IX
«Всему на свете приходит свой конец…» — так заканчивается сказка Ганса Христиана Андерсена (если кто не знает, это был такой в Копенгагене двойник декабриста и сокурсника А. С. Пушкина по лицею Вильгельма Кюхельбекера, о котором юный велруспис беззастенчиво писал так: «Вильгельм, прочти свои стихи, / чтоб мне уснуть скорее!» — сукин кот низкорослый (в отличие от Кюхельбекера с Андерсеном:)), он же — автор общеизвестной сентенции, считающейся почему-то с какого-то хуя бездной духовного бескорыстия «…как, дай Вам Бог, любимой быть другим!» в своём послании к чужой бабе, необязанной ему, мягко говоря, ничем, кроме его же эрекции, которая, как говорит, не знаю, кого повторяя при этом, Да, только его проблема, Анне Керн, то есть «я помню, — ёпти, — чудное мгновенье») — так вот, так заканчивается сказка Андерсена под названием «Ель», что в своём аудиоварианте в исполнении Натальи Варлей (главная роль в «Кавказской пленнице» (опять же, кстати, ёпти, о Пушкине:))) исключительно с детских лет нравится нашей дочери Ксении.
Так и моей работе у Игоряши совершенно неожиданно для меня самого пришёл конец…
Вы помните, ибо я об этом неоднократно писал, что это был уже третий случай моей у него работы (строго на каждую супругу по случаю), и первый раз, когда я зарёкся бежать с поля боя, но, конечно, в глубине души продолжал об этом мечтать. Я зарёкся, да и уже, как это мне свойственно, начал находить своеобразное удовольствие в самом факте собственного местонахождения на дне жизни (после тех «высот», которых мне тоже выпадало некогда достигать), но, подобно тому, как в сентябре 2003-го Господь Миров, Бог-Ребёнок, объяснил мне, что номер мой — 8, а место моё у параши — так же в июле-августе Он, опять-таки без обиняков, огласил мне свой акт помилования. Конкретно это случилось так.
В конце июня кончился мой летний отпуск, и я снова стал вставать в шесть утра. Поскольку у нас с Да был теперь маленький ребёнок, особой разницы в режиме «отпуска» и «неотпуска» более не наблюдалось, хотя, врать не буду, судя по рассказам других «молодых родителей», Ксеня была довольно спокойным ребёнком: голосила только по делу, а в ночное время между кормлениями вполне мирно спала часа по два-три.
Поскольку Игоряша дал мне премию за использование меня в качестве грузчика в течение почти двух месяцев, да плюс так называемое, ёпть, единовременное пособие по рождению ребёнка, мне, не без внутренней гордости, удалось купить для Ксени и кроватку и коляску на свои кровно заработанные шиши.
Конечно, на исходе первых суток после выписки Да и Ксени из роддома нам с молодой мамочкой показалось на пару мгновений, что оба мы сейчас сдохнем от непосильной внутренней натуги, и «новоиспечённая» дочерь наша останется сиротой, но… тут вдруг сработал какой-то магический «перещёлк», и нас отпустило… Очередной виток Инициации состоялся, и мы вдруг как-то одномоментно свыклись с новым своим положением и, пожалуй, вообще были очень счастливы в тот период. Да уже почти год не пила. Я, в общем, тоже держался в рамках. Мы ходили гулять с коляской, пили минеральную воду и ели мороженое.
В течение первого года Ксениной жизни к нам почти не приезжали родители — так, разве что раз в месяц чайку попить — но я бы не сказал, что нам их сильно не доставало:). Мы оба были уже, в общем-то, врослые ребята (Да было под 30, мне уже чуть «за»), и оба мы придерживались следующей принципиальной доктрины: уж если мы с ней выжили при своих родителях, то мы-то уж точно как-нибудь справимся. И, конечно, для этой доктрины — при всей со временем выросшей у нас обоих любви к собственным предкам — у нас, обоих же, были вполне серьёзные и объективные основания. Ну да ладно:).
Рано утром я уходил на работу. Да оставалась с Ксеней. Игоряшин центр располагался теперь на улице генерала Панфилова в районе метро «Сокол», в непосредственной близости от железнодорожной станции Рижского направления «Покровское-Стрешнево». Поскольку я уже писал вам как-то о недооценённых широкими массами населения, но вполне оценённых мною, возможностях наземного железнодорожного транспорта, то, думаю, вас несильно удивит тот факт, что ровно в 6 часов 52 минуты я садился в электричку на ближайшей к нашему дому станции Курской дороги «Покровская». На следующей — «Царицыно» — вагон становился практически пустым, потому что вся эта грёбаная куча бутовского и подольского рабочего люда стекала в метро, а я почти в пустом вагоне ехал дальше, читая какую-нибудь хуйню типа «Рабов Майкрософта» Дугласа Коупленда. Электричка моя постепенно переползала с Курского направления на Рижское, и менее чем через час, выехав со станции «Покровская», я оказывался на «Покровской» же, но уже не просто «Покровской», а ещё и «Покровской-Стрешневе». (Вообще, наши железнодорожные маршруты с Да, если рассматривать их на уровне топонимики, как правило, выглядят как вечный путь из пункта «А» в пункт «А»; или из А-большого в А-маленькое и наоборот, что вполне сочетается с самыми основами моей мирокартины, согласно которой движение — иллюзия, как и вся эта внешняя каруселька. Так, например, когда мы летом ездим на дачу к родителям Да, где в это время года живёт наша дочерь, наш маршрут начинается на станции «Покровская» Курского направления, а заканчивается станцией «Покров» Горьковского направления той же Курской дороги.) Обратно я возвращался тем же путём — то есть, с «Покровско-Стрешнево» до просто «Покровской». Поскольку работать на полторы ставки Игоряша мне больше не разрешал, а мой рабочий день начинался всё равно в восемь, то заканчивался он в четыре.
Я садился в электричку, наклеивал свои революционные самоклейки прямо на стекло входных дверей вагона и, оставаясь в тамбуре, наблюдал за производимым эффектом. Реакция граждан — в особенности, женского пола — меня удовлетворяла сполна. Ещё раз напоминаю, что всё это происходило за несколько месяцев до появления серьёзного запрета на подобного рода деятельность. Отсюда простой и ясный вывод: я всё делаю вовремя. И более того: если я что-то делаю — значит сейчас самое время делать именно это.
Поскольку на некоторых самоклейках были достаточно простые для запоминания адреса моих сайтов, а на самих сайтах были установлены счётчики посещаемости, то я мог вполне убедиться, что всё задуманное мною работает. И это бесспорно радовало меня. Говорю же, во первых, я был очень счастлив в это время в семейном плане, а во-вторых, я вполне свыкся со своим нахождением в глубокой андеграундной консервации и имел все основания полагать, что из меня, в общем, постепенно получается очень неплохой Штирлиц.
За год я создал о себе вполне благоприятное впечатление на работе; время от времени я продолжал осуществлять самостийные рассылки, и девичьи сердца по-прежнему откликались на «звуки» моих «манков»; у меня в планах было создание интернет-радио — естественно, провокативной окраски — и я точно знаю, что в конце концов у меня бы всё получилось.
Когда я, в среднем, часам к шести, добирался до своей «Покровской», как правило, на платформе меня встречали Да и Ксеня в коляске.
Примерно тогда же на первом релизе новоиспечённого лэйбла Андрюши Панина «Alley PM» (http://www.alleypm.com) вышла моя песня «Письмо», идущая там первым номером. Глеб Деев позвал Андрюшу и его компаньона Аллу Максимову — по совместительству завлита в театре «Школа современной пьесы» — к себе в программу «Неформат» на «Русское радио», и когда я, где-то в июне, впервые услышал свою песню в fm-радиоэфире, я понял, что с точки зрения формы в ней действительно нет недостатков, хоть я и сочинил её 1998-м году, когда уже, кажется, знал, что такое героин, но тогда у меня, помнится, была временная ремиссия:).
