время идет иначе где-нибудь. И тут же неожиданно для Гранатова и для Льва объявил:

— Прошу меня немедленно отправить к Верховному толкователю. Я не могу ждать три дня.

Гранатов привстал, несколько смущенный:

— Разве мы плохо вас принимаем? Если нуждаетесь в чем-либо, скажите. Вы нам очень нужны, вы незаменимый консультант. Спешить некуда, в Москве уже темно, вы вернетесь ночью. Все равно ваши товарищи спят уже. Побудьте у нас до утра хотя бы.

— Отправляйте немедленно, — требовал тоит, важно глядя снизу вверх на Гранатова. — Толкователь отпустил меня только на один день. За ослушание у нас рубят голову. Кроме того, я болен. Здешний воздух меня отравляет. — Клактл, засучив рукава, показал какие-то пятна на локтях.

Гранатов вопросительно посмотрел на Льва: «Что за пятна?» Но Лев не замечал их раньше, не знал, болезнь это или предлог.

— Немедленно! — повторил тоит и вышел за дверь, как бы отсекая возражения.

Президент жестом остановил Льва. Прошелся по кабинету в волнении:

— В чем дело, дружок? Мы обидели гостя?

— Он просто не верит нам, — сказал Лев. — Не верит в ускорение времени. Вообще думает, что мы преувеличиваем свои силы, нечаянно или нарочно.

— Не верит! А может, и в самом деле болен? Тогда удерживать нельзя. Обойдемся как-нибудь. Заставим их в Москве дежурить посменно, чтобы отвечать на наши вопросы. Но вас, друг мой, придется попросить посидеть у нас до утра. Сами понимаете, заменить переводчика не так легко. Надеюсь, не подведете?

Лев вспыхнул:

— Я не тоит, я гражданин Земли. Буду там, где нужен.

— Ну вот и хорошо, оставим вас до утра. Не бойтесь, зря время не пропадет. Ведь вы студент, кажется. Вот и занимайтесь в свободное время. Подыщем вам консультантов, найдется кому зачеты сдавать. Договорились?

Гранатов протянул руку на прощание… и тут Лев решился. Невозможно было откладывать. Без Клактла едва ли он попадет в этот кабинет… а другие поймут ли? Но все-таки страшно было начинать разговор. Вдруг президент рассердится, высмеет, выгонит…

— Извините, я хотел бы, если вас не очень затруднит… конечно, это слишком смело с моей стороны, но, если вы позволите, я скажу… я займу не слишком много времени…

— Соберите мысли, молодой человек. Говорите четко.

— Мне кажется, вы упустили из виду одну возможность.

— Упустили? Мы? Что именно?

— Охотника.

— То есть?

— Вы сами сказали: когда орел нападает на зайца, у косого два пути спасения: убежать или спрятаться. Но если рядом охотник, он может вмешаться…

— Хм! — сказал Гранатов. — Ну и как же вы собираетесь подстреливать… Лямбду В? Взорвать? Поздно. Она уже близко. Взрыв уничтожит Той все равно.

— Извините, Юлий Валентинич, я сейчас объясню. — Лев заторопился, боясь, что президент отошлет его, не давая досказать. — Я сказал «вмешается», а не «подстрелит». Я имел в виду «прогонит». Профессор Юстус, когда он выступал в Академии Времени, несколько раз повторил, что первопричина взрыва новых — излишек гравитации. Говорил, что взрыв прекращается, как только новая теряет часть массы, примерно тысячную часть, и этот излишек снимается. Значит, если мы снимем его заранее как-то, взрыва не будет.

Лев выпалил все это разом и отступил поеживаясь. Сейчас великий ученый поморщится, усмехнется, снисходительно похлопает его по плечу, дескать, учись, мальчик, сначала, потом лезь с советами. И, протянув руку на прощание, презрительно процедит: «Не забывайте, что я не школьный учитель. Не мое дело ошибки подчеркивать, детские недоумения разрешать».

— Хм, — сказал Гранатов на этот раз озадаченно. — Ну а как же вы будете уменьшать тяготение? Отколете кусок звезды? Тоже взрыв. Взрывать уже поздно; Той сгорит все равно.

— А нельзя ли попробовать? — Лев уже спрашивал, а не предлагал: — Нельзя ли поставить щит против тяготения, такое зеркало, как у профессора Ганцевича?

— Щитов против тяготения нет, молодой человек. Разве вы этого не проходили в школе?

— Проходили, безусловно, проходили. Но, Юлий Валентинич, вы простите, что я возражаю, но вы сами говорили, что у вас в запасе десять лет темпоградских. Можно что-то придумать за десять лет.

