«В принципе, беспокоит меня лишь одно, — начал писать Мишутка, всё-таки убеждённый Тяпою в том, что ему стоит попробовать стать писателем — почему если в метро мы встречаемся с кем-то взглядами, но не отводим глаза первыми — это со стопроцентной вероятностью означает, что на нас посмотрят снова?»

Медвежонок немного погрыз карандаш и продолжил: «По всей видимости, этот вопрос, со всей очевидностью, является лишь одним из бесчисленных отражений другого: зачем мы здесь?» Его пасть снова непроизвольно открылась и столь же непроизвольно он снова сунул в неё карандаш, не в силах противиться набежавшим к нему в мозг размышлениям, насколько его плюшевая Муза действительно требовала три секунды назад непременного сосуществования в одном предложении какой-то там всего лишь видимости (хотя и «всей») и такового же качественного свойства «очевидности».

Когда эти размышления его утомили, в его квартире зазвонил телефон. На сей раз он точно знал, что это звонит Тяпа, но решил подумать, что это не она. Поэтому-то когда он поднял трубку и услышал её голос, выяснилось, что он был неправ.

— Ну и таки что мы будем с этим делать? — спросила Мишутку его любимая обезьянка. «Зачем ты спрашиваешь об этом меня?» — подумал он, но вслух спросил так:

— Не думаю, что об этом надо знать всем.

— Кого ты имеешь в виду в первую очередь?

(«Господи, как же они надоели со своей непосредственностью, проистекающей от одной лишь лености мысли, сколь бы трогательно это не выглядело! С другой стороны, мы не умеем рожать, конечно».)

— Угадай с трёх раз! — предложил он.

— Ты о Ване? — попыталась уточнить Тяпа.

— Хотя бы. — ответил Мишутка, подумав, «почему бы, в самом деле, и не о Ване?»

— А Парасолька? — всё не успокаивалась обезьянка.

— Парасольке, в принципе, надо сказать, но мне кажется, будет лучше, если это сделаешь ты.

— Но я же с ним почти не общаюсь.

— Именно поэтому в этом есть смысл! — нашёлся Мишутка.

— Когда в гости придёшь? — сменила вдруг тему Тяпа.