И вот как-то всё себе катилось-катилось, и я, конечно, с одной стороны, только и мечтал съебаться от Игоряши, но с другой — чувствовал себя совершенно спокойно и по-любому уверенно — пєвно, как это называется в украинском:).
Да, конечно мой образ жизни за этот год резко изменился. В моей жизни не было больше концертов, не было литературных вечеров и прочих подобных мероприятий. Когда я пару раз посетил что-то в этом роде, устроенное моими былыми «друзьями», я понял, что как ни крути, я безвозвратно перестал понимать, зачем они всё это делают, если не для того, чтоб просто незлобиво повыёбываться, исключительно же от нехуй делать. Впрочем, чтобы не обижать никого, да и самому на всякий случай напомнить о прежнем себе, я, конечно, принял участие в озвучании довольно сомнительной диссертации Данилы Давыдова, когда Ксене было всего недели две-три, для чего даже за свои же деньги пёр на тачке тяжеленные клавиши «Энсоник», но, в общем, конечно, всё это было уже для меня безвозвратным, опять-таки, «позади». Хотя и поиграли вроде вполне ничего себе: я на клавишках, да Вова Никритин на своих экзотических барабанчиках.
Короче говоря, во мне окончательно восторжествовали патриархальные и традиционные еврейские ценности, то есть зацикленность на своём потомстве и вообще на семье и браке. И к этому новому в себе, но на самом деле поселившемся во мне ещё до моего рождения, я относился с надлежащим трепетом.
Вообще же, если говорить о традиционных еврейских ценностях, то есть об Изначальных Ценностях всего человечества, и вспомнить один из краеугольных эпизодов Священной Истории всех авраамических религий (иудаизм, христианство, ислам), а именно об отмене в последний момент необходимости принесения Авраамом в жертву своего сына Исаака, то тут, вне всякого сомнения, важную роль играет то, что Авраам был евреем, а не кем-нибудь там ещё:), и от него, таким образом, действительно требовалось принести в жертву САМОЕ ДОРОГОЕ, что только есть у еврея, ибо, что греха таить, евреи — единственный народ, который генетически понимает Истинную Ценность Семьи и глубину ТАИНСТВА ДЕТОРОЖДЕНИЯ. Я отвечаю за свои слова. Да и ещё раз да!..
И мы с Да попеременно бродили по нашей скромной квартирке, укачивая Ксеню и напевая ей всякие песенки. Некоторые мы сочиняли спонтанно сами. В одной из самых замечательных спонтанных колыбельных, созданных Да в ходе параллельного просмотра документального фильма об африканских браконьерах, неожиданно для неё самой образовались такие строки:
…Но слоники не таковы!
Они начинают роптать!
Они ловят браконьеров
И показывают им… кузькину мать!..
Так вот трогательно и прошли первые полтора месяца жизни Ксени.
Однажды в июле мне позвонила Яна Аксёнова, с которой мы столько играли когда-то в «e69», и спросила не хочу ли я с ней поиграть на одном корпоративе и заработать по сотне грин.
— А чего надо играть? — спросил я.
— Ну так, электронную имровизацию с терменвоксом минут на 30–40. — сказала Яна.
Ну конечно я согласился. Почему бы не заработать молодому отцу треть тогдашней своей зарплаты за месяц. Хули вспоминать о том, что на закате своей карьеры поэта-песенника я получал месячную зарплату у Игоряши за один текст (смайлик задумчиво чешет жопку:)).
Да, я совсем забыл этот мир. Довольно-т-ки основательно.
Не помню точно числа. Помню, что это был вторник. Я отпросился у Игоряши на полчаса раньше, заехал за Яной; мы погрузили в тачку её терменвокс, клавиши для меня, что-то ещё и поехали куда-то на улицу Льва Толстого. Вот там-то, да ещё и на контрасте, я совсем охуел.
Нет, я, конечно, много видел в жизни всякого помпезного дерьма, призванного скрашивать досуг абсолютных ничтожеств. Да, конечно. Было время, работал я на телевидении сам, брали у меня интервью в «Песне года» прямо перед Валерием Леонтьевым, да и бывал я на всяких крутых презентациях гламурных попсовых певичек. Но тут я, конечно, от всей этой хуйни поотвык.
Не иначе, это была сходка каких-то ёбаных мафиози, они же — в подавляющем большинстве члены нашего ёбаного правительства, то есть малокомпетентный и малообразованный сброд всяко-разных пафосных «жертв аборта». Все «мальчики» были в дорогих с иголочки костюмчиках и при толком не скрываемом оружии, а все бляди (иных существ, которых можно было бы назвать женщинами, кроме Яны и прочих артисток:) там не было:)) были в эксклюзивных вечерних нарядах от главных модельеров мира, то есть опять же ёбаного вертепа. Красная икра была тупо свалена в здоровенные салатницы, и в каждую такую салатницу была воткнута пластиковая столовая ложка. Сатанинский, ёпть, фуршет, нах:).
На нас с Яной нацепили какие-то ебучие серебристые балахоны, мы поиграли немного на саундчеке, не понравились кому-то из «главных», то есть из наиболее последних ничтожеств Москвы, нам заплатили вместо двухсот по полтиннику грин «неустойки» за то, чтоб мы НЕ играли, покормили своей страной красной икрой с шампанским, и мы двинулись по домам.
На этом празднике жизни мы очень мило поболтали с моей знакомой Викторией Пьер-Мари (она тоже подвязалась там петь какой-то очередной ёбаный «Саммертайм»), а в общей артистической всегда прекрасная Наташа Глюко’zа по приколу гримировала каких-то молодых шлюх.
Мы вышли с Яной из какой-то неприметной с внешней стороны калитки и оказались на самой обыкновенной улице Тимура Фрунзе. Яна только-только забеременела своим сыном Ярославом, но, по-моему, сама ещё не знала об этом. Мы сидели на троллейбусной остановке и переводили дух, то есть пили пиво. И тут мне позвонила Да. «Ты ещё долго? Приезжай как можно скорей! У меня с утра дико болит живот!» — сказала она.
Да, конечно, как и всякая настоящая женщина, первоклассная беспринципная врушка, но меня-то, царевича-лягушку, выросшего в Женском Царстве (оно же — Материнский Склеп) хуй проведёшь! Стоит любой женщине встретиться со мной взглядом, как я вижу её насквозь со всеми её «неприличными» потрохами и «тараканами», но, поскольку в Материнском Склепе мне с юных лет внушали, что настоящий мужчина должен быть ещё, блядь, и галантным, то я, как правило, не выдаю своих знаний:) (хуй смайлика погружается во тьму ротовой полости Матери Мира:)). Короче, я понял, что всё, что сказала Да — правда. Яна немного засомневалась, но я сказал, что я точно знаю, когда правда, а когда нет. Я поймал тачку и довольно быстро приехал.
Было всего около 11-ти вечера. Ксеня недавно в очередной раз попила молока своей матери Да и мирно-мирно уснула.
За этот день я заебался так, как давно уже не заёбывался, несмотря даже на недавнюю ежедневную погрузку мешков с историями болезней. Я наскоро что-то сжевал, принял душ и лёг рядом с Да. Её живот продолжал болеть.