Гранатов молча смотрел на него с легкой улыбкой, не то иронической, не то снисходительной. Лев молчал. Стоял, понурив голову, ждал, что его прогонят.

— Садитесь, юноша, — сказал Гранатов. — Рассказывайте, как это вам в голову пришло.

— Все после разговора с вами, — начал Лев, взыграв духом. — Вы велели объяснить тоиту как можно нагляднее. Ну я начертил таблицу по вашим словам: два столбца — бегство и укрытие, две строки — для населения, для всей планеты. Но Клактл таблицу не понял. Тогда я нарисовал картинку — с зайцем и с орлом. Там все было: заяц убегает, заяц прячется в норку, заяц прячется в быстрое время — маленький такой становится, что орлу его и ловить незачем. Ну и сбоку пририсовал человека с телескопом, который смотрит на крышу, на зеркало профессора Ганцевича. Клактл опять не понял, телескопов у них нет. Спросил: «Что это, копье такое? Орел улетит, испугается?» Ну я начал разубеждать, а потом подумал: «Верно, и такая возможность может быть — воздействие на звезду: охотник пугает орла, охотник стреляет в орла. Третий столбец должен быть в таблице — воздействие на Лямбду В. Начертил, начал думать: как заполнить? А у вас две строки — «полностью» и «частично». Полностью — взорвать звезду. Частично — уменьшить тяготение. Как?

— Вас так учили — рассуждать, заполняя таблицы?

— Нет, это я сам… вычитал у Яккерта, в книге о Менделееве.

Лев и сам не заметил, как рассказал всю свою коротенькую биографию: про оси изведанного, упирающиеся в неведомое, про берега познания, даже про неоткрытые элементы — мальвиний и януарий, про неоткрытые планеты — Мальвинию и Януарию. Только о Винете Лев умолчал. Впрочем, Гранатов и так догадался.

— Вас понял, — прервал он неожиданно. — Значит, договорились: до утра вы остаетесь. Как переводчик вы незаменимы, говорю откровенно. Гордиться тут нечем — это не ваша заслуга, а темпоградская. Вы больше месяца изучаете тоитский язык. А столбец охотника мы обдумаем, обсудим, просчитаем…

— Если бы вы разрешили мне… — начал Лев.

— Принять участие? Нет, не разрешу, — сказал Гранатов резко. — Не считаю целесообразным. Вы не физик, не математик, не конструктор, опыты ставить не умеете, командовать не сможете — это вам не по плечу. Да и не надо вам конструировать приборы, у вас способности иного рода. Вы по натуре универсал, всеохватник — «омнеолог» — по терминологии вашего любимца Яккерта. Учитесь охватывать все — к этому у вас склонность. Руководителя подберем, программу составим, я сам буду давать вам задания время от времени. За три дня — за четверг, пятницу и субботу кончите курс. Явитесь к девушке уже с дипломом. Надеюсь, она не разлюбит вас до воскресенья. Но чур, условие: прошу не зазнаваться. Впрочем, если зазнаетесь, пользы от вас не будет, отправлю раньше. А сейчас идите к моему секретарю и пишите заявление: «Я, такой-то, прошу разрешить мне работать в Темпограде в течение трех суток…» — трое суток, больше не полагается… «в качестве», скажем, «переводчика с тоитских языков…».

Лев вылетел из кабинета на крыльях. Сам Гранатов похвалил, увидел способности, назвал незаменимым, обещал давать личные задания. Тело исчезло. Лев парил в невесомости; голова кружилась, как некогда, в незапамятные времена — сегодня днем по московскому времени, когда он сидел рядом с Винетой.

Три года терпения… и через три дня (московских) он явится к Винете, размахивая новеньким дипломом. Поздравь меня — я специалист-омнеолог. Не веришь? И расцелует удивленные и сияющие глаза.

А если бы Лев слышал еще, что говорил в это время Гранатов своему исполнительному помощнику:

— Кажется, у меня находка, Гельмут. Студент, мальчишка, знаний кот наплакал, опыта никакого, но любит думать. Со вкусом мыслит. Такое и у научных сотрудников не всегда встречаешь. Сколько у нас торопыг, которые хватаются за арифмометр, даже не продумав условия задачи. Складывают, вычитают, умножают и полагают, что это и есть вся научная работа.

— Верхоглядства не получилось бы, — проворчал Баумгольц. — Перехвалишь мальчишку, возомнит, голова закружится. Вырастим Манилова. Портишь ты людей. Посмотри-ка лучше смету!