У неё так было однажды — как раз когда она только забеременела Ксеней, а я был на мудацкой работе у Игоряши и ничем не мог ей помочь. Там как-то никого не волновало, что у моей жены болит живот. Тогда он болел у неё почти целые сутки, а потом внезапно прошёл и почти год не напоминал о себе. На самом деле, так бывает, когда изначально внематочная беременность всё-таки переходит божьей волей в нормальную, то есть бывает так очень редко, но такие случаи известны. Некоторые врачи знают, что это правда. Некоторые же, будучи всего лишь самонадеянными людишками, могут тут надувать щёки хоть до второго пришествия, то есть уже довольно недолго. Тогда, осенью 2003-го живот Да так же внезапно как заболел, прошёл, а ещё через несколько дней стало ясно, что мы ждём Ксеню. Теперь же нет. Живот болел и болел.
— Слушай, может всё-таки вызовем «скорую»? — вяло спросил я, потому что, как уже говорил, основательно заебался.
— Давай подождём ещё немного. — сказала Да.
Я ненадолго задремал. Перед тем, как дрёма совсем завладела мной, я просил: «Господи! Пожалуйста, сделай так, чтоб всё обошлось! Сделай так, чтобы всё было хорошо с моими девочками! (О, да, блядь! Я действительно очень сентиментален. Не ебёт!) Сделай так, чтобы всё было хорошо с моей семьёй, потому что для меня это самое главное. Если для этого надо, чтоб у меня ничего не получилось с моими „Новыми Праздниками“ и вообще с музыкой, то пусть будет так! Лишь бы с ними всё было хорошо!» После этого я задремал.
Это длилось недолго. Минут через двадцать, судя по нашим электронным часам, меня разбудила Да и сказала: «Давай всё-таки вызовем „скорую“!» (Когда она в детстве сломала себе позвоночник, на «скорой» тоже настояла именно она. Мама её всё надеялась, что всё обойдётся:).)
Я встал. Вышел на балкон. Вызвал «скорую». Заварил себе кофе и снова вернулся на балкон. Да осталась лежать в кровати.
Я уже испытывал это ощущение прежде. Ощущение, когда ты вроде бы остаёшься самим собой, так же воспринимаешь цвета и запахи, помнишь, как зовут и тебя и всех твоих близких, но на твоих глазах происходит нечто такое, после чего всё-всё дальше будет иначе. И ты ничего не можешь с этим сделать. Ты просто должен делать то, что от тебя требуется, то есть, по сути, то, что сделаешь ты и так, даже если не будешь думать совсем. На самом деле, в такие моменты то, что некоторые называют «астральным телом», то есть то, что называют также «взглядом на себя со стороны», хотя и не покидает Пластмассовую Коробочку, но готово сделать это, в принципе, в любой момент. При этом Пластмассовая Коробочка будет делать всё, как она всегда и делала, и на её жизни, с её же невежественной точки зрения, всё это никак особо и не отразится. Кстати говоря, именно поэтому в Книге Судеб написано только о 144-х тысячах человек. Да-да, именно потому, что там написано именно о людях, а не о пластмассовых коробочках.
Такие же ощущения я испытывал впервые, когда мне было шесть лет, когда моя тётушка невзначай обварила меня кипятком и, особенно тогда, когда мои «близкие» стали лицемерно меня уверять, что всё пройдёт, что уже завтра всё будет хорошо. Я знал, что это не будет так. Они тоже знали, но думали, что знают больше меня, потому что старше, и на этом основании им позволено лгать, как они врут сами себе, что вся эта ложь во спасение. Скорее всего то же испытывала и Да, когда сломала себе позвоночник в момент, когда её мама «невинно» болтала с кем-то по телефону.
Я сидел на балконе, пил кофе, курил и ждал «скорую». Было уже где-то начало первого ночи. Я вслушивался и всматривался в каждую проезжающую у нас под окнами машину. «Они» всегда говорят, что приедут в течение сорока минут. И это всегда неправда.
Сначала приехал оранжевый мусоровоз и остановился у нашей помойки. Из кабины выскочил какой-то проворный малый, в оранжевой же жилетке, поправил какие-то цепочки на подъёмном механизме кузова, и они вместе с шофёром довольно ловко и быстро забрали мусор нашего дома.
Наконец приехала «скорая». Она приехала со стороны самого 3-го Дорожного. Поэтому я не увидел их, но услышал. Да к этому времени уже оделась и, кажется, даже накрасилась.
Явились два молодца в зеленоватых медицинских костюмах. Ощупали её живот. Сказали, что диагнозов они не ставят, но скорей всего это аппендицит. Ксеня всё так же мирно спала в своей кроватке. В конце концов, Да подписала какую-то бумагу, собрала свою сумочку, поцеловала меня и Ксеню и… её увезли.
Я вышел на балкон и вскоре услышал, как за Да захлопнулась дверца машины «скорой помощи». С этой минуты я остался со своим ребёнком один, и одному Богу было известно, сколько это продлится и закончится ли когда бы то ни было вообще.
Я знал, что по-любому всё вынесу, потому что, как ни крути, Господу всё же более нравится видеть меня в числе победителей — если этому кто-то и сопротивляется, то разве что только я сам:). Однако, конечно это вам не у Игоряши работать! Я докурил сигарету, сделал сколько положено медленных вдохов и выдохов, разделся и лёг спать.
Я плохо сплю, когда я один с Ксеней. Это и сейчас так. Я всё время думаю о ней, когда мы дома вдвоём, чувствую её и прочие «еврейские» сантименты. Я лёг не то, чтобы спать, а, скорее, ждать её пробуждения в горизонтальном положении. В последний раз она ела уже больше трёх часов назад, и это означало, что, в принципе, она проснётся с минуты на минуту.
У нас в холодильнике было несколько пакетов этой блядской, в оранжевых же пакетах, «Рыгуши», и я, в общем-то, умел кипятить всякие авентовские бутылочки и кормить из них Ксеню. Умел я их и подогревать. В общем, откровенно говоря, конечно, в общем-то, я умел всё… кроме главного: молока с меня самого как с козла!:)
Как только я начал было засыпать, Ксеня, разумеется, проснулась. Я взял её на руки, объяснил, что случилось; заверил, что мама наша скоро поправится и вернётся; что так бывает и что во всём этом нет ровным счётом ничего страшного, как, собственно, и вообще во всём остальном. Моя храбрая по юности лет дочерь взялась было за бутылочку с мерзкой «Агушей», но быстро раскусила обман и попыталась заплакать, но, как ни странно:), мне всё-таки удалось со второго раза объяснить ей весь пиздецовый расклад, да и выбора, честно говоря, у неё не было. Она попыталась было потянуться к моему соску, но я же говорю, с меня, как с козла, молока. Конечно, я и сам об этом жалел в ту ночь.
В конце концов она поела. Для верности я, как и полагается, поносил её вертикально минут аж 15, чтобы она уж точно отрыгнула весь лишний воздух. Потом я положил её в нашу постель рядом с собой, и мы оба в итоге как-то всё же уснули.
В следующий раз Ксеня проснулась в начале седьмого, как это, впрочем, порой и сегодня ей свойственно:). Мы снова поели мерзкой «Агуши», и я позвонил своей матери, которая была в этот момент на даче со всеми остальными бывшими обитателями Материнского Склепа, за исключением, понятно, покойной бабушки.
Я объяснил весь расклад. Мать сказала, что приедет. Я спросил, когда. Она сказала, что надо дождаться, пока проснутся Ириша и её муж дядя Серёжа и соизволят, блядь, отвезти её на машине на станцию. Я и поныне охуеваю. Бедная глупая Рыба-мама моя! Это ж надо — пустить родную сестру на СВОЮ дачу и вежливо ждать, пока та проснётся, в ситуации, возникающей, прямо скажем, раз в жизни! Да уж. Я ж говорю, Материнский Склеп!..
В конце концов, ближе часам к трём-четырём дня, то есть уже после прогулки и очередной «Агуши», матерь всё же явилась, и я сразу же не то, чтоб пожалел, что её позвал, но лишний раз подивился мудрости Отца, частенько создающего для меня поистине безвыходные ситуации. Впрочем, я вместе со всеми внутренними кучами прочего, знал и то, что после того, как я вернул себе своё Настоящее Имя, за мной числится ещё один некий инициатический должок, а к описываемому времени я уже знал, что от долга Отцу отвертеться не удавалось ещё никому, да и все жизни свои мы живём, в сущности, в долг, в долгосрочный кредит — это бесспорно.
Конечно, в мамином визите было и море позитива — в конце концов, обнимались же на Лабе наши солдаты с американцами, даже не зная друг друга лично — а тут как никак мама родная!:)
Она сразу посоветовала мне немедленно вызвать врача из детской поликлиники. Это было разумно. Ведь то, что случилось с полуторомесячной Ксеней, питавшейся до вчерашнего дня исключительно грудным молоком, вследствие того, что случилось с Да, вполне можно сравнить, с поправкой на возраст ребёнка, с тем, когда меня в шесть лет ошпарили кипятком, а потом и вовсе наградили сепсисом, или с тем, когда Да в четыре года нечаянно сломала себе позвоночник.
Конечно, у Ксени, толком ещё не научившейся даже по-человечески какать, из-за этой безвыходной ситуации с резким переходом на искусственное кормление, резко начался запор. И эта грёбаная «Агуша» совершенно очевидно у неё не усваивалась. Короче говоря, тётенька дохтур реально весьма подсобила с полезными советами.
А самое главное, благодаря приезду моей маменьки, мне весьма, как выяснилось, своевременно удалось навестить мою Да.
Да, это правда, что мои родственники — мегакрутые и известные в медицинском мире светила. Это действительно объективно так. И действительно, отец Да — мегакрутой журналист, один из основных людей в «Российской газете», а когда-то, опять же, далеко не последний человек в главной газете СССР «Правде». Да, это всё объективная правда. Но правда так же и то, что даже работая полотёром у Ильича, Николай II всё равно остаётся царём и божьим помазанником, то есть Первым Кшатрием своей Родины, что приравнивается к брахманам, для которого Честь превыше всего, и, таким образом, клянчить у какого-то там самозванца лишний сухарик ему не пристало, даже если он и голоден. Поэтому мы с Да сразу категорически отмели саму идею использования семейных связей. Следствием этой нашей с ней веры в людей немедленно стал полный пиздец. Что вы хотите — весь мир перевёрнут!:)
Да сдала свои вещи в приёмном покое, и её повезли на операцию. Когда она уже в палате пришла в себя, выяснилось, что медперсонал больницы № 7, не зная, что Да — супруга Царя Мира:), спиздил у неё из кошелька каких-то несчастных 500 рублей и… обручальное кольцо. Как вы знаете, делать хирургические операции с кольцами на руках, равно как и с крестом на шее, не рекомендуется. Поэтому Да и сняла кольцо, не предполагая, разумеется, что в такой ситуации его могут спиздить.
Ну что тут скажешь? Не знаю, конечно, кто это сделал конкретно, но, ясен хуй, этому роду обеспечены труднорешаемые проблемы на пару-тройку поколений.
Я пришёл к моей Да где-то в районе 6–7 вечера. Ксеня в этот момент находилась со своей так называемой теперь бабушкой Лёлей, то бишь с моею матерью.
Я пришёл к Да и увидел, что она еле живая. Что из живота у неё торчит пластиковая трубочка, к которой прилажена обыкновенная резиновая перчатка, раздувшаяся до предела от наполнившей её крови, вытекающей непосредственно из брюшной полости моей супруги.
Да стала уверять меня, что всё нормально и так, мол, и должно быть; что ей, де, всё объяснили. Я всё-таки пошёл к дежурной медсестре и сказал ей дословно следующее: «Девушка, вы меня извините, пожалуйста. Я понимаю, что вас замучили родственники. Я сам работаю в медицинском центре. Но вы всё-таки не посмотрите, всё ли нормально у моей жены, которой сегодня ночью вырезали аппендицит? Не слишком ли там много крови?».
Девушка-медсестра, не прошло и пяти минут, пришла в палату к Да, осмотрела перчатку с кровью и сказала: «Да, в общем, не очень нормально. Многовато. Я сейчас позову дежурного врача». Пришёл дежурный врач. Посмотрел. Ничего особо не сказал. Сказал только, что сейчас придёт, и вышел.
Ещё через минуту он вернулся, да не один, а ещё с пятком приятелей. Они все наморщили свои лобики, почесали свои ленивые репки, сходили за каталкой, да и снова повезли Да в операционную. Стало ясно, что они «элементарно» проебали пеританит. Как-то было им минувшей ночью не до того, чтобы внимательно разобраться, в чём дело.
На этот раз операция длилась уже два с лишним часа. Я позвонил матери и объяснил ситуацию.
Далее я стал ждать у операционной. У меня были с собой две книжки: «Велесова книга» с комментариями Асова и что-то Дёмина; как всегда о Гиперборее. Я попытался читать, но не смог. А Да всё не вывозили и не вывозили. Время от времени я спускался на лифте в подвальный этаж, где можно было курить. Через каждые 15 минут мне попеременно звонили то дядя Игоряша, то тесть, а то и вовсе матерь. Я спокойно и внятно каждый раз говорил, что пока никаких новостей нет.
Короче говоря, это был один из редчайших по своему пиздецу вечеров моей жизни. В конце концов, где-то уже ближе к одиннадцати, Да вывезли из операционной и увезли в реанимацию. Ещё через полчаса со мной соизволил поговорить её лечащий врач. Общим лейтмотивом его выступления было нечто, типа того, что, мол, вырезание аппендицита — с одной стороны, самая простая операция, а, блядь, с другой — самая трудная. Да уж, ёпть, я в этом убедился.
В районе половины двенадцатого вечера я, после довольно долгого путешествия по подвалам больницы № 7, поскольку все нормальные выходы были уже закрыты, в конце концов оказался на улице и поспешил домой, где меня ждали наша полуторомесячная дочь и моя матерь, она же с той поры — бабушка Лёля.
И, типа, потянулись довольно странные дни. В принципе, Да не было с нами всего чуть более трёх недель. Первую неделю с нами была моя мама, но потом, к моему же удивлению, выяснилось, что так только хуже.
Сначала в маму ударил адреналин, и она решила во время нашей прогулки с Ксеней, зачем-то помыть нам на кухне кафельную плитку, ибо ей, вероятно, некуда стало девать выделившуюся внутри неё могучую энергию. Так бывает, когда происходит встряска. Ведь это только у слабаков опускаются руки в самый неподходящий момент. У нормальных людей, как правило, происходит выброс адреналина. Такая вот внутренняя алхимия. Древние китайцы знали, о чём говорили. Но это я так, к слову.
Мы вернулись с прогулки. Бабушка Лёля продолжала мыть в моём доме кафель. Мои вопросы «зачем» на неё не действовали. Только когда в розетке для стиральной машины произошло небольшое, но довольно вонючее короткое замыкание, ввиду того, что в оную розетку пролилось слишком много воды в ходе купания нашего кафеля, мать немного утихомирилась, но зато сразу принялась говорить, как у нас грязно и чуть не спрашивать, почему, де, мы запустили свой дом настолько, что кафель пришлось мыть ей. Вот уж чего не знаю — того не знаю. Кроме того, моя мама, при всей моей к ней любви, никогда не отличалась особой любовью к чистоте, а когда мы пару раз в год привозим к ней погостить Ксеню, она почему-то не всегда считает нужным к приезду своей внучки хотя бы пропылесосить ковёр. Тут же ей вдруг показалось, что наш кафель нечист:).
В один из первых дней болезни Да к нам, разумеется, приехали тесть и тёща. Стоило им уехать, как мать тут же начала капать мне на мозги на тему того, как, мол, моя тёща ревнует к ней, моей матери, Ксеню; как она, мол, завидует ей и всякое прочее. Конечно, постепенно меня стало это всё подзаёбывать.
Несмотря на то, что после того, как Да вырезали аппендицит вторично, её перевели в отдельную vip-палату с городским телефоном у изголовья (сработали гневные звонки моих родственников — медицинских светил и её родственников — крутых журналистов), на поправку она шла очень медленно. У неё постоянно вырабатывался внутри какой-то ёбаный так называемый инфильтрат, и каждый вечер поднималась температура — то есть налицо были все малоутешительные признаки нехилого воспалительного процесса. Однако и там Да, типа, продолжала делать добрые дела. В принципе, она это умеет, под настроение.
Так, например, лёжа ещё в послеоперационной реанимации, она познакомилась с некой среднеазиатской девушкой Фазилят, работавшей, по счастливому для неё совпадению, на нашем «Пражском рынке». Эта Фазилят, будучи так называемой «нелегалкой» вполне мирно торговала у нас на рынке какими-то сумочками (семейное предприятие со своими братьями и, кажется, дядькой), но вдруг у неё случилось внутриматочное кровотечение. Когда её забрали на «скорой» в ближайшую больничку, она побоялась сказать хоть что-либо о своих родственниках, чтобы никого не выдать, то есть просто натурально пропала. А поскольку почти никто из её родственников не умел толком говорить по-русски, то и найти свою сестру им не светило совершенно. В итоге Да, когда ещё лежала в реанимации, передала мне «на волю» письмо с подробным изложением всей этой истории и присовокуплённой к нему записочкой Фазилят и указанием месторасположения лотка с сумочками и кошельками, куда эту записочку мне следовало передать.
Короче, я это сделал. Я нашёл за искомым лотком ещё одну среднеазиатскую девочку и объяснил ей, зачем пришёл. Она позвала кого-то из братьев Фазилят. Вышел человечек примерно моих лет или младше, тоже среднеазиат, с очень странным взглядом, сочетающим в себе, с одной стороны, готовность к немедленной обороне и попросту драке с поножовщиной, а с другой — готовность к улыбке искренней благодарности, на тот случай, если в жизни вдруг найдётся место чуду и с дракой как-нибудь обойдётся. Это был как раз второй случай. Такая вышла старая добрая индийская мелодрама.
Передав ему записку и получив своё «спасибо», я удалился. Мать «отпустила» меня совсем ненадолго.
В конце концов Да перевели из реанимации в отдельную палату, но инфильтрат всё вырабатывался и вырабатывался, температура всё поднималась и поднималась, её кормили-кормили антибиотиками, но лучше ей всё не становилось и не становилось.
Как только её выпустили из реанимации, я купил новый комплект обручальных колец, ибо, как вы помните, в первые же часы пребывания Да в больнице, прежнее кольцо у неё спиздили. Моё у меня оставалось, но, видите ли, обручальные кольца, как, впрочем, и люди, могут существовать только парами. Поэтому я снял своё и положил его в нашего с Да глиняного крокодила, в котором лежат также собираемые ею юбилейные десятирублёвые монетки, предполагая со временем сделать из этого кольца свой персональный пантакль « 
», что безусловно я ещё воплощу в жизнь.
Я купил, короче, новую пару потому, что вдруг просто понял, что если не сделаю этого, Да умрёт… Непосвящённые могут, должны и обязаны на этом месте просто заткнуться и молча принять на веру то, что я говорю. В ваших интересах. Ибо велика вероятность, что вам же и пригодится. Ибо… Ибо «время близко». Нельзя же быть настолько необразованным, чтобы не помнить, из какой «песни» эти слова, ей-богу:).
Так мы с Да обручились во второй раз. И в этом, честно признаться, был большой смысл, потому как выходила-то она замуж за Скворцова, то есть за человека, про которого никогда не было ничего написано в Книге Судеб, потому что существование такого человека в природе просто изначально не предусматривалось Всевышним; потому что такой человек некоторое время, весьма относительно, кстати, существовал только силою родовой бабьей самостийной блажи, то есть, в сущности, методом колдовства (так, например, некоторое время якобы существуют големы или и вовсе зомби), но мне удалось сокрушить злые чары, что, кстати, сделал я, в том числе, и во благо тех, кто, смею надеяться, не подумавши, их на меня наложил. Бог-Ребёнок родился уже у Гурина, но Да была замужем всё ещё за Скворцовым, то есть, по сути дела, ни за кем:). Это действительно была очень странная история.
Обе мои предыдущих жены с маниакальным упорством брали себе мою фамилию, то есть фикцию, о чём в то время не помнил и я сам (чары ещё действовали — ведь это было до Инициации!), хотя я никогда на этом не настаивал. Стоит ли удивляться, что эти браки были обречены. Да, единственная, у кого, таким образом, хватило ума оставить за собой фамилию своего отца, а у меня как обычно и в мыслях не было её от этого отговаривать.
Тем не менее, у меня в паспорте во время регистрации нашего брака паспортистка сделала забавную и очень красноречивую описку. Ничтоже сумняшися, она написала, что некто гр. Скворцов вступил в брак с гр. Скворцовым, то есть… с самим собой (прям как Арнольд Одэр, награждённый Сталиным за переправу через реку Одер!:)). Ха! А с кем же ещё он мог вступить в брак при таком раскладе? Сколько ни умножай нуль на нуль, будет ноль. Это «банальная» арифметика. Ну, теперь, короче, у меня давно другой паспорт.
А блядский инфильтрат всё вырабатывался и вырабатывался. Вечерами я молился на нашей лоджии, глядя на звёзды. К этому времени я уже научился легко вычленять так называемым невооружённым глазом и зелёный и красный цвета спектра большинства ярких звёзд. Ведь если присмотреться, практически каждая звёздочка как будто бы быстро-быстро вращается, поворачиваясь к нам своими разноцветными сторонами. Да хоть сами вглядитесь как-нибудь в ночное небо, если вы мне не верите. Вглядитесь-вглядитесь! Вдруг вы один из «нас»?..:)
Короче, я тупо стоял и молился и верил, что всё будет хорошо. Я понимал, что «хорошо» Человека и Бога — это не совсем одно и то же. Но всё-таки надеялся, что в этом случае наши представления о «хорошо» совпадут. Что тут скажешь? Ведь надежда, как известно, умирает последней.
В редкие минуты Ксениного сна я продолжал осваивать компьютерные музыкальные программы и уж не помню в какой раз в жизни забивал концертные минуса наиболее удачных песен «Новых Праздников», но об этом отдельно и позже.
Мать моя в свойственной ей манере, то есть, как водится, из лучших внутренних побуждений, продожала ебать мне мозги. Человек, довольно редко пользующийся у себя пылесосом, продолжал говорить мне, как у нас грязно, хотя это, конечно, бред. «Вы бы сделали косметический ремонт постепенно! — говорила она, — Положили бы постепенно плитку на кухню. Я бы вам помогла!» Один раз, летом 2002-го она уже помогла:). Я понимаю, конечно, что она тогда была в смятении чувств — только-только умерла моя бабушка, её мама, к которой она, конечно, была очень привязана, несмотря на ежедневные с ней скандалы в течение всей жизни — и она почувствовала себя одинокой; стала думать, с кем заключить союз при разделе квартиры и выбрала отчего-то не меня, своего сына, а Неубедительный Аргумент, то есть свою младшую сестру, мою тётю. Так вот почему-то, слово за слово, скандал за скандалом, и вышло, что при продаже нашей прежней квартиры, приватизированной в пяти равных долях, хозяином одной из каковых долей был я, и проданной за 120 тысяч долларов (совсем точную сумму они до сих пор от меня скрывают), я получил почему-то всего 13, вместо своей 1/5-й:).
Судиться и качать права с родной матерью я не стал — ведь мои горячо любимые в детстве родственники сделали в процессе моего воспитания всё, чтобы я на всю жизнь понял, что главная человеческая добродетель — это способность к самопожертвованию; то есть, в сущности, они с самого моего рождения практически откармливали меня на убой:).
К этим моим 13-ти родители Да добавили 15 и нам удалось купить «однушку», хоть и с большой лоджией, которая с самого начала преподносилась нам как наше же редкостное везение:).
Остальные же мои родственники расселились так: тётя со своим мужем, святым человеком, и моей двоюродной сестрой Машей поехали жить в огромную «трёшку» на «Маяковской», а мама — весьма в нехуёвую «двушку» рядом со своей школой, где она множество лет директорствует. Ещё до переезда в свои новые квартиры все они сделали там полномасштабные ремонты. Хули, ведь я им это всё, считай, оплатил:). Действительно смешная хуйня!:) Ведь я до сих пор помню, как мне было года три, я обедал на кухне, а мама с выражением читала мне сказку про зайчика, блядь, и лисичку; про то, как у зайчика избушка была лубяная, а у лисы — ледяная. Ну и так далее:). (Смайлик за кулисами смотрит на часы. Снова его выход. Время смеяться.:))
А инфильтрат, говорю, всё вырабатывался и вырабатывался и отпускать Да домой никто не спешил. Прошло уже что-то около недели с той ночи, когда её увезли на «скорой». И настал момент, когда мама заебала меня окончательно.
Нет, в этих нескольких днях, что она провела со своим сыном и своей внучкой, были, конечно, и светлые моменты. Пару раз мы гуляли втроём, и пока Ксеня мирно спала в колясочке, говорили, казалось, о главном, о нашей семье; о том странном 79-м годе, когда все мужчины рода Скворцовых подверглись какой-то метафизической резне: сначала утонул мой двоюродный брат Алёша, сын Игоряши, потом ошпарили кипятком меня (между прочим 27 % поверхности тела. В больнице мне, кстати, снился Алёша. Мать очень пугалась этих моих снов, потому что думала, что он звал меня с собой. Но он вовсе не звал. Мы просто разговаривали. Мама же думала, что он всё-таки звал, а я просто не помню. Она всегда думала, что знает меня самого лучше меня самого, в то время, как не знает даже самой себя, и это подтверждается любым тестом. У Рыб вообще сознание часто замутнённое, хоть и имеются, бесспорно, кое-какие сокровища душевной красоты:)), а потом еле откачали самого Игоряшу с обширным инфарктом. Мы оба были с ней довольно трогательны и, казалось, оба говорили искренне, но когда начинал, очень спокойно и мягко, говорить я, то есть просто поверив, что она стала наконец человеком, и пытался наконец рассказать ей, что я чувствовал, когда понял при вышеописанных обстоятельствах, что мои родственники, включая мою родную мать, хотя и родные мне люди, но совершенно неблизкие (почему? Да потому всего лишь, что близкие люди так друг с другом не поступают. Близкие обычно хотят дать друг другу много сверх того, что объективно положено. А неблизкие же норовят отнять последнее. Я, кстати, дал этого «сверх» сполна!) — так вот, когда я очень мягко и медленно (этому они, твари, тоже меня научили:)) начинал говорить о том, что когда-то чисто-тупо ранило меня в самое сердце, мать менялась в лице и довольно резко требовала сменить тему. Ёпти, конечно ей было нечего мне возразить. Но ведь она могла же тогда поступить иначе! То есть, не то, чтоб даже поступить иначе, а просто не совершать очевидного, с точки зрения любой морали, преступления, попав под влияние Неубедительного Аргумента.
Короче говоря, как правило, все эти наши с ней задушевные беседы кончались ссорами и её угрозами немедленно уехать. То есть она ещё считала возможным мне угрожать.
Нет, я не держу на неё никакого зла. Я просто хочу, чтоб она никогда не лезла ко мне в душу. Она виновата сама. Ведь никто же не заставлял её с какой-то нереально злорадной физиономией разрушать мой бумажный замок, который я, что немаловажно, строил своими руками целый месяц.
В конце концов случился и вовсе скандал, на некоторое время прекративший наши отношения.
Дело в том, что, как известно, слабые люди любят считать себя сильными мира. Тут вы, возможно, улыбнётесь и скажете, де, хы-хы, интересно, а кем, в таком случае, считают себя сильные люди? Э-э-э-э, отвечу я вам. А сильные ничего вообще о себе не считают. Они… просто есть те, кто они есть.
Как я уже говорил, в результате всей этой истории, в мою маму поступила доза адреналина, существенно превышающая заложенные в неё проектные мощности. (То есть заложенные в неё Богом-Ребёнком, то есть Господом Миров, то есть, в её случае… мной. (Смайлик раскручивает ермолку на среднем пальце правой руки:).)) С Ксеней я, в общем, справлялся и без неё, каковая моя самонадеянность сполна подтвердилась, когда я всё же был вынужден попросить её удалиться; кафель она уже помыла, в ходе чего едва не погибла розетка для стиральной машины (:)), а энергии в ней ещё оставалось достаточно много, несмотря на то, что она постоянно напоминала мне, то человек она уже немолодой и ради того, чтобы помочь «своему любимому сыночку», ей пришлось прервать свой отпуск, который ей было необходимо провести тихо и спокойно, ибо теперь она даже не знает, как после всего «этого» она будет работать целый год с хором, куда пришли новые дети, с которыми надо теперь учить всё по-новой, а тут ещё здоровье Да всё никак не выправлялось. Ёпть, «с одной стороны, аппендицит — самая простая операция, а с другой — самая сложная».
И тогда моя мама решила, что она вправе решать, где Да лечиться. Она сказала: «Мы должны перевести её в 31-ю больницу!» 31-я больница — это такая больничка для очередных «сильных мира», то есть для моральных уродов из руководства Эрэфии, то есть современной России, в каковой больничке непоследним человеком является моя двоюродная сестра Вероника, дочь Игоряши.
И вот мама так решила и стала в свойственной ей нервозной манере ебсти мозг всем окружающим, включая родителей Да, то есть моим тестю и тёще.
Кончилось это всё скандалом. Я несколько раз спокойно и внятно сказал маме, что мы, в общем-то, разберёмся без неё, и Да не хочет переводиться в другую больницу, но она всякий раз начинала обвинять меня во всех смертных грехах и говорить что-то типа того, что я, мол, такая же мямля, как мой отец. Вероятно, она всё никак не могла мне забыть, что я вернул себя своё настоящее имя. Да и вообще. Я не считаю, конечно, своего отца супергероем (да и кто вообще такие супергерои? Персонажи мастурбационных грёз девочек-подростков? Смешно, право слово:)), но с чего мне считать его мямлей? Почему он мямля? Не потому ли, что в своё время, вместо того, чтобы дать задыхающейся в истерике бабе, то есть моей матери, для её же пользы пару пощёчин, он всего лишь метнул ей в лицо какую-то шмотку, о чём она до сих пор не может забыть? Так, например, моя тёща тоже нет-нет, да смеет упрекать моего тестя в том, что он, де, не может взять и стукнуть кулаком по столу. Интересно, что бы она ела и надевала, если б он время от времени умел делать то, чего, как ей кажется, так ему недостаёт?:) Нет, прав, конечно, старик Лимонов! Все бабы — не то, чтоб дуры, но просто вечные дети. Может ли вообще Женщина стать когда-либо совершеннолетней, часто спрашиваю я сам себя и всегда сомневаюсь, что этот вопрос может существовать на каких-то иных правах, чем любой риторический.
Одной из ночей, когда Ксеня мирно спала, во время нашей очередной ссоры мне даже пришлось встать, включить свет и сказать — опять же, как всегда спокойно и очень внятно, — что сейчас я закажу маме такси, и она поедет к себе домой. Она сказала, что, мол, нет-нет, она меня не оставит, потому что она вообще делает это не для меня, а для своей внучки, но, конечно, несколько успокоилась. «Не для тебя, а для своей внучки…» — прикольно. Хоть для кого-то:). Ведь лучше поздно, чем никогда, хотя, конечно, ложка наиболее хороша к обеду.
Ей тоже хотелось, чтоб я стучал кулаком по столу — всем слабым людям этого хочется. Ведь слабые люди не понимают, что молиться, извиняюсь за выражение, попросту эффективнее. Правда, для того, чтобы это было действительно так, необходима крепкая вера, а тут уже нужна сила, которой так недостаёт слабым людям:). Слабым людям панацеей от всех бед кажется удар кулаком по столу, то есть, называя вещи своими именами, пук в лужу. Мне как-то предпочтительнее открытый воздух.
Видите ли, я скажу вам, как на духу. Я действительно считаю, что моя мать в период, когда я находился всецело в её власти, как и любой ребёнок, совершила — в общем-то, осознанно — несколько действий, в корне усложнивших мою жизнь и карму, ибо до определённого возраста родителям и впрямь дана возможность влиять на судьбу своих детей даже и после рождения. Да, Ребёнок сам выбирает у кого ему родиться на свет (она так всегда говорила, и долгое время я не соглашался с ней, ибо я пришёл к Богу не сразу, а именно через воинствующий атеизм (ещё в третьем классе, начитавшись гайдаровской «Школы», я, взмывая ввысь на качелях, с воодушевлением плевал в небо — да, это было, но… этим путём вёл меня сам Господь, ибо никакого Сатаны отдельно от Бога нет, и, например, в исламе это понимается более чётко)) — так вот, несмотря на то, что ребёнок сам выбирает, у кого ему родиться на свет, самим эти своим выбором он как бы подписывает договор с Богом и свидетельствует, таким образом, своё согласие на ВЕСЬ ЦИКЛ МЕРОПРИЯТИЙ, что начнёт проводить с ним так называемый «внешний мир» сразу после вступления договора в силу, то есть после якобы Рождения.
Да, моя мать действительно в течение моих детства и юности не единожды, прямо скажем, провернула в мясорубке всю мою душу, но… во-первых, я действительно подписался на всю эту «хуету» сам, а во-вторых, она, как и любой человек, не была ни на минуту свободна в своих действиях, ибо всё это было, в эзотерическом плане, зафиксировано ещё в Моём договоре, а в экзотерическом — в свою очередь, её мама, горячо любимая мною бабушка, всё-таки создала для неё поистине все условия, чтобы мать в течение почти всей своей жизни находилась в постоянном глубоком стрессе, потому что… таков был уже её «договор». (А вообще, проклятие харьковского раввина, отца маминой бабушки Лидии (и вообще, на самом деле, не Лидии, а чуть не Исфири:)) Бенициановны, на которую, как две капли воды, моя мать и похожа — это вам не хер собачкин сосать!:).) Ну, а в-третьих, каждый мужчина отвечает за всех своих баб, начиная с собственной матери; чисто-тупо за Путь их Духовный:).
Отвечать за Духовный Путь собственной матери — дело, я вам доложу, не простое:). Да, с одной стороны, все объекты «внешнего мира» суть порождения нашей пресловутой самости (я есть тот, кто я есть, а больше нет никого), но с другой стороны, все люди мира, от его Сотворения и до самого Армагеддона, суть дети любого из нас, то есть Мои, и это уже от склада каждой «отдельной» личности зависит, как человек относится к своим детям, да от условий его изначального «договора». А родители — это первенцы наши. И именно по всему по этому с ними так сложно. Именно поэтому людям с «нормальным» «договором» так трудно их бросить в беде, что, в свою очередь, безусловно хорошо, потому как каждая человечья тварынка (сноска: тварынка — зверюшка (укр.)) обязана отвечать за то, что она подписывает перед тем, как появиться на свет.
Я не мог позволить своей старшей дочери, то есть моей матери, в очередной раз растоптать Я своего Отца. Вспомните, кстати, её сон вскоре после моего зачатия, дед, которого при рождении назвали вовсе даже на Арнольд, а Арон, явился к своей дочери и сказал, что я — наследник его. Вспомните Китай, единственную цивилизацию, существующую непрерывно уже более 4-х тысяч лет, где от начала времён Женщине заповедовано слушать сначала Отца, потом Мужа, а после Сына, ибо все они по отношению к ней, суть Одно. При этом слушаться — только для низших каст означает бездумное и безответное подчинение, ибо с низшими кастами по-другому реально нельзя; они по-другому не понимают (зуб даю!:)). Сам долго не хотел в это верить, но со временем убедился, что это, к сожалению, правда)). На самом же деле, слушаться — означает просто прислушиваться, просто слушать:). Просто слушать и делать выводы. Всего лишь:). Но… большинство современных женщин не утруждает себя и этим. Стоит ли удивляться теперь тому, сколь часто они попадают в безвыходные для себя положения. Впрочем, в какой-то мере и их можно понять, ибо Мужчин среди человекообразных тварей с висючей шнягой в штанах в нашу эпоху тоже встретишь нечасто.
Короче говоря, я понял, что мать надо гнать от моей семьи прочь. В её же интересах.
Нет, конечно не мешать ей впоследствии общаться с внучкой (не могу же я лишить свою старшую дочь последнего шанса на понимание истинной природы вещей!:)), но всё же избавить её от очередной лжи самой себе, то есть от ощущения, что в критический момент я без неё бы не справился. Не родился ещё на свет человек, без которого я бы не справился. Говорю это без тени иронии (тут антисмайлик с козлячьей мордою и копытцами).
Понимаете ли, она опять влезла в мою лубяную избушку и попросту посмела попытаться мне объяснить, что она тут — главная. А после таких жестов и «па» существа, позволяющие себе так со мною себя вести, вне зависимости от степени родства со мной, идут на хуй, ибо, ведя себя подобным образом, они замахиваются на основополагающее Нельзя в договоре между Богом и Человеком в принципе.
Вы только вдумайтесь! Сначала истеричные бабы в порыве своего дурацкого гнева, вызванного всего лишь собственным бессилием, заявляют, что они, в буквальном смысле, «сами с усами», что заведомый абсурд, а потом им становится наплевать на Основное Нельзя и на Бога вообще.
В этом и состоит разница: когда бессилие ощущает мужчина, он начинает понемногу кое-что понимать и делает выводы, что впоследствии помогают ему избегать повторных попаданий в неприятные для него ситуации; когда же своё бессилие ощущает большинство женщин, они начинают рвать и метать и готовы скорее лопнуть от распирающего их бессмысленного и беспощадного детского выебона, чем допустить мысль о банальной собственной неправоте.
Таким образом, я дождался приезда тёщи и просто объяснил маме, что она должна уехать, при ней. Она не оставила мне других вариантов — что тут поделаешь.
Я сделал это очень вежливо (о, они меня хорошо научили, безнравственные козлы!:)). Я сказал: «Мама, я тут подумал и решил, что, конечно, спасибо тебе большое за помощь; ты действительно очень нам помогла, но дальше я справлюсь сам. Это моё окончательное решение. Я думаю, что если ты соберёшься, то ещё даже успеешь сегодня на дачу:)». И мама собралась и уехала. И тёща уехала.
И опять как рассеялись тучи! Мы пошли с Ксеней гулять. Потом вернулись, искупались, поели; я уложил её спать и сам уснул хорошо и спокойно на оставшиеся несколько часов до очередного кормления.
Когда мы купались, я почему-то называл её «чудо-юдо-гусь морской», и мы оба смеялись с ней этому. А волны, поднимающиеся в пластмассовой ванной назывались у нас «волны ванного моря». Помните, была такая эпопея у Катаева про Петю и Гаврика, где ещё «Белеет парус одинокий…» и «Хуторок в степи» — в целом, в своём киноварианте, она потом называлась «Волны Чёрного моря». Короче говоря, это был, пожалуй, самый счастливый, хоть и самый трудный период моей жизни. Какая там печаль об Имярек — хуйня собачья, зыбь на воде.
Единственное, что когда я делал своей дочери клизмы, я всё время немного боялся попасть не в ту дырочку, но… вроде бы всё получалось недурно:). В клизмах действительно было необходимость, потому как на искусственное питание никто, конечно, так резко не переходит, как это пришлось делать нам. У нас получилось беспороворотно и резко.
С другой стороны, успокаивал я себя, бывали же случаи на войне, — например, при бомбёжках, — когда убивало, скажем, мать грудного ребёнка, но некоторые же всё равно выживали!
О, опыт Войны! Да, для моего поколения это очень важно. И опыт этот только на первый взгляд не наш личный. Все, чьё детство пришлось на 70-е, отлично меня поймут. Мы, выросшие на патриотических фильмах и мультиках про Великую Отечественную, да и про Гражданскую (уникальную войну, когда противостояние Добра и Зла; Плохих и Хороших, достигло такого накала, что земное родство и впрямь перестало что-либо значить, уступив своё первенство в иерархии моральных ценностей родству истинному, то есть духовному), всегда невольно сравниваем свои проблемы с тем, что было во время Войны, и те из нас, у кого горячее сердце и холодные головы, не могут не понимать, что все наши проблемы — по сути дела, надуманная хуйня.
Наши деды оставили нам всё же очень неплохое наследство. Это наследство — сила. «Простая» и «банальная» Сила Духа. И за это им самое настоящее и искреннейшее спасибо!
Когда я смотрю на жалких тварей, которым их проблемы кажутся именно что Проблемами, мне всегда либо скучно, либо же я испытываю некий внутренний напряг с тем, чтобы изыскать в себе силы ещё и на то, чтоб ничем не выдать своего истинного к ним отношения, ибо жалкие твари на то и жалкие твари, что их… жалко, и говорить им что-либо бесполезно — у них просто такой «договор». У убогих людей убогие договоры. Это вещи взаимосвязанные. А как по-другому-то? Короче говоря, пищеварение у Ксени постепенно наладилось.
Мы всё время были с ней вдвоём. Мы ели, гуляли, купались, спали. Во время её дневного сна я умудрялся даже что-то делать с музыкой: забивал в компьютере новые песни для «Новых Праздников» (за год работы у Игоряши я сочинил целых две!:) И обе исключительно в транспорте, то есть чисто у себя в голове без инструмента) и концертные минуса наиболее удачных старых («Метрополитен», «Тагудада», «Письмо», «Я тебя ждала»). Я знал просто простую вещь: если именно сейчас я, под влиянием обстоятельств, всё брошу, это уйдёт от меня совсем уже навсегда. А на хуй Ксене такой отец-совок? Нет, я не понимал этого и не понимаю сейчас. Понимаю одно: тот, кто не понимает того, что я сейчас говорю, безнадёжен. Опять же не его, мудака, вина, но я вижу именно так. Ибо на самом деле виноваты все. Во всех уродствах мира виноват каждый, кто находит его уродливым. Аминь, как говорится.
По вечерам я продолжал молиться своим разноцветным звёздам, и уже знал, что Да всё же вернётся к нам.
На следующий день после того, как я очистил нашу с Ксеней лубяную избушку от мамы-лисы, она позвонила мне на мобильник, когда мы гуляли в одном из окрестных дворов, и стала рассказывать, как я, де, подвёл свою двоюродную сестру, игоряшину дочь Веронику, ибо она, мол, уже договорилась в 31-й больнице о месте для Да; о том, в сколь нелёгкое положение я её поставил и о том, какое вообще я говно, и что-то ещё про то, как можно и как нельзя обращаться со своими родственниками. «А идите-ка вы все на хуй!» — сказал я и нажал кнопочку с «красной трубкой», зная, что теперь либо она позвонит мириться со мною первой и на моих условиях, либо же мы не будем с ней общаться уже никогда. (Через пару-тройку недель мама, взвесив все «за» и «против», конечно, перезвонила. Ни о каком моём подлом расчёте тут и речи идти не может, потому что я повёл себя с ней так практически в первый раз, о чём, к слову, до сих пор не жалею.) Как говорится, да кто, блядь, все эти люди, по милости которых я живу, считай, в шалаше с женою, дочерью и кошкой, (в которой безусловно душа моей бабушки Марины Алексеевны Скворцовой), в то время, как даже по юридическим нормам мне было положено нечто гораздо большее, ни говоря уж о человеческих отношениях между якобы близкими людьми!
Потом позвонил Игоряша. Спросил, когда я выйду на работу так, будто он не знал, что Да в больнице, а я сижу с ребёнком один. Я ещё раз объяснил ему ситуацию — хули, раз он такой «забывчивый»:). Сказал, что я на бюллетене. «Максим, ведь это твоя работа! Ты должен об этом помнить!» — сказал мне Игоряша.
Ёпти. Смешной он, право слово. Моя работа — овец заблудших на Путь Истинный наставлять, спасая, таким образом, Мир. И уж о чём-о чём, а об этом я не забываю никогда.
Прошла ещё неделя, и однажды воскресным утром — о, чудо! — мне позвонила Да и сказала, что сейчас приедет и целый день будет с нами, но к вечеру ей пока необходимо вернуться.
Я ужасно обрадовался! Взял на руки Ксеню и сказал: «Ты представляешь, сейчас приедет наша мама!»
Когда через двадцать минут действительно приехала Да, Ксеня не сразу её узнала, — всё-таки она была ещё очень маленькая, — она посмотрела на Да, потом на меня, как будто уточняя, всё ли нормально, но через пару минут всё стало опять хорошо. «ЛюбЮк! Моя любимый любюк!» — говорила Да, прижимая её к себе. Мы даже сходили вместе погулять.
Вечером Да уехала, но через два-три дня её выписали совсем. Стоит ли говорить, что это был один из дней наиболее яркого счастья в моей жизни. Кроме шуток.
Накануне я опять беседовал по телефону с Игоряшей. Он спросил, собираюсь ли я дальше работать. Я сказал, что если в этом есть необходимость для Центра, я готов работать на полставки, пока он не найдёт мне замену. (Конечно, мы с ним стоим друг друга — хули, потомки раввина:).) Тогда он сказал, что, в принципе, уже взял человека на моё место. «Слава яйцам! Что-нибудь придумаем!» — сказал кто-то внутри меня.
Так в моей жизни «закончился» Игоряша, ИБО (:))… я победил его